Философские идеи И. Канта

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

БЕЛОРУСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра политологии        

РЕФЕРАТ на тему:

«Философские идеи  И. Канта»

Выполнил студент I курса ФБД:                                    Клименок М. А.

Проверил преподаватель:                                               Васильева И. Л.

Минск 2001г.

Список использованной литературы:

1. Введение в философию: Учебник для вузов. В 2ч. Ч. 1

/ Под общ. ред. И. Т. Фролова. – М.: Политиздат, 1989.

2. Шаповалов В. Ф. «Основы философии. От классики к современности»: Учеб. пособие для вузов. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999.

От Р. Декарта до И. Канта пролегает целая эпоха. По справедивости следует упомянуть как минимум двух мыслителей. Это Дж. Локк и Г. Лейбниц. Их труды составили важную веху в эволюции философс­кой и научной мысли. И все же, не кто иной, как И. Кант сумел обобщить в своем творчестве то, что накопила Европа в период после декартовских новаций.

Свою долгую восьмидесятилетнюю жизнь И. Кант провел безвыезд­но в родном Кенигсберге (ныне Калининград) в Восточной Пруссии. Отец его был небогатым ремесленником. Будущий мыслитель получил образование в протестантской школе. Закончив богословский факультет Кенигсбергского университета, он несколько лет проработал домаш­ним учителем в богатых семействах, затем до конца своих дней зани­мался научно-философской и преподавательской деятельностью в сте­нах университета родного города. С детства И. Кант отличался слабым здоровьем. Однако благодаря строгой самодисциплине и аскетическому образу жизни он достиг того, что дожил до глубокой старости.

1.       Смысл учения И. Канта в контексте новоевропейской культуры

И. Кант внес свой вклад в дальнейшее развитие и утверждение основных особенностей новоевропейской культуры. Напомним, что ранее они были сформулированы нами следующим образом: активное отношение к миру («западный активизм») и формирование такого понимания научного знания, которое исключало бы из науки всякий субъективный произвол, сделало бы ее знанием общеобязательным — всеобщим и необходимым. Что касается первого (активизма), то здесь вклад И. Канта кажется не столь очевидным: философ делает акцент на активности во внутреннем (духовном) плане. С его точки зрения

сфера подлинной свободы — это сфера духа, т.е. сфера внутреннего мира человека. Именно в своем духовном мире человек волен самооп­ределяться по собственному усмотрению в отличие от мира природы. В последнем царствует необходимость, что подтверждается открывае­мыми наукой законами природы. Законы природы, формулируемые наукой, действуют с железной необходимостью, не зависящей от че­ловека. Обоснованию и изучению сущности научных (т.е. общеобяза­тельных) истин посвящена значительная часть творчества мыслите­ля, прежде всего его знаменитый труд «Критика чистого разума» (1781). «Критика» для И. Канта — это уяснение возможностей и границ, в данном случае — познавательных способностей человека. Одной из таких способностей является то, что у мыслителя получило название «чистого разума». Чистый разум — это способность к теоретическому, т.е. научному мышлению. Этим он отличен от практического разума — способности человека строить свои отношения с другими людьми, определенным образом вести себя. Согласно И. Канту, как теорети­ческий, так и практический разум имеют свои возможности и преде­лы, в рамках которых они только и могут быть признаны компетент­ными. Они не только взаимно ограничивают друг друга (практический разум полагает границы чистому разуму и наоборот), но и заключают ограничения внутри себя. Последнее означает, что разум, как и все другие познавательные способности человека, имеет свою внутрен­нюю структуру и закономерности функционирования. Следователь­но, эти способности могут быть изучены строго научно. По сути дела, в этом состояло великое открытие И. Канта — он показал, а затем раскрыл, что процесс познания может быть рассмотрен особо, от­дельно от других. Гносеология (наука о познании) может быть пост­роена как точная наука на манер математического естествознания. Построению такой науки о познании посвящена значительная часть творчества мыслителя. Она во многом совпадает с его философией в целом. Сам И. Кант сравнивал свой подход с революцией, совершен­ной Н. Коперником. Своеобразный «коперникианский переворот», произведенный И. Кантом, состоял в том, что мыслитель предложил переместить центр рассмотрения (подобно тому как Н. Коперник пе­реместил центр мира) с того, «что познается» (предмета познания), на то, «с помощью чего и как познается» (познавательные способно­сти человека). Решая задачу создания гносеологии, отвечающей кри­териям научности, И. Кант поступал в соответствии с духом эпохи. Одновременно он вносил новый вклад в торжество новоевропейской науки. Заложенный Р. Декартом взгляд на общеобязательный и в этом смысле «безличный» характер научного знания получил у И. Канта Дальнейшее развитие. Но И. Кант переносит подход, примененный до него в сфере естествознания, на ту сферу, которая издавна была сфе-рой метафизики. Теперь ему необходимо провести новые разграничи­тельные линии между наукой и нравственностью, между наукой и личной душевной жизнью и даже между последней и этикой (наукой о нравственности). Система разграничительных линий — характерная черта философии И. Канта, на нее следует обратить особое внимание. Характерен пример, который приводит в своей книге известный рус­ский философ Ф. Степун (1889-1965). Ему довелось быть учеником профессора В. Виндельбанда, глубокого знатока творчества И. Канта, одного из представителей школы неокантианства, возникшей в кон­це XIX — начале XX в.

«В семинаре Виндельбанда шла оживленная дискуссия о свободе воли. Виндельбанд разъяснял свою (в основе кантовскую) точку зре­ния, согласно которой признание за человеком свободной воли с науч­ной точки зрения невозможно, а с нравственной — необходимо. Вполне понимая эту методологическую мысль, я все же настойчиво допраши­вал Виндельбанда, какая же точка зрения, научная или этическая, соот­ветствует высшей истине. С непринятою в университете горячностью я доказывал маститому философу, что его методологическое разрешение проблемы было бы допустимо лишь в том случае, если бы у каждого преступника было бы две головы: одна для снесения с плеч, как того требуется с нравственной точки зрения, согласно которой человек от­вечает за свои поступки, а другая для оставления ее на плечах ввиду господства над душою человека закона причинности, не признающего различия между добром и злом. Это мое <...> соображение Виндельбанд спокойно и снисходительно парировал выяснением третьего мето­дологического ряда. Вопрос о наказании разрешался им и не в научно-причинном, и не в этически-нормативном плане, а в плане целесообраз­ности. Наказание преступника он оправдывал необходимостью охране­ния общества и государства от «асоциальных элементов». В связи с такой постановкой вопроса Виндельбанд допускал <...> ослабление наказания в благополучные времена и требовал резкого его усиления в эпохи войн и революций. Этот «цинизм» до глубины души возмутил меня... Когда спор <...> окончательно загнал меня в тупик, я, набравшись храбро­сти, в упор спросил его: как, по его мнению, думает сам Господь Бог, будучи высшим единством мира. Он ведь никак не может иметь трех разных ответов на один и тот же вопрос... Ласково улыбнувшись мне своего умно-проницательной улыбкою, он ответил, что на мой вопрос у него, конечно, есть свой ответ, но это уже его «частная метафизика» (Privat metaphysik), его личная вера, не могущая быть предметом семинарских занятий»1.

Кантовская философия в двух ее важнейших разделах — учении о познании и этике — сознательно строится по образцу объективной нау­ки. (Основные черты этого образца разработаны Р. Декартом и другими мыслителями XVII в.) А раз это так, то в такой философии для интим­ных откровений и душевных излияний уже нет места. Личные взгляды превращаются в частное дело индивида — «приватную метафизику», по словам В. Виндельбанда. Они не только не могут быть предметом универ­ситетского семинара, но и не должны определяться государственной или иной властью, контролироваться ею. Отсюда прямо вытекает идея либерального государства. Одним из основоположников этой идеи по праву считается И. Кант, о чем мы специально скажем ниже. Пока же вернем­ся к общей характеристике кантовской философии.

В результате кантовского переворота в философии изучение по­знавательных способностей становится важнейшей философской темой. Таким образом, гносеология, или учение о познании, оказывается от­правным пунктом кантовской системы. И. Кант выделяет три формы, или три главные способности познания — чувственность (органы чувств), рассудок, разум. Однако интересуют они мыслителя лишь постольку, поскольку участвуют в производстве знания особого типа — знания необходимого и всеобщего. Это то самое знание, которое со времен Р. Декарта только и может считаться подлинно научным. Такое знание выражается через суждения определенного типа. Согласно Канту — это «синтетические суждения априори», или «априорные синтетические суж­дения». Их отличают две характеристики. Во-первых, они не вытекают из опыта; в них констатируется то, что носит доопытный — «априорный» — характер. Этим они отличаются от суждений опытного — «апостериор­ного» — характера. Во-вторых, в них полагается нечто новое, не со­держащееся в понятии того, о чем в них сказывается. Этим они отли­чаются от суждений аналитических. В последних предикат вытекает из субъекта, например: «тело есть нечто протяженное». Эта истина имеет всеобщий характер, но только потому, что протяженность уже содер­жится в понятии тела. Это суждение аналитическое.

Синтетические суждения априори характерны для математики: арифметики и геометрии. Все арифметические операции суть не что иное, как такого рода суждения. На чем основывается наше убежде­ние в их истинности? Или же, например, геометрический тезис о том, что кратчайшее расстояние между двумя точками есть прямая, — почему он нам кажется естественным? Ответ И. Канта таков. В основе арифметики лежит наше представление о временной последовательно­сти, о промежутке между «до» и «после». Само понятие числа есть промежуток между «до» и «после». Что такое число «3»? Это то, что расположено между «2» и «4», предыдущими и последующими числа­ми. Мы воспринимаем мир не хаотически, а в определенной времен­ной упорядоченности. Именно это и рождает способность к счету, а вместе с ней и возможность арифметики. Аналогичным образом про­странственная упорядоченность нашего восприятия есть условие и га­рантия истин геометрии. Следовательно, пространство и время, как формы упорядочения мира, суть условия возможности математики как строгой науки. Вместе с этим становится возможным математи­ческое естествознание, построенное не только на экспериментальных констатациях, но формулирующее истины, не зависящие от наблю­дений, т.е. всеобщие и необходимые.

Учение И. Канта о связи математики с пространственно-времен­ной упорядоченностью вызвало к жизни самые разнообразные сужде­ния. Дискуссия среди философов и математиков не затихает и по сей день. Она уже давно перешла в сферу довольно специальную, получив­шую название «философии математики». Поэтому ограничимся замеча­нием относительно того, что, с точки зрения предложенной нами трак­товки И. Кант ничего не говорит о природе пространства и времени как таковых. Он лишь утверждает, что человек воспринимает мир не иначе ^как форму пространственно-временных отношений. Именно поэтому он называет пространство и время «априорными формами чувственно­сти». Пространственно-временная упорядоченность восприятия лежит в основе всех иных форм упорядочения и, в конечном итоге, в основе научного знания в его теоретической форме. В связи с этим адресуемые И. Канту упреки в субъективизме его учения о пространстве и време­ни — не более чем недоразумение. Эти упреки — следствие отрыва при рассмотрении данного учения от той задачи, в рамках которой его раз­вивает И. Кант, а именно от исследования познавательных способнос­тей человека относительно возможностей производства знания всеоб­щего и необходимого, т.е. научно-теоретического. И можно смело кон­статировать, что уже на одном из первых этапов этого исследования И. Кант обнаружил связь между, казалось бы, далекими вещами — истинами математики и тем способом, каким человек воспринимает мир посредством органов чувств — пространством и временем. Характер этого восприятия не зависит от человеческого произвола и в этом смыс­ле является общим для всех людей. Тем не менее ученый исходит из того, что восприятия отдельных людей очень разнятся между собой. Поэтому при изучении закономерностей познания на всех его этапах нужно исходить из представления о некоторой модели познаватель­ных способностей «человека вообще». С этой целью И. Кант вводит специальное понятие «трансцендентальный субъект».

2. Трансцендентализм учения И. Канта

«Трансцендентальное значение принадлежит всем априорным ус­ловиям опыта (т. е. тем функциям воззрения и рассудка, которые не вытекают из опыта, а определяют его...), а также идеям в их истин­ном смысле, как принципам и постулатам разума; наука, изучающая эти априорные основы всего существующего, есть трансценденталь­ная философия, или (истинная) метафизика, — так именно обозна­чал Кант свою собственную философию...»

Итак, кантовская философия, по определению самого автора, есть философия трансцендентальная. Отсюда ясно, сколь большое значе­ние придавал И. Кант этому мудреному и звучному термину. Действи­тельно, в системе кенингсбергского мыслителя термин «трансценден­тальное» выполняет многообразные функции. Прежде всего филосо­фия трансцендентальная призвана быть противопоставленной философии трансцендентной, т.е. «запредельной» — такой философии, которая бе­рется рассуждать о вещах, которые не могут быть никак представлены ни в чувственности, ни в рассудке, ни в разуме, а являются предметом веры. Предметы веры, согласно И. Канту, должны быть вынесены за скобки научной философии. Они могут оставаться важной частью «ин­дивидуальной метафизики». Сам мыслитель был глубоко верующим хри­стианином-протестантом. Но вера — за пределами науки и научной философии. Именно поэтому И. Кант предпринимает критику всех изве­стных доказательств бытия Бога, ибо все они построены на неверной предпосылке — якобы предметы веры могут быть доказаны или опро­вергнуты средствами разума, т.е. средствами науки. Вера — это сугубо личное, «святая святых» личности. По сути, она у каждого своя, отлич­ная от веры других. Точно так же у каждого свой опыт. Поэтому опытное знание также не может быть предметом научной, т.е. общезначимой, философии. Следовательно, статусом универсального, общечеловечес­кого, не зависящего от индивидуальных различий людей обладает то, что не является предметом веры, с одной стороны, и то, что не свя­зано непосредственно с опытом — с другой.

Именно эта сфера, лежащая в промежутке между верой и опы­том, может быть исследована научно. Она есть предмет трансценден­тальной философии. Выводы такой философии могут быть восприня­ты всеми людьми, так же как ими воспринимаются истины естествоз­нания. Но это одновременно означает, что такая философия описывает не конкретного (эмпирического) человека, а некоторую модель «че­ловека вообще» — трансцендентального субъекта. И. Кант убежден, что можно отвлечься от видимых отличий между людьми, от всячес­ких индивидуальных особенностей и выявить свойства познания, в общих чертах присущие всем. Люди способны познавать научно, т.е. одинаковым для всех путем. Главное условие — наличие обычного человеческого ума. Но из этого главного условия вытекает еще одно, не столь очевидное — дисциплина ума. И. Кант рассматривает ее не как внешнюю дисциплину, а как то, что неотъемлемо присуще самому уму. В свою очередь, сам ум и присущая ему дисциплина — свидетель­ство того, что личность существует как целостность, она способна сохранять себя, не рассыпается на фрагменты. Человек, сохраняющий последовательность (принцип) мышления и поведения, есть личность. Единство, присущее личности, И. Кант называет «синтетическим един­ством трансцендентальной апперцепции». За сложной кантовской тер­минологией скрывается не что иное, как дальнейшее развитие декар- товского cogito. Это единство самосознания, т.е. сохранение субъек­том своего внутреннего, ничем внешним не обусловленного тожде­ства: «Я» = «Я». Единство самосознания есть условие познания и сви­детельство здравого человеческого ума. Пока мы люди, мы стремимся сохранить последовательность мысли. И наоборот, пока мы стремимся сохранить последовательность мысли, мы люди, разумные существа. В частности, поэтому нам понятны истины науки. По этой же причине нам могут быть понятны истины общечеловеческой морали. О кантов-ской трактовке морали специально пойдет речь позже. Сейчас отве­тим на вопрос: «Как же представляет И. Кант главные черты позна­ния, осуществляемые трансцендентальным субъектом?»

Согласно И. Канту, чтобы нечто могло быть познано, оно должно быть помыслено. Непомысленная вещь никак не представлена в со­знании, и поэтому, конечно, не может быть познана. Идея И. Канта основана на различении понятий «помыслить» и «познать». Научно-теоретическое познание имеет дело с мыслимыми предметами. Тако­вы в первую очередь понятия математики и математического есте­ствознания. Как же человек мыслит нечто, чему нет прямых аналогов в чувственно воспринимаемом мире, например, «число», «сила», «мас­са», «точка», «добро», «справедливость» и др.? Для этого существует специальная способность. Мылитель называет ее способностью про­дуктивного воображения. Он хочет тем самым сказать, что теорети­ческое познание предполагает конструктивную деятельность созна­ния. Теоретик сначала мысленно конструирует нечто, а затем познает то, что уже помыслено. Так, сам И. Кант сначала сконструировал транс­цендентального субъекта, а затем описал его свойства. Открыватели математического анализа изобрели понятия математического преде­ла, функции, производной и т.д., а затем исследовали их свойства. Мыслимые и познаваемые вещи — это, с точки зрения И. Канта, феномены или явления. За явлениями стоят «вещи сами по себе», как они есть, или ноумены. Наукой познаются лишь феномены, а не ноу­мены, поскольку вещь сама по себе, во всей ее полноте, не может быть представлена в сознании. Теоретическое познание вещи самой по себе, вне конструктивной деятельности продуктивного воображе­ния, невозможно. Последний тезис вызвал множество кривотолков, особенно в русской литературе об И. Канте.

Дело, в частности, в том, что кантовское выражение, означаю­щее не более, чем «вещь сама по себе», было переведено весьма бук­вально и стало звучать глубокомысленно и непонятно — «вещь в себе». Только в издании «Критики чистого разума» 1994 г. оно наконец было исправлено на нормальный русский эквивалент немецкого «das Ding an sich» — «вещь сама по себе».Редакторы и переводчики этого изда­ния пишут: «Выражение... «вещь в себе» не только искажает кантовс­кое понятие, но в известной мере мистифицирует его. «Бытие (чего-то) само по себе» заменяется некоей таинственностью, непонятнос- тью, загадочностью, задуховностью и т.п., что не имеет ничего обще­го с учением Канта о «вещи самой по себе». И как бы ныне выраже­ние «вещь в себе» ни рассматривалось как (якобы) уже укоренившее­ся в сознании русского читателя и в русской интеллектуальной эли­те..., все же мы убеждены, что его необходимо заменить правильным и точным русским выражением «вещь сама по себе», ибо истина выше всяких предубеждений»1. Познание вещи самой по себе, то есть поку­да она не помыслена, невозможно.

Но, по И. Канту, вещь сама по себе непознаваема, кроме того принципиально, т.е. она не может быть представлена в сознании в пол­ном объеме. Мы познаем феномены, а не ноумены. Феноменальное зна­ние есть знание научное, поэтому точное, логичное, теоретическое. Это знание не обо всех, но только о самых существенных чертах, об общих закономерностях. Дальше этого наука идти не в состоянии. Вещи сами по себе остаются вне пределов ее досягаемости. Под вещами Кант пони­мает не только обычные вещи, но мир в целом. Мир в целом не позна­ваем средствами науки. Средствами науки не познаваем еще ряд объек­тов, которые мыслитель выделяет особо. Это Бог, душа и свобода. Они остаются принадлежностью интимного мира личности.

3. Основные черты этического учения И. Канта

И. Кант убежден, что этика может существовать не только как совокупность назиданий, советов, заповедей, подкрепленных авто­ритетом Священного Писания. Именно такой была современная ему христианская этика. По И. Канту, этика может быть построена как точная наука. Этические истины должны быть обоснованы самостоя­тельно, независимо от истин веры. Это значит, что И. Кант утвержда­ет автономию нравственности от религии. Основным мотивом для философа служит следующий. Религия разнообразна. Даже в пределах христианства существует множество конфессиональных направлений: римский католицизм, православие, разнообразные протестантские учения. Однако нравственность, если она претендует на то, чтобы в действительности быть таковой, должна быть универсальной, обще­человеческой. Она не должна зависеть от конфессионального разно­образия, как не зависят от него истины математики и естествознания. Построить этику по образцу науки — значит создать учение об уни­версальной общечеловеческой нравственности. Обратим внимание, что попытку построить этическое учение по образцу наиболее строгой из наук — математики — до И. Канта предпринял Б. Спиноза. В знамени­том трактате «Этика» Б. Спиноза выводит аксиомы, теоремы, леммы и т.д. совершенно так же, как это имеет место в эвклидовой геометрии. И. Кант не идет по пути внешнего подобия. Научная этика сходна с математикой и естествознанием в главном — ее истины должны быть необходимыми и всеобщими. А значит, они должны опираться на ес­тественный свет человеческого разума, как на него опирается наука. Единство самосознания проявляется в том, что человек не может жить, находясь в противоречии с самим собой. Поскольку человек разумное существо, он способен сохранять единство собственного « В этике И. Кант развивает следствия из декартовского cogito, так же как он делал это в учении о познании. Одним из таких следствий является разумное постоянство воли. Личность не распадается, сохра­няет тождество сама с собой, поскольку способна поддерживать и] направлять свою волю. Из разумного постоянства воли следует, что! жизнь самосознающей себя личности подчиняется правилам, которые каждый индивид устанавливает для себя самостоятельно. Здесь мы встречаемся с важнейшей частью кантовской этики — учением об автономии личности. Автономия в данном случае понимается в смысле! буквального перевода с греческого — «самозаконность». «Дай себе за-1 кон», — призывает Кант. Иначе говоря, жизнь разумной личности! невозможна без того, чтобы не следовать некоторым самостоятельно! установленным правилам. Таким правилом может быть, например,! «не брать в долг», которому следовал он сам. Но подобного рода пра-1 вила не безусловны. Это правила благоразумия. Они зависят от харак-1 тера человека, от обстоятельств его жизни и многого другого. Тем не! менее они выступают в качестве императивов, т.е. повелений. Условных императивов может быть бесконечное множество. Однако есть и| императив безусловный — правило, одинаково обязательное и прием-f лемое для всех людей, поэтому общеобязательное. Всеобщее правило поведения, или категорический императив, может быть построено так же, как правило математики, т.е. быть чисто формальным. Катего­рический императив тем самым выражает понятие безусловного и всеобщего долженствования. Он столь же естествен, как закон приро­ды, он может быть одинаково воспринят и мною, и другим человеком. И. Кант формулирует категорический императив: поступай лишь со­гласно тому правилу, следуя которому ты можешь вместе с тем (без внутреннего противоречия) хотеть, чтобы оно стало всеобщим зако­ном1. Или, другими словами: поступай так, как будто правило твоей деятельности посредством твоей воли должно стать всеобщим зако­ном природы. Расшифровывая это правило, И. Кант получает оконча­тельный вывод: поступай так, чтобы человечество и в твоем лице, и в лице всякого другого всегда рассматривалось тобою как цель и никогда только как средство.

Кантонский категорический императив формулирует принцип безусловного достоинства личности. С этой точки зрения, человек не может быть принесен в жертву ни так называемому «общему благу», ни светлому будущему. Высшим мерилом отношений между людьми с позиций категорического императива является не чистая полезность, а значимость личности. Глубинный смысл категорического императи­ва в его всеобщности (универсальности); будучи отнесен лишь к кругу лип, ограниченному по какому-либо признаку, он теряет свое значе­ние. Единственное и достаточное его основание — человек как разум­ное существо. Он покоится на признании важности тех свойств и при­знаков (прежде всего разума), по которым все люди могут быть отне­сены к единой категории рода человеческого.

4. И. Кант и либерализм

Кантовское учение об автономии личности оставило неизглади­мый след в истории западной культуры. Вместе с идеями других мыс­лителей Нового времени оно легло в основу западного либерализма. Либерализм— учение, берущее в качестве основного приоритета права и свободы личности. Отметим основные черты западного либерализма. Во-первых, он покоится на представлении о человеке как с существе разумном. Это означает не только то, что такой человек способен от­крывать и усваивать истины науки, но и то, что и он обладает разум­ным постоянством воли. Будучи предоставлен сам себе, такой человек уж во всяком случае не будет сознательно разрушать собственную личность. Следуя декартовскому cogito, он будет стремиться сохра­нить разумную целостность своего «я». Если это так, то для него по­нятно и естественно аналогичное стремление другого. Во-вторых, ра­зумный человек устремит свою энергию не на разрушительные, а на созидательные цели — ведь самое существо разумности ему подсказы­вает, что разрушение не в его интересах. В-третьих, в обществе само­стоятельных и свободных людей, обладающих разумом, установится острое соперничество между индивидами. Но это соперничество будет не разрушать общественное целое, а укреплять и усиливать его. Каж­дый будет стремиться разумным (целесообразным) путем реализовать свои интересы. Совокупность усилий отдельных индивидов даст в ка­честве итога мощный импульс для плодотворного развития общества в целом. В-четвертых, перед лицом опасности, угрожающей всем или многим людям, разум всегда подскажет способ, как избежать угрозы. Разумные люди всегда в состоянии найти пути взаимных компромис­сов так, чтобы не умалить достоинства человека как разумного суще­ства. В-пятых, общество в целом, прежде всего в лице государства, не может нарушать достоинства личности, рассматривая ее только как средство достижения государственных целей. Либерализм — это тен-аснцня к ограничению вмешательства государства в жизнь граждан. Государство не вправе также опекать своих граждан, подобно тому как родители опекают малолетних детей. <<Правление отеческое,— пи­шет И. Кант, — при котором подданные, как несовершеннолетние. не в состоянии различить, что для них полезно или вредно... Такое правление есть величайший деспотизм». С точки зрения либерализма между гражданами и государственной властью отнюдь не обязательна любовь, но необходим и достаточен минимум взаимного доверия. В-шестых, для либерализма важна не только частная собственность сама по себе (значение частной собственности не подвергается сомнению), а автономия частной собственности от государственной власти. Либе­рализм резко отрицательно относится к такому положению, когда причастность к политической власти обеспечивает выгодные позиции в присвоении собственности, а значит, власти экономической. Кон­центрация двух видов власти в одних руках способствует произволу по отношению к большинству населения, делает его право на частную инициативу только формальным, ничем реально не обеспеченным. Поэтому в либеральных концепциях предусматриваются меры к недо­пущению или, по меньшей мере, ограничению возможностей исполь­зования выгодных позиций в государственном управлении или в струк­турах политической (партийной) власти для личного обогащения,

Таковы принципы либерализма, у истоков разработки которых стоял И, Кант вместе с другими мыслителями (особая заслуга принад­лежит английскому философу Д. Локку).

Западный либерализм — мощное и влиятельное идейное течение. Он пустил глубокие корни в сознании западного человека. Во многом он реализовался в практике, благодаря чему западное общество при­обрело особый динамизм, позволивший ему по многим параметрам выйти в лидеры мирового сообщества. Однако прямой перенос прин­ципов либерализма в регионы с иной (незападной) культурой и тра­дициями сталкивается со множеством трудностей. Это свидетельству­ет о том, что либерализм на Западе подпитывается всем комплексом условий западного образа жизни, а не одной либеральной теорией В число таких условий входит вся западная (прежде всего западноев­ропейская) культура во всем многообразии ее исторических проявле­ний. В отсутствие необходимого комплекса условий либерализм <• по­висает в воздухе». Именно это и происходит при попытках претворить его в жизнь в регионах с отличными от западных культурами и тради­циями. Поэтому применение принципов либерализма, например в России, требует чрезвычайной тщательности и внимания ко многим деталям как самой теории либерализма, так и к особенностям рос­сийского общества, сформированным историей1. Сказанное не умаля­ет значения либерализма, прежде всего той высокой оценки достоин­ства личности, которая присуща теории либерализма.