Гражданское общество в либеральном контексте

 1Гражданское общество в либеральном контексте:

         1категория 0  1скорее остаточная чем независимая.

     Основные требования  демократических  свобод  в  теории

гражданского общества,  несомненно, имеют корни в историчес-

ком  опыте  социальных движений рушащегося коммунистического

мира /Rau, 1991/. Однако, в отличие от cоциалистических пре-

образований как радикальных демократических перемен,  в тео-

рии гражданского общества гораздо большие надежды возлагают-

ся на высвобожденный потенциал социального развития в демок-

ратическом обществе как на "уравновешивающие силу"  воздейс-

твия  и  независимый социальный " движитель" против застоя и

экономического всевластия /Cohen and Arato, 1992, 418-91/.

     Соответствующие практические  доказательства  появились

как раз в фарватере этих надежд.  Как раз когда  гражданские

или социальные движения в Восточной Европе исчезли, западные

общественные движения вели борьбу за  выживание  в  условиях

жестких мер по урезыванию бюджета, берущих верх над програм-

мой свободных демократий.  На востоке, от Балтии до Берлина,

гражданские  движения были сметены новой логикой государства

и рынка. В то время как бывшие коммунисты празднуют на выбо-

рах одну победу за другой ,  а рыночные стратеги помогают им

своими провалами и нищетой, которую принесла о собой шоковая

терапия  в  экономике,  гражданские движения отброшены назад

почти до своего истока, откуда они начинались - до нелегаль-

ного положения,  подполья. Чешский Республиканский Гражданс-

кий Форум был предан забвению.  Солидарность в  Польше  была

разогнана  парламентом.  Новый  Форум  в  Восточной Германии

прекратил существование практически с того момента, как пар-

тии  Западной  Германии одержали верх на выборах в воссоеди-

ненной Германии.  Зеленые Западной Германии даже не пытались

пробиться в первый всегерманский парламент. То, что в Италии

прогрессивный альянс экс-коммунистов,  Зеленых и других дви-

жений  с социальной направленностью был подавлен правым кры-

лом коалиции,  в одночасье возникшей на  волне  популистских

лозунгов и при поддержке неофашистов, едва ли внушает веру в

демократические преобразования.

     Разумеется, теория гражданского общества провозглашает,

что либеральные силы социальных движений  должны  добиваться

влияния  именно  вне сферы политики власти.  Но рекомендации

политической теории, ставящей в качестве первоочередной цели

прежде всего достижение демократических свобод,  не лишаются

веса при взгляде на скомпрометировавшую себя реальность  су-

ществующего положения, как это может показаться. Возможность

создания гражданского общества как третьего выбора между го-

сударственным социализмом и рыночным капитализмом - это,  на

самом деле, разбитые надежды. Однако, это дает право еще раз

пересмотреть теоретические предпосылки,  а если быть точным,

- поднять вопрос, можно ли вообще гражданское общество выде-

лить в отдельное понятие в качестве независимой области,  не

подвергая при этом  сомнению  логику  государства  и  рынка.

Прежде  всего,  это вопрос противогегемонистской независимой

идеологии, отличной от доминирующей.

     Хоббс, по-видимому,  был первым, кто провозгласил необ-

ходимость общепринятой всеобщей и открыто проводимой в жизнь

гражданской  религии или идеологии,  "Единства" побуждений и

наказаний /Leviathan,  1651, XYII/ в обществе, движимым уст-

ремлениями отдельных людей. Спустя одно поколение Локке так-

же считал само собой разумеющимся,  что подобный переход  ко

всеобщей  общественной идеологии уже существует или же нахо-

дится в процессе создания. Следовательно, его забота - увяз-

ка  общественно  значимого  и  "отдельных интересов" /Second

Treatise,  1688,  $ 138/ в гражданском обществе, рационально

саморегулируемом  на основе всеобщих принципов собственности

как общей генеральной линии поведения человека. Вопрос здесь

не в том,  воспринимал ли Локке собственность с точки зрения

чувства стяжательства, что позволяло бы отнести его к классу

теоретиков  "собственнического  индивидуализма"  /Macpheson,

1962/.  Важнее здесь другое:  он начал интерпретировать "все

права  человека как рыночные товары потребления" ,  для него

собственность "придает,  по видимому,  личности политическое

качество", и, наконец, это всеобщая идеология прав собствен-

ности ограничивает деятельность правительства  определенными

рамками /Laslett, 1988, 102; 105; 112/.

     Как универсальная идеология,  саморегуляция общества на

основе прав собственности включает землю и труд.  Предвосхи-

щая Маркса,  Локке утверждает:  этот труд в действительности

является  отражением  разницы в ценности любой вещи" /Second

Treatise, $ 40/. Однако то, что предлагалось Локке в качест-

ве универсального механизма, Маркс подверг критике и опреде-

лил как доминирующую классовую идеологию подавления  и  экс-

плуатации,  проводимую в жизнь государством, которая не осу-

ществляет всеобще регуляцию демократических прав и  порядка,

сохраняясь  в руках правящих классов в качестве инструмента.

Маркс был, несомненно, первым, кто стал утверждать что клас-

совый антагонизм в отношении собственности является неотъем-

лемым свойством социального устройства.

     Гегель, например,  также  утверждал,  что  "универсаль-

ность" не является необходимым или даже желательным условием

"гражданского общества",  движимым "эгоистическими целями" в

пределах сфер "торговли  и  коммерции",  что,  в  частности,

"различные  интересы  производителей и потребителей" вызовут

"борьбу всех против всех" и  что,  следовательно,  "единство

универсального  должно  быть  распространено  на всю область

частностей" /Elements of the Philosophy of Right, $$ 229-36/

Универсальность представлялась ему двойственной: партикуляр-

ность гражданского общества должна трансцендентально перехо-

дить в государство,  потому что "она является лишь составной

частью государства,  и каждая личность сама  обладает  своей

объективностью, правдой и этической жизнью" /$258/. С другой

стороны,  внутри сферы гражданского общества "органы  охраны

порядка" и "корпорации" должны гарантировать универсальность

благосостояния каждого в его  частной  жизни  /$229/.  Важно

здесь,  что Гегель заново открывает корпоративистские струк-

туры старого социального порядка и объединяет их,  неcколько

туманно,   в  организованное  целое:  гражданское  общество,

структурированное по "ветвям" соответственно  роду  занятий,

становится  "областью поcредничества" между отдельными инди-

видуумами и  универсальными  условиями  частной  жизни/$251,

182/.  Итак,  универсальной  конечной  целью корпорации было

"наложение" гражданского общества "на государство" /$256/.

     Подобно Гегелю, теоретики либерального гражданского об-

щества /Cohen and Arato, 1992 ; Sedaitis, 1991/ рассматрива-

ют экономическую область договорных и рыночных отношений как

данность.  Как и Гегель, они также видят в политической сис-

теме или государстве единственную возможность добиться орга-

низации всеобщности. И наконец, опять же подобно Гегелю, они

видят  в многообразии структур гражданского общества возмож-

ность посредничества и воздействия,  так  сказать  выявления

лучшего  как в экономической,  так и политической сферах об-

щества. Отличие от Гегеля состоит в том, что современные те-

оретики считают, что гражданское общество составляют не ста-

рые корпоративные структуры,  а социальные движения, сформи-

ровавшиеся скорее по признаку происхождения, а не профессио-

нальной деятельности.  Более того,  вместо неопределенного у

Гегеля  "наложения"  гражданского  общества  на государство,

выдвигается более существенное допущение: сохранение автоно-

мии  и формы общественных движений даже,  в случае необходи-

мости, и путем гражданского неповиновения. В принципе, в те-

ории  либерального гражданского общества больше не оспарива-

ется эта точка зрения,  увеличивающая сомнения  относительно

того,  могут ли социальные ,  движения действовать в течение

длительного времени независимо, не поглощаясь сферами компе-

тенции государства и рынка.

     По Гамски,  гегелевские корпоративные  структуры  граж-

данского  общества были частью идеологических суперструктур,

"частным голосом  Государства",  поддерживающим  и  питающим

господствующего идеологию, в особенности, в периоды зкономи-

ческого кризиса /Prison Notebooks,  1935,  29О/.  По крайней

мере, подразумевается, что это означает: гражданское общест-

во может только тогда избавиться от  своей  зависимой  роли,

играющей "вторую скрипку" в господствующей идеологии,  и за-

воевать автономию,  когда всеобщий "кризис власти" /210/ ос-

лабляет  это  господство,  и гражданское общество становится

независимой идеологической силой,  внушающей доверие в отли-

чие  от авторитета власти.  Это был случай в Италии Грамски,

когда господствующая идеология буржуазного либерализма попы-

талась ослабить свою гегемонию, потерпела крах и открыла до-

рогу корпоративным структурам фашизма.

     Дыхание перехватывает,  когда  понимаешь  каким образом

обобщения Грамски могут быть приложены с очевидными  истори-

ческими модификациями к недолго просуществовавшему опыту по-

литического либерализма во многих странах бывшего  коммунис-

тического блока /например,  Россия, Босния/ и своей противо-

положности, индуцируемой силами авторитарного национализма и

застоя.  Гражданские  ,движения  в странах Восточной Европы,

заявившие о себе в противовес слабеющей власти государствен-

ного социализма во многих других странах /например, Чехосло-

вакии,  Восточной Германии/, стали терять шансы на независи-

мое  выживание,  как  только довлеющие силы демократического

государства и рынка стали набирать все больше сил.

     Можно сделать также некоторые наблюдения о взлете и па-

дении социальных движений в западных  индустриальных  держа-

вах.  Подъем альтернативной культуры 60-к годов совпал тогда

с верой в экономический рост. Альтернативное социальное экс-

периментирование допускалось подобно шутам при средневековых

королевских дворах,  чье существование только помогало упро-

чению власти правителей. Когда же после 1975 г. страну пора-

жал экономический кризис,  эти альтернативные движения сразу

же подвергались резкой критике как "соперничающие".  В стра-

нах с особенно сильной и однородной  доминирующей  культурой

/например, США/ эти движения были вовлечены основным потоком

в нормальную экономическую  жизнь  /например,  Че-Гевара  на

теннисках/.  В менее однородных политических культурах /нап-

ример, Германии, Италии/ радикальные элементы регрессировали

от гражданского неповиновения до подпольного терроризма, и в

конце концов уничтожались.

     В Германии  умеренные элементы движений перегруппирова-

лись и вновь появились на поверхности общественной  жизни  в

качестве организованных гражданских инициатив, сфокусировав-

ших свое внимание на "новых направлениях  политики"  мира  и

защиты окружающей среды. В конечном счете, успех этих движе-

ний оказался даже зависимым от основных  политических  тече-

ний.  Партия Зеленых в Западной Германии могла стать на сов-

ременном этапе наиболее ярким примером гражданской организа-

ции,  действующей независимо от главных направлений деятель-

ности государства и рынка;  тем не менее ее успех  стал,  по

иронии  судьбы,  успехом на выборах.  Завоевав места на всех

уровнях правительства в Западно-Германской федеральной  сис-

теме,  позиции Зеленых должны были не только не ослабеть, но

более того,  Зеленые стали основным течением политики и вли-

вались в платформы других партий. "После десятилетия органи-

зационного периода создания и адаптации Зеленые  все  больше

зависят  от  их собственных политических действий /Poguntke,

1993, 182/. И как показывает локаут западно-германских Зеле-

ных на объединительных выборах 1990 г., их успех по-прежнему

зависит от способности доминирующих сил организовать идеоло-

гическое руководство политическими дискуссиями.

      Может показаться, что активность независимых гражданс-

ких  объединений оказалась ущемленной при режиме "ограничен-

ного плюрализма /Beyme,  1980/, который был основным регуля-

тором при определении границ и масштабов либеральной полити-

ки.  Это регулирование может включать ограниченное право  на

гражданское неповиновение, а также может предоставлять огра-

ниченную независимость на созидательное  экспериментирование

с  альтернативными формами социальной жизни.  В действитель-

ности,  выдвижение предварительных условий такого ограничен-

ного допущения независимости при режиме руководства правящей

организацией также старо,  как происхождение самой современ-

ной системы либеральных направлений политики.

     В самом начале 16  века,  когда  после  распада  единой

христианской  всеобщности в политику были допущены многочис-

ленные религиозные течения и терпимость к ним, многие теоре-

тики постулировали "право на сопротивление" злоупотреблениям

тиранической власти,  причем это право могло только  сдержи-

вать гегемонию государства и общества, когда и если те попи-

рали свои собственные толкования естественных и/или  божест-

венных  законов и порядков.  При этом вопрос об исходной за-

конности этих правителей и их требований вообще не имел пра-

ва на существование. Без радикального же оспаривания порядка

подавления право на сопротивление оставалось скорее остаточ-

ной чем независимой категорией /Hueglin, 1991, 230-34/. Точ-

но также в XX-том веке,  когда буржуазное общество благодаря

постепенному распространению принципа подчинения меньшинства

большинству  стало  действительно  прислушиваться  к  мнению

большинства,  либеральные  мыслители,  подобно Джону Стюарту

Миллу,  горячо призывали в этой новой обстановке "коллектив-

ной  посредственности" дать возможность быть "свободными ме-

нестрелями" необычным и странным людям, которые, единственно

могли  вести общество к прогрессу /On Liberty,  1859,  III/.

Можно критиковать это высказывание ,  видя в нем  жалобу  на

отсутствие привилегий, положения или интеллекта. Милл связы-

вал возрастание роли усредненных собственных взглядов с нез-

начительной динамикой рыночного общества,  но он не дошел до

анализа доминирующих сил или классов,  управляющих как новой

индустриализацией, так и новым идеологическим единообразием.

Тем не менее он надеялся,  что дав волю нешаблонному и нова-

торскому,  можно добиться разделения сфер, не тесня при этом

доминирующие силы.  Без подобной просьбы "потесниться"  сво-

бодное  пространство  нешаблонного  и  новаторского  было бы

просто остаточной категорией социального бытия, зависящей от

уступок  со  стороны главенствующих в обществе сил и не спо-

собной на свой собственный выбор.

     Гражданское неповиновение  и  терпимость по отношению к

альтернативным концепциям социальной жизни в теории и  прак-

тике, несомненно, существенно способствовали либерализации и

качеству перемен в демократических  обществах,  хотя,  собс-

твенно  говоря,  они  не утвердили независимость гражданских

объединений, принявших на себя дело освобождения и перемен в

обществе.  По-видимому, гражданские объединения могут созда-

ваться лишь как остаточная категория  социальной  жизни,если

они  не  бросают  серьезный вызов главенствующим силам госу-

дарства и рынка. Подобно условию благосостояния Гегеля, дея-

тели гражданских движений,  действуют ли они на низших уров-

нях или же в самых высоких слоях,  могут лишь подготавливать

перемены  внутри ограничивающих условий доминирующей идеоло-

гии, однако они не в состоянии похоронить эту идеологию. Ге-

гемония  государства и рынка продолжает решать,  какого рода

нововведения она допустит и каким образом.  Наоборот,  либе-

ральное  гражданское  объединение может получить независимую

силу для проведения перемен только  при  условии  ослабления

действующего аппарата управления или кризиса власти.  Важным

представляется тот факт, что это объединение не может созда-

вать этот кризис,  а по-прежнему зависимо от внутренних про-

тиворечий государства и рынка.

     Теории либерализма  гражданского  общества  хотят иметь

независимую область между рыночной сферой,  с одной стороны,

и сферой всеобщего политического порядка,  - с другой.  Что,

по-видимому, отсутствует, - так это разработка понятия адек-

ватных условий такой социальной организации, которая бы поз-

воляла бы на практике создание подобной  автономии  третьего

порядка. Далее в статье следует обсуждение плюрализма и общ-

ности, с точки зрения этих условий.

 1Гражданское общество в либеральном контексте:

             1предпосылки для общности и плюрализма.

                              1Феномен плюрализма должен стать

                              1объектом исследований на уровне

                              1политической структуры,  струк-

                              1туры   экономики  и  в  области

                              1культурной 0  1жизни. 0

                                1Станислав Эрлих, 1982, 233

     Теоретики гражданского  общества 19-то столетия,  такие

как Гегель,  вновь обратились к старому устройству  гильдий,

цехов и профессиональных объединений, романтически томясь по

стабильности и чувству сопричастности.  Маркс предложил пос-

мотреть в зеркало новым классам буржуазии эры индустриализа-

ции,  чье отражение на тот момент должно было  бы  устрашать

гораздо  больше,  чем призрак коммунизма:  "Все устоявшиеся,

намертво замороженные отношения с их  хвостом  древностей  и

тянущимися из глубины веков предубеждениями и взглядами сме-

таются, все вновь формирующиеся отношения устаревают, прежде

чем они могут закостенеть" /Communist Manifesto, 1848, 476/.

Он также дал объяснение,  почему буржуазное общество /скорее

чем  гражданское/ открыло эту эпоху беспрецедентных течений:

потому что "имущественные отношения выпали из первобытных  и

средневековых общин" /Jerman Ideologi, 1846, 163/.

     Интересно, что община была  вновь  открыта  в  качестве

лакмусовой бумажки сплоченности точно таким же образом,  ка-

ким неоконсерваторы  сегодня  традиционную  жизнь  сообществ

/Walzer,  1992,  107/,  но  не  как автономное образование с

собственными понятиями о справедливости,  а как гарант соци-

альной стабильности, освобождающий государство и рынок от их

обязательств по благоустройству.  Только немногие  видели  в

общине реальную альтернативу.  Прудон рассуждал о возможнос-

тях "агропромышленной федерации" производственной общины /Du

Principe Tedetativ,  1863, 67/. Кропоткин предлагал "взаимо-

помощь" в качестве основного  антропологического  условия  в

организации  общины /Mutual Aid,  1902/.  Гирле рассматривал

"свободный ассоционализм" как необходимое условия ,для "пре-

одоления центристских равно как и индивидуалистических" тен-

денций в современном обществе /1880, 263/.

     Гирке в особенности обращался к некоей политической те-

ории начала нынешней эпохи,  которая определяла  гражданское

общество как политический "союз сообществ". В противовес за-

централизованному территориальному государству Альтузиус пы-

тался отстаивать общинную автономию гильдий,  городов и про-

винций в системе "общественного федерализма" /Hueglin, 1991;

1992/. Основная идея этой политической теории состояла в ор-

ганизации "самодостаточности"  при  наличии  множественности

политических  сообществ  или  "консоциатов",  соединенных по

принципам взаимодополняемости и единства,  живущих  в  соот-

ветствии  со  сложившимися веками устоями по всей вертикали,

начиная от семьи и гильдии до города,  провинции,  и  кончая

единым миром /Hueglin, 1993; 1994/.

     Взаимодополняемость означает,  что  каждое   сообщество

свободно в выборе - оставить за собой полномочия,  необходи-

мые и полезные для организации  социальной  и  экономической

жизни, делегировать же часть полномочий следующему по верти-

кали уровню управления можно лишь с согласия всех членов со-

обществ данного уровня.  Единство же означает, что все сооб-

щества должны быть связаны обязательствами по оказанию  друг

другу поддержки и "обоюдной помощи" /auxiliis mutuis;  Poli-

tica,  I.27/. Взаимодополняемость, таким образом, определяет

границы диалектического равновесия между автономией и единс-

твом. С одной стороны, регулирующая роль иерархического уст-

ройства  управления призвана сохранять автономные права каж-

дого члена сообщества, которые не должны возрастать или при-

нижаться  один  за счет другого /XXIX.2/.  С другой стороны,

целью иерархического устройства управления является справед-

ливое обеспечение условий жизни для всех /XYI.2; YI.47/.

      Политическая теория Альтузиуса - яркое напоминание  не

только  о  том,  какую  роль старое корпоративное устройство

гильдий и цехов играли на самом деле в организации  социаль-

ной  жизни  в свое время,  то также и о том,  какие реальные

альтернативы могли бы получить свое развитие,  последуй сов-

ременный мир за Альтузиусом, а не за Бодиным и Хоббесом /Bu-

ber, 1967; Bloch 1972; Nisbet 1973; Triedrich, 1975, Mc Rae,

1979/. Важно отметить, что Альтузиус собственно не воспроиз-

вел старый порядок узких  корпораций  c  их  привилегиями  и

"хвостом  древностей  и  освященных  веками предрассудками и

взглядами".  Он пошел дальше, трансформировав это устройство

и выдвинув первую современную теорию федерализма - "социаль-

ного" федерализма,  поскольку в качестве членов должны  были

включаться союзы по профессиональным,  а также по территори-

альным признакам.  Она могла бы стать реальной альтернативой

централизованному  территориальному  государству,  создающей

благодаря  своей  конструкции  социальной  жизни  равновесие

межгрупповой автономии и всеобщего единства. Конечно, беспо-

лезно сожалеть, что миром стали править централизованное го-

сударство  и рынок,  и что Politica Альтузиуса была обречена

на вековое забвение.  В некоторых современных теориях, в об-

щем,  видны попытки сконструировать гражданское общество как

независимую категорию социального существования в мире госу-

дарства и рынка.  В них содержатся советы обратить настойчи-

вое внимание на требования Альтузиуса групповой солидарности

и самодоcтаточности в качестве обязательного предварительно-

го условия подобной независимой категории.

     Ведь именно  недостаток  сплоченности и групповой иден-

тичности могут считаться  причинами  того,  что  современные

гражданские общественные движения являются проходящими и за-

висимыми.  Если итоги деятельности Партии Зеленых в Германии

позволительно  распространить  на другие гражданские общест-

венные движения, другими оловами говоря, Зеленые представля-

ют собой тип "новых политиков", строящих деятельность на ос-

нове "личных предпочтений, которые могут принимать различные

обличия  по  отношению к разным процессам" /Poguntke,  1993,

181/,  тогда окажется, что именно индивидуализм и гетероген-

ность  - ближе всего к истине на пути к верному делу и соли-

дарности.  Заимствуя лаконичность выражений  у  естественных

наук, можно сказать, что период полураспада гражданского об-

щества просто может быть короче,  чем период полураспада го-

сударства и рынка.

     Или же,  как это выразил одни из ранних поборников сов-

ременных гражданских движений: прогрессивные движения, оспа-

ривающие устоявшееся гегемоническое устройство,  сами  также

подвергаются  "одновременно двум опасностям;  одной - в виде

оппортунистической ассимиляции,  другой - групповщине" /Bah-

ro,  1980,  312/.  Диссоциация при ассимиляции будет смертью

гражданских объединений,  если они окажутся неспособный соз-

дать структуры сплочения, предохраняющие отдельных членов от

обратного дрейфа в основной поток. Групповщина, или сектанс-

тво - это типичный случай со смертельным исходом для объеди-

нений,  которые существуют только в головах  их  членов,  не

имея  однако контроля над материальным базисом жизни.  Таким

образом,  гражданское общество как движущая сила  демократи-

ческих преобразований не может лишь теснить либеральный sta-

tus quo политики и экономики.  На политическом,  равно как и

материальном,  уровне социальной жизни оно должно утверждать

себя в качестве радикальной альтернативы государству и  рын-

ку, а не как видоизменение условий их существования.

     Организовать структуры,  сплачивающие  объединение  или

союз,  представляется  возможным  лишь в небольших группах о

относительно однородными интересами и условиями жизни. Поли-

тическая система государства и политическое сообщество, с их

идеологическим монополизмом  всеобщих  законов  и  порядков,

распространяющихся на каждого, в том числе, и в практической

жизни, должно опровергаться и замещаться множественными фор-

мами децентрализованной политической демократизации. Федера-

лизм на основе взаимодополняемости может на деле  продвинуть

вперед  организацию такой множественности как перехода к ав-

тономии, обладающей далеко идущей силой самоопределения, за-

щищая  против  поглощающего  и  ассимиляционного давления со

стороны системы гегемонии, а также как переход к универсаль-

ной  ценности  сплоченности,  построенной  в  соответствии с

обычными канонами прав индивидуума, предохраняя против отка-

та к узким идеологическим сообществам местной тирании.

     Подобные автономные области самоопределения,  очевидно,

не  могут  существовать в головах их членов,  не могут они и

простираться до суперструктурной регуляции закона и порядка.

Они  должны  включать  материальную  регуляцию экономической

жизни. Таким образом, гражданское общество должно радикально

противостоять универсализированной системе рыночного обмена.

Вместо провозглашения "всех прав человека как рыночных  пот-

ребительских  стоимостей" экономическая сфера должна гумани-

зироваться со всеми вытекающими отсюда следствиями:  обычным

сводом  социальных  прав,  защищающих  плюрализм  социальных

структур против силы поглощения и ассимиляции рынком и доми-

нантными силами экономической жизни.

     Такая защита должна была бы включать,  к примеру, конт-

роль производительных сил на местах /например,  за перемеще-

нием капитала/,  а также  социальную  регуляцию  торговли  с

целью  предотвращения социального дэмпинга /например,  когда

сбиваются цены путем допущения условий работы и  социального

обеспечения ниже принятых/, и совместное определение необхо-

димых нововведений в производстве в соответствии с  местными

потребностями,  ресурсами  и  рынком рабочей силы /например,

через советы потребителей,  местный бизнес,  рабочую силу  и

советы по окружающей среде/. В условиях гибкого производства

это не обязательно должно означать возврат к  нерациональной

системе  местных  отдельных производств.  Собственно говоря,

это означает,  что соображения по производству, его интересы

не  должны оставляться только на усмотрение вложенного капи-

тала,  они должны определяться внутри гражданского общества,

включающего капитал, ресурсы, мнение рабочих.

     Вышеизложенное - не ново, однако имеется опасность, что

все  это  будет вырвано о корнем из теории и практики,  если

после краха коммунизма управление и контроль над либеральной

идеологией  приобретет  глобальный характер.  Пока "реальный

социализм" существовал в качестве другого  гегемона,  нельзя

было  так просто отмахнуться от теоретических обоснований по

поводу возможности "социалистического плюрализма". Станислав

Эрлих  настаивал на возможности "социального и политического

плюрализма",  чтобы потеснить одноликую гегемонию  идеологии

марксизма,  указывая  на  подразумеваемое  Марксом одобрение

Прудоном "общественного плюрализма" или обращая внимание  на

мнение  Каутского  по поводу "различных форм отношений собс-

твенности",  и наконец, провозглашая, что "плюрализм не есть

характеристика,  присущая исключительно некоторым конкретным

социально-политическим  системам  или  формам   государства"

/1980,  34-43/.  Представляется,  что  в конце данной статьи

подходящим будет призыв не забывать мечту Эрлиха о гражданс-

ком обществе,  осуществляющим контроль за социальным, зконо-

мическим и политическим потенциалом.  По-видимому,  одновре-

менно  с крушением скомпрометировавшего себя социализма-ком-

мунизма советского образца только начинается эра социалисти-

ческого плюрализма, его теория и практика.

                         Примечания

     1. Наиболее  тщательным  и исчерпывающим в этой области

на настоящий момент является монументальный труд Гражданское

Общество и Политическая Теория, Jean L. Cohen и Andrew Arato

/1992/. Эта работа была подвергнута критике как "экономичес-

ки пассивная" со стороны радикалов, не готовых дать теорети-

ческое обоснование реальности "социалистического гражданско-

го общества" /Keane, 1988, 86/.

     2. Интерпретация Английской Революции с классовым пози-

ций подвергалась нападкам в истории несколько раз,  пока она

не утвердилась окончательно.  Хилл в целом следовал  дорогой

классового  анализа  с большими предосторожностями,  избегая

модернистских отклонений от Маркса.  Наблюдаемое в настоящее

время  возобновление атак на класс как многозначительную ка-

тегорию исторического  исследования  является,  по-видимому,

частью  общего  отхода  интеллектуальных  сил от социального

анализа и интерпретации, - не "экономически пассивны". Новый

журнал  Left History отважно принял на себя эти спорные воп-

росы /Gentles, 1994, 111-17/.

     3. Было бы,  конечно,  самонадеянным ограничить позиции

либералов рассмотрением нескольких узких мест. Целью, данной

работы  было  лишь идентифицировать те элементы либерализма,

которые а/  явились  продолжением  либеральных  традиций  от

Хоббса до Роулса; б/ являются существенной частью доминирую-

щей идеологии рыночного либерализма сегодня;  в/ оказываются

теми моментами в позиции либералов, которые не состыкуются с

аргументами теории гражданского общества типа - возможно со-

существование различных сфер с различной логикой.

     4. Теории гражданского общества сегодня также посвящено

большое количество литературы с большим разнообразием  поло-

жений.  В  настоящем  кратком обзоре представлены те из них,

которые выведены из опыта центральной и в  особенности  вос-

точной Европы. В соответствие с этим опытом отвергается воз-

можность "социалистического гражданского общества",  которое

бы  простиралось  над  сферой материального воспроизводства,

вместо чего настойчиво требуется выделение отдельных  облас-

тей с различной логикой. Цель работы - определить те элемен-

ты и положения теории гражданского общества,  которые,  про-

возглашая  сосуществованние с либеральными сферами государс-

тва и рынка, на деле фактически несовместимы с ними.