Исцеление Ильи Муромца
Ай во том было селе да во Качарове,
Там ведь жил-то был богатой-от хресьянин-от,
Ай богатой-от хресьянин-от Иван да Тимофеевич.
Ему дал-от Господь сына единого,
Ай единого сына-та любимого,
Ай по имени — Илейко сын Иванович.
Еще стал-то Илья у них пяти годов, —
Што сидит-то он, да всё не ходит он;
Еще стал-то Илья да десяти годов, —
А не служат у ево всё ножки резвыя;
Еще стал-то Илья и двадцети годов, —
Не несут-то ево всё ножки резвыя;
Еще стал-то Илья и тридцети годов, —
Не несут всё, не служат ножки резвыя.
На печаль-то пали ево родители:
— Што едино у нас цадышко убогоё,
Да убого моё цадышко, безногоё! —
Как пошли-то Иван свет Тимофеевич,
Со своей-то пошел да с молодой жоной,
На тяжолу-то пошли да на работушку.
Ай на ту ли на тяжолу — хлебопашество;
Посадили своего цада любимого,
Ай любимого цадышка, всё милого,
Ай того ли Илью да свет Ивановича,
Посадили на кирпишну всё на печоцку;
Говорили они ему таки слова:
— Ай сиди ты до нас, нешевелимой будь,
Не пади-косе ты, да не убейсе ты. —
Он немного посидел-то после батюшки,
Уж ты гой еси, ты цадышко единоё,
Ты едино, ты цадышко любимоё,
А по имени ты всё Илья ты всё,
По очётеству да всё Ивановиц.
Ты подай-ко ты милостину спасёную:
Ай напой-косе нас пивом хмельныим,
Хмельныим да пивом сладкиим. —
Говорил-то Илья, скоро ответ держал,
Отвечает скорёшенько Ивановиц:
— Уж вы гой еси, мои милы калики вы,
Перехожие спасены, переброжия!
Вы зайдите-тко, подите вы ведь в дом ко мне. —
Заходили калики ево в дом к нему.
Говорил-то Илья да он таки реци,
Што Ивановиц-от да со слезами он:
— Перехожи вы калики, переброжия,
Я бы рад-то вам подать я милостинку всё спасёную:
У моего-то у родного у батюшка
Есть довольно у ево всё золотой казны,
Што прископлёна казна, всё присодвигнута, —
Не могу сойти со печки со кирпичною. —
Говорили калики перехожия:
— Ты как дай хошь нам напиться пива сладкого.
— Есть у батюшки-то пива всё ведь боцками, —
Не могу сойти со печки со кирпишною. —
Говорят-то всё калики перехожия,
Перехожии калики, переброжии:
— Ты сойди, сойди, Илья, со печки со кирпишною.
— Я сижу, братцы, на печке я единой день, —
Не могу ходить на ножоцках я тридцеть лет.
Говорят ему калики перехожия:
— Растяни-ко ты, расправь свои-ти ножки резвыя,
Ты сойди теперь со печки — они понесут тебя.
Понесут тебя, удержат ножки резвыя. —
Он расправил на печке ножки резвыя, —
У ево ведь резвы ножочки всё растянулисе;
Соходил же он со печки со кирпичною. —
У ево ведь резвы ножочки — как век ходил.
Он пошел-то скоро сам за золотой казной,
Подават-то каликам перехожиим:
Говорят ему калики, всё ответ держат:
— Не возьмем-то мы твоей всё золотой казны:
Принеси ты нам напиться пива сладкого.
Нацедил, сходил на погрёб, чашу пива сладкого,
Подаваёт все каликам перехожиим.
Перехожим каликам, переброжим тут,
Подаваёт ведь он ото всей радости;
Он ведь кланеется им всё до сырой земли,
До сырой ли до земли, до ихних резвых ног.
Они попили-то тут да пива сладкого,
И немного они чаши оставляли тут.
Оставляли они чаши, подают ему:
— Ты возьми у нас испей, да ты Илья же свет;
После нашего питья — да мы скажем тебе —
Теперь будь-ко ты, Илья, да по имени,
Еще будь-то ты свет да Муромец,
Илья Муромец да свет Ивановиц.
Каково ты во себе слышишь здоровьице?
— Я ведь слышу по себе — да теперь здрав совсем,
Теперь здрав-то совсем, всё здоровешенек.
— Мы скажем теперь про то, тебе поведаем:
Принеси-ко ты еще пива другу чашу. —
Он всё рад бежать за пивом Илья Муромец,
Илья Муромец бежать да сын Ивановиц,
Нацедил-то он другу да пива сладкого,
Он принес-то всё каликам перехожиим.
Испивали калики во другой након,
Оставляли ему да ту полчаши всё:
— Пей-ко ты, Илья, да Илья Муромец.
Потому мы тебя назвали, што — Муромец,
Мы по-вашему зовем да все по городу:
Ты живёшь все во городи во Муроми. —
Выпивал-то Илья да все из чаши тут.
Говорят ему калики перехожия,
Перехожи калики, переброжия:
— Ты ведь слышишь ли в себе теперь каку
силу? — Отвечает Илья, да Илья Муромец,
Илья Муромец, да сын Ивановиц:
— Я ведь слышу-ту силушку в себе великую;
Кабы было кольцо в матушке в сырой земле,
Я бы взял-то я сам бы единой рукой,
Поворотил бы всю матушку сыру землю. —
Еще тут-то калики говорят да промежу собой:
— Как мы ведь силы-то тебе много дали —
Ай не будет носить-то тебя матушка сыра земля. —
Говорят калики перехожия:
— Принеси-ко нам пива во третей након. —
Он принес-то сходил да во третей након.
Ай ведь попили они, немного этот раз оставили.
— Допивай, — ему сказали, — пиво сладкое. —
Он ведь допил у них да пиво сладкое;
Говорят они ему все таковы слова:
— Ты ведь много ли себе теперь имеешь всее силушки,
Ай ты слышишь по своим-то могучим плечам?
— Я ведь чую в себе, слышу силы в половиночку:
В половины у меня всё силы сбавилось. —
Говорят они ему всё таковы слова:
— Вели батюшке купить себе ты жеребёночка,
Жеребёночка купить, да штобы серого,
Штобы серого купить да на манер всё белого;
Ты ведь пой-косе своего жеребёночка,
Ты ведь пой его да на реке Муравенке,
Ай кататьсе давай ты ему в трех росах,
Как бы в трех его росах: да во первой росе,
Во первой росе катай всё во Иванскою,
Во второй росе катай ты во Петровскою,
Во третей росе катай коня в Ильинскою;
Ты давай ему кататьсе в зеленых лугах, —
Тебе будет ведь конь-то служить правдой-верою:
Побеждать-то будешь на коне, всё бить многих
богатырей;
Еще конь-от будет всё товарищ твой
И топтать будет ногами силу всё неверную,
Пособлять будет тебе, любимому хозяину. —
Ай еще ему калики-ти говорят тут,
Што говорят-то тут да ему всё рассказывают:
— Ты теперь, после того-то заведи ты себе латы
богатырские.
По своей силе имей палицу тяжелую;
На коня-та ты наложь седёлышко да кипарисное;
Ты еще-то возьми-купи да плетку шелкову,
Плетку шелкову да всё копье-то бразуменское,
Не забудь ты еще да сабли вострою,
Ты тово еще ножа да всё булатного.
Ты возьми теперь себе положь какаго-нибудь
кушанья,
Отправляйся ко батюшке все на поле,
Ко своей-то ко родимой милой матушке;
Ты снеси-ко поди им пообедать-то,
Расскажи-косе им, да мы тебе сказали што. —
Он ведь рад тому Илья-та был все Муромец,
Илья Муромец рад да сын Ивановиц.
Походят-то калики, собираютце,
Говорили Илье, да Илье Муромцу:
— Ты еще-то будешь ездить во чистом поле;
Во чистом-то поле тебе да смерть не писана, —
Ты не бойся ездить по чисту полю. —
Еще тут-то калики стали всё невидимо;
Он негде-то больше не завидел тут,
Не завидел тут, да они прочь ушли,
Он скоро собирал да питьё, кушанье,
Он понес-то к родителю ко батюшке,
Ко тому ли к Ивану Тимофеевичу,
К родной матушке да к Епестеньи к Александровне,
Подошел он скорёхонько ко батюшке;
Увидал-то ево всё родной батюшка;
Еще тут они да обрадели же,
Обрадели, тому да были рады-ти.
Он принес-то им обед, да принес кушанье;
Он ведь сказыват своему отцу-батюшке,
Он тому ли Ивану Тимофеевичу:
— Как пришли ко мне калики под окошоцко,
Закрычали у меня да под окошоцком,
Запросили они милостины всё спасёною;
Я ведь так им отвечал, смело ответ держал:
«Не сойти, калики, с печки со кирпичною».
Попросил-то их скорёхонько к себе я в дом.
Запросили напитьце у меня ведь пива тут,
Они пива-то хмельнёго все сладкого;
Я принес-то чашу-ту полнёхоньку.
Не могли они допить, всё мне оставили:
«Допивай-ко ты, — сказали, — из чаши и здоров
будешь».
Я повыпил все из чаши-то и здрав тут стал,
Я ведь здрав тут стал да здоровешенек.
Наливал-то, приносил да я другу чашу;
Выпивали-то из той чаши да половиночку;
Допивал-то я у их да чашу всю до дна.
Говорят калики мне, да всё выспрашивают:
«Уж ты слышишь ли в себе силу великую?»
Я сказал-то им, скоро ответ держал:
«Я тут слышу в себе силушку великую:
Кабы было кольцо земле великое,
Я принялсе был своей всё единой рукой,
Поворотил бы я матушку сыру-землю».
Говорили мне они да извещали тут:
«Не заносит тебя матушка сыра-земля,
Принеси, — мне говорят, — пива третью чашу».
Выпивали-то из чаши половиночку.
Допивал-то я ведь чарочку ведь всю до дна.
Говорят-то мне калики, всё ответ держат:
«А, вёлику ли ты силушку слышишь в себе теперече?»
Говорил-то я им да всё рассказывал:
«Я теперь силу слышу в половину всё».
Говорили они да мне-ка всё про то:
«Ты пойдешь к своему ко родну батюшку, —
Ты скажи ему про то да всё поведай-ко:
Ай купил штобы тебе он жеребёночка,
Ай не серого штобы, да он не белого;
Ай под старость-ту он будет-то как белой-от».
Ай поить они велели ключевой водой,
Ай кормить они пшеницей белояровой,
Ай катать они велели, водить в трех росах:
Во первой-то во росе они в Иванскою,
Во второй они росе ево в Петровскою,
Во третьей они росе ево в Ильинскою,
Ай тогда у тя будет жеребёночек».
Они велели мне-ка завести латы богатырския,
Они палицу тяжолу по своим рукам,
На головушку мне шляпу сорочинскую,
И велели мне-ка завесьти всё плёточку шелковую,
Да еще мне-ка велели саблю вострую,
Да еще мне-ка велели всё булатен нож,
Да еще мне-ка велели-то востро копьё да бурзаменское
Ай седёлышко велели кипарисного всё деревца. —
Ай тут батюшко ево да тому рад он был.
Тому рад-то он был, весьма радешенек,
Он бежал-то скорёшенько тут, скоро из чиста поля;
Он хвалу-то приносил Богу небесному,
Во-вторых-то он царице. Божьей Матери,
Во-третьих-то всё калик да перехожиих:
— Они были у меня да не просты люди,
Не просты были люди, да всё святы отцы:
Исцелили у меня сына единого;
Заслужили у его ведь ноги резвыя. —
Ай купил он ведь жеребёноцка,
Выбирал он по велёному да как по писаному;
По рассказанному-то всё да дело делал тут,
Дело делал он да коня ростил-то;
Он ведь дал за жеребёнка пятьдесят рублей,
Он поил ево свежой всё ключевой водой,
Как ведь он кормил пшеницей белояровой,
Он водил ево да по ночам в луга,
Он катал ево да всё во трех росах:
Во первой-то во росе катал Ивановскою,
Во второй-то во росе да во Петровскою,
Во третьей-то во росе да во Ильинскою.
Тут ведь коничек у них да стал побегивать,
На шёлковой на узде да стал поскакивать.
Еще стал-то Илья Муромец коничка объезживать;
Тут скакал-то ево всё как добрый конь,
Он повыше-то выскакивал лесу стоячего,
Он пониже-то облака ходячего,
Через стены, через башни перескакивал;
Он ведь речки-ти, озёра небольши-ти промеж ног
скакал.
Ай больши-ти таки реки перескакивал.
Тут купил ведь Илья Муромец да сын Ивановиц,
Он себе же завёл латы богатырския,
По рукам-то купил палицу тяжёлую,
Надевал-то на конёчек седёлышко всё кипарисное,
Он ведь брал-то тут себе да копьё вострое,
Копьё вострое всё брузаменскоё,
Надевал-то он шляпу сорочинскую,
Прибирал-то он в леву руку да плётку шёлкову;
Он молился на восточну святу сторону.
Поклонилсе род ну батюшке во резвы ноги.
Родной матушке да во резвы ноги:
— Дай-ко, батюшко, мне всё благословеньицё,
Со родимой со моей да родной матушкой—
Назову я вас, родители, по имени:
Уж ты, батюшко Иван свет Тимофеевич,
Родна матушка Епистимия свет да Александровна!
Пожелайте, порадейте всего доброго,
Всего доброго мне, всего хорошего. —
Говорили его честны родители;
— Поезжай-ко ты, наше чадо милое,
Тебя Бог благословит, чадо любимое!
Тебе надоть уж ехать, тебе ведено,
Што у тех тебе калик да перехожиих,
Перехожиих всё калик да переброжиих.
Поезжай, нашо родимо мило дитятко.
Поезжай-косе теперь да во чисто поле;
Из чиста поля приедь-ко в красен Киев-град,
Ко своему ты ко красному ко да солнышку,
Всё ко ласкову князю ко Владимиру,
Што о той лико княгине к Апраксеи королевишны;
Приезжай-ко ты всё к им по-учёному:
Уж ты крест-то клади да по-писаному,
Ты поклон-от веди да по-ученому;
Ты ведь кланяйсе своему красну солнышку,
Еще ласковому князю всё Владимиру
Со княгиней с Апраксеей королевишнёй;.
Князьям боярам всем ты низко кланяйсе,
Всем солдатушкам, полкам ты новобранныим,
Всем своим-то ты богатырям всё поединщичкам,
Обойдись-ко ты с ими всё по-учёному,
Ознакомляй-косе ты с ними всё по-хорошему. —
Он поехал-то в славен Киев-град;
Приезжал-то всё ко князю ко Владимиру, —
Не приворачивал он всё да во чисто поле,
Сам приехал-то ко князю на широкий двор,
Соходил-то со добра коня скорёшенько,
Он ведь шел-то всё да по-учёному:
Всем тут кланелсе на сенях-то низёшенько:
— Пропустите, доведите-ко меня до красна
солнышка,
До того меня до князя до Владимира. —
Доводили его да тут близёхонько.
Он ведь крест кладет да по-писаному,
Он поклон-от ведёт всё по-учёному.
Он ведь молитсе всё Спасу Пречистому,
Он творит-то всё молитву-ту Исусову.
Поклоняетсе царице, Божьей Матери;
Бьет челом всё князю-то Владимиру,
Он ведь той княгине Апраксее королевишны;
Поклоняетсе князьям-боярам тут
На четыре на все да на стороноцки.
Говорит-то он сам да он таки слова:
— Уж ты гой еси, красно моё солнышко,
А ведь ласковой князь да ты Владимир-свет!
Мне-ка съездить-то благослови-ко во чисто поле,
Мне прибрать в чистом поле себе дружиночку
хоробрую, —
Послужить-то мне тебе да верой-правдою,
Верой-правдою тебе-ка неизменною —
Што за те ли за Божьи церкви соборныя,
Што за те мне за монастыри спасёныя,
Што за тебя-то за князя со княгинею. —
Все слова-ти таки хороши князю полюбилисе,
Полюбилисе слова ему, понравились.
Говорил-то князь Владимир стольнё-киевской:
— Ты ведь чей такой ученой доброй молодец?
Ты скажи-ко, скажи про то, поведай мне:
Еще как тебя ведь, доброй молодец, да звать по имени,
Звеличать тебя я буду из отечества:
Какого ты села, какого города,
Ай какого отца, какой ты матушки? —
Отвечает ему скоро доброй молодец:
— Ай я города-та всё я ведь Мурома,
Я села-то всё да я Качарова,
Ай по имени зовут меня да Илья Муромец,
По отци-то звеличают сын Ивановиц,
Еще тот ли я богатырь сильнёй-от, могуцой-от,
Благослови мне съездить во чисто поле, —
С неприятелем поборотисе,
Ай со русскими богатырями мне да поздороватьсе,
Поздороватьсе мне да познакомитьсе,
Мне прибрать себе дружиночку мне храбрую.
Мне крестами-ти всё с ними побрататьце, —
Говорит-то князь Владимир таковы слова:
— Ай тебе-то, доброй молодец, да воля вольная,
Воля вольная тебе да путь широкая!
Поезжай-ко во четыре во все стороны,
Поезжай-ко ты ведь с Богом во чисто поле,
Находи-ко ты могучих богатырей;
Приезжай ко мне из поля на почесён пир.
Уж те быть надо всеми в поли над богатырьми,
Надо всеми-то быть да атаманами,
Распорядителем быть, ты, Илья Муромец.
Казаком ты над ими, да сын Ивановиц. —
Он поехал тут во чисто поле;
Он наехал богатырей в белых шатрах:
Во-первых нашёл Добрынюшку Никитича,
Во-вторых нашёл Алёшеньку Поповица;
Он ведь тут с ими скоро все знакомитсе;
Он побраталсе крестами золотыми тут.
Называет их крестовыми всё братёлками.
Он нашел еще Дунаюшку Ивановича,
Называет-то крестовым он всё брателком;
Он еще нашел Самсона Сильнёго,
А нашел ведь он да Пересмяку со племянником,
Он нашел еще Чурила-света Плёнкова,
0н нашел еще ведь Ваньку всё боярского
По фамилии его — да всё Залёшанин,
Он нашел еще Ваньку генеральского.
Надо всеми он был да атаман большой,
Потому был атаман большой — силушкой
был он сильнее всех;
По-другому еще был, што не писана-то смерть
да во чистом поли.
Говорят ёму богатыри да всё выспрашивают:
— Мы ведь как тебя теперь будем да звать
по имени,
Звеличать-то как теперь мы из отечества?
— Вы зовите меня да Илья Муромец,
Хошь и так еще зовите: старой-от казак
да Илья Муромец,
Из отечества вы звеличайте сын Ивановиц. —
Они стали по чисту полю да все поезживать,
Всю покорность-ту держать да Илье Муромцу,
Илье Муромцу да сыну всё Ивановицу.
Еще тем старина ли вся и кончилась