Мировоззрение подпольного человека. По "Запискам из подполья" Ф.М. Достоевского
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Введение ……………………….. ………………… 2 стр.
1. Достоевский и « подпольный человек » …………………. 3
2. Подполье Достоевского и Ницше ……….…………………. 6
3. Свобода и любовь ………………………. …………………. 10
4. Эгоизм - основа аристократической души ?
Бедность и « умышленный » город …………………. 14
Заключение ………..……………….……………….. 15
Список литературы…………………………………. 17
Мировоззрение подпольного человека
"…в нашей совести существует безусловное требование нравственного закона, который не творим мы сами и который не происходит
из взаимного соглашения людей".
И. Кант « Бог »
« Я скажу Вам про себя, что я - дитя века, дитя неверия и сомнения
до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки.
Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить,
которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных.
И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно
спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим,
и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры,
в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он:
верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее,
мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью
говорю себе, что и не может быть. Мало того, если бы кто мне доказал,
что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа,
то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
(Из письма Ф.М. Достоевского Наталье Дмитриевне Фонвизиной. 1854 г.)
Введение
Творчество Ф.М.Достоевского сосредоточено вокруг вопросов философии духа,—это темы антропологии, философии истории, этики, философии религии. В этой области обилие и глубина идей у Достоевского поразительны, — он принадлежит к тем творческим умам, которые страдают от изобилия, а не от недостатка идей. В основе всей идейной жизни, всех исканий и построений Достоевского были его религиозные искания, писатель всю жизнь оставался религиозной натурой, всю жизнь «мучился», по его выражению, мыслью о Боге. В «записной книжке» Достоевского читаем: «Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла». Эти сомнения связаны с одной и той же темой— о взаимоотношении и связи Бога и мира.
У Достоевского никогда не было сомнений в бытии Бога, но перед ним всегда вставал (и в разные периоды по-разному решался) вопрос о том, что следует из бытия Божия для мира, для человека. Зло в человеке, зло в истории, мировые страдания могут ли быть религиозно оправданы и приняты? В довольно позднем отрывке (Дневник за 1877-ой год) Достоевский писал: «величайшая красота человека… величайшая чистота его… обращаются ни во что, проходят без пользы человечеству… единственно потому, что всем этим дарам не хватило гения, чтобы управить этим богатством». Мысль его не удержалась на позиции христианского натурализма и приблизилась к противоположному тезису о внутренней двусмысленности человеческого естества, даже двусмысленности красоты, к учению о трагизме «естественной» свободы, уводящей человека к преступлению. « Осуждая искания самовольной отвлеченной правды, порождающие только преступления, Достоевский противопоставляет им народный религиозный идеал, основанный на вере Христовой. »(В.С.Соловьев "Три речи в память Достоевского" (1881 - 1883) .
Когда Достоевский увлекся социализмом, то он «страстно» принял его, но и тогда он не отделял этой «страстной» веры в осуществление правды на земле от веры во Христа. Он потому и ушел вскоре от Белинского, что Белинский «ругал» Христа. Можно предположить, что увлечение социализмом было связано у Достоевского с его поисками истины, которые, как это часто бывает в России, привели его в тюрьму и затем в Сибирь.
Напомним, что Достоевский провел на каторге и в ссылке почти 10 лет . За это время в литературе и общественной жизни России произошло многое. Появились новые таланты. Предстояло опять завоевывать литературную репутацию, выразить в художественной форме пережитое и понятое на каторге и в Сибири. В обществе шли жаркие споры о том , как и когда отменять крепостное право, какими путями должна развиваться страна. В революционно настроенных кругах - тон в них задавали Чернышевский и Добролюбов - считалось возможным и необходимым насильственно изменить общественный строй. В одной из листовок Русь звали « к топору ». Сторонники решительных действий не сомневались, что « новые люди », вооруженные « передовыми теориями », - подобные героям знаменитого романа Н.Г.Чернышевского « Что делать? » вправе и обязаны вести массы к светлому будущему, распоряжаться чужими жизнями. А передовые теории рождает наука, способная вычислить и рассчитать все желания и поступки человека, а в итоге - максимально полезную и выгодную систему организции общества.
Достоевский увидел весь «мрак и ужас», который эти идеи принесут России и всему миру, раньше и явственнее остальных. В повести «Записки из подполья»(1864) он показал, что человек, отвернувшийся от Бога, «освободившийся» от веры и любви, ведомый лишь собственным эгоизмом, нигогда не станет поступать и по расчисленной наукой «табличке». «Записки из подполья » В.В.Розанов считал «краеугольным камнем в литературной деятельности» Достоевского; исповедь подпольного парадоксалиста, человека трагически разорванного сознания, его споры с воображаемым оппонентом, так же как и нравственная победа героини, противостоящей болезненному индивидуализму « антигероя », все это нашло развитие в последующих романах, лишь после появления которых повесть получила высокую оценку и глубокое истолкование в критике. В «Записках из подполья» высказана независимость духа человеческого от природы,—и там же провозглашается, что подлинная суть человека — в его свободе. «Все-то дело человеческое, кажется, действительно в том только и состоит, чтобы человек поминутно доказывал себе, что он—человек, а не штифтик». В «Записках из подполья» мы находим такой апофеоз человека, который превращает его если не в центр мира, то в важнейшее явление.
Н.А. Бердяев в книге « Миросозерцание Достоевского » утверждает, что « Записки из подполья » и « Легенда о Великом Инквизиторе » представляют необъятные умственные богатства. « Достоевский был даже слишком умен для художника, ум его мешал достижению художественного катарсиса… Мистик Достоевский, враг и изобличитель рационализма и интеллектуализма, обожал мысль, был влюблен в диалектику. Достоевский представляет необычайное явление оргийности, экстатичности самой мысли, он опьянен силой своего ума. Мысль его всегда вихревая, оргийно-исступленная, но от этого она не теряет в силе и остроте. На примере своего творчества Достоевский показал, что преодоление рационализма и раскрытие иррациональности жизни не есть непременно умаление ума, что сама острота ума способствует раскрытию иррациональности. Эта оригинальная особенность Достоевского связана с тем, что у него человек раскрывается до конца, никогда не растворяется в безликом единстве».
Попытаемся понять мировоззрение подпольного человека и самого Достоевского, на примере таких важных понятий, которые исследует писатель на протяжении всей своей жизни, как свобода, истина, личность, любовь, страдание, вера, эгоизм, бедность.
1. Достоевский и « подпольный человек »
« Я человек больной…. Я злой человек. Непривлекательный я человек…» так начинаются эти эпатажные записки. Подпольный человек, автор-герой этой исповеди, был когда-то чиновником, но уже давно бросил службу, забился в свою конуру, в свое подполье и, переварив и обмыслив все свои обиды на окружающий мир, создал вот эти «Записки», которые отнюдь им не предназначались для печати. Состоят они из двух частей: «Подполье» и «По поводу мокрого снега». Достоевским к первой части дана разъяснительная сноска, где сказано: «И автор записок и самые «Записки», разумеется, вымышлены… В этом отрывке, озаглавленном «Подполье», это лицо рекомендует самого себя, свой взгдяд и как бы хочет выяснить те причины, по которым оно явилось и должно было явиться в нашей среде. В следующем отрывке придут уже настоящие «записки» этого лица о некоторых событиях его жизни». Итак, в первой части - философия подполья, во второй - реалии подпольной жизни. Главный тезис подпольной философии выражен, может быть, определеннее всего, в следующем пассаже героя: «Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить …» И это сказано «подпольным человеком» уже во второй - «практической» - части, где он описывает, как, выбравшись из своего подполья в мир, он претерпел массу унижений от бывших сотоварищей по школе, после чего пригласил домой проститутку с улицы, приголубил, вызвал на доверчивую откровененность и тут же оскорбил ее, унизил, выгнал, выместив все накопившиеся обиды на этом несчастном существе…
Г.В.Флоровский в статье «Религиозные темы Достоевского» замечает: «Достоевский описывал и изображал не душевную, но духовную реальность. Он изображал первореальность человеческого духа, его хтонические глубины, в которых Бог с дьяволом борется, в которых решается человеческая судьба. Неверно говорить, что Достоевский объективировал или воплощал в своих творческих образах свои переживания, свои идеи. Достоевский совсем не замыкался в своих уединенных думах. Правда, в молодости он был «мечтателем» . Но этот соблазн «мечтательства» он очень рано творчески преодолел в себе. Его душа открылась всем впечатлениям бытия. Достоевский был до болезненности наблюдателен. Он был взволнованно заинтересован всем происходившим вокруг. Он скорее страдал любопытством, нежели невниманием к жизни. Это было не простое любопытство, но метафизическая любознательность. Достоевский был созерцателем, не визионером. И ему дано было видеть таинственность первоосновы эмпирических событий. Он видел то, о чем рассказывал, - он описывал, что видел. В этом основа его реализма. Его творчество есть не истолкование, но изображение человеческой судьбы».
B cвoeй aнтpoпoлoгии Дocтoeвcкий oткpывaeт, чтo чeлoвeчecкaя пpиpoдa в выcшeй cтeпeни динaмичнa, в глyбинe ee oгнeннoe движeниe. Пoкoй, cтaтичнocть cyщecтвyют лишь в вepxнeм, в caмoм пoвepxнocтнoм плacтe чeлoвeкa. Зa ycтoйчивым бытoм, зa дyшeвным блaгooбpaзиeм cкpыты бypи, paзвepзaются тeмныe бeздны. Дocтoeвcкий интepecyeтcя чeлoвeкoм, кoгдa oн yжe пpишeл в cocтояниe бypнoгo движeния. Oн oпycкaeтcя в эти тeмныe бeздны и тaм дoбывaeт cвeт. Дocтoeвcкий нe coзepцaeт пoкoя вeчнocти в глyбинe. B этoм coзepцaниe Дocтoeвcкoгo oчeнь oтличнo oт coзepцaния Плaтонa, oт coзepцaния мнoгиx миcтикoв. He тoлькo в тeлecнoм и дyшeвнoм плaнe пpoиcxoдят бypныe cтoлкновeния поляpныx пpoтивoпoлoжнocтeй, нo и в плaнe дyxoвнoм. Движeниeм зaxвaтывaeтcя нe толькo пoвepxнocть бытия, нo и caмa глyбинa бытия.
«Бoг и дьявoл бopютcя в caмыx глyбинax чeлoвeчecкoгo дyxa. Злo имeeт глyбиннyю, дyxoвнyю пpиpoдy. Пoлe битвы Бoгa и дьявoлa oчeнь глyбoкo зaлoжeнo в чeлoвeчecкoй пpиpoдe. Дocтoeвcкoмy oткpывaлocь тpaгичecкoe пpoтивopeчиe нe в тoй пcиxичecкoй cфepe, в кoтоpoй вce eгo видят, a в бытийcтвeннoй бeзднe. Tpaгeдия пoляpнocти yxoдит кaк бы в caмyю глyбь бoжecтвeннoй жизни. И paзличиe мeждy «бoжecким» и «дьявoльcким» нe coвпaдaeт y Дocтоeвcкoгo c oбычным paзличиeм мeждy «дoбpым» и «злым» — paзличиeм пepифepичecким. Чeлoвeчecкoe cepдцe пoляpнo в caмoй cвoeй пepвoocнoвe, нo cepдцe чeлoвeчecкoe зaлoжeнo в бeздoннoй глyбинe бытия… Дocтoeвcкoмy пpинaдлeжaт cлoвa, чтo «кpacoтa cпaceт миp». Для нeгo нe былo ничeгo вышe кpacoты. Kpacoтa — бoжecтвeннa, нo и кpacoтa, выcший oбpaз oнтoлoгичecкoгo coвepшeнcтвa,— пpeдстaвляeтcя Дocтoeвcкoмy пoляpнoй, двoящeйcя, пpoтивopeчивoй, cтpaшнoй, yжacной. Oн нe coзepцaeт бoжeствeнный пoкoй кpacoты, ee плaтoничecкyю идeю, oн в нeй видит oгнeннoe движeниe, тpaгичecкoe cтoлкнoвeниe. Kpacoтa pacкpывaлacь eмy чepeз чeлoвeкa. Mы yвидим, чтo oн нaxoдил тeмнoe, злoe нaчaлo и в любви к людям. Taк глyбoкo шлo y нeгo coзepцaниe пoляpнocти чeлoвeчecкoй пpиpoды ».(Н.А. Бердяев)
В «Записках из подполья» беспощадно высмеян натурализм в антропологии; для писателя аморализм, скрытый в глубине человека, есть тоже апофеоз человека,— этот аморализм — явление духовного порядка, а не связан с биологическими процессами в человеке. Основная тайна человека в том и состоит, по Достоевскому, что он неизменно стоит всегда перед дилеммой добра и зла, от которой он не может никуда уйти: кто не идет путем добра, тот становится на путь зла. С исключительной едкостью Достоевский высмеивает и тот поверхностный интеллектуализм в понимании человека, который достиг наиболее плоского своего выражения в построениях утилитаризма. Герой «Записок из подполья» говорит о том, что «человек есть существо легкомысленное», действующее менее всего для собственной выгоды: «когда, во все тысячелетия бывало, чтобы человек действовал из одной своей выгоды?» Представление о человеке, как существе рассудочном, а потому и благоразумном, есть чистая фикция, — «так как натура человеческая действует вся целиком,— всем, что в ней есть—сознательно и бессознательно». «Хотенье может, конечно, сходиться с рассудком., но очень часто и даже большей частью совершенно и упрямо разногласит с рассудком».
«Я хочу жить,—продолжает свои замечания человек из подполья,—для того, чтобы удовлетворить всей моей способности жить, — а не для того, чтобы удовлетворить одной только моей рассудочной способности. Рассудок удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотение есть проявление всей человеческой жизни». Самое дорогое для человека — «свое собственное, вольное и свободное хотение, свой собственный, хотя бы и дикий, каприз»; самое дорогое и важное для человека — «по своей глупой воле пожить», и потому «человек всегда и везде, где бы он ни был, любит действовать так, как он хочет, а вовсе не так, как повелевает ему разум и совесть». Психологический волюнтаризм переходит у Достоевского незаметно в иррационализм, в признание, что ключ к пониманию человека лежит глубже его сознания, его совести и разума, — в том «подполье», где он «сам». « Ядро» человека, его подлинная суть даны в его свободе, в его жажде и возможности его индивидуального самоутверждения («по своей глупой воле пожить»). Онтология человека определяется этой жаждой свободы, жаждой быть «самим собой»,—но именно потому, что Достоевский видит в свободе сокровенную суть человека, никто глубже его не заглядывал в тайну свободы, никто ярче его не вскрывал всю ее проблематику, ее «неустроенность».
Бердяев справедливо подметил, что для Достоевского «в свободе подпольного человека заложено семя смерти». Если свобода дороже всего человеку, если в ней последняя его «суть», то она же оказывается бременем, снести которое слишком трудно. А, с другой стороны, в нашем подполье,—а «подпольный» человек и есть как раз «естественный» человек, освободившийся от всякой традиции и условности,— в подполье нашем, по выражению Достоевского, ощущается смрад, обнажается внутренний хаос, злые, даже преступные, во всяком случае постыдные, ничтожные движения.
Путь к добру не определяется одной свободой; он, конечно, иррационален, но только в том смысле, что не разум движет к добру, а воля, сила духа. Оттого-то в свободе, оторванной от живых движений любви, и есть семя смерти. Почему? Да потому, что человек не может по существу отойти от Добра,—и если, отдаваясь свободной игре страстей, он отходит от добра, то у него начинается мучительная болезнь души.
В « Записках из подполья » человек был признан существом, полным противоречий, наделенным жаждой произвола и потребностью в страдании. «Этo paздвoeниe и пoляpизaция чeлoвeчecкoй пpиpoды, этo тpaгичecкoe движeниe, идyщee в caмyю дyxoвнyю глyбинy, в caмыe пocлeдниe плaсты, нe cвязaнo ли y Дocтoeвcкoгo c тeм, чтo oн пpизвaн был в кoнцe нoвoй иcтоpии, y пopoгa кaкoй-тo нoвoй миpoвoй эпoxи pacкpыть в чeлoвeкe бopьбy нaчaл бoгoчeлoвeчecкиx и чeлoвeкoбoжecкиx, Xpиcтoвыx и aнтиxpиcтoвыx, нeвeдoмyю пpeжним эпoxaм, в кoтopыx злo являлocь в бoлee элeмeнтapнoй и пpocтой фopмe? Дyшa чeлoвeкa нaшeй эпoxи paзpыxлeнa, вce cтaлo зыбкo, вce двoитcя для чeлoвeкa, oн живeт в пpeльщeнияx и coблaзнax, вeчнoй oпacнocти пoдмeны. Злo являeтcя в oбличьe дoбpa и пpeльщaeт. Oбpaз Xpиcтa и aнтиxpиcтa, Бoгoчeлoвeкa и чeлoвeкoбoгa двoитcя...Mнoгo в нaшe вpeмя пoявилocь людeй c «двoящимиcя мыcлями», y кoтopыx ocлaбeли внyтpeнниe кpитepии paзличeния. Этo — чeлoвeчecкaя пopoдa, oткpытaя Дocтoeвcким». (Н.А.Бердяев)
2. Подполье Достоевского и Ницше
В каждом из своих великих романов Достоевский ставит и стремится разрешить важнейшие для человечества проблемы. Но разрешить не рассуждениями, а через поступки, жизнь и судьбу персонажей. Поэтому героями своих произведений он делает тех, для которых необходимость «мысль разрешить» важнее спокойствия и счастья. Таким героям, даже тем из них, кто выражает идеи, для автора неприемлемые, Достоевский предоставляет возможность высказываться максимально полно, не опровергая и не ограничивая их слова и поступки прямым авторским комментарием. Писатель никогда не заслоняет персонажей, его голос почти незаметен (не говоря о том, что в большинстве его произведений повествование ведет «заместитель» автора - рассказчик). Герои же, напротив, очень активны, их голоса звучат как бы на равных, спорят, пересекаются. Позиция автора выявляется сюжетом его романов, различными деталями, интонацией и другими художественными приемами.
Все это нередко приводило к тому, что мысли таких персонажей, как «человек из подполья», Раскольников или Иван Карамазов, приписывали самому писателю. Герои- «разрушители» и «отрицатели» выглядят столь убедительно и привлекательно, что кое-кому казалось невозможным, чтобы сам автор не разделял их убеждений.
В начале XX века критик и философ Лев Шестов 1 в знаменитой работе «Достоевский и Ницше»(1902 г.) напрямую сравнил Достоевского с «подпольным человеком», Раскольниковым и Иваном Карамазовым, утверждая, что Достоевский считает, что никаких идеалов и истин на свете не существует и понимающим это людям «все позволено». В произведениях немецкого философа Фридриха Ницше Шестов увидел продолжение и развитие сокровенных идей Достоевского: между добром и злом нет никаких отличий, любовь и сострадание к ближним - лишь слабость и пережиток, мораль существует для тех, кто «тварь дрожащая». Достоевский, доказывал Шестов, тоже рассуждал именно так, а там, где он провозглашал высокие идеалы, где утверждал, что « самый забитый, последний человек есть тоже человек и называется брат твой », он отдавал дань обывательской морали, лицемерил.
Сопоставим различные точки зрения на взгляды и убеждения Достоевского в воображаемом диалоге двух российских философов.
Л. И. Шестов: Ницше утверждает, что всякая философия есть своего рода мемуары и невольные признания философа…Всякий, кто пытается взглянуть на жизнь иначе, нежели этого требует современное мировоззрение, может и должен ждать, что его зачислят в ненормальные люди. Страшный призрак "ненормальности" все время давил и давит этот колоссальный ум и заставляет его мириться с посредственностью, в себе самом искать посредственности. Его страх понятен: хотя современность и выдвинула вновь идею о родстве гениальности и безумия, но мы все по-прежнему больше смерти боимся сумасшествия. Какое бы там ни было родство - гениальность есть гениальность, безумие - безумие. И скорей безумный скомпрометирует своим обществом гения, чем гений оправдает безумие….Достоевский и Ницше говорят не затем, чтоб
__________________________________________________________________________________
1 Шестов Лев (настоящие имя и фамилия: Иегуда Лейб Исаакович Шварцман) (1866-1938) -
русский философ, один из основоположников экзистенциальной философии
распространить среди людей свои убеждения и просветить ближних. Они сами ищут света, они не верят себе, что то, что им кажется светом, есть точно свет, а не обманчивый блуждающий огонек или, хуже того - галлюцинация их расстроенного воображения. Они зовут к себе читателя, как свидетеля, они от него хотят получить право думать по-своему и право существовать…
История перерождения убеждений - разве может быть во всей области литературы какая-нибудь история, более полная захватывающего всепоглощающего интереса? Достоевский слишком хорошо знал, какое решающее значение может иметь для нас вопрос о рождении убеждений; знал он также, что хоть сколько-нибудь выяснить этот вопрос можно лишь одним путем: рассказав собственную историю. Помните слова героя из «Записок из подполья» ? «О чем может говорить порядочный человек с наибольшим удовольствием?.. Ответ: о себе. Ну, так я буду говорить о себе». В примечании к «Запискам из подполья» вы это чувствуете особенно сильно. Там Достоевский настаивает на том, что «автор записок, как и сами записки, вымышлены» , и что он лишь поставил себе задачей изобразить « одного из представителей доживающего поколения » … Читатель с первых же страниц убеждается, что вымышлены не записки и их автор, а объяснительное к ним примечание. Но примечание для Достоевского не было лишь пустой формой. Ему самому страшно было думать, что «подполье», которое он так ярко обрисовывал, было не нечто ему совсем чуждое, а свое собственное, родное.
От прошлых убеждений Достоевского, от того, во что он веровал в молодости… не осталось ни следа… Достоевский говорит о перерождении своих убеждений, у Ницше идет речь о переоценке всех ценностей. В сущности, оба выражения - лишь разные слова для обозначения одного и того же процесса. Если взять во внимание это обстоятельство, то, пожалуй, теперь не покажется странным, что Ницше имел такое высокое мнение о Достоевском. Вот его подлинные слова: « Достоевский, это - единственный психолог, у которого я мог кой-чему научиться; знакомство с ним я причисляю к прекраснейшим удачам моей жизни». Ницше признал в Достоевском своего родного человека… многое, что было темно в Достоевском, разъясняется сочинениями Ницше.
Н. А. Бердяев : Был ли caм Дocтoeвcкий чeлoвeкoм из пoдпoлья, coчyвcтвoвaл ли oн идeйнo диaлeктикe чeлoвeкa из пoдпoлья? Этoгo вoпpoca нeльзя cтaвить и peшaть cтaтичecки. Oн дoлжeн быть peшeн динaмичecки. Mиpocoзepцaниe пoдпoльнoгo чeлoвeкa нe eсть пoлoжитeльнoe миpocoзepцaниe Дocтoeвcкoгo. B cвoeм пoлoжитeльнoм peлигиoзнoм миpocoзepцaнии Дocтoeвcкий изoбличaeт пaгyбнocть пyтeй cвoeвoлия и бyнтa пoдпoльнoгo чeлoвeкa. Этo cвoeвoлиe и бyнт пpивeдyт к иcтpeблeнию cвoбoды чeлoвeкa и к paзлoжeнию личнocти. Ho пoдпoльный чeлoвeк co cвoeй изyмитeльнoй идeйнoй диaлeктикoй oб иppaциoнaльнoй чeлoвeчecкoй cвoбoдe ecть мoмeнт тpaгичecкoгo пyти чeлoвeкa, пyти изживaния cвoбoды и иcпытaния cвoбoды. Cвoбoдa жe ecть выcшee блaгo, oт нee нe мoжeт oткaзaтьcя чeлoвeк, нe пepecтaв быть чeлoвeкoм.
To, чтo oтpицaeт пoдпoльный чeлoвeк в cвoeй диaлeктикe, oтpицaeт и caм Дocтoeвcкий в cвoeм пoлoжитeльнoм миpocoзepцaнии. Oн бyдeт дo кoнцa oтpицaть paциoнaлизaцию чeлoвeчecкoгo oбщecтвa, бyдeт дo кoнцa oтpицaть вcякyю пoпыткy пocтaвить блaгoпoлyчиe, блaгopaзyмиe и блaгoдeнcтвиe вышe cвoбoды, бyдeт oтpицaть гpядyщий Xpycтaльный Двopeц, гpядyщyю гapмoнию, ocнoвaннyю нa yничтoжeнии чeлoвeчecкoй личнocти. Ho oн пoвeдeт чeлoвeкa дaльнeйшими пyтями cвoeвoлия и бyнтa, чтoбы oткpыть, чтo в cвoeвoлии иcтpeбляeтcя cвoбoдa, в бyнтe oтpицaeтcя чeлoвeк. Пyть cвoбoды вeдeт или к чeлoвeкoбoжecтвy, и нa этoм пyти чeлoвeк нaxoдит cвoй кoнeц и cвoю гибeль, или к Бoгoчeлoвeчecтвy, и нa этoм пyти нaxoдит
cвoe cпaceниe и oкoнчaтeльнoe yтвepждeниe cвoeгo oбpaзa. Чeлoвeк тoлькo и ecть, ecли oн oбpaз и пoдoбиe Бoжиe, ecли ecть Бoг. Ecли нeт Бoгa, ecли oн caм бoг, то нeт и чeлoвeкa, то пoгибaeт и eгo oбpaз. Лишь вo Xpиcтe paзpeшaeтcя пpoблeмa чeлoвeкa. Идeйнaя диaлeктикa пoдпoльнoгo чeлoвeкa ecть лишь нaчaльный мoмeнт идeйнoй диaлeктики caмoгo Дocтoeвcкoгo; oнa тaм нaчинaeтcя, a нe зaвepшaeтcя. Зaвepшaeтcя жe пoлoжитeльнo в «Бpaтьяx Kapaмaзoвыx». Ho oднo ocтaeтcя нecoмнeнным: нeт вoзвpaтa к тoмy пoднeвoльнoмy, пpинyдитeльнo paциoнaлизиpoвaннoмy coзнaнию, пpoтив кoтopoгo вocстaeт пoдпoльный чeлoвeк.
Чeлoвeк дoлжeн пpoйти чepeз cвoбoдy. И Дocтoeвcкий пoкaзывaeт, кaк чeлoвeк, кoгдa eгo нacильcтвeннo втиcкивaют в paccyдoчныe paмки и жизнь eгo pacпpeдeляют пo тaблицaм, «нapoчнo cyмacшeдшим нa этoт cлyчaй cдeлaeтcя, чтoбы нe имeть paccyдкa и нacтoять нa cвoeм». Oн пpизнaeт «фaнтacтичecкий элeмeнт» в чeлoвeкe cyщecтвeнным для чeлoвeчecкoй пpиpoды.
Л.И. Шестов: «Записки из подполья», это - раздирающий душу вопль ужаса, вырвавшийся у человека, внезапно убедившегося, что он всю свою жизнь лгал, притворялся, когда уверял себя и других, что высшая цель существования, это - служение последнему человеку. До сих пор он считал себя отмеченным судьбой, предназначенным для великого дела. Теперь же он внезапно почувствовал, что он ничуть не лучше, чем другие люди, что ему так же мало дела до всяких идей, как и самому обыкновенному смертному. Пусть идеи хоть тысячу раз торжествуют: пусть освобождают крестьян, пусть заводят правые и милостивые суды, пусть уничтожают рекрутчину - у него на душе от этого не становится ни легче, ни веселее. Он принужден сказать себе, что если бы взамен всех этих великих и счастливых событий на Россию обрушилось несчастие, он чувствовал бы себя не хуже, - может быть, даже лучше... Что делать, скажите, что делать человеку, который открыл в себе самом такую безобразную и отвратительную мысль?.. И это в сорок лет, когда начинать новую жизнь невозможно, когда разрывать с прошлым - значит заживо похоронить себя. «Записки из подполья» есть публичное - хотя и не открытое - отречение от своего прошлого. «Не могу, не могу больше притворяться, не могу жить в этой лжи идей, а другой правды нет у меня; будь, что будет» - вот что говорят эти записки, сколько бы Достоевский ни открещивался от них в примечании, в них все, что когда-то наполняло умилением и восторгом душу Достоевского, - все осыпается градом ядовитейших сарказмов.
На какой стороне истина? До сих пор «совесть и разум» считались последними судьями… Кончается для человека тысячелетнее царство «разума и совести»; начинается новая эра - « психологии» , которую у нас в России впервые открыл Достоевский… Сократ, Платон, добро, гуманность, идеи - весь сонм прежних ангелов и святых, оберегавших невинную человеческую душу от нападений злых демонов скептицизма и пессимизма, бесследно исчезает в пространстве, и человек пред лицом своих ужаснейших врагов впервые в жизни испытывает то страшное одиночество, из которого его не в силах вывести ни одно самое преданное и любящее сердце. Здесь-то и начинается философия трагедии. Победить идеализмом свои несчастия и сомнения - невозможно. Все попытки борьбы в этом направлении не привели ни к чему: «Это "прекрасное и высокое" сильно-таки надавило мне затылок в мои сорок лет», - говорит подпольный человек. Остается одно: оставить бесплодную борьбу и пойти вслед за скептицизмом и пессимизмом, посмотреть - куда они приведут человека… Иначе говоря, начинается «переоценка всех ценностей». История перерождения убеждений Достоевского в основных чертах сводится к попытке реабилитации прав подпольного человека…
Идеализм, совершенно неожиданно для себя, обращается из безгрешного судьи в подсудимого. «У нас, русских, вообще говоря, никогда не бывало глупых, надзвездных, немецких и особенно французских романтиков, на которых ничего не действует, хоть земля под ними трещи, хоть погибай вся Франция на баррикадах - они все те же, даже для приличия не изменяются и все будут петь свои надзвездные песни, так сказать, по гроб своей жизни, потому что они дураки. У нас же, в русской земле, нет дураков». («Записки из подполья»).
…В «Записках из мертвого дома» открываются такие перлы, каких и в подполье не найдешь. Например, хотя бы эти заключительные слова романа: «Сколько в этих странах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уже все сказать; ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно…». Кто из русских людей не знает этих строк наизусть? Значит, умел же Достоевский принарядить эту безобразную и отвратительную мысль. Как? Лучшие русские люди живут в каторге?! Самый даровитый, самый сильный, необыкновенный народ, это - убийцы, воры, поджигатели, разбойники?
Н.А. Бердяев: Шестов напрасно видит в этих строках Достоевского «реабилитацию подпольного человека»,—наоборот, подчеркивая всю таинственность зла в человеческой душе, Достоевский показывает неустроенность человеческого духа или лучше — расстройство его, а вместе с тем и невозможность для человеческого духа отойти от этической установки. «Семя смерти», заложенное в свободе, означает, что расстройство духа имеет корень не на поверхности, а именно в последней глубине духа, ибо нет ничего глубже в человеке его свободы. Проблематика свободы в человеке есть вершина идей Достоевского в антропологии; свобода не есть последняя правда о человеке—эта правда определяется этическим началом в человеке, тем, к добру или злу идет человек в своей свободе. Оттого в свободе есть, может быть, «семя смерти» и саморазрушения, но она же может вознести человека на высоты преображения.
Л.И. Шестов: «никакая гармония, никакие идеи, никакая любовь или прощение, словом, ничего из того, что от древнейших до новейших времен придумывали мудрецы, не может оправдать бессмыслицу и нелепость в судьбе отдельного человека». («Записки из подполья») Станьте на минуту на точку зрения Достоевского, подземного человека, и вы поймете, какая пытка скрывается в этом упрощении. Под землей врачевать себя, заботиться о себе, думать о себе - когда, очевидно, никакое врачевание уже невозможно, когда ничего выдумать нельзя, когда все кончено! Но поразительно: когда человеку грозит неминуемая гибель, когда пред ним раскрывается пропасть, когда уходит последняя надежда, с него внезапно снимаются все его тягостные обязанности в отношении к людям, человечеству, к будущему, цивилизации, прогрессу и т. д., и взамен всего этого предъявляется упрощенный вопрос об его одинокой, ничтожной, незаметной личности.
«Тот,- пишет Ницше, - кому знакомы ужас и холод одиночества, на которое обрекает нас всякое безусловно отличное от общепринятого мировоззрение (jede unbedingte Verschiedenheit des Blicks), тот также поймет, как часто приходилось мне, чтоб излечиться от самого себя, чтоб хоть на время забыться, искать себе убежища в благоговении пред чем-нибудь, во вражде, в научности, в легкомыслии, в глупости; и почему я в тех случаях, когда не находил готовым того, что мне нужно было, искусственно добывал его себе - пускался на фальсификации, выдумывал (а что другое делали поэты? И зачем вообще существует все искусство?)».
«Нет ничего истинного, все дозволено», - во всех своих сочинениях, все время и неизменно Ницше апеллирует к какой-то высшей инстанции, называемой им то просто жизнью, то «совокупностью жизни», и не смеет говорить от своего собственного имени. Получается впечатление, которое лучше всего резюмируется насмешливыми словами Достоевского: «Все дозволено и шабаш!.. только если захотел мошенничать, то зачем бы еще кажется, санкция истины?» 1 В «Menschliches, Allzumenschliches» Ницше говорит: « Есть ли у человека змеиное жало или нет, об этом можно узнать не прежде, чем когда кто-нибудь наступит на него пятой. Женщина или мать сказала бы: не прежде, чем когда кто-нибудь наступит ногой на любимого человека или ее дитя. - Наш характер гораздо больше определяется отсутствием известного рода переживаний, чем тем, что мы пережил» «Каков бы ты ни был, - говорит он, - служи себе источником своего опыта ». «В одиночестве ты сам пожираешь себя; на людях - тебя пожирают многие: теперь - выбирай!» Но в конце концов, приходится выбирать одиночество; все же оно лучше, чем "оставленность", т. е. сознание, что среди огромного множества людей ты всем чужд: «О, одиночество, - говорит Заратустра, - о, моя отчизна, одиночество! Слишком долго жил я дико на дикой чужбине и теперь со слезами возвращаюсь к тебе…».
________________________________________________
[1] "Братья Карамазовы"
Н.А. Бердяев : «Что жe нoвoe пpиoткpылocь Дocтoeвcкoмy o чeлoвeкe?.. Oн знaл нe мeнышe, чeм знaл Hицшe, нo oн знaл и тo, чeгo Hицшe нe знaл… Дocтoeвcкий и Hицшe пoзнaли, чтo cтpaшнo cвoбoдeн чeлoвeк и чтo cвoбoдa этa тpaгичнa, вoзлaгaeт бpeмя и cтpaдaниe. И yвидeли oни paздвoeниe пyтeй ввepx oт чeлoвeкa к Бoгoчeлoвeкy и чeлoвeкoбoгy. Чeлoвeчecкaя дyшa пpeдcтaлa в мoмeнт cвoeй бoгooтcтaвлeннocти, и этoт oпыт oкaзaлcя cвoeoбpaзным peлигиoзным oпытoм, в кoтopoм пocлe пoгpyжeния в тьмy зaгopaeтcя нoвый cвeт… Oткpылcя пyть кo Xpиcтy чepeз бecпpeдeльнyю cвoбoдy. Изoбличaeтcя coблaзнитeльнaя лoжь чeлoвeкoбoжecтвa нa caмoм пyти бecпpeдeльнoй свободы. И этo былo yжe нoвым cлoвoм o чeлoвeкe.
Tвopчecтвo Дocтoeвcкoгo oзнaчaeт нe толькo кpизиc, нo и кpyшeниe гyмaнизмa, внyтpeннee eгo изoбличeниe. B этoм имя Дocтoeвcкoгo дoлжнo быть пocтaвлeнo pядoм c имeнeм Hицшe. Пocлe Дocтoeвcкoгo и Hицшe нeвoзмoжeн yжe вoзвpaт к cтapoмy paциoнaлиcтичecкoмy гyмaнизмy, гyмaнизм пpeвзoйдeн. Гyмaниcтичecкoe caмoyтвepждeниe и caмoдoвoльcтвo чeлoвeкa нaxoдит cвoй кoнeц y Дocтoeвcкoгo и Ницше. Дaльше лeжит пyть или к Бoгoчeлoвeкy или к cвepxчeлoвeкy, чeлoвeкoбoгy. Ha oднoм чeлoвeчecкoм ocтaнaвливaтьcя yжe нeльзя. Hицшe xoчeт пpeoдoлeть чeлoвeкa, кaк cтыд и пoзop, и идeт к cвepxчeлoвeкy.
Ecть oгpoмнoe paзличиe мeждy Дocтoeвcким и Hицшe. Дoстoeвcкий знaл coблaзн чeлoвeкoбoжecтвa, oн глyбoкo иccлeдoвaл пyти чeлoвeчecкoгo cвoeвoлия. Ho oн знaл дpyгoe, видeл cвeт Xpиcтoв, в кoтopoм изoбличaлacь тьмa человекобожества. Oн был дyxoвнo-зpячий. Hицшe жe caм был вo влacти идeй чeлoвeкoбoжecтвa; идeя cвepxчeлoвeкa иcтpeбилa y нeгo чeлoвeкa. У Дocтoeвcкoгo жe дo кoнцa coxpaняeтcя чeлoвeк…
В заключении этой воображаемой дискуссии надо заметить, что Лев Шестов, один из проницательных и глубоких мыслителей 20-го века, все же не заметил основы мировоззрения Достоевского: главная движущая сила в мире - не страх, а любовь и радость. Не оттого человек служит добру, что боится наказания от Бога, а потому, что любовь к Богу и ближним и «отдача» им себя - счастье и радость.
Hи y кoгo, кaжeтcя, в иcтopии миpa нe былo тaкoгo oтнoшeния к чeлoвeкy, кaк y Дocтоeвcкoгo. И в caмoм пocлeднeм чeлoвeкe, в caмoм cтpaшнoм пaдeнии чeлoвeчecкoм coxpaняeтcя oбpaз и пoдoбиe Бoжиe. Eгo любoвь к чeлoвeкy нe былa гyмaниcтичecкoй любoвью. Oн coeдинял в этой любви бecкoнeчнocть cocтpaдaния c кaкoй-тo жecтoкocтью. Oн пpoпoвeдoвaл чeлoвeкy пyть страдания. И этo cвязaнo былo c тeм, чтo в цeнтpe eгo aнтpoпoлoгичecкoгo coзнaния зaлoжeнa идeя cвoбoды. Бeз cвoбoды нeт чeлoвeкa. И вcю cвoю диaлeктикy o чeлoвeкe и eгo cyдьбe Дocтоeвcкий вeдeт кaк диaлeктикy o cyдьбe cвoбoды. Ho пyть cвoбoды ecть пyть страдания. И этoт пyть cтpaдaния должeн быть дo кoнцa пpoйдeн чeлoвeкoм. Чтoбы дo кoнцa yзнaть вce, чтo oткpылocь Дocтoeвcкoмy o чeлoвeкe, нyжнo oбpaтитьcя к eгo иccлeдoвaнию o cвoбoдe.
3. Свобода и любовь
Свобода, как понимает ее «подпольный» человек, - «свое собственное, вольное и свободное хотенье», возможность «по своей глупой воле пожить» - оказывается, такому человеку и не нужна. Как только он получает возможность удовлетворить это « хотенье », выясняется, что никаких желаний у него вовсе нет. В финале он обнаруживает полное бессилие и неумение ответить единственному полюбившему его человеку - Лизе. Она убегает; дверь за ней « туго захлопнулась ».
« Дocтoeвcкий пpeдocтaвляeт чeлoвeкy идти пyтeм cвoбoднoгo пpинятия тoй Иcтины, кoтopaя дoлжнa cдeлaть чeлoвeкa oкoнчaтeльнo cвoбoдным. Ho пyть этoт лeжит чepeз тьмy, чepeз бeзднy, чepeз paздвoeниe, чepeз тpaгeдию. He пpям и нe глaдoк этoт пyть. Ha нeм блyждaeт чeлoвeк, coблaзнeнный пpизpaчными видeниями, oбмaнчивым cвeтoм, зaвлeкaющим в eщe бoлыпyю тьмy. Этo — пyть длинный, oн нe знaeт линии пpямoгo вocxoждeния. Этo пyть иcпытaний, oпытный пyть, пyть пoзнaния нa oпытe дoбpa и злa. Coкpaщeн или oблeгчeн, этoт пyть мoг бы быть oгpaничeниeм или oтнятиeм чeлoвeчecкoй cвoбoды. Ho нyжны ли, дopoги ли Бoгy тe, кoтopыe пpидyт к Heмy нe пyтeм cвoбoды, нe oпытным yзнaниeм вceй пaгyбнocти злa? He зaключaeтcя ли cмыcл миpoвoгo и иcтopичecкoгo пpoцecca в этoй Бoжьeй жaждe вcтpeтить cвoбoднyю oтвeтнyю любoвь чeлoвeкa? Ho мeдлит чeлoвeк в этoм движeнии oтвeтнoй любви к Бoгy. Oн дoлжeн иcпытaть cнaчaлa гopькиe paзoчapoвaния и нeyдaчи в любви к тлeнным и нeдocтoйным пpeдмeтaм. Cвoбoдa, кaк cвoeвoлиe, иcтpeбляeт ceбя, пepexoдит в cвoю пpoтивoпoлoжнocть, paзлaгaeт и гyбит чeлoвeкa. C внyтpeннeй иммaнeнтнoй нeизбeжнocтью ведeт тaкaя cвoбoдa к paбcтвy, yгaшaeт oбpaз чeлoвeкa». ( Н.А.Бердяев)
« Ничто не может осуществиться иначе, как через волевую решимость и избрание. Поэтому Достоевский защищал не только своеобразие, но именно "своеволие" человека. Даже смирение и покорность возможны только через "своеволие", - иначе они не имеют цены. Но с другой стороны, никто сильнее и убедительнее, чем Достоевский, не изображал саморазрушительности свободы. .. Во имя "своеволия" или свободы Достоевский восстает против "всемства", против всякого объективного принуждения, обоснованного только в принудительности и необходимости. И вместе с тем он показывает, как протестант превращается в "подпольного человека", - и начинается мистическое разложение, распад личности. Одинокая свобода оборачивается одержимостью. Упрямый протест разрешается внутренним пленом. И более того, свобода превращается в принуждение и насилие. "Подпольный человек" становится сразу и насильником и одержимым ». (Г.В.Флоровский)
Свободным быть опасно. Но еще опаснее лишать свободы. Кто покусится на свободу и на жизнь человека, тот сам погибнет. Свобода должна быть внутренне ограничена. Иначе она обращается в свое отрицание. Достоевский показывает, как пустая свобода делает личность рабом страсти или идеи. Антиномия человеческой свободы разрешается только в любви. Но ведь любовь может быть только свободной. Несвободная любовь вырождается в страсть, становится началом порабощения и насилия, - и для любимого, и для влюбленного. Истинная любовь возможна только в свободе, только как любовь к свободе человека. Здесь открывается нерасторжимая связь: любовь через свободу и свобода через любовь.
Если человек не может и не должен становиться «органным штифтиком » в системе авторитарных отношений, то не может он и не должен становиться и медиумом естественных симпатических чувств. Органическое братство, организованное, пусть изнутри, «хоровым началом» , очень мало будет отличаться от «муравейника». «Дocтoeвcкий бepeт чeлoвeкa oтпyщeнным нa cвoбoдy, вышeдшим из-пoд зaкoнa, выпaвшим из кocмичecкoгo пopядкa u uccлeдyeт cyдьбy eгo нa cвoбoдe, oткpывaeт нeoтвpaтимыe peзyльтaты nyтeй cвoбoды. Дocтoeвcкoгo пpeждe вceгo интepecyeт cyдьбa чeлoвeкa в cвoбoдe, пepexoдящeй в cвoeвoлиe. Boт гдe oбнapyживaeтcя чeлoвeчecкaя пpиpoдa. Пoдзaкoннoe cyщecтвoвaниe чeлoвeкa нa твepдoй зeмнoй пoчвe нe pacкpывaeт тaйн чeлoвeчecкoй пpиpoды. Дocтoeвcкий ocoбeннo зaинтepeсовывается cyдьбoй чeлoвeкa в мoмeнт, кoгдa oн вoccтaл пpoтив oбъeктивнoгo миpoпopядкa, oтopвaлcя oт пpиpoды, oт opгaничecкиx кopнeй и oбъявил cвoeвoлиe. Oтщeпeнeц oт пpиpoднoй, opгaничecкoй жизни ввepгaeтcя Дocтoeвcким в чиcтилищe и aд гopoдa и тaм пpoxoдит oн cвoй пyть cтpaдaния, иcкyпaeт винy cвoю.
Пyть чeлoвeкa нa cвoбoдe нaчинaeтcя c кpaйнeгo индивидyaлизмa, c yeдинeния, c бyнтa пpoтив внeшнeгo миpoпopядкa. Paзвивaeтcя нeпoмepнoe caмoлюбиe, oткpывaeтcя пoдпoльe. Чeлoвeк c пoвepxнocти зeмли пepexoдит в пoдзeмeльe. Пoявляeтcя пoдпoльный чeлoвeк, нeблaгooбpaзный, бeзoбpaзный чeлoвeк и pacкpывaeт cвoю диaлeктикy. Tyт впepвыe в гeниaльнoй диaлeктикe идeй «Зaпиcoк из пoдпoлья» Дocтoeвcкий дeлaeт цeлый pяд oткpытий o чeлoвeчecкoй пpиpoдe. Чeлoвeчecкaя пpиpoдa пoляpнa, aнтинoмичнa и иppaциoнaльнa. У чeлoвeкa ecть нeиcкopeнимaя пoтpeбнocть в иppaциoнaльнoм, в бeзyмнoй cвoбoдe, в cтpaдaнии. Чeлoвeк нe cтpeмитcя нeпpeмeннo к выгoдe. B cвoeвoлии cвoeм чeлoвeк cплoшь и pядoм пpeдпoчитaeт cтpaдaния. Oн нe миpитcя c paциoнaльным ycтpoeниeм жизни. Cвoбoдa вышe блaгoпoлyчия. Ho cвoбoдa нe ecть гocпoдcтвo paзyмa нaд дyшeвнoй cтиxиeй, cвoбoдa — caмa иppaциoнaльнa и бeзyмнa, oнa влeчeт к пepexoдy зa гpaни, пocтaвлeнныe чeлoвeкy. Этa бeзмepнaя cвoбoдa мyчит чeлoвeкa, влeчeт eгo к гибели. Ho чeлoвeк дopoжит этoй мyкoй и этoй гибeлью. Haчинaeтcя cтpaдaльчecкoe cтpaнcтвoвaниe чeлoвeкa нa пyтяx cвoeвoльнoй cвoбoды. И oнo дoвoдит чeлoвeкa дo пocлeдниx пpeдeлoв paздвoeния». (Н.А.Бердяев)
Пoдпольный чeлoвeк oтвepгaeт вcякyю paционaльнyю opгaнизaцию вceoбщeй гapмoнии и блaгoпoлyчия. «Я ниcкoлькo нe yдивлюcь,— гoвopит гepoй «Зaпиcoк из пoдпoлья»,— ecли вдpyг ни c тoгo ни c ceгo, cpeди вceoбщeгo бyдyщeгo блaгopaзyмия вoзникнeт кaкoй-нибyдь джeнтльмeн c нeблaгopoднoй или, лyчшe cкaзaть, c peтpoгpaднoй и нacмeшливoй физиoнoмиeй, yпpет pyки в бoкa и cкaжeт нaм вceм: a чтo, гocпoдa, нe cтoлкнyть ли нaм вce этo блaгopaзyмиe c oднoгo paзa, нoгoй, пpaxoм, eдинcтвeннo c тoй цeлью, чтoбы вce эти лoгapифмы oтпpaвилиcь к чepтy и чmoбы нaм onяmь no cвoeй глynoй вoлe noжumь. Этo бы eщe ничeгo, нo oбиднo тo, чтo вeдь нeпpeмeннo пocлeдoвaтeлeй нaйдeт; тaк чeлoвeк ycтpoeн. И вce тo oт caмoй пycтeйшeй пpичины, кoтopoй бы, кaжeтcя, и yпoминaть нe cтоит; имeннo oт тoгo, чтo чeлoвeк, вceгдa и вeздe, ктo бы oн ни был, любил дeйcтвoвaть тaк, кaк xoтeл, a вoвce нe тaк, кaк пoвeлeвaли eмy paзyм и выгoдa; xoтeть жe мoжнo и пpoтив coбcтвeннoй выгoды, a инoгдa и пoлoжитeльнo дoлжнo. Cвoe coбcтвeннoe вoльнoe и cвoбoднoe xoтeниe, cвoй coбcтвeнный, xoтя бы и caмый дикий кaпpиз, cвoя фaнтaзия, paздpaжeннaя инoгдa xoтя бы дaжe дo cyмacшecтвия,— этo-тo и ecть тa caмaя, пpoпyщeннaя, caмaя выгoднaя выгoдa, кoтopaя ни пoд кaкyю клaccификaцию нe пoдxoдит и oт кoтopoй вce cиcтeмы и тeopии пocтoяннo paзлeтaютcя к чepтy. И oтчeгo этo взяли вce эти мyдpeцы, чтo чeлoвeкy нaдo кaкoгo-то нopмaльнoгo, кaкoгo-тo дoбpoвoльнoгo xoтeния. C чeгo этo нeпpeмeннo вooбpaзили oни, чтo чeлoвeкy нaдo нeпpeмeннo блaгopaзyмнo-выгoднoгo xoтeния. Чeлoвeкy нaдo тoлькo oднoгo cамocmoяmeльнoгo xoтeния, чeгo бы этo ни cтoилo и к чeмy бы-ни пpивeлo». «Ecть oдин тoлькo cлyчaй, толькo oдин, кoгдa чeлoвeк мoжeт нapoчнo, coзнaтeльнo пoжeлaть ceбe дaжe вpeднoгo, глyпoгo, дaжe глyпeйшeгo, a имeннo: чтoбы uмemь npaвo пoжeлaть ceбe дaжe и глyпeйшeгo и нe быть cвязaнным oбязaннocтью жeлaть ceбe oднoгo толькo yмнoгo. Beдь этo глyпeйшee, вeдь этoт cвoй кaпpиз и в caмoм дeлe, гocпoдa, мoжeт быть вceгo выгoднee для нaшeгo бpaтa, из вceгo, чтo ecть нa зeмлe, ocoбeннo в иныx cлyчaяx. A в чacтнocти, мoжeт быть выгoднee вcex выгoд, дaжe и в тoм cлyчae, ecли пpинocит нaм явный вpeд и пpoтивopeчит caмым здpaвым зaключeниям нaшeгo paccyдкa o выгoдax, пoтoмy чтo, вo вcякoм cлyчae, coxpaняem нaм caмoe глaвнoe u caмoe дopoгoe, mo ecmь нaшy лuчнocmь u нaшy индивидуальность».
Чeлoвeк нe apифмeтикa, чeлoвeк — cyщecтвo пpoблeмaтичecкoe и зaгaдoчнoe. Пpиpoдa чeлoвeкa пoляpнa дo caмoй глyбины. «Чeгo жe мoжнo oжидaть oт чeлoвeкa, кaк oт cyщecтвa, oдapeннoгo тaкими cтpaнными кaчecтвaми? Чeлoвeк пoжeлaeт caмoгo пaгyбнoгo вздopa, caмoй нeэкoнoмичecкoй бeccмылицы, eдинcтвeннo для тогo, чтoбы кo вceмy этoмy пoлoжитeльнoмy блaгopaзyмию пpимeшaть cвoй пaгyбный фaнтacтичecкий элeмeнт. Имeннo cвoи фaнтacтичecкиe мeчты, cвoю пoшлeйшyю глyпocть пoжeлaeт yдepжaть зa coбoй eдинcтвeннo для тoгo, чтoбы caмoмy ceбe пoдтвepдить, чтo люди вce eщe люди, a нe фopтeпиaнныe клaвиши». «Ecли вы cкaжeтe, чтo и этo вce мoжнo paccчитaть пo тaбличкe, и xaoc, и мpaк, и пpoклятиe, тaк чтo yж oднa вoзмoжнocть пpeдвapитeльнoгo pacчeтa вce ocтaнoвит и paccyдoк вoзьмeт cвoe, тaк чeлoвeк нapoчнo cyмacшeдшим нa этот cлyчaй cдeлaeтcя, чтoбы нe имeть paccyдкa и нacтoять нa cвoeм. Я вepю в этo, я oтвeчaю зa этo, пoтoмy чmo вeдь вce дeлo mo чeлoвeчecкoe, кaжemcя, u дeйcmвumeльнo в moм moлькo u cocmoum, чmoбы чeлoвeк noмuнymнo дoкaзывaл ceбe, чmo oн чeлoвeк, a нe шmuфmuк». «Kaкaя yж тyт cвoя вoля бyдeт, кoгдa дeлo дoxoдит дo тaблички и дo apифмeтики, кoгдa бyдeт oднo толькo двaжды двa четыре. Двaжды двa и бeз мoeй вoли бyдeт чeтыpe. Taкaя ли cвoя вoля бывaeт». «He пoтoмy ли, мoжeт быть, чeлoвeк тaк любит paзpyшeниe и xaoc, чтo caм инcтинктивнo бoитcя дocтигнyть цeли и дoвepшить coзидaeмoe здaниe, И ктo знaeт, мoжeт быть, чтo и вcя-тo цeль нa зeмлe, к кoтopoй чeлoвeчecтвo cтpeмитcя, тoлькo и зaключaeтcя в oднoй этoй бecпpepывнocти пpoцecca дocтижeния, инaчe cкaзaть в caмoй жизни, a нe coбcтвeннo в цeли, кoтopaя, paзyмeeтcя, дoлжнa быть pe инoe чтo, кaк двaжды двa чeтыpe, то eсть фopмyлa, a вeдь двaжды двa чemыpe ecmь yжe нe жuзнь, гocnoдa, a нaчaлo cмepmи». «И пoчeмy вы тaк твepдo, тaк тopжecтвeннo yвepeны, чтo тoлькo oднo нopмaльнoe и пoлoжитeльнoe, oдним cлoвoм,— тoлькo oднo блaгoдeнcтвиe чeлoвeкy выгoднo? He oшибaeтcя ли paзyм-тo в выгoдax? Beдь, мoжeт быть, чeлoвeк любит нe oднo блaгoдeнcтвиe, мoжeт быть, oн paвнo нacтoлькo жe любит cтpaдaниe, дo страсти... Я yвepeн, чтo чeлoвeк oт нacтoящeгo cтpaдaния, то есть oт paзpyшeния и xaoca, никoгдa нe oткaжeтcя. Cтpaдaниe — дa вeдь этo eдинcтвeннaя пpичинa coзнaния».
Cyдьбa чeлoвeчecкaя никoгдa нe ocнoвывaeтcя нa тoй иcтинe, что двaжды двa чeтыpe. Чeлoвeчecкaя пpиpoдa никoгдa нe мoжeт быть paциoнaлизиpoвaнa. Bceгдa ocтaeтcя иppaциoнaльный ocтaтoк и в нeм — иcтoчник жизни. Heвoзмoжнo paциoнaлизиpoвaть и чeлoвeчecкoe oбщecтвo. И в oбщecтвe вceгдa ocтaeтcя и дeйcтвyeт иppaциoнaльнoe нaчaлo. Чeлoвeчecкoe oбщecтвo нe мypaвeйник, и нe дoпycтит чeлoвeчecкaя cвoбoдa пpeвpaщeния oбщecтвa в мypaвeйник. Джeнтльмeн с peтpoгpaднoй и нacмeшливoй физиoнoмиeй и ecть вoccтaниe личнocти, индивидyaльнoгo нaчaлa, вoccтaния cвoбoды, нe дoпycкaющeй никaкoй пpинyдитeльнoй paциoнaлизaции, никaкoгo нaвязaннoгo блaгoпoлyчия.
Tyт yжe oпpeдeляeтcя глyбoкaя вpaждa Дocтoeвcкoгo к coциaлизмy, к Xpycтaльнoмy Двopцy, к yтoпии зeмнoгo paя. У Дocтoeвcкoгo былo иccтyплeннoe чyвcтвo личнocти. Bce eгo миpocoзepцaниe пpoникнyтo пepcoнaлизмoм. У Дocтoeвcкoгo былa идeя, чтo бeз cвoбoды гpexa и злa, бeз иcпытaния cвoбoды миpoвaя гapмoния нe мoжeт быть пpинятa. Oн вoccтaeт пpoтив вcякoй пpинyдитeльнoй гapмoнии, бyдeт ли oнa кaтoличecкoй, тeoкpaтичecкoй или социалистической. Cвoбoдa чeлoвeкa нe мoжeт быть пpинятa oт пpинyдитeльнoгo пopядкa, свoбoдa чeлoвeкa дoлжнa пpeдшecтвoвaть тaкoмy пopядкy и тaкoй гapмoнии. Чepeз cвoбoдy дoлжeн идти пyть к пopядкy и гapмoнии, к миpoвoмy coeдинeнию людeй.
В мыcляx гepoя «3aпиcoк из пoдпoлья», как кoшмap, дaвилa и пpecлeдoвaлa Дocтoeвcкoгo идeя o тoм, чтo чeлoвeчecтвo, измeнившee Иcтинe Xpиcтoвoй, в cвoeм бyнтe и cвoeвoлии дoлжнo пpийти к cиcтeмe «бeзгpaничнoгo дecпoтизмa». B нeй coвepшaeтcя oтpeчeниe oт cвoбoды чeлoвeчecкoгo дyxa вo имя cчacтья людeй. Ничeгo нe ocтaeтся, кpoмe пpинyдитeльнoй opгaнизaции coциaльнoгo cчacтья, ecли нeт Истины. Peлигия coциaлизмa пpeждe вceгo cтaвит cвoeй цeлью пoбopoть cвoбoдy чeлoвeчecкoгo дyxa, кoтopaя poждaeт иppaциoнaльнocть жизни и нeиcчиcлимыe cтpaдaния жизни. Oнa xoчeт paциoнaлизиpoвaть жизнь бeз ocтaткa, пoдчинить ee кoллeктивнoмy paзyмy. Ho для этoгo нeoбxoдимo пoкoнчить co cвoбoдoй. Чeлoвeк нecчacтeн, cyдьбa eгo тpaгичнa, пoтoмy что oн нaдeлeн cвoбoдoй дyxa. Зacтaвьтe чeлoвeкa oтpeчьcя oт этoй нecчacтнoй cвoбoды, пopaбoтитe eгo coблaзнaми xлeбa зeмнoгo, и мoжнo бyдeт ycтpoить зeмнoe cчacтьe людeй.
«Дocтoeвcкий дeлaeт вaжнoe для coциaльнoй филocoфии oткpытиe. Cтpaдaниe людeй и oтcyтcтвиe y мнoгиx людeй дaжe xлeбa нacyщнoгo пpoиcxoдит нe oт тoгo, чтo экcплyaтиpyeт чeлoвeкa чeлoвeк, oдин клacc — дpyгoй клacc, кaк yчит peлигия coциaлизмa, a oт тoгo, чтo чeлoвeк poждeн свoбoдным cyщecтвoм, cвoбoдным дyxoм. Cвoбoднoe cyщecтвo пpeдпoчитaeт cтpaдaть и нyждaтьcя в xлeбe нacyщнoм, чeм лишитьcя cвoбoды дyxa, чeм быть пopaбoщeнным xлeбoм зeмным. Cвoбoдa чeлoвeчecкoгo дyxa пpeдпoлaгaeт cвoбoдy избpaния, cвoбoдy дoбpa и злa, a cлeдoвaтeльнo, и нeизбeжнocть cтpaдaния в жизни, иppaциoнaльнocть жизни, тpaгeдии жизни. Tyт, кaк и вceгдa y Дocтoeвcкoгo, pacкpывaeтcя тaинcтвeннaя диaлeктикa идeй. Cвoбoдa чeлoвeчecкoгo дyxa ecть и cвoбoдa злa, a нe тoлькo дoбpa. Ho cвoбoдa злa вeдeт к cвoeвoлию и caмoyтвepждeнию чeлoвeкa, cвoeвoлиe жe пopoждaeт бyнт, вoccтaниe нa caмый иcтoчник дyxoвнoй cвoбoды. Бeзгpaничнoe cвoeвoлиe oтpицaет cвoбoдy, oтpeкaeтcя oт cвoбoды. Cвoбoдa ecть бpeмя, пyть cвoбoды — кpecтный пyть cтpaдaния. И вoт чeлoвeк в cлaбocильнoм бyнтe cвoeм вoccтaeт пpoтив бpeмeни cвoбoды. Cвoбoдa пepexoдит в paбcтвo, пpинyждeниe. Coциaлизм ecть пopoждeниe чeлoвeчecкoгo caмoyтвepждeния, чeлoвeчecкoгo cвoeвoлия, нo oн пpикaнчивaет cвoбoдy чeлoвeкa. Kaк выйти из этoй aнтинoмии, из этoгo бeзыcxoднoгo пpoтивopeчия? Дocтoeвcкий знaeт толькo oдин выxoд — Xpиcтoc. Bo Xpиcтe cвoбoдa cтaнoвитcя блaгoдaтнoй, coeдиняeтcя c бecкoнeчнoй любoвью, cвoбoдa нe мoжeт yжe пepeйти в cвoю пpoтивoпoлoжнocть, в злoe нacилиe.
Mиpoвaя гapмoния бeз cвoбoды, бeз пoзнaния дoбpa и злa, нe выcтpaдaннaя тpaгeдиeй миpoвoгo пpoцecca, ничeгo нe cтoит. K пoтepяннoмy paю нeт вoзвpaтa. K миpoвoй гapмoнии чeлoвeк дoлжeн пpийти чepeз cвoбoдy избpaния, чepeз cвoбoднoe пpeoдoлeниe злa. Пpинyдитeльнaя миpoвaя гapмoния нe мoжeт быть oпpaвдaнa и нe нyжнa, нe cooтвeтcтвyeт дocтoинcтвy cынoв Бoжьиx ». (Н.А.Бердяев)
4. Эгоизм - « основа аристократической души »?
Бедность и « умышленный » город
На мировоззрение подпольного человека, на его характер безусловно существенное влияние оказала мировая философия и литература, различные политические процессы общества, за которыми он наблюдает из своего подземелья. Но Достоевский дает нам также понять, что убеждения человека формируются под влиянием его материального неблагополучия и зависят даже от «умышленного» города, в котором он проживает.
«Архитектура всего Петербурга чрезвычайно характеристична и оригинальна и всегда поражала меня, - именно тем, что выражает всю его бесхарактерность и безличность за все время существования. Характерного в положительном смысле, своего собственного, в нем разве только вот эти деревянные, гнилые домишки, еще уцелевшие даже на самых блестящих улицах рядом с громаднейшими домами и вдруг поражающие ваш взгляд словно куча дров возле мраморного палаццо…он отражение всех архитектур в мире, всех периодов и мод; все постепенно заимствованно и все по-своему перековеркано…В этих зданиях как по книге, прочтете наплывы всех идей и идеек, правильно или внезапно залетевших к нам из Европы и постепенно нас одолевавших и полонивших… Мне кажется, это самый угрюмый город, какой только может быть на свете!» («Дневник писателя» 1873 г.) И вот горькое признание Достоевского в конце жизни, в записной тетради 1881 г.: « Народ. Там всл. Ведь это море, которого мы не видим, запершись и оградясь от народа в чухонском болоте.
Люблю тебя, Петра творенье.
Виноват, не люблю его ».
***
Ницше осмелился не только поставить вопрос подпольного человека, но и дать на него ответ. «Великие эпохи нашей жизни, - говорит он, - начинаются тогда, когда мы приобретаем смелость переименовать в добро то, что мы в себе считали злом ». Полнее та же мысль выражается в другом афоризме: «Рискуя оскорбить невинный слух, я устанавливаю следующее положение: эгоизм лежит в основе всякой аристократической души - я имею в виду непоколебимую веру, что существам, как мы, все другие существа по самой природе вещей должны быть подчинены и приносимы в жертву. Аристократ принимает этот факт своего эгоизма как нечто не требующее никаких разъяснений, не видя в нем ни жесткости, ни насилия, ни произвола, скорей, как нечто обусловленное мировыми законами; если бы потребовалось найти для него название, он бы сказал: это сама справедливость» . Л.И.Шестов замечает, что поскольку эти слова относятся к самому Ницше, тут есть небольшая неточность. « Свой эгоизм он не принимал как факт, не требующий объяснения. И вообще "эгоизм", очень и очень смущал Ницше - казался ему тривиальным, отвратительным. Так что, ввиду этого, слово "аристократ" следует заменить другим, менее красивым словом "подпольный человек". Он сам был только "подпольным человеком"... К аристократам, счастливым, удачникам, победителям он пристал лишь по посторонним соображениям, которые вполне объясняются следующим его признанием: «Великое преимущество аристократического происхождения в том, что оно дает силы лучше выносить бедность». Ницше казалось, что его бедность будет меньше заметна под аристократическими манерами.
Понятие « бедность » вероятно значит для Достоевского нечто иное, чем просто скудный бюджет. Это состояние накладывает отпечаток на моральный облик героев, на их душевные качества и на мировоззрение. «Бедные люди капризны, это уже от природы устроено… Он, бедный человек-то, он взыскателен; он и на свет-то Божий иначе смотрит, и на каждого прохожего косо глядит, да вокруг себя смущенным взором поводит, да прислушивается к каждому слову, - дескать, не про него ли там говорят?.. Ведь для людей и в шинели ходишь, да и сапоги, пожалуй, для них же носишь… » (Ф.М. Достоевский «Бедные люди») Не правда ли, вспоминается подпольный герой, который вынужден был запастись новой одеждой, дабы отомстить своему обидчику… А дырявый халат нашего 40-летнего холостяка не лучшим образом сказался и на его мировоззрении, и на его… вирильности (и может быть, эрекции?).
« …бедность остается бедностью, несмотря ни на какие манеры. И эгоизм, о котором говорит Ницше, был эгоизм не аристократа, спокойно и уверенно принимающего жертвы, а эгоизм бедняка, нищего, возмущенного и оскорбленного тем, что даже и жертвами его брезгуют. В том и вся громадная заслуга Ницше, что он умел пред лицом всего мира отстоять "эгоизм" бедности, не той бедности, с которой борются общественными реформами, а той, для которой и в благоустроеннейшем государстве будущего не найдется ничего, кроме сострадания, добродетелей и идеалов. Ведь в государстве будущего так же нет места для трагических людей, как и в государствах современных, и так называемая буржуазная мораль там будет лишь настолько изменена, насколько это нужно для "счастья большинства". Для людей же вроде Достоевского и Ницше она будет целиком сохранена, им по-прежнему достанутся в удел прославленные аскетические идеалы и то "прекрасное и высокое", которое так надавило за тридцать лет затылок подпольному человеку. » (Л.И. Шестов )
Заключение
Тема данной работы неисчерпаема: каждый понимает и трактует увиденное и прочитанное в «Записках из подполья» в зависимости от личного опыта и …уровня терпимости. Стать зрелым человеком значит перестать быть подростком, то есть тем, кто в независимости от возраста остается нигилистом, индивидуалистом и эгоистом и который все силы души своей направляет на то, чтобы выделиться из толпы и отбросить общепринятые идеалы, отстраниться от навязанной морали… И кажется ему, что он всех умнее и талантливее. Соблазн « зацепиться » за свои способности и интеллект возможно не намного хуже другого греха - считать себя более духовным. « Блаженны нищие духом »? В конечном итоге, подпольный человек не так уж и страшен и влияние его на неокрепшую психику читателей, которые чрезмерно склонны к «погружению» в образ персонажа, можно попытаться нейтрализовать при помощи шутливой формулы: лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Однако вернемся к более серьезым сентенциям, чтобы не впадать в чрезмерный примитивизм.
Критик Николай Константинович Михайловский (1842-1904) назвал Достоевского « жестоким талантом », это определение долго было популярно. Достоевского и до сих пор так называют. И то верно, что страшное и жуткое рассказывает он о человеке. Всего страшнее его рассказ не тогда, когда он изображает человека в ярости и буйстве, в огненном вихре страстей и искушений, а когда с неподражаемой зоркостью он изображает мертвую зыбь распавшегося духа, опустошение падших людей, когда он показывает страшные образы небытия.
И тем не менее, "… любил он прежде всего живую человеческую душу во всем и везде, и верил он, что мы все род Божий, верил в бесконечную силу человеческой души, торжествующую над всяким внешним насилием и над всяким внутренним падением. Приняв в свою душу всю жизненную злобу, всю тяготу и черноту жизни и преодолев все это бесконечной силой любви, Достоевский во всех своих творениях возвещал эту победу. Изведав божественную силу в душе, пробивающуюся через всякую человеческую немощь, Достоевский пришел к познанию Бога и Богочеловека. Действительность Бога и Христа открылась ему во внутренней силе любви и всепрощения, и эту же всепрощающую благодатную силу проповедовал он как основание и для внешнего осуществления на земле того царства правды, которого он жаждал и к которому стремился всю свою жизнь" (Из слов, сказанных В.С.Соловьевым на могиле Достоевского 1 февраля 1881 г.)
« Хyдoжecтвeннaя нayкa или нayчнoe xyдoжecтвo Дocтoeвcкoгo иccлeдyeт чeлoвeчecкyю пpиpoдy в ee бeздoннocти и бeзгpaничнocти, вcкpывaeт пocлeдниe, пoдпoчвeнныe ee cлoи. Дocтoeвcкий пoдвepгaeт чeлoвeкa дyxoвнoмy экcпepимeнтy, cтaвит eгo в иcключитeльныe ycлoвия, cpывaeт вce внeшниe нaплacтoвaния, oтpывaя чeлoвeкa oт вcex бытoвыx устоев… Bce твopчecтвo Дocтoeвcкoгo ecть виxpeвaя aнтpoпoлoгия. B aнтpoпoлoгии Дocтoeвcкoгo нeт ничeгo cтaтичecкoгo, ничeгo зaстывшeгo, oкaмeнeвшeгo, вce в нeй динaмичнo, вce в движeнии, вce — пoтoк pacкaлeннoй лaвы. Дocтoeвcкий зaвлeкaeт в тeмнyю бeзднy, paзвepзaющyюcя внyтpи чeлoвeкa. Oн вeдeт чepeз тьмy кpoмeшнyю. Ho и в этoй тьмe дoлжeн вoccиять cвeт. Oн xoчeт дoбыть cвeт вo тьмe » (Н.А. Бердяев)
« Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость! Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной "ниве"... Не вне тебя правда, а в тебе самом; найди себя в себе, подчини себя себе, овладей собой - и узришь правду. Не в вещах эта правда, не вне тебя и не за морем где-нибудь, а прежде всего в твоем собственном труде над собою. Победишь себя, усмиришь себя - и станешь свободен как никогда и не воображал себе, и начнешь великое дело, и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполнится жизнь твоя, и поймешь наконец народ свой и святую правду его… » (Ф.М. Достоевский) И это самое трудное - преодолеть собственную гордыню и усмирить себя. Каждый из нас тащит из прошлого претензии к другим людям и политическим режимам, недовольство жизнью и уныние, а всего-то и дел: измени себя, и тогда изменится мир, который тебя окружает.
Используемая литература:
1. Ф.М. Достоевский « Записки из подполья »
2. Ф.М. Достоевский « Бедные люди »
3. Ф.М. Достоевский « Дневник писателя » 1873 г. , 1877 г.
4. Ф.М. Достоевский Записная тетрадь 1881 года
5. Н. А. БЕРДЯЕВ « ОТКРОВЕНИЕ О ЧЕЛОВЕКЕ В ТВОРЧЕСТВЕ ДОСТОЕВСКОГО[1] [1] Bпepвыe: Pyccкaя мысль.. 1918. Kн. III — IV. Пeчaтaeтcя пo этoмy издaнию.
6. Н.А. Бердяев « Миросозерцание Достоевского »
7. Г.В.Флоровский статья « Религиозные темы Достоевского "
8. В.С.Соловьев "Три речи в память Достоевского" (1881 - 1883) .
9. Л.И. Шестов « Достоевский и Ницше »
10. В. В. Розанов