Культура башкир
Башкиры живут в середине страны. В так называемом Приуралье.
О башкирах знают не так много, как, к примеру, о славянах или же
татарах. Слово вроде бы слышали, а что означает оно – непонятно.
Вероятно, причина тому – отдаленность Башкирии от морей и
столиц. Именно серединное расположение. А между тем этот народ
весьма своеобразен самобытен, симпатичен и загадочен. Во всяком
случае, не меньше, чем славяне и татары.
Кстати, сами они называют себя не башкирами, а иначе – башкортами. Вероятнее всего, слово “башкорт” произошло от двух тюркских названий – башка (голова, главный) и “корт” (волк). То есть главный волк, вожак стаи.
А может быть, и вправду жил в былое время некий предводитель,
прозванный за смелость, мужество почетным для башкир именем Волк. И в честь этого Волка-предводителя пошло название всего народа.
Башкиры (или башкорты) – народ довольно древний. Он, во всяком
случае, вошел в девятитомную “Историю”, составленную греком
Геродотом еще в пятом столетии до нашей эры. “Отец истории” при этом
пользовался документами еще более древними – на два столетия древнее.
Вот как он описывал башкирскую землю: “До страны этих скифов вся
земля… представляет плодородную равнину, а дальше земля каменистая и
неровная. Если пройти большое расстояние этой неровной страны, то у
подножия высоких гор (в смысле Урала. – Авт.) обитают люди, о
которых говорят, что они все – мужчины, а также женщины – плешивые
от рождения, курносые и с большими подбородками; они говорят на
особом языке, но носят скифскую одежду. Питаются они плодами
деревьев. Название дерева, которым они живут, – понтик, по величине
оно приблизительно равно фиговому дереву, плод приносит равный по
размерам бобу, но с косточкой. Как только плоды созревают, их
процеживают через куски ткани, из плодов вытекает сок густой и
черный, название этого сока – асхи. Этот сок они слизывают и,
смешивая с молоком, пьют, а из густого осадка этого сока приготовляют лепешки и питаются ими. Ведь скота у них немного, так как сколько-нибудь пригодных пастбищ там нет. Каждый живет под деревом: зимой – покрыв
дерево плотным белым войлоком, а летом без войлока. Их не обижает никто
из людей, так как говорят, что они священны. У них нет никакого оружия для войны. Именно они разбирают споры соседей, а тот, кто прибегает к ним
искать убежища, не терпит ни от кого обид”.
Видимо, представление Геродота о ранних башкирах было не слишком уж
точным. Во всяком случае, плешивыми башкиры не рождались, а просто
из соображений гигиены брили головы с младенчества. Но главные
особенности этого народа Геродот подметил справедливо – это, во-первых,
не слишком комфортные условия жизни, а во-вторых, дружелюбие и справедливость. Даже сегодня, когда межнациональные проблемы в
очередной раз встали очень остро, в городе Уфе бок о бок мирно,
безо всяких ссор живут башкиры, русские, татары. И так называемая
“титульная нация” не проявляет недовольство нациями остальными.
Более “современное” упоминание Башкирии относится к десятому
столетию. Оно было оставлено Ахмедом Ибн-Фадланом, путешественником,
и вышло чуть менее комплиментарным: “Мы ехали много дней… и попали в
страну народа из тюрок, называемого башкиры. Мы остерегались их с
величайшей осторожностью, потому что это худшие из тюрок, самые
грязные из них и более других посягающие на убийство… Кое-кто из них
говорит, будто бы у него двенадцать господов: “у зимы господь, у
лета господь, у дождя господь, у ветра господь, у деревьев господь,
у людей господь, у лошадей господь, у воды господь, у ночи господь,
у дня господь, у смерти господь, у земли господь, а господь, который
на небе, самый большой из них. Однако он объединяется с теми в
согласии, и каждый из них одобряет то, что делает его сотоварищ…” Мы
видели, как группа из них поклонялась змеям, группа поклонялась
рыбам, группа поклонялась журавлям. Мне сообщили, что они вели войну
с людьми из числа врагов, притом они обратили их в бегство, и что
журавли закричали позади них, так что они испугались и сами
обратились в бегство, после того, как обратили в бегство. Поэтому
они стали поклоняться журавлям и говорить: “Эти наш господь, так как
он обратил в бегство наших врагов”. За это они им поклоняются”.
Похоже, Ахмед Ибн-Фадлан был далее от истины, чем мудрый Геродот. В
одном он прав: башкиры – воины незаурядные.
Башкирский лук
Любопытно, что самое главное оружие башкира-воина известно на весь
мир. Вот, например, воспоминания Эккермана – литератора и биографа
писателя Гете:
“– А знаете что? – спросил Гете с таинственным видом. – Кажется, у
меня есть вещица, которая вам будет по сердцу. Что вы скажете, если
мы сойдем вниз и я дам вам настоящий башкирский лук?
– Башкирский лук? – с воодушевлением вскричал я. – И настоящий?
– Да, настоящий. Пойдемте же…
Я с радостью взял в руки драгоценное оружие”.
Башкирский лук – вполне традиционная принадлежность батыра –
башкирского воина и вообще человека, обладающего незаурядной
физической силой, отвагой и быстрым умом. Башкирское сообщество было
вполне демократичным, и в качестве батыра могли почитаться как
башкиры знатные, так и принадлежащие к простонародью. Другое дело,
что батыру было проще продвигаться по социальной лестнице.
По преданию, батырами не становились, а рождались. Для этого было
необходимо этакое уникальное происхождение. Например, чтобы матерью
была обычная женщина, а отцом – волк или медведь. Впрочем, быть
животными могли и оба родителя.
Не оставалась без внимания и тема непорочного зачатия – маленький
воин мог родиться после того, как мама съела какую-нибудь
заговоренную рыбку или яблочко, яичко или зернышко. В крайнем случае
батыр мог появиться из колена старушки или же просто из камня.
Впрочем, и обычные башкиры, не отмеченные выдающимися
обстоятельствами своего рождения, не оставляли надежду попасть в
престижную касту батыров. Для этого существовал башкирский спорт – в
первую очередь, конечно же, стрельба из лука. А кроме нее лазание по
гладкому десятиметровому столбу, перетягивание каната или палки,
гребля, плавание, ныряние, метание кинжала, копья или просто камней,
прыжки через костер, всяческие игры с войлочным мячом и, разумеется,
народная борьба курэш – это когда противники берут друг дружку за
спиной за кушаки и из такого положения пытаются отправить недруга на
землю. Победителям в борьбе, как правило, вручали дорогие кушаки,
кафтаны, шапки, тюбетейки.
Но большинство башкирских игр и видов спорта были конные, с участием
особенных башкирских лошадей – приземистых, короткошеих,
толстоспинных. Например, аузарыш (по-русски “переваливание”). Это
была практически борьба на лошадях, когда противники старались
ухватить друг друга за руку, за шею, за кушак и в течение примерно
десяти–пятнадцати минут свалить своего соплеменника на землю.
Не меньшей популярностью пользовался кук-буре (по-русски “серый
волк”). Впрочем, это игрище нередко называли “козлодрание”. Смысл
его заключался в том, что среди группы всадников один держал баранью
тушу. По сигналу же судьи он устремлялся прочь, а остальные игроки
пытались догнать ведущего и отобрать у него мертвое животное.
Игра кот-алыу (“догнать удачу”) была уже не индивидуальной, а
командной. Один из участников нагло показывал противникам большой
платок из кашемира, после чего те пытались платок отнять, а
сотоварищи владельца этого предмета – защитить свое имущество.
Но самой увлекательной, конечно же, была игра кыз-кыуыу (“догони
девушку”). В основе этой игры лежал древний обычай: юноша мог
жениться на девушке лишь после того, как победит ее в особом конном
состязании. Смысл его заключался в том, что девушка скакала впереди,
а юноша, дав фору на два корпуса, пытался догнать и поцеловать ее.
Если ему не удавалось сделать это до конца спортивной трассы
(около 400 метров), то обратно первым устремлялся юноша, а девушка
скакала сзади и хлестала плеткой незадачливого всадника. Эта игра была
самой красивой. Более того, здесь ярко проявлялась индивидуальность играющих. Вот как, к примеру, описал одно из состязаний известный башкирский политик Заки Валиди: “Когда джигиту удавалось настичь
Оркию, которая обычно выезжала на прекрасном иноходце, она нисколько
не смущалась перед грозящим ей поцелуем, напротив, напевала мелодию старинного башкирского дастана ( PAGE 3лирического и любовного стихотворения.)
“Кара-юрга” (“Черный иноходец”), чтобы подбодрить своего коня: “Не
дам поцеловать свою прекрасную всадницу, не дам обнять дорогую
госпожу”.
Словом, всяческих состязаний и игр было в Башкирии множество.
Николай Добролюбов об этом писал: “Жаль, что никто из поклонников
национальной германской гимнастики, – за неимением живого примера в
Греции, – не съездит к нам в киргизские степи и Башкирию. Там
гимнастика процветает; своего рода Олимпийские игры с борьбой и
лазанием на шесты и бегом взапуски повторяются периодически; подвиги
отличившихся воспеваются степными Пиндарами, и во славу их звучат
туземные барбитоны и флейты, чебизги и кураи”.
И не зря Николай Александрович упомянул о кураях и флейтах.
Искусство в Башкирии было не менее популярно, чем спорт.
С кураем в руке
Курай – это самое почитаемое у башкиров растение семейства зонтичных
(его цветок даже входит в современный герб республики). Семь
лепестков цветка курая символизируют собою семь народов, проживающих
на древней башкирской земле. Однако доблестный кавалерист Кахым-турэ
не был похож на трепетного юношу с цветочком в тоненькой ладони.
Скорее всего он держал курай в другом значении этого слова. А
именно, народный музыкальный инструмент.
По своему принципу курай напоминает флейту. Называется он так,
поскольку изготавливают эту флейту из твердого стебля
курая-растения. Курай-инструмент длиной чуть меньше метра, диапазон
его примерно три октавы, а звучание лирическое и при этом как бы
пафосное.
Курай – самый престижный из башкирских музыкальных инструментов.
Он даже вошел в поговорки: “Не сочиняй на своем курае мелодию чужому
кантону” или, напротив: “Не пляши под чужой курай”. А писатель
Сергей Тимофеевич Аксаков называл его чудным явлением в мире духовых
инструментов.
Неудивительно, что кураисты почитались среди основных своих
сограждан почти так же, как батыры. Те же этим пользовались, и
подчас в не слишком благовидных целях.
В частности, известная в народе песня
“Циолковский” появилась весьма странным образом.
Два башкира-солдата чем-то провинились, были забраны под стражу и
помещены в подобие гауптвахты – подвал рядом с базарной площадью.
Поскольку оба они были юноши не без способностей, в частности
кураисты и поэты, то решили написать для своего начальника
Циолковского льстивую песенку. Слова ее были такие:
Что за туря пожаловал, скажи?
Хай, турякай!
Он разъезжает в парной лишь упряжке.
К такой высокой должности своей
Хай, турякай!
За ум представлен иль за подвиг тяжкий?
Два черных иноходца под дугой,
Хай, турякай!
Хозяин блещет в золотом мундире.
Перед Циолковским голову склонив,
Хай, турякай!
Два на базаре сгорбились башкира.
“Турякай”, или сокращенно “туря”, – естественно, не оскорбления, а,
наоборот, уважительное обращение к старшему. Старший же, в смысле
Циолковский, оказался падким даже на такую беззастенчивую лесть, и в
результате “два башкира” были сразу освобождены (в ущерб армейской
дисциплине, но зато на пользу башкирскому народному фольклору).
Кроме кураистов, почитались и певцы-импровизаторы сэсэны. Они под
аккомпанемент другого инструмента, трехструнной думбыры, дарили
слушателям свои речитативные экспромты. Кстати, одним из них,
известном под названием “Диалог Акмурзы-сэсэна и Кубагуш-сэсэна”,
даже провозглашается сэсэнская идеология: “Не защищает он зло, не
щадит он врага, любит он справедливость, горе страны – на его устах,
радость людей – в его песнях”.
Песни посвящались собственной родине, любимым девушкам, любимым
коням и народным героям, в первую очередь, разумеется, Салавату
Юлаеву:
Салават, сколько лет тебе?
Шапка старшины на голове,
Бригадиром был ты, Салават,
В двадцатидвухлетней поре.
Башкирские традиции тверды, и даже произведения современных поэтов
по своему стилю невероятно похожи на творения далеких предков:
Я покидал село в начале дня...
Глаза открыты, и распахнут ворот,
И сердце нараспашку у меня –
Тогда мальчишкой я приехал в город.
Неласково встречал меня сей град,
Дитя села – кормильца, хлебороба,
Он был приезду моему не рад,
Да что таить – не рады были оба.
Жилья не дал. Стране не до квартир,
В те годы беды были и повыше.
Да слава Богу, что земляк-башкир
Пригрел меня под собственною крышей.
И так далее, всего 95 строк.
Битва за гуся
Зато башкирские сказки, напротив, отличались своей простотой и
этакой нарочитой примитивностью. В них “высокие материи” практически
не поднимались. Словно прозе отводилась соответствующая роль – в
отличие от поэзии приземленная и бытовая.
Вот, к примеру, один из сюжетов – сказка “Жадный богач и Зиннат
агай”. Богатый и, как водится, жадный башкир Саранбай собрался на
ярмарку. Сразу возникла проблема, чем питаться в дороге. Саранбай
владел тысячью овец, тысячью кур, тысячью гусей и так далее. Ход его
мыслей был такой: “Если зарежу одного гуся на дорогу, то останется
только девятьсот девяносто девять гусей; если зарежу одну курицу, то
тоже останется только девятьсот девяносто девять кур; если напеку хлеба
из одного пуда муки, то останется тоже только девятьсот девяносто девять пудов; если зарежу овцу, то останется тоже только девятьсот девяносто
девять овец. Этак ведь потеряется ровный счет добру!”
Саранбай пошел к соседу Давлетбаю за советом. Тот сразу же
сообразил: нужно пойти к бедняку Зиннату и предложить отвезти его на
ярмарку за то, что тот зарежет в дорогу своего последнего гуся.
Выехали они втроем, притом и Саранбай, и Давлетбай думали как бы
целиком съесть птицу. В конце концов Саранбай предложил:
– Кто увидит ночью самый хороший сон, тот и съест целого гуся.
Попутчики охотно согласились, и наутро Саранбай начал рассказывать
свой сон (конечно же, придуманный):
– Сижу я у себя дома, вдруг подкатывает к моему крыльцу один человек
на паре рысаков и говорит мне: “Пойдем, Саранбай агай, я приехал за
тобой”. Я сел и поехал. Привез он меня прямо на небо, в такое место,
что ни в сказке сказать, ни пером описать. Кругом цветы, фруктовые
деревья, всюду поют птички. И говорит этот человек: “Ты, Саранбай
агай, будешь жить здесь”. Вот какой сон я видел.
Следующим выступил Давлетбай. Он, мягко говоря, был неоригинален:
– А мне снилось, что я на красивом белом коне вознесся на небо.
Вижу, собрались там все богатые и знатные люди. Они ласково приняли
меня и угостили хорошо.
Зато повесть бедного Зинната отличалась от двух предыдущих:
– Что говорить, оба вы видели очень хорошие сны. Вы поднялись на
небо, а меня оставили одного, а я не знал, что вы скоро вернетесь,
ведь гусь мог испортиться. Захотел я есть, да и съел один всего
гуся, а вам ничего не оставил.
Пафос этой сказки явно утверждал, что Саранбай и Давлетбай – плохие,
а Зиннат – хороший. Хотя, если подумать, в сказке кроется разгадка
бедности Зинната – вряд ли преуспеет человек, который так относится
к своим, хотя бы и принятым устно, договорным обязательствам.
Другая сказка называлась “Кто сильнее”. В ней отец одной девушки
(сам почему-то глубокий старик) принял решение выдать свою дочь за
самого сильного. После чего поскользнулся на льду и сказал:
– Эх, лед, ты, кажется, очень силен! Ты свалил меня с ног. Будь
женихом моей дочери!
На что лед ответил:
– Если бы я был силен, я не таял бы от солнца.
Тогда старик обратился к солнцу с тем же, по его мнению, заманчивым
предложением. Но солнце сказало:
– Если бы я было сильным, туча не могла бы накрыть меня.
Туча отговорилась тем, что если бы она была сильная, то не падала бы
на землю в виде дождя. Дождь посетовал на то, что его выпивает до
капли земля. Земля пожаловалась на траву, которая сквозь нее
пробивается. А трава произнесла в этом споре последнее слово:
– Человек сильнее меня! Острой косой он косит меня под самый корень.
Тогда старик решился все же выдать дочь за человека. Он обратился к
одному из людей:
– Будь женихом моей дочери! Она красивая, умная и работящая, а на
коне обгонит любого.
Что ж, тема “Человек – царь природы” не нова. А тот факт, что явно
положительный сказочный персонаж, а именно дедушка-испытатель,
не спросил мнения собственной дочери, не должен вызывать недоумения.
Иной раз сказки вроде раскрывают суть предметов и явлений. Но опять
же с позиций достаточно странных. Например, в сказке “Курица и
ястреб” курица дружила с ястребом, и он понемногу учил курицу
летать. Ястреб носил на шее жемчужное ожерелье, а на голове красивый
гребешок. Петух же позарился на эти ценности, опоил ястреба беленой
и украл то, на что позарился. Гребешок взял себе, а ожерелье отдал курице.
NB: с тех пор у петухов гребешки.
Ястреб потребовал у курицы обратно ожерелье, однако же курица
отдавать его отказалась. Тогда ястреб ухватился клювом за него,
ниточка разорвалась, и жемчужины рассыпались.
NB: с тех пор курицы вечно роются в навозе – жемчужины ищут.
Ястреб воскликнул: “Ну вот и конец нашей дружбе” – и улетел.
NB: поэтому курица плохо летает – ястреб недоучил.
Спустя некоторое время курица вывела своих цыплят во двор, и тут
подлетел злопамятный ястреб, схватил одного из цыплят и улетел.
NB: вот почему ястребы цыплят воруют – за ожерелье мстят.
И снова странные взаимоотношения между добром и злом – главный
виновник происшествия, петух, ничуть не пострадал. Напротив, до сих
пор красуется в ворованном шикарном гребешке.
Дела домашние
И, разумеется, чаще всего башкиры не боролись и не залезали на
столбы, не целовали девушек на коне и не играли на курае, не писали
сказки, а занимались самыми обычными домашними делами.
С самого рождения ребенок погружался в атмосферу простой и
незатейливой башкирской жизни. Повитуха принимала роды, обвязывала
запястье новорожденного ниткой и давала ему временное имя. Для того
чтобы в первые 40 дней жизни (самые опасные, поскольку в эти дни
душа только вселяется в тело ребенка) ничего не случилось, мать
имитировала его продажу, обряжала в “собачью рубашку”, устраивала
“чай в честь пуповины”, “чай в честь младенца”, “чай ниток” и
совершала другие не менее важные действия. Лишь когда все страхи
были позади, ребенку наконец давали имя постоянное, а заодно дарили
сорокадневному младенцу жеребят, телят и просто деньги.
Ребенок подрастал, начинал участвовать в народных праздниках –
сабантуе, кукушкином чае, йыйыне. Конечно же, боялся всяких злыдней.
Карлика Иргаиля, например. Ведь он не только засыпает родники
камнями, но может даже подвесить свою жертву за ухо на гвоздь.
Правда, герой-батыр одерживает верх над жутким старым карликом.
Гораздо хуже огнедышащий и тысячеголовый дракон Аждаха.
Он живет на озере, и люди регулярно приносят ему в жертву девушку.
Правда, и тут батыр может вмешаться, девушку освободить, а самого
Аджаху одолеть в неравном, но при этом честном поединке. Наконец
ребенок вырастал, и папа с мамой принимали важное решение: пора ему жениться. Находили невесту, договаривались о калыме, о свадьбе.
Жених, естественно, выкрадывал невесту или же невеста добровольно
убегала с женихом – свадебные обряды оговаривались предварительно. И
начиналась жизнь новой семьи, которая опять же повторялась в детях.
Заканчивалась жизнь, конечно, смертью. Покойного омывали, трижды
обертывали саваном и трижды перевязывали саван – над головой, в
поясе и в коленях. Мулла совершал молитву, после чего раздавал
присутствующим скромные подарки – монеты, мыло, чулки, носовые
платки. Слезы не лили, зато после выноса покойника тщательно
промывали его вещи и жилище.
Не доходя сорока шагов до кладбища, читали специальную молитву.
Еще одну – уже перед могилой. Рядом с покойным клали всяческие вещи,
нужные ему в загробном мире, после чего садились вокруг свежего
захоронения, и мулла читал одну из глав Корана. На третий, седьмой и сороковой день справлялись поминки – иначе родственники могли сами
заболеть и даже умереть. И, конечно, его поминали в молитвах, которые читались в четверг или пятницу, в курбан байрам, перед сабантуем и в
прочие специально для этого отведенные дни.
Иначе усопший может не найти покой в могиле и превратиться в лешего
Шурале – страшного, рогатого, с длиннющими руками и острейшими
когтями. Он будет воровать младенцев, заводить башкир в лесные чащи,
а там щекотать до смерти. Этого допустить нельзя, так что обряды
нужно соблюдать безукоризненно.
А во время проводов покойника исполнялись песни. Например, такая:
О, белый коршун наш Шагали!
В стране единственным
Отцом ты был нашим,
Звездою в небе темном,
Солнцем на земле нашим,
Не забывай – наведывай,
Доброе слово сказывай!
В жизни башкир всегда было место искусству.
Народные традиции башкирского искусства живы и сегодня.