Достоевский Ф.М. - публицист
Оглавление:
1. Введение…………………………………………………………….стр.2
2. Детство………………………………………………………………стр.3
3. Начало пути…………………………………………………………стр.5
4. «Новый Гоголь явился!»…………………………………………...стр.7
5. В литературном кругу……………………………………………...стр.8
6. Достоевский и петрашевцы………………………………………..стр.9
7. Заговор Спешнева…………………………………………………стр.11
8. Следствие, приговор, каторга…………………………………….стр.13
9. Возвращение в литературу и новые связи………………………стр. 15
10. Журнал «Время»………………………………………………….стр.16
11. «Молодая Россия»………………………………………………..стр.24
12. «Роковой вопрос»………………………………………………...стр.26
13. «Эпоха»……………………………………………………………стр.27
14. «Гражданин» и «Дневник писателя»……………………………стр.29
15. Роман – эпопея……………………………………………………стр.31
16. Памятник Пушкину………………………………………………стр.32
17. Эпилог……………………………………………………………...стр.32
18. Заключение………………………………………………………..стр.34
19. Сноски……………………………………………………………..стр.35
20. Список используемой литературы………………………………стр.36
Введение.
"Человек - вот тайна, и если будешь ее разгадывать всю жизнь, не говори, что потерял время зря. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком". Когда Ф.М. Достоевский говорил эти слова, он и не подозревал, что сам станет тайной, разгадать которую не хватит и жизни.
Сегодня Достоевский один из самых знаменитых русских писателей. Его творчество изучают во всех университетах мира. Более того, во многих, одновременно на нескольких кафедрах. Американские профессора объявляют курсы Достоевского и по компаративистике, славистике или русистике, и даже американистике.
Больше всего, конечно, Ф.М. Достоевский знаком нам как автора гениальнейших произведений. В первую очередь, социально-психологических романов: «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Идиот»; повестей: «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные», «Неточка Незванова» и многих других. Но мы довольно слабо представляем его в качестве публициста и редактора таких журналов как «Время», «Эпоха», «Гражданин».
Работая над этой курсовой, я попыталась найти как можно больше материалов о Федоре Михайловиче, как о журналисте. Признаться, это было нелегко. Большинство книг посвящены, в первую очередь, его литературной деятельности. Ну, а те, которые повествуют о его публицистике, к сожалению, больше не переиздаются, и найти их чрезвычайно тяжело. Обидно! Тем более что, если сравнить тиражи наших изданий и тех, которые выходят во всем мире, то мы очень сильно проигрываем.
Но, материалы мне все-таки найти удалось, с помощью музея библиотеки, и, конечно же, интернета. Так, после долгих бессонных ночей, все они воссоединились в моей работе, состоящей из шестнадцати глав.
Я решила, непременно, начать с детства писателя. Именно тогда, в мальчике Феде начал формироваться тот самый гений – Федор Михайлович. Далее, о начале его литературного пути и о первой крупной работе в журнале. В главе «Новый Гоголь явился!», рассказываю о его триумфальном дебюте – повести «Бедные люди». Также считаю важным упомянуть о его статусе в литературном кругу Белинского, о связи с петрашевцами и о том, как и за что он оказался на каторге. Эти события, хоть и не относятся к его журналистской деятельности, но они оставили значительный след в его душе и во многом переломили и сформировали новые его взгляды. Самое главное, поведаю о возвращение в литературу и новые связи, о журнале «Время» и причинах его закрытия. О втором «мертворожденном» издании – «Эпоха». О работе в государственном органе «Гражданин» и изумительном проекте «Дневник писателя». А также, не могу, хоть немного, не сказать о величайшем произведении, поразившем мой разум и душу, «Братья Карамазовы». И о знаменитой речи, посвященной любимейшему его поэту - Пушкину, оказавшему большое влияние на мировоззрение Федора Михайловича. Ну, а в эпилоге, о его кончине и похоронах. Что же касается заключения, то ничего пока не скажу, я, и сама не знаю еще, о чем там речь поведу. Могу лишь пообещать, что к тому моменту, как вы прочтете все предшествующие главы, оно уже будет написано!
Детство.
Родился Федор Михайлович 30 октября 1821 года в Москве, в здании Мариинской больницы, где отец его – Михаил Андреевич Достоевский - служил штаб лекарем.
Мальчик рос в суровой обстановке, вместе еще с шестью детьми (Федор – второй сын). Отец - человек «нервный, раздражительно-самолюбивый», вечно занятый заботой о благосостоянии семьи – воспитывал детей в страхе и повиновении. Большую часть времени они проводили на глазах родителей. Редко выходили за стены больничного здания, и контактировали с внешним миром только через больных, да еще через бывших кормилиц, обыкновенно по субботам появлявшихся в их доме (от них Достоевский ознакомился со сказочным миром, легендарными образами Жар-птицы и Алеши поповича). Мать - Мария Федоровна Нечаева – происходила из скромной среды старинных кустарей и мелких посадских. Она была женщина религиозная, ежегодно возила детей в Троице-Сергиеву лавру. Любила поэзию, зачитывалась романами, исполняла романсы и песни под аккомпанемент на гитаре. Она была первой учительницей всех своих детей. Учила их азбуке по книге «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета».
В доме родителей читали вслух «Историю Государства Российского» Н. М. Карамзина, произведения Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина. А также, с особым одушевлением, Достоевский вспоминал, в зрелые годы, о знакомстве с Писанием: «Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства». Ярким детским впечатлением писателя стала также ветхозаветная «Книга Иова».
Самые светлые воспоминания уже позднего детства связаны у Достоевского с деревней - небольшим имением, которое родители его купили в Каширском уезде Тульской губернии в 1831 году. Семья проводила там летние месяцы, обыкновенно без отца, и дети пользовались почти полной свободой. У Достоевского, LINK Word.Document.8 C:\\referats_pasha\\25517\\25517.doc OLE_LINK1 \a \r \* MERGEFORMAT на всю жизнь, осталось много неизгладимых впечатлений из крестьянского быта и различных встреч с мужиками, в дальнейшем они послужили ему творческим материалом (рассказ «Мужик Марей» из «Дневника писателя» за 1876 год).
Уже в раннем детстве в Федоре проявлялись такие черты, как: необыкновенная отзывчивость, живость темперамента, самостоятельность характера. Учиться Достоевский начал довольно рано; чтению его научила мать. Позднее, когда их с братом Михаилом стали готовить в учебное заведение, он учился Закону Божию у диакона, увлекавшего своими рассказами из Святой Истории не только детей, но и родителей. С 1833 они обучались французскому языку в полупансионе Н. И. Драшусова (Сушара), затем Чермака. В 1834 г. Достоевский поступил в пансион Германа. Оторванность от семьи, атмосфера учебных заведений вызывали у юноши болезненные ощущения (впоследствии это отразится в чертах героя романа «Подросток», переживающего глубокие нравственные потрясения в «пансионе Тушара»).
В 1837 умерла мать писателя, и вскоре отец отвез Достоевского с братом Михаилом в Петербург для продолжения образования. Больше писатель не встретился с отцом, скончавшимся в 1839 (по официальным сведениям, умер от апоплексического удара, по семейным преданиям, был убит крепостными).
С января 1838 Достоевский учился в Главном инженерном училище. Страдал от военной атмосферы и муштры, мало интересовался и предметами преподавания; с товарищами не сходился, жил уединенно, приобрел репутацию «нелюдимого чудака». Он весь уходит в литературу, много читает, еще больше думает. Гоголь, Гете, Шиллер, Гофман, Бальзак, Гюго, В. Скотт, Корнель, Расин, Жорж Санд - все это входит в круг его чтения. Жорж Санд пленял его как «одна из самых ясновидящих предчувственниц более счастливого будущего, ожидающего человечество», его «поразила... целомудренная, высочайшая чистота типов и идеалов и скромная прелесть строгого сдержанного тона рассказа».1
В училище оформились первые литературные замыслы. В 1841 на вечере, устроенном братом Михаилом, Достоевский читал отрывки из своих драматических произведений - «Мария Стюарт» и «Борис Годунов» - которые известны только по названиям, рождающим ассоциации с именами Ф. Шиллера и А. С. Пушкина, по-видимому, самыми глубокими литературными увлечениями молодого Достоевского.
По окончании училища, прослужил меньше года в Петербургской инженерной команде. Летом 1844 года Достоевский уволился в чине поручика, решив полностью отдаться литературному творчеству.
Начало пути.
К середине 1840-х годов переводческая деятельность широко распространилась и получила признание. Неизвестно, были ли у Ф.М. Достоевского более ранние опыты, но в конце 1843 года он заканчивает перевод романа О. де Бальзака «Eugenie Grandet» и, в начале 1844года сообщает брату: «Нужно тебе знать, что на праздниках я перевел Евгению Grandet Бальзака (чудо! чудо!). Перевод бесподобный».2
Впервые он был опубликован в 1844 году в шестой и седьмой книгах «Репертуара и Пантеона». В 1883 году, сразу после смерти Федора Михайловича, в первом томе журнала «Изящная литература», этот перевод был перепечатан со следующим заявлением: « От редакции. Помещенный в этой книжке, роман Бальзака в переводе Ф.М. Достоевского, переведен нашим знаменитым романистом в 1842 г., в самом начале его литературной деятельности, и был напечатан в «Пантеоне» без имени переводчика. Перепечатывая этот труд – в настоящее время библиографическую редкость, почти никому не доступную и, следовательно, имеющую весь интерес новизны, - мы сохранили все особенности перевода, уже в то время обличавшего руку мастера».3 И в этом же году перевод «Евгении Гранде» был выпущен тем же журналом, но уже отдельным изданием. В 1897 году перевод Достоевского включен в серию «Собрание сочинений иностранных писателей, издание братьев Пантелеевых». Это было дешевое издание, напечатанное на серой бумаге, тесно, почти без полей. «Евгения Гранде» вошла в девятый том «Собрания сочинений Бальзака». К заглавию сделана сноска, которая была заимствована из примечания редакции журнала «Изящная литература», где повторялась та же ошибка в дате: «Этот роман Бальзака в переводе Ф.М. Достоевского, переведен нашим знаменитым романистом в 1842 г., в самом начале его литературной деятельности, и был напечатан в «Пантеоне» без имени переводчика».4
В конце 1843 года Федор, вместе с братом Михаилом и О. Патоном, товарищем по Инженерному училищу, задумал перевести и издать роман Эжена Сю «Матильда». В начале 1844 года он усиленно работает над переводом своей части. Издание не состоялось, но это не помешало Достоевскому продолжать деятельность переводчика. В апреле 1844 года, убеждая брата переводить Шиллера, Достоевский писал ему: « И с французского переводчик может быть с хлебом в Петербурге, да еще с каким; я на себе испытываю (перевожу Жорж Занд и беру 25 руб. асс. с листа печатного)».5 Какое именно произведение переводил Федор Михайлович, мы узнаем из письма к брату, датируемого летом 1844 года. В нем сообщается о постигшей его неудаче: « Наконец, случился со мной один неприятный случай. Я был без денег. Но перевод Жорж Занда романа кончался у меня («La derniere Aldini»). Суди же о моем ужасе, – роман был переведен в 1837 году. А черт это знал, я был в исступлении».6
Конечно, большую роль играла необходимость заработка, но эта работа представляла для Федора Михайловича, несомненно, и творческий интерес. В переводах он черпал ценнейший материал, который в дальнейшем отразится в его собственном творчестве. Так, 9 августа 1838 года, он писал брату: «…прочел почти всего Бальзака… Бальзак Велик! Его характеры – произведения ума вселенной! Не дух времени, но целые тысячелетия приготовили борением своим такую развязку в душе человека».7 И через год, еще в одном письме Михаилу: «Учиться, “что значит – человек и жизнь”, - в этом довольно успеваю я; учить характеры могу из писателей, с которыми лучшая часть жизни моей протекает свободно и радостно».8 Исследователи отмечают, что, в дальнейшем, Достоевский воспроизвел основных героев в «Бедных людях» с героями Бальзака: старика с его мещанской, то народной, то сентиментальной, речью; романтически настроенную, но покорную требованиям среды девушку; облик больной страдающей матери, верной, преданной служанки.
В 1876 году, в июньском выпуске «Дневника писателя», Достоевский будет вспоминать о своем увлечении творчеством Ж. Санд и упомянет роман «Последняя Альдини». «Появление Жорж Занд в литературе совпадает с годами моей первой юности. Появилась же она на русском языке впервые примерно в половине тридцатых годов… Я думаю так же, как и меня, еще юношу, всех поразила тогда эта целомудренная, высочайшая чистота типов и идеалов и скромная прелесть строгого сдержанного тона рассказа… Мне было, я думаю, лет шестнадцать, когда я прочел в первый раз ее повесть «Ускок» – одно из прелестнейших первоначальных ее произведений. Я, помню, был потом в лихорадке всю ночь…»9 Дальше он вспоминает образ юной чистой девушки, гордой и мужественной в своем поведении – Алезии Альдини. Характер этой героини Ж. Санд можно сопоставить с, впоследствии появившемся, образом Неточки Незвановой. А сам неоконченный роман «Неточка Незванова», исследователи сравнивают с, уже упоминавшимся мною, произведением Э. Сю «Матильда». Они отмечают «сходную фабулу», общность некоторых эпизодов и сюжетных линий в романе.
«Новый Гоголь явился!»
12 августа 1843 года Достоевский оканчивает полный курс наук в верхнем офицерском классе, но далеко не в числе первых. Его зачисляют на скромнейший пост при петербургской команде «с употреблением при чертежной инженерного департамента», и доверяют работу лишь в узких кабинетных масштабах начертательной геометрии и полевой картографии. Служба не входит в его жизненные планы. Он чувствует себя «поэтом, а не инженером», как вспоминал в 1877 году. И нисколько не сомневается в своем призвании: «напротив, твердо был уверен, что будущее все-таки мое и что я один ему господин».10
В 1844 году петербургский чиновник инженерного - департамента получает командировку в одну из дальних крепостей – Оренбург или Севастополь. Поездка требовала значительных затрат, отняла бы несколько месяцев и прервала, уже начатую, литературную работу. 19 октября Федор Михайлович подает в отставку, решив жить только литературным трудом и «адски работать», 17 ноября его исключают из списков петербургской инженерной команды.
В январе этого же года он переживает внутреннее событие, которое назвал видением на Неве. Он нашел, наконец, своих героев; осознал будущее мира своих драм и образов; прозрел в новую художественную форму, отвечающую его идеям.
«И замерещилась мне тогда другая история – в каких-то темных углах, какое-то титулярное сердце, честное и чистое, а вместе с ним какая-то девочка, оскорбленная и грустная, и глубоко разорвала мне сердце вся их история».11
Весною 1945 года, после десяти месяцев напряженной работы, Достоевский заканчивает свою первую повесть "Бедные люди".
«Раз утром, - вспоминал Григорович, живший в то время с Федором Михайловичем на одной квартире, - Достоевский зовет меня в свою комнату; перед ним, на небольшом письменном столе, лежала довольно объемистая тетрадь почтовой бумаги большого формата, с загнутыми полями и мелко исписанная.
- Садись-ка, Григорович, вчера только что переписал; хочу прочесть тебе; садись и не перебивай, - сказал он с необычною живостью.
То, что он прочел мне в один присест и почти не останавливаясь, явилось вскоре в печати под названием «Бедные люди».12
Слушатель был «восхищен донельзя». Григорович, уже вступивший в литературу своим очерком «Петербургские шарманщики», был в курсе текущих издательских дел. Он знал, что Некрасов собирает материал для альманаха, и решил показать ему рукопись Достоевского.
В тот же вечер Некрасов с Григоровичем сели за чтение новой повести и прочли, не отрываясь, все семь печатных листов. Друзья решили тотчас отправиться к самому автору. Тот был, глубоко тронут столь ранним визитом – на исходе белой ночи.
«Они пробыли у меня тогда с полчаса, - вспоминал он в 1871 году, - в полчаса мы бог знает сколько переговорили, с полслова понимая друг друга, с восклицаниями, торопясь; говорили и о поэзии, и о правде, и о «тогдашнем положении», разумеется – и о Гоголе, цитируя из «Ревизора» и из «Мертвых душ», но, главное, о Белинском. «Я ему сегодня же снесу вашу повесть…. Ну, теперь спите, спите, мы уходим, а завтра к нам!»13
Со словами «Новый Гоголь явился!» Некрасов передал рукопись В. Г. Белинскому, и к вечеру застал его уже в «восторженном и лихорадочном состоянии». На следующий день, беседуя со своим другом П.В. Анненковым, Виссарион Григорьевич произносит следующее: «... роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому».14
На третий день, наконец, состоялась встреча Достоевского с Белинским. По воспоминаниям Некрасова, критик «с приветливой улыбкой расспрашивал новичка о его работе над повестью и попутно рассказывал о темпах творческого процесса у Пушкина, Байрона и Гоголя». Федор Михайлович «жадно вслушивался в горячую речь критика, который сосредоточил свой анализ на главном характере нового романа».
«Вот тайна художественности, вот правда в искусстве! – закончил он свой пламенный отзыв. – Вот служение художника истине! Вам правда открыта и возвещена, как художнику, досталась, как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным [ему], и будете великим писателем…»15
«Это была самая восхитительная минута во всей моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом»,16 - писал через тридцать лет автор первого в России «социального романа».
В литературном кругу.
Достоевский был принят в кружок Белинского, познакомился с И. С. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, И. И. Панаевым. Он, по его позднейшему признанию, «страстно принял все учение» критика, включая его социалистические идеи. В 1845 году, совместно с Григоровичем и Некрасовым, составил анонимное программное объявление к альманаху «Зубоскал». И, в конце этого же года, на вечере у Белинского он читал главы повести «Двойник», в которой впервые дал глубокий анализ расколотого сознания, предвещающий его великие романы. Повесть, сначала заинтересовавшая Белинского, в итоге его разочаровала, и вскоре наступило охлаждение в отношениях Достоевского с критиком. Члены кружка не умели щадить его болезненного самолюбия и часто над ним посмеивались. С Белинским он еще продолжал встречаться, но его очень обижали плохие отзывы о последующих его произведениях, которые Белинский называл «нервической чепухой». Угнетающе действовала на писателя и необходимость соглашаться почти на любую литературную «поденщину». Все это мучительно переживалось Достоевским. Он стал «страдать раздражением всей нервной системы», появились первые симптомы эпилепсии, мучившей его всю жизнь.
В 1846 году Достоевский сблизился с кружком братьев Бекетовых, в котором обсуждались не только литературные, но и социальные проблемы. Среди участников были, также, А. Н. Плещеев, А. Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович, студент-восточник А.В. Ханыков, доктор Янковский и другие.
В начале 1847 года Федор Михайлович окончательно расходится с Белинским. С апреля по июль публикует в «Санкт–Петербургских ведомостях» четыре социально-психологических фельетона, под рубрикой «Петербургская летопись». А весной начинает посещать «пятницы» Петрашевского.
Достоевский и петрашевцы.
«Весной 1846 года к Достоевскому подошел на Невском проспекте незнакомец в плаще и широкополой шляпе и задал внезапно вопрос:
- Какая идея вашей будущей повести, позвольте спросить?
Это был Петрашевский, любивший оригинальность манер и эксцентричность беседы».17
Главными темами обсуждений, на журфиксах Петрашевского, были в то время крепостное право, реформы суда и печати. В связи с этими практическими заданиями читались доклады об утопическом социализме, атеизме, борьбе с цензурой, общественном суде, семье и браке. По свидетельству П.П. Семенова-Тян-Шанского, «толки о Нью-Ланарке Роберта Оуэна и Икарии Кабе, а в особенности о фаланстере Фурье и теории прогрессивного налога Прудона занимали иногда значительную часть вечера». 18 Что же так привлекало юного литератора в этой новой «освободительной доктрине»?
Существующий экономический строй, по учению Фурье, представляет собой режим несправедливости, анархии и нищеты; несет смертельную угрозу человечеству. Таким образом, для самых бедных и обездоленных людей (пролетариата городов и деревень) требуется коренное переустройство общества. Всем следует объединиться в едином грандиозном эксперименте. Необходимо создать первую в мире аграрно-промышленную ассоциацию для общей жизни в обширном и великолепном здании - фаланстере, с залами для танцев и концертов, аудиториями для лекций, театром и читальнями. Главной целью этого эксперимента будет являться новая организация труда, которая объединением земледелия с индустрией удесятерит прежнюю продукцию. Взаимные симпатии и соединенные энергии людей приведут к тому, что современный изнурительный труд уступит место труду-наслаждению, обусловленному привлекательностью и разнообразием всего производственного процесса.
Изображая уродства современной «цивилизации», Фурье выступает острейшим критиком капиталистического мира. На смену этому страшному миру антагонизма и страдания возникает лучезарное царство разума и счастья – социальная гармония. Путь к всеобщему счастью приведет и к высшей красоте космоса - к смягчению климатов, к появлению новых созвездий.
Ознакомившись с идеями фурьеристов, Достоевский открыто выражает свое восхищение этим «государственным романом», как назывался в России фурьеризм. Позднее, в своих показаниях следственной комиссии он говорил: «Фурьеризм – система мирная, она очаровывает душу своею изящностью, обольщает сердце тою любовью к человечеству, которая воодушевляла Фурье, когда он составлял свою систему, и удивляет ум своею стройностью. Привлекает к себе она не желчными нападками, а воодушевляя любовью к человечеству. В системе этой нет ненавистей. Реформы политической фурьеризм не полагает; его реформа – экономическая. Она не посягает ни на правительство, ни на собственность…»19
В обществе петрашевцев Достоевский пользовался уважением и дружеским сочувствием. Да, и сам он высоко ценил своих новых друзей за их выдающиеся таланты и познания. Когда, уже, в 1877 году в одной из газет было написано, что тип русского революционера деградировал от декабристов к петрашевцам, Федор Михайлович горячо вступился за гражданских товарищей своей молодости, заявив в печати, что среди них были люди «вышедшие из самых высших учебных заведений» и ставшие позже видными учеными и общественными деятелями. Достоевский сразу почувствовал в них передовых героев современности. В его бумагах сохранился краткий, но весьма примечательный набросок:
«Роман о петрашевцах.
Алексеевский равелин. Ростовцев.
Филиппов. Головинский. Тимковский».20
Первая строка относится к разгрому Общества пропаганды в 1849 году. Вторая называет фамилии членов кружка, особенно поразивших мысль писателя. А заглавие свидетельствует о том, что Достоевский всегда хранил творческую память о молодой России 40-х годов и мечтал о ее воплощении в свободной форме романа.
Заговор Спешнева.
Сведения об отношении молодого литератора к крестьянским восстаниям противоречивы. По воспоминаниям начала 80-х годов А.И. Пальма, на вопрос: «Ну, а если бы освободить крестьян оказалось невозможным иначе, как через восстание», - Достоевский якобы воскликнул: «Так хотя бы через восстание!». А по свидетельству А.П. Милюкова, Федор Михайлович примыкал к тем петрашевцам, которые ждали освобождения крестьян только от верховной власти. Сам же писатель заявлял в разговоре с В.А. Головинским, что «не желает революционного и всякого насильственного образа действия… и останавливается на мерах мирных, возможных, а не сокрушающих». 21
Но в 1848 он вошел в особое тайное общество, организованное наиболее радикальным петрашевцем Н. А. Спешневым, которое ставило своей целью «произвести переворот в России». И, несмотря на некоторое сомнение, весной этого года Достоевский и Плещеев предлагают выделиться из состава пятниц и открыть «свой салон» - не политический, а литературно-музыкальный. К ним присоединяются пианист Кашевский и виолончелист Щелков. Из сочинителей в новую группу входят Дуров, Пальм, Милюков, Плещеев и братья Достоевские.
Запроектирован выпуск альманаха или журнала, но проект в целом не вызывает симпатии Спешнева. Он называет намеченное содружество «обществом страха перед полицией». И, тем не менее, немедленно же пытается придать артистическим собраниям иное направление и едва ли не противоположное. На главенствующую роль был выдвинут Сергей Дуров (поэт лермонтовской школы и деятель радикального крыла), но фактическим руководителем стал сам Спешнев. За ним последовали Момбелли, Григорьев, Головинский, Любов и Филиппов. Они придали сообществу резко выраженную бунтарскую окраску и поставили перед ним отчетливую цель борьбы и протеста.
На собраниях, носивших политический характер, затрагивались проблемы освобождения крестьян, реформы суда и цензуры, читались трактаты французских социалистов, статьи А. И. Герцена, запрещенное тогда письмо Белинского к Гоголю, вынашивались планы распространения литографированной литературы.
В этой атмосфере происходит первое перерождение убеждений Достоевского. В феврале 1849 года начались еженедельные собрания дуровского кружка – постоянные встречи Спешнева с Достоевским. Растет их политическое сближение, а также влияние революционного вождя на созерцательную натуру поэта-утописта. Достоевский, по своим убеждениям «чистый фурьерист», не хочет вступать на грозный политический путь своего «неотразимого пропагандиста». Единственное на что он решается – расширение освободительной пропаганды до устройства тайной типографии.
Так Достоевский окончательно попадает в ряды политических конспираторов, и мучительно переживает этот коренной перелом своей жизни.
Весной Федор Михайлович посетил своего приятеля Апполона Майкова. Он приглашает его присоединиться к «особо тайному обществу с тайной типографией», в которое уже входили семеро: Спешнев, Мордвинов, Момбелли, Павел Филиппов, Григорьев, Владимир Милютин и сам Достоевский. Майков отказался и настоятельно просил Достоевского сделать тоже самое.
Между тем, шопеновские концерты в кружке дуровцев сменяются политическими дискуссиями, и к середине апреля Пальм и Дуров, посчитав собрания опасными, их прекращают. Происходят последние и самые значительные сходки петрашевцев.
15 апреля состоялось самое знаменитое собрание петрашевцев. На нем Достоевский прочел письмо Белинского к Гоголю, поразившее всех слушателей своей смелостью и силой.
В пятницу 22 апреля 1849 года состоялось последнее собрание Общества пропаганды. Обсуждались очередные задачи современной литературы. Петрашевский призывал писать в духе передовых идей. Баласогло выступил против братьев Достоевских и Дурова, призывая их всесторонне освещать новейшее социальное движение. Также обсуждался проект журнала на акциях: шли споры, вносились предложения, намечалась программа.
Но это уже было собрание обреченных.
Утром сего дня, Николаю I была представлена «записка» о деле «приверженца коммунизма и новых идей» Петрашевского, наблюдение за которым длилось с конца февраля 1848 года.
« Я все прочел, - писал царь шефу III отделения графу Орлову, - дело важно, ибо ежели было только одно вранье, то и оно в высшей степени преступно и нестерпимо.
Приступить к арестованию, как ты полагаешь, только лучше, ежели только не будет разгласки от такого большого числа лиц на то нужных.
Набокова вперед не уведомляй, а гораздо лучше тогда ему дать знать, прямо от меня, что и сделай…
С богом! Да будет воля его!» 22
В тот же день граф Орлов подписал приказ о немедленном аресте тридцати четырех петрашевцев. И 23 апреля 1849 года Достоевского арестовали. Его архив был отобран и, вероятно, уничтожен в «Третьем отделении собственной его величества канцелярии». А сам он помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости – самое страшное место самой грозной политической тюрьмы.
До ареста в 1849 г. Достоевский написал 10 повестей, кроме разных набросков и незаконченных вещей. "Роман в 9 письмах" был напечатан в "Современнике" в 1847 году. Все остальные в "Отечественных Записках": "Двойник" и "Прохарчин" - 1846 год; "Хозяйка" - 1847 год; "Слабое сердце", "Чужая жена", "Ревнивый муж", "Честный вор", "Елка и свадьба", "Белые ночи" - 1848 год; "Неточка Незванова" - 1849 год. Последняя повесть осталась неоконченной, так как в ночь на 23 апреля 1849 г. Достоевский был арестован.
Следствие, приговор, каторга.
8 месяцев Достоевский провел в Алексеевском равелине под следствием, во время которого проявил мужество, скрывая многие факты и, стремясь по возможности смягчить вину товарищей.
На протяжении первых четырех месяцев, заключенные были абсолютно лишены каких-либо связей с внешним миром. Только в июле была разрешена переписка с родными, получение книг и журналов, а также письменные занятия. К этому времени Достоевский «выдумал три повести и два романа», написан был только один – «Маленький герой» (напечатан в «Отечественных Записках» 1857 г.)
16 ноября 1849 года военный суд закончил рассмотрение дела петрашевцев, и оно поступило в генерал-аудиториат, или верховную прокуратуру. 19 декабря, на основе полевого уголовного уложения, были приговорены к расстрелу двадцать один подсудимый
Федор Достоевский был признан следствием «одним из важнейших» среди петрашевцев, виновным в «умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка». Первоначальный приговор военно-судной комиссии гласил: «... отставного инженер-поручика Достоевского, за недонесение о распространении преступного, о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева, лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». 23
22 декабря 1849 Федор Михайлович вместе с другими ожидал на Семёновском плацу исполнения смертного приговора. Но в самый последний момент, по резолюции Николая I, казнь была заменена ему 4-летней каторгой с лишением "всех прав состояния" и последующей сдачей в солдаты. Это был поистине переломный момент в жизни писателя.
«…Брат! – в тот же день пишет он Михаилу. – Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди, и быть человеком между людьми и остаться им навсегда в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть – вот в чем жизнь, в чем задача ее. Я сознал это. Эта идея вошла в кровь и плоть мою. Да! Правда! Та голова, которая создавала, жила высшею жизнью искусства, которая сознала и свыклась с высшими потребностями духа, та голова уже срезана с плеч моих. Осталась память и образы, созданные и еще не воплощенные мной. Они изъязвят меня, правда! Но во мне осталось сердце и та же плоть и кровь, которая так же может и любить, и страдать, и жалеть, и помнить, а это все-таки жизнь. Никогда еще таких обильных и здоровых запасов духовной жизни не кипело во мне, как теперь…»24
24 декабря, ровно в полночь, когда куранты Петропавловской крепости играли на своих колокольцах «Коль славен», Достоевского заковали в десятифунтовые кандалы, посадили в открытые сани с жандармом. И, под начальством фельдъегеря, конный поезд на полозьях отправился в дальний путь.
9 января 1850 прибыл в Тобольск, где в квартире смотрителя произошла встреча писателя с женами декабристов — П.Е. Анненковой, А.Г. Муравьёвой и Н.Д. Фонвизиной; они подарили ему Евангелие, которое он хранил всю жизнь.
С января 1850 по 1854 Достоевский вместе с Дуровым отбывал каторгу «чернорабочим» в Омской крепости. По окончании срока каторжных работ (15 февраля 1854 г.) Достоевский был определен рядовым в сибирский линейный батальон № 7 в Семипалатинске, где пробыл до 1859 года Барон А. Е. Врангель взял его там под свое покровительство, во многом облегчив его положение. Здесь он смог возобновить переписку с братом Михаилом и А. Майковым. Много читает (просьбы о книгах в письмах к брату), работает над «Записками из мертвого дома». Здесь, кажется, зарождается уже идея «Преступления и Наказания».
Происходят значительные перемены и в личной жизни Достоевского. 6 февраля 1857 года, в городе Кузнецке, состоится его женитьба на Марии Дмитриевне Исаевой, вдове надзирателя по корчемной части.
В ноябре 1855 Достоевский произведен в унтер-офицеры. Весной, 18 апреля 1857, писателю было возвращено: потомственное дворянство и право печататься. 15 августа того же года, после долгих хлопот прокурора Врангеля и других сибирских и петербургских, Федор Михайлович получил чин прапорщика, но полицейский надзор над ним сохранялся до 1875.
Возвращение в литературу и новые связи.
18 марта 1859 года Достоевский был уволен, с разрешением жительства в Твери. В этом же году он печатает две повести: «Дядюшкин сон» («Русское Слово») и «Село Степанчиково и его обитатели» («Отечественные Записки»). 1 сентября в газете «Русский мир» напечатано начало «Записок из мертвого дома». Тоскуя в Твери, стремясь всеми силами в литературный центр, Достоевский усиленно хлопочет о разрешении жить в столице, которое он вскоре и получает. Во второй половине декабря 1860 года он уже основался в Петербурге, к концу года выходит первое двухтомное собрание сочинений Ф.М. Достоевского, изданное в Москве П.А. Основским.
После ссылки, Фёдор Михайлович хочет поведать всему миру, какой у него взгляд на окружающий мир и что он уже не думает так, как думал до каторги в кружке петрашевцев. К тому же писатель не хотел остаться в стороне от политической и общественной жизни России и хотел хоть как-то помочь Родине, и главным оружием он хотел выбрать именно перо и чернила.
Достоевский начинает посещать кружки А.П. Милюкова, являющегося главным редактором журнала «Светоч». У него на дому собирались сотрудники журнала и друзья, среди которых: А.Н. Майков, В.В. Крестовский, Д.Д. Минаев, Н.Н. Страхов, доктор С.Д. Яновский, Аполлон Григорьев, Я.П. Полонский, Л.А. Мей, Г.П. Данилевский, М.И. Семевский. Но, как вспоминал Страхов: «Первое место в кружке занимал, конечно, Федор Михайлович. Он был у всех на счету крупного писателя и первенствовал не только по своей известности, но и по обилию мыслей и горячности, с которою их высказывал…»25
Направление кружка сложилось под влиянием французской литературы и определялось политическими и социальными вопросами. Господствовала теория «служения современной минуте», а художник должен был исполнять роль наставника и руководителя общества. Федор Михайлович разделял эти позиции и, вскоре, члены милюковского кружка стали собираться в кабинете Михаила Достоевского, где и образуется редакция журнала «Время».
Журнал «Время» (1861-1863).
С сентября 1861-го до лета 1863 года Ф.М. Достоевский проживал в доме 61 на Малой Мещанской по Екатерининскому каналу (бывший дом Астафьевой). Здесь были закончены «Записки из Мёртвого дома», и здесь, в его квартире, с 1861 по 1865 год, помещались редакции журналов «Время» и «Эпоха».
Еще в 1858 году, воспользовавшись либеральным курсом правительства, Михаил Достоевский получил разрешение издавать литературный и политический еженедельник «Время» небольшими выпусками, до четырех печатных листов.
PRIVATE 18 июня 1860 года, старшим братом знаменитого писателя, было подано прошение в Санкт-Петербургский Цензурный комитет на издание уже ежемесячного литературного и политического журнала "Время", прошение было удовлетворено 3 июля 1860 года.
В сентябре 1860 года, в газетах: "Сын Отечества", "Северная пчела", "Санкт-Петербургские ведомости", "Русский инвалид", "Искра", "Journal de St.-Petersbourg", "Афиши" было опубликовано объявление о подписке на журнал "Время".
Вот это объявление и некоторые отрывки из него:
С января 1861 года будет издаваться
"ВРЕМЯ"
журнал литературный и политический ежемесячно,
книгами от 25 до 30 листов большого формата
"Прежде чем мы приступим к объяснению, почему именно мы считаем нужным основать новый публичный орган в нашей литературе, скажем несколько слов о том, как мы понимаем наше время и именно настоящий момент нашей общественной жизни. Это послужит и к уяснению духа и направления нашего журнала.
Мы живём в эпоху в высшей степени замечательную и критическую. Не станем исключительно указывать, для доказательства нашего мнения, на те новые идеи и потребности русского общества, так единодушно заявленные всею мыслящею его частью в последние годы. Не станем указывать и на великий крестьянский вопрос, начавшийся в наше время... Всё это только явления и признаки того огромного переворота, которому предстоит совершиться мирно и согласно во всём нашем отечестве, хотя он и равносилен, по значению своему, всем важнейшим событиям нашей истории и даже самой реформе Петра. Этот переворот есть слитие образованности и её представителей с началом народным и приобщение всего великого русского народа ко всем элементам нашей текущей жизни, - народа, отшатнувшегося от Петровской реформы ещё 170 лет назад и с тех пор разъединённого с сословием образованным, жившего отдельно, своей собственной, особенной и самостоятельной жизнью.
Мы упомянули о явлениях и признаках. Бесспорно, важнейший из них есть вопрос об улучшении крестьянского быта... Не вражда сословий, победителей и побеждённых, как везде в Европе, должна лечь в основание развития будущих начал нашей жизни. Мы не Европа, и у нас не будет и не должно быть победителей и побеждённых.
Реформа Петра Великого и без того нам слишком дорого стоила: она разъединила нас с народом. С самого начала народ от неё отказался. Формы жизни, оставленные ему преобразованием, не согласовались ни с его духом, ни с его стремлениями, были ему не по мерке, не впору...
Но теперь разъединение оканчивается. Петровская реформа, продолжавшаяся вплоть до нашего времени, дошла, наконец, до последних своих пределов... Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами, что мы не в состоянии втиснуть себя в одну из западных форм жизни, выжитых и выработанных Европою из собственных своих национальных начал... Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная, и что наша задача - создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал...
Мы предугадываем, и предугадываем с благоговением, что характер нашей будущей деятельности должен быть в высшей степени общечеловеческий, что русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях; что может быть всё враждебное в этих идеях найдёт своё примирение и дальнейшее развитие в русской народности. Недаром же мы говорили на всех языках, понимали все цивилизации, сочувствовали интересам каждого европейского народа, понимали смысл и разумность явлений, совершенно нам чуждых...
Мы говорим здесь не о славянофилах и не о западниках. К их домашним разборам наше время совершенно равнодушно. Мы говорим о примирении цивилизации с народным началом...
Но где же точка соприкосновения с народом? Как сделать первый шаг к сближению с ним, - вот вопрос, вот забота, которая должна быть разделяема всеми, кому дорого русское имя, всеми, кто любит народ и дорожит его счастием. А счастие его - счастие наше. Разумеется, что первый шаг к достижению всякого согласия есть грамотность и образование. Народ никогда не поймёт нас, если не будет к тому предварительно приготовлен... Распространение образования усиленное, скорейшее и во что бы то ни стало - вот главная задача нашего времени, первый шаг ко всякой деятельности.
Мы высказали только главную передовую мысль нашего журнала, намекнули на характер, на дух её будущей деятельности. Но мы имеем и другую причину, - побудившую нас основать новый независимый литературный орган. Мы давно уже заметили, что в нашей журналистике, в последние годы, развилась какая-то особенная добровольная зависимость, подначальность литературным авторитетам. Разумеется, мы не обвиняем нашу журналистику в корысти, в продажности. У нас нет, как почти во всех европейских литературах, журналов и газет, торгующих за деньги своими убеждениями, меняющих свою подлую службу и своих господ на других единственно из-за того, что другие дают больше денег. Но заметим, однако же, что можно продавать свои убеждения и не за деньги...
Мы решились основать журнал, вполне независимый от литературных авторитетов, - несмотря на наше уважение к ним - с полным и самым смелым обличением всех литературных странностей нашего времени... Наш журнал не будет иметь никаких нелитературных антипатий и пристрастий. Мы даже готовы будем признаваться в собственных своих ошибках и промахах, и признаваться печатно, и не считаем себя смешными за то, что хвалимся этим (хотя бы и заранее)... Особенное внимание мы обратим на отдел критики. Не только всякая замечательная книга, но и всякая замечательная литературная статья, появившаяся в других журналах, будет непременно разобрана в нашем журнале... Не имея места в простом объявлении входить во все подробности нашего издания, скажем только, что программа наша, утверждённая правительством, чрезвычайно разнообразна. Вот она:
Программа:
I. Отдел литературный. Повести, романы, рассказы, мемуары, стихи и т.д.
II. Критика и библиографические заметки, как о русских книгах, так и об иностранных. Сюда же относятся разборы новых пьес, поставленных на наши сцены.
III. Статьи учёного содержания. Вопросы экономические, финансовые, философские, имеющие современный интерес. Изложение самое популярное, доступное и для читателей, не занимающихся специально этими предметами.
IV. Внутренние новости. Распоряжения правительства, события в отечестве, письма из губерний и проч.
V. Политическое обозрение. Полное ежемесячное обозрение политической жизни государства. Известия последней почты, политические слухи, письма иностранных корреспондентов.
VI. Смесь.
a. Небольшие рассказы, письма из-за границы и из наших губерний и проч.
b. Фельетон.
c. Статьи юмористического содержания
"Время" будет выходить каждый месяц, в первых числах, книгами от 25 до 30 листов большого формата, в объёме наших больших ежемесячных журналов.
«Мы не выставляем имён писателей, принимающих участие в нашем издании. Этот способ привлечения внимания публики оказался в последнее время совершенно несостоятельным. Мы видели не одно издание, дававшее громкие имена только в своём объявлении»,26 - гордо писали редакторы «Времени». Это был прямой вызов «Отечественным запискам», объявление которых о подписке на 1861 год стало мишенью для многочисленных насмешек петербургской журналистики. Надо сказать, что многие журналы того времени были обеспокоены появлением нового конкурента («Времени»), который по слухам намеревался быть очень серьёзным.
В своём «Объявлении» братья Достоевские бросили вызов литературным авторитетам, наживая себе врагов, но некоторым и понравилось, например Некрасову. В первом номере «Свистка» за 1861 год поэт писал:
Что ты задумал, несчастный?
Что ты дерзнул обещать?..
Помысел самый опасный -
Авторитеты карать!
Явленье нового журнала.
Внезапно потрясло умы:
В нём слышны громы Ювенала,
В нём незаметно духа тьмы,
Отважен тон его суровый,
Его программа широка...
Привет тебе, товарищ новый!
Явил ты мудрость старика.
Неси своей задачи бремя,
Не уставая и любя!27
Н.Г. Чернышевский, также доброжелательно отозвался о новом издании в «Современнике»: «В первой книжке оно выдерживает свою программу: тут полная независимость от всех прежних литературных кружков, одинаковая прямота мнений о всех и обо всём... Мы желаем ему успеха потому, что всегда с радостью приветствовали появление каждого нового журнала, который обещал быть представителем честного и независимого мнения, как бы ни различествовало оно от нашего образа мыслей».28
Но многим не нравилась политика журнала. С.С. Дудышкин из «Отечественных записок» подвёрг пристрастному обсуждению «Объявление» и первую статью Достоевского из цикла «Ряд статей о русской литературе». Не очень нравились высказывания «Времени» и «Русскому вестнику», и «Московским ведомостям», а «Москвитянин» вообще объявил, что программа нового журнала списана как будто с их программы.
Такое противостояние будет продолжаться вплоть до самого закрытия журнала, пока журнал не столкнётся с государством. А в этом противостоянии, как известно, выигрывает всегда государство. Но это будет потом, а пока, с самого открытия журнала, Достоевский не стесняясь (публично) начинает спорить и отстаивать свою правоту со всеми, кто нападает на журнал или его сотрудников.
Официально, редактором нового литературно-политического обозрения был брат Михаил, он принимал на себя и всю деловую часть. Но фактическим редактором стал Федор Михайлович. Под его идейным руководством, журнал двигается по новому направлению, получившему название - почвенничество.
Программа почвенничества опиралась на идеалистическое понимание истории, романтический взгляд на русскую действительность и славянофильское учение о смирении и всепокорности русского крестьянства. Она принимала слагавшуюся буржуазную монархию как наиболее прогрессивную форму правления для своей страны, отрицая революционные методы преобразования России. Фёдор Михайлович надеялся на интеллигенцию, которая оторвалась от «почвы», но которая должна была, по мнению писателя, сблизиться с народом и тем самым нравственно совершенствоваться. Что касается крестьянского вопроса, то здесь журнал отстаивал консервативный принцип. Утверждалось отсутствие сословного противоречия в русской истории и господство мира и согласия между крепостными и помещиками. В среде почвенников господствовали нравственные и умственные интересы или чистый либерализм без всякой мысли о насильственном перевороте.
И Достоевский со страниц «Времени», не боясь, спорил о правильности этого особого, именно для России, пути. В дальнейшем он полемизировал на эту тему в журнале «Эпоха», «Гражданин», а также на страницах своего «Дневника». Причём спорил не только на эту тему и не только с различными журналами, но и с разными людьми.
Несомненной заслугой журнала было признание русской литературы залогом великой исторической будущности создавшего ее народа. «Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Тургенев – вот что дает нам право на фактическое участие в общеевропейской жизни», - так предваряет писатель будущее всемирное признание русской поэзии и художественной прозы. Знамя Достоевского – Пушкин. «Явление Пушкина есть доказательство, что дерево цивилизации уже дозрело до плодов и что плоды его не гнилые, а великолепные, золотые плоды…»29
За два с половиной года, в журнале был напечатан ряд выдающихся произведений. «Униженные и оскорбленные», «Записки из Мертвого дома», а также «Зимние заметки о летних впечатлениях» самого Достоевского; «Женитьба Бальзаминова» и «Грех да беда на кого не живет» А.Н. Островского; начало поэмы Н.А. Некрасова «Мороз, Красный нос» («Смерть Прокла») и его стихотворение «Крестьянские дети»; «Недавние комедии» и «Наш губернский день» Салтыкова; «Зимний вечер в бурсе» и «Бурсацкие типы» Помяловского; «Очерки из простонародного быта» А. Левитова; «Хозяин» Никитина. Стихотворения Майкова, Я. Полонского, Плещеева, Мея, Апухина, Василия Курочкина. Путевые записки Григоровича; «Мои литературные и нравственные скитальчества» А.А. Григорьева; переводы из Э. По, Виктора Гюго, а также широкий круг произведений малоизвестных и начинающих авторов. И с первых же своих выпусков журнал начинает публиковать историю манчестерских рабочих – первый русский перевод пролетарского романа «Мери Бартон. История манчестерской жизни» Элизабет Гаскел.
Критический отдел журнала стал сферой формулирования его «нового слова» в литературе – «почвенничества», или «русского направления», как называла его редакция. Как критик и публицист, Достоевский ведет полемику с крупнейшими журналами по самым разнообразным вопросам. Но его статьи приобретают особую яркость и силу, когда он защищает родной язык и отечественную литературу.
Первые столкновения были с журналом «Русский вестник», носившим в то время еще умеренно-либеральный характер. В начале 60-х Катков увлекается английским государственным правом и после поездки в Англию становится поборником ее политических убеждений. Появляется либеральствующий критицизм к духовному достоянию своей отсталой страны. В 1861 году он заявляет, что русская литература – «маленькая, скудная, едва начавшая жить, едва выработавшая себе язык».
Достоевский ответил сокрушительным возражением: «она совсем не скудная: у нас Пушкин, у нас Гоголь, у нас Островский. Преемственность мысли видна в этих писателях, а мысль эта сильная, всенародная.… Неужели «Русский вестник» не видит в таланте Пушкина могущественного олицетворения русского духа и русского смысла?..»30
Большой интерес в цикле статей «Времени» представляет своеобразная беседа об искусстве, которую редактор журнала вел в 1861 году с Добролюбовым, являвшимся сторонником утилитаризма в русской эстетике. Противоположной его точки зрения придерживался Фет, будучи сторонником чистой красоты. Достоевский же заявляет о своей – третьей – позиции, независимой и всеобъемлющей. Он выступает за вольную поэтику, за свободное творчество, за искусство бесконечных устремлений и неограниченных возможностей, приносящее высшую пользу человечеству. Писатель подчеркивает: «Искусство всегда современно и действительно, никогда не существовало иначе и, главное, не может иначе существовать.… Мы именно желаем, чтоб искусство всегда соответствовало целям человека, не разрознивалось с его интересами.… Если мы и желаем наибольшей свободы искусству, то именно веруя в то, что чем свободнее оно, в своем развитии, тем полезнее оно человеческим интересам. Нельзя предписывать искусству целей и симпатий».31 Но такая «высшая свобода» художника исключает требование непременной актуальности его творчества и близости его созданий к запросам действительности. Он согласен и с утилитаристами, но в тоже время протестует против похода Добролюбова на художественность, на Пушкина и Тургенева. Искусство «всегда будет жить с человеком его настоящею жизнью…. И потому первое дело: не стеснять искусство разными целями, не предписывать ему законов…. Идеал красоты, нормальности у здорового общества не может погибнуть… Красота полезна потому, что она красота, потому что в человечестве – всегдашняя потребность красоты и высшего идеала ее».32 Достоевский, всегда совмещавший непримиримые крайности в своих политических и религиозных воззрениях, так же своеобразно сочетает враждующие контрасты и в своей эстетике.
Журнал возражал и К. Аксакову, оспаривая мысли статьи «Публика — народ» о крайней противоположности идеалов и привычек народа и привилегированной части населения, господ.
А Салтыков-Щедрин и Антонович в «Современнике» не раз выступали против непоследовательности позиции «Времени», консервативности ряда пунктов его социальной программы, отрицания необходимости борьбы.
Большое место в журнале отводилось французской уголовной хронике, мастерски обработанной в редакции; в статьях затрагивались вопросы воспитания молодежи; имелись отделы внутренних новостей и иностранных известий.
Существенную роль в журнале играл критик-идеалист Н.Н. Страхов, который с согласия издателей защищал некую особую самобытность русского народа, развивал идеи так называемого почвенничества в противовес западничеству, умозрительному западноевропейскому утопическому социализму. Он обвинял «Современник» в беспочвенности, в стремлении привить русскому народу западноевропейские болезни, и хотя почвенники не были однородны по своим взглядам, но их объединяло именно несогласие с революционными демократами. Страхов особенно горячо возражал против материального подхода к улучшению жизни народа. Изменение положения масс должно идти через моральное, религиозное усовершенствование: мир нельзя исцелить ни хлебом, ни порохом, а лишь «благой вестью». Терпение русского народа истолковывалось как заслуживающая одобрения добродетель, свою враждебность к нигилистам Страхов, по собственному признанию, старался передать и Ф.М. Достоевскому.
Вторым человеком, работавшим в редакции и оказавшим решительное влияние на развитие философских воззрений Федора Михайловича, был Аполлон Григорьев. Человек исключительной яркости, подлинных творческих вдохновений и смелого эстетического новаторства. Воспитанник позднего романтизма, почти сверстник был, несомненно, близок Достоевскому. Став в начале 50-х годов во главе молодой редакции «Москвитянина», он разработал целое течение философской и художественной мысли. Вместе с Островским, Писемским и Мельниковым-Печерским выдвигал задачу возрождения национального русского искусства. Систему своей критики А. Григорьев называл органической. Программные объявления «Времени» строились на основе любимых идей Аполлона Григорьева, то есть народности, ценностей старорусской культуры, родной поэзии и художественного слова, культа искусства, театра, фольклора, музыки, руководящего значения Пушкина и Островского для современной литературы. В журнале Достоевского он отстаивал воззрение на русскую драму как на искусство всенародное: «Театр в наших глазах – дело великое, потому великое, что по сущности своей он должен быть делом народным…. Театр должен держаться массою».33 На этом убеждении основан обширный ряд статей о русских актерах середины XIX века, раскрывающих в нем одного из крупнейших русских театральных критиков.
Уже с января 1861 года «Время» вошло в число толстых петербургских журналов и вскоре стало соперничать с самыми популярными периодическими изданиями. В этом же году у «Времени» было 2300 подписчиков, а в 1862 году 4302 подписчиков. Издание сравнялось по количеству подписчиков с «Отечественными записками» и «Русским словом» (около 4 000 подписчиков) и заняло третью позицию по отношению к двум абсолютным лидерам – «Современнику» Н.А. Некрасова (7 000 подписчиков) и «Русскому вестнику» М.Н. Каткова (5 700 подписчиков). Цена журнала равнялась 14 рублям 50 копейкам, а с пересылкою и доставкой на дом 16 рублей серебром. Однажды Достоевский заявил Страхову: «Моё имя стоит миллиона!»34
«Молодая Россия».
В середине мая 1862 года Достоевский нашел в ручке замка своей входной двери революционное воззвание - «Молодая Россия», призывавшее к немедленному социальному перевороту: «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя, знамя будущего, знамя красное и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика русская!» – двинемся, а Зимний дворец истребит живущих там…»35
Этот листок возмутил и расстроил писателя. На фоне пожаров, охвативших в те дни Петербург, «Молодая Россия» прозвучала зловеще. Достоевский решает обратиться к вождю революционной партии – Н.Г. Чернышевскому. Об этой встрече Николай Гаврилович вспоминает в 1888 году. По его рассказам, Федор Михайлович просил его повлиять на поджигателей, так как допускал, что пожары вызваны именно революционерами.
Дни стояли сухие и жаркие, пламя, с необыкновенной быстротой, перебрасывалось на соседние здания и охватывало целые кварталы. Выгорели Большая и Малая Охота, огромная часть Ямской. В конце мая были уничтожены Толкучий рынок, Апраксин и Щукин дворы с тысячами лавок. Редакция «Времени» подготовила об этом событии статьи, решительно опровергавшие клевету на «студентов» и «нигилистов» как поджигателей столицы. Обе статьи были запрещены цензурой и, по приказу царя, были препровождены в «высочайше утвержденную комиссию» князя Голицина. Туда же был вызван, для дачи показаний, издатель журнала Михаил Достоевский. Так началось негласное преследование «Времени», которое фактически редактирует недавний «государственный преступник». Голицын предложил приостановить выход журнала на восемь месяцев, и Александр II наложил резолюцию: «Согласен». Только благодаря докладу министра внутренних дел Валуева (близкого к литературе и женатого на дочери П.А. Вяземского) было дано распоряжение «не прекращать ныне» издания журнала, но «иметь за ним надлежащее наблюдение».
В июне 1862 года Достоевский впервые выезжает за границу. В чрезвычайно быстрых темпах, за каких-нибудь два с половиной месяца промелькнули Берлин, Дрезден, Висбаден, Баден-Баден, Кельн, Париж, Лондон, Люцерн, Дюссельдорф, Женева, Генуя, Ливорно, Флоренция, Милан, Венеция и Вена.
Европа глубоко разочаровала Федора Михайловича. Во «Времени» 1863 года он напечатал «Фельетон за все лето», или листки из путевого журнала по Германии, Италии и Англии, - «Зимние заметки о летних впечатлениях». В них он противопоставляет обычным восторженным описаниям достопримечательностей старой Европы ее темные и страшные явления, традиционным пейзажам и портретам знаменитостей – трагедию большого города с ее разгульной, порочной, одурманенной толпой. По социальному звучанию это одно из самых передовых произведений Достоевского, где критика буржуазного мира и горестная сатира на его волчьи нравы отмечены настоящим антикапиталистическим пафосом, хотя путей к борьбе автор и не указывает.
Пожалуй, самым сильным и ценным впечатлением в этой поездки была встреча Достоевского с Герценом и знакомство с Бакуниным (членом кружка Белинского и «неотразимым пропагандистом немецкой философии»).
«Роковой вопрос».
В конце 1862 года редактор «Времени» повторяет в объявлении о подписке свой руководящий тезис о «спасении России в почве и народе» как основе своей программы в наступающем году.
Уже в начале 1863 года резко изменилась международная ситуация. В ночь на 23 января центральный национальный комитет Польши объявил вооруженное восстание для объявления Речи Посполитой в границах 1772 года. Отряды повстанцев нападали на размещенные в стране царские гарнизоны. Но их действия не переросли в войну, и Польша, лишенная поддержки Запада, катилась к поражению. 11(23) февраля 1864 года восстание было подавлено, а 1(13) мая генерал-губернатором шести северо-западных губерний был назначен М.Н. Муравьев, получивший прозвание Вешателя.
Такие события взбудоражили Россию и вызвали брожения ее внутренних сил. Реакционеры, во главе с Катковым, поддерживали воинствующий Петербург. В либеральных кругах ощущалось скрытое стремление найти компромиссное решение конфликта. А русская революционная мысль открыто высказалась за поддержку дела восставших. Герцен со всей решимостью встал на защиту Польши, в «Колоколе» прозвучал призыв к международной революции: «Мы хотим независимости Польши, потому что мы хотим свободы России».36
Редакция «Времени» хранит полное молчание о событиях в течение трех месяцев и, наконец, поручает написать политическую статью Страхову, который ранее никогда не выступал по вопросам международного масштаба.
Решено было написать статью не столько в военно-политическом плане, сколько в общефилософском. Статья появилась в апрельском номере за подписью «Русский» под заголовком «Роковой вопрос». С намеком на знаменитые стихи Пушкина, написанные по аналогичному поводу в 1830 году: Кто устоит в неравном споре
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? Вот вопрос!37
В своей статье Страхов заявляет о необходимости решать возникшую проблему не оружием, а сопоставляя культуры двух наций. Их соперничество разрешится в пользу России только в том случае, если мы одержим над поляками «духовную победу».
С гневным обвинением выступили «Московские ведомости», упрекая «Время» в неверном решении самого животрепещущего политического вопроса дня. На что Достоевский ответил большой статьей, оправдывающей позицию журнала.
Но дело шло своим неуклонным ходом. По всеподданнейшему докладу министра внутренних дел Валуева о статье возмутительного содержания «Роковой вопрос», идущей прямо наперекор всем действиям государства и оскорбляющей народное чувство, царь «повелеть соизволил в 24 день мая прекратить издание журнала «Время».
Автору статьи и редактору явно угрожали дальнейшими репрессиями, это было очевидно из нападок реакционных кругов и официозной печати. Но благодаря редакции «Московских ведомостей», напечатавшей в «Русском вестнике» разъяснение, дальнейших репрессий не последовало. Наряду с резким опровержением всех положений «Рокового вопроса», она все-таки отвергала политическую неблагонамеренность опубликовавшей статью редакции.
И уже в конце января 1864 года Михаилу Достоевскому было «высочайше дозволено» издавать новый журнал.
«Эпоха» (1864-1865)
15 ноября 1863 года Михаил Достоевский вновь обращается к министру внутренних дел Валуеву с прошением о разрешении ему выпускать в 1864 году журнал «Правда». Направление определялось как «в полной мере русское», то есть патриотическое и народное. Это означало, что журнал будет придерживаться официального курса.
Правительство разрешило выпуск нового периодического издания, но под другим названием – «Эпоха», и дало это дозволение только в конце января, когда все печатные органы уже успели провести подписку. В таких условиях первый номер «Эпохи» мог выйти только 21 марта, и никаких надежд на годовую подписку уже не было. Это и предопределило скорый крах издания.
В объявлении о журнале «Эпоха» говорилось, что редакция твердо намерена вести журнал в духе «прежних изданий М. Достоевского». Это было продолжение почвенничества, но уже в духе правого славянофильства. Резко осуждалось обличие существующего строя, отвергалась социальная критика, исключалась политическая сатира. Ставилась задача приветствовать своеисторичность России и остерегаться «всестирающей цивилизации» Запада. Все это не оставляло простора для свежих жизненных суждений о больных явлениях действительности. Так же говорилось об участии в «Эпохе» Тургенева, Островского, Ап. Майкова, Плещеева, Полонского. Достоевского и других авторов, любимых читателю.
PRIVATEЗа год существования, в журнале были опубликованы произведения Ф.М. Достоевского «Записки из подполья», «Крокодил», И.С. Тургенева «Призраки», Н.С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда», а также переводная литература.
Круг сотрудников "Эпохи" поменялся по сравнению с предшествующим журналом. 10 июля 1864 года умер брат Михаил Михайлович, самый близкий человек, главный соратник и помощник Ф. Достоевского. В июньском выпуске печатается статья младшего брата «Несколько слов о Михаиле Михайловиче Достоевском», а также небольшое дополнение о дальнейшей судьбе журнала:
ОБ ИЗДАНИИ
ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ЖУРНАЛА
«ЭПОХА»
С кончиною Михаила Михайловича Достоевского, издателя и редактора журнала «Эпоха», издание журнала перешло в собственность его семейства, которое будет непосредственно участвовать в издании, а ответственным редактором утвержден один из прежних сотрудников Михаила Михайловича, А. У. Порецкий. Но спешим уведомить наших подписчиков, что направление журнала «Эпоха» остается тоже, которое дал ему покойный издатель. Новый редактор и все прежние, постоянные сотрудники неуклонно будут следовать по-прежнему пути.
Объявление об издании журнала «Эпоха» появилось в первый раз только в феврале нынешнего года. Первые две книги вышли в одном томе в конце марта. Издатель напрягал все силы, чтобы войти в сроки и не опаздывать. Но, наконец, болезнь и смерть его на некоторое время совершенно остановили издание. Даже майская книга журнала не могла быть своевременно разослана в губернии, вследствие остановки всех дел после смерти издателя. Теперь, после утверждения нового редактора и разрешения семейству покойного продолжать журнал, дела по изданию пойдут усиленно, и новые издатели повторяют обещание покойного М. М. Достоевского войти в сроки. По этому, в наивозможно скорейшем времени выйдет июльская, а вслед за нею и августовская книжка «Эпохи».38
Осенью умирает другой яркий сотрудник «Времени» - Аполлон Григорьев. Меньше чем за полгода работы, в «Эпохе» напечатано несколько его статей о театре, два открытых письма к Федору Достоевскому «Парадоксы органической критики» и новые главы художественных мемуаров об идейно-поэтических веяниях своего времени «Мои литературные и нравственные скитальчества». 25 сентября 1864 года он погибает от внезапного удара. Речей над раскрытой могилой не произносилось, но в осенних книжках «Эпохи» были напечатаны статьи о нем Н.Н. Страхова, Ф.М. Достоевского и Д.В. Аверкиева.
С начала и до конца, вся история второго журнала – это его медленная гибель. «Эпоха» оказалась мертворожденной, и не хватило даже редакторского таланта Достоевского, чтобы новое издание стало столь блестящим, как и первое.
В своем журнале Федор Михайлович стремился проводить консервативную программу, с общей ориентацией на великий творческий идеал - русскую литературу. Но, видимо, задача оказалась ошибочной, подписка на журнал в 1864 году не превысила 1 300 экз. Финансовые и организационные сложности не позволили «Эпохе» повторить успех «Времени», и издание просуществовало лишь год, скончавшись на тридцатой книжке.
После закрытия "Эпохи" Достоевский на несколько лет оставляет журнальную деятельность для усиленного труда над созданием художественных произведений. С июля по октябрь он снова путешествует по загранице. В 1866 году заканчивает «Преступление и наказание», 4 октября начинает диктовать роман «Игрок». В 68-м выходит в свет его роман «Идиот», а с 1871 по 1872 работает над «Бесами».
«Гражданин» (1873 – начало1874)
и «Дневник писателя» (1873-1877).
№ 1 1873 1 января
ГРАЖДАНИНЪ
ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.
Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедельникамъ.
Редакцiя (Невскiй проспектъ, 77, кв. № 8) открыта для личныхъ объясненiй отъ 2 до 4 ч. дня ежедневно, кроме дней праздничныхъ.
Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три месяца; принятыя, въ случае необходимости, подлежатъ сокращенiю.
Подписка принимается: въ С.–Петербурге, въ главной конторе «Гражданина” при книжномъ магазине А. Е. Базунова; въ Москве, въ книжномъ магазине И. Г. Соловьева; въ Кiеве, въ книжномъ магазине Гинтера и Малецкаго; въ Одессе у Мосягина и К0. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.
Подписная цена:
За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.
« полгода « « ..4 » « « .....5 »
« треть года. « « ..3 » « .....4 »
(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг казначеевъ).
Отдельные №№ продаются по 20 коп.39
С 1872 году А.Н. Майков и Н.Н. Страхов вводят Федора Михайловича в кружок князя В.П. Мещерского, главы российских консерваторов. Знавший его С.Ю. Витте, в своих воспоминаниях отмечает, что Мещерский пользовался большим влиянием при дворе. Он выдвигал кандидатуры на министерские посты и был замешан в скандальных денежных комбинациях своих ставленников.
В то время, Мещерский был занят организацией еженедельника «Гражданин». В журнале работали Майков, Тютчев, Страхов, Победоносцев, Маркевич и Достоевский, а редактором был молодой публицист Г.К. Градовский. Но к осени 1872 года он покинул этот пост, и на его место становится Федор Михайлович.
Работая в «Гражданине», он вырабатывает новую форму публицистики – отклики художника на темы дня. Так создается «моножурнал» Достоевского – «Дневник писателя». В нем автор рассказывает о своих спорах с Белинским, о встрече с Чернышевским, о впечатлениях после прочтения рассказа Лескова «Запечатленный ангел», о своем увлечении социализмом и о многом другом.
Работа в этом чиновничьем, светском органе очень скоро становится для Достоевского невыносимой. Со стороны передовой печати идет резкое осуждение знаменитого писателя за отступничество.
Но «главная горечь»: «роятся в голове и слагаются в сердце образы повестей и романов. Задумываю их, записываю, каждый день прибавляю новые черты к записанному плану и тут же вижу, что все время мое занято журналом, что писать я уже не могу больше – и прихожу в раскаяние и отчаяние».40
Еще в момент назначения Федора Михайловича редактором еженедельника, третье отделение отказалось «принять на себя ответственность за будущую деятельность этого лица». На журнал Мещерского посыпались административные взыскания за нарушения цензурного устава. В июне 1873 года цензурный комитет привлекает Достоевского к судебной ответственности, а суд приговаривает к штрафу и аресту на военной гауптвахте. 11 марта 1874 года министр внутренних дел обвиняет «Гражданина» «в суждениях, клонящихся к возбуждению вражды против одной из частей населения империи», и объявляет 12 марта первое предостережение журналу в лице издателя-редактора Федора Достоевского.
Писатель понял это как фактическое устранение от обязанностей в редакции журнала под угрозой его закрытия. 19 марта он подает прошение в главное управление по делам печати об освобождении его от редактирования «Гражданина» из-за ухудшения здоровья.
С января 1875 года в «Отечественных записках» начинает печататься новый роман Достоевского «Подросток». В 1876 году он возобновляет «Дневник писателя», но уже самостоятельным изданием. Здесь открывается превосходный цикл его новелл: «Бобок», «Кроткая», «Сон смешного человека», «Мальчик у Христа на елке», которые явились новым достижением писателя в малых жанрах. «Дневник» находит признание в отдаленных уголках России. Федор Михайлович получает огромное количество писем, ведет корреспонденцию с незнакомыми лицами, принимает у себя безвестных посетителей, выслушивает исповеди, учит и указывает пути. 2 декабря 1877 года Академия наук избирает его в члены-корреспонденты по отделению русского языка и словесности. Он выступает на литературных вечерах с чтением своих произведений или стихотворений великих поэтов, что неизменно вызывает энтузиазм аудитории.
Роман – эпопея.
В июле 1878 года начинается работа над эпопеей «Братья Карамазовы». Этот роман подводит итоги всей деятельности писателя, в нем он стремится воплотить все свои заветные мысли. В нем разрабатывается не просто история одной семьи, а тема современного государства: вопросы печати и суда, школы и национальностей, церкви и революционной пропаганды. Достоевский изначально задумывает эпопею о революционной России в двух романах.
«Главный роман второй, - сообщал своему читателю автор, - это деятельность моего героя уже в наше время, именно в наш теперешний текущий момент. Первый же роман произошел еще тридцать лет назад и есть почти даже не роман, а лишь один момент из юности моего героя. Обойтись мне без этого первого романа невозможно, потому что многое во втором романе стало бы непонятным».41
Первую часть Федор Михайлович заканчивает в ноябре 1880 года, и вернуться к истории своего героя планирует, после годового перерыва, в 1882 году. Но уже не успеет это сделать…
Памятник Пушкину.
В 1880 году состоялось большое литературно-общественное событие – открытие памятника Пушкину в Москве. Оно не могло не привлечь внимания Достоевского, всегда признававшего великого поэта наиболее полным выразителем народного сознания. 5 апреля редактор «Русской мысли» – С.А. Юрьев обратился к писателю с предложением выступить с речью на юбилейном собрании и напечатать ее в виде статьи в его журнале. Ровно через месяц Федор Михайлович дает согласие и обещает приехать в Москву к 25 мая.
Этой речи «в память величайшего нашего поэта и великого русского человека» Достоевский придавал особое значение. Он покидает Петербург и уединяется в Старой Руссе, где усиленно работает над своим словом о Пушкине.
В полдень 6 июня 1880 года состоялось открытие памятника. Вечером на литературном концерте Достоевский читал сцену в Чудовом монастыре из «Бориса Годунова». На втором обеде он произносит краткое слово о поэте. И лишь на третий день, выступая первым, потрясает публику своей речью. В ней знаменитый писатель выразил, с глубочайшей силой, самую заветную идею всего своего творческого пути: свою жгучую тоску по всемирному общечеловеческому союзу, к осуществлению которого призвана, прежде всего, Россия. Отсюда его внимание к там произведениям Пушкина, в которых «засияли идеи всемирные», отсюда его глубокое преклонение перед мировой отзывчивостью поэта, «этой главнейшей способностью нашей национальности…».
Эпилог.
Еще в 1868 году в своем флорентийском письме Майкову, Достоевский пишет о своей жизненной цели: «написать… да хоть бы и умереть – весь выскажусь». Он действительно достиг восторженного признания, небывалого влияния, всенародной славы. Год окончания «Братьев Карамазовых» и «Речи о Пушкине» возводит его в сан одного из величайших русских художников-мыслителей.
«Пушкин умер в полном развитии своих сил и, бесспорно, унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».42
Так и сам Достоевский унес с собою тайну грандиозно задуманного второго романа «Братья Карамазовы». Через два с половиной месяца после окончания первого тома, писателя не стало.
Еще в конце 1879 года после осмотра Федора Михайловича, доктор сообщил жене, что в теперешнем состоянии эмфизема может угрожать жизни. Мелкие сосуды стали до того тонки и хрупки, что от физического усилия или душевного волнения могут разорваться. Следовало всячески избегать таких напряжений организма.
26 января 1881 года за семейным обедом состоялся разговор о наследстве. Достоевский встал из-за стола и ушел в кабинет. Здесь у него из горла хлынула кровь. Вечером приехал врач, от выстукивания груди опять пошла кровь, и Федор Михайлович потерял сознание. Придя в себя, он простился со всеми родными.
Ночь прошла спокойно. На следующий день отец беседовал с детьми, занимался материалами для «Дневника писателя», предназначенного к выходу на 31 января. Прибывший профессор объявил об улучшении здоровья и обещал выздоровления.
« В семь часов утра 28-го Анна Григорьевна проснулась и увидела, что муж смотрит на нее.
- Ну, как ты себя чувствуешь, дорогой мой? – спросила она, наклонившись к нему.
- Знаешь, Аня, - сказал Федор Михайлович полушепотом, - я уже три часа как не сплю и все думаю, и только сознал ясно, что я сегодня умру.
- Голубчик мой, зачем ты это думаешь? Ведь тебе теперь лучше, кровь больше не идет, очевидно, образовалась «пробка», как говорил Кошлаков. Ради Бога, не мучай себя сомнениями, ты будешь еще жить, уверяю тебя!
- Нет, я знаю, я должен сегодня умереть!
Он раскрыл книгу, подаренную ему в Тобольске женами декабристов.
- Ты видишь «не удерживай», значит, я умру.
Анна Григорьевна плакала. Он благодарил ее, утешал, поручал ей детей.
- Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда даже мысленно!
В 11 часов горловое кровотечение повторилось. Больной почувствовал необыкновенную слабость. Он позвал детей, взял их за руки и попросил жену прочесть притчу о блудном сыне. Это был последний рассказ, прослушанный Достоевским. После нового кровотечения в 7 часов вечера он потерял сознание и в 8 часов 38 минут скончался».43
Тело провожали несметные толпы народа. Достоевский был похоронен вблизи могилы одного из любимых его поэтов – Жуковского, на кладбище Александро-Невской лавры. В последний путь проводить писателя пришли: Аполлон Майков, Д.В. Григорович, артист В.В. Самойлов, Д.В. Аверкиев, Орест Миллер, В.С. Соловьев, петрашевец Пальм, профессора, студенты, а также бесчисленные и безвестные читатели его бессмертных творений.
Заключение.
Вот я и подошла к заключению. Так, довольно сжато, представила вашему вниманию жизнь Федора Михайловича, и как можно полнее постаралась рассказать о его публицистской деятельности. Не удалось обойти и его художественные произведения, все-таки в то время журналистика была тесно связана с литературой. Да и, говоря о гении, было бы большой ошибкой не упомянуть о его гениальных трудах.
Конечно, Достоевский навсегда останется для нас, в первую очередь, автором социально-психологического романа. Но, я надеюсь, моя работа доказывает, что он был не только талантливым писателем, но и не менее талантливым журналистом. Журналистом, печатавшим и художественные произведения, и переводы, и статьи. Журналистом, работавшим под такими псевдонимами, как: Д.; Друг Козьмы Пруткова; Зубоскал; - ий, М; Летописец; М-ий; Пружинин, Зубоскалов и Ko; Ред.; Ф.Д.; N.N. Журналистом и человеком, прошедшим ряд разнородных этапов в поисках путеводной истины. И, нашедшем, эту истину в русском народе.
Достоевский выработал заветную идею: «высшая ценность заключается в духовной, поэтической и философской культуре его даровитого и несгибаемого народа, призванного в будущем к величайшей исторической миссии».44 Он искренне верил в нее, и так же искренне пытался следовать своему призванию. Я думаю, что у него это получилось.
Сноски:
1 «Дневник писателя», июнь 1876 г.
2 Письма, т.1, стр. 70-71; т.2, стр. 553
3,4 В.С. Нечаева «Ранний Достоевский 1821-1849», М. 1979г., стр.108
5,6 Письма, т.1, стр. 71; т.2, стр. 555.
7,8 В.С. Нечаева «Ранний Достоевский 1821-1849», М. 1979г., стр. 104
9 Письма, т.1, с.68-70; Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч., т.2, с.498
10 Гроссман Л.П. «Достоевский», М. 1963г., стр.45
11,12, 13 там же стр.51, 58, 59
14 dostoevsky.php
15 Н.А. Некрасов «Каменное сердце»
16 ЖЗЛ, Гроссман Л.П. «Достоевский», М. 1963г., стр.64
17,18,19,20,21,22 там же стр.100, 101, 103, 106, 109,134
23 www.repetitor.org
24,25 ЖЗЛ, Гроссман Л.П. «Достоевский», М. 1963г., стр.156, 221
26,27,28 www.petersu.karelia.ru
29,30,31-32,33 ЖЗЛ, Гроссман Л.П. «Достоевский», М. 1963г., стр.216, 219, 220, 224
34 www.petrsu.karelia.ru
35,36-37 ЖЗЛ, Гроссман Л.П. «Достоевский», М. 1963г., стр.243, 264
38 MihMih.php
39 1janN1.php
40,41,42,43,44 ЖЗЛ, Гроссман Л.П. «Достоевский», М. 1963г., стр.466, 512, 525, 526, 528.
Список литературы:
1. ЖЗЛ, Гроссман Л.П. «Достоевский», Москва 1963г., изд. «Молодая гвардия».
2. В.С. Нечаева «Ранний Достоевский 1821-1849», Москва 1979г., изд. «Наука».
3. www.magister.msk.ru
4. www.repetitor.org
5. www.rulex.ru «Русский биографический словарь»
6. www.philolog.ru
7. www.petrsu.karelia.ru
8. www.russ.ru «Русский журнал»
9. www.yandex.ru (MihMih.php; 1janN1.php; dostoevsky.php)