Художественная литература активно участвует в  современной жизни, влияя на души людей, их культуру и идеологию.  И одновременно же она является зеркалом: на её страницах, в созданных ею образах и картинах запечатлелось духовное развитие общества на протяжении многих десятков лет, выражены чувства, стремления и чаяния народных масс разных этапов исторического прошлого страны, воплощён менталитет русского народа.

Так как задача нашего исследования – проследить, каким образом в русской литературе и истории отображены особенности менталитета русского народа, то попробуем найти в произведениях художественной литературы проявления вышеперечисленных черт русского менталитета.

Если обратиться к Н.В. Гоголю, то в его поэме «Мёртвые души» можно наблюдать проявление всего того размаха и незнания меры, которые так свойственны  русскому народу. Композиция произведения построена на странствии главного героя Чичикова по бескрайним русским просторам. Бричка Чичикова, русская тройка, «снаряжённая» «ярославским расторопным мужиком», превращаются в символический образ стремительного, «чудесного движения Руси в неведомую даль». Писатель не знал, куда несётся Русь-тройка, потому что Русь широка и необъятна. В V и IX главах мы наблюдаем пейзажи бескрайних полей и лесов: «…И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..» Но и в образах, созданных Гоголем мы наблюдаем размах, широту, удаль. Манилов до крайности сентиментален и мечтателен, что мешает ему с толком управлять землёй. У Ноздрева ярко выражена неуёмная энергия в жизни действительной, удальство и пагубная склонность к участию во всевозможных «историях», драках, попойках: «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории. Какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала жандармы, или принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится, то всё-таки что-нибудь да будет такое, чего с другим никак не будет: или нарежется в буфете таким образом, что только смеётся, или проврётся самым жестоким образом…»  О Плюшкине же Гоголь говорит, как о явлении для России необычном: «Должно сказать, что подобное явление редко попадается на Руси, где всё любит скорее развернуться, нежели съёжиться». Плюшкин отличается жадностью, невероятной скупостью, скупостью до крайности, поэтому он как бы «съёживается». Ноздрев же, «кутящий во всю ширину русской удали барства, прожигающий, как говорится, насквозь жизнь», - «любит развернуться». Стремление перейти границы приличий, правил игры, любых норм поведения – основа характера Ноздрева. Он говорит такие слова, когда идёт показывать Чичикову границы своего имения: «Вот граница! Всё, что ни видишь по эту сторону, всё это моё, и даже по эту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и всё, что за лесом, всё это моё». Создаётся довольно размытое представление о том, что здесь ноздревское, а что нет. Для него ни в чём границ нет – ярчайший пример такой черты русского менталитета, как стремление к размаху. У него даже щедрость переходит все границы: он готов подарить Чичикову все мёртвые души, которые есть, только бы узнать, зачем они ему. Плюшкин же вдаётся в другую крайность: ликёрчик, тщательно очищенный от пыли и козявок, и кулич, привезённый дочерью, несколько поиспортившийся и превратившийся в сухарь, предлагает он Чичикову. И если говорить о помещиках в общем, то бесчеловечность их не знает границ, как не знает границ Ноздрев в своём кутеже. Широта, выход за рамки, размах прослеживаются во всём; поэма буквально пропитана всем этим.

Ведóмость русского народа нашла своё наиболее чёткое отражение у Салтыкова-Щедрина в «Истории одного города». Племя головотяпов с целью добиться какого-нибудь порядка решило собрать все остальные племена, живущие по окрестностям, и «началось с того, что волгу толокном замесили, потом телёнка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили»… Но ничего не вышло. К порядку варение каши в кошеле не привело, тяпание головами тоже не дало результатов. Поэтому головотяпы решили искать себе князя. Налицо явление поиска защитника, заступника, управителя, столь свойственное русскому народу. Головотяпы не могут решить свои проблемы самостоятельно, лишь закидывать кособрюхов шапками. Стремление к разгулу одержало верх и привело к полному беспорядку в племени. Им необходим тот лидер, который всё за всех сделает. Мудрейшие в племени говорят так: «Он нам всё мигом предоставит, он и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит» (широта пространств всё же давит на жителей Глупова, и они хотят как-то отгородиться, о чём свидетельствует такая деталь, как острог). Глуповцы, которые являются олицетворением русского народа, при наличии градоначальника Брудастого расслабились, а после, «едва узнали глуповцы, что остались совсем без градоначальника, как движимые силою начальстволюбия, немедленно впали в анархию», которая проявлялась в битье витрин в модном заведении одной француженки, в сбрасывании с раската Ивашек и утоплении ни в чём не повинных Порфишек. Однако усиление административной деятельности в Глупове привело к тому, что жители «обросли шерстью и сосали лапы». И они даже как-то привыкли! Это уже за счастье: «Так и живём, что настоящей жизни не имеем». Женщина города Глупова является той силой, которая вносит движение в жизнь города. Стрельчиха Домашка – «она представляла собой тип бабы-халды, походя ругающейся», «смелости она была необыкновенной», «с утра до вечера звенел по слободе её голос». Градоначальник Фердыщенко даже забыл, зачем приехал в поле, что хотел сообщить глуповцам, увидев Домашку, «действовавшую в одной рубахе, впереди всех, с вилами в руках». Если обратить внимание на претендентш на место градоначальницы, то видим из описания, что каждая из них имеет мужскую черту: Ираидка, «непреклонного характера, мужественного сложения», Клемантинка «имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски» и Амалия, крепкая, бойкая немка. Необходимо также отметить, что в сказании о шести градоначальницах некоторое время правление было в руках Клемантинки де Бурбон, по какому-то семейному родству связанной с Францией; у немки Амалии Карловны Штокфиш, у полячки Анели Алоизиевны Лядоховской. Многие из «полноправных» глуповских градоначальников были иностранцами – Дю Шарио, Маркиз де Санглот, Ламврокакис, Урус-Кугуш-Кильдибаев, Пфейер, Микаладзе, что возможно перекликается с такими историческими периодами, как призвание править варягов на Русь и правление Екатерины II, которая по своему происхождению была немкой. И между прочим, как бы не мучился народ с каждым из градоначальников, после неизвестного нечто, случившегося в финале, в городе появился новый градоначальник на белом коне – Перехват-Залихватский, который как бы перехватил эстафету лидерства над нуждающемся в ведущем глуповским населением.

В романе «Обломов» И.А. Гончарова также находим проявление черт русского менталитета. Ярчайший пример человека пассивного - Ильи Ильич Обломов. И дело не в том, просто ли он бездельник и лентяй, не имеющий ничего святого, просто просиживающий своё место, или он человек высоко развитой культуры, мудрый и богатый духовно, он, тем не менее, не проявляет активности. На протяжении почти всего романа мы наблюдаем его лежащим на диване. Он даже сапоги и рубашку надеть сам не может, так как привык полагаться на своего слугу Захара. Из состояния «неподвижности и скуки» Обломова выводил его друг Андрей Штольц (опять же немец). Пассивность русского народа, называемая Бердяевым «вечно бабьим» находит выход у Гончарова при описании Ильи Ильича: «вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины». Его лежание на диване изредка разбавляло появление приятелей-кутил, к примеру ярого гуляки и разбойника Тарантьева, в котором можно услышать перекличку с гоголевским Ноздрёвым. Погружение в глубину мысли и духовной жизни, отвлекающее Обломова от жизни внешней, предполагает ведущего, который всё время будет направлять героя, которым становится Штольц. Пассивность Обломова проявляется и в любви к Ольге Ильинской. Письмо, которое было написано к ей, начиналось с того, что очень странно такое явление письма, так как Ольга и Илья Ильич много видятся и давно могло бы совершиться объяснение. Это указывает на некоторую несмелость, пассивность даже в таком деле как любовь!.. Именно от Ильинской исходит инициатива. Это Ольга всегда выводит Обломова на разговоры, она является каким-то двигателем этих отношений (как настоящая русская женщина, смелая, сильная и настойчивая), предлагая какие-то встречи, прогулки, вечера, и в этом мы видим иллюстрацию той черты менталитета русского народа, которая характеризует положение женщины и мужчины. Ещё одна черта русского менталитета– русская любовь – прослеживается в этом произведении. Обломов, понимая, что «этаких не любят», не требовал от Ольги взаимного чувства на его любовь, даже пытается предостеречь её от ошибочного выбора жениха в его лице: «Вы в заблуждении, оглянитесь!» Вот она жертвенность русской любви. Также можно отметить другую черту русского менталитета – двойственность, так как Обломов не хочет признавать столь неприятное для него – ошибочную, ложную любовь Ольги Ильинской – и может женить её на себе, пока она думает, что любит, но сразу же сталкиваемся со свойственной русскому народу противоречивостью: он боится причинить боль Ольге тем, что браком свяжет её с собой навсегда, и одновременно причиняет боль себе, потому что любит героиню и разрывает с ней отношения. Образ Агафьи Пшенициной также иллюстрирует пассивность и жертвенность русской любви: она не хочет тревожить Обломова своим чувством: «Никаких понуканий, никаких требований не предъявляет Агафья Матвеевна». Таким образом на примере романа Гончарова «Обломов» мы проследили, как проявляются в литература такие черты: жертвенность и жестокость в любви, ведомость и пассивность, боязнь страдания и противоречивость.

Рассказы Николая Семеновича Лескова «Чертогон» и «Очарованный странник» очень ярко иллюстрируют вышеперечисленные черты менталитета русского народа. В первом рассказе «Чертогон» мы можем наблюдать обряд, «который можно видеть только в одной Москве». В течение одних суток с героем рассказа Ильёй Федосеевичем случается ряд событий, о которых читателю повествует его племянник, впервые увидевший своего дядю и пробывший во время всего этого времени с ним. В образе Ильи Федосеевича представлена та русская удаль, тот русский размах, который выражается пословицей гулять так гулять. Он едет к ресторану (где является всегда постоянным желаенным гостем),  и по его велению из ресторана выгоняют всех посетителей и начинают готовить все до единого блюда, указанные в меню, на сто особ, заказывают два оркестра и приглашают всех самых именитых особ Москвы. О том, что Илья Федосеевич иногда забывает о мере и может погрузиться в кутеж, автор даёт знать читателю, приставив своему герою «полуседого массивного великана» Рябыку, который «находился при особой должности» - для охраны дяди, для того, чтобы было кому расплатиться. Гуляние весь вечер шло полным ходом. Была здесь и рубка лесов: дядя рубил экзотические деревья, выставленные в ресторане, так как за ними прятались цыганки из хора; «брали в плен»: летела посуда, слушался грохот и треск деревьев. «Наконец твердыня была взята: цыганки схвачены, обняты, расцелованы, каждый – каждой сунул по сторублёвой за «корсаж», и дело кончено…» Прослеживается тема поклонения красоте, так как дядя был очарован цыганской прелестью. Илья федосеевич и все гости не скупились на деньги, так как бросались друг в друга дорогой посудой и приплачивали по сторублёвой то там, то тут. По окончании вечера Рябыка расплатиться за весь этот кутёж вместо дяди огромным количеством денег - целыми семнадцатью тысячами, а дядя лишь без всякого беспокойства, «с успокоившейся и нагулявшейся душой»  сказал платить. Налицо вся широта русской души, готовой прожигать жизнь насквозь и ни в чём не ограничиваться: к примеру, требование смазывать колёса мёдом, который «в рот любопытнее». Но также в этом рассказе присутствует «сочетание трудно сочетаемого» и той особенной русской святости, требующей одного лишь смирения, пусть и во грехе: после такого кутежа дядя приводит себя в порядок в парикмахерской и посещает бани. Такое сообщение, как смерть соседа, с которым сорок лет подряд Илья Федосеевич пил чай, не удивило. Дядя ответил, что «все умрём», что и подтвердило только то, что гулял он так, как последний раз, ни в чём не отказывая и ни в чём себя не ограничивая. И потом он послал взять коляску ко Всепетой(!) – захотел «пасть перед Всепетой и о грехах поплакать». И в своём покаянии русский не знает меры – молится так, что его будто бы за вихор рука божья поднимает. Илья Федосеевич одновременно и от бога, и от беса: «он духом к небу горит, а ножками-то ещё в аду перебирает».

В рассказе Лескова «Очарованный странник» мы видим героя, который на протяжении всего рассказа являет собой сочетание взаимоисключающих свойств. Иван Флягин преодолевает сложный путь, представляющий собой круг, на котором мы можем пронаблюдать все вышеперечисленные черты русского менталитета, определяющим из которых является двойственность. Всё произведение построено на сплошной антитезе и связующим звеном противопоставляемых элементов является сам Флягин. Обратимся к сюжету. Он, моленный сын, оберегаемый Господом (что уже само по себе противоречит совершению какого-то греха), спасает графа и графиню, испытывает сострадание к убитым миссионерам, но на его совести смерть монаха и татарина; какой бы ни была причина, но им была убита Груша. Также противоречивость образа состоит в том, что он любит цыганку, с которой еле знаком, Грушеньку, а своих татарских жён не признаёт, хотя прожил с ними одиннадцать лет; он ухаживает за чужим ребёнком, но не любит своих собственных законных детей из-за того, что они не окрещены. Когда Флягин жил в графском доме, он держал голубей, а графская кошка же съедала снесенные голубкой яйца, поэтому герой решил отомстить ей и отрубил топором хвост. Это говорит о противоречивости его характера – любовь к птице (или к лошади, так как работа Флягина была с ними связана) уживается с такой жестокостью к кошке. Флягин не может удержаться от того, чтобы сделать «выход», подразумевающий, что его не будет некоторое количество времени, так как любой такой выход не обходится без посещения трактира, если это вообще не является основной причиной… Вот пример русского незнания меры: Флягин идёт с пятью тысячами рублей своего барина в трактир, где под действием какого-то магнитезёра (между прочим говорящего французскими словами, что делает акцент на ведомость русского человека под действием чужеземного влияния) лечится от пьянства водкой(!), в результате чего напивается до чёртиков в прямом смысле этого слова и забредает в кабак (опять же в рассказе присутствуют цыгане, являющиеся в русской художественной литературе символом удали, размаха, кутежа, пьяного веселья и разгула), где поют цыгане. Он от всей своей широкой русской души начинает бросать под ноги цыганке барских «лебедей», как и остальные гости (в рассказах не случайно используются «другие гости» - Илья Федосеевич рубил деревья с опоздавшим генералом, а Флягин всё время пытался переплюнуть гусара - , так как эти герои не единичные явления, они и составляют целый русский народ), заразившись этим пленительным беспечным весельем цыганского кабака, сначала по одному, а потом и целым веером: «Что же мне так себя всуе мучить! Пущу и свою душу погулять вволю». Интересно, что по дороге в трактир Флягин заходит в церковь помолиться, чтобы не пропали барские деньги, будто предчувствуя над собой потерю контроля, и, между прочим, умудряется в храме показывать бесу кукиш. Здесь также проявляются ещё и такие черты русского менталитета, как ведо́мость и поклонение красоте : Флягин уже не контролирует, власть над ним принадлежит раскрасавице цыганке Грушеньке, которая пленила героя своей небывалой красотой. Об этом Флягин говорит такие слова: « Я ей даже и отвечать не могу: такое она со мной сразу сделала! Сразу, то есть, как она передо мной над подносом нагнулась и я увидал, как это у неё промеж чёрных волос на голове, будто серебро, пробор вьётся и за спину падает, так я и осатанел, и весь ум у меня отняло… «Вот она, - думаю, - где настоящая-то красота, что природы совершенство называется…» Присутствует в этом рассказе и русская любовь, которая проявилась в убийстве Груши, которая бы вечно мучилась чувствами к князю и его изменой: «Я весь задрожал, и велел ей молиться, и колоть её не стал, а взял да так с крутизны в реку спихнул…» Несмотря на все те грехи, которые герой свершил за свою жизнь, во время повествования этой истории он стал церковным служителем. Флягин идёт дорогой греха, но молится и кается в своих грехах, за что становится праведником. На примере этого образа мы видим, что в русской человеке может уживаться ангельское и демоническое, насколько велика амплитуда колебания – от совершения убийства до становления божьим слугой.

В поэме Н.А. Некрасова можно проследить черты русского менталитета. Здесь ярко представлен размах русской души: «В деревне Босове Яким Нагой живёт, он до смерти работает, до полусмерти пьёт!..» Привыкший во всём развернуться, русский человек и здесь забывает приостановиться. Мы можем наблюдать в поэме проявление такой черты русского менталитета, как преклонение красоте. Яким Нагой во время пожара побежал в первую очередь спасать картинки с красивыми изображениями, купленные для сына. Также отметим, что народ видит своё счастье в страдании! Хотя это и противоречит другой черте менталитета – боязни всякого страдания вообще. Возможно, народ хотел бы избежать каких-то «единичных» огорчений, но когда вся жизнь состоит из одних только горестных вещей, он учится с этим жить и даже находить в этом какое-то понятное, наверное, только русскому народу счастье…в страданье, в мучении! В поэме об этом пишется так: «Эй, счастие мужицкое! Дырявое с заплатами, горбатое с мозолями…»  в поэме очень много песен, которые отражают настроение народа, в которых выражается вышеназванная черта русского менталитета: « - Кушай тюрю, Яша! Молочка-то нет! «Где ж коровка наша?» - Увели мой свет! Барин для приплоду взял её домой. Славно жить народу на Руси святой!» Такая песня называется весёлой. В главе о Савелии, Богатыре Святорусском, мы знакомимся с крестьянином, который за неуплату дани ежегодно терпел истязания, но был даже горд этим, ведь он богатырь и защищал своею грудью других: «Цепями руки кручены, железом ноги кованы, спина…леса дремучие прошли по ней – сломалися. А грудь? Илья-пророк по ней гремит-катается на колеснице огненной… Всё терпит богатырь!» Налицо русская женщина, сильная, выносливая, смелая – Матрёна Тимофеевна: «Матрёна Тимофеевна, осанистая женщина, широкая и плотная, лет тридцати осьми. Красива; волос с проседью, глаза большие, строгие, ресницы богатейшие, сурова и смугла. На ней рубаха белая, да сарафан коротенький, да серп через плечо». Она выносит все тяготы жизни, жестокости со стороны свёкра и свекровки, со стороны золовки. Матрена Тимофеевна жертвует собой ради любимого мужа и терпит его семью: «Семья была большущая, сварливая… Попала я с девичьей холи в ад!.. На старшую золовушку, на Марфу богомольную работай, как раба; за свёкором приглядывай, сплошаешь – у кабатчика пропажу выкупай». Да и муж её Филипп, заступник (ведущий русского ведомого человека; в роли ведущего, в роли заступника выступает в поэме губернатор и губернаторша, к которым Матрена Тимофеевна пошла разрешить свою беду),в хоть и только раз, да ударил её: «Филипп Ильич прогневался, пождал, пока поставила корчагу на шесток, да хлоп меня в висок!.. Ещё подбавил Филюшка…  И всё тут!» Вера в приметы и суеверность, в судьбу в этой поэме отражена в том, что свекровь Матрены Тимофеевны всё время обижалась, если кто-то действовал, забывая о приметах; даже голод в деревне случился потому, что Матрена под Рождество надела чистую рубаху. Савелий же говорил такие слова: «как вы ни бейтесь, глупые, что на роду написано, того не миновать! Мужчинам три дороженьки: кабак, острог да каторга, а бабам на Руси три петли: шёлку белого, вторая - шёлку красного, а третья – шёлку чёрного, любую выбирай!..» Другая черта русского менталитета – святость отображена в следующих эпизодах поэмы. Дед Савелий уходит в монастырь после того, как недоглядел за Дёмушкой, в поиске опущения грехов. В повести о двух великих грешниках мы опять же видим русскую святость. У Кудеяра, разбойничьего атамана, «совесть господь пробудил». За покаяние в грехах «сжалился бог». Убийство грешного пана Глуховского – проявление полного осознания грехов, совершённых когда-то Кудеяром, убийство грешника искупляет грехи, поэтому дерево, которое необходимо было срезать ножом Кудеяру, само повалилось в знак прощения: «Только что пан окровавленный пал головой на седло, рухнуло дерево громадное, эхо весь лес потрясло». Не случайно мы отметили именно внешние проявления русского менталитета. Чем же объясняется такое поведение героев вышеназванных произведений можем найти в лирике Тютчева и при рассмотрении связи героя романа Достоевского Мити Карамазова и Аполлона Григорьева.

В лирике Тютчева можно пронаблюдать, как проявляются черты менталитета русского народа. Во многих стихотворениях поэт говорит о противоречивостях, об абсолютно противоположных вещах, уживающихся одновременно в русской душе. Например, в стихотворении «О вещая душа моя!» иллюстрирована двойственность души русского человека: «Пускай страдальческую грудь волнуют страсти роковые – душа готова, как Мария, к ногам Христа навек прильнуть». То есть опять же душа является «жилицей двух миров» - мира грешного и мира святого. Мы опять видим противоречие в словах лирического героя: «О, как ты бьёшься на пороге как бы двойного бытия!..»  в стихотворении «Наш век» отмечаем сочетание неверия и веры в одном человеке: «Впусти меня! – Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!..» Герой обращается к Богу, потому, в нём одновременно уживается желание верить и желание всё отрицать, его душа всё время колеблется между этими двумя противоположными сторонами. В стихотворении «День и ночь» мы видим подтверждение тому, что в основе русской души всегда стоит что-то тёмно-стихийное, хаотическое, дикое, пьяное»: «и бездна нам обнажена с своими страхами и мглами, и нет преград меж ей нами…» Жестокость и жертвенность русской любви мы наблюдаем в стихотворении «О, как убийственно мы любим…»:

 «Судьбы ужасным приговором

твоя любовь для ней была,

и незаслуженным позором

на жизнь её она легла!

……………………………

И что ж от долгого мученья,

как пепл, сберечь ей удалось?

Боль, злую боль ожесточенья,

боль без отрады и без слёз!

 О, как убийственно мы любим!

 Как в буйной слепоте страстей

 мы то всего вернее губим,

 что сердцу нашему милей!..»

Говоря о русском менталитете нельзя сказать о такой личности как Аполлон Григорьев. Можно провести параллель между ним и героем романа Достоевского Митей Карамазовым. Григорьев не был, конечно, в полном смысле прототипом Дмитрия Карамазова, но тем не менее мы видим в последнем много характерных григорьевских черт и связь между ними кажется достаточно тесной.

Митя Карамазов – человек стихии. Минута господствует над его жизнью, увлекая его за собой и раскрывая всё время две какие-нибудь бездны. Восторг и падение, Шиллер и разврат, благородные порывы и низкие поступки поочерёдно, а то и вместе врываются в его жизнь. Уже эти достаточно очевидные черты указывают на душевную ситуацию, весьма близкую григорьевской. Именно столкновение идеального и земного, потребность в высшем существовании со страстной жаждой жить можно увидеть и в судьбе Григорьева и в судьбе Мити. Если взять в качестве примера отношение к женщине и любви, то для них обоих это как какая-то точка жизни, в которой сходятся противоречия. Для Мити как-то соприкасался идеал мадонны с идеалом содомским (две крайности), и разделить их ему было не под силу. У Григорьева был тот «идеал мадонны», увиденный на картине Мурильо. В Лувре он молит Венеру Милосскую  послать ему «женщину – жрицу, а не торговку». Исступлённо-карамазовское чувство слышно в его письмах почти столь же отчётливо, как в Митиных гимнах королеве Грушеньке. «Откровенно сказать: чего я с собой не делал в течение последних четырёх лет. Каких подлостей не позволил я себе в отношении к женщинам, как бы вымещая им всем за проклятую пуританскую чистоту одной, - и ничего не помогало… Я иногда люблю её до низости, до самоунижения, хотя она же была единственное, что могло меня поднимать. Но будет…». Такая раздвоенность, несовместимость двух сторон существования рвёт на свой карамазовский лад душу Аполлона Григорьева. Подчинение бессознательной стихии ещё не приносят внутренней целостности. Он осознавал, что выпускает силы «дикие и необузданные», и уже, в то время как над ним всё большую власть забирали эти силы, всё острее чувствовал, что живёт не так, как нужно. Вот примеры из его писем: «Целая полоса беспутной и безобразной жизни легла тут пластом, ни из неё я вырвался всё тем же диким господином, который известен вам со всех его хороших и дурных сторон… как я жил в Париже, об этом лучше не спрашивайте. Ядовитая хандра, безумные – скверные увлечения, пьянство до видений – вот эта жизнь».

Две бездны жизни Аполлона Григорьева обозначались всё отчётливее. Он писал о двойственности русской души и пытался оправдать ею всё то, что с ним происходило. Но двойственность при его остром критическом сознании тоже оказалась невыносимой. С конца пребывания в Италии в его душе шла борьба, борьба жизни со смертью. Он писал: «Меня, например, никакие человеческие усилия не могут ни спасти, ни исправить. Для меня нет опытов – я впадаю в вечные стихийные стремления… Ничего так не жажду я, как смерти… Ни из меня, ни из нас вообще ничего не выйдет и выйти не может». Он всё-таки продолжал верить в жизнь с непробиваемой русской верой, которую, собственно, трудно определить, как жизненной явление – что такое русская вера? Григорьев чувствовал себя захваченным вихревым началом и во имя своей веры отдавался ему до конца с тем чувством, которое позднее Александр Блок назвал любовью к гибели. Страшным памятником его последнего странствования стала поэма «Вверх по Волге», кончающаяся стоном: «Водки что ли?..» вверх по волге Григорьев возвращался в Петербург, где его сорокалетнего человека, ждали долговая тюрьма и скорая смерть почти под забором.

Ритм вихревого движения одинаково присутствует в жизни Аполлона Григорьева и Дмитрия Карамазова. В романе Достоевского этот ритм играет почти определяющую роль. Несмотря на остановки и повороты в Митиной судьбе, скорость движения всё нарастает и жизнь стремительно несёт Митю к катастрофе. Высшее выражение находит этот ритм с сцене отчаянной езды в мокрое, когда страсть к женщине борется в нём со страстью отречения и стыд за совершённое рисует запутавшемуся уму единственный выход – самоубийство. «И всё-таки, несмотря на всю принятую решимость, было смутно в душе его, смутно до страдания, не дала и решимость спокойствия… Было одно мгновение в пути, что ему вдруг захотелось…достать свой заряженный пистолет и покончить всё, не дождавшись и рассвета. Но мгновение это пролетело как искорка. Да и тройка летела, «пожирая пространство», и по мере приближения к цели, опять-таки мысль о ней, о ней одной всё сильнее и сильнее захватывала ему дух…»

И в падении Григорьев находит упоение и красоту, если уж нет другого выхода, и находит единственным верным и красивым решением падать до конца, как позволяет русский размах. Также, как у Мити: «Потому что если уж полечу в бездну, то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой». У Аполлона Григорьева также прослеживается тема цыган в цикле «Борьба» - цыганская венгерка. У него мы наконец-то видим точное и исчерпывающее определение цыганской теме: «Это ты, загул лихой, ты – слиянье грусти злой с сладострастьем бадеярки – ты, мотив венгерки!».

Вообще Митю и Аполлона Григорьева всегда притягивала красота, и, возможно, потому, что «красота – это страшная и ужасная вещь», вещь таинственная, «божественная загадка», отгадать которую, значит с этим светом распрощаться; «когда заглянул в бездну, обратно уже не хочется да и невозможно». Но желание дать точное, чуть ли не математическое определение – это , присущее не поэту… Да, Григорьвев-учёный не так и не был до конца побеждён Григорьевым-поэтом и Григорьев-учёный не победил до конца Григорьева-поэта, оставив Аполлона Григорьева в состоянии раздвоения. Победил Григорьев-человек, русский, истинно русский человек.

Перед нами разные произведения разных авторов, но их объёдиняют какие-то общие черты, прослеживающиеся то там, то здесь: широта, размах, безудержное желание заглянуть в пропасть, упасть в неё и стремление души к свету, к божественному, в храм, только покинула она кабак. Флягин, Илья Федосеевич, Обломов, Яким Нагой, Тарантьев, Ноздрев – это целая галерея образов, иллюстрирующих черты русского менталитета. Колебание из крайности в крайность – от кабака к храму у Ильи Федосеевича, от храма к кабаку у Ивана Флягина, - замыкает путь русского человека в бесконечный круг, на котором успевают проявляться и другие черты менталитета русского народа, такие, как ведомость, пассивность, поклонение красоте, святость и т.д. Взаимодействие всех этих черт подтверждает, что мы перечислили не какие-то независимые и обособленные черты, проявляющиеся у русского народа, мы назвали черты именно менталитета, который по определению своему является совокупностью этих черт и чем-то целостным, единым, где каждый элемент находится в тесной связи с другим.