Традиционная казачья свадьба

Пятигорский государственный лингвистический университет

Реферат

по культуре народов Северного Кавказа

на тему:

« Традиционная казачья свадьба».

Выполнила:

Студентка группы 103

ФГСУ

Бетуганова Ж. Р.

Научный руководитель:

доц. Волова Л. А.

Пятигорск 2003г.

Содержание :

     Введение.

1.    Добрачные отношения молодёжи.

2.    Предсвадебные обряды.

3.    Свадебная обрядность

Заключение

Примечание и список литературы.

Введение.

Терское казачество — старейшая группа русского населения Северного Кавказа. Культура этой группы представляет двоякий Интерес — как один из вариантов восточнославянской культуры и как культура одной из этнических общностей Северного Кавка­за. Однако многие компоненты культуры казачества изучены далеко не достаточно. К ним относится и свадебная обрядность. Л. Б. Заседателева уделила около 30 страниц своей монографии свадебным обрядам терских казаков '. Но поскольку объектом е^ исследования было все терское казачество в целом, она не могла подробно описать или тщательно проанализировать особенности обрядов тех или иных локальных групп казачества, в частности, казачества Кабардино-Балкарии. Между тем, эти особенности очень важны как для изучения восточнославянской свадьбы, так и для изучения культуры народов Кабардино-Балкарии.

Ценные сведения о традиционной казачьей обрядности со­держатся в двух довольно подробных описаниях свадеб конца XIX—начала XX в². Кроме того, в статье использованы мате­риалы, собранные в ходе этнографических экспедиций в 1986— 1988 гг. в станицах Екатериноградская, Приближная, Солдатская, Котляревская, Александровская и в городе Прохладном. В этих материалах зафиксированы обычаи, в лучшем случае, предрево­люционных лет, а большей частью — 20-х гг. нашего века- Но поскольку в 20-е г. в станицах еще сохранялась традиционная свадебная обрядность, полевые материалы вполне могут быть привлечены для ее изучения. Использованные источники позволя­ют выявить основные особенности и варианты казачьей свадьбы на территории Кабардино-Балкарии, проследить, как изменялась свадебная обрядность в конце XIX — 20-х гг. XX в., наконец, поставить вопрос о происхождении обрядов терского казачества.

На территории Кабардино-Балкарии первая станица — Ека-териноградская—появилась в 1777 г. В ней поселили волжских казаков, которые за 30 лет до того были переселены на Волгу с До­на и сохраняли все обычаи донского казачества. К середине XIX в. на территории Кабардино-Балкарии было уже 7 станиц:

Екатериноградская, Прохладная, Приближная, Солдатская, При-шибская, Котляревская и Александровская. В дальнейшем их число не увеличивалось. Казачье население станиц сформирова­лось из 4 основных групп: 1) волжских казаков—ст. Екатери­ноградская; 2) однодворцев — ст. Приближная и Солдатская;

3) переселенцев с Украины, которые жили во всех станицах на территории Кабардино-Балкарии, а в ст. Прохладной и Пришиб-ской составляли большую часть казачества; 4) отставных сол­дат — ст. Солдатская, Котляревская, Александровская. Эти груп­пы, особенно последняя тоже были этнически неоднородными — среди отставных солдат встречались выходцы из разных губер­ний России. В результате этнический состав как казачества в целом, так и населения отдельных станиц, был довольно сложным.

Каждая станица, независимо от этнического состава населения, делилась на несколько частей — краев. В некоторых станицах, например, в ст. Екатериноградской и Солдатской, жители разных «краев» отличались друг от друга происхождением, языком или го­вором.

2. Добрачные отношения

молодежи

Различия между станичными «краями» ярче всего проявлялись в поведении молодежи. Молодым неженатым казакам небезопасно было даже появляться в другом «краю» станицы и особенно опасно было ухаживать за девушками того «края». Между моло­дыми казаками разных «краев» одной станицы нередко происхо­дили драки, чаще всего из-за девушек. Свататься можно было и к девушке с другого «края» станицы, но в таком случае жених должен был дать ребятам того «края», где жила его невеста, своего рода выкуп — папиросы, водку или вино, иначе они могли его избить ³.

-п Внутри одного «края» молодые парни и девушки довольно свободно общались между собой. Весной и летом они собирались на улице, в степи, на выгоне (со дня Пасхи), в лесу (с Троицы). Небольшая группа молодежи одного возраста обычно называлась гуртом, реже в этом значении употребляли слово карагод. Они пели, танцевали, играли в различные игры. Зимой ребята и де­вочки, начиная лет с 14, собирались на посиделки, вечеринки (ст. Екатериноградская, Приближная, Котляревская) или досв1т-ки (ст. Прохладная, Солдатская). Для этого каждый гурт нанимал какую-нибудь хату, чаще всего у одинокой женщины. Реже быва­ло, что собирались дома у кого-нибудь из участников вечеринки На таких вечеринках девушки занимались работой — шили, пряли; вязали. Но успевали они и повеселиться вместе с ребятами — песни, игры-продолжались до поздней ночи. Здесь же все соб­равшиеся обычно ужинали и ночевали ⁴. Вечеринки, и досвитки проходили без участия и без контроля взрослых, но молодежь не злоупотребляла своей свободой; Как писал один из жителей ст. Прохладной, «несмотря на то, что девушки и парни вместе проводили целые ночи, в их отношениях строжайшим образом соблюдалась скромность и благопристойность» ⁵- Однако в конце XIX в., после того как через Прохладную прошла железная дорога, и эта станица стала превращаться в крупный торгово-ремесленный центр, положение изменилось. Досвггки тогда «по­лучили новый, совсем нежелательный характер, вследствии чего в конце 1886 года по общественному приговору этот обычай запрещен»⁶- В других же станицах вечеринки продолжались вплоть до 20—30-х гг., и все это время они сохраняли благо­пристойный характер.

С того возраста, когда девушка начинала посещать вечеринки (то есть лет с 14), у нее мог появиться ухажер. В некоторых слу­чаях они встречались на протяжении нескольких лет, но далеко не всегда вступали в брак. Согласно существовавшим тогда нормам приличия, на вечеринках дозволялось обниматься и це­ловаться, но не более того. Причем, такие вольности допускались только в молодежной среде. В присутствии старших, особенно родителей, молодежь вела себя совершенно иначе. Считалось, что парню и девушке должно быть «стыдно» даже просто идти вдвоем по улице. Ухажер никогда не приходил домой к своей де­вушке, она, в свою очередь, обходила далеко стороной его двор. Они явно избегали родителей друг друга.⁷

Если все же приличия были нарушены, что бывало редко, девушку ожидало суровое наказание. «Замеченная в безнравственном проступке девушка уже не могла выйти замуж за каза­ка...» ⁸ Но даже когда она выходила замуж, ей не удавалось избежать позора. Особенно тяжелым бывали последствия, если девушка забеременела до брака. Ее могли отказаться венчать в церкви, с нее во время свадьбы срывали фату, иногда она выхо­дила замуж без свадьбы. Бывало, что такая девушка кончала жизнь самоубийством. Опозорена была не только она, но и вся ее семья. На ее сестрах никто не хотел жениться ⁹.

Брачный возраст. В дореволюционное время браки у казаков заключались в довольно раннем возрасте. Девушки выходили замуж лет с 16, но чаще всего в 17—18 лет. Девушка старше 20 лет во многих станицах считалась уже старой девой (в станице Ека-териноградской их называли передойками}. Жениться на ней мог только вдовец с детьми ¹⁰.

Казаки женились обычно с 18, но изредка даже в 17 лет, чтобы скорее привести в дом работницу. Обычно в 21 год, когда казак шел на военную службу, он был уже женат. Тех, кто долго не женился, в ст. Прохладной называли кабардинскими парубками — кабардинцы в отличие от казаков женились поздно ¹¹.

Выбор жениха и невесты. Хотя до брака молодые казаки и девушки свободно общались между собой, встречались и на ве­черинках, и на улице, и во время праздников, право выбора жени­ха или невесты принадлежало родителям, которые далеко не всегда считались с чувствами своих детей. До революции суще­ствовало множество барьеров для заключения брака — на­циональных, религиозных, сословных и др. В конце XIX — начале XX в. казаки не вступали в брак с кабардинцами или другими на­родами Кавказа. Казачку не выдавали замуж за иногороднего — у иногородних не было земли. Но и казак не женился на иного­родней, боясь, что его засмеют- Казаки и иногородние тало обща­лись между собой. Даже разговаривать с иногородним считалось предосудительным для девушки-казачки. После революции многие из барьеров исчезли, и в 20-е гг. браки между казаками и нека­зачьим населением уже могли заключаться, хотя и тогда они былиеще редкостью.

Когда выбирали невесту, обращали внимание прежде всего на то, как она работает, что умеет делать,— именно в качестве работницы она нужна была семье жениха. Но учитывали также имущественное положение и репутацию семьи, из которой брали девушку. Приблизительно те же требования предъявляли родители девушки к жениху и его семье. Кроме того, в каждом конкретном случае принимались в расчет многие другие обстоятельства- На­пример, девушку отказывались выдать замуж в большую семью, потому что положение снохи в такой семье было особенно тяже­лым, и т. д. Решая, на ком женить сына или за кого отдать дочь, родители советовались со своими родственниками, но последнее слово оставалось за отцом. Он мог сказать дочери: «Не за кого ты хочешь, а за кого я отдам» ¹²- Конечно, не все отцы и особенно матери (если не было в живых отца) отдавали дочерей замуж насильно. В 20-е гг. чаще, хотя и не всегда, при заключении брака родители стали учитывать желания своих детей.

Если даже девушке не нравился жених, за которого ее хотели выдать родители, она очень редко решалась пойти против их воли. В таком случае ее мог похитить тот, за кого она хотела выйтизамуж. Бывало даже, что невесту похищали прямо во время свадьбы, едва ли не с церковных ступеней '³. После этого ее роди­телям приходилось смириться с ее выбором и дать согласие на брак-- Но такие случаи составляли исключение. Гораздо чаще девушка подчинялась воле родителей-

3. Предсвадебные обряды.

Традиционную казачью свадьбу можно разделить на два основ­ных этапа. Первый из них составляли предсвадебные, подготови­тельные обряды, второй — собственно свадьба. В свою очередь предсвадебный цикл распадается на несколько обрядовых комплексов. Первый из них включает в себя сватовство, сговор, осмотр хозяйства жениха и т. п. Содержанием этого обрядового комплекса было достижение договоренности между родственника­ми невесты л жениха о предстоящем браке, об условиях его заключения. Одни из этих обрядов были общими для всех станиц, другие совершались только в некоторых.

Сватовство было первым обрядом предсвадебного цикла., Тех, кто сватал девушку, в большинстве станиц называли сватами, только в ст. Солдатской — по-украински — старостами. В ст. Про­хладной еще в конце XIX в. их тоже называли старостами, но позднее стали именовать, как и в других станицах, сватами (так же называли друг друга родители жениха и невесты). Сватов выбирали родители жениха, обычно из числа своих родственни­ков. Чаще всего к родителям девушки посылали 2—3 сватов, среди них были и мужчины, и женщины. Сватами, как правило, были люди пожилые, опытные, они обязательно должны были состоять в браке, причем, именно в первом браке — «первой судьбы». Вдовам, вдовцам, а после появления разводов и разведенным, никогда не поручали сватовство. Очевидно, существовало пред­ставление о том, что от выбора сватов зависела будущая судьба молодых. В дореволюционный период родители жениха и он сам никогда не шли в дом невесты до тех пор, пока не получали предва­рительного согласия на брак, но позднее это правило в некоторых станицам стали нарушать: сватать девушку мог пойти сам жених со своим другом или с кем-нибудь из родственников, а также его роди­тели.

Сватовство обычно происходило вечером. Придя к родителям девушки сваты заводили иносказательный разговор. Как сооб­щают информаторы, едва ли не во всех станицах этот разговор начинался с .вопроса: «У вас телочка продается?» или «У вас есть телочка продажная?» ^и Уподобление невесты телочке харак­терно Ht только для казачества и не только для восточных славян ^1;.                  ,                            .

-. В конце XIX—начале XX в. ни в ст. Прохладной, ни в ст. Екатериноградской родители девушки сразу не давали согласия на брак. Даже если им нравился жених, они откладывали оконча­тельный ответ на несколько дней или недель. Сваты приходили к ним во второй и в третий раз. В последующие годы церемония сватовства упростилась и сократилась; зачастую она завершалась в течение одного вечера. Если родители девушки согласны вы­дать ее замуж, то сваты тут же звали родителей жениха и его само­го или приходили все вместе на следующий день.

Когда предварительная договоренность о свадьбе была достиг­нута, у жениха и невесты спрашивали согласия на брак. Такое согласие они, как правило, .давали независимо от того, как в дей­ствительности относились к предстоящему браку. В станице Про­хладной и Приближной девушка отвечала своим родителям: «С вашей воли не выйду» '⁶.

' Осмотр хозяйства жениха. После сватовства родственники невесты шли или ехали к жениху печь смотреть, то есть осмо­треть дом, двор, хозяйство семьи, в которую они собирались отдать свою дочь. Практическое значение этот обычай имел только тогда, когда жених и невеста жили в разных станицах и родители невесты не знали его имущественного положения. Но в таком слу­чае жених мог их и обмануть — вместо своего двора показать им хозяйство богатого соседа '⁷. Если жених и невеста жили в одной станице (что бывало чаще), то ее родителям, конечно, было известно, насколько состоятельны их будущие родственники, но обычай соблюдался и в этом случае, хотя родственники невесты и жениха не столько осматривали хозяйство, сколько продолжали праздновать сватовство.

Кладка. Обычно в ходе сватовства родители жениха и невесты. договаривались о расходах на свадьбу. В ст. Екатериноградской в начале XX в. жених должен был заплатить родителям невесты «условленную сумму денег, от 10 до 200 рублей,смотря по состоя­нию. Иногда, вместо денег (или вместе с ними) жених дает одну или несколько лошадей, быков, коров, баранов или известную меру пшеницы, муки, проса, а иногда отдает рощу, сад и т. п.» ¹⁸. Это единственное упоминание о том, что родители невесты могли получить в качестве свадебного выкупа скот, рощу или сад. Как правило, взнос жениха состоял из денег, продуктов питания, предметов одежды или домашнего обихода, необходимых для при­даного. Например, в ст. Прохладной родители невесты получали от родителей жениха «пособие деньгами, водкой, вином, мукой и разными продуктами из домашнего хозяйства» . Все эти припа­сы были предназначены Для свадьбы. По свидетельству информа­торов, в более поздний период во всех станицах, включая и стани­цу Екатериноградскую, жених чаще всего платил родителям не­весты от 10 до 50 рублей. Иногда он покупал невесте свадебное платье, туфли или недостающую часть приданого — одеяло, шаль, юбку и т. п. В станице Приближной этот взнос называли клад­кой — как во многих регионах России. Впрочем, в этой же стани­це зафиксировано и другое его название — калым ²⁰. Но в отли­чие от калыма, известного многим народам Кавказа, кладка в ка­зачьих станицах не оставалась у родителей невесты, а тратилась ими на свадьбу или на приданое.

Сговор в конце XIX — начале XX в. совершался и в ст. Про­хладной, и в ст. Екатериноградской. Но если в ст. Прохладной сго­вор {змовини} сводился к переговорам между сторонами невесты и жениха о предстоящей свадьбе, о размере свадебного взноса, то в ст. Екатериноградской сговор был едва ли не главным обрядом предсвадебного цикла. Именно во время сговора здесь «сводили» жениха и невесту, а также заключали окончательное соглашение о свадьбе. В день" сговора торжественная процессия с песнями отправлялась из дома жениха в дом невесты. Во двор все входили свободно через открытые ворота, но дверь в комнату им открывали только после того, как сваха трижды читала молитву и просила пустить странников погреться. Родственники невесты усаживали пришедших за стол, угощали. Потом одна из девушек вводила в комнату невесту, которая подносила жениху рюмку водки и рюмку вина, просила отведать. Жених выпивал, целовал невесту, потом подносил ей водку и вино. В это время девушки пели:

И как тебе, Настасьюшка, не стыдно Чужого-то детинушку целовать...'

Затем невеста обносила вином и водкой своих родственников и родственников жениха. На этом своды заканчивались, но сговор продолжался; родственники жениха и невесты начинали класть руку, скрепляя договор о браке .

В таком виде сговор исполнялся в ст. Екатериноградской еще в начале XX в., но вскоре он как отдельный обряд перестал суще­ствовать и был забыт. Жители Екатериноградской, как и других станиц, стали ограничиваться тем, что во время сватовства спра­шивали у жениха и невесты согласия на брак. За пределами Кабардино-Балкарии сговор был одним из важнейших обрядов предсвадебного цикла во многих станицах на Тереке, на Дону (он мог также называться «рукобитьем» или «сводами»), песни, кото­рые пели там во время этого обряда, были очень похожи на песни станицы Екатериноградской ²². В том или ином виде сговор был известен всем восточным славянам, поэтому можно предположить, что когда-то он исполнялся не только в Екатериноградской, но и во всех остальных станицах на территории Кабардино-Балкарии, однако впоследствии слился со сватовством.

Согласие на брак родители девушки давали несколько раз — вначале сватам, потом родителям жениха во время сватовства, наконец, окончательное'^ Ст. Екатериноградской) — в ходе его вора. Как же выражалось согласие или отказ от брака? Во всех станицах сваты, направляясь в дом девушки, брали с собой хлеб и водку или вино. Все это было завернуто в платок или в полу одеж­ды. Если родители девушки не хотели выдавать ее замуж, то они возвращали сватам их хлеб и выпивку — это означало отказ. В станице Прохладной получение отказа обозначали термином ко­ряки лупать, в ст. Екатериноградской отказать — арбуз испечь, чайник навесить ²³. Иногда сваты, потерпев неудачу в одном доме, шли во второй, в третий, до тех пор, пока им не удавалось засватать какую-нибудь девушку. Если родители девушки согласны были выдать ее замуж, то

они принимали принесенные сватами или родителями жениха хлеб и водку. В ст. Прохладной еще в конце XIX в. во время сватовства, после того, как жених и невеста давали согласие на брак, и после общей молитвы мать невесты ломала (но не резала) на куски хлеб, принесенный «старостами», и раздавала его родственникам. Оче­видно, что вместе с молитвой этот ритуал должен был скрепить

договор о браке ²⁴.В ст. Екатериноградской в нач. XX в. во время сговора, после того как сводили жениха и невесту, их родственники начинали класть руку. Вначале родственники невесты, обернув правые руки в платки, фартуки и полы одежды, клали их на хлеб, принесенный отцом жениха, потом клали руки родственники жениха и сверху — его отец, который говорил, что после этого не должно быть никаких

отступлении от заключенных условии . " Эти обычаи и в ст. Прохладной, и в ст. Екатериноградской про­существовали только до начала XX в. Впоследствии их заменил другой обряд, который одинаково исполнялся и в ст. Прохладной, и в ст. Екатериноградской, и во всех остальных станицах на терри­тории Кабардино-Балкарии. Во время сватовства, после того, как жених и невеста давали согласие на брак, кто-нибудь из при­сутствующих, чаще всего невеста, разрезал принесенный сватами ' хлеб. обычно на 4 части, и давал их родителям жениха и невесты. С того момента, как девушка разрезала хлеб, она во всех станицах считалась просватанной '⁾⁶.  Этот обычай сохранился у казаков до настоящего времени. Известен он и за пределами Кабардино-Балкарии, в частности, на Кубани ²⁴. Во всех трех обрядах, скре­плявших договор о браке, важная роль отводилась хлебу. Очевид­но, в основе их лежало представление о том, что совместная трапеза объединяла людей, создавала тесные, даже родственные,связи между ними.

Запой. Важное значение в заключении брачного соглашения придавалось также совместному питью. Кроме хлеба,сваты прино­сили в дом жениха водку или вино. После того, как невеста разре­зала хлеб, родственники жениха и невесты вместе выпивали эту водку. В станицах Прохладной, Приближной, Котляревской этот- этап предсвадебной обрядности называли запоем ²⁸. Но и в других станицах согласие родителей девушки выпить принесенную сва­тами водку означало, что они согласны выдать ее замуж. Об это»? свидетельствует, в частности, песня, записанная в ст. Екатерино-градской. В начале XX в. ее пели девушки во время сговора, когда невеста обносила водкой своих родственников и родственников жениха. Впоследствии эту же песню с небольшими изменениями стали петь родственники жениха во время сватовства, после того, как невеста разрезала хлеб, а также по дороге к дому жениха, когда шли печи смотреть:

Пьяница, пропоиница И Машин батюшка Пропили Машу, , Пропили за мед, за горелку, За ви|{ную чару. Пойду по улице, ' Пойду по широкой, Два двора миную, Третий послушаю:

Что люди говорют, Моего батюшку бронют, Пьяницей называют²⁹.

Другие варианты этой песни исполнялись в терских станицах за пределами Кабардино-Балкарии, например, в ст. Ищерской,

а также на Дону ³⁰- Запой в том или ином виде существовал у всех восточных славян.

Возможно, что и некоторые другие обычаи должны были скрепить договоренность о свадьбе. В ст. Прохладной на следую­щий день после завершения сватовства и осмотра хозяйства же­ниха он вместе со своими родственниками шел к невесте, и она дарила им всем платки. В ст. Екатериноградской невеста дарила жениху платок по время сговора, когда подносила ему вино. Не исключено, что эти подарки служили своего рода залогом пред­стоящей свадьбы.

Так или иначе, когда соглашение о свадьбе было заключено и все необходимые обряды выполнены, ни одна из сторон не могла отказаться от брака, а если отказывалась, то должна была выпла­тить другой стороне определенную сумму денег.

Через несколько дней после сватовства родители невесты шли в дом жениха и там договаривались о том, на какой день назна­чить венчание. Обычно венчались через 2—3 недели или через ме­сяц после сватовства.

Первый этап предсвадебной обрядности, связанный со сватов­ством, был насыщен разнообразными обрядами, но после его окончания в предсвадебном цикле наступал как бы перерыв. Род­ственники жениха и невесты готовились к свадьбе, но каких-либо обрядов в этот период почти не было.

Посиделки и вечеринки. После сватовства, а в ст. Екатерино­градской после сговора, в доме невесты едва ли не ежедневно соби­рались ее подруги, помогали ей шить и вышивать приданое, а так­же подарки для жениха и его родственников — платки, кисеты, карманы для свекрови. Это и были посиделки (так их называли в ст. Екатериноградской в нач. XX в.). Кроме них устраивались ве­черинки — в доме невесты собиралась молодежь, проводила время в песнях, плясках, играх. Вечеринки, как и посиделки,во всех ста-. ницах проходили примерно одинаково, хотя названия их сохра­нились не везде. После ужина близкие подруги невесты (из ее гурта) оставались ночевать у нее. Жених тоже ночевал у своей невесты, а вместе с ним — те из его.друзей, которым девушки раз­решали остаться. В ст. Приближной жених по просьбе друзей поти­хоньку спрашивал у каждой из девушек, согласна ли она того или иного из них оставить ночевать. Спать укладывались парами:

невеста с женихом на кровати, девушки на полу рядом со своими ухажерами, но «сны эти невинны», как подчеркивалось в описании свадебной обрядности ст. Екатериноградской начала XX в. То же самое утверждают все участники вечеринок в этой и других стани­цах. По их словам, даже отношения жениха и невесты, не говоря уже об их друзьях и подругах, оставались до свадьбы вполне целомудренными ³¹-

За 2—3 дня до свадьбы начинался новый этап предсвадебной обрядности, связанный непосредственно с подготовкой к свадьбе. Некоторые обряды этого этапа исполнялись во всех станицах на территории Кабардино-Балкарии — это изготовление и украшение каравая, посещение кладбища невестой-сиротой, девичник.

Каравай. За день или за два до свадьбы во всех станицах пекли свадебный обрядовый хлеб. Он имел несколько разновидностей. Прежде всего, это был большой круглый каравай. Кроме него, почти во всех станицах готовили к свадьбе также продолговатый лежень. В ст. Прохладной в конце XIX в. пекли также калачи — витушки и круглый калач. Кроме того, во всех станицах к свадьбе готовили небольшие булочки — шишки, без которых и сейчас не обходится ни одна казачья свадьба-

В доме невесты каравай пекли обязательно во всех станицах, в некоторых (ст. Прохладная, Приближная) его пекли также и в доме жениха. В ст. Александровской у невесты пекли каравай, а у жениха — лежень.

Каравай украшали шишками и птичками из теста, калиной, но главным его украшением была ветка или верхушка дерева. В ст. Прохладной в конце XIX в. ее называли гНьцем — так же, как на Украине, но впоследствии появилось другой название — веси-ля. Это тоже украинский термин, которым первоначально обозна­чали свадьбу. В ст. Екатериноградской и Приближной не было особого названия для свадебного деревца. Часто его называли караваем, как и обрядовый хлеб.

 В ст. Солдатской веточку, укра­шавшую каравай, называли сосной, в ст. Котляревской — квит-кой. в ст. Александровской — просто веткой. Веточки для каравая срезали или сламывали с разных деревьев или кустов — с акации (ст. Екатериноградская), с тополя (ст. Приближная), с сирени (ст. Прохладная) и других. В ст. Котляревской и Александровской ве­точка была небольшой, разветвлялась на 3, в ст. Приближной — на 7 или 9 веточек, в ст. Екатериноградской это была целая вер­хушка дерева высотой более метра- В ст. Солдатской и Екатерино­градской со свадебного деревца снимали кору, оборачивали все ве­точки полосками теста и запекали в печи. В других станицах кору не снимали, ветки вместо теста оборачивали цветной бумагой. Свадебное деревце украшали лентами, бумажными цветами, в ст. Екатериноградской и Приближной на веточки вешали конфеты, орехи, шишки .

Каравай украшали девушки — подруги невесты. Свою работу они сопровождали песнями. Вот что пели в ст. Александровской:

А калина-малина На полгоре стояла, Да не сильно расцвела, Всего только два цвета:

Аленький да беленький. Аленький — Иванушка, Беленький — Марусенька, По конец стола стояла, В руках чару держала:

— Родимый мой батюшка, Изволь чару выкушать, Мои речи выслушать. Не отдавай меня, младу, Хоть годочек посижу,

Алы ленты доношу •".

Обычай печь свадебный каравай и украшать деревце или ветку — характерный признак южнорусско-украинско-белорусского варианта восточнославянской свадьбы, однако известен он не только восточным, но также западным и южным славянам — полякам, словакам, болгарам ³⁴. Происхождение и значение этого обычая занимало ученых еще в XIX в., однако и сейчас еще эти про­блемы не решены окончательно. Назвадие свадебного обрядо­вого хлеба — каравай или коровой обычно производят от слова «корова». Свадебное деревце, согласно одной из первых гипотез, высказанной еще в 1885 г. Н. Ф. Сумцовым, было символом жизни, выражало начало, расцвет новой жизни, супружество. По его мнению, «обхождение вокруг зеленеющего дерева вхо­дило в древнеславянский свадебный ритуал, и свадебное вильце служило заменой этого обычая в зимнее время» ³⁵. Не так давно было высказано предположение о том, что свадебное деревце является изображением «мирового дерева», которое, согласно мифологии многих народов, находится в центре мира и соединяет землю с небом и с подземным миром. Одновременно каравай мог иметь и другие, производные от этого, значения — быть предметом, приносимым в жертву богам, символом благополу­чия дома и т. п. ³⁶

Посещение кладбища невестой-сиротой было еще одним пред­свадебным обычаем. Она шла туда обычно накануне свадьбы, иногда в день свадьбы или один раз накануне, второй раз в день свадьбы, но в любом случае рано утром или даже ночью. На моги­ле отца или матери невеста причитала, просила у них благослове­ния. Подруги, сопровождавшие ее, по дороге на кладбище пели. В ст. Прохладной эти и все остальные свадебные песни исполня­лись на украинском языке и были очень близки к украинским пес­ням ³⁷. В других станицах пели другие песни и на русском язы­ке. Содержание всех этих песен сводилось к тому, что невеста просила своего отца или мать благословить ее, но они не могли этого сделать. Вот, например, песня, записанная в ст. Екатерино-градской:

Текет речка, низ колышется, С берегами не сровняется. Там сидела красна девица Вся Манюшка Ивановна, Жалобнехонько она плакала. Жалобней того, что причитывала:

-— Уж ты братец мой, брат родимый мой, Ты возьми узду все невладанную, Оседлай коня что ни лучшего, Поезжай-ка ты ко большой церкви, Ты возьми ключи позлаченные, Отомкни замки все турецкие, Приударь-ка ты во большой колокол, Не придет ли мой родный батюшка Благословить меня ³⁸

Очень похожие песни пели и в других станицах как на терри­тории Кабардино-Балкарии, так и за ее пределами, например, в ст. Ищерской и Слепцовской

3. Свадебная обрядность

После окончания всех предсвадебных, подготовительных обря­дов начиналась собственно свадебная обрядность. Первым днем свадьбы большинство информаторов считают день, в который происходило венчание. Иногда к свадьбе относят и предшествую­щий день, то есть день девичника, но это скорее исключение, чем правило. Венчались в церкви обычно в воскресенье- Продолжи­тельность свадьбы в дореволюционное время зависела от имуще­ственного положения семей жениха и невесты, но, как правило, на свадьбе «гуляли» не меньше недели. Впоследствии свадебная обрядность упростилась и сократилась, но во всяком случае тра­диционная казачья свадьба продолжалась не менее 3 дней.

В настоящее время во всех станицах и в бывших станицах, рас­положенных на территории Кабардино-Балкарии, свадьбу на­зывают свадьбой или свайбой. В конце XIX в. в ст. Прохладной свадьба имела украинское название — «весыля», но впоследствии этим словом стали обозначать только веточку, украшающую сва­дебный каравай.

Свадебные чины во всех станицах имели примерно одинаковые названия и функции. Жениха и невесту называли князем и княги­ней, молодыми. Жениха сопровождали его неженатые друзья и родственники — бояре. Главный из них назывался старшим боярином или просто боярином, или просто старшим, или шафе­ром (ст. Екатериноградская, Котляревская). Главным распоряди­телем на свадьбе был дружко — женатый мужчина, знаток обыча­ев. Чаще всего им становился родственник жениха, который сватал невесту. Во время свадьбы ему помогала сваха или сватка — за­мужняя родственница жениха, тоже принимавшая участие в сва­товстве.

У невесты были дружки — девушки, ее подруги и родственни­цы, среди них выделялась старшая дружка, которая сопровожда­ла невесту во время свадьбы. Как и у жениха, у невесты была своя свашка или подсвашка — замужняя родственница.

В ст. Прохладной в XIX в. в свадьбе принимал участие также шддружий, помогавший дружку, и св1тилка—сестра или другая незамужняя родственница жениха. Когда перед девичником жени­ха вели на посад к невесте, св1тилка несла деревянную шашку, украшенную цветами, со свечой. Св1тилка—типичный персонаж украинской свадьбы. В нач. XX в. она исчезла из свадебной обряд­ности ст. Прохладной.

В первый день свадьбы во всех станицах совершались много­численные и разнообразные обряды — венчание, выкуп невесты и ее приданого, осыпание молодых в доме жениха, раздел каравая, дары и т. п. Свадьбу относят к числу «переходных» обрядов. В ходе свадьбы жених и невеста переходили из группы молодежи в группу взрослых людей, состоящих в браке. Все свадебные обряды были так или иначе связаны с этим переходом.

Последовательность обрядов, совершавшихся в первый день •свадьбы, была разной в разных станицах.

В ст. Прохладной в конце XIX в. у зажиточных казаков было принято после венчания служить молебен в доме жениха, тогда жених и невеста шли туда из церкви. Однако чаще жених и невеста возвращались после венчания каждый в свой дом. Родители встречали своих детей с хлебом-солью и иконой. Жених и его бояре верхом, джигитуя по дороге, отправлялись домой к старшему боярину, потом по очереди ко всем остальным боярам. Точно так же невеста, но пешком, с песнями обходила всех своих дружек, начиная со старшей. Побывав у всех бояр, жених вместе с ними возвращался к себе домой, угощал их, мать жениха дарила им платки. После этого свадебный поезд отправлялся в дом невесты, поезжане получали там подарки от ее отца и уезжали. И только во второй раз поезд приезжал уже за невестой. Такой порядок исполнения обрядов первого дня свадьбы, когда после венчания жених и невеста возвращаются по домам и только затем жених едет за невестой, считается типологическим признаком южно-русско-украинско-белорусского   подтипа   восточнославянской свадьбы . Бытование его в ст. Прохладной вполне объяснимо — казаки этой станицы были потомками переселенцев с Украины. С течением времени последовательность проведения обрядов в первый день свадьбы в ст. Прохладной изменилась и стала такой же, как в других станицах на территории Кабардино-Балкарии. Вначале жених ехал за невестой, они вместе отправлялись в церковь, а оттуда в дом жениха. В такой последовательности свадебные обряды исполнялись в ст. Екатериноградской в начале ХХв.  К 20-м гг. таким был порядок первого дня свадьбы во всех станицах на территории Кабардино-Балкарии, в том числе и в ст. Прохладной. Такая последовательность свадебной обрядно­сти считается признаком северно-среднерусской свадьбы, однако она была распространена и на Северном Кавказе, и на Дону ⁴⁶.

Свадебной одеждой жениха была казачья военная форма — бешмет, черкеска, пояс с кинжалом. О том, как одевалась невеста, нет сведений ни в одном описании свадьбы конца XIX — нача­ла XX в. Но из рассказов информаторов известно, что уже в доре­волюционные годы наряд невесты состоял из длинного белого или светлого платья и фаты. Почти во всех станицах невесту одевали к венцу ее дружки, только в ст. Прохладной была специальная женщина, которая наряжала всех невест. Подвенечному платью приписывали магическую силу, его хранили всю жизнь. Если бо­лел ребенок, его накрывали свадебным платьем, он должен был выздороветь. Невесте в день свадьбы заплетали одну косу, волосы впереди завивали (плоили). Сверху надевали фату и белый восковой ве­ночек. В ходе свадьбы невеста меняла свой наряд или, по край­ней мере, прическу и головной убор. В XIX в. в ст. Прохладной это происходило в доме невесты после того, как за ней приезжал жених. Прямо за свадебным столом, где невеста сидела рядом с женихом, две женщины снимали с ее головы платок, расплетали косу, заплетали две косы (прическа замужней женщины), потом на голову ей надевали шлычку (похожий на чепчик головной убор замужней женщины), сверху—белый платок. Это был один из важнейших свадебных обрядов, который должен был превра­тить девушку в замужнюю женщину. Его сопровождали песней:

Покривалочка плаче, Покритися хоче, Ми ж "и покриемо, Ми ж Ti нарядимо, 3 книша паляннцю, . 3 д1вчини молодицю ⁴⁷

Только после того, как невеста была «покрыта», ее можно было везти в дом жениха. Но когда в ст. Прохладной изменилась по­следовательность исполнения свадебных обрядов, когда невесту из ее дома стали увозить в церковь, а оттуда уже в дом жениха, ее нельзя было «покрыть» в ее доме — она не могла ехать к венцу с прической и головным убором замужней женщины. Поэто­му этот обряд в ст. Прохладной и во всех остальных станицах на территории Кабардино-Балкарии стали совершать в доме жениха, но уже без всякой торжественности. Вскоре после приезда или же после обеда и даров невеста выходила из-за стола и в другой комнате с помощью старшей дружки переодевалась в обычный костюм и надевала платок. Изменение одежды подчеркивало изменение ее социального статуса.

Родительское благословение жених и невеста получали в день свадьбы. Если у кого-то из них не было родителей, то он шел на кладбище накануне или в первый день свадьбы. В ст. Прохлад­ной в XIX в. перед венчанием невесту и жениха каждого в отдель­ности благословляли их родители. Впоследствии этот порядок изменился. Когда жених приезжал за невестой, ее родители бла­гословляли их обоих, потом ехали к родителям жениха, те их тоже благословляли, и только после этого молодые "направлялись в церковь. Но в остальных станицах, как правило, невесту перед венчанием благословляли ее родители, жениха — его родители. Молодых благословляли иконой и хлебом-солью. В ст. Прохладной на полу расстилали шубу вверх мехом, жених" и невеста станови­лись на нее, кланялись родителям, целовали хлеб и икону. В ст. Екатериноградскои вместо шубы расстилали холст или одеяло. Невеста с  дружкой 'становились на колени. Девушки пели:

Да не лавровыилист по земле стелется,

Да не Олюшка к  земле клонится ^4а.

Если у невесты или женила не было кого-нибудь из родителей; то вместо них благословлял крестные. Очевидно, родительское благословение было одним из старых восточнославянских обы­чаев, санкционирующих брак.

Очень интересная разновидность этого обряда совершалась в XIX в. в ст. Прохладной. Родители невесты, кроме того, что они благословляли ее один раз до венчания, второй раз благословляли ее вместе с женихом перед их отъездом. Это прощальное благо­словение состояло в том, что молодые кланялись родителям невесты, «которые при этом давали им наставления легким ударом палки по спинам» ⁴⁹.

Приезд жениха за невестой в< всех станицах проходил пример­но одинаково. Жениха сопровождал свадебный поезд — фаэтон, несколько бричек, а зимою — сани, в которых размещалась его свита — дружко, сватка, бояре \ т. д. Подъехав к дому невесты, они останавливались перед закрытыми воротами, которые охраня­ли родственники невесты, вооружённые палками, кольями, а иног­да и ружьями. Приехавших пускали во двор только после того, как они давали выкуп — водку, если в ворогах стояли взрослые, или деньги, если ворота охраняли подростки. В ст. Котляревской бывало, что жених и его свита силой врывались во двор.

Эти обычаи нуждаются в объяснении. Одно из возможных объяснений сводится к тому, что противопоставление партий и невесты и жениха во время свадьбы «в пространственном коде реализуется в виде противопоставления своей и чужой стороны, понимаемых «мифологически» как л(бусы, значительно удаленные друг от друга, как «этот» и «тот» свет» ⁵⁰. Каждая граница между домами невесты и жениха воспринималась как граница между «своим» и «чужим», между «этим» и «тем светом». Преодоление •границы было сопряжено с различными трудностями — с испыта­ниями, выкупами и т. п. Одной из таких границ и были ворота. Но выкуп, который давала партия жениха за то чтобы попасть во двор невесты, был только одним и; множеств свадебных вы­купов. Так, в ст. Прохладной в ХЦ в. во дворе брат невесты садился на коня жениха и требовав выкуп. Последствии этот выкуп исчез, но многие другие осталось-

В ст. Екатериноградскои приехавцих встречали песней:

Нежданные гости. ' Зачем приезжали?'

Как бы мы вас ждали, Да ковры разостлали⁵¹.

Подобные песни исполняли и в других станицах, например, в Котдяревскои.

Величальные и корильные песни вовремя свадьбы пели дружки и родственники невесты. В величальных песнях девушки обыгры­вали. жениха и невесту, шафера, других гостей и получали за это деньги. В корильных песнях гости высмеивались, чаще всего дружко и свашка. В ст. Прохладной  в конце XIX в. пели:

Та казали: дружно - стар, стар, Аж вон—молоденький,

Як лук— зеленрсги^кии;

Мочалою борода спита, Обручами голова бита;

Личком гпдперезался, На весiлля нрибався.

;Высмеивали и свашку:

Свашка нелiпашка Шишок не лепила, Дружок не дарила... ^5а

Сходные по содержанию песни пели и в других станицах. Например, в ст. Александровсюй:

А сваха — чумаха, Не мыта рубаха,

На свадьбу спешила, Рубаху не мыла ⁵³.

Эти песни были одним из проявлений ритуальной враждеб­ности между стороной невесту и жениха.

Выкуп невесты. Когда жених и его свита входили в дом не­весты, она сидела за столом з переднем углу. С нею рядом сидел младший брат, реже—сестра невесты или несколько детей. Они были вооружены скалками и требовали выкуп — «продавали» не­весту. Девушки в ст. Екатериноградской пели:

Не приступай, лютра,

Будем с тобой драться,

 Будем воеать,

Острицу ie давать ^и.

В этой песне, как ни в одной другой, выражено противопо­ставление партий невесты v жениха. Лютра, по словам жителей ст. Екатериноградской,— «вроде бабы-яги» или колдуньи. Различ­ные варианты этой песни были распространены на Северном (Кавказе (ст. Наурская, Ицерская, Слепцовская), на Дону, на Украине ⁵⁵. Но всюду, вроде Екатериноградской, первая строч­ка этой песни зачала иначе: «Не приступай, Литва...» Это был, очевидно, первоначальный вариант песни, и только впоследст­вии жители Екатериноградской заменили вражеское войско сверхъестественным существом. Но неизменным осталось враж­дебное отношение к партия жениха, выраженное в этой песне. Пока дружко торговался с братом невесты, девушки в песне просили брата не «продавать» сестру дешево, требовать за нее большой выкуп. После того как брат получало определенную сумму  (иногда выкуп получала не только брат или сестра, но и дружки), он выходил из-за стола, уступая место жениху. В ст. Екатерино­градской девушки при этом пели:

Си, братец, братец боярин

 Продал сестрицу задаром,

Не взял за нее сто рублей,

За русу косу — тысячу, :       

    За ум, за разум — счету нет⁵⁶.

И в ст. Прохладной, и в других станицах на территории Ка­бардино-Балкарии пели в этом случае очень похожие песни, разве что брата невесты в них называли не боярином, а татарином. Во всех станицах брат «продавал» невесту, точнее, свое место рядом с нею, жених с помощью выкупа преодолевал еще одну границу, отделявшую его от невесты ⁵⁷. После этого начинался свадебный обед, потом невесту увозили в церковь или к жениху (ст. Прохладная, конец XIX в.).

Уход дружек со свадьбы. Еще до отъезда свадебного поезда, в ст. Прохладной «дружки» выходили из дому невесты и во дворе пели о том, что она их выгнала:

;                       Брала Параска лен, лен,

Вигоняла дружечок вон, вон. ^:       

 Нащо було и брати,

Коли вигоныти -^й.

В ст. Екатериноградской в начале XX в. подруги провожали невесту до церкви, по дороге они пели:

Свет наша гоголушка, Бела лебедушка, С нами пила, ела,— От нас отлетела ⁵⁹.

После венчания подруги не сопровождали невесту в дом жени­ха, а возвращались к ее родителям. Если в ст. Прохладной дружки покидали невесту после того, как ей покрывали голову, то есть превращали из девушки в молодицу, то в ст. Екатериноградской — после венчания, которому придавалось, очевидно, такое же зна­чение.

Впоследствии в этих и в других станицах на территории Ка­бардино-Балкарии дружки стали провожать невесту в дом жени­ха, но оттуда они, как правило, вскоре уходили. Если не считать старшей дружки и шафера, на свадьбе оставались только взрос­лые женатые мужчины и замужние женщины. Это показывало, что жених и невеста из группы молодежи переходили в группу взрослых, состоящих в браке людей.

Отъезд невесты из дому. Когда невеста выезжала или выхо­дила со своего двора, ее провожали песней- Один из вариантов этой песни записан в ст. Приближной

Съезжала Машенька со двора,                      •

 Ой, сломила да березоньку со верха,

Ой расти, расти, березонька, без верха,

Живи, живи, родный батюшка, без меня,

Без меня да без девичьей красоты.

Остаются мои цветики у тебя.

А кто будет мои цветики поливать

Утреннею да вечернею зарею,

Ой, с колодезя да холодною водою?

Отозвалась да родимая маменька:

Ой, буду, буду, твои цветики поливать

Утреннею да вечернею зарею,   

Ой, кипучею да горючею слезою⁶¹

Эту песню с небольшими изменениями пели при отъезде невесты едва ли не во всех станицах на территории Кабардино-Балкарии. Свадебный поезд сопровождался песнями на протяжении всего пути в церковь и из церкви в дом жениха. Песен было много, они были разными. Вот только одна из них:

Ой, во садику, во садику, . Во зеленом виноградику Соломилась в саду веточка, Закатилося два яблочка. Два яблочка, два садовые, Два садовые, медовы;',     ' . Два наливчатых, рассыпчастых Вдоль по блюдечку катаются. • Ровно сахар, рассыпаются. И по улице метелица мела, И по улице соротца намела. По тропинушке Иван-сударь идет, За собою коня ворона ведет Он за поводы шелковые, За уделнцы серебряные. Оборвались шелковые повода, Рассыпались серебряные удила ⁶⁾.

Эту песню пели в ст. Александровской, но различные варианты этой же величальной песни были известны далеко за пределами Кабардино-Балкарии.

Выкуп приданого. После того как невесту увозили в церковь или в дом жениха, за ее приданым приезжали женщины — род­ственницы жениха. Приданое обычно состояло из сундука с одеж­дой и узла с постелью. Мебель в приданое давали очень редко. На сундуке сидел маленький брат или сестра невесты со скалкой в руках и «продавал» приданое. Женщины давали выкуп и увозили приданое к жениху. В ст. Екатерине градской они по дороге пели:

Перины, подушки Сестрицы, подружки Мягкие, пуховые, В головах высокие.

А кто будет стлати? А кто будет спати? А Верушка стлати, А Колюшка спати ⁶⁰.

Приезд молодых в дом жениха. В ст. Прохладной в конце XIX в. свадебный поезд въезжал во двор жениха «через костер, разложенный, нарочно для этого случая, в воротах» ⁶³. В ст. Котляревской и Александровской тоже разжигали в воротах костер, по словам местных жителей, «от колдовства» ⁶⁴.

В дверях дома молодых встречали родители жениха с хлебом-солью, с иконой, благословляли.

Осыпание. Тут же невесту и жениха осыпали хмелем, деньгами, орехами, конфетами. В ст. Прохладной это делала мать жениха, в ст. Екатериноградской — тетка, кума или другая родственница, в ст. Приближной — свашка. В ст. Прохладной осыпали из сита, в ст. Екатериноградской—из фартука (запона).

Осыпание было одним из обязательных обрядов восточносла­вянской (и не только восточнославянской) свадьбы. К XIX в., когда первоначальное значение этого обычая было, возможно, уже забыто, «осыпая молодых хлебными зернами, хмелем или орехами, имеют в виду сделать их: 1) богатыми, здоровыми и веселыми;

2) предохранить от порчи или 3) сделать их способными к дето­рождению...» ^6& Так или иначе, но осыпание молодых совершается и в современных казачьих свадьбах, хотя о причинах исполнения этого обряда информаторы уже не могут ничего сказать.

В ст. Прохладной в конце XIX в. обряд осыпания проходил несколько иначе. Его совершали перед тем, как свадебный поезд отправлялся за невестой- Мать жениха, «накинув на плечи овчин­ную шубу шерстью вверх и надев на голову вывороченную мужскую шапку, идет в толпе зрителей вокруг поезда и бросает орехи, смешанные с хмелем. Дорогу ей очищает дружко с помощью длинной хворостины, которой он ударяет по земле будто бы для острастки толпы. Обошедши таким образом вокруг поезда три раза, она берет под уздцы лошадь молодого рукой, завернутой в полу шубы, и обводит тоже три раза вокруг поезда, после чего, выводя лошадь на улицу, она в воротах сбрасывает с себя шубу так, чтобы лошадь молодого непременно прошла через нее. За молодым трогается со двора весь поезд, причем старший боярин в воротах стреляет из ружья» ⁶⁶.

Свадебные дары. В конце XIX — начале XX в. и в ст. Прохлад­ной, и в ст. Екатериноградской молодых после их приезда в дом жениха сразу или почти сразу укладывали спать, гости пировали без них, а через некоторое время молодых поднимали ⁶⁷. После этого в ст. Екатериноградской жениха и невесту одаривали, в ст. Прохладной дары были перенесены на второй день свадьбы. Одна­ко в последующий период порядок исполнения свадебных обрядов и в ст. Прохладной, и в ст. Екатериноградской, и во всех осталь­ных станицах стал иным. После приезда жениха и невесты начи­нался свадебный обед и дары. Молодых укладывали спать ночью и поднимали только утром. От прежнего порядка в ст. Екатерино­градской сохранился только обычай кормить молодых отдельно, на кухне.

Новобрачных одаривали и родственники жениха, и родственни­ки невесты. Как правило, это происходило в доме жениха после венчания. Только в ст. Солдатской случалось, что родственники невесты одаривали молодых в доме невесты еще до венчания, а родственники жениха — в его доме после венчания.

В ст. Прохладной молодых одаривали вначале родственники жениха, потом родственники невесты⁶⁸, в ст. Екатериноград­ской — наоборот. В ст. Котляревской и Александровской ново­брачных одаривали сначала родители жениха, потом родители не­весты, после этого — все остальные родственники и гости.

Дружко разрезал свадебный каравай и вместе со свашкой под­носил каждой супружеской паре, присутствовавшей на свадьбе, по два кусочка каравая и по два стаканчика водки или вина. В ст. Прохладной в конце XIX в. гостям вместе с караваем дарили по платку или шали, но позднее этот обычай исчез. В ст. Екатерино­градской и Приближной,кроме каравая, гостям давали по малень­кой веточке свадебного деревца с шишкой, конфетой. В ст. Котля­ревской и Александровской гостям раздавали цветы со свадебной квитки или ветки. Только в ст. Солдатской сосны не было на столе во время даров, ее уносили из дома невесты ее подруги, когда уходили со свадьбы. На второй день они приносили сосну невесте, которая ломала ее и раздавала ленты девушкам. Так или иначе, но во время свадьбы каравай обязательно разрезали и съедали, а свадебное деревце ломали.

Получив каравай, гости одаривали молодых. В ст. Екатери­ноградской расстилали скатерть, привезенную от невесты, склады­вали в нее подарки. В ст. Александровской на пол клали шубу, молодые становились на колени, кланялись родителям, благодари­ли их за подарки.

Деньги новобрачным дарили редко, чаще дарили домашний скот или птицу — телят, овец, поросят, гусят. Иногда дарили зерно, продукты или ткани, особенно если невеста была сиротой и некому было позаботиться о ее приданом. Родители невесты, если они не были совсем уж бедными, дарили молодым корову или телку. В ст. Александровской, если родители не давали невесте корову, то свекровь в будущем могла попрекать ее детей тем, что они пьют молоко, хотя их мать не привела в дом корову- Родители жениха обычно тоже дарили скот, свекровь могла «подарить» не­вестке рогачи, приобщая ее тем самым к хозяйству. Некоторые гости дарили зеленых, гусят, поросят, телят — еще не родившихся, обещая отдать их впоследствии, но не все выполняли свои обеща­ния.

Дружко записывал прямо на стене комнаты углем или чапельником от сковороды, какие подарки получили новобрачные. Все подарки были собственностью молодой семьи; если она отделялась от родительской, то получала все свадебные дары ⁶⁹.

Одаривание молодых было показателем участия в свадьбе не только семей жениха и невесты, но и всех их родственников, соседей, а в прошлом, быть может, и всей общины. Во всяком слу­чае, еще в конце XIX в. в ст. Прохладной в день свадьбы получа­ли «угощение без запрета и все непрошенные гости, которым среди двора ставят на столе водку и закуску» ⁷⁰. В то же время пригла­шенные гости во всех станицах во время свадьбы находились в доме, где совершались основные свадебные обряды и где им по­давали свадебный обед.

Помещение для новобрачных. Вскоре после даров молодых укладывали спать. Как правило, первую ночь или несколько ночей они проводили в нежилом помещении — в сарае, амбаре и т. п. Только в ст. Екатериноградской они ночевали в отдельной комна­те. Но в начале XX в. и в Екатериноградской новобрачных укла­дывали в первый раз (еще во время ужина) в нежилом, нетоплен­ном покое, как бы холодно в нем не было. В других станицах этот обычай сохранялся очень долго. Кровать для молодых иногда устанавливали в амбаре, прямо над закромами с зерном. Бывало, что шафер или свашка пытались спрятаться в этом сарае и про­вести там ночь⁷'. Обычай проводить брачную ночь в нежилом, неотапливаемом помещении существовал у всех восточных славян и появился, очевидно, в глубокой древности.

Второй день свадьбы начинался с того, что рано утром дружко и свашка поднимали жениха и невесту. Когда-то свашки осматри­вали рубаху невесты, но в большинстве станиц этот обычай давно забыт. Вместо этого в ст. Екатериноградской, например, свашка спрашивала у жениха, что нести его теще, шишку или хомут. От ответа на этот вопрос зависели едва ли не все обряды второго дня свадьбы.

Если невеста была «честной», то на крыше дома жениха вы­вешивали красный флажок или платок. В конце XIX—начале XX в. в ст. Прохладной на крышу дома взбиралась молодежь, в ст. Екатериноградской — только дружко, устанавливали там стол с водкой и закуской и пировали. Впоследствии это перестали делать, но красный флаг на крыше вывешивали еще долго. В ст. Екатериноградской при этом пели;

А на хате зелье, А в хате веселье ".

Из дома жениха в дом невесты отправлялась процессия, известием или с весельем. В ст. Прохладной в конце XIX в. этот обряд исполняли еще в первый день свадьбы вечером, после того как поднимали молодых. Там он назывался по-украински'—пе-резва ⁷³. По дороге к дому невесты пели песни, в которых возда­валась хвала невесте и ее родителям. В ст. Прохладной пели:

Не бойся, матинко, не бойся, В червоны чобитки обуйся... ⁷⁴

Эта песня, очевидно, украинская по происхождению, была ши­роко распространена не только на Украине, но и на Дону, на Се­верном Кавказе. Ее влияние заметно в первых строках песни, которую пели в ст. Екатериноградской:

И Верушка за батюшкой послала:

— Иди, иди, мой батюшка, не бойся,

В чгрпоные чеботушки обуйся,

Чтобы чеботушки брунчали,

И чтобы свекровьюшки молчали.

И Верушка беседушку собрала

И вывела отца, матерю из стыда.

И Верушка но садику ходила,

И Верушка калинушку ломала,

У Верушки ребятушки калинушку просили,

А Верушка ребятушкам не дала,

Своему Колюшке отдала. ⁷⁵.

В этой песне значение, которое имела калина в свадебной обрядности и фольклоре восточных славян, выражено предельно ясно. В других станицах пели иные, но довольно близкие по смыслу песни, в которых часто шла речь и о калине, и о невесте, и о ее ро­дителях. Так, в ст. Котляревской невесту называли в песне «честно­го батька дочкой» ^7t).

В ст. Екатериноградской свашка и дружко, отправляясь к родителям невесты, несли длинную палку с привязанной к ней красной лентой, в ст. Приближной — палку с красным флажком. Во многих станицах во второй день свадьбы гостям прикалывали к одежде красные ленточки.

Утром второго дня свадьбы свашка и дружко или подруги невесты приносили от ее родителей завтрак молодым. В ст. Сол­датской и Прохладной жених и невеста сами шли к родителям не­весты завтракать. Завтрак состоял из курицы и меда, иногда также сладких пирогов. Жених ломал курицу, раздавал ее при­сутствующим. В ст. Приближной и Александровской это вос­принималось как знак «честности» невесты, в противном случае жених курицу не ломал.

В ст. Прохладной и Котляревской жених и невеста шли к ее родителям, жених благодарил их за дочь, кланялся им. В ст. Сол­датской и Екатериноградской, напротив, родителей невесты приво­дили в дом жениха, он благодарил их там. В ст. Екатериноградской мать жениха шла к матери невесты и несла ей шишку, политую медом и украшенную калиной. В ст. Александровской гостям дава­ли по кусочку шишки с медом.

В ст. Прохладной, Екатериноградской, Александровской гости в этот день наряжались цыганами, врачами, медведями, мужчи­ны — женщинами, женщины — мужчинами. Одного из мужчин наряжали невестой. Веселье и в доме жениха, и в доме невесты продолжалось до поздней ночи ⁷⁶.                          :

Если же невеста была «нечестной», второй день свадьбы про­ходил совершенно иначе. Красный флаг над домом не вывешивали, красные ленточки гостям не прикалывали. В ст. Екатериноград­ской выстрелами с улицы разваливали трубу дома (если невеста была «честной», то стреляли со двора мимо трубы). В ст. Котля­ревской невесте на завтрак вместо меда приносили перец или что-нибудь горькое. По дороге к дому невесты родственники же­ниха пели песни, позорящие невесту и ее родителей. В ст. Котля­ревской ее называли «нечестного батька детиной» или даже «чертова батька дочкой». В ст. Александровской пели о том, что она

По лугу ходила, Калину ломала, Кому попало давала⁷⁷.

Родителям такой невесты или одному из них (чаще матери), а иногда самой невесте надевали хомут и водили их по станице, В ст. Екатериноградской вместо хомута могли надеть дырявый тазик. В ст. Александровской одному из родителей надевали хо­мут, другому — связку перца. Где-то этот обычай исчез раньше, где-то сохранялся дольше, но во всех станицах о нем еще помнят. Причины появления этого обычая могут быть разными ⁷⁸, но, во всяком случае, у восточных славян он встречался довольно часто, известен был и западным славянам. ⁷⁹

Окончание свадьбы. В конце XIX в. свадьба в ст. Прохладной продолжалась более недели- Согласно свидетельству очевидцев, она проходила следующим образом: «вся родня жениха и  невесты собирается каждая к своему свату (сватом называются тот, кто женит, и тот, кто отдает) и пьют там до обеда; после обеда идут к кому-нибудь из родни, а потом опять к свату «до чепа» и там пьют до самого света. С рассветом собираются у жениха и невесты и «похмеляются», а отсюда снова идут по дворам к очередным из родни, и так повторяется каждый день, пока не обойдут всю родню. Во время этих гуляний сколько бывает безобразия в виде неприличных песен, ссор, Драк и даже разврата! Сколько упус­кается рабочего времени! Сколько пропивается денег и хлеба!» ⁸⁰ Эти упреки не вполне справедливы — жители Прохладной действо­вали не по собственному произволу, а в соответствии со старинны­ми свадебными традициями. Этим объясняется и продолжительность свадьбы, и необходимость больших расходов, и поочередный обход всех родственников жениха и невесты, и свадебный раз­гул, и «неприличные» песни, и т.д. Однако уже в конце XIX— начале XX в. одни из этих обычаев стали казаться слишком ра­зорительными, другие — неприличными, свадебная обрядность постепенно упрощалась и сокращалась. Этот процесс привел к тому, что продолжительность свадьбы в большинстве станиц на территории Кабардино-Балкарии уменьшилась до 3 дней.

Среди обычаев третьего дня свадьбы выделяется один, кото­рый в 20-е гг. соблюдался едва ли не во всех станицах (хотя в конце XIX — начале XX в. он не был зафиксирован ни в ст. Про­хладной, ни в ст. Екатериноградской). Все гости приносили в дом жениха кур. В ст. Котляревской и Екатериноградской гости в этот день рядились цыганами и т. п. В этих станицах именно ряженые собирали кур, целились в них из ружья, делали вид, что стреляют. Все гости должны были дать им по курице, ина­че они могли сами убить или украсть ее. В ст. Екатериноградской петуха украшали лентами, цветами, несли их в дом жениха, там из кур варили лапшу⁸¹.

В ст. Екатериноградской в начале 'XX в. свадьба заканчи­валась тушением огня. Гости собирались у родителей невесты, разжигали костер из соломы и прыгали через него до тех пор, пока солома не сгорала. Потом они шли к жениху и делали там то же самое⁸². Впоследствии костер стали разжигать только у жениха, в воротах двора, каждый из гостей перепрыгивал через него и уходил ^а3. Подобный обычай существовал и в ст. При-ближной. Здесь костер раскладывали на улице рядом с двором жениха. Гости перепрыгивали через него и получали по стакан­чику вина и по кусочку лежня. Они, как говорили в Приближной, овин жгли^. В других станицах не было принято жечь костры в знак окончания свадьбы. В ст. Котляревской костер расклады­вали в воротах на второй день свадьбы. Опоздавшие гости должны были через него перепрыгнуть. В ст. Александровской костер разжигала та свашка, которая приходила раньше во второй день свадьбы. Тогда другая свашка должна была возить ее на

себе⁸⁵.

В ст. Екатериноградской на следующий день после тушения огня гости приходили похмеляться. В ст. Котляревской на 4 день женщины приходили полы мыть. В ст. Прохладной через неделю после свадьбы жених и его родственники шли к теще на калачи. В ст. Приближной через 2 недели после свадьбы устраивались отводы — родственники жениха шли к родителям невесты, благодарили их. Но это было скорее уже началом после свадебной обрядности.

Заключение.

Традиционная казачья свадьба — сложный комплекс разно­образных обрядов. Большая часть из них была одинаковой во всех станицах на территории Кабардино-Балкарии. В то же время существенные различия позволяют выделить два основных вариан­та свадьбы. Один из них был представлен только свадебной об­рядностью ст. Прохладной второй половины XIX в. Основные особенности этого варианта: 1) последовательность обрядов пер­вого дня свадьбы (из церкви молодые возвращались по домам, и только после этого жених ехал за невестой); 2) свадебная тер­минология (вес1лля, г1льце, перезва); 3) особый свадебный чин — «св1тилка»; 4) украинский свадебный фольклор. Еще в XIX в. было замечено, что почти все свадебные песни ст. Про­хладной очень близки к украинскому фольклору⁸⁶, исполнялись они только на украинском языке. Все перечисленные признаки отличают свадьбу ст. Прохладной от свадеб других станиц, рас­положенных на территории Кабардино-Балкарии, но в то же время сближают ее с украинской свадьбой. Еще в конце XIX в. свадьба в ст. Прохладной почти ничем не отличалась от украинской, что вполне объяснимо: большую часть казаков этой станицы состав­ляли потомки переселенцев с Украины.

Второй вариант свадьбы был распространен в других стани­цах на территории Кабардино-Балкарии — в ст. Екатериноград­ской, Приближной, Солдатской, Котляревской и Александровской. Основная особенность этого варианта — сочетание такой после­довательности исполнения свадебных обрядов, которая считается северно-среднерусской (жених едет за невестой, они вместе отправляются в церковь и оттуда — к жениху), с каравайным обрядом — характерным признаком южнорусско-украинско-бело-русской свадьбы. И обрядность, и фольклор этого варианта свадьбы очень близки к свадьбе терских казаков, живущих за пределами Кабардино-Балкарии, а также к свадьбе донского казачества. В основе этого варианта свадебной обрядности ле­жат, очевидно, обычаи донских казаков. Известно, что во второй половине XVIII в. тысячи донских казаков были переселены на Северный Кавказ, и в дальнейшем связи между донским и тер­ским казачеством никогда не прерывались.

В то же время на территории Кабардино-Балкарии нет двух таких станиц, в которых свадебная обрядность была бы совершен­но одинаковой: в каждой из станиц она имела свои особенности. Так, почти в каждой станице свадебное деревце называлось по-свое­му, украшалось оно тоже по-своему. Некоторые из особенностей свадебной обрядности имели явно этническую окраску. Например, предсвадебная баня в ст. Екатериноградской и Приближной — типичный элемент севернорусской свадьбы.

Примечание и список литературы.

 Этнография восточных славян. М., 1988-

 Сумцов Н. Ф. Религиозно-мифическое значение малорусской свадьбы. Киев, 1885.

 Иванов В. В., Топоров В. Н. К семиотической интерпретации коровая и коровайных обрядов у белорусов и Труды по знаковым системам, в. 3, Тарту, 1967.

Бутова Е. Указ. соч. С. 235; Семенов П. Песни, поющиеся в станице Слепцовской//СМОМПК, в. 15, Тифлис, 1893

 Урусов С. М. Указ. соч. С. 23—24.

 Чистов К- В. Типологические проблемы изучения восточнославянского свадебного обряда//Проблемы типологии в этнографии. М., 1979,-

 Бутова Е. Указ. соч. С. 249—251; Листопадов А. М. Указ. соч. С. 75—98.

 Головчанский С. Ф. Указ- соч. С. 29.

 Чабанова М. П., 1926 г. рожд. —ст. Екатериноградская.

 Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 32-                   .    . „ '

 Байбурин А. К.. Левинтон Г. А. К описанию организаций пространства в восточнославянской свадьбе//Русский народный свадебный обряд. Л., 1978. С. 91.

 Чабанова М. П.

 Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 27.

 Косова У. П.  "

 Чабанова М. П., Шатов П. Н.

 Бутова Е. Указ. соч. С. 248; Семенов П. Указ. соч. С. 58; Пятирублев В. Песни, поющиеся в станице Наурской//СМОМПК, в. 15, Тифлис, 1893-С. 154; Листопадов А. М. Указ. соч. С. 86; BecinbHi nicm. Кн. 1. khjb. 1982. С. 452—453,

 Чабанова М- П.

 Байбурин А. К... Левинтон Г. А. Указ. соч. С. 104.

 Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 30.

 Урусов С. М. Указ. соч. С. 30.

 Халина А. П.

 Косова У. П.   ,  ,

 Чабанова М. П.     :

 Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 32.

 Попова М, И., Косова У. П.                        .     ,"

 Сумцов Н. Ф. Хлеб в обрядах и песнях. Харьков, 1885. С. 39.

 Головчанский С. Ф. Указ, соч. С. 22—23. ,      ..     .     .

 Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 32; Урусов С. М. Указ. соч. С.:32-^вв Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 34.

⁹ Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 35—36; Урусов С. М. Указ. соч. С. 32, Красина Л. В., Головко Е. В., 1921, Головко Е. В., 1908; Чабанова М. П.. Кутахова В- А., Роговенко У. Ф., Савченко В. М., Кравцова О- А., Попова М. И., Манькова А, Д., Косова У- П., Головченко Н. Г.

 Головчанский С. Ф. Указ. соч. С. 22.

 Урусов С. М. Указ. соч. С. 31; Тихоненко Е. М., Кривцов А. А., Голов­ко Е. В., 1908; Занько А. А.

 Шатов П. Н.