Вступление с.4

Глава 1. «Первая волна» эмиграции. с. 6.

Глава 2. Деятели искусств за границей. с.8

Глава 3.Жизнь русских эмигрантов за границей. Общества и кружки. с. 13

Глава 4. Мнения критиков о русском зарубежье. с.16

Выводы. с.19

Библиографический список с.20

                             Вступление

« НИ одна эмиграция в истории

 не получала столь повелительного

 наказа продолжать и развивать дело

 родной культуры, как зарубежная Русь.

 И русская эмиграция, имеющая в своих

рядах цвет русской интеллигенции,

 обладающая культурным достоянием,

всегда стремилась воссоздать

Россию и ее культуру на чужой земле».

В. Абданк – Коссовский.

Желающие эмигрировать из своей страны были всегда. И касается это не только России, это происходит везде. Но одно дело, когда человек уезжает по собственной воле, когда он в любой момент вернуться. Совсем по-другому ощущает себя бегущий  из горящего дома, зная, что вернувшись, увидит лишь пепелище.

Очень обидно,  просматривая списки Нобелевских лауреатов, или в любом другом списке выдающихся людей, видеть в графе «национальность» – американец, а место рождения – Ленинград, или  Псков, или Новгород. Недавно получивший Нобелевскую премию русский ученый с американским гражданством, открещиваясь от России говорил, что уехал, потому что здесь невозможно работать. Сейчас уезжают по одиночке, а в начале прошлого века за границу «утекло» несколько миллионов неординарных «мозгов». Но если бы им тогда  запретили только работать, они, скорее всего, остались бы. Им не дали бы жить.

Основной причиной для отъезда было отличное от большевиков восприятие революции, невозможность жить и свободно работать в  сложившихся условиях. Добровольные и вынужденные эмигранты обвиняли большевиков в гибели России. Разрыв с Родиной осознавался как личная трагедия: «Было смутное чувство пропада, - писал А. Ремизов - но не представлял себе, до чего можно дойти… Это такое проклятие – вот уж подлинное несчастье оставить родную всколохнутую землю, Россию».

Среди тех, кто поневоле стал жителем другой страны, ученые (Азимов, Гамов, Зворыкин, Сикорский, Сарнов), художники и скульпторы ( Архипенко), музыканты (Ашкенази, Рахманинов, Стравинский), балетмейстеры (Баланчин, Барышников). Все они были связаны с Россией – языком, бытом, философией жизни,  но каждый предпочел уехать, чтобы остаться собой. Одни «сбегали» по фальшивым документам, других выгоняли, третьи не возвращались из командировок.  Есть мнение, что художнику не нужно покидать свою страну, чтобы остро чувствовать связь с ней, но в эмиграции эта связь ощущается пронзительнее и тоньше. Несмотря на то, что русские эмигранты прославляли своими талантами другие страны, каждый из них до конца жизни оставался русским и хотел вернуться в свою  Россию.

Это в нашей стране должны были строиться первые вертолеты, сделаны первые расчеты генетического кода, проведены первые опыты передачи телевизионного и радиосигнала и созданы первые телестанции. В России должны были быть написаны произведения, получившие Нобелевскую премию по литературе, здесь должна была открыться  школа лучшего в мире балета.

Была ли у русской эмиграции своя миссия? В словаре С. И. Ожегова дается четыре определения  понятия «миссия».1.Ответственное задание, роль, поручение. 2. Постоянное дипломатическое представительство во главе с посланником. 3. Дипломатическая делегация специального назначения. 4. Миссионерская организация.

В определенной степени к деятельности русских эмигрантов подходит каждая из дефиниций. Они были представителями России, выполняли свое предназначение, даже в какой-то мере занимались миссионерской деятельностью. Но    в заглавии реферата подразумевается первое значение слова. Хотя никто официально  не давал  задания эмигрантам (более того, все они творили вопреки запретам), они взяли его на себя и им удалось сыграть  свою немалую роль и оставили след в истории не только России, но и всего мира.

Рассказать  обо всех, кто эмигрировал из нашей страны в прошлом веке,   не позволит объем реферата. Поэтому, чтобы изложение не было поверхностным, в работе речь идет в основном о литературных деятелях – эмигрантах. Мне думается, что именно их жизнь за границей можно назвать «миссией».

Основная часть.

Глава 1.

Многие русские деятели науки искусства оказались в эмиграции в самые первые годы революции. «Великий исход» длился пять лет – с 1917 до 1922 года, когда  ежедневно от берегов нашей страны отходили пароходы с теми, кого в советской России называли предателями и врагами народа. Некоторые последовали за немцами, когда те уходили с территории Росси или эвакуировались с французами  из городов Черноморья, часть выехала из страны с армией Юденича из-под Петрограда.  Но и после этого люди продолжали бежать группами и в одиночку – пешком через горы и пустыню, под пулеметным огнем, через колючую проволоку, по льду или вплавь через реку. И разбредались по всему миру – не только в Париж, Прагу и Берлин, но куда приведет судьба – от островов св. Павла в Беринговом море городов Огненной Земли.

Первые годы  многие эмигранты считали свое пребывание на Западе делом временным, были уверены, что сил большевиков не хватит надолго. И лишь к 1924 году, когда столица зарубежья переселилась из Берлина в Париж, стало понятно, что в Россию уже не вернуться и пора налаживать жизнь здесь.

Эта эмиграция была единственной в своем роде. Это касается не только ее численности и глобальности расселения и даже не только числа талантливых людей, покинувших страну. У нее была сверхзадача: эмиграция, как умела, сберегала духовные и интеллектуальные ценности, которые в Советской России были запрещены и преследовались. Бережно сохранялись и старые традиции, и старые российские институты. Можно говорить о целых русских  центрах в Европе со своей собственной культурной жизнью – газетами, журналами, книгоиздательствами, лекциями, собраниями, школами, даже университетами и научными институтами.

 Самым первым большим перевалочным пунктом была Германия, где в начале двадцатых сосредоточилось до миллиона русских. Через несколько лет сотни тысяч перебрались во Францию. В одном только Париже возникло более двухсот разного рода русских организаций.

Где собиралось сколько-нибудь значительное  число выходцев из России, там создавались русские газеты и журналы, печатались альманахи и книги. Газет и журналов, выходивших на русском языке, насчитывалось несколько тысяч. Они печатались  в Каракасе, Сиднее, Сан-Пауло, Буэнос-Айресе, Харбине, Брюсселе, Лондоне, Лос-Анджелесе, Мюнхене… Мир идей, мнений, подходов и фактов, не доступных большинству в России, собирался, сберегался, и распространялся свободной печатью. Образовательный уровень первой эмиграции был самым высоким в мире.

Большая часть эмигрировавшей интеллигенции –  люди творчества, писатели и поэты.

          Глава 2.

После прихода к власти большевиков в изгнании оказались первоклассные таланты - И.Бунин, А.И. Куприн,  Д.С. Мережковский, З. Гиппиус, М. Алданов, Ремизов, Ходасевич, Бальмонт, Тэффи, И.С. Шмелев, Адамович, Набоков и многие  другие. Но даже вдали от дома эти люди смогли создать вокруг себя особый круг людей и особенную атмосферу, что впоследствии было названо феноменом русской эмиграции.

Г. П. Струве писал: «Самая эта эмиграция есть явление огромное, в мировой истории беспримерное. Слово «эмиграция» в обычном понимании не подходит к нему. … Если я употребляю его, то лишь потому, что оно прочно укоренилось. Но я предпочитаю ему такие термины как « русское зарубежье» или « зарубежная Россия», более отвечающие смыслу вещей. В большинстве случаев я говорю не об эмигрантской литературе, а о русской зарубежной.  Эта зарубежная русская литература есть временно отведенный в сторону поток   общерусской литературы, который – придет время, – вольется  в общее русло этой литературы. И воды этого отдельного, текущего за рубежами России потока, пожалуй, больше  будут содействовать обогащению этого общего русла, чем воды внутри российские». 

Историю зарубежной литературы, равно как и историю самой эмиграции как массового явления, следует начинать  с 1920 года. Весной 1920 года армия Деникина была разбита. Тогда  и началось массовое бегство из страны – через Константинополь и Владивосток сотни тысяч российских беженцев покидали свою страну. По некоторым подсчетам, количество русских эмигрантов составляло около трех миллионов. Писатели-юмористы не раз пользовались в своих рассказах  темой вездесущности русских беженцев.  

   В 1921 году в эмиграции оказались А.Т. Аверченко, М.А. Алданов, К.Д. Бальмонт, И.А. Бунин, З. Гиппиус, А.И. Куприн, Д.С. Мережковский, Игорь Северянин, А.Н. Толстой, Тэффи, Дон - Аминадо, Саша Черный и др. В 1921-1923 гг. в литературную эмиграцию влилась новая волна русских: М.П.Адамович, М.П. Арцыбашев, Г.В. Иванов, А.М. Ремизов, В.Ф. Ходасевич, М.И. Цветаева, И.С. Шмелев, Н.А. Бердяев, Ю.И. Айхенвальд.

В центрах русской эмиграции начали организовать общества и кружки. Одно из самых крупных – «Союз русских литераторов и журналистов» в Париже под председательством И. Бунина.

 В Париже вокруг Мережковских был создан кружок «Зеленая Лампа», на собраниях которого цвет русской интеллигенции обсуждал литературные, религиозно-филосовские и политические темы. Там  бывали Н.А. Бердяев, В.Н. Сперанский, Г. Иванов, Г. Адамович. Здесь, как  ранее в Петербурге говорили о Святой Троице, о Третьем завете, о единстве жизни и смерти, читались доклады о философии Вл. Соловьева, Ницше, Маркса, велись диспуты о литературе, в частности о месте и судьбах эмигрантской литературы в истории русской культуры. Заседания «Зеленой Лампы» протоколировались и печатались: В Петербурге – в журнале «Новый путь», в Париже – в журнале Мережковского «Новый корабль».

Вскоре беседы и заседания «Лампы» стали приобретать не  литературный, а политический характер. Основным, и  в сущности единственно возможным в тех стенах, мнением было мнение З.  Гиппиус. И, несмотря на авторитет Зинаиды Николаевны и Дмитрия  Мережковского, многие  не были солидарны с ними и вскоре покинули этот  кружок.

Как в Европе, так и за океаном, существовали Союзы русских писателей и журналистов, возглавляемый видными деятелями. Так во главе парижского Союза стоял П. Н. Милюков, в Праге – Немирович –Данченко.

В Берлине был создан, по образцу Петроградского, свой Дом Искусств, собрания которого происходили в одном из больших берлинских кафе. Дом Искусств был вне политики. Там встречались советские и эмигрантские писатели и поэты, читали свои произведения Ходасевич, Шкловский, Маяковский. Кроме того, он поддерживал связь с петроградским Домом Литераторов. 

      Выходили за рубежом русские газеты и журналы. Одним из первых серьезных периодических изданий русского зарубежья стала газета «Последние новости»,  в которых приняли участие И. Бунин, Тэффи, А Толстой. В Париже начал издаваться  первый толстый эмигрантский журнал «грядущая Россия», который редактировали А. Толстой, М. Алданов и  Г.Струве. А в одном только Берлине было открыто 58 русских газет и журналов. Русские поселялись и начинали издавать свои газеты в Египте, Парагвае, Абиссинии и даже на Филиппинах. Но, следует отметить, что они  закрывались с такой же стремительной скоростью, как и создавались.

 Говоря о первых годах русской эмиграции, надо отметить ее неоднородность. Уже тогда началось ее политическое расслоение, возникли противоречащие друг другу концепции  по отношению к Советской России и тем политическим процессам, которые происходят в ней.

Большим событием стал выход в Праге сборника статей «Смена вех». В нем участвовали до того мало известные литераторы, ранее так или иначе связанные с белым движением. Они призывали вернуться в Россию, где, якобы уже заканчивается веха коммунизма и начинается новый, эволюционный путь развития революции. И зарубежные литераторы должны поддержать и возглавить это движение  и принять участие в экономическом и культурном восстановлении России. Сборник  вызвал самые противоречивые оценки.

Другой яркий сборник политических статей «Исход к Востоку. Предчувствия  и свершения. Утверждение евразийцев» стал выходить в Софии в 1921 году. Авторы статей исходили из того, что русские люди – не европейцы и не азиаты, что и определяет их общественную психологию. Лишь Россия может открыть миру некую общечеловеческую правду. Евразийцы отрицали «бесчеловечный большевизм», но заслугу революции видели в том, что она, раскрывая, по их мнению, бесчеловечное содержание социализма», отрицающего человеческую личность, открыла «спасающую силу религии» В церкви, в православии им виделся один из шагов по  спасительному пути России.

Глава 3.

С конца 1920-х годов начался новый этап  развития русской литературной эмиграции, когда складывались новые условия жизни русских за границей. С начала 1930 годов во Франции разразился экономический кризис. Закрывались предприятия.  Париж заполнился безработными. В таких условиях существование русских эмигрантов стало почти нищенским, несмотря на благотворительные концерты, вечера, пожертвования и сборы в пользу русских эмигрантов. Многие русские издательства обанкротились, но русская культурная жизнь продолжалась, не переставали выходить русские книги.  В это время появились романы Алданова, Мережковского, лучшие произведения Бунина и Ходасевича, на парижской сцене  пел Шаляпин, ставил балеты Лифарь, открылась выставка Ларионова, открылись «русские сезоны» Дягилева.

Но какие бы перемены не происходили вокруг, как бы плохо или хорошо ни было в Париже, Берлине, Праге или Нью-Йорке, взор русских эмигрантов всегда был направлен на восток, туда, где осталась их потерянная родина. Тэффи писала в своем рассказе «Ностальгия»: «Приезжают наши беженцы, изможденные, почерневшие от голода и страха, отъедаются, успокаиваются, осматриваются, как бы наладить новую жизнь, и вдруг гаснут… Ни во что не верим, ничего не  ждем, ничего не хотим. Умерли. Боялись смерти большевистской –  умерли смертью здесь... Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда. А ведь здесь столько дела. Спасаться нужно и спасать других. Но так мало осталось и воли и силы…» 

Сами эмигранты разделяли себя на «тех, кто продает Россию и тех, кто спасают Россию». Первые жили хорошо и богато, вторые нищенствовали и  унижались. Очень говорится об этом в стихотворении Саши Черного:

Тех, кто страдает гордо и угрюмо,

Не видим мы на наших площадях:

Задавлены случайною работой,

Таятся по мансардам и молчат..

Не спекулируют, не пишут манифестов,

Не прокурорствуют с партийной высоты

И из своей больной любви к России

Не делают профессии лихой…

Их мало? Что ж… но только ими рдеют

Последние огни родной мечты…

В Америке, в Каире  и в Берлине

Они одни и те же: боль и стыд.

Они – Россия. Остальное – плесень:…

Помойка сплетен, купля и продажа.

Построчная истерика тоски

И два десятка эмигрантских анекдотов…

Самое тяжелое для эмигрантов, в большинстве своем представителей дворянства, свыкнуться с мыслью, что они все потеряли. И тот образ жизни, которым жили их отцы и деды, им больше не доступен. Тем, кто получил блестящее образование, объездил полмира, был при дворе, кому ни в чем не было отказа, приходилось мыть окна, быть «ходячей рекламой», в салоне медиума изображать ожившего мертвеца, разносить газеты и в лучшем случае учить детей богатых иностранцев.  Лев Любимов в своей книге «На чужбине» описывает графа, бывшего богатого помещика, который  вынужден быть швейцаром в русском ночном кабачке, оформленном под боярский терем. Ходить  «в раззолоченном кафтане…, импонируя курящим буржуа и американцам, совавшим ему крупные чаевые в благодарность за низкий поклон…»: и старика генерала, который «пускает себе пулю  в лоб потому, что +жена его, еще совсем недавно почтенная мать семейства, познав эмигрантскую нужду, стала систематически воровать в автобусах и больших магазинах».

Об этом же писал Аверченко  в своих рассказах: чтобы увидеть:  «хорошее русское общество», нужно прийти в кабак и посмотреть на слуг: там все баронессы да графини. Бывшие. Только с «прислугой»  можно говорить о том, «что  еще так недавно сверкало, звенело  и искрилось, что блистало, как молодой снег на солнце, что переливалось всеми цветами радуги, и что теперь – залилось океаном топкой грязи».

Трудно представить, что в подобных условиях можно было что-то творить, писать, учить молодежь. Многие  перестали писать. Их оправдывала З. З. Гиппиус: «Есть ли поэт, который будет писать стихотворение у еще теплого тела матери? А Ощущение умершей или умирающей России носил в себе долго каждый русский писатель…»  Но,    были и другие, чей талант, наоборот, раскрылся с новой силой.  Видимо, боль о потерянном доме, не утихая, не давала молчать им.

Все произведения русского зарубежья окрашены в грустные тона ностальгии, горькой тоски, мечтая. «чтоб быть, хоть мертвым в желаемом Там». Но в Россию нельзя было вернуться. России, какой она была до их отъезда, уже не было.

Деятели русской культуры ощущали необходимость возвращения в Россию и одновременно невозможность этого.

Глава 4.

О качестве русской зарубежной литературы и ее месте истории нашей культуры споры велись раньше и ведутся до сих пор. Противопоставление  двух литератур – свободной творчески и идейно в изгнании и несвободной, творчески ограниченной в России – стало лейтмотивом многих, в том числе и зарубежных работ

Глеб Струве утверждал, что  литература лишь в эмиграции могла реально сохранить традиции русской литературной классики. Он пытался доказать, что только в «свободной» литературе зарубежья и сохранилось то творческое начало, которое утеряно в литературе Советской России. Ведь в России, в то время как раз начали переписывать историю, в том числе историю русской литературы, запрещая и  уничтожая произведения классиков. « Много ли может советская литература противопоставить «Жизни Арсеньева» Бунина, зарубежному творчеству Ремизова, лучшим вещам Шмелева, историко-филосовским романам Алданова, поэзии Ходасевича и Цветаевой, да и многих из молодых поэтов, и оригинальнейшим романам Набокова?», - писал он в своей книге «Русская литература в изгнании»…

 Алексей Ремизов писал, что в конце 20-х годов наоборот стали появляться молодые писатели с западной закваской и что такое могло произойти только за границей, где «традиция передается не из вторых рук, а непосредственно через язык и памятники литературы в оригинале».

Марк Слоним придерживался диаметрально противоположной точки зрения. Он писал, что за годы эмиграции не появилось « ни одного нового умственного или художественного течения, ни одной новой поэтической школы, ни одного крупного беллетриста, ни одного серьезного поэта. И самое страшное, что  не только    не родились в эмиграции новые писатели, но и старые захирели… К счастью, эмигрантская литература лишь ветвь на общем стволе. Она жива постольку, поскольку жив ствол; она питается его соками... и недаром лучшие писатели в эмиграции те, кто сохранил внутреннюю связь с Россией или только приехал из нее… Все новое, значительное, интересное, что дала литература последних лет, пришло из России, а не из заграницы»

Ходасевич, споря с подобной точкой зрения, писал, что «национальность литературы создается ее языком и духом, а не территорией, на которой протекает ее жизнь, и не бытом, в ней отраженным». Но Ходасевич не отрицал, что русское зарубежье находиться в «печальном состоянии», что «старшие наши писатели не  пожелали усовершенствовать свои дарования» и развитие их остановилось. Все лучшее, что было ими создано, осталось в России.

Гайто Газданов говорил о том, что рождение настоящего писателя в эмиграции может считаться чудом, но этого чуда не произошло. «Живя в одичавшей Европе, в отчаянных материальных условиях, не имея возможности участвовать в культурной жизни и учиться, потеряв всякую свежесть и непосредственность восприятия, не будучи способно поверить в какую-то  новую истину, ни отрицать со всей силой этот мир, в котором оно существует, оно [молодое литературное поколение - А.М.] существует, оно было обречено». 

Я согласна и не согласна с обеими точками зрения.  Я не могу согласиться со Струве, что ничего не было написано в России. Ведь нельзя не учитывать  оставшихся  там Замятина, Булгакова, Есенина, Блока, Белого, Горького, Ахматову. С другой стороны, я не могу принять мнения Слонима и Ходасевича, о том, что эмигрантская литература не сделала никакого вклада. Не буду повторять названные Струве имена, хочу напомнить, что получившие Нобелевскую премию писатели были эмигрантами.

Выводы

Теперь хотелось бы подвести некоторый итог. Если рассматривать миссию русской эмиграции как  «сохранение и передаче будущим поколениям русскую культурную традицию, которая преследуется и искореняется в Советском Союзе», то спорный вопрос, выполнила ли ее эмиграция. С одной стороны, да. Эмигранты создали своего рода «русскую культурную диаспору», где в законсервированном виде хранили традиции.  Им не удалось вернуться в свою страну, (а те, кому представилась возможность, отказывались), следовательно, и сохранившиеся традиции остались там, куда были вывезены и где мало кому были нужны. Я считаю, что миссия эмиграции была не в том, чтобы сохранить то, что было, а рассказать о том, что есть. Их жизнь – протест, вызов, брошенный власти. Они не хотели подчиниться необразованным, диким варварам, которые ради непонятно глупой идеи снести большой культурный памятник, чтобы освободить место для базара. В многочисленных воспоминаниях эмигрантов нарисован тот образ  России, который от нас долгое время скрывали. Их  произведения рассказывают о том, как жила Россия до революции и чего большевики лишили нас. Ведь по сути, если бы их призывы одуматься были услышаны, если бы они могли что-то изменить, то нашей стране не пришлось бы преодолевать сейчас то расстояние, которое Европа и Америка прошли за эти 70 лет несвободы.

Библиографический список.

1.    

2.    

3.    

4.    

5.