Этика науки
МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н.И. ЛОБАЧЕВСКОГО
ФАКУЛЬТЕТ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
РЕФЕРАТ ПО ФИЛОСОФИИ
ЭТИКА НАУКИ
соискателя кафедры экологии
биологического факультета
Логинова В.В.
научный консультант:
профессор, С.П. Макарычев
Нижний Новгород
1998
Содержание реферата
стр.
1. Вступление...........................................................................................................2
2. Нравственность, мораль и этика в науке...........................................................3
3. Свобода и ответственность ученого....................................................................6
4. Биоэтика и мировоззренческие позиции.............................................................8
5. Евгеника и этика генетического контроля........................................................11
6. Генетика и этика.................................................................................................14
7. Генная инженерия - неограниченные возможности
и возможные ограничения.......................................................................................17
8. Заключение...........................................................................................................21
Список использованной литературы......................................................................22
1. Вступление
Хотя наука и техника выступают сегодня в ряду факторов, приводящих к необходимости создания некоей новой или универсальной этики, но возможно эта задача в позитивистском духе не выполнима и тем тревожнее слышать предупреждения биологов, генетиков, медиков о том, что мы стоим перед опасностью разрушения человечества как вида, деформации даже его телесных основ. Расшатывание генофонда, лихие шаги генной инженерии, открывающей настолько новые горизонты, но и зловещие возможности: порождения “призрака Франкенштейна”, выход из-под контроля “мутантных генов”, могущих исказить эволюционные приспособления человека, массовое порождение искусственных мутантов. Не исключена возможность ломки основного генетического кода в результате непродуманных вмешательств в его структуру. Нарастает генетическая отягощенность человеческих популяций. Повсеместно фиксируется резкое ослабление иммунного аппарата человека, под воздействием ксенобиотиков и многочисленных социальных и личных стрессов (Философия,1995,с.556).
Возможно этика ненасилия и диалога из полуэкзотической и наивно-утопической конструкции становиться одним из центральных моментов этической мысли и выживания человечества в этом стремительно меняющимся мире. Поэтому дискуссии происходящие по этическим аспектам в биологии, медицине, генетике имеют не только чисто теоретический интерес. но и практический касающийся всех нас так или иначе.
2. Нравственность, мораль, этика в науке
В научной литературе понятия “мораль” и “этика” часто употребляются, как взаимозаменяемые (хотя они и не тождественны). Например мы говорим: нормы профессиональной этики, этика ученого, моральные, нравственные, этические нормы и т.д. Это происходит от того, что сама мораль, как реальность содержит в себе разные элементы, тесно переплетенные между собой - сознание, отношения, поступки (деятельность), то есть содержит и определенное обоснование своих норм и принципов, точно так же, как наука о морали - этика -не ограничивается лишь пассивным теоретическим отражением моральной стороны нравов, а сама имеет нормативное содержание вырабатывает конкретные образцы поведения, обоснование должного.
Кроме понятий “мораль” и “этика” в русском языке употребляется и термин “нравственность”. Этимологически понятия “нравственность”, “мораль”, “этика” восходят к одному корню и в античности употреблялись как анонимы. Термин “этика” произошел от древнегреческого h,no,s (обычай, характер, образ мыслей) и получил признание в работах Аристотеля. Латинским аналогом этого слова является mos-mores (нрав, обычай, характер, поведение). Отсюда наряду с греческим h,nicor (учение о добродетелях), появляется латинское moralitas - мораль (степень моральности человека). Другими словами, по своему первоначальному значению греческое hnicor и латинское moralitas в основном совпадают однако в процессе развития культуры, философии термины “этика” и “мораль” (“нравственность”) наполняются различным содержанием (цит. по; Лазар,1985,с.33).
В истории этики нравственность иногда трактовалась, как нечто отличное от морали. Так, Гегель делит этику на три части: абстрактное право, мораль и нравственность. Первое охватывает внешнее поведение, второе вскрывает внутреннюю сущность особой воли субъекта. Нравственности Гегель придавал более высокий смысл, рассматривая ее как идеал, как долженствование и критическое отношение к социально-историческим явлениям.
Следует отметить, что предмет этики - мораль и наука о ней - этика исторически, от эпохи к эпохи менялись.
Особенности научно-технической революции не могли не оказать влияния и на постановку этических проблем современного естествознания. в частности на отношение ученых к проблеме ответственности. Как постановка. так и решение проблемы ответственности естествоиспытателя находятся в прямой зависимости от более общей проблемы взаимоотношения науки. морали и этики.
Для обозначения максимально широкого круга философско-методологических и социологических проблем. отражающих разносторонние аспекты этого взаимодействия, употребляют термин “этика науки”.
Этика ученого - более узкое по своему объему понятие. чем этика науки. поскольку она охватывает преимущественно регулятивистские аспекты действия морали в науке. обосновывает профессиональную мораль ученых и является частью, одним из аспектов этики науки.
Кроме этих двух понятий (“этика науки” и “этика ученого”) в литературе часто встречается и такие понятия, как “этика научного работника”, “этика (этические аспекты) научного творчества (деятельности), “нравственная функция науки”, обозначающие те или иные аспекты этики науки (Дробницкий,1977,с.6).
Этика науки представляет собой философское и социологическое изучение взаимоотношений науки и морали: а) в плане воздействия науки на мораль, знаний и научного прогресса на моральность, нравы людей и нравственный прогресс общества, влияние ценностей науки на мораль, соотношение истины и добра, истинности моральных явлений и б) в плане воздействия морали на науку, ценностей и норм морали на отношение в науке и ее результаты, мировоззренческих установок ученого на познание действия морали как регулятора научной деятельности и научного общения, раскрытия содержания гражданской и моральной ответственности ученых.
По аналогии с социологией - этика науки должна иметь также разные уровни исследования: общеэтический анализ взаимоотношений науки и морали (с выходом на философский уровень, на обобщение методологического порядка), средний уровень для которого общеэтические положения выступают в качестве методологических предпосылок, и конкретно - эмпирический уровень исследования моральных отношений и нравов в науке с помощью методов социологии, социальной психологии и других наук.
В нормах научной этики находят свое воплощение во-первых общечеловеческие моральные требования и запреты, приспособленные разумеется к особенностям научной деятельности.
Во-вторых, этические нормы служат для утверждения и защиты специфических, характерных именно для науки ценностей. Первый из них является бескорыстный поиск и отстаивание истины. В повседневной научной деятельности обычно бывает непросто сразу же оценить полученное знание, как истину либо, как заблуждение. И это обстоятельство находит отражение в нормах научной этики, которые не требуют, чтобы результаты были новыми знаниями и так или иначе логически, экспериментально и пр. - обоснованными. Ответственность за соблюдение такого рода требований лежит на самом ученом (Фролов, 1989,с.407).
Так, современный английский социолог науки Р. Мертон считает, что научные нормы строятся вокруг четырех основополагающих ценностей : универсализма, всеобщности, бескорыстности (незаинтересованности), и организованного скептицизма (Философия, 1995,с.513).
Корень вопроса при обсуждении же, темы о науке и нравственности заключается, видимо, не просто в том, чтобы понять, как вообще соотносятся два этих явления. Для всех нас, имеющих какое-то отношение к науке, источник беспокойства, а с ним и повышенного интереса к теме, заключается, очевидно, не просто в том, нравственно или безнравственно современное использование достижений науки, нравственно или безнравственно то или другое явление современного научного развития, даже не в том, можем ли мы сегодня, как мы это делали последние 200-300 лет, начиная от эпохи Просвещения и до середины нынешнего века, все еще возлагать надежды на то, что научное развитие по мере достижения в области приобретения и распространения знаний сможет выработать надежную основу для решения наиболее важных проблем человеческого бытия, но в том, может ли вообще наука, как особая форма сознания, быть и оставаться высшей инстанцией при решении всех без исключения общих, т.е. и мировоззренческих, нравственных и им подобных вопросов? Не являются ли напротив, некоторые, из этих суждений, например. нравственные, в общегуманистическом и мировоззренческом, пускай даже и более абстрактном смысле суждениями более высокого и общего порядка, чем суждения науки как таковой. Подобные вопросы, почти невозможные лет 50-100 назад неожиданно оказались почему-то возможными сегодня, и не только возможными, но чуть ли не естественными. И эта их возможность и естественность как раз и обнаруживает чрезвычайно важные сдвиги, которые произошли в сознании современного человека относительно науки, и научности по сравнению с сознанием людей ближайших к нам предшествующих культурных эпох. Естественность этих вопросов обнаруживает не только глубокое и все более возрастающее недоверие к современному научно-техническому развитию в его материальных формах, и в первую очередь к науке, как бы мы ни понимали ее (Трубников, 1990, с.278,279).
3. Свобода и ответственность ученого
Одним из необходимых условий и особенностей развития науки является свобода научного творчества. Во всех своих аспектах - в психологическом (свобода воли), гносеологическом (свобода как познанная необходимость), социально-политическом (свобода действий), связанных между собой, свобода в области науки проявляется в особых конкретных формах и выступает, как необходимое основание ответственности не только ученого, но и человечества в целом.
Свобода должна проявляться не только во вне и при помощи науки, но и внутри нее самой во всех формах свободы мысли (постановка научных проблем, научная фантазия, предвидение и т.п.), свободы выбора объектов исследований и методов научной работы, свободы действий (эксперимент, практическое использование научных достижений и т.п.), социальной свободы ученого как личности и др. (Медянцева,1973,с.102).
Одним из проявлений свободы научного творчества, а следовательно, и ответственности, является способность ученого освободится от предвзятых мнений, умение практически проанализировать свою работу и доброжелательно отнестись к работе другого, увидеть в ней зерна истины. Постоянное сомнение в правильности и достоверности выводов и открытий, является одним из оснований научной добросовестности, чувства ответственности ученого за истинность научных взглядов. Победа сомнений, которой предшествовала интенсивная работа мысли по проверке выводов и выражает подлинную свободу творчества.
Одной из особенностей современной науки является ее все большее сближение с производством, уменьшается дистанция от момента научного открытия до его практического воплощения, ответственность ученого увеличивается. Появляется необходимость того научного риска, без которого невозможно претворение лабораторных результатов и научных выводов в производство в широком масштабе. Таким образом вопрос о практическом применении научных открытий заключает в себе проблему риска, то есть осознания ученым необходимости той смелости, которая выступает одной из конкретных форм проявления ответственности.
Формы проявления научного риска многообразны, но всегда вопрос о нем тесно связан с проблемой моральной ответственности ученого.
В осознании ученым возможности или необходимости определенного научного риска проявляется противоречивый характер свободы научного творчества, с одной стороны, и ответственности - с другой.
Ответственность ученого является оборотной стороной свободы его научного творчества. С одной стороны, ответственность немыслима без свободы, с другой - свобода без ответственности становится произволом.
Когда четкие нравственные критерии утрачивает современный ученый, вооруженный всей мощью современной техники и поддержаный всеми “активами” современных государств, когда он “в интересах науки”, а не из нравственности, а часто и из чисто “эстетического” интереса к “делу”, к открытию и творчеству, как таковому, изобретает наборы ядов, атомное, бактериальное, психопатогенное и т.д. оружие, это смертельно для человечества, не говоря о том, что это смертельно и для науки (Трубников, 1990, с.279).
Среди областей научного знания, в которых особенно остро и напряженно обсуждаются вопросы социальной ответственности ученого и нравственно-этической оценки его деятельности, особое место занимают генная инженерия, биотехнология, биомедецинские и генетические исследования человека, все они довольно близко соприкасаются между собой.
Именно развитие генной инженерии привело к уникальному в истории науки событию, когда в 1975 году ведущие ученые мира добровольно заключили мораторий, временно приостановив - ряд исследований, потенциально опасных не только для человека, но и для других форм жизни на нашей планете.
Мораторию предшествовал резкий рывок в исследованиях по молекулярной генетике. Однако другой стороной этого прорыва в области генетики явились таящиеся в нем потенциальные угрозы для человека и человечества. Такого рода опасения и заставили ученых пойти на столь беспрецедентный шаг, как установление добровольного моратория. Тем не менее дискуссии вокруг этических проблем генной инженерии отнюдь не утихли (Фролов, 1989,с.410).
И здесь использование средств философского анализа, обращение к многовековому опыту философских размышлений становится не просто желательным, а существенно необходимом для поиска и обоснования разумных и вместе с тем подлинно гуманных позиций при столкновении с этими проблемами в сегодняшнем мире. Это стало предметом особой науки - биоэтики.
4. Биоэтика и мировоззренческие традиции
Биоэтика порождение западной цивилизации конца XX века. Биоэтика пытается ответить на тот морально-мировоззренческий запрос, который порождают медико-биологические исследования, и сегодня уже можно говорить о наметившихся позициях. Согласно одной из них, биомедецинские технологии допустимо рассматривать как ту “аномалию”, которая не может быть освоена средствами концептуально-понятийного аппарата устоявшейся “парадигмы”( традиционное морально-мировоззренческое сознание).
Две старые мировоззренческие традиции - религиозно-идеалистическая и материалистическо-натуралистическая - равно остановились у порога Жизни и Смерти. Выход за их пределы был ограничен с одной стороны “Волей Божьей”, с другой непознаваемыми или еще не познанными “законами Природы”. В рамках этих традиций, которые условно можно назвать онтоцентрической парадигмой, человек не обладал правом произвольного манипулирования своей “уже ставшей” биологической сущностью, которая, и в естественнонаучном материализме и в догматическом богословии, заключается в его смертности и размножении. Новые возможности биомедицинского управления процессами размножения и смертности обнаруживают несостоятельность онтоцентрической парадигмы. Эта несостоятельность закрепляется успехами техногенной цивилизации и либерально-демократического “строительства”(Салуянова,1995,с.125).
Человек все чаще отказывается себя понимать как “пассивный” материал в руках высших сил (Бог, Природа) и все более укрепляется в оценке себя как самодетерминируемого существа, целеноправленного “творца” техники, своей жизни, самого себя. Все это характеристики антропоцентрической мировоззренческой парадигмы, в границах которой допустимо понимание биоэтики как системы “новых этических стандартов”. Так, П. Сингер отмечает, что “биоэтика - это дисциплина, которая обсуждает ценность тех этических доктрин, которые зачастую окружены ореолом святости”(Сингер, 1993, с.143)..
Т. Энгельхарт полагает, что “сегодня проблема заключается в том. чтобы создать для решения биомедицинских проблем такую этику, которая обладала бы авторитетом рациональности и выступала от имени всего разнообразия точек зрения на мораль. Эта проблема приобретает сегодня особую актуальность, если иметь в виду крах многих традиционных ценностей”.
Один из стандартов связан с реанимационной практикой. Совершенствование реанимационных методик превратило умирание в длительный механизированный процесс. поставив новый для человека морально-этический вопрос: кто в данной ситуации должен принять решение о смерти - сам умирающий, врачи или родственники ? Данная реальность в значительной степени способствует формированию у медицины, наряду с традиционной здравоохранительной новой функции - смертеобеспечения. Эта функция прочно закрепляется развитием трансплантологии, ибо основным источником биоматериала - человеческих органов, подлежащих трансплантации, являются терминальные пациенты - terminus (конец. предел).
Для формирования “нового этического стандарта” используется превращенная форма - “дарение своих органов”. Именно он определяет и новые критерии гуманности - чем выше “органическая ценность”, тем выше гуманность, наличие которой проявляется в способности к “дарению своего биоматериала”. Однако если этому “стандарту” ещё предстоит завоевать “умы”, то право на уничтожение своего биоматериала (аборт), пожалуй уже приобрело искомый статус стандарта. В 1920-х годах в России начинается, а к 1980-м практически заканчивается “молчаливая революция” в общественном сознании: “право на свободу выбора” сохранять или не сохранять жизнь своего ребенка становится основным нормативным регулятором обесценив и практически вытеснив норму “не убий”.
Обесценивание и вытеснение многих традиционных ценностей возможно и ожидаемо при условии неограниченного и массового распространения методик искусственного оплодотворения - “асексуального размножения”.
Транссексуальная хирургия - ещё одно медицинское нововведение. Оно возникло как следствие широкого правозащитного движения, и в частности новых подходов к сексуальности человека. Транссексуальная хирургия, которая, как правило, сопряжена с подавлением функции продолжения рода, косвенно, но все же существует в режиме обеспечения сексомоторной сексуальности, то есть стандарта “анормальность”.
Практика генетической диагностики приводит к вопросам: что такое здоровая наследственность, хороший или плохой ген, существует ли мера допустимых для общества аномалий? Неудивительно, что генные технологии называют “новым социальным оружием”.
Принцип “личного права” стал этическим стандартом и для “антипсихиатрического” движения. В основе, признание права пациента на отказ от принудительной изоляции, госпитализации, определенным методам лечения лежит признание права каждого человека на свой “образ мира”. Последовательное осуществление этического стандарта “личное право” оборачивается реальным обесцениванием традиционных норм (цит. по : Силуянова, 1995, с.125,126).
Последние десятилетия отмечены чрезвычайным развитием нейробиологии, в рамках которой возникли и успешно развиваются новые направления, изучающие структуру и функции центральной нервной системы человека. Результаты этих исследований, как имеющие подлинно научное значение, так и представляющие собой скоропалительные, необоснованные или явно сфальсифицированные “сенсации” таят опасность их антигуманного использования отнюдь не в целях излечения психических расстройств, а в качестве средства “модификации поведения”. Бурное развитие химии и фармакологии в течении последних десятилетий обогатило медицину большим количеством новых активных лекарственных средств, воздействующих на психику человека и его поведение. Успехи нейрохирургии позволили проводить тонкие и сложные операции на мозге. Все эти достижения научно-технического прогресса и естественное стремление ученых проникнуть в тайны деятельности мозга человека выдвинули ряд важных морально-этических и правовых проблем (Чавкин, 1982, с.215,218).
Понимание биоэтики как “новой этики” в рамках антропоцентрической парадигмы можно рассматривать как следствие “правовой ошибки”, то есть сведения моральных ценностей к природно-психологической основе. Типичным примером натуралистической ошибки является гедонистический принцип “удовольствие является единственным добром”.
Может ли “новый опыт” быть осмысленным с христианских позиций? Могут ли быть найдены ответы на биоэтические проблемы в рамках христианского понимания человека?
Православное богословие полагает, что биомедецинские технологии не столько ставят новые, сколько усиливают и обостряют традиционные моральные проблемы.Современные представители католицизма, протестантизма, а также и иудаизма, ислама, буддизма активно включились в работу Совета Европы по выработке рекомендаций по вопросам биоэтики.
Православие не откликнулось на очередной цивилизационный “запрос” рядом “инструкций” и “правил”. Этика православия в первую очередь этика “сердца” (“блюдение сердца”и “сведение ума в сердце”). Поэтому осмысливая “новую реальность” и “новый опыт” православие не стремиться к созданию “учения, разработанного во всех пунктах”, но определяет “лишь основную онтологическую ориентацию”. Последняя применительно к нашим проблемам заключается в признании апофатической природы Богочеловечества и в признании принципа синергии. Речь прежде всего идет о возможности для человека быть причастным Высшему Бытию - Богу. Между человеком и Богом возможен не только “нравственный союз”, но и реальное соединение. Реализованное в Боговоплощении, оно создает и гарантирует “тайну Личности”. Отказ же от “тайны Личности”, то есть богообразия человека, равносилен “отказу человеку в праве считаться человеком”. Даже если личность еще не вступила в обладание всей полнотой своей природы или утратила это обладание - сама личность есть. Поэтому - аборты и эвтаназия это убийство (цит. по : Кураев, 1995. с. 117).
Таковы две мировоззренческие позиции во взгляде на биоэтику.
5. Евгеника и этика генетического контроля
Как известно, термин “евгеника” (от греческого eugenes - хорошего рода) был предложен в 1869 г. Ф. Гальтоном в книге “Наследственность таланта, его законы и последствия”. Еще в Древней Спарте занимались евгеникой, тогда она состояла в том, что родившихся больных или с аномалиями детей убивали.
Евгеника ставила перед собой две разные задачи , одна из них заключалась в попытке улучшить человеческую “породу”, скажем за счет приближения среднего уровня к уровню лучших ее представителей. Это позитивная евгеника. В современную эпоху это направление обычно ассоциируется с именем Ф. Гальтона. Другая задача может состоять в удалении из генофонда явно вредных аллелей, например, при близкородственных браках. Это негативная евгеника. Идеи позитивной евгеники были использованы расистами и реакционерами, в особенности теоретиками и практиками фашистской и “расовой гигиены” и геноцида. Подобная дискредитация идей евгеники “улучшения породы людей”, разумеется не могла не привести к ее банкротству (Ичас, 1994, с.220).
Интересна эволюция евгенической мысли в нашей стране. Евгеническое движение в России, возникшее давно, организовано оформилось лишь к 1920 г., когда под председательством Н.К.Кольцова было создано в Москве Русское евгеническое общество. Второй центр возник в 1921 г. в Петрограде, где Ю.А. Филипченко организовал Бюро по евгенике. Наконец, еще одним учреждением, занимавшимся евгеникой был Медико-биологический институт (с 1935 г. Медико-генетический) под руководством С.Г. Левата, который условно можно назвать третьим центром, так как изучавшаяся здесь генетика человека и медицинская генетика являлись в то время составными частями евгеники. Особый интерес и сегодня представляет оригинальная программа генетического анализа психических свойств человека.
Генетики во главе с Ю.А. Филипченко, считали главной задачей анализ генетики одаренности. Кольцов Н.К. стремился изучить генетику человека в норме и патологии. Третий центр евгеники занимался “близнецовым методом” для выяснения механизмов взаимодействия генетических и средовых (социальных) факторов в онтогенезе человека и анализом близкородственных браков.
Оценивая евгенические движения в нашей стране видно существенное обстоятельство: во всех программах центров евгеники речь шла главным образом о решении сугубо научных задач. Причем наши ученые полностью отвергали насильственное улучшение природы человека (цит. по : Фролов, 1988, с.276).
Примерно с таких же позиций в те же годы с активной пропагандой евгенических идей выступал и Г. Мёллер. Он объявил “крестовый поход” в пользу евгенических мер, которые призваны спасти человечество от генетической катастрофы. Особенно отчетливо эта идея была выражена в книге Г. Мёллера “Из ночи: взгляд биолога в будущее”. Где конкретно предлагает вести контроль за размножением людей и отбор для улучшения генофонда человечества, а затем искусственное осеменение женщин, создание искусственных банков генов. Тем не менее уже чисто научный аспект этих идей встретил возражение у ряда видных генетиков (Т. Добжанский, Дж. Бидл, Б. Гласс и др.). Однако у евгеники нашлось и много сторонников среди ученых причем от теории, они перешли к практике. Друг Г. Мёллера - американский бизнесмен Р. Грем. создает банк для хранения спермы и находит женщин, согласившихся участвовать в эксперименте по созданию “суперлюдей”.
Сегодня подобные проекты зачастую связываются с возможностями применения к человеку методов генной инженерии, клонирования и т.д. Но не надо забывать, что селекция жестокий процесс и будущее человека получит огромные возможности, вероятнее всего, благодаря использованию изменчивости генофонда. а не стандартизации некоторой формы - Homo sapiens.
Своеобразная трактовка проблем этики генетического контроля в частности в связи с неоевгеническими проектами, развита в книге П. Рамсея “Фабрикуемый человек”. Ссылаясь на генетика Г.Мёллера, Рамсей, утверждает, что остается лишь один метод предотвращения грядущей генетической катастрофы, и этот метод, нравится ли он нам или нет есть метод целеноправленного контроля над воспроизводством людей. Он выдвигает два предложения. Во-первых, прямое наступление на вредные генетические мутации (“генетическая хирургия”). Во-вторых, Рамсей сосредотачивает свое внимание на фенотипе человека. он допускает возможность евгенических мер, но при строгом этическом контроле. Евгеника по мнению Рамсея, должна быть соединена с христианскими принципами (Фролов, 1988, с.283,284).
Дискуссии об этике генетического контроля примечательны вот в каком отношении, на Западе получила широкое распространение точка зрения, согласно которой исследования и практика генетического контроля рассматривается вне связи с социальными, гуманистическими и этическими ценностями. Ориентация современной России на Запад говорит скорее о том, что у нас будет то же самое.
О том что между этикой вообще и наукой. особенно в ее прикладном значении пролегает все большая пропасть говорит следующее. Так, американский генетик Дж. Ледерберг, разрабатывая “технологию копирования людей”, стремился доказать ее преимущество перед генной инженерией, поскольку в первом случае дело касается репродуцирования уже известных генотипов, а во втором - создание новых, что связано с опасностями и риском.
В книге М. Эбона “Клонирование человека: прекрасная новая надежда или новый ужас ?” широко обсуждаются подобные проблемы. По словам Эбона, дискуссии по поводу клонирования были вызваны выходом в свет книги Д.М. Рорвика “По его образу и подобию”. Эбон заявляет,что у человечества есть довольно большие основания рассматривать клон в качестве “чудовища” (по сведениям Рорвика клонирование человека было уже осуществлено секретно в 1978 году), а людей, создающих его, как “сумасшедших ученых”, действия которых направляются “дьяволом”. Эбон констатирует, что подобные представления об ученом и его деятельности получил сегодня широкое распространение и имеют довольно весткие основания. Причину он видит в изменении характера самой деятельности ученого-исследователя, в погоне за деньгами, и субсидиями, в узкой специализации, во власти бюрократии. Подобное положение привело к тому, что между человеком и биомедецинской науки пролегла глубокая пропасть. Эбон утверждает, что уже сейчас в обстановке секретности ведут исследования по клонированию “рас господ” (людей обладающих финансовыми возможностями), а также эксперименты по клонированию ценных представителей домашних животных. Наверно не случайно идеи клонирования людей и манипуляций с ДНК человека еще больший резонанс получили на Западе, когда по телевизионным экранам в 1997 году прошел нашумевший фантастический сериал “Секретные материалы”, где показано, что федеральное правительство и военные в строжайшем секрете давно проводят антигуманные и антиморальные эксперименты над людьми. У массового зрителя создается впечатление о целенаправленной политике вседозволенности в науке не смотря ни на что, а политика правительства “все отрицать”.
Дж. Уотсон в одном из выступлений, опубликованном в приложении к книге Эбона отмечает, теоретически все формы жизни на уровне высших животных могут в конечном итоге быть воспроизведены путем клонирования. Если это так, то ситуация может иметь потрясающие последствия для человеческой природы. Если мы не начнем думать над этими проблемами уже сегодня, то может весьма скоро наступит день, когда мы окажемся лишенными возможности принимать свободные решения, делает вывод Уотсон.
Существуют резкие противники любого вмешательства в генетику человека, полностью осуждающие это направление научных поисков, но наиболее распространенной и влиятельной на Западе оказывается позиция принципиальной защиты идеи генетического контроля в определенных этических рамках.
Данная позиция получила развернутое обоснование в книге “Этика генетического контроля” Дж. Флетчера, теолога и вместе с тем специалиста по проблемам медицинской этики. Флетчер , считает оправданным любой генетический контроль, если он может помочь избавить человечество от генетических уродств и болезней. Он резко отделяет биологию и генетику, которые решают вопрос о том, как осуществить генетический контроль, от сферы морали, этики, где по его мнению устанавливается сущность самой этой процедуры, ее человеческая ценность. Флетчер проводит мысль о том, что любое средство оправданно, пока оно служит достижению поставленной и одобренной цели, когда же эта “гармония” нарушается, то средства рассматриваются как неадекватные. Такой подход разрушает все преграды, все ограничения на пути научного исследования человека и генетического контроля, и прежде всего этические (Фролов, 1988,с. 302 ).
6. Генетика и этика
Проблема существования биологических основ этики особенно те ее аспекты, которые возникли в основном под влиянием идей З. Фрейда и этологии (К. Лоренц, Р. Арди и др.), широко обсуждается в мировой науке. Это в немалой степени относится, в частности, к социобиологии. Ее позиции в отношении эволюционно-генетических предпосылок социально-этических качеств человека отчетливо выражены в “Социобиологии” Э.О.Уилсона.
Так, по мнению Уилсона, альтруизм следует рассматривать с точки зрения вида. На вопрос, как мог возникнуть и развиваться альтруизм, который по самому своему понятию противоречит личной приспособленности, Уилсон дает следующий ответ: родство. Если гены, вызывающие склонность к альтруизму, свойственны двум организмам вследствии их общего происхождения и если акт альтруизма увеличивает совместный вклад этих генов в следующее поколение, то склонность к альтруизму будет распространяться на весь генетический фонд популяции (цит. по : Фролов, 1988, с.333).
“Альтруизм”, то есть способность жертвовать собственными интересами ради других часто встречается у животных, образующих социальные группы. Происхождение его путем естественного отбора было трудно объяснить. Сегодня для этого используют теорию “отбора родичей”, или “кин-отбор”, согласно которой животное проявляет альтруизм в большей мере к родственникам, чем к чужакам, и тем самым способствуют репродукции генов, сходных с его собственными. Современным аналогом биологического “отбора родичей” у человека является лояльное отношение индивидума к другим членам своей социальной или политической группы. Основы такого подхода к проблеме альтруизма и его возникновения сформулировал в 1964 г. английский биолог Ч. Гамильтон, рассматривавший его как формирующееся в биологической эволюции качество, которое помогает индивиду в распространении его генов. Американский биолог Р. Триверс развил эти идеи, выдвинув концепцию взаимного альтруизма у всех организмов, и бессмысленно считать, что человеческие существа - единственный вид у которого альтруизм не имеет генетического основания.Концепция взаимного альтруизма стала основой основ социобиологии, Уилсон распространяет ее не только на альтруизм, но и на другие этические явления. Как естествоиспытатели, так и ученые гуманитарии, считает он, могут уже теперь совместно рассматривать возможность того, что “ наступило время изъять этику из рук философов и биологизировать ее”.
Суть его точки зрения заключается в том, что этика как наиболее близкая к биологии философская дисциплина не может конструироваться чисто логическим, мыслительными средствами, так как она связана с интерпретацией поведения людей. а этот феномен уходит своими корнями в биологическую эволюцию человека и приматов и, если говорить о таком явлении, как альтруизм, восходит даже к истории беспозвоночных. Поэтому, считает Уилсон, этика должна быть “ отобрана у философии” и построена на биологической основе.
Сходные идеи, относящиеся в частности, к генетическим основам происхождения альтруизма, высказаны в книге Р. Докинза “Эгоистичный ген”. По его словам, люди, подобны другим животным, представляют собой машины, созданные их генами. В мире, где царит конкуренция, этим генам удалось выжить лишь благодаря безжалостному эгоизму. Поскольку гены эгоистичны, следует ожидать, что и наше индивидуальное поведение окажется в равной мере эгоистичным. Следовательно, типы поведения, кажущиеся на первый взгляд альтруистическими, возникают лишь потому. что в определенных условиях альтруизм служит эгоистичным целям гена. В последней главе “Мемы - новые репликаторы” Докинз отрицает, то, что он ранее утверждал человек уже не обычная генная машина а “уникальный вид”, и к его социальному поведению нельзя непосредственно применить идеи эволюции. Человек продукт не только органической, но и культурной эволюции. И как пишет Докинз: “Мы единственные существа на Земле, способные восстать против тирании эгоистичных генов (цит по : Докинз, 1993, с. 304).
В рецензии на книгу Р. Докинза генетик Г. Стент, отмечает, что обычно понятия “эгоизм” и “альтруизм” связываются с понятием “моральная ценность”. У Докинза понятия “эгоизм” и “альтруизм” лежат вне сферы этики ( Фролов, 1988, с.357).
Столь откровенная биологизация социальных явлений не может, разумеется оказаться эвристически эффективной. Она не способна пролить свет и на эволюционно-генетические основы этики. в частности на истоки эгоизма и альтруизма. Не случайно поэтому социобиологическая трактовка вопросов этики, а также ценностей вообще встречает наибольшее возражение.
Метод сведения (редукции) этики к ее биологическому компоненту ряд ученых пытаются поставить на службу позитивным целям гуманизма, и прогресса человечества.Наиболее ярко это проявилось в трудах английского биолога Дж. Хакскли, пытавшегося создать концепцию “эволюционного гуманизма”. Суть ее сводится к утверждению, что стремление человека к образованию, культуре и науке обусловленно эволюционно-генетически: оно означает непрерывное развитие и совершенствование естественной “природы человека”, которую Дж. Хакскли, в отличии от К. Лоренца и Р. Ардри, трактует в альтруистическом духе. Поэтому будущее Дж. Хакскли рассматривает оптимистично, хотя с позиций утопических - “мирового сознания”. Здесь его идеи перекликаются с идеями Тедьяр де Шардена.
Предельные формы позиция “крайнего генетического детерминизма”, то есть социал-биологизма, при рассмотрении этических качеств человека получила в книге Э. Уилсона и Ч. Ламсдена “Гены, разум, и культура. Процесс коэволюции”. Здесь уже не только этика, но и вообще человеческая культура обусловливается некими “культургенами”, якобы закодированными в генотипе человека (цит. по : Фролов, 1988, с. 360, 361).
Ч. Ламсден и Э. Уилсон обсуждают также пути к новой науке о человеке. По их мнению новая наука о человеке должна рассматривать исторический процесс, как результат взаимодействия биологии и культуры, как “генно-культурная коэволюция”.
Принципы, на которых должна строиться новая наука о человеке, могут быть сведены, считают Ч. Ламсден и Э. Уилсон, к следующим : 1) все сферы человеческой жизни, включая этику, имеют в качестве физической основы человеческий мозг и являются частью биологии человека: ни одна из этих сфер не может быть исключена из области применения методов естествознания: 2) умственное развитие имеет более сложную структуру, чем это считалось раньше, большинство форм восприятия и мышления (если не все) определяются генетически запрограммированными процессами в мозгу: 3) структура умственного развития складывалась на протяжении жизни многих поколений людей под действием особой формы эволюции (“генно-культурной коэволюции”), в ходе которой гены и культура изменяются совместно: 4) влияние генов, даже если оно и очень велико не исключает нечто противоположное оказывая влияние на культуру, гены создают и поддерживают возможность сознательного выбора и принятия решений: 5) предрасположенность к чему-либо (задатки) возникают в результате взаимодействия особого рода генов и окружающей среды: 6) различного рода этические нормы основаны на той или иной предрасположенности и могут быть изменены: 7) результатом создания подлинной науки о человеке могла бы явиться возможность социального экспериментирования, затрагивающего самые глубокие основания человеческих мотиваций и моральных суждений.
Таким образом. Ч. Ламсден и Э. Уилсон отстаивают не только глубоко ошибочные принципы “новой науки о человеке”, но и ее манипуляторские притязания и амбиции, не имеющие этических регулятивов, поскольку “социобиология сама определяет их” (цит по : Фролов, 1988, с. 360, 361).
В. П. Эфроимсон, обращаясь к социально-этическим проблемам генетики человека, утверждал, что если внимательно рассмотреть специфику действия того естественного отбора, которому подвергалось человечество в ходе своего становления, то окажется, что именно естественный отбор, самый жесткий из законов природы создал у человека альтруистические эмоции необычной силы и стойкости. Однако в отличии от социобиологов он считает, что вовсе не генетикам принадлежит последнее слово в решении проблем происхождения человеческой этики, гуманизма. Важно лишь, чтобы философы не упустили из виду того,что становление этики происходило под действием не только социальных, но и биологических факторов. Эти идеи В.П. Эфроимсон развил в статье “Родословная альтруизма”, основные принципы которой в общем и целом были поддержаны Б.Л. Астауровым (Эфроимсон, 1971, с.194).
Биологизаторским тенденциям должен быть противопоставлен диалектический подход. Диалектика социального и биологического в человеке заключается не просто в каком-то определенном, раз и навсегда должном соотношении между ними. Даже если мы и говорим о примате, доминирования социального, диалектика состоит в опосредовании и преобразовании биологического социальным, но не в разрыве связи между ними. Такой подход снимающий альтернативу “гены или социум” позволяет бороться и против социал-биологизма, его антигуманных проявлений, выражающихся в частности: в элитаризме, расизме, терроризме, религиозном фанатизме и т.д.
7. Генная инженерия - неограниченные возможности и возможные ограничения
В последние годы дискуссии по вопросам генетического контроля обрели новые импульсы и в связи с тем, что реальной стала возможность практического использования методов генной инженерии для лечения наследственных болезней и общемировая программа “Геном человека” подходит к своему окончанию и уже несет с собой новые проблемы социально-экономического и морально-этического характера.
Под генной терапией, немецкий исследователь И.Рейтер понимает введение генетического материала в организм с целью исправления дефектов. Некоторые ученые и религиозные деятели, как было уже отмечено, вообще выступают против генной технологии к человеку, считая, что здесь есть рубеж, перейдя который мы не сможем контролировать дальнейший ход событий. Вместе с тем те, кто страдает наследственными заболеваниями возлагают надежду на генную терапию (Фролов, 1988, с.304).
В этой связи вновь возникает вопрос; может ли наука саморегулироваться на этическом уровне, в какой мере она способна к этическому самоконтролю? Ведь даже в случае применения в науке принципов этики, реально обусловленных конкретным пониманием блага человека, остается еще под вопросом, как будут действовать “обратная связь” и контроль за исполнением данных принципов.
Причины интереса к генной инженерии сейчас ясны. Дело в том, что помимо чисто познавательного интереса генетическая инженерия вызвала интерес практически - прикладной - ныне она рассматривается даже, как прообраз технологий будущего (биотехнология будущего). Развитие генетической инженерии, далее, заставило многих ученых задуматься над проблемами социальной ответственности науки и над возможностями социального регулирования научных исследований (Фролов, 1975, с.20).
Человек приобретает могущество, которым следует пользоваться с величайшей предусмотрительностью и осторожностью - именно этим в конечном счете определяется социально-этическое содержание исследований в сфере генетической инженерии. В своем фантастическом романе-антиутопии “Прекрасный новый мир” (1932) английский писатель О.Хакскли, пожалуй первым обратил внимание на те опасные последствия, которыми чревато вмешательство в генетику человека.
Возникновение генетической инженерии обычно датируется 1972 г., когда группа ученых в Стэндфордском университете (США) во главе с Полом Бергом, получила первые гибридные молекулы ДНК. Для этого была разработана методика, основанная на применении ферментов, которые позволяют, во-первых рассекать молекулы ДНК в строго определенных местах (фермент рестриктаза) и, во-вторых сшивать отдельные участки ДНК в единое целое (фермент лигаза). В целом генетическая инженерия представляет собой систему экспериментальных методов, позволяющих создавать искусственные генные структуры, которые получили название рекомбинантных (гибридных) молекул ДНК. Возможности, открываемые генетической инженерией перед человечеством, в частности в ее прикладном значении, поистине безграничны.
Чрезвычайно важно, однако, обратить внимание на другую сторону генетической инженерии - на ее, так сказать, потенциальную угрозу для человека и человечества. В самом деле, поскольку манипуляции, лежащие в основе ее методов, затрагивают самые интимные механизмы генетических саморегулирующихся процессов и в конечном счете самой жизни, ясно, что молекулярные биологи достигли края страшной экспериментальной пропасти. Ведь даже простая небрежность экспериментатора (не так ли возник СПИД?) или его некомпетентность в мерах безопасности может привести к непоправимым последствиям и представляет, поэтому серьезную угрозу всему человечеству. Еще больший вред могут принести эти методы в руках разного рода маньяков-злоумышленников и при использовании их в военных целях.
Началом дискуссии по проблемам генетической инженерии послужила обеспокоенность, в начале 70-х, ряда ученых в связи с намечавшимся экспериментом по введению ракового вируса SV-40, вызывающего опухоли у мышей и хомяков, в бактерию, постоянно обитающую в кишечнике человека. В естественном виде и этот вирус и бактерия кишечной палочки безвредны для человека. Однако вызывало беспокойство то, что с течением времени эти бактерии могут оказаться за пределами экспериментальной установки и внести свой роковой груз в живую клетку человека.
Попытки исследователей оценить вероятность возникновения “раковой эпидемии” оказались неудачными, ввиду отсутствия необходимой для этого информации. В этой ситуации в июле 1974 г. группа исследователей-первопроходцев в области генетической инженерии во главе с Бергом обратилась к ученым всего мира с призывом наложить мораторий на научные исследования в двух наиболее опасных направлениях. Имелись в виду, во-первых, эксперименты по введению генов онкогенных вирусов, животных и токсинов в бактерии, во-вторых, клонирование, или эксперименты дробовика (shot-gun), генов высших организмов в бактериях. Это был решительный призыв к научному сообществу по вопросам саморегулирования научной деятельности. Его поддержали многие ученые во всем мире (Фролов,Юдин, 1986, с.24).
На ряду с ростом движения за прекращение опасных экспериментов в области генетической инженерии ведутся интенсивные поиски приемлемых форм для продолжения генно-инженерных работ. Важную роль играют здесь юридические, законодательные аспекты проблемы. Важно и то, что дискуссии по социально-этическим проблемам генной инженерии заставили многих ученых по-новому взглянуть на свои взаимоотношения с обществом и задуматься о своей социальной ответственности.
В ходе дискуссий по проблемам экспериментирования с рекомбинантной ДНК перед многими западными учеными встала острая и далеко не простая дилемма нравственно-этического характера: ответственность перед обществом диктовала им одну линию поведения, то есть информирования широкой общественности о возможной опасности планируемых исследований и разработку специальных мер предосторожности для проведения экспериментов: ответственность перед наукой требовала от них совершенно иных действий. Речь в данном случае идет не только о том, что ученые ответственны перед наукой за новизну и достоверность представляемых ими знаний, но прежде всего о том, что возникла реальная опасность создания прецедента, для некомпетентного и бюрократического вмешательства в саму исследовательскую деятельность (Фролов,Юдин, 1986, с.32,33).
Генная инженерия, может быть, сильнее и очевиднее, чем, когда бы то ни было в прошлом (включая дискуссии об угрозе исследований в области ядерной физики), обратила внимание человечества на необходимость общественного контроля (социального и этического) за всем тем, что происходит в науке и что может непосредственно угрожать человеку. Хотя и приняты определенные правила генно-инженерных работ, вряд ли уместно преуменьшать их потенциальную опасность.
Вопросы, связанные с этикой генетического контроля, клонирования, неоевгеники - одни из наиболее остродискуссионных. Но самый амбициозный проект XX века “Геном человека”, вызывает не только подобные дискуссии, но и проблемы которые нужно уже решать сейчас.
Первоначально программа “Геном человека”, которая реализовывалась в США и в бывшем СССР, и в той форме в ряде других стран, имела на первый взгляд, узкую задачу картировать и секвенировать геном человека. Задача программы состояла в том, чтобы прочесть генетический текст, то есть аналитически установить последовательность нуклеотидов в молекуле ДНК (секвенирование) и затем определить местоположение генов в этом тексте (картирование). Параллельно ставилась и другая не менее трудная задача: установить какую роль играют все 100000 генов в организме (Баев, 1991, с. 51).
Сейчас “Геном человека” - это уже не только фундаментальная научная проблема, но и крупное социальное явление, как финансовое, так и производственное. Изучение генома достигло такого состояния, что и гуманитарии, занимающиеся вопросами философии, социологии, права и религиозные деятели и вообще общественность должны, наконец вплотную заняться вопросами биоэтики. А между тем, даже в США нет специального законодательства, касающегося генетики человека (о России же, с ее законодательной первобытностью и говорить не приходится). Мало того следствием расшифровки генома человека вероятно будет вспышка евгенических идей, может быть, в одной из тех форм, которые возникли ранее. Несомненно адепты евгеники станут искать в нуклеотидных последовательностях объективные подтверждения полноценности (или неполноценности) отдельных лиц, групп, рас. Такое развитие тем более вероятно, что проблема выживания человеческого рода становится все более острой, и евгеника может быть использована не столько в идеологических целях, сколько как средство борьбы за существование. Само по себе картирование и секвенирование генома человека не порождает этических проблем: эти исследования могут принести благие результаты для биологии и охраны здоровья человека. Однако естественная озабоченность возникает в отношении использования и возможности злоупотреблений этой генной информацией, В данной связи возникает дальнейшее изучение того, как может использоваться эта информация в клинике, коммерции и т.д. для разработки этических правовых, социальных проблем сюда относящихся. (Баев, 1995, с.5).
Развитие генной инженерии и близких ей областей знания (да и не их одних) заставляет во многом по-новому осмысливать и диалектическую связь свободы и ответственности в деятельности ученых.
Сегодня же принцип свободы научного поиска должен осмысливаться в контексте тех далеко не однозначных последствий развития науки, с которыми приходится иметь дело людям. В нынешних дискуссиях по социально-этическим проблемам науки наряду с защитой ничем не ограничиваемой свободы исследования представлена и диаметрально противоположная точка зрения, предполагающая регулировать науку. Все это показывает, сколь велика роль ученых в современном мире. Поэтому, действуя с сознанием своей социальной ответственности, ученый должен стремится к тому, чтобы предвидеть возможные нежелательные эффекты, которые потенциально заложены в результатах его исследований.
Последняя из надежд человечества, высочайший и величайший идеал Просвещения - Наука, которая “все сможет” и “все может”, которая “выручит” и “спасет”, проституируется до конца, и занимается не только косвенной и скрытой, но и прямой и непосредственно массовой разработкой самых бесчеловечных средств научного, научно обоснованного, как говорят сейчас, насилия над телом и духом человека (Трубников, 1990, с.294).
Заключение
Да мы понимаем наука опасна. Влияние сциентизма и рационализма настолько велико, а экспансия их так сильна, что они ворвались и бесчинствуют на исконно чужих, никогда не принадлежащих им территориях ; религии (дело дошло до “моделирования бога”), этики (“прикладное моралеведение” освобождает человека от решений, “по совести”), эстетики (информационные теории прекрасного и картины которые надо “решать”) - не говоря о собственно познании.
Последствия деятельности в биологии, генной инженерии и медицине не менее опасны, чем в ядерной физике. Представляется, что пафос озабоченности судьбой человека надо переместить от “познания” к контролю над этим познанием. Попытки разделить исследования живого по степени угрозы людям, как известно, предпринимались, часть работ по инициативе наиболее ответственных и человеколюбивых ученых была запрещена, но настоящей морально-политической поддержки и общественного резонанса эта внутринаучная позиция не получила, что-то аналогичное борьбе за контроль над атомной энергией или экологическому движению в отношении научно-технического вмешательства в жизнь нет. Сколько нибудь осмысленной биополитики не существует, и все процессы здесь развиваются стихийно.
Нужно широкое биополитическое движение, сходное с экологическим, но перенесенное на почву телесно-духовного бытия человека. Основная цель биополитического движения - борьба с безответственным вмешательством науко-техники в человеческую природу, защита ценностей жизни и гуманизма. Духовно-практические потребности необходимо рассматривать, как точку отсчета при биополитической экспертизе научно-технических проектов. Это предполагает, что и в свободных дискуссиях, и при официальных рекомендациях на первый план выйдут не столько теоретико-методологические, а экзистенциально-этические аспекты проблем: естественного и искусственного, жизни и смерти, здоровья и болезни, соотношения вечных “понятий” и исторической “меры” человека, коэволюции с миром машин, вопросы биоэтики в предельно широком (вплоть до отношения ко всему живому) и в самом узком (отношения к самому себе) смысле (Кутырев, 1993, с.30,31).
Ни биоэтика, ни биополитика, ни контроль над познанием и наукой в частности не решают проблемы, особенность большинства подобных проблем в том, что будучи универсальными, они не имеют универсального решения. Это проблемы выбора, самоопределения и образа жизни.
А нравственное состояние современного научного развития, не более чем частный случай и эпизод общего нравственного состояния современного мира, один из многих, общего духовного кризиса, общей неспособности нашего мира к производству каких бы то ни было здоровых плодов (Трубников, 1990, с.295).
Ссылаясь на Священное писание, можно сказать, что человек отведал плод с древа познания, прошел через вавилонское столпотворение, где каждая дисциплина говорит на своем собственном языке, непонятном для других, и оказался на ковчеге коммерции, обреченном на катастрофу. Будем надеется на лучшее разумение, на лучшее взаимопонимание для безопасного плавания на борту нашего общего ковчега, надеясь, что он не закончит свое путешествие как корабль дураков (Скарбекк, 1991, с.92,93).
Список использованной литературы
1, Лазар М.Г. Этика науки. ЛГУ, - 1985. 125 с.
2. Медянцева М.П. Ответственность ученого как социально-этическая проблема. Казань, - КГУ, - 1973, 174стр.
3. Фролов И.Т.и др. Введение в философию, - 2 т.,- М.-Политиздат,-1989.
4. Фролов И.Т. Философия и история генетики: поиски и дискуссии. - М. -Наука,-1985.
5. Докинз Р. Эгоистичный ген. - М. - Мир.-1993.
6. Ичас М. О природе живого: механизмы и смысл. -М. - Мир.- 1994
7. Философия: учебник для вузов. -Ростов на Дону.- Феникс. - 1995.
8. Фролов И.Т.,Юдин Б.Г. Этические аспекты биологии. - М. - Знание. - 1986.
9. Баев А.А. Геном человека: некоторые этико-правовые проблемы настоящего и будущего // Человек, 1995. - №2.- с.5.
10. Баев А.А. Когда геном будет расшифрован // Человек . - №3. - 1991.
11. Силуянова И.В. Биоэтика и мировоззренческие традиции // Человек. -№5. - 1995.
12. Эфроимсон В.П. Родословная альтруизма // Новый мир. - №10 - 1971. - с.194.
13. Дробницкий О.Г. Проблемы морали. - М.,- 1977.
14. Сингер Л. Биоэтика и академическая свобода // Проблемы биоэтики. - М. - 1993.
15. Кураев А. Традиция, догмат, обряд: Апологетические очерки. - М. - 1995.
16. Чавкин С. Похитители разума: Психохирургия и контроль над деятельностью мозга. - М. - Прогресс. - 1982.
17. Скарбекк Г. Есть ли у экспертизы этические основы ? // Человек. - №1. - 1991.
18. Кутырев В.А. Познать нельзя помиловать // Человек. - №1 - 1993.
19. Трубников Н.К. Наука и нравственность . В кн.: Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. - М. - Политиздат - 1990. - 464 с.