Христианский опыт этики любви к ближнему
Никулин А.Н. (CC-BY-SA) Creative Commons Attribution / Share-Alike License
Публицистическое религиозно-философское эссе. Для всех читателей, интересующихся духовно-нравственными основами милосердия.
ХРИСТИАНСКИЙ ОПЫТ ЭТИКИ ЛЮБВИ К БЛИЖНЕМУ
«Разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу. Раздели с голодными хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом. Когда увидишь нагого, — одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Когда ты удалишь из среды твоей ярмо, перестанешь поднимать перст и говорить оскорбительное, и отдашь голодному душу твою, и напитаешь душу страдальца, — тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень» (Ис. 58:6).
АННОТАЦИЯ (ОТ АВТОРА):
Весь текст проникнут главной темой: сумеет ли человек правильно отличить подлинно непреходящие ценности — от ложных соблазнительно модных «кумиров»? В чём гуманистические идеалы смогут найти себе твёрдое основание, способное придать всей жизни незыблемую ценность, осмысленность страданиям и раскрыть её предназначение? …Показывается, как благодаря стяжанию Христовой Любви, святыни и величайшего дара, — человек душевно прозревает и облагораживается; раскрывающей в нём его лучшие качества, и делающей его духовно свободным. Говоря о воскрешающей душу и изнутри преображающей животворной силе Любви, приобщившись к вечным ценностям которой, человек в них приобретает своё духовное бессмертие (См.: Иоан. 3:14). …Социальной отчужденности и шельмованию, — противопоставляется доверительное соучастие, уважительное благоговение перед уникально-многогранной самобытностью и своеобразием живой действительности.
ОГЛАВЛЕНИЕ:
ГЛАВА I
О сопротивлении злу — подвигом самоотверженной любви.
ГЛАВА II
Только открытое любовью и смирением сердце, — способно воспринять, насколько мир прекрасен.
ГЛАВА III
Вечная Любовь — высший источник вдохновения для нашей жизни.
ГЛАВА IV
Смиренный почитает ближнего драгоценнее себя самого (Иоан. 15:13).
ГЛАВА V
Милость — благоразумно удерживает нас от взаимоистребления.
ГЛАВА VI
Соборность — это литургическое и евхаристическое общение любви, освященного сослужения друг другу во Христе (Матф. 18:20).
ГЛАВА VII
Жертвенная любовь — возможна лишь в со-распятии со Христом (Гал. 2:19).
ГЛАВА VIII
Милостыня — очищает совесть, просветляет сердце и избавляет от гиблого равнодушия (Лук. 11:41).
ГЛАВА IX
Милосердие — подлинное сокровище души, дороже всякого тленного богатства (Лук. 6:24).
ГЛАВА X
Суди грешника не по его грехам, а мерой Христовой любви (Лук. 6:38).
ГЛАВА XI
Просьбы о помощи — как «голос» Божий к нам, звучащий в совести нашей (Лук. 10:25).
ГЛАВА XII
Глубина скорбей — способна в нас открыть глубину сострадания и заботы о скорбящем.
ГЛАВА I
О сопротивлении злу — подвигом самоотверженной любви.
Всё в христианской жизни говорит о безусловной любви, которую мы должны иметь к каждому, о богоданной ценности каждого: «…Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на Небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Матф. 18:10). Это значит вновь ожить в глазах Того, Кто тебя любит и прощает (См.: Лук. 15:4). Всё наполнено живительным дыханием доброты, пронизано светом милосердия и смиренномудрия, осознанием безграничной Божьей милости и упованием на неё: «…Оставь нам долги наши, в той мере, в какой и мы прощаем должникам нашим» (Матф. 6:12). Одаривая взором все утешительным, все милующим, все заботливым. Всё напоено целебным долготерпением, а не мщением, на праведном примере св. Давида (1 Цар. 24:4). Всё проникнуто благодатным духом, выраженным в притче о радушном принятии Отцом блудного сына (Лук. 15:11) и в притче о великодушном прощении долгов (Матф. 18:32).
Всё познаётся в сравнении: к примеру, ветхозаветная мораль закона — и дух милосердной благодати Нового Завета; жестокие порядки рабовладельческого Древнего Рима — и проповедь «зри в каждом из бедных Христа» посреди них, — свидетельство доселе невиданное и неслыханное; словно из ниоткуда расцветший, обетованный райский оазис благочестия посреди бездуховной пустыни; неистощимый целебный источник живительной доброты! Возведя всякого человека на неведомую дотоле, недосягаемую высоту величия его божественного призвания. Раскрыв истинное достоинство непорочной жизни, — увенчанной и благотворно наполненной положительным, добро утверждающим смыслом, освященным в Боге.
Подлинное чудо — не в пафосе внешней зрелищности, а в откровении явленной неизреченной глубины любви и непостижимого смирения. Благим примером своего боголюбия и человеколюбия, говорящим в итоге не о мнимом всесилии смерти и греха, а — о жизненной борьбе, о эсхатологическом торжестве вечной Любви, о дружбе и верности, о долге и чести, — ради которых можно и нужно пожертвовать чем-то второстепенным, временным и скоропреходящим.
Пробудив и безмерно раскрыв во всей несравненно поразительной полноте незабываемо искренний, пламенный, воодушевляющий энтузиазм: непорочной и нелицемерной, изобильно питающей и много щедрой, кротчайшей и всемилостивой даже к своим врагам, всё расточающей, но всегда неистощимой, и не оскудеет рука её дающего, все преодолевающей и всепобеждающей, неизреченно воссиявшей в совершенной славе, — Божественной Любви. Положенной краеугольным камнем всего Евангельского нравоучения. Как знамение потрясающего благовестия — о возвышенной, животворной и плодотворной силе возвещенных святых Заповедей, в которые верили, и в соответствии с которыми жили. Явивших мерило праведности, образ подлинности человека. И как замерзшие путники холодной ночью отогреваются, собравшись вокруг у костра, так и наши очерствевшие грешные души оттаивают, смягчаются и пробуждаются от благодатного тепла сего неугасимо светлого пламени. Подобно птенцам, согретым под сенью любящих Отчих крыл…
Милость — подобна семени, прорастающая благодарными благословениями в наследие вечности. Если же я не люблю, — я и сам не любим, отекаю себя от света Любви; как и солнце скрывается от лишенных зрения. Когда каждые патологически живут лишь для себя, в ожесточенной борьбе, которая бесконечно будет продолжаться и в аду. Когда видеть невинные слезы отчаяния ближних, — подобно раскаленным каплям олова, больнее даже горящих угольев самого адского пламени, обжигающих насквозь до корней совесть и душу. И перед лицом смерти явится вся бесцельность во грехе прожитых лет, которых не вернуть, и роковых ошибок тех уже не исправить; гложущая печаль, поражающая сердце за грех против Любви, — моральная мука бывает гораздо тяжелее физической. Ведь ад и есть, по словам Ф.М. Достоевского и преп. Исаака Сирина, страдание о непоправимой потере способности любить. Это унылое состояние скупого ожесточения — от непроявленной, заглушенной в себе любви, от неутолимой досады, и сожаления о безвозвратном погублении своей доброй натуры и чистоты души.
Только любовь благоухает бессмертием, поскольку благоухает — «от Бога»; хочешь почувствовать себя бессмертным, — люби своих братьев, люби людей как «братьев», в этом заключается истинная радость богоугодной жизни: «…И радости вашей никто не отнимет от вас» (Иоан. 16:22). «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти» (1 Иоан. 3:14). Человечность во Христе — всегда жива и тепла, благотворна, любезна и любвеобильна.
Прежде чем социально преобразовывать всё общество, — надо начать с покаянного изменения и духовного очищения самих себя. Любовь, по мнению Ф.М. Достоевского, — всё в нашей жизни, без неё никакие внешние реформы или перевороты не сделают человека счастливым и не отменят нужду в живом благотворении, как потребности отзывчивого сердца. Внемля словам Спасителя: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Матф. 6:33); «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в Жизнь вечную» (Иоан. 6:27).
С почтительным благоговением, трепетно принимая богатое духовное содержание, как незаслуженный благодатный дар: предварительно удобрив и подготовив почву, очистив своё сердце от нечистых желаний, смиренно и покаянно, от всего скверного и порочного, — для незамутненного, ясного и полноценного восприятия, запечатления, проникновения до самых глубин души. Через благочестие и добродетельную жизнь, быть готовым последовать призыву тех высших истин, ныне явленных нам, и способных стать источником нашей надежды, нашего освящения, чистым вдохновением любви.
Христианские добродетели могут проявиться лишь в преображенном и перерожденном «новом человеке»; в котором мы созерцаем воистину чудо в моменте покаяния. Покаяние — спасение, освобождение от греха, позитивная жажда дел добра, обращение к Любви. Это духовное приобщение к жизни добродетельной, вечным ценностям, по благодати, обретя в них своё бессмертие. Такой душевный настрой и жизненный уклад — можно назвать покаянным; то есть — освобожденным от властного влияния прежних греховных страстей и привычек над нашей волей; в совершенном итоге приводящий к нашему внутреннему благодатному освящению, исцелению, очищению и обновлению (святости)…
«Я стыжусь (греха), следовательно, существую; не физически только существую, но и нравственно, — я стыжусь своей агрессивной животности (хищнически звероподобных страстей), следовательно, я ещё существую как (духовный) человек (См.: Быт. 3:7)» (По В.С. Соловьеву).
«Покаянными слезами омываются мои грехи: и силою свыше в душе моей теперь чувство вины заменяется чувством ответственности; из покаянных чувств вырастает любовь, которая хочет всё примирить, всё утолить и всем послужить» (В.Ф. Эрн).
ГЛАВА II
Только открытое любовью и смирением сердце, — способно воспринять, насколько мир прекрасен.
Совершенное благоговение к Богу, — органично приводит к осознанию духовной фундаментальной ценности, присущей ближнему; приобщаясь к бесконечной глубине любви Бога, освящающей человека. «…Отношение ко всякому живому существу вообще, совпадает с нашим отношением к Богу: то и другое есть единый, великий, просветленный акт преклонения перед Святыней, благоговейного видения исконной красоты, исконного величия и блага, как первоосновы и сущности всяческой жизни; ощущение, что корень и существо личности находится в Боге, и есть проявление несказанно драгоценного Божиего существа» (С.Л. Франк).
Истина — не может лежать вне Любви, как нравственного критерия жизни. Без любви — никакого «добра» не бывает. «…В главном — единство; во второстепенном — свобода; во всём — любовь» (Блаж. Августин Аврелий). Любовь Христова — мера всех вещей (в человеческих взаимоотношениях); без которой всё нечисто и обманчивый соблазн.
«Священник произносит перед Причастием: Со страхом Божиим и верою приступите… Вот именно, со благоговейным страхом Божиим и верою мы должны приступать не только к Причастию, а ко всему, что делаем в своей жизни: к созданию семьи, к работе, к управлению государством. Ко всему…» (Виктор Николаев).
«Что пользы, если имеет кто всё, но не имеет любви спасающей? Если кто сделает большой обед, но нет у него соли, можно ли будет вкусить такого обеда? То же и здесь. Без любви всякое дело, всякий поступок нечисты. Послушай Апостола, который говорит: если языками ангельскими говорю, если имею пророчество, и ведаю тайны все, и имею весь разум, даже и горы переставлять могу, а любви же не имею, то никакой пользы мне нет (1 Кор. 13:1)» (Преп. Ефрем Сирин).
«Любовь — это радостное и благоговейное видение божественности всего сущего, непроизвольный душевный порыв служения, удовлетворение тоски души по истинному бытию, через отдачу себя другим. Эта любовь есть сама сердцевина веры» (С.Л. Франк).
Это именно та всеобъемлюще вселенская Любовь, которую от нашего взора закрывают наши грехи, — и открывающая себя лишь взыскательному уму, искренней отзывчивой душе, ищущему и неравнодушному сердцу. Это первостепенные жизненные ценности, — мотивирующие и придающие всему неотъемлемый священный смысл, обнаруживающие онтологическое достоинство каждой личности, оправданность и присущую значимость всей нашей жизни, благодаря им обретшей глубоко завершенную целостность и осознание высоты своего духовного призвания.
Во взволнованности открывшейся и осознанной подлинно святой ценностью (любимого нами человека или жизни в целом), — происходит, на созерцаемом уровне, встреча с вечным миром непреходящих священных первооснов бытия в глубинах чувств. Заставляя душу благоговейно откликнуться созвучным отголоском живого и отзывчивого сердца, звуками задетых струн души, причаститься кроткой радости духа, веселия мудрости (См.: Иер. 15:16). Любовь в сердцах — словно согревающее и освещающее солнце в нашей жизни, изнутри озаряющее, и переполняющее новым светом и смыслом. Подобно ликующему пению от нечаянного счастья, — тем самым органически производя гармонично благотворное, очистительно облагораживающее, преображающее воздействие, окрыляющее душу, религиозный катарсис. Наша душа становится жилищем божественной Премудрости и блаженной обителью пречистой святой Любви (Иоан. 14:23).
«Сердце поёт, когда оно любит; оно поёт от любви, которая струится живым потоком из некой таинственной глубины и не иссякает. Не иссякает и тогда, когда приходят страдания и муки, когда человека постигает несчастье, или когда близится смерть, или когда злое начало в мире празднует победу за победой, и кажется, что сила добра иссякла и что добру суждена гибель. Когда человеческая история являет нам сокровенную тайну Провидения, и мы зрим шествие Господа через века испытаний, труда, страданий и вдохновения» (Иван Ильин).
Мир духовных феноменов — являет и подразумевает за собой некую более тайную перво-причинную реальность; и незримо содержит провиденциальное присутствие Божественного. Рай открывается и обретается уже в этой праведной жизни: «…Ибо Царствие Божие внутрь вас есть» (Лук. 17:21), — это есть достигнутое состояние естества, обновленного благодатью сердца действием Святого Духа. Нравственно возвышенные ориентиры, — зовущие подняться вместе с ними на новую духовную высоту, и проникнуть к их доселе неведомой премудрой глубине, приобщиться к их нездешней святой чистоте, осуществившись в личном покаянном подвиге самоотверженной Любви. Это нравственная потребность отзывчивой души и требование милующего сердца.
Это те питающие священные ценности, присущие непреходящей религиозной культурно-образующей традиции, творческие источники зиждительных и ведущих первообразов. «…Это глубочайшие колодцы духа и священные огни жизни: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созидания, молитвы и мысли» (Иван Ильин). Помогавших и укреплявших на многотрудном историческом пути, органически присущих живой преемственности родной народной культуры. Запечатленные в истории народа, — как духовных памятников отеческой мудрости, итогов его вековой жизни, примера сокровища внутренней крепости, творчески вдохновляющих сил, нравственных исканий и открытий, самобытного становления и процветания, — передавшего сей драгоценный дар грядущим поколениям своих восприемников, подобно плодовитому древу в истории (См.: Пс. 111).
Нельзя никогда, — абсолютно навсегда отнять, вытравить, оторвать из глубин сердца народного, — то нетленное доброе и вечное, искони из достояния веков накрепко с ним связанное, и незыблемо укорененное в нём: веру в Бога и в человека, в неизбежную победу добра, — составлявших саму его суть, впитавшихся в его кровь и душу. И эту неистребимую Правду можно попрать и распять, — лишь со-распяв вместе с нею и самого человека. И в этой жертве, казалось, Правда умирала, — но сохраненная до поры сокровенно-подспудно в недрах памяти, и в исполненности самой нашей жизнью, блюдущей оставленные наследием её святые Заповеди и Заветы. Через культурные корни, доставшиеся нам, послужившие для предков колыбелью Родины, впитанные ими с материнским млеком и с духовной кровью традиций. Продолженные и пронесенные через испытания потрясений, запечатленные, и сбереженные в тайниках души и народного сердца. Освящая, пламенея и вдохновляя, живущие в нас животворным идеалом её святыни. И через всё это, — она всегда воскресает вновь, — в нашей собственной благочестивой жизни по вере, соотнесенной с её древними, непреложными, не устаревающими и вечно юными идеалами, и сообразно с ними, — чтобы каждым поступком возвещать ту единственную и безграничную Любовь, которая возвышает человека от «раба» до «друга Божия» (См.: Иоан. 15:15).
ГЛАВА III
Вечная Любовь — высший источник вдохновения для нашей жизни.
Вера как особое мистическое предзнание, видение сердцем, интуитивный отклик, — основанная на свидетельстве внешнего Откровения, укорененности и убежденности в высшей силе Добра, зиждется «…не на мудрости человеческой, но на явленной силе Божией» (1 Кор. 2:5). Подобно отражению на глади вод, — по благодати заложенное в самом образе человека, отображаясь на совести, как указание и нравственное предчувствие существования абсолютного мира непреходящих ценностей: иначе, как могли бы мы искать совершенства, если бы предварительно в нас не была врождена вера в его возможность? Словами блаж. Августина Аврелия: «…Как могли бы мы искать Его, если бы у нас Его не было? Ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе». «Только в Боге успокаивается душа моя: от Него спасение моё» (Пс. 61:2); «Не смирял ли я и не успокаивал ли души моей, как дитяти, отнятого от груди матери? Душа моя была во мне, как дитя, отнятое от груди» (Пс. 130:2).
Господь заложил в человека воодушевляюще вдохновляющую жажду прекрасного (другими словами, богоискательство) (См. Рим. 1:20), — однако, по выражению Клайва Льюиса, они — словно благоухание неведомого цветка, далёкий отзвук дивной песни, весть из иной Страны. Вознося нас к желанию той чудной неземной Красоты: которой славу поведают небеса, и ведение о которой возвещает твердь и всё творение (Пс. 18:2).
«Если всякая земная красота только томит ваше сердце и никогда его не насыщает, — это потому, что мы успокоимся только на вечной нетленной Красоте. Если вы мучаетесь нечистотой вашего сердца, — это потому, что, сами того не зная, вы жаждете абсолютной чистоты и святости» (Свящ. Александр Ельчанинов). Наша душа мудрее и прекраснее нас самих, и не может она дать нам покоя. «Душа грустит о небесах, она нездешних нив жилица» (Сергей Есенин). Томящаяся и тяготящаяся всем скоропреходящим суетным. Тоскующая по бессмертному Царству нескончаемой радости и блаженного веселия. В сем томлении воплощена воля, устремленная к вечноживой и нездешней Любви, — как интуитивное предчувствие, как сердечное извещение, напоминание и побуждение в душе. Без которой мы, подобно изгнанникам из Рая, душою смертны и холодны. Которую сей грешный мир не способен всецело вместить, которая осознается чище и святее всего существующего на земле. Приводящая к взысканию и к жажде подлинно нетленного блага для пользы души: «Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царствие Небесное» (Матф. 5:3); «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо те насытятся» (Матф. 5:6).
Цель красоты — преображение мира, просветление и обожение человека. Красота достигается добрыми делами. Получая откровение о нетленной красоте Господней (1 Петр. 1:16). И тогда лучи божественной красоты осеняют и облекаются в человеческий образ, облагораживая внутренний мир человека, невидимо пропитывая теплом доброты атмосферу общения вокруг. Отражая и отпечатывая на его душе: благотворное обаяние равно ангельского добронравия, достигаемого через личный аскетизм, борьбой со страстями и собиранием, стяжанием добродетелей. Утонченным аристократизмом духа, благовоспитанностью, внутренним достоинством и нравственным благородством, — придающим спасающую и просвещающую красоту душе. Добродетельная душа, как бы вся озарена доброжелательным светом щедроты обаяния изнутри, облагораживающим душу, являя отпечаток вечной её первозданной чистоты. Сокрытой в чуде преображающего смирения, целомудрия, незлобивой кротости, не злопамятства, рассудительного воздержания, преданного братолюбия и правдолюбия, хранимого благочестия, всепрощающего терпения и снисходительного милосердия, не кичливой скромности и так далее (См.: 1 Петр. 3:3).
«Этот убор, этот духовный наряд, это украшение прилично и угождают они не очам человеческим, но очам Небесного Отца. Душу свою украшает тот, кто оставляет прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, а обновляется же духом ума своего и облекается в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины (Ефес. 4:22)» (Свят. Тихон Задонский). Душа только тогда сможет увидеть Красоту, если сама очистится, подготовится, смягчит, умилостивит своё сердце, омоется слезным покаянием, и, освященная добродетелями, станет прекрасной. «…Мир спасет красота Христова» (Ф.М. Достоевский), — нравственно возделываемая в нашей собственной душе, в её благодатном освящении, очищении от греховных скверн, возрождении и преображении.
«Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Матф. 16:26). «Что вам пользы, если мир завоюете, а мир завоюет ваши души? Душа дороже мира: посему не за мир, за душу бейтесь, с душой союз заключайте. Душа богаче мира: в ней собирайте сокровища свои. Душа прекраснее мира: её украшайте. Нива души плодороднее нив мирских: её возделывайте» (Свят. Николай Сербский).
Жизнь — мертва без Любви. Ведь мир без Любви, в котором распяли Христа, — никому не нужен вовсе! Или зачем вообще-то нужна такая тленная «любовь», — если она предательски не вечна?.. Верить в Бога, — значит поверить в существование спасительной Любви, распятой ради искупления нашего, и освобождения из плена ожесточения и гнетущего порока (См.: 1 Иоан. 4:16). Определяет жизнь человека только Любовь, — заставляющая всей душей возжелать, воспарить и в предельном уповании всецело устремиться к её познанию. Подобно растению, тянущемуся на солнечный свет. В нас заложенная надежда, — подобна естественному инстинкту новорожденного младенца, прильнувшему к живительному теплу материнской груди, — так и душа человеческая неосознанно верит и уповает на существование конечной торжествующей Правды Божией. Зовущей «…к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на Небесах для нас» (1 Петр. 1:4). Это духовно неотъемлемая потребность души — в вечном уповании, в поиске и взыскании нескончаемого блаженства Любви.
Через стяжание божественной Любви к Богу и к ближним, — мы обретаем смысл нашего личного счастья. «…Кто обладает подобным добрым источником внутренней жизни, тот счастлив. Тот несёт в себе источник внутреннего блаженства и око духовного откровения; счастье, чтобы осчастливить людей; свет, чтобы светить другим; вечный поток и вечно живую песню. Пусть судьба его любви сложится несчастливо; пусть его жажда любви останется неутоленной, — его счастье всё же будет живым, а его богатство — настоящим. Поэтому любовь подобна радости, которая светит любящему, как солнечный луч, даже сквозь страдания, заботы, неудачи и болезни. И в одиночестве любви есть настоящее утешение; и слеза любви блаженна. Любовь подобна радостному свету, который светит человеку изнутри и дарит ему неиссякаемое тепло. То сердце, что чуть было не окаменело, растворяется, становится мягким, подвижным, лёгким, гибким, текучим. Душа становится нежной и чувствительной; она обращается с участием и пониманием ко всему свету, до полного самоотречения. Поэтому счастливому свойственна живая потребность осчастливить всех вокруг, и наслаждаться чужим счастьем, как отражением собственного…» (Иван Ильин).
ГЛАВА IV
Смиренный почитает ближнего драгоценнее себя самого (Иоан. 15:13).
Сущих ближних, должно видеть святыми, пред всеми благоговеть, и только себя одного почитать многогрешным и недостойным, не себе угождать, а другим послужить (Марк. 9:33).
«Любите врагов ваших; благословляйте проклинающих вас; благотворите ненавидящим вас; и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Матф. 5:44). «Взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лук. 6:35). «Не говори: как он поступил со мною, так и я поступлю с ним, воздам человеку по делам его» (Притч. 24:29). «Никому не воздавайте злом за зло (грехом за грех, обидой на обиду — Прим. Авт.), но заботьтесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья (добрым примером усовестив его — Прим. Авт.). Не будь побежден злом (греховными страстями, завладевшими душою — Прим. Авт.), но побеждай зло добром (духовным отношением к происходящему, активным примером благочестивой жизни во Христе — Прим. Авт.)» (Рим. 12:17). Как сын Отца Небесного, Который благ есть для неблагодарных и злых.
«Мрак не воюет с темнотою, ненависть не восстает против неприязни; зависть не противится отвращению, желчь не может ненавидеть горечи: так и нельзя воздавая злом на зло, — сим победить (врачевать) злое. И обратное: но зло не может сопротивляться добру; мрак бежит, когда является свет; вода утишает пламя; сладость прогоняет горечь; кротость побеждает притворство; молчаливость уничтожает споры. Посему достигай смирения, которое побеждает зависть и изгоняет вражду. Смирение разрушает укрепленные замки, смягчает ярость, обезоруживает злобу» (Из слов свят. Иакова Низибийского).
Живите божественною жизнью, не уподобляйтесь во зле и коварстве своим врагам, но подражайте святости Христовой (Лук. 6:36), и будьте миролюбивыми миротворцами: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Матф. 5:9). Отказ от злопамятного мщения, — как первое условие возможного примирения (См.: Дн. 7:60). Смирение — рождается из умиротворенного, невозмутимого страстями, просветленного состояния души, обретаемого в духе воздержной умеренности, снисходительной милости, долготерпения и миролюбивой кротости. Смирение — даёт нам крылья умения великодушно прощать.
Любовь торжествует — от всё претерпевающей веры и всё преодолевающей надежды, в неодолимом блаженном уповании, в ангельской кротости невинных агнцев, подобной трогательной молитве побиваемого камнями св. Стефана Первомученика за своих убийц, которая дышит бесконечной, везде и во всём присутствующей, всё покрывающей добротой. И в своей торжествующей, пламенной обращенности к Богу, в милосердной, долготерпеливой, всепрощающей любви даже к своим убийцам, он подставляет своё сердце, в беззащитном одеянии незлобивого смирения, их смертельно поражающей кровожадной ненависти, противопоставив молитву и голубиную кротость непорочной чистоты: «Господи, не вмени им это во грех!» (Дн. 7:60); — ей же вторят слова Спасителя со Креста: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лук. 23:34).
Показателен личный подвиг благоверных князей, братьев Бориса и Глеба: подражателей самоотречению Христа, в чьем жертвенном смирении явилось торжество и прославление веры в высшую Божью Правду. Которые не были корыстолюбивы и властолюбивы; в них не было ни доли зависти, честолюбия или злопамятной мстительности, и также не было и трусости, — они не попытались бежать или скрыться, но с великодушной стойкостью и святой отвагою предпочли себе мученический венец, нежели пойти против Заповеди Христовой о любви: «…не восхотев противиться любви ради Христовой»; «…буди мир брату и врагу моему, и вам, братие». Не пожелав развязать и принять участие в дальнейшей братоубийственной вражде, — между единокровными и единоверными. В ужасе и презрении они отшатываются перед роковым соблазном, отказываясь от участия в порочном круге кровожадной мести, боясь замарать свою совесть и душу в грязной борьбе за власть, добытую нечестным и незаконным путем насилия. Земной славе предпочтя более высшие нетленные сокровища добродетелей, из верности в подражании Христу и Его повиновению Своему Отцу, Который был умален, и «…смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Фил. 2:7).
Смиренная любовь к Богу — возложила на людей ответственность друг за друга: «Он взял на себя наши немощи, и понес наши болезни» (Ис. 53:4). И нам заповедано: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2). Как Господь Христос кровь пролил во искупление Своих недостойных врагов, так и мы будем готовы принять вплоть до мученичества, если это послужит благу примирения враждующих; и лучше самим претерпеть несправедливость, чем стать поводом раздора. «Может ли ещё быть большее великодушие, чем умереть за (спасение) нечестивых?» (Блаж. Августин Аврелий).
Своим поступком, как бы говоря: «…Даже если ты меня предашь или убьешь, — я всё равно по-прежнему останусь сердцем верным тебе; твоя ненависть — не в силах разрушить узы былой дружбы; никакой твой грех против меня — не способен поколебать моей безусловной любви к тебе; и я до самой смерти буду готов простить тебя, и надеяться на наше примирение с тобою!»
Всякая вражда — есть обоюдная «болезнь», ненависть ослепляет и пьянит, разрушает и пожирает ненавидящего, а не ненавидимого, делает её заложником; и только ответной любовью, терпением и молитвой врачуется зло, залечиваются раны, восполнением недостатка доброжелательности в нас… «Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете» (1 Иоан. 2:9). Если мой брат ненавидит меня, он во тьме и не может найти меня, но если я не ненавижу его, я во свете, — поэтому я могу пойти и найти его, протянув ему руку примирения, и вывести к свету дружбы. Ибо невежественных следует наставлять, а не карать; слепца не бьют, но берут за руку и ведут за собой. «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Марк. 2:17), — говорит Господь.
Митр. Сурожский Антоний приводит молитву и подвиг прощения: «…Мир всем людям злой воли! Неисчислимы сонмы мучеников. Поэтому не возлагай их страдания на весы Твоей справедливости, Господи, не обращай их против мучителей грозным обвинением, чтобы взыскать с них страшную расплату. Воздай им иначе! Положи на весы, в защиту палачей, доносчиков, предателей и всех людей злой воли — мужество, духовную силу мучимых, их смирение, их высокое благородство, их постоянную внутреннюю борьбу и непобедимую надежду, улыбку, осушавшую слезы, их любовь, их истерзанные, разбитые сердца, оставшиеся непреклонными и верными перед лицом самой смерти, даже в моменты предельной слабости. Положи всё это, Господи, перед Твоими очами в прощение грехов, как выкуп, ради торжества праведности, прими во внимание добро, а не зло! И пусть мы останемся в памяти наших врагов не как их жертвы, но как помощники в их борьбе за искоренение разгула их преступных страстей».
ГЛАВА V
Милость — благоразумно удерживает нас от взаимоистребления.
Любая война — есть трагедия братоубийства. Одна душа, созданная по образу Божию, драгоценнее в очах Бога, нежели тысячи миров со всем их содержимым, ценнее всех земных сокровищ и богатств, за которые люди порой убивают друг друга: «…Так как ты дорог в очах Моих, драгоценен, и Я возлюбил тебя» (Ис. 43:4). Как говорил Ф.М. Достоевский: абстрактная любовь к человеку — это почти всегда любовь к самому себе и своим фетишам. Следовательно, мы должны перейти от глобальной «любви к человечеству», — к наиболее осязаемой воплощенной конкретике; стремясь к признанию «человечества» — в каждом отдельно взятом нуждающимся ближнем индивиде. Когда вне зависимости от социальных преград или расстояний, — каждый человек на земле, духовно-братской сопричастностью, станет нам словно сердечно близкий и родной. Любить отвлеченно «дальнего» — удобно и демагогично; а вот ближнего-то, подчас так неприятно, брезгливо и требует труда над собою, — что только здесь постигаешь всю недосягаемую высоту второй священной Христовой Заповеди!
«Терпением сохраняется любовь и согласие, между властями и подвластными, между родителями и детьми, между господами и рабами, между братьями, между друзьями, между соседями, так что без терпения никакого добра быть не может. Ибо где терпение, там нет ссоры и брани. О, блаженны те дома, города, веси, села и общества, в которых терпение обитает: ибо оно более сохраняет общество, нежели оружие, более защищает город, нежели стены! О, любезное видение и слышание терпения, — пристанище обуреваемых, источник мира, крепость, дружество, забрало и хранилище добродетелей, венец благочестия, известный признак веры, причина чистой радости, плод смирения, покой совести, торжество над самим собой. Муж долготерпеливый лучше храброго, удерживающий же гнев лучше того, кто берет город (Притч. 16:32). Где истинная добродетель, там любовь; где любовь, там добрая и спокойная совесть; где спокойная совесть, там мир и покой; где мир и покой, там утешение, радость, веселие и сладость» (Свят. Тихон Задонский).
«Терпение, возлюбленные братья, не только хранит доброе, но и предотвращает злое. Но пусть будет в сердце мужественное и неослабное терпение; тогда ни освященное тело — храм Божий — не обесчещено будет прелюбодеянием, ни преданная правде невинность не заразится ложью, ни рука, после принесения Святой Евхаристии, не осквернится мечом и кровью. Любовь есть союз братства, основание мира, крепость и утверждение единства: она больше веры и надежды, она предшествует благотворению и мученичеству, она вечно пребудет вместе с нами у Бога в Царстве Небесном. Отними у неё терпение, и она, как разоренная, перестанет существовать. Ни единение, ни мир не могут существовать, если братья не будут подкреплять друг друга взаимно снисходительностью, и если, при участии терпения, не будут поддерживать союза согласия. Долготерпение умеряет гнев, обуздывает язык, вразумляет, хранит мир, поддерживает благочестие, погашает пламень злобы, укрощает порыв страсти» (Свят. Киприан Карфагенский).
«Всему, что считаем даже справедливым, полезным и необходимым, надобно предпочитать любовь и мир. По какой причине допустит оставаться в себе или в другом скорби тот, кто вполне убежден, что не может быть справедливых причин гибельной гневливости? Потому что нет разности пред Богом, Который желает всем людям спастись, себя ли или другого кого-либо ты губишь; одинакова бывает Ему потеря от погибели кого-либо. Ибо хотя бы всё казалось полезным и необходимым, однако же должно пренебрегать, чтобы избежать возмущения гнева; также всё, что считается противным, надобно с терпением принимать и переносить, чтобы ненарушимо сохранялось спокойствие любви и мира. Потому что нет ничего опаснее гнева и скорби, и полезнее любви» (Авва Иосиф).
Исходя из осознания духовного начала социально межклассовой и общечеловеческой солидарности, — скрепляющей много-полярное общество, уважительно-благоговейное ко всякой жизни. По С.А. Левицкому: это есть изначальное осознание того, что «все люди — братья», и «всякая война — есть трагическое нарушение этого первоначального братского союза». Это глубочайшее, фундаментально онтологическое, незыблемо сущее всеединство. Здесь акцентируется и упор делается скорее на жизнеутверждающе миролюбивое «делание добра», нежели чем на хищническую борьбу и своекорыстное соперничество; на основе созидательного, а не разрушительного начала, — что обратно позиции приложения внешнего закона зоологии к внутреннему миру социологии. Противопоставив нравственные принципы Христианства, — в противовес стихийному инстинкту кровожадной борьбы. И последуя сообразно Заповедям Христовым, — в противоположность плотскому закону греха.
«Созерцание Бога служило основой равенства людей в силу их равенства в Боге» (Антуан де Сент-Экзюпери). Отсюда «человек человеку брат», — как отрицание языческого «человек человеку волк». «Нет уже раба, ни свободного: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28). «У нас нет ничего общего только с дьяволом, со всеми людьми мы имеем очень много общего» (Свят. Иоанн Златоуст). «Слышим, что один другому слово сие говорит: я-де не твой брат. Я-де благороден, а он подлый; я-де высокий, а он низкий; я-де достоин, а он недостоин. Отложив гордость, возлюби смирение Христово, назвавшему нас братией Своею (Иоан. 20:17). Тогда не постыдишься всякого человека, и самого подлейшего, братом своим называть» (Свят. Тихон Задонский).
«Христос вместил в Себя всего Адама и пострадал за него; потому и нам следует вместить в себя жизнь всего человечества, видя в каждом человеке вечного брата своего. В глубокой молитве за весь мир, как за самого себя. Для преп. Силуана Афонского заново открылся смысл: Возлюби ближнего, как самого себя (Лев. 19:18). Именно потому, что мой ближний — это я сам, я должен любить врагов своих. Я — тот другой, которого я считаю своим врагом. Его жизнь — моя собственная, а моя — его (во тайной взаимосвязи судеб). Любовь к врагам есть непосредственное следствие нашей неразрывной взаимосвязанности во всём Адаме» (Митр. Каллист Уэр). «Христианин заботится о своих, но желает он им того же, чего желает врагам, — как детям Божиим. Он желает им духовных благ: честности, правды, мира, чистоты, святости» (Михаил Тареев).
Здесь говорится о смысле внутреннего уравнивания себя с другим безо всяких иных мотивов; через осознание едино-природной и равноправной близости себя с ним, проецирование себя во образ другого; в попытке соучастия и сопереживания поставить себя на его место. Чужой грех — нами осознается и нам причиняет боль, как свой собственный; мы скорбим, печалимся и соболезнуем о язвах чужой души, воздыхаем и молимся о вразумлении наших врагов, снисходительно и терпеливо ожидаем возвращения заблудших. Таким же образом и страдание другого — это моё страдание; и исцеление моего ближнего — моё благодатное исцеление.
Милосердие сближает сильнее кровного родства и дружбы. Благотворение — мост социального примирения, разрушает социальные барьеры, роднит прежде всякого родства, начало солидарности.
ГЛАВА VI
Соборность — это литургическое и евхаристическое общение любви, освященного сослужения друг другу во Христе (Матф. 18:20).
В соборных общинах (1 Кор. 12:22) — подлинный образец межличностных отношений; проникнутых чувством семейности, сродни родственному единения, братской взаимопомощи и круговой «поруки добра»; где каждый в ответе за ближнего. Благословение рождает благословение (Матф. 6:15), — помогая другим, помогаем прежде всего самим себе стать чуточку чище и добрее.
Счастье (особенно семейное) — всегда соборно, обусловлено бескорыстными взаимоотношениями с окружающими, как результат плода обоюдного самоотречения каждого ради блага ближних. С которыми мы столь солидарны, что оказанная им милость является благодеянием и для нас самих: в блаженстве безусловной и совершенной реальности, любящих и любимых (Рим. 12:15). В этом взаимопроникающем взгляде, полнота любви нерастворимо вмещает и сберегает в себе полноту драгоценного образа другого; в которой желать счастья ближнему — равносильно желанию его для самих себя. Ибо теперь их немощи — это также и наши немощи; их слабость — это наша слабость тоже…
«В счастье ближних найдите ваше собственное счастье!» (Свят. Игнатий Брянчанинов). «Мало-помалу, помогая ближнему, ты дойдешь до того, что станешь желать и пользы его, как своей собственной, и его успеха, как своего собственного (Матф. 19:19)» (Преп. Авва Дорофей). «Кто за других молится, за себя молится» (Свят. Василий Великий). Вся жизнь наша состоит в этом соборном жительстве, в общей любви и общей молитве…
Любви свойственен некий переизбыток, преисполненный неисчерпаемой доброты, неиссякаемый источник, бьющий через край в порыве самоотвержения, — как следствие её духовного богатства, щедрости, изобильного великодушия, которым она жаждет поделиться со всеми окружающими, всегда шире разливаясь и всё объемля. Жить, освещаясь друг другом, — это взаимная обращенность в самоотречении, воспринимающая страдания и нужды другого человека, как свои собственные (сопереживая в самом себе). И где каждый — словно живет другим, наполнен им, охватывает и покрывает его любовью, видит в терпеливой заботе о нём содержание и смысл своей жизни. «Как три Лица Пресвятой Троицы пребывают в равно-честном единстве, так и мы должны пребывать в наших братьях; живя не для себя, но в других и для других» (Митр. Каллист Уэр). «Я в них и Ты во Мне, да будут они совершены воедино…» (Иоан. 17:23).
«Мы ломаем наши барьеры, открываем наши сердца, мы радостно служим друг другу. Это открывать блаженство умывать ноги людям. Мы все призваны к духовности гостеприимства и любви, которая признает нашу общность со всеми людьми; необходимо принимать различия, признавать разные дары и нужды. Различия больше не могут угрожать нам, они — сокровище. Жизнь со слабыми (со всеми их недостатками и несовершенствами), — открывает нам тайну общины, которая так не похожа на поиск могущества или главенства. Бедный зовет нас измениться и любить, а мы этого не всегда хотим. Мы боимся этого из-за нашего эгоизма. Мы боимся быть связанными со слабым, дружить с ним, боимся взаимной зависимости, — лучше мы будем свободными (не обязанными никому). Мы боимся верности и связи. Нам страшно позволить отверженным людям стать ближе к нам. Мы боимся боли и страданий, которые приносит любовь. Вот почему мы бежим от своей слабости, и ищем укрытие в успехах, престиже и многих других способах самоутверждения. И мир, который нас окружает, — это мир, в котором люди боятся любить» (Жан Ванье).
«Утвердимся же в этой истине, возлюбленные; и соединимся друг с другом. И если кто захочет отпасть, ты сам не отпадай, и не говори этих холодных слов: если любит меня, люблю его; если же не любит меня правый глаз, то вырываю его. Не делай же того, что должно быть причиной заботливости, причиной беспечности; и не говори: так как он болен, то я пренебрегаю им; болезнь эта — охлаждение любви: согрей же охлажденное» (Свят. Иоанн Златоуст).
О Богом благословленной любви, преп. Ефрем Сирин говорит так: «…В ком любовь, тот не боится (трудностей); потому что любовь вон изгоняет страх (1 Иоан. 17:18). В ком любовь, тот никем никогда не гнушается, малым или великим, славным или бесславным, бедным или богатым: напротив того, сам для всех бывает слугою; всё покрывает, всё терпит (1 Кор. 13:7). В ком любовь, тот не презирает брата в нужде, но заступается и готов умереть за него. В ком любовь, тот никого не почитает себе чужим, но все ему свои; никого не почитает своим врагом, кроме одного дьявола».
Свят. Иоанн Златоуст в самопожертвовании Апостола Павла (См.: Рим. 9:2), в готовности его и в геенну броситься ради любимых, он видит пламенную любовь дружбы: «…Истинно любящий не откажет даже в своей душе, если бы это было возможно. Он сам вызовется на такое пожертвование. Для любви ничто не представляется прискорбным. Вот дружба, — когда один так бережет жизнь другого, как свою собственную. Любящий желает лучше обязать другого (через благодеяние), нежели быть обязанным ему (в недостатке недоданной любви); лучше же сказать, — хочет и быть обязанным ему и его иметь своим должником (взаимной доброты). Отдает ему всё своё: говоря, что это принадлежит тому более, чем самому; и при всём том думает, что не воздал ему ещё должным образом. Он и хочет благодетельствовать и не хочет показать, что благодетельствует; но представляет себя как бы должником другого. …Так и Бог поступил с людьми, когда Он восхотел даровать за нас Сына Своего (1 Иоан. 3:16)».
В личности каждого разглядеть нечто дивное и неизреченное, придающее ему несравнимую уникальность и самобытность, неисчерпаемость, выделяющую единственность из общей серости обезличенной толпы. Остановимся в изумлении перед чудом явленного своеобразия, — как несказанным даром: как цветы, каждый благоухает особым обаянием, или подобно рассыпанному бисеру сверкающих звезд, сияющих каждая по-своему и разнящихся во славе; так и каждое человеческое сердце неповторимо и приносит собой откровение. Вот это необходимое, уважительное почтение к индивидуальному, конкретному лицу; с его погрешностями, но и с его правдой, с борением, страданием и счастьем.
Почтительно замереть перед глубиной неисповедимой тайны, сокровенной и чуть приоткрывшейся нам об этом человеке. Здесь требуется: наиболее бережный, утонченный, обходительный, любезный подход к составу его души, — одаренный проницательной чуткостью к человеческому своеобразию и к жизненным различиям, наделенный деликатной способностью к сопереживанию, отзывчивому сочувствию и доверительному соучастию. Предупредительно учитывающий любые личные особенности и специфику. И перед которым каждый обретает свою уникальную значимость, бесконечно дорогую и незаменимую ценность, вне барьеров социально-условного деления. «…Нужно громадное внутреннее целомудрие, посмотреть на человека как на живую икону, к которой подходишь с благоговейным трепетом; и по отношению к которой будешь действовать. То есть — молитвенно, выдержанно, терпеливо, смиренно; и прислушиваясь изо всех сил к тому, что в человеке есть, что он может сам сказать» (Митр. Антоний Сурожский).
ГЛАВА VII
Жертвенная любовь — возможна лишь в со-распятии со Христом (Гал. 2:19).
«Мы бедны добрыми делами не оттого, что не можем, а оттого, что не хотим; и ясным доказательством этому служит то, что многие из подобных нам по природе людей сияют добродетелями» (Свят. Иоанн Златоуст).
«Пусть же хотящий, но по нерадению будто бы не смогший сделать добро, наказан будет, как и желающий зла: кто разумеет делать добро и не делает, тому грех» (Иак. 4:17). Не бывает «маловажных» нужд: «Достаточно положить совсем немного дрожжей. То же и доброе: самое малое может произвести огромное действие. Ведь (малое) добро — и есть удержать себя от (большего) зла. Так спасается человек: от малого происходит великое. Верный в малом — оказывается верным в великом (Матф. 23:21)» (Архиеп. Иоанн Шаховской). «Нет ничего слишком мелкого, потому что всё, как бы ни было оно мало, может быть выражением любви или её отрицанием» (Митр. Антоний Сурожский). Молитва за ближнего — лучшее «подаяние», чьё душевное тепло стоит во сто крат дороже золотых монет. Велика милостыня есть — прощать долги и не осуждать (Матф. 6:12); и нет большей любви — как предпочтение пользы ближнего своей собственной. Не обязательно иметь много денег, главное, — чтобы в глубине самого сердца был избыток Любви (Матф. 6:19).
Даже малые мгновенья подаренного душевного тепла и сострадательной нежности, — ценны как сама вечность; привычно для нас малое, — для кого-то великое, это так важно и стоит дорогого. Впустить в своё всеобъемлюще вместительное сердце, соболезнующее о чужих бедах и бережно чуткое к их своевременным нуждам. Приютить беспризорные души, обвить заботой, покрыть утешением, разделить боль, отогреть продрогшие сердца, осветить лаской последние минуты. Подобно как жертвенный пеликан, питающий птенцов своей кровью, напитать врачующей любовью, оторвать кусок от своего счастья и передать его другим.
«Любовь никогда не перестаёт» (1 Кор. 13:4). «Душа каждого из нас подобна лампаде, делание добра — елею, любовь — фитиль. Когда же недостает елея, то есть добродетели, то любовь иссякает и свет гаснет» (Свят. Григорий Палама). Как говорил Иван Ильин: «…Кто любит, у того сердце цветет и благоухает; и он дарит свою любовь совсем так, как цветок свой запах. Надо, чтобы любовь свободно струилась из сердца, и не надо тревожиться о взаимности. Но тогда он и не одинок, потому что сердце его у того, кого он любит: он думает о нём, заботится о нём, радуется его радостью и страдает его страданиями. А это и есть счастье. Тогда он узнает, в чём состоит блаженство истинной верности и легкая естественность настоящей жертвы».
Гордецы смелы во грехе, зато робки и стыдливы на благородные поступки; искусны во зле, зато скудны на добродетели; только любовь способна на пределе отдаваться бесстрашно (1 Иоан. 4:18). По мысли Альберта Швейцера: в самоотвержении обнаруживается высокий общечеловеческий смысл и духовное богатство, — ради благоговения перед жизнью и бытием «другого». Взятые от той бесконечности окружающего бытия, на которую человек расширился, и которую впустил в свою душу, превзойдя самого себя, достигая духовной связи со вселенной. Выйдя в бескрайние просторы за пределы скорлупы своего крохотного «мирка», подобно одинокой реке, наконец нашедшей выход к своему безбрежному морю. Подобно пшеничному зерну (Иоан. 12:24), — это зерно должно раскрыться в себе, чтобы прорасти; так и мы должны сломить гордое себялюбие, чтобы стать способными на существование в соборном духе братской любви…
«Вот некоторые из переходов, которые мы призваны совершить: от унылой закрытости в себе, эгоцентризма, самодостаточности — к открытости, ранимости, заботе, к сердечному приятию других, отверженных и непохожих на нас; от избегания страдания и бедности, — к радостному принятию людей страдающих и бедных. Чтобы увидеть нужды ближнего, — надо умереть для гордого себялюбия и восстать в любви» (Жан Ванье).
Ибо служить ближним — это «кровь свою проливать», как в прямом (донорство), так и в переносном смысле. «Один из богомудрых отцов говорил: Желал бы я найти прокаженного и ему отдать своё тело, а себе взять его. Вот совершенная любовь, претворяемая в действие. Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворятся сим» (Преп. Исаак Сирин). Свят. Павлин Ноланский сказал: «Я решительно ничего не имею, чтобы дать тебе, кроме самого себя. Продай меня и выкупи своего сына; иди же отдай меня в рабство, взамен сына». И как пастырь добрый, душу свою за овец полагающий, предав себя одного в рабство, он многих людей извел из рабства на свободу, последовав Христу Господу («Жития Святых»).
Любовь в Христианстве — это любовь распятая, но потому она и любовь воскрешающая: «…Кто имеет такой опыт, находится в Раю. Перестаем любить. Перестаем жить. Когда любишь одного и не любишь другого, значит, ты не любишь никого. Жертвенная Любовь бывает только на Кресте!» (Геронтисса Гавриилия). Свят. Игнатий Брянчанинов: «Быть милосердным по (жертвенному духу) Заповеди Христовой — распятие. Ежели кто хочет за Мной идти, да отречется от себя и возьмет крест свой, и последует за Мною (Матф. 16:24)». Св. Игнатий Богоносец так сказал об этой богоподобной силе самоотвержения: «Любовь моя распялась». Через Апостольский завет: «Не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6:14). …Вот что значит: «носить в себе язвы Спасителя», «со-распяться Христу»; вот что значат слова Апостола: «мы всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей» (2 Кор. 4:10). Это самоотречение, ради Бога и ближних, выражено в словах: «Нет больше той любви, как если кто душу свою положит за друзей своих» (Иоан. 15:13); и «Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет её» (Матф. 10:39).
«И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы полнокровно творить и создавать обновленный мир, глубокий и просторный; который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью Рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев для себя (1 Кор. 15:31). Потому что любить — это значит отвергнуться себя; это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека. Обрести искусство жить ради другого, отложив заботу о себе; умереть для связывающей нас самости, для наших страхов, умереть для всего того, что делает мир столь узким, холодным, бедным, жестоким, — чтобы наши освобожденные души могли с чистым сердцем открыть весну возрожденной жизни, которую никто больше не в силах отнять у нас, радости изобильной, которая, словно поток, устремляется с высоты и несёт с собой само Небо, отражающееся в его сверкающих водах. Умрем, сколько можем, станем смирять себя изо всех сил для того, чтобы жить с избытком любви, и служить для Бога и для ближних» (Митр. Антоний Сурожский). «Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6:11).
ГЛАВА VIII
Милостыня — очищает совесть, просветляет сердце и избавляет от гиблого равнодушия (Лук. 11:41).
Милосердие — та форма взаимоотношений, к которой мы все стремимся: «…Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Матф. 7:12). «Человек всего более должен учиться милосердию, ибо оно-то и делает его человеком» (Свят. Иоанн Златоуст). На последнем всеобщем Страшном Суде мы будем судимы Богом по тому, как мы любили: по делам милосердия (См.: Матф. 25:31).
Безусловная любовь сострадает всем нуждающимся без лицеприятного исключения (тенденциозной предвзятости или пристрастных предубеждений). «Когда человек считает всех людей добрыми, и никто не кажется ему нечистым и оскверненным, — тогда он поистине чист сердцем. Уравнивай всех людей, даже неверных и убийц, деланием добра и оказанием чести; и в каждом умей видеть твоего брата по естеству, даже если он по незнанию уклонился от истины» (Преп. Исаак Сирин).
Евангелие прямо говорит нам: не делайте добра только тем, кто вам взаимно ответит добром на это; а делайте добро тем, кто ответить на это не сможет (Матф. 5:44). «Милость — это когда делается добро недостойным, то есть тем, которые ничем у нас этого не заслужили: иначе не милость, а воздаяние будет. Когда делается добро без всякой ожидаемой корысти от того, кто принимает его. Ибо любовь не ищет своего (1 Кор. 13:5): иначе будет торг или даяние взаймы» (Свят. Тихон Задонский). «Если вы любите любящих вас, какая вам за то благодарность?» (Лук. 6:32).
«Не подают милостыни потому, что, мол, пропьют и так далее. Если и пропьет, то это меньший грех, чем то озлобление, которое мы в нём возбуждаем нашим отказом, и та черствость и осуждение, которое мы в себе культивируем» (Свящ. Александр Ельчанинов). Лучше так ошибиться по любви и по избытку доверия, нежели в избытке подозрения наверняка обидеть кого-то, обойти невниманием. Нищие воруют от нужды, а богатые от жадности, — так кто же более виновен?.. Мы можем разочароваться в ближних, — но зато пусть они не разочаруются в нас.
Великодушная милость как раз и оказывается «недостойным» её; подобно тому, как нельзя с раненого требовать отчета, прежде его излечения. «Если бы Бог стал так же строго исследовать наши дела, как мы — бедных, мы не получили бы никакого прощения. Прошу вас, оставив эту неуместную пытливость, подавайте милостыню всем нуждающимся (без лицеприятия, без мнительности и мелочности). Милосердие есть пристань для нуждающихся, а пристань принимает всех потерпевших кораблекрушение, злые они или добрые; все, кто в опасности имеют возможность спастись в пристани (См.: Матф. 5:42). Иное — судия, иное — податель милостыни; потому что мы подаем не нраву, а человеку, и жалеем его не за добродетель, а за несчастье» (Свят. Иоанн Златоуст).
Наш ближний — это дорогая святыня и достояние Божее, это любезный брат наш, в котором виден Христов Лик. «Всячески почитай лики человеков живых, да почтешь, как должно, Лик Божий» (Прав. Иоанн Кронштадтский). Душа подобна Храму, в чью обитель может благодатью вселиться и почивать Дух Божий, — поэтому-то и относиться надо к каждому человеку с благоговением и трепетом, как при входе в священный Храм Божий. «Не променяй любви к ближнему на любовь к какой-нибудь тленной вещи; потому что, любя ближнего, ты приобретаешь в себе Того, Кто драгоценнее всего в мире. Оставь малое, чтобы приобрести великое; пренебрегай суетным и ничего не значащим, чтобы приобрести многоценное и вечное» (Преп. Исаак Сирин).
«Если образ Божий будет ввергнут в страшное пламя ада, — и там я должен почитать его. И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение, как образу Божию. Что тебе до их немощей и недостатков! Наблюдай за собою, чтобы тебе не иметь недостатка в любви (Матф. 7:3). Воздавай почтение ближнему, как образу Божию, — почтение в душе твоей, невидимое для других, явное лишь для совести твоей; и деятельность твоя да будет таинственно сообразна этому твоему душевному настроению. Воздавай почтение ближнему, не различая возраста, пола, сословия, — и постепенно начнет являться в сердце твоём святая любовь» (Свят. Игнатий Брянчанинов).
«Любить — значит причаститься другого человека и обнаружить в нём искорку Божьего огня» (Томас Мертон). Иными словами, мы ставим свою любовь перед лицо Божие, и Божиими лучами освещаем и измеряем любимого человека. И в этом благоговейно любовном «обожании» — глубочайший смысл, как бы царственно «венчающий», когда его образ таинственно освящается и возводится на новый сакральный уровень в свете божественного (См.: Пс. 81:6).
И чем глубже вглядываемся в ближнего, во Христовом свете, взирая на нуждающегося человека перед собой (не ища корыстной выгоды), — мы молитвенно возносимся умом к его Создателю и таинственно созерцаем сияние в нём самом образа Страждущего Христа: «…Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира; ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Матф. 25:34).
«Боголюбие — неотделимо от братолюбия (1 Иоан. 4:20). Если самоотречение подлинно, то в том, кому отдаем себя, — встречаемся с Самим Христом. И заново приобретаем то, от чего отлучили себя. Так тайна человеко-общения становится тайной Бого-общения; отданное возвращается, истекающая любовь никогда не истощает источника любви, потому что источник любви в нашем сердце есть сама Любовь — Христос» (Мать Мария Скобцова).
«Наряду со священнодействием, совершаемым священником, это иное священнодействие — таинство Любви, страшное и божественное, — может быть совершено каждым. Этот жертвенник Милосердия — удивителен и потому, что сооружается из той самой живой жертвы, которая его освящает. Не только в молитве встречает Он человека и открывает ему Свои объятия. Выйдите на шумную площадь города, пройдите по городским многолюдным улицам. Тысячи рук протянутся к вам, рук, просящих о помощи. Это Христос, в их образе, протягивает к вам Свои руки; это Он умоляет вас о милостыне. Прислушайтесь, и вы услышите гул. В нём сливаются миллионы голосов. Это голоса труждающихся и обремененных, изнемогающих от непосильных скорбей и непомерных страданий. И это (звучащий в совести) — голос Христа. Скорбящего и Страждущего» (Свят. Иоанн Златоуст).
Раздвигаются стены Храма, — обнимают собою весь мир. Безмерно расширяются пределы священнодействия. Вся жизнь становится таинством; каждая встреча человека с человеком есть блаженное касание к ризам Христовым, живая встреча с Ним. И душа, обручившаяся по вере Ему однажды в своей сокровенной глубине; ныне же в самоотверженном служении, обручается снова на стогнах мира, через любовь к человеку и через жертву этой Любви…
ГЛАВА IX
Милосердие — подлинное сокровище души, дороже всякого тленного богатства (Лук. 6:24).
Честь превыше прибыли (Посл.). Душа каждого человека, за которую Бог отдал Своего Сына, драгоценна — независимо оттого, чтобы цену его жизни утилитарно измерять количеством приносимой им выгоды. Порой, увлёкшись погоней за место под солнцем, — в нашем сердце не остаётся места для нуждающегося ближнего. В нетерпимой погоне за тленными богатствами мира сего, мы забываем, что наш ближний — подлинное сокровище.
Грех завистливо захватнического и своекорыстно хищнического соперничества. «Соперничество и зависть друг другом держатся, и в ком есть один из этих пороков, в том оба они. Кто соперничает, тот уже побежден; в нём есть вражда. Когда соединяемся друг с другом бескорыстностью, искренностью, любовью, миром и радостью, преуспеяние ближнего почитая собственным своим приобретением, а равно его немощи, и недостатки, и скорби признавая собственным общим ущербом, тогда в состоянии будем исполнять закон Христов. Вот подлинно ангельская жизнь!» (Преп. Ефрем Сирин).
«Страсть сребролюбия обнаруживается тем, если кто принимает всегда с радостью, а подает с печалью» (Преп. Максим Исповедник). «Волны не оставят моря; так корыстолюбца не оставят гнев и печаль. Стяжавший любовь расточил деньги; а кто говорит, что имеет и то и другое, тот сам себя обманывает. Сребролюбивый бывает милостив, пока собирает; а как скоро накопил, так и сжал руки» (Преп. Иоанн Лествичник).
Продажная красота, продажная честь и совесть, продажная душа, — такое общество в рабстве «маммоне» (страсти любостяжания и корыстолюбия) (См.: Кол. 3:5)… Зашибать немереные барыши с чужого горя, с чужих слез брать расчет; даже за малую помощь, требуя непомерную мзду, — приносимую в жертву ради погони за «золотым тельцом». Наше своекорыстное «добро», — как особая «привилегия», доступная лишь тем избранным, кто может дорого за неё заплатить (чтобы купить или заслужить нашу «благосклонность»); или же поступая подобно тем, которые утопающего из воды не извлекают, покуда от него обещаний вознаграждения не услышат; то есть ожидая прежде некую мзду. Какова же «цена» нашей любви?..
«Давай ближнему больше, чем он заслуживает; относись к ближнему лучше, чем он того достоин. Отдавай, кому не должен; и не требуй с того, кто тебе должен. Так с нами поступают Вышние силы, так и мы должны поступать между собою (См. Матф. 12:24)», — в пересказе В.С. Соловьева.
Богатство Божие — спасение людей (Рим. 10:12). Эпиктет говорил: «…Ты чувствуешь потерю кошелька с деньгами; почему же ты не чувствуешь своего убытка, когда ты потерял свою совесть, чистоту души, честность, доброту и умеренность? Потерял своё благородство не благородством пороков. Ты погубил в себе товарища и благожелателя людей».
Равнодушие — это гиблый путь жестокосердого братоубийцы Каина, надменно-брезгливо сказавшего: «…Какое мне дело до нужды брата моего?» (См.: Быт. 4:9). Раз-другой не заметив несчастных, мимо пройдя безучастно, — к общему попущению зла станем порукой причастны. Все мы в неоплатном долгу — непроявленной любви друг перед другом.
«Скупец вещи ценит, а человека не ценит, которому вещи нужны; вещи жалеет, а человека не жалеет, хотя человек бесценное существо. Что нас разлучит от любви Божьей и от ближнего? — скорбь, или теснота, или нагота, или беда, или меч (Рим. 8:35), или же деньги, или сладости пищи и питья, или богатое жилище, или попечение об одежде, или разные житейские удовольствия? Любовь всё терпит и всё переносит с ущербом для себя, для своей материальной и телесной жизни, — словом, кто объемлет всех и носит всех любовью в сердце своём, презирая всё вещественное, что становится препятствием в любви между ним и ближним, — тот истинно милостив» (Прав. Иоанн Кронштадтский).
«Пока есть хоть один голодающий, излишек удовольствий, излишек удобства — воровство» (Митр. Антоний Сурожский). Чьё богатство — нечестно нажитый плод уродливых социальных условий (См.: Сир. 34:20). «Поэтому кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим стяжания многа (Матф. 12:22). Откуда же это у тебя? Если бы справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты Заповедь любви, и столько же воздавал каждому, сколько и себе: то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Если бы одевал ты нагого, если бы отдавал хлеб свой алчущему, если бы дверь твоя отверста была всякому страннику, если бы ты был отцом сирот, если бы сострадал ты всякому немощному: то о каком имении стал бы ты скорбеть теперь? Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил своего ближнего. Не ясно ли из этого видно, что собственное своё удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви» (Свят. Василий Великий).
Свят. Иоанн Златоуст справедливо сказал: «Богатые и сытые, равнодушно взирающие на голодных и нищих, и не помогающие им, подобны убийцам». Конечно, подобны им и те, которые, имея возможность неотложно помочь, безразлично проходят мимо страдальцев, поглощенные собственным благополучием и скупостью, либо неопределенно откладывают «на потом». «Не пускаешь в дом свой от мороза трясущегося; презираешь уязвленного и лежащего на дороге; не питаешь от голода погибающего; печалишь брата злобою своей, — словом, отнимаешь у ближнего нужное для жизни, — убиваешь его. Не помогаешь бедствующему, когда можешь, — убиваешь брата своего; ибо не отвращаешь способ, через который смерть приходит. Ты не помогаешь ему, другой от этого отказывается, и так без помощи оставшийся брат погибает. Ты, и другой, и третий, которые (своевременно) не помогли ему в бедствии его, в погибели его виновны, ибо могли (неотложно) отвратить погибель его помощью своею, но не хотели; не хотели, поскольку любви не имели» (Свят. Тихон Задонский).
«Зарывая богатство, зарываешь с ним вместе и сердце. Ибо сказано: где же сокровище ваше, там и сердце ваше (Матф. 6:21). Сейте себе в правду (Ос. 10:12). Как написано: расточил, раздал нищим, правда его пребывает во век (Пс. 111:9). Не всем жертвуй сластолюбию; дай нечто и душе. Имей нетленное богатство при себе — благочестие. Ничего не имея у себя, нагим взошел в мир ты, корыстолюбец: о, если бы и из жизни выйти тебе обнаженным от грехов! (2 Кор. 8:9)» (Свят. Василий Великий).
«Велико ли то, что можно купить за деньги? Находится ли в числе покупок мир души — высшее счастье? Этого богатства во Христе никто не сможет отнять (См.: Откр. 3:17). Эта прозрачная гармония жизни есть Царствие Божие внутри нас. Благословенна собственность, основанная на любви к Богу и на свободе сердца. Даруемая собственность приносит благословение. Похищаемая — низводит проклятье. Подлинное обладание счастьем сокрыто лишь в этой евхаристической собственности: идущей от Бога и к Богу, через человека» (Архиеп. Иоанн Шаховской).
ГЛАВА X
Суди грешника не по его грехам, а мерой Христовой любви (Лук. 6:38).
«Выше закона может быть только любовь, выше права — лишь милость, и выше справедливости — лишь прощение» (Патриарх Алексий II). Без милосердия подлинной справедливости не бывает. «Если бы вы знали, что значит: милости хочу, а не жертвы, то не осудили бы невиновных» (Матф. 12:7). Господь сказал: «Я пришел не судить, а спасти мир» (Иоан. 12:47). Всякий раз, осуждая невиновного, — распинаем Христа. Евангелие Любви — больше, нежели праведный закон. Евангелие представляет Христа — как залог и откровение божественного милосердия, которое находит бунтующего человека и побеждает его грех. Спасает душу того, кто по тяжким грехам своим обречен на казнь. Смотри ответ Христа раскаявшемуся благоразумному разбойнику: «…Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю!» (Лук. 23:43). Закон не может любить грешника, а Христос может.
«Если милостивый не бывает выше суда, то он не милостив. А посему и о врагах истины, и о делающих нам вред — ежечасно со слезами приносим молитву, чтобы сохранились они и были помилованы» (Преп. Исаак Сирин). «Если падет враг твой, не обрадуйся о нём, и не превозносись над ним» (Притч. 24:17). «Нет большего чуда, как любить грешника в его падении» (Преп. Силуан Афонский). Нет праведника без греха, нет и грешника без всякого добра. Лучше не спешить обвинить даже виновного, нежели по ошибке пересуживать невинного.
Грех ненавидь, а падшего брата жалей, плача и скорбя о его грехах, как о своих собственных. Наипервейшее зло — не в самом человеке, а в питаемой к нему нетерпимой вражде, отчуждающей нас от собрата, отделяющей нас от любви. Ибо осуждающий брата, — осуждает и закон (Иак. 4:11), а закон же Христов есть безусловная Любовь (Иоан. 13:34).
«Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» (1 Иоан. 3:15). «Если тебя побуждают выступить против падшего брата, лучше сожалей о его грехах. Чтобы уподобиться Христу, Который не гневался на грешников, но вступался за них. Он не столь праведен, как ты? Но где же твоя праведность, если ты не имеешь любви?» (Преп. Исаак Сирин). «У кого сердце чисто, тот всех людей почитает чистыми; но у кого сердце осквернено страстями, тот никого не почитает чистым, но думает, что все ему подобны» (Преп. Авва Исайя). Неосуждение — различает и видит в ближнем отражение чистоты собственной души.
Недостаток великодушия в нас — важнее чужих недостатков (См.: Матф. 11:19). «Так незаметно никого близкого не оказывается рядом с нами, не находим мы того, кто был бы достоин нашей любви: один грешник и недостоин любви; другой иноверный или инакомыслящий; третий сам ископал себе яму, в которую впал, значит, достоин наказания. Где — (неумолимый) суд, там нет любви» (Архим. Иоанн Крестьянкин). «Душа человеческая в глубине своей таит много добра. Надобно его только отыскать» (Преп. Лев Оптинский). Личные грехи не должны встать непреодолимой преградой — на пути для наших доброжелательных чувств!
Любовь воспринимает человека как святыню, как образ и потенциальный сосуд Бога: «…Все его пороки любовь сознает как болезнь его души, искажающую его подлинное начало, как источник страданий и опасность для него самого. Пред её взором даже ничтожный человек, в последней глубине, остаётся тем же самым незабвенным существом, в своей первой младенческой улыбке раз навсегда явившем миру свою неземную, драгоценную сущность» (С.Л. Франк). Это невиданный кредит доверия (великодушия). Это и имел в виду Апостол Павел, говоря: «Любовь всему верит (доброму)»; «всего надеется (в возможность покаяния)»; и «всё покрывает (не отказывает в прощении)» (См.: 1 Кор. 13:7).
Любовь смотрит на творение Божие сквозь грехопадение, прозревая во глубине его души неотъемлемо сущее ядро, запечатленную дивную красоту нетленного образа Божьего, зачаток первозданной чистоты. То, что умом трудно понять, порой сердцем можно прочувствовать: «…Христос обращается как бы насквозь, через грех, к тому потаенному сердца человеку (1 Петр. 3:4), в котором есть жизнь, и в котором есть сыновнее достоинство любви» (Митр. Антоний Сурожский).
Красота в глазах смотрящего (Посл.). В этом, подлинно, благодатное чудо алхимии любви, — ныне же всё преображается и переплавляется, озаренное светом осознания непреходящего достоинства во Христе любимого нами (См.: Иоан. 8:3), — как бы заново освящая его, перерождая, и позволяя раскрыть его страдающую красу уничиженной и обесчещенной души, увидеть неизменный потенциал и внутреннее благородство, актуализировать в нём всё самое сохранившееся ценное, дорогое, интересное и заложенное прекрасное, что в нём ещё осталось, не умерло окончательно. «Должны научиться прозревать в падшем человеке светлый остаток образа Божьего, сокровенную святыню. Которую мы призваны привести обратно к жизни и к славе. Так же, как реставратор призван вернуть к славе икону испорченную, затоптанную, простреленную, которую ему дают» (Митр. Антоний Сурожский).
Безусловная любовь — никогда не отвергнет грешного человека; её прощение есть свет, который светит всем, даётся незаслуженно даром, сверх меры, сверх ожидаемого. Дитрих фон Гильдебранд пишет: «…Любовь в своём последнем, высшем слове, которое она говорит возлюбленному, должна относиться к его спасению и освящению. Это означает как бы озаренность божественным светом. Этот любящий взгляд принимает в ближнем особый замысел (и образ) Бога, который представляет из себя другой человек, бесконечно любимый Христом и спасенный Его кровью. И который, несмотря на все заблуждения и грехи, в своей глубочайшей основе всё ещё остаётся достойным любви».
«Только через любовь Божию, воплощенную во Христе, мы можем правильно любить и Бога, и себя, и своих ближних, даже врагов. Ибо и за врагов наших умер Христос (Евр. 2:9). Только благодаря той великой цене, которой Христос искупил наших врагов, дана нам сила любить их, благословлять их и молиться за них» (Свят. Николай Сербский).
Как говорил Том Маршалл: «…В Кресте существует безмерный потенциал божественной Любви, который может возродить человеческую любовь, которая была так оскорблена, что в конце концов умерла. Там достаточно любви, чтобы разбудить во всех сострадательное, щедрое, заботливое, взаимное соучастие. Мы и самих себя видим весьма недостойными, но помилованными сверх всякого ожидания. Осознание, какой ценой мы получили прощение грехов, — научает прощать прегрешения против нас и прочих людей. Ибо только через искупительный Крест, и во свете надежды воскресения Иисуса Христа, — мой враг может стать моим ближним, и примирение становится возможным».
Прощай без конца, так как сам бесконечно нуждаешься в прощении. «Не говорю: до семи раз, но до семижды семидесяти раз» (Матф. 12:21). Так будем же, прощая, терпеть чужие недостатки, — ибо мы сами живем чьей-то милостью, ежедневно проявляемой по отношению к нашим собственным немощам со стороны окружающих…
ГЛАВА XI
Просьбы о помощи — как «голос» Божий к нам, звучащий в совести нашей (Лук. 10:25).
«Где сокровища вашего храма? — спрашивал его Валериан. — Приходи, государь, я укажу их тебе, — отвечал св. Лаврентий. И показывая потом на нищих, калек, убогих, слепых и хромых, сказал: вот они, эти сокровища, которых драгоценнее нет ничего в мире» («Жития Святых»).
Для Бога нет «чужих», но все люди близки, даже наши враги, все — Его драгоценные создания. Притча о Самаритянине (Лук. 10:30) указывает нам, как не делить на «достойных» милости или же нет; но как самому добровольно сделаться ближним для каждого, нуждающегося в милосердии. Не гнушаясь никем, — включая наших врагов и самых грешных из людей (Матф. 11:19). Призывая бескорыстно делать добро всякому, не ожидая награды взамен. «…Христос не говорит, как человеку узнать, кто его ближний. Он говорит иначе, — соверши акт милосердия, стань сам ближним. Всегда найдется тот, кто страдает больше тебя; и тогда ещё одним ближним станет у тебя больше! Милосердие ломает условности, стирает границы между понятиями ближнего и дальнего; сближает, роднит, преодолевает любые барьеры, независимо от различий или предубеждений, и в этом его удивительная особенность. Нам часто кажется, что милосердие — это некий морально излишний избыток, духовная роскошь, нечто большее или необязательное, чем норма жизни; воспринимая отчужденность как нечто само собой разумеющееся. Однако, ощутив его однажды, мы открываем настоящую норму, о которой в суете жизни, пронизанной эгоизмом, забыли» (Ф.Е. Василюк).
Нищие (и прочие нуждающиеся) — это наши «господа». Они наши спутники и учителя, как бы экзаменующие наше сердце, проверяя на присутствие в нём деятельного человеколюбия. Они — залог нашей человечности. Не смотрите на их неказистый человечий облик или испорченный нрав, — но обратите взор на дела добра, к которым они жалостливо всех проходящих мимо призывают. И более того, они словно хранители остатка светлых частиц любви и сострадания в мире, — удерживающие нашу душу от рокового ниспадения; благодаря им наши сердца не остаются тепло-хладными. Обнаруживающие, пробуждающие и разжигающие в нас искорки милосердной любви. И, одновременно, не дающие ей окончательно угаснуть. Одаривающие нас чудесной возможностью испытать добродетельность, наполниться трогательной искренностью, проявить доверительное соучастие, показать живую способность души щедро любить и бескорыстно сострадать.
«Хранит Господь простодушных» (Пс. 114:6). «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1 Кор. 1:27). А быть может, в этой провиденциальной встрече, в их образе — был Ангел, вестник Божий, посланный испытать нашу человечность, но мы не успели разглядеть: «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» (Евр. 13:2).
Созерцать их раны, немощи и болезни — это то же, как и прикосновение к нездешней святой чистоте и красоте, — от чего наша сокрушенная душа непроизвольно прослезится; и перед которыми порой мы наиболее полно ощущаем свою многогрешную недостойность и окаянство, мучимые совестью за вину нашей прежней безжалостности к ним. Ныне же невинно страдающих по нашим грехам. Как немой упрёк — нашему брезгливому безразличию и скупому самолюбию, жестокосердию и очерствелой толстокожести. Нам открывается собственное несовершенство нашего с вами общества, за которое они вместо нас невинно несут на себе горькую расплату; на них отпечатлелись пороки и язвы наших оскудевших добротою душ…
«Больше больной благотворит врачу, нежели врач больному» (Преп. Авва Дорофей). Человек получает больше пользы от того, кому он помогает, чем тот, кому он оказывает эту помощь. На них мы осознаем, что на самом деле благотворитель не ты, а твой подопечный, и именно им ты облагодетельствован. В этом мгновении — происходит взаимно обогащающий контакт, и непонятно, — кто кого утешает, и понимает, и врачует; как бы взаимно одаривая своими чувствами и обаянием; происходит взаимообмен жизненными ценностями.
Среди самих нуждающихся встречаются способные духовно одарить нас богатством своей глубокой души. Показавшие, что есть ещё дивное чудо: открывшие нам, что непосредственные отношения — могут быть настолько искренны и трогательно нежны, а ощущаемая рядом с ними неподдельная радость бытия настолько чиста и заразительна, что сияет через них изнутри, захватывает окружающих, трогая наши сердца, — из чего составляется наше большое, простое, бесхитростное счастье. Мы и сами, даже за всю нашу долгую жизнь, не смогли бы таким вернуть и малой доли того, что они дали ощутить нам, более душевно нам помогая, чем мы — им: своей, пусть маленькой и короткой жизнью, выстрадавшие своё право быть вечно счастливыми, которое ныне теперь от них уже никто не отнимет.
Словно воплотившие в себе нездешнюю благость, спеша успеть поделиться ею со всеми окружающими; подарили нам столько тепла и света, надежды и умиления; дали увидеть в лучистой глубине их ясных глаз, сохранивших ещё — решимость, мужество и отвагу в терпеливом перенесении всего выпавшего тяжелого на их скорбную долю. Сберегшие в себе тихое блаженное состояние младенческой радости и благодарной нежности, без намека на раздражение или недовольство. Исстрадавшиеся и истончившиеся души их ныне чисты, — блаженные страдальцы, пусть словно надломленные цветы, но тем полнее источающие благоухание легкого обаяния от соприкосновения столь близкого к ним уготованного Рая. Подобно белесым голубицам, словно созданные не для этой грешной земли, словно лишь временные гости на ней, с Небес ниспосланные к нам, чтобы нас своей святой чистотой возвести на Небо…
Придите к ним и научитесь у этих светлокрылых Ангелов — терпению, смирению, умению принимать все лишения без ропота, быть благодарными Богу за каждый прожитый день. И за эти короткие отрадные мгновения, подаренные нам их недолгой жизнью, — за это будем благодарны им вечно, насколько вечна сама любовь!
Как вещает Господь (Иер. 1:5): «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя; и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя», — жизнь священна от самого зачатия, безоговорочно и целиком; и должна таковой оставаться с момента зачатия до момента смерти. Следует обеспечить юридическую защиту естественных прав ребенка как до, так и после его рождения. В целом, аборт нарушает право нерожденного ребенка стать нормальной полноценной личностью: «право быть рожденным», «право стать человеком». «…Уже является человеком тот, кто им станет» (Тертуллиан).
«Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас во славу Божию» (Рим. 15:7), — такое самоотверженное приятие распространяется так же и на нерожденного ребенка, независимо желанного или же нет. Причем общество должно принять и самого ребенка и его мать, разделить с ней бремя испытаний, и таким образом исполнить закон Христов (Гал. 6:1).
ГЛАВА XII
Глубина скорбей — способна в нас открыть глубину сострадания и заботы о скорбящем.
Терпение скорбей уподобляет Христу. Душа очищается скорбями, подобно золоту в горниле огня. Это испытание нашей любви, — самоотречения ради ближнего, светлой печали о нём, растворенной надеждой упования; и никаким грозным тучам невзгод не затмить неугасимого света её (См.: Рим. 8:35). Как Христос спустился в самый ад, взыскуя человека; так и мы должны снизойти, спуститься во мрак их одиночества, боли и отчаяния, — принести им туда свет обетованной надежды.
«Нет ничего того языка святее, который, претерпевая зло, благодарит Бога: воистину от мучеников ничем (такой страдалец) не отличается; так и сей, как и они, венчается. Ибо и сему предстоит мучитель, — мучительными помыслами удручая, печалями помрачая. И не может быть, чтобы человек, благодарящий в несчастии, страдал. Ибо душа его радуется, имея чистую совесть. Итак, кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот поистине получил венец мученический» (Свят. Иоанн Златоуст). Если человек самоотверженно, без ожесточения или уныния, но с упованием на Бога терпеливо переносит все посланные ему скорби, то это вменяется ему в мученичество; если он несёт свой «крест» благодушно, — это становится для него подвигом (См.: Иов. 1:21).
Если вы, глядя на больного и умирающего ребенка, спросите про Бога, то я твердо знаю, где в это время находится Бог: …Христос находится вот в этой детской кроватке, как раз в этом исстрадавшемся младенческом тельце; и мы стоим рядом, положив на Него руки и укачивая, лаской пытаясь утешить, умерить Его боль, облобызать Его раны. Соответственно, заботливо ухаживая за больными, ты ухаживаешь за самими Ангелами; и даже более того, представь: за Самим Господом Богом в их лице (См. Матф. 25:34). Это значит, идти по пути вослед Христа, рядом с Ним, пожелавшего Родиться в этот скорбный мир стенаний и слёз, разделив их с нами; более того, — Своей невинной жертвой, придав им глубочайший, искупительный смысл. Сродни духовному причащению к божественным крестным Страданиям Спасителя, Господь открывается нам в бездне и мраке, — и открывает нам путь в Царствие Свое.
Бог нисходит во ад наших страданий, взыскуя нас из плена глубины одиночества и отчаяния. Бог ближе, чем родной отец, чем душа к телу. Бог сокровенно ближайший к нашей душе, чем мы сами себе; мы можем более довериться Ему, нежели самим себе. «С ним Я в скорби» (Пс. 90:15). «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (Матф. 28:20). «Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасёт» (Пс. 33:19).
«И, спускаясь вместе с нами в глубины беды, в глубины зла и отчаянья, Господь выводит нас из этих глубин, даёт нам в ситуациях беды силу, мудрость и терпение. Давая нам силы для того, чтобы преодолеть все беды, в которых мы оказываемся; для того, чтобы прорваться через те несчастья и те испытания, которые выпадают на нашу долю. Он именно там берёт нас за руки и проводит через джунгли беды, выводит на свет, поддерживает, где нас никто другой не поддержит» (Свящ. Георгий Чистяков).
Мы не одиноки и всеми покинуты в своих лишениях, — с нами Бог. Более того, Сердцеведец знает о глубине наших скорбей больше, даже чем мы сами. Как пишет Николай Арсеньев: «…В Кресте Христовом открылся для Ф.М. Достоевского ответ на вопрос о смысле страдания. О том, можем ли мы принять мир, сотворенный Богом, и ведомый Богом куда-то через страдание и окружающее нас зло: если Бог — соучастник с нами в нашем страдании, наш Друг, Со-страдалец, Попутчик на нашем тернистом пути, — тогда страдание освящается Его присутствием; не объясняется, но преображается. Страдание есть дверь; но оно может быть и чем-то большим. Оно может быть выражением проникновенной близости Божией к нам уже теперь, быть началом благодатного присутствия Божия в нас, — через искупительный Крест Господень. Это примиряется фактом Его крестной близости даже в страдании человеческом, Его глубоко личной сопричастности непосредственно к нам, особенно в индивидуальном страдании каждого».
В этом божественном «самоотречении Любви», — страдание человеческое мистически соединяется в конечном счёте с Божиим Состраданием к миру. И поэтому нет на земле высшей красоты, чем страдание правды; нет большего сияния, чем сияние безвинного страдания.
«Таинство слез приближает нас к таинству Голгофы — святой Агонии, в которой собирается воедино всякая радость. Свят. Григорий Нисский говорит о пафосе — страсти Божией за людей, о Боге страдающем, патетическом. Божественная любовь открывает, что всякий человек, — и прежде всего человек страдающий, — есть таинство Христа» (Оливье Клеман).
Страдания, осмысленные для меня в Его лице, освященные в Нём, наполовину перестают быть для меня только моими страданиями, — но обретают заново одухотворяющий смысл, как бы осветивший их изнутри. Приведем воспоминания о предсмертном опыте С.Л. Франка: «…Я вдруг почувствовал, что мои мучения и страдания Христа — одно и то же страдание. В моих страданиях я приобщился к какой-то Литургии и в ней соучаствовал; и в наивысшей её точке я причастился не только ко страданиям Христа, а, как не дерзновенно сказать, к самой сущности Христа. Совершилось прикосновение ко Святыне. Земные формы вина и хлеба — ничто в сравнении с тем, что я имел; и я впал в блаженство (См.: 1 Петр. 4:18)». Смерть для христианина теперь уже не конец, а начало Великой Литургии, открытие царских врат во Святилище.
Схожий опыт сопричастности пережил С.Н. Булгаков: «…Таково было это страшное и потрясающее откровение: я умирал во Христе, и Христос со мною и во мне умирал. Моя болезнь была и болезнью во Христе Его богооставленности; и я мог бы прислонить своё несчастное, израненное тело к Его страждущему человеческому естеству. И разве могло бы быть иначе, разве мог бы отделиться от каждого из нас Христос, через вочеловечение, соединившийся с нами? И это делает понятным, что каждый человек умирает со Христом, а Христос со-умирает с каждым человеком его болезнью, его страданием. Но, наряду с ужасом умирания, здесь опытно открылась и радость смерти, как продолжающейся жизни, её торжество, победа над смертью со Христом: смертью смерть поправ. И тогда всё становится иначе: вместо тьмы — свет, вместо богооставленности — богоявление».
«Смерть и время царят на земле, — ты владыками их не зови; всё, кружась, исчезает во мгле, вечно лишь Солнце Любви» (В.С. Соловьев). «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?» (Ос. 13:14). Христос Своим сошествием во ад — освятил саму смерть: даже умирая, мы предстаем пред Лик Его присутствия; для нас «конец» — это отшествие, приход, возвращение к Небесной отчизне, это долгожданная встреча со Христом; принесшая нам свободу встать перед Богом Живым — живой душой… И в этом кроется неистребимая надежда, когда уже не смерть довлеет над миром, но — изобилующая Жизнь. Позволяющая восторженно воскликнуть вместе в уповании (перефразируя В.С. Соловьева): «…Он здесь, теперь. Средь суеты случайной, в потоке мутном жизненных тревог, владеешь ты все радостною тайной — Христос Воскрес! — Бессильно зло. Мы вечны. С нами — Бог!»