Все дело завершилось в конце 1997 года отзывом правительством 39%-ного госпакета акций ССГПО из «Айведона» и снятием с должности президента М. Баженова. На его место был на­значен И. Едильбаев, пенсионер, бывший работник ЦК КП Казахстана. В конечном счете ССГПО перешло в руки А. Машкевича.

Этот скандальный сценарий стал широко распространенным. Вначале предприятие отда­валось под простое управление какой-либо иностранной компании, которая вскоре приобретала контрольный пакет акций. Затем объявлялся тендер, победителем которого становилась, как пра­вило, другая иностранная компания. А спустя некоторое время контракт расторгался, и владель­цем казахстанского предприятия становилась уже третья иностранная компания. Таким образом происходила приватизация АО «Балхашмыс», АО «Казахалтын», АО «Атырауский нефтеперера­батывающий завод», угольного месторождения «Шубаркульский разрез», АО «Целинный горно-химический комбинат», АО «Химкомбинаты фосфорного комплекса Казахстана» и многих дру­гих крупных предприятий. Удачно, без скандалов приватизированных компаний были единицы.

Это не случайно, потому что тендеры, как правило, проходили конфиденциально, непро­зрачно, проводились без тщательного изучения состояния приватизируемых предприятий. Как-никак, они были крупными производственно-хозяйственными комплексами с огромным имуще­ством. Правительство порою не знало реальной ситуации с распределением акций предприятий между акционерами, в том числе собственной государственной доли. При этих условиях объявление о выставлении объекта на тендер и проведение тендера нередко происходило чуть ли не в один день. Правительство не применяло к приватизируемым объектам единый подход. Одни предприятия продавали с очищением от долгов, а другие - нет, причем зачастую это зависело и от того, какой компании объект продавался. При этом оно, меняя управляющих трастовых ком­паний, меняя новых владельцев предприятий, мало что знало о том, что представляют собой эти фирмы, кто за ними стоит, каковы их репутация на мировом рынке, опыт в отраслях, кому при­надлежат приватизируемые объекты и т.д.

Нередко официальные лица давали на такие вопросы не совсем достоверную информацию. Так, например, правительство, думается, преднамеренно давало такую не соответствующую дей­ствительности информацию, как будто бы «практика продажи объектов различным офшорным компаниям широко принята в мире». Оно уверяло, что «все капиталы чистые, все проверено западными консультантами. Иностранные компании используют кредиты первоклассных запад­ных банков¹. На вопросы, кто и чьи капиталы стоят за неизвестной иностранной фирмой GMR, приватизировавшей Шубаркульское месторождение, председатель Карагандинского теркома по управлению госимуществом В. Розе не моргнув глазом ответил, что это первоклассная амери­канская компания. А на самом деле эта фирма была зарегистрирована в Нью-Йорке накануне подписания контракта в Казахстане, точнее, в августе 1995 года². Оценивая ход приватизации в нефтегазовой промышленности Казахстана, вице-президент «Казахойла» А. Кешубаев в 1997 году говорил, что «создается впечатление, что приватизация в нефтегазовой отрасли Казахстана происходит во многом хаотически. Продажа важнейших объектов проводится без тщательной подготовки, второпях. Информационный меморандум не разрабатывается, многие процедурные вопросы игнорируются. Госкомприват дает объявления в газете и тут же приступает к выявлению победителей. В итоге серьезные компании порой предпочитают не участвовать в подобных тенде­рах». Признанием властью таких ситуаций можно считать сообщение нового премьер-министра РК Н. Балгимбаева в феврале 1998 года, т.е. через три месяца после своего назначения, о том, что приватизация предприятий нефтегазового комплекса республики приостанавливается. «Нужно тщательно оценить обстановку на каждом нефтяном предприятии, определиться, в какие сро­ки и что Казахстан надеется получить, и только потом уже продолжить приватизацию». Здесь можно добавить только одно - все это можно отнести к предприятиям и всех других отраслей. Складывается впечатление, что власть интересовала не судьба экономики, не судьба важнейших для страны предприятий, а лишь определенная сторона иностранных компаний, претендующих на их приобретение.

 'Устюгов М., Акишев А. и др. Трудно будет первые сто лет. М., 1994. С. 44. ²Акишев А. Что дала приватизация?//Деловая неделя. 1998. 27 марта. № 12

Тем не менее любопытно, что все скандалы, вся закулисная борьба между компаниями и правительством, за редким исключением, решались во внесудебном порядке. Видно, громкое судебное разбирательство не было в интересах ни иностранных компаний, многие из которых.

были зарегистрированы в офшорных зонах и подозревались в связях с криминальными струк­турами, ни власти Казахстана, действия которой в отношении таких иностранных компаний вы­глядели весьма подозрительными. Все участники скандалов руководствовались не законами, а старались наладить связи с президентом, премьер-министром и ведущими чиновниками Госиму­щества РК. Придерживались стратегии решения проблемы в свою пользу, повлияв на них. Кому это удавалось, тот, как правило, добивался успеха. В этом больше всех преуспел А. Машкевич - в борьбе с TWG и братьями Черными, а также корейская компания Samsung. Кстати, вокруг корейских компаний никогда не возникали подобные скандалы, какие случались практически со всеми компаниями из других стран. Более того, премьер-министр Казахстана А. Кажегельдин был откровенен, заявив, что «мы намерены и далее втягивать Samsung в нашу экономику». Вроде бы корейские компании отличались большим опытом и достижениями в области производства в цветной металлургии.

Сложившаяся практика приватизации собственности по индивидуальным проектам и ре­шения споров между компаниями приводила, с одной стороны, к постоянному вмешательству правительства в финансово-хозяйственную деятельность предприятий, контрольный пакет ак­ций которых перешел в руки иностранных компаний. Это сделало приватизацию крупных пред­приятий в Казахстане рискованной для иностранных инвесторов. И это не способствовало долгое время активному привлечению иностранных инвестиций в Казахстан. А с другой стороны, это привело к вмешательству таких компаний в политическую жизнь страны, заметному влиянию на внешнюю, экономическую и кадровую политику государства. Сегодня невозможно скрыть вли­яние Евразийской группы и ее главы А. Машкевича на многие стороны экономической полити­ки, на кадровую политику. Его интересы лоббирует целая политическая партия, финансируемая Евразийским банком, которая ведет внутреннюю политическую борьбу в Казахстане в весьма комфортных условиях. До него большое влияние на власть имела другая одиозная фигура в Ка­захстане, г-н Те, возглавлявший известный холдинг «КРАМДС» и «КРАМДС-Банк». Видимо, А. Машкевич принял у него эстафету. Наконец, сложившаяся практика крупномасштабной, бес­прецедентно форсированной приватизации предприятий жизнеспособного сектора - сырьевого, занимающего доминирующее положение в экономике Казахстана, - породила коррупцию, кото­рую по масштабам можно сравнить разве лишь с коррупцией в латиноамериканских странах. По степени коррумпированности Казахстан, по оценкам авторитетных международных рейтинговых институтов, до сих пор находится в числе самых коррумпированных стран, а это, в свою очередь, привело в последующие годы к разжиганию жесткой борьбы за передел собственности.

Отметим, что хотя масштабы коррупции остаются большими, есть существенная разница между коррупцией, сложившейся в годы приватизации основных богатств страны, и сегодняш­ней коррупцией. В те годы основными участниками коррупции были те, кто входил в политиче­скую элиту высших эшелонов власти. И самые приближенные к ним чиновники менее значимого ранга не могли повлиять на ход приватизации крупных казахстанских предприятий, тем более на выбор их владельцев в тех условиях. Слишком высока была цена дележа самого лакомого куска страны, чтобы допустить туда «кого попало». И делиться с ними, когда никакого труда и риска не составляло владеть ими самим безо всякого дележа.

Нынешняя коррупция зато является массовой, в нее включились практически все государ­ственные чиновники. Они, видя, как у них на глазах уходил «большой пирог», как организовывали коррупцию их «старшие братья», решили, что нечего бояться, надо ухватывать свое везде, где это возможно, где позволяет служебное положение. Преодоление этого будет трудным и долгим. Но удивляться не стоит: шла «распродажа столетия» на всем постсоветском пространстве. Нигде соб­ственность, а тем более самое лучшее, так просто, «за здорово живешь» не продается, тем более не отдается. Только обидно, что в проигрыше всегда остается народ. У нас он был в проигрыше, и когда у него отобрали собственность после Октябрьской революции, и когда раздали ее после развала Союза.

На этом в начале 1998 года эпопея с приватизацией государственной собственности по индивидуальным проектам в сырьевом секторе завершилась, о чем сообщил президент Н. Назарбаев. Однако у государства все еще оставалось большое число контрольных пакетов акций предприятий этого сектора. По данным ВБ, их число составляло 333'. Дальше их акции должны были бы продаваться населению на фондовых рынках. Для этого правительство приняло специальную программу, названную «программой голубых фишек». Даже были определены го­спредприятия и квоты на продажу госпакетов их акций. Согласно постановлению правительства от 6 июня 1997 года, на фондовой бирже Казахстана должны были быть выставлены части го­спакетов акций АО «Алюминий Казахстана» - 5%, «Казхрома» - 2%, ССГПО - 2%, Усть-Камено­горского титано-магниевого комбината - 4,5%, Народного банка - 10%, выставочного комплекса «Атакент» - 10%, Шымкентского свинцового завода - 39%. Вообще предполагалось, что кон­трольный пакет акций компаний, участвующих в программе «голубых фишек», должен был про­даваться эффективному стратегическому инвестору, и только оставшиеся акции планировалось выставлять на фондовый рынок. Однако торги с акциями «голубых фишек» на казахстанском фондовом рынке так и не пошли. Желающих купить эти бумаги на рынке на тот период не было. А в последующем эти акции вообще не выставлялись на отечественной торговой площадке. И это продолжается до сих пор. Как говорится, «голубых было много, а вот фишек не было».

Мы (я и К.Т. Турысов) писали в 1997 году, т.е. в самый разгар приватизации крупных экс­портно ориентированных предприятий, перерабатывающих стратегические природные ресур­сы страны, о причинах и последствиях этой крупномасштабной кампанейщины. Статья об этом была напечатана в апрельском номере журнала «Экономика Казахстана» и содержится в моем трехтомном труде, изданном в 2002 году. Ниже я привожу ее со значительными сокращениями, поскольку она описывает ситуацию, которая была охарактеризована выше.

'Казахстан: сводная оценка частного сектора. С. 30. 1998 ВБ. С. 18.

§ 5. Обратная сторона приватизации

Попытаемся разобраться с передачей под управление иностранным компаниям и про­дажей им предприятий экспортного, т.е. наиболее реального сектора экономики: на­сколько это экономически обосновано и целесообразно, насколько это соответствует националь­ным интересам государства и его экономической безопасности.

Продажу предприятий иностранным компаниям обосновывали безысходностью их поло­жения, тем, что иностранные фирмы погасят их долги и будут выдавать работникам заработную плату, что у нас нет кадров, что наши кадры не умеют управлять, плохо знают менеджмент...

То, что у нас не было кадров, умеющих управлять предприятиями в условиях рынка, не соответствует действительности. Страна в течение 50-60 лет готовила в достаточно хороших вузах Москвы и Алматы многочисленных металлургов, горняков и геологов, нефтяников, энерге­тиков, химиков, машиностроителей и других специалистов. Среди них немало профессионалов с большим производственным стажем и опытом управления крупными предприятиями. Вряд ли найдутся честные и серьезные люди, сомневающиеся в их высоком профессионализме в области организации и управления нефтяным, энергетическим, металлургическим и прочим производ­ством.

Казахстанская школа геологов, созданная К.И. Сатпаевым, считалась одной из лучших не только в Советском Союзе, но и в мире. Это усилиями ее выпускников открыты, разведаны и эксплуатируются месторождения полезных ископаемых в Казахстане, именно их настойчивость позволила открыть такие уникальные месторождения, как Тенгиз и Жана-Узен. Бесспорны высо­кая квалификация и огромный талант казахстанских горняков и металлургов. Это их усилиями внедрена в практику камерно-столбовая система отработки месторождений, созданы уникальные разрезы Богатырь, Сарбай, Коунрад, осуществлен уникальный взрыв в урочище Медеу. Именно талантом казахстанских металлургов разработаны такие прогрессивные технологии и установки, как «КиВЦет», «ПЖВ».

Возможно, что в условиях рынка этого недостаточно, нужны еще, конечно, знание марке­тинга, умение гибко реагировать на конъюнктуру рынка, повышать конкурентоспособность про­дукции, искать рынки сбыта и т.д. Однако это не те области знаний и умений, которые не могут освоить высококвалифицированные специалисты-производственники. Тем более что на многие виды продукции этих секторов экономики, работающих в основном на экспорт, спрос достаточно стабилен, рынки сбыта известны.

Да, немало назначенных «сверху» директоров оказались малоспособными развивать пред­приятия. Анализ материалов показывает, что полученные кредиты, в том числе иностранные, под гарантии правительства использовались не по целевому назначению и не на поддержание произ­водства. Использовались они чаще всего на покупку престижных автомобилей, на строительство объектов непроизводственного назначения, преимущественно коттеджей, запускались в коммер­ческий оборот руководителями предприятий и т.д. А в это время росли неплатежи по зарплате,

за покупку сырья, оборудования для основного производства и т.п. Спрашивается, при чем здесь знание или незнание менеджмента, умение или неумение управлять? Тут речь идет только о лю­дях криминального бизнеса, цель которых - обогащаться любыми путями.

Это просто подтверждает несостоятельность политики подбора руководящих кадров, сви­детельствует о сращивании власти с криминальным бизнесом. Разве власть не имела прав и воз­можностей вести финансовый контроль на госпредприятиях, могла ли она не знать о нецелевом использовании кредитов, выданных под правительственные гарантии? Какие препятствия ме­шают ей своевременно давать оценку действиям, предпринимаемым подобными руководителя­ми крупных экспортно ориентированных предприятий, ведь их число не превышает нескольких десятков? Как могло случиться, что президент одной компании за счет иностранных кредитов закупил 50 джипов при той плачевной ситуации, в какой находилась сама компания? Это не слу­чайные явления, не единичные операции. Об этом свидетельствует более чем двукратное пре­вышение кредиторских задолженностей над дебиторскими, основная масса первых - это не по целевому назначению использованные, а потому невозвращенные кредиты.

Все дело, по нашему мнению, в назначении нередко заведомо нечистых на руку людей руко­водителями этих престижных предприятий, бесконтрольности и безнаказанности таких действий (об этом говорят многочисленные факты), вообще в высокой криминальности общественной и экономической среды в нашей стране. К сожалению, и это имеет место.

Вместе с тем иностранные специалисты, управляющие нашими металлургическими и неф­тяными предприятиями, предприятиями химической промышленности, как правило, не пока­зывают превосходных знаний в области производства, они пока особых успехов не достигли, хотя находятся в намного более благоприятных условиях, чем казахстанские менеджеры. При передаче в управление или при продаже предприятий иностранным компаниям для них созда­ются самые выгодные условия: они избавляются от содержания социальных объектов, могут без лишней головной боли сокращать численность работающих, работают в условиях освобождения экспорта от НДС и пошлин, свою продукцию вольны поставлять на такие рынки, на какие им хочется, никто не может их обязывать поставлять продукцию сельскому хозяйству, странам СНГ взамен покупаемых у них Казахстаном товаров, они не подвержены влиянию неплатежей, пени и штрафов на неуплаченные налоги и т.д., имеют ценовые выгоды. Кто может утверждать, что при таких условиях наши директора не смогут эффективно управлять предприятиями нефтяной про­мышленности, металлургии? А они всего этого не имеют, им это не дозволено.

Что значит «уметь управлять»? Это не только и даже не столько инвестировать и оплачивать долги, не просто производить продукцию - это означает постоянное достижение лучших конеч­ных результатов: повышение качества продукции и снижение издержек производства, т.е. обеспе­чение высокой степени конкурентоспособности товаров, внедрение новых технологий, создание новых эффективных производств, удачное вложение капитала и т.д. и т.п.

Но в этих вопросах на казахстанских предприятиях, управляемых или находящихся в соб­ственности иностранных фирм, особых сдвигов мы не видим. Что эти предприятия производили

- то и производят, как производили - так и производят, куда экспортировали - туда и экспорти­руют свою продукцию.

Более вескими выглядят аргументы, что они оплачивают долги, платят заработную плату и инвестируют производство. Конечно, трудно безошибочно судить об этих аргументах, не имея возможности хотя бы взглянуть на лежащие «за семью печатями» контракты. Однако в репорта­жах на телевидении, на страницах периодической печати содержатся факты о неуплате долгов по зарплате то одними, то другими новыми владельцами предприятий. Что касается инвестирования производства, то об этом можно узнать, заглянув в отчет Национального статистического агент­ства за 1996 год: вся сумма иностранных инвестиций составила за год 12,8 млрд тенге, включая кредиты; около 5 млрд тенге, или 70 млн долларов США, иностранных капитальных вложений в АО «Жезказганцветмет» не должны ввести в заблуждение, ибо они были осуществлены по кре­дитным соглашениям.

Предположим, что иностранные владельцы возмещают часть долгов и инвестируют про­изводство. Но позвольте, их заслуга в этом сомнительна по той простой причине, что они, в отличие от наших предприятий, работают на таких условиях, которые и не снились нашим ди­ректорам, да и им самим вряд ли снились в их благополучных странах. Ко всему этому мно­гие из них приобретают такие объекты практически бесплатно, более того, есть случаи, когда, наоборот, правительство берет на себя пополнение оборотных средств, как это было сделано по Карметкомбинату.

Реализуя свою продукцию по мировым или близким к ним ценам и платя при этом работни­кам предприятия по меньшей мере в 10 раз меньше, чем за рубежом за аналогичную работу, имея большие льготы и выгодные условия по сравнению с теми, что имели наши собственные руково­дители, - почему бы не погашать долги и не платить зарплату рабочим? Сумма, расходуемая на эти цели, мелочь, сделай одну-две партии поставки своей продукции на экспорт - и считай, что вопрос решен.

Имей наши директора эти условия и получай под правительственные гарантии или под за­лог своей продукции иностранные кредиты, они тоже сами смогли бы вывести свои предприятия из кризиса. Какие могли быть сложности в получении кредитов под залог или гарантии этими предприятиями экспортного сектора? Неужели для комбината «Балхашмыс» получение при под­держке правительства 30 млн долларов США для реализации производственной программы, за­планированной на 1997 год, - неразрешимая проблема? Разве мы мало получили, в том числе льготных кредитов? А поддержка правительством своими гарантиями предприятий экспортного сектора экономики является прямой его задачей и безрисковым шагом.

Если бы кредиты, полученные правительством в 1992-1994 годах под свои гарантии, на сумму более 2500 млн долларов США использовались на поддержку экспортно ориентирован­ных предприятий страны, а не ушли, по образному выражению президента страны Н. Назарбаева, «в песок», не раздавались коммерческим фирмам сомнительного происхождения, нередко даже фиктивно существующим, которые так и не возвратили эти кредиты и ушли от ответственности, то экономика страны вышла бы из кризиса, а политическое и социальное развитие страны шло по другому, более благоприятному сценарию.

Приведем лишь один пример. В мае 1994 года правительство Германии предложило нам кредит в сумме 400 млн немецких марок под 2% годовых сроком на 30 лет. Господин А.Г. Сала-матин, тогдашний министр промышленности РК, возглавлявший делегацию, отказался от этого в высшей степени выгодного кредита, мотивируя тем, что нет проектов, не успеем получить в назначенные сроки и т.д., и предлагал перенести переговоры на 1995 год или дальше.

Мы тогда доказывали г-ну Саламатину, что не так уж много времени надо, чтобы разрабо­тать два-три проекта для таких предприятий, как Карметкомбинат, «Жезказганцветмет», и что это позволит получить аналогичные кредиты от Германии и в 1995 году. Наши немецкие партнеры информировали, что если возможность получения кредита не будет использована в 1994 году, то переговоров о 1995-м не будет. Мы так и отказались от кредитов на 1994 год, и немцы больше кредитов не предлагали. А г-н Саламатин, сдав свои дела, через три месяца вообще выехал из нашей страны, оставив за собой, как и некоторые его друзья, Карметкомбинат и многие другие предприятия страны на грани развала. Добавим, что Узбекистану не стоило особого труда по­лучать необходимые кредиты для развития своей экономики от той же Германии и особенно от Японии, где имеются большие и дешевые ресурсы.

Таким образом, единственным веским и привлекательным аргументом в пользу передачи под управление или продажи предприятий иностранным фирмам остается регулярная выдача заработной платы работникам этих предприятий. Но на самом деле и этот аргумент несостояте­лен. Дело в том, что годовой фонд заработной платы работников предприятий, находящихся под контролем (во владении или управлении) иностранных компаний, по приближенным оценкам со­ставляет не более 18-20 млрд тенге. Между тем из бюджета только НДС компенсируется на сум­му 29 млрд тенге. Прежние отечественные владельцы этих предприятий таких льгот не имели.

Говорят, на этих предприятиях растет производство, растет экспорт. В целом это так, но да­вайте рассмотрим внимательнее и этот вопрос. Из данных Нацстатагентства видно, что в топлив­но-энергетическом комплексе спад производства электроэнергии усилился: в 1995 году был рост, а в 1996-м - снижение. На тепловых электростанциях этот контраст оказался еще более сильным, хотя здесь присутствует немало иностранных фирм. Значительный рост достигнут только в неф­тегазовой и нефтеперерабатывающей промышленности, несмотря на то, что ими пока управляют отечественные фирмы и специалисты. И в электроэнергетике, и в нефтяной промышленности снизили производство главным образом как раз иностранные компании: теплоэнергии - АПК, добычу нефти - ГАО «Южнефтегаз» (Кумколь), который передан иностранной компании.

В черной металлургии резко снижено производство восьми видов продукции из двенад­цати, по которым в 1995 году был либо рост, либо меньшее снижение. Причем резко снижено производство ферросплавов, кокса, труб стальных, жести белой, хромитовой руды, окатышей железорудных, железной руды, хотя практически все предприятия этой отрасли находятся в ру­ках иностранных компаний.

В цветной металлургии, где уже преобладают иностранные предприятия, положение не на­много лучше. Производство пяти видов продукции из восьми - бокситов, глинозема, свинца, титана губчатого и аффинированного золота-либо снизилось, либо темпы роста были более низ­кими, чем в 1995 году. Высокий рост достигнут в производстве лишь меди и серебра, небольшой рост был в производстве цинка.

Что касается экспорта, то и он не в пользу иностранных компаний. В 1996 году его объем увеличился только на 8,2% против 74,8% в 1995 году, когда предприятиями управляли в основном отечественные кадры. В структуре же экспорта в 1996 году серьезных сдвигов не произошло.

Иными словами, нет никаких оснований утверждать, что наши кадры не умеют управлять предприятиями. Не стоит делать из этого предположения большую сомнительную экономическую политику с далеко идущими, негативными для Казахстана последствиями. Это может оказаться такой же ошибочной промышленной политикой, как и предыдущие. Так, в 1992 году главной целью промышленной политики было объявлено создание концернов. Сменялись вывески — объ­единения и министерства преобразовывались в концерны, заявлялось, что они - единственное спасение промышленности. Но уже в июне 1993 года политика изменилась, теперь единственны­ми спасителями признавались холдинги, создаваемые «сверху» принудительно. Многие еще эф­фективно работавшие предприятия загонялись в искусственно образованные холдинги, во главе многих из которых стояли не совсем чистые на руку или имеющие сомнительное отношение к профилям предприятий, входивших в состав холдинга, люди. Они создавали производственный хаос, разворовывали активы, как могли. Это ни к чему хорошему не могло привести, и уже в 1994 году началась дехолдингизация.

Многие из таких руководителей, вывезя огромный капитал из страны, и сами оказались за ее пределами, процветают там, даже занимают высокие правительственные должности. Стран­но, что многочисленные факты об отгрузке и вывозе незаконным путем продукции за пределы страны отъезжающими за границу должностными лицами нисколько не беспокоили власти, не вызывали с ее стороны какой-либо действенной реакции.

Таким образом, видим, что экспортно ориентированные производства, основанные на экс­плуатации в основном природных богатств страны, стали тем большим пирогом, делением кото­рого заняты сейчас и власть, и криминальный бизнес. Под угрозой могут оказаться национальные интересы и экономическая безопасность страны. Продажа и передача в управление экспортно ориентированных предприятий, эксплуатирующих природные ресурсы стратегического назна­чения, может нанести или уже нанесла большой ущерб государственным национальным интере­сам Казахстана, нарушая его экономическую безопасность. Здесь мы далеки от лжепатриотизма, повторения избитых аргументов, популизма типа «продается Родина». Первым прямым ущер­бом, нанесенным национальным интересам и экономической безопасности страны, являются те условия, по которым иностранным компаниям проданы ведущие предприятия, о которых шла речь выше. Этими актами нанесен ущерб престижу Казахстана как суверенного государства, ибо продажа или передача под управление основных секторов экономики иностранным компаниям с аргументами «нет кадров, наши кадры не знают менеджмент» дают основание другим государ­ствам полагать, что республика не в состоянии самостоятельно управлять своей экономикой, не доросла до этого уровня.

Кроме того, теперь для зарубежных стран и их компаний нет особого предмета экономи­ческого сотрудничества, развития торговли с Казахстаном, т.к. им придется иметь дело не с ка­захстанскими, а с иностранными компаниями, на которые решения или желания правительства не распространяются. Мы уже пожинаем плоды своих действий в этом плане. Как показывает анализ данных Нацстатагентства РК, резко возросли нарушения сложившихся хозяйственных связей Казахстана со странами СНГ, ухудшившие эту ситуацию. В 1996 году в экспорте фер­росплавов - 89%, проката черных металлов - 92%, меди рафинированной - 98%, цинка - 89% поставлялось в страны дальнего зарубежья при соответствующем снижении их поставки в Рос­сию, Узбекистан, Туркменистан и др., т.е. в те страны, которые в прежние годы удовлетворяли основные потребности страны во многих жизненно важных видах продукции: природном газе, электроэнергии, нефтепродуктах, автомобилях, шинах и т.д. За эти товары раньше Казахстан рас­плачивался либо валютой, либо металлами. Теперь Казахстан не имеет такой возможности, что негативно отразилось на платежах со странам СНГ, на соотношении кредиторских и дебиторских задолженностей между ними, поставку ими в Казахстан продукции. В 1996 году долги предпри­ятий Казахстана предприятиям стран СНГ и других стран превысили в 4 раза долги предприятий этих стран предприятиям Казахстана. Кредиторские задолженности Казахстана Туркменистану превысили дебиторские задолженности в 3,4 раза, России - в 2,0 раза, Узбекистану - в 1,8 раза. Во многом этим объясняются частые отключения газа и электроэнергии, снижение объемов про­изводства многими казахстанскими предприятиями, например Павлодарским НПЗ, что привело к резкому росту цен на нефтепродукты в этой области и в соседних регионах.

Мы оказались в сложном положении не только в отношении экспортных поставок метал­лов и других товаров, выпускаемых базовыми отраслями, но и в части поставок потребителям в собственной стране. Теперь новые хозяева этих предприятий вывозят капиталы за границу, выводят их из внутреннего рынка, что ведет к потере рынков стран СНГ, особенно российского, для Казахстана, оставляя ему отравленную окружающую среду и обостренные социально-эконо­мические проблемы.

Мы жаловались на то, что Центр бывшего СССР оставил много сложных социально-эконо­мических проблем, однобоко наращивая мощности сырьевых отраслей. С этими проблемами Ка­захстан после распада СССР остался один на один, а теперь страна вместо того, чтобы заняться их решением, должна смириться с их умножением и углублением. И мы помогаем иностранным владельцам казахстанских предприятий с освобождением от таможенных пошлин и НДС на экс­портируемую ими продукцию в дальнее зарубежье, компенсируя сумму последнего поставщикам из дырявого бюджета (29 млрд тенге на 1997 год), задерживая при этом зарплату и пенсии своим гражданам. Это крупная потеря и для бюджета, и для страны в целом. Помимо этого, бюджет потерял доходы от дивидендов на госпакет акций. Оказывается, не нам помогают иностранные компании и их страны, а мы им помогаем. При этом с 20% НДС хотим вывозить свою продукцию на рынки стран СНГ, а потом кричим «караул!».

Россия нас не пускает на свой рынок, разрабатывает свои месторождения, проводит протек­ционистскую политику по отношению к своим товаропроизводителям. А что вы хотели, господа казахстанцы? Дураков нет, и в России, оказывается, - тоже.

Ущерб от продажи природных ресурсов и собственности в базовых отраслях имеет долго­временный и стратегический характер. Теперь Казахстан становится неспособным вести эффек­тивную структурную промышленную политику, без которой не обходилась ни одна страна, стре­мившаяся стать развитой. Структурная промышленная политика любой страны базируется на эффективном использовании и развитии ее главного богатства, а наше главное богатство - это природные минерально-сырьевые ресурсы и высокообразованные и профессиональные кадры, но они уже оказались у иностранцев. Причем иностранные компании интересует промежуточная продукция, выпускаемая базовыми отраслями промышленности, а производство готовых изде­лий из нее в их странах давно уже достаточно хорошо организовано.

Без организации производства готовой продукции, пользующейся спросом на мировом рынке, ни одна страна в современном мире не может достичь своих целей. А какое это будет из­делие - определит наше умение изучать рынок, организовывать и стимулировать производство этих изделий, найти инвестиционные средства и т.д. - словом, вырабатывать и вести правильную экономическую политику.

К сожалению, из-за сокращения поставок новыми владельцами металлов на внутренний рынок падает производство уже на построенных в республике заводах по выпуску продукции более высокой степени готовности, например, на заводах медной катанки, кабельных изделий. А воздействовать на них власть уже не может.

Нетрудно догадаться, что будет с нефтепродуктами в Казахстане после продажи иностран­ным компаниям практически всех нефтяных предприятий. Между тем ориентация на экспорт только сырья даже иностранными компаниями - дело для Казахстана тупиковое.

Иностранные компании, овладев ключевыми отраслями и предприятиями, станут (и уже становятся) хозяевами экономики страны. И они будут вести производство и реализацию продук­ции не в интересах Казахстана, не в таких темпах, режимах и направлениях, которые нам нужны, в соответствии не с нуждами РК, а с собственными интересами, интересами своих стран. Это аксиома. Этому способствуют и вынуждают их уже сложившаяся структура мировой экономики, разделение труда и специализация производства. А став хозяевами экономики, они будут оказы­вать заметное влияние и на внешнеэкономическую политику и политику государства в целом, что связано с потерей экономического и политического суверенитета, государственной независимо­сти. Это закон экономики и политики, который неумолимо действует в любой стране, и ни для кого не секрет, что вопрос о собственности - это вопрос о власти. На собственности держится вся экономика, все общество. Элита любой страны, не владеющая собственностью, никогда не защищает существующий режим власти своей страны.

Вот что такое собственность. А между тем самая ценная собственность Казахстана стра­тегического значения оказалась в руках иностранных компаний. А что осталось отечественным гражданам? Теперь, по-видимому, нет надобности в объяснении, кто хозяин, а кто наемник в Казахстане. И можно спросить, так ли уж безобидна ирония над словами, криком души: «Родина продается!»? А если вопрос, кто владеет собственностью, малозначим, то почему казахстанская элита так отчаянно и откровенно борется за передел собственности или за право продажи ее ино­странным компаниям?

За рубежом давно уже не практикуется игра с продажей собственности, поскольку там дав­но убедились, что во всех странах это приводит к реальному ущемлению политической независи­мости и нанесению реального ущерба экономической безопасности и заканчивается, как прави­ло, общественно-политическими потрясениями и ликвидацией засилья иностранных компаний в экономике. А в любой стране при любом потрясении пострадает прежде всего простой народ.

Вопрос о том, в чьих руках окажутся природные минерально-сырьевые ресурсы, не гово­ря уже о предприятиях, перерабатывающих их, является центральным вопросом государствен­ных национальных интересов и экономической безопасности любой страны, которая обладает их большими запасами. И такие страны в обязательном порядке разрабатывают свою сырьевую политику и программу освоения природных ресурсов.

В этом отношении показателен пример США. В 1949 году президент США Г. Трумен создал рабочую комиссию для разработки долгосрочной сырьевой политики США. Главное заключение комиссии состояло в том, чтобы США не разрабатывали свои ресурсы, а ввозили извне, и чтобы были обеспечены надежность источников и устойчивость снабжения страны этими ресурсами. Государство и армия США на протяжении 50 лет обеспечивают решение этой задачи, в частности относительно поступления нефти с Ближнего Востока. В свое время и президент Р. Никсон, и президент Р. Рейган решили проверить правильность данной концепции, и созданные ими рабо­чие комиссии подтвердили правильность выводов и рекомендаций рабочей комиссии 1949 года.

Но и принимающие страны научились защищать свои интересы и экономическую безопас­ность тогда, когда им приходится допускать иностранные компании к разработке и добыче своих природных ресурсов; сейчас это касается в основном нефтяных месторождений. И в этой области в мире разработана надежная система механизмов уменьшения рисков от мошенничества инвес­торов, от их попыток ускоренно выкачивать ресурсы или неоправданно замедлять их добычу.

То, что контракты о продаже подписываются правительством и их условия скрываются не только от прессы и общественности, но и от других властных структур, дает основание сомне­ваться в их выгодности и приемлемости для Казахстана, в отсутствии сговора сторон и личной заинтересованности подписавших их людей. Дело в том, что во всем мире нередко всплывают громкие скандалы, связанные с крупными сделками на разработку и использование природных минерально-сырьевых ресурсов иностранными инвесторами, причем это происходит даже в тех странах, где, в отличие от Казахстана, уже действуют жесткие законы, и они строго контролиру­ются.

Возникает вопрос, зачем при взаимовыгодности условий контрактов, честном их заключе­нии скрывать их за «семью печатями», почему бы не предать гласности? Могут сказать, что они содержат коммерческие тайны. Спрашивается, почему данные о стратегических ресурсах стра­ны, условия их продажи иностранцам должны быть для них открытыми, а для нас - секретными, почему скрываются наши секреты от нас же?

Если задуматься, продается общенародное богатство, причем принадлежащее не только на­шему поколению, а созданное в период советского строя трудом всего народа. Этот народ много раз видел, как властвующие одни за другими разбазаривали его труды, утверждая, что они все делают для его же блага и при этом давая понять, что народу совсем не обязательно знать, как это делается.

Народ никого не уполномочивал продавать его богатства иностранцам, ибо властные струк­туры, распоряжающиеся сегодня этим богатством, не избраны народом с предвыборной програм­мой, где содержалась бы продажа природных ресурсов и предприятий, эксплуатирующих их. Ни одним законом страны не закреплено это право, в том числе законом о приватизации. Кроме того, это происходит в обход закона о правительстве, т.к. в нем регламентируется право подписания постановлений и распоряжений, но не контрактов с иностранными фирмами на предмет продажи месторождений и предприятий.

Или другой вопрос: когда продаются заводы - производители меди, алюминия, цинка, свин­ца и т.д., вместе с ними продаются очень ценные и дефицитные редкие и редкоземельные метал­лы, цена килограмма которых может в несколько раз превышать цену тонны основной продук­ции. А если взять нефть, то это не просто деньги и не просто богатство, а большая политика. И это не все. Как-никак, в цветной и черной металлургии, да и в добыче нефти разрабатывались и внедрялись не такие уж отсталые технологии. Не зря за ними охотились и их скупали иностран­ные компании. И все это продается без рыночной оценки, втайне, за несколько миллионов тенге. С чего бы? Есть информация к размышлению.

Характерен в этом отношении пример с компанией «Трактебель». Так, изучение Комитетом по экономике, финансам и бюджету мажилиса парламента Казахстана и Генеральной прокурату­рой республики условий контракта на продажу «Алматыэнерго» бельгийской компании «Трак­тебель С.А.» показало, что при приватизации предприятия «Алматыэнерго» были допущены многочисленные грубейшие нарушения законов, затрагивающие важные интересы государства, созданы условия для нарушения компанией в процессе своей деятельности законов Республики Казахстан.

В условиях рыночной экономики нет ни жалости, ни бескорыстной помощи, нет друзей, есть только экономические интересы - максимум прибыли, захват источников ресурсов и рынков сбыта, устранение конкурентов. Только собственные экономические интересы движут инвесто­рами. Ради их удовлетворения они способны применить все способы (хищническое использова­ние природных ресурсов, захват наиболее богатых месторождений, закрытие или снижение объ­емов отдельных производств, сокращение рабочих мест и т.д.), если законы позволяют. Но у нас

нет законов, ограничивающих и регулирующих деятельность инвесторов в таких вопросах. При таких условиях можно не сомневаться, что они до предела будут развивать эти наши «грязные» отрасли и этим резко ухудшат и без того сложную экологическую ситуацию в республике. Конеч­но, возможно внедрение новых технологий, если они пришли надолго, и их преждевременный уход из Казахстана нанесет огромный ущерб. Но мы этого не знаем, мы не видели ни контрактов, ни экспертиз независимых экспертов.

Иностранные фирмы не то что у нас, а у себя, находясь даже под регулирующим воздей­ствием хорошо отработанной правовой базы рыночной экономики, не очень доверяют своим партнерам, строго следят друг за другом, контролируют друг друга. Это не потому, что они пло­хие фирмы или жулики, а потому, что таковы законы рынка, таковы его требования и условия.

Если они лучшие управленцы, чем наши, и пришли в Казахстан только чтобы помочь ему, если наши предприятия базовых отраслей такие плохие, почему бы им не покупать машиностро­ительные предприятия, предприятия легкой и пищевой промышленности и других отраслей, не инвестировать их? Конечно, все это не так.

Понятна удовлетворенность менеджеров и рабочих по поводу своевременной выдачи за­работной платы, причем намного выше среднереспубликанского уровня. Их не в чем упрекнуть. Это вытекает из их роли и места в системе производственных отношений. Есть собственник, есть менеджер, есть рабочие. Интересы рабочих в данный момент - хорошо заработать и своевремен­но получить заработанные деньги. Менеджер стремится, чтобы его нынешнее благополучное положение было стабильным и длительным. А собственник хочет постоянно умножать свой ка­питал. Поэтому не совсем понятно, почему власть, по сути собственник, продает собственность, рассуждая, как менеджеры и рабочие?

Не будем гадать о криминальности или некриминальности сделок, попробуем исходить лишь из чисто экономического аспекта. С этой точки зрения продажа выглядит так: продали гос­предприятие - нет проблем для правительства. Тем более если продавать своим, то еще при­думывают «постприватизационную поддержку», а если продаем иностранцам, то нет никаких забот. Поэтому правительство всех убеждает, что нет другого выхода, как продать предприятия иностранцам. А на самом деле в экономике существует бесчисленное множество путей решения проблемы. Управлять страной, управлять экономикой - это уметь видеть такие пути и выбирать из них наилучшие. Это неимоверно сложный процесс. Не всегда и не во всех странах быстро находят нужные решения. Не зря говорят, что управление - это искусство. В этом и заключается трудность управления экономикой, трудность формирования правительства.

Продать - это очень просто. Но это не означает, что простое решение - верное решение. Оно лишь подмена неумения или нежелания решать насущные проблемы экономики, какими бы сложными они ни были. Как показано выше, продажа собственности породила множество дру­гих, еще более серьезных проблем.

Если бы предприятия оставались отечественными, то собственность просто перемещалась бы внутри страны и огромные валютные средства от экспорта возвращались бы в страну, служили бы источником инвестирования развития других отраслей отечественной экономики. Только в 1996 году валютная выручка от экспорта составила 6720,9 млн долларов США. А теперь соб­ственность практически перемещается за пределы страны, прибыль остается за рубежом, Ка­захстан лишается этих инвестиционных ресурсов. Причем прибыль большая, т.к. иностранные компании используют в Казахстане дешевую рабочую силу, многие не платят налоги, применяют выгодные ценовые комбинации. Имеются факты о невыполнении ими взятых обязательств, такие как непогашение долгов смежникам, неинвестирование производства, сокращение рабочих мест и др. Это разве не прямой ущерб экономической безопасности страны? Раньше мы могли рассма­тривать стратегически важные базовые отрасли как приоритетные точки роста, т.к. их развитие повлекло бы за собой и другие отрасли. Теперь они таковыми быть не могут.

Никто не против привлечения иностранных инвестиций, но, во-первых, в любой стране есть отрасли, где присутствие иностранных компаний недопустимо. Это главным образом стратегиче­ски важные отрасли. В современном мире эти отрасли не продаются. Кстати, в России готовится законопроект, по которому привлечение иностранных инвестиций в стратегические сферы не будет допускаться, а в ряде других сфер их допуск будет ограничен. Это, как правило, финансо­вый сектор. В КНР существуют списки, где указано, в какие сферы могут вложить свой капитал иностранные инвесторы. Во-вторых, выбираются выгодные формы привлечения иностранных инвестиций. К ним относятся: раздел продукции, создание СП, размещение и покупка акций, ли­зинг, приобретение или строительство новых предприятий обрабатывающей промышленности. Никто не против строительства электростанции в Актюбинской области, сделки с «Шевроном» на условиях раздела продукции, на базе которой действует СП «Тенгизшевройл», продажи Ал-матинской табачной фабрики. Можно было бы приветствовать засилье иностранных инвесторов в обрабатывающей промышленности Казахстана. Можно открыть двери иностранному присут­ствию во всех базовых отраслях, но с условием сохранения доминанты в них казахстанской сто­роны, т.е. сохранения за ней контрольного пакета акций, что является защитным механизмом для экономической безопасности страны.

Жизнь покажет правоту идей, изложенных выше, в других странах это уже доказано. Если к экономическому благополучию все страны приходят примерно схожими путями, то зачем же Казахстану нужно идти особым путем, которым никто уже не пользуется? Или мы обречены идти к этому в течение 150 лет?

Ничего удивительного не будет в том, если завтра мы обратимся за рубеж за займами, а че­рез несколько лет окажемся в долговой яме и «нищета при богатстве» станет характерной чертой страны на долгие годы. Это будет тем реальнее, чем быстрее мы продадим нефтяную отрасль. Ясно, что тогда многие сегодняшние инициаторы этой сомнительной экономической политики окажутся за пределами страны или будут процветать в другом бизнесе, а власть будет объяснять наши неудачи очередными сложностями, ошибками и просчетами. Как мы любим вместо «пред­видения» заниматься «поствидением»! И тогда они в лучшем случае смогут сказать: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда».

Глава VII. Трансформационный процесс и проблемы макроэкономической стабилизации

§ 1. Годы углубления системного экономического кризиса: институциональная и производственная «ловушка»

Казахстан начал свои трансформационные рыночные реформы в 1992 году в условиях уже нарастающего системного экономического кризиса: резко возрастающей инфля­ции, разлагающейся финансово-денежной системы, когда рубль перестает выполнять функции полноценного платежного средства как в потребительском, так и в производственном секторах, все усиливающегося спада производства и роста безработицы, ухудшающегося социального по­ложения населения, полностью деморализовавшейся политической и правоохранительной систе­мы, силовых структур - армии, КГБ и МВД. Это был не обычный циклический или экономиче­ский кризис, он был системным, т.е. кризисом всего общественно-политического строя, который господствовал в СССР и ряде других стран Европы, Азии и Латинской Америки. Поэтому вы­ход из него был намного сложнее, чем выход капиталистических стран из Великой депрессии 1929-1933 годов. Нужно было преодолевать экономический кризис с одновременной сменой по­литической системы, т.е. всех государственных институтов и механизмов регулирования обще­ственно-политических, экономических и социальных процессов. Причем последние было прин­ципиально невозможно трансформировать в рыночные институты и механизмы, их нужно было непременно радикально менять, т.е. ликвидировать старые и создавать новые. Была ли другая стратегия изменения государственных институтов в постсоветских государствах, в частности в Казахстане и России? Лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц считает, что была. «Какова альтернативная стратегия изменений? Лучше начать с существующих институтов и попытаться (подчеркнуто мною. -А.Е.) побудить их к постоянно нарастающей трансформации, а не пытать­ся «коренным образом» устранить их для того, чтобы начать с «чистого листа»¹'Стиглиц Дж: Куда ведут реформы?//Мат-лы сжсгод. банковск. конф. по развитию экономики. Всемирный банк, 28-30 апреля, 1999. Вашингтон, O.K. С. 30. Он упрекает российских экономистов в «более глубоком непонимании основ рыночной экономики, а также в неверном понимании основ процесса институциональных реформ, и что они не смогли понять современный капитализм»². 'Стиглиц Дж: Куда ведут реформы?//Мат-лы сжсгод. банковск. конф. по развитию экономики. Всемирный банк, 28-30 апреля, 1999. Вашингтон, O.K. С. 30

Возможно, реформаторы действительно не понимали основ рыночной экономики, совре­менный капитализм. Однако, читая статьи самого Стиглица и ознакомившись с его рекоменда­циями для проведения реформ в России, его можно подвергнуть не меньшей критике, а именно упрекнуть в непонимании основ советской системы, ее плановой экономики и в полном непред­ставлении того, что значит перейти из глубокого кризисного советского социализма к современ­ному капитализму. Только не понимающий этого ученый мог утверждать, что начинать надо было с существующих институтов и «попытаться» трансформировать советские государствен­ные институты, которые работают не по законам, а по решениям ЦК КПСС и правительства СССР, выступлениям Генерального секретаря и обслуживают функционирование тоталитарной советской социалистической и политической системы, антагоничной по своим целям, задачам и механизмам капитализму и его рыночной экономической системе. Это при том, что весь на­род и все кадры в этих институтах, за исключением нескольких сотен демократов, не приемлют капитализм и рыночную экономику, не говоря уже о том, что они вовсе не знают и не понимают, как эта система функционирует и как люди в ней работают. Трудно представить, с каких, напри­мер, существующих законов следует начинать, а какие «попытаться» трансформировать, если в СССР существовало всего три закона: Конституция СССР, Основной кодекс и Закон о труде. Используя выражение «попытаться побудить», Дж. Стиглиц показывает свою неуверенность в том, что реформаторам удастся приучить эти институты - советские суды, прокуратуру, Госплан, Госбанк СССР, министерства и ведомства - к постоянно нарастающей трансформации. А другие институты, которые можно было бы и «побудить», как, например, вся законодательная, налоговая система и институты, коммерческие банки, фондовые рынки, кредитная система, пенсионные фонды и многие другие, без которых рыночная экономика не может начать функционировать, вовсе отсутствуют в СССР. Спрашивается, что и как следует трансформировать?

Он сам признает, что в социалистических странах мало (а в каких социалистических стра­нах есть? - А.Е.) или же нет совсем прецедента банкротства, и считает, что необходимо соз­дать институты банкротства (где последовательность, ведь он утверждал, что начинать надо с существующих? - А.Е.). Правда, расшифровывая Шумпетеровское выражение «созидательное разрушение», Стиглиц подсказывает, что, наряду с банкротством множества фирм, которые про­исходят даже в давно существующих рыночных экономиках, активные программы создания и сохранения рабочих мест путем содействия предпринимательству должны идти рука об руку, а может, и предшествовать вызванной банкротством перестройке. Но это делается в странах с давно существующей рыночной экономикой, где есть, что тратить и куда тратить. В Казахстане и России как раз банкротство не производилось, чтобы не терять рабочие места. Хотя во многих случаях это были фиктивные рабочие места. Только вот о какой активной программе содействия таким предприятиям может идти речь, когда в этих странах нет никаких ресурсов, их экономика еще с конца 80-х находится в глубокой депрессии, деньги не работают, а финансово-денежная система развалена.

Таким образом, можно заключить, что в постсоветских странах социальных и иных инсти­тутов, которые нужно было «попытаться побудить» трансформироваться в институты рыночной экономики, либо не было, либо их трансформация была невозможна. Они целиком и полностью были подчинены целям и задачам социалистического общества, которое является антиподом капиталистического. Они привыкли работать в условиях централизованной плановой экономики, альтернативной рыночной. У них не было ни знаний, ни опытных кадров. Процессы и механизмы их регулирования не были пригодными для обслуживания рыночной экономики. Они не подле­жали никакой трансформации, т.к. были в корне не совместимы. Поэтому у реформаторов остава­лось только одно решение - разрушить их до основания и создать на их месте новые институты. И это не прихоть и не чье-то желание, а необходимость.

Поэтому перед страной стояла следующая задача: вывести экономику из глубокой депрес­сии при одновременном проведении системных структурных и институциональных рыночных реформ, что составляет суть трансформации плановой экономики в рыночную. Возник вопрос «с чего?»: с чего начать? Для реформаторов ответ был один: с либерализации цен и превращения скрытой инфляции в открытую, с ростом цен в 2-3 раза, и бороться с ней уже известными в ры­ночной экономике механизмами. Сама собой напрашивалась необходимость введения политики макроэкономической стабилизации, главная цель которой состоит в том, чтобы «остановить рост цен, ввести инфляцию в приемлемые границы, создав тем самым условия для роста экономики и уровня благосостояния населения»¹. Этими условиями было достижение финансовой стабильно­сти, нормального функционирования денежной системы, ибо без твердой (надежной) валюты в стране невозможен рост экономической активности, за которой следует рост самой экономики.

Между тем, как нетрудно было заметить из раздела «Шоковая терапия», так думали не все. Большинство политиков, экономистов, специалистов предлагали начать трансформационный процесс сразу после оздоровления и роста экономики, структурной модернизации и т.д. Проведе­ние макроэкономической стабилизации считали политикой, диктуемой западными институтами, такими как МВФ и ВБ, попыткой «западников» использовать у нас монетарную теорию, которая, мол, нигде не применяется и не признается многими западными учеными, и т.д. и т.п. Сами они с этой теорией знакомы не были и пользовались информацией из третьих рук. Тем самым они по­казывали незнание трудов и В.И. Ленина, учение которого преподавали студентам в вузах. Не кто иной, а сам Дж. М. Кейнс писал: «Ульянов-Ленин утверждал, что наилучший способ уничтожить капиталистическую систему — это ослабить и разложить ее валюту посредством инфляции»². Следовательно, надежные деньги - первичны, а рост производства - вторичен. Чтобы сделать деньги надежными, необходимо подавлять инфляцию, что можно сделать только монетарными, т.е. денежно-кредитными инструментами.

Но в Казахстане «не все были дома», в прямом смысле. Во-первых, платежным средством оставался российский рубль, поскольку в 1992 году республика не стала вводить свою нацио­нальную валюту или суррогатную валюту, как это сделали некоторые бывшие союзные респу­блики. Причем, естественно, эмиссионная функция оставалась за Центробанком Российской Фе­дерации, и Казахстану пришлось выпрашивать необходимые денежные средства у правительства России, которое старалось отпускать запрашиваемые суммы согласно своей денежно-кредитной политике. Конечно, вначале ему чаще всего не удавалось придерживаться данного условия, по­этому уже в середине лета 1992 года российское правительство решило выдавать запрашиваемые суммы в государственный долг, открыть с 1 июля 1992 года специальные корреспондентские счета для ведения межгосударственных взаиморасчетов в СНГ и установить котировку безна­личных денег стран рублевой зоны. Казахстан теперь должен был оформить свою задолженность как государственный долг России со всеми условиями погашения внешнего долга.

'Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 244.

²Долан Дж. Э. и др. Деньги, банковское дело и денежно-кредитная политика. М.-Л., 1991. С. 248.

Более того, российское правительство потребовало от всех стран СНГ, использующих рубль в качестве своего денежного знака, использовать его по правилам Центробанка РФ, делегировать ему функции своих национальных банков и даже передать свои золотовалютные резервы. Эти страны должны были принять все условия ЦБ РФ в области денежно-кредитной политики. Это было естественным шагом России, иначе было невозможно вести жесткую денежно-кредитную политику и побороть инфляцию как в самой России, так и в странах рублевой зоны.

Во-вторых, задача проведения политики макроэкономической стабилизации и проведения реформ возлагалась на правительство во главе с С.А. Терещенко, сформированное в ноябре 1991 года, и руководство Национального банка Казахстана во главе с Г. Байназаровым. В состав прави­тельства входили в основном известные кадры «старой закалки», в основном бывшие партийно-советские и хозяйственные руководители плановых и финансовых органов, имеющие преимуще­ственно техническое образование. В Национальном банке на руководящих постах трудились в основном экономисты старой советской системы. Они в своем большинстве являются хорошими организаторами производства, умелыми руководителями коллективов в условиях планового хо­зяйствования и административно-командного управления, были незаменимы в экстремальных условиях. Однако многим из них было чрезвычайно трудно на ходу овладевать всеми премудро­стями рыночной экономики, макроэкономической политики, особенно представить себе, чем и насколько опасна инфляция, какова ее связь с экономическим ростом, инвестициями, безработи­цей, как эффективно бороться с нею и т.д. Поэтому им была неведома суть антиинфляционной денежно-кредитной политики правительства и Нацбанка, они понимали ее в буквальном смысле - как тратить деньги на производство. Создавалось ощущение, что Нацбанк и не думал вести определенную денежно-кредитную политику в этот критический для экономики период. Он на­поминал Госплан Казахской ССР. Не случайно, что у власти Республики Казахстан как к началу реформы, так и в последующие полтора года отсутствовала собственная продуманная экономи­ческая политика и соответствующая программа ее реализации, которые отвечали бы интересам государства и подходам к решению проблемы стабилизации цен и финансовой системы, оздоров­ления экономики и обеспечения ее роста.

Страна могла ознакомиться в мае 1992 года только с основными направлениями экономи­ческой реформы, которые президент Н. Назарбаев изложил в своей статье «Стратегия становле­ния и развития Казахстана как суверенного государства». К этим направлениям были отнесены создание в Казахстане социальной рыночной экономики, основанной на сочетании различных форм собственности, планомерное преобразование экономики с фиксированием этапов и соот­ветствующих конкретных задач.

Программа исходила из достижения поставленных целей за 10-15 лет в три этапа: за 1992-1998 годы обеспечивается макроэкономическая стабилизация, нормализуется потребительский рынок и осуществляется приватизация значительной части государственной собственности; за 1998-2005 годы предполагается достичь структурных изменений с целью преодоления сырьевой направленности экономики, развития рынков товаров, капитала и труда; за последующие 5-7 лет - войти в число новых индустриальных стран на основе ускоренного развития экономики открытого типа.

Однако все эти цели и задачи реформ до мая 1993 года не были трансформированы в кон­кретную программу в рублевой зоне, страна приняла «правила игры», заданные правительством России, и в течение двух лет следовала за всеми зигзагами ее экономики. Самостоятельность рес­публики в экономической политике проявлялась только в частных вопросах. Со стороны прави­тельства и Нацбанка не было синхронных и гибких решительных и последовательных действий, адекватных меняющимся условиям, не было предсказуемости в их работе. Между тем намечен­ные цели - снижение и стабилизация одновременно и уровня инфляции, и спада производства - были труднореализуемы, по крайней мере требовались повседневная ювелирная работа всех ветвей и звеньев власти, компетентность и решительность их руководителей, их действия как единой команды. К сожалению, всего этого не было. Не было этого и во властных структурах Российской Федерации, от денежно-кредитной политики которой зависел успех макроэкономи­ческой стабилизации и в Казахстане.

Однако и в России в 1992 году ужесточение денежно-кредитной политики удалось осущест­влять только в течение первых двух месяцев¹.

Динамика денежной массы М2 и индекса

потребительских цен (ИПЦ) в месяц в России (прирост, % к следующему месяцу)2'

Денежная масса с января по июнь росла медленными темпами, в пределах 9—12,7%, и с марта темпы инфляции стали снижаться, бюджет был фактически сбалансирован, курс рубля к доллару рос. Однако в июне произошло существенное ослабление и кредитно-денежной, и фи­нансовой политики, резко пошли вверх темпы роста денежной массы, что двухмесячным лагом привело к перелому динамики цен³.

'Ясин Е. указывает на ?>-А месяца, а Гайдар - на 5 месяцев.

²Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 253.

Гайдар Е. Годы поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 223

Такая политика правительства России, проведенная в январе-июне 1992 года, несколько сдержала рост денежной массы и ограничила кредитное влияние на экономику Казахстана в со­ответствующем периоде. К середине 1992 года появились улучшения в области сбалансирован­ности бюджета. Денежная масса в течение первых четырех месяцев росла в среднем за месяц на 10-14%, а инфляция снизилась с 360% в январе до 10% в мае. Укрепилась позиция рубля: он стал выполнять функции реальных денег. Однако правительство, столкнувшись с резким сокраще­нием объемов производства и ростом размеров задолженностей предприятий, отступило от ре­ализации даже умеренной антиинфляционной политики и вновь прибегло к крупномасштабной денежно-кредитной эмиссии. Ему казалось, что это происходит из-за кризиса ликвидности.

Ослабление денежно-кредитной и финансовой политики сразу же вызвало резкий рывок денежной массы вверх, что, в свою очередь, вновь сильно подхлестнуло инфляцию. Денежная масса увеличилась за год в рублевом выражении в 16,3 раза против 4,5 раза в 1991 году, объем кредитов в экономику возрос в 10,6 раза. Инфляция росла в среднем на 20% в месяц.

Чтобы обуздать инфляцию, правительство Казахстана ничего иного не придумало, кроме как поставить цены на ряд товаров, преимущественно сырьевого характера, под жесткий кон­троль государства. 14 мая 1992 года вышел указ Президента Республики Казахстан о расширении круга товаров и услуг, реализуемых по фиксированным ценам, который распространялся на то­пливно-энергетические ресурсы и другие стратегические товары (продукция металлургии, сель­ского хозяйства), а также социально значимые товары и услуги. Предполагалось, что это будет сдерживать рост цен на продукцию переработки из собственного сырья.

215 стр U/sjHfJiiFftjjftwas, ^лданя* дохгвдженяА мж^эжшямияйгжж. схайшшзащш-, илсхавлештя пре­зидентом Н. Назарбаевым, похоже, мало кого заинтересовала. Всех, в том числе и в составе пра­вительства, производственников больше интересовала проблема остановки спада и обеспечение роста производства. При этом первопричину они искали не в коренных изменениях в экономике и растущей инфляции, а в отсутствии инвестирования производства и пополнения оборотных средств предприятий. Отраслевые лоббисты отстаивали необходимость постоянного подпиты­вания производства крупными кредитными вливаниями. Естественно, источник кредитных ре­сурсов был один - эмиссия денег НБК. НБК кредитовал предприятия через вновь созданные, в основном государственные, банки второго уровня, дело доходило до того, что он осуществлял даже прямое кредитование. Кредитовало их и правительство как из бюджетных, так и из вне­бюджетных, заимствованных в том числе за счет кредитов на крупную сумму, предоставляемых ежегодно НБК внешних средств. В 1992 году Верховным Советом Республики Казахстан был принят закон о создании внебюджетного фонда экономических преобразований за счет 5-про­центных отчислений предприятий от себестоимости своей продукции, что «не влезало ни в какие ворота». Были созданы и другие фонды, например Дорожный фонд, Инвестиционный фонд.

В условиях обвального спада производства призыв отраслевых лоббистов сохранить про­мышленную базу страны находил полное понимание в обществе и правительстве производственников. А необходимость эмиссионного, т.е. инфляционного кредитования весенней посевной и осенней уборочной кампании в сельском хозяйстве вообще не вызывала никаких сомнений.

Такая политика денежно-кредитной экспансии за счет денежной эмиссии НБК осуществля­лась под влиянием утверждения председателя Центрального банка России В. Геращенко о том, что инфляция вызвана обвальным сокращением объема промышленного производства и поэтому ЦБР должен осуществлять денежную эмиссию для сохранения промышленности страны. Тогда в России и Казахстане был широко распространен кризис ликвидности, или кредитный дефицит. Нарастающий объем взаимных неплатежей предприятий в экономике вроде бы это подтверж­дал.

Хор противников либерализации цен и макроэкономической стабилизации утверждал, что Казахстан имеет свою специфику, а потому реформы «западного типа» для нас неприемлемы и не дают положительных результатов. Они обвиняли правительство в применении политики, про­водимой МВФ и ВБ, что у нас другая структура экономики, нам необходимо оздоровление эко­номики с ростом производства, что требует кредитной поддержки. Эта линия находила благодат­ную почву и в обществе, и в самом правительстве, в Верховном Совете и НБК. Дальше началось массовое выколачивание ничем не обеспеченных денег из казны. Мало того, они выдавались под большую отрицательную процентную ставку - примерно под 80% годовых при уровне средне­годовой инфляции, например, 1381% в 1992 году. К этим привилегиям следует добавить, что многие предприятия под разными предлогами, например приоритетность той или иной отрасли, получали большие налоговые льготы. В 1991 году Верховный Совет РК в целях оживления про­изводства принял закон о создании в республике свободных экономических зон (СЭЗ), в котором предусматривались предоставление предприятиям, находившимся в таких зонах, широкого круга налоговых льгот и других преференций, право на экспортирование сырьевых ресурсов, добытых на территории СЭЗ, и самостоятельного использования зоной экспортных выручек. По закону, любая территория могла объявить себя СЭЗ с разрешения Верховного Совета без ведома прави­тельства. Их число стало расти, как грибы после дождя¹.

Сюда следует также добавить практиковавшиеся в течение многих лет, начиная с 1992 года, субсидирование и централизованное кредитование правительством различных секторов эконо­мики (военно-промышленного комплекса, сельского хозяйства, транспорта и др.).

Такие щедрые налоговые льготы и субсидии при расходовании с размахом бюджетных средств без правил, характер их использования, низкая налоговая дисциплина, сочетающаяся с продолжающимся спадом производства, привели бюджет страны к большому дефициту.

'Автору приходилось активно высказываться против обоих законов: давать отрицательную экспертизу обоим проектам законов, неоднократно выступать за отмену закона о СЭЗ на заседаниях Комитета ВС по экономике, готовить в 1993 году проект отрицательного заключения правительства на этот закон, публиковать статьи, выпустить в 1992 году брошюру «Концепция создания СЭЗ в РК». Оба закона были отменены в 1994 году.

Параметры бюджета расширенного правительства Казахстана, % к ВВП

Источники: Гайдар Е. Детские болезни постсоциализма//Вопросы экономики. 1997. № 5;

Илларионов А. Финансовая стабилизация в, республиках бывшего СССР//Вопросы экономики. 1996. №2.

Как видно из таблицы, в двух годах из трех бюджетный дефицит был очень высоким, оста­ваясь в районе 7% ВВП. Интересно, что в 1993 году он был на удивление низким - -1,2% ВВП, а в 1994 году, наоборот, очень высоким. Это объясняется политикой не столько правительства Казахстана, сколько России. Дело в том, что правительство России с 1 июля 1992 года, во-первых, устранило рублевую зону с безналичной денежной системой, во-вторых, открыло всем странам рублевой зоны корреспондентские счета для ведения межгосударственных взаиморасчетов стран СНГ с Россией и котировку безналичных денег стран рублевой зоны, потребовало оформить за­долженность государств - членов СНГ как их государственный долг России со всеми условия­ми погашения долгов. С этого момента в сфере безналичных расходов рублевая зона перестала существовать. Кроме того, Россия решила теперь выдавать не технические, а только связанные государственные кредиты.

Но и это не все. В 1993 году Россия ввела собственную валюту (денежные знаки нового образца) и выдвинула требование об оформлении предоставляемых Казахстану 3 млрд рублей в виде государственного долга под залог золотовалютных резервов. Она поставила условия созда­ния «рублевой зоны нового типа» только как зоны, работающей по правилам, вырабатываемым ЦБР, и все участники зоны передают ЦБР свои золотовалютные резервы. Естественно, Казахстан не мог пойти на такие условия, которые на деле означают передачу части экономического суве­ренитета другому государству.

Динамика денежной массы МЗ и индекса потребительских пен а Казахстане и России в 1992-1994 годах

Источники: Илларионов А. Финансовая стабилизация в республиках бывшего СССР//Вопросы экономи­ки. 1992. № 2: Гайдар Е. Деловое время М.: Дело, 2005. С. 386 (по данным Transition Report 2000,2003. London: EBRD; Госкомстата России, ЦБР International Financial Statistics, IMF, 2004).

Все это вынудило правительство существенно сократить в 1993 году бюджетные расходы (с 31,9 до 24,7% ВВП, т.е. на 23%). Но это вроде бы противоречит самому резкому росту денеж­ной массы в 1993 году по сравнению с 1992-м - в 8,38 раза и приросту ее в среднем за месяц на 19,4%. На самом деле нет никакого противоречия. Просто Казахстан медлил с введением своей национальной валюты и не предпринял никаких защитных мер против наплыва в страну рублей старого образца. А наплыв происходил в течение достаточно продолжительного времени из всех стран СНГ, т.к. многие из них заблаговременно обеспечили свою валютную безопасность.

«Органам МВД удалось изъять 58 млрд старых рублей, которые были незаконно перебро­шены в республику. Всего в ходе обмена банкнот на собственную валюту банками Казахстана было принято 910 млрд старых рублей»¹.

Конечно, и само правительство Казахстана в 1993 году тоже пыталось наладить макро­экономическую стабилизационную политику. В апреле 1993 года Верховным Советом РК была принята неплохая «Программа неотложных антикризисных мер и углубления социально-эко­номических реформ», инициированная вице-президентом Республики Казахстан доктором экономических наук Е.М. Асамбаевым и представленная на суд депутатов Верховного Совета президентом Н.А. Назарбаевым. В ней приоритетной задачей определена макроэкономическая стабилизация, в частности борьба с инфляцией и ускоренное преобразование собственности. Од­новременно была принята другая «Национальная программа разгосударствления и приватизации государственной собственности в Республике Казахстан на 1993-1995 годы».

Однако первая антиинфляционная программа в силу отсутствия национальной валюты, слабого кадрового обеспечения и низкой активности НБК не имела шанса на реализацию, не оставила каких-либо заметных следов в макроэкономической политике государства.

'Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М, 1995. С. 34-35

В то же время правительство стало усиливать вмешательство в экономику, чтобы, как ка­залось членам кабинета, своим активным регулированием удерживать экономику от коллапса, и в первую очередь остановить спад производства, начать изменение структуры народного хозяй­ства. В стране разрабатывались долгосрочные программы развития 18 отраслей, включая сферу бытового обслуживания, началась разработка так называемого индикативного плана по примеру Франции, Японии, Южной Кореи и Малайзии, пытались активизировать инвестиционную по­литику за счет государственных источников и привлечения прямых иностранных инвестиций. Всей этой работой руководило Министерство экономики, роль которого заметно возросла, были созданы Агентство по иностранным инвестициям, комитеты по ценам, по информатике и др.

Было сменено руководство Комитета по государственному имуществу, чтобы ускорить про­цесс приватизации государственной собственности. Итоги реализации программы приватизации госсобственности были признаны президентом неудовлетворительными. Если спасение произ­водства в 1992 году правительство видело в создании концернов, то в 1993 году оно виделось в «холдингизации» экономики - исключительно волевым способом промышленные предприятия распределены по холдингам. 80 предприятий - экспортеров сырьевого сектора почему-то были переданы частному холдингу «КРАМДС», который возглавлял небезызвестный приближенный к власти господин В. Те (непонятно только, каким образом и за какие достижения). В конечном счете эти самые ликвидные предприятия, несущие и в прямом, и в переносном смысле золотые яйца, были развалены и, возможно, ободраны этим господином и его 25 вице-президентами, быв­шими секретарями ЦК КП Казахстана и заместителями председателя Совета Министров КазССР, министрами ряда отраслей. Когда нависла угроза проверки со стороны Верховного Совета РК, господин Те основную часть активов компании перевел в Россию, создав там «КРАМДС», ка­жется, для СНГ, и оставив в Казахстане только отраслевой «КРАМДС», ясно, что без каких-либо ликвидных активов. Когда был распущен Верховный Совет в марте 1995 года, «КРАМДС» снова ожил в Казахстане. Но ненадолго. Скоро этой компании в стране не было. Вскоре сам г-н Те, говорят, уехал и живет в Калининградской области России. В 1997 году якобы обанкротился про­цветавший в Казахстане все эти годы его «карманный» банк - «КРАМДС-Банк»¹.

'В марте 1991 года я, будучи директором Института экономики и рыночных отношений Госэкономкома РК, получил от одного высокопоставленного чиновника задание в ответ на письмо г-на Те правительству (он тогда был членом Высшего экономического совета при Президенте РК) обосновать передачу 135 ведущих предприятий сырьевого сектора в ведение частной компании «КРАМДС». Я с ведущими специалистами института обосновал, со ссылкой на мировой опыт стран с рыночной экономикой, неправомерность, необоснованность и неоправданность осуществления правительством такой операции с «КРАМДСом», указал на возможные последствия для экономики в целом и для сырьевых отраслей особенно, и этот материал передал тому, кто дал мне это задание. Далее до июня 1993 года, т.е. до того времени, когда указом президента 80 предприятий из тех 135 были включены в состав холдинга «КРАМДС», вопрос заглох, ничего не было слышно ни о передаче этих предприятий в «КРАМДС» и ни об отказе ему в этом, и меня не вызывали в правительство.

Свое видение передачи 135 предприятий в «КРАМДС» мы (К. Берентаев, А. Есентугслов, С. Ракишсв, Ю. Сапожников) изложили в книге «Формирование многоотраслевых корпораций как основное направление создания эффективной промышленно-хозяйственной структуры» (Алматы, 1993).

Итогом таких мер стал провал в 1993 году всех принятых программ, углубление спада про­изводства и дальнейшее ухудшение уровня жизни населения, резкий всплеск денежной массы, являющейся первопричиной разгула инфляции.

Тяжелейшая ситуация складывается в 1994 году: бюджетный дефицит вновь резко прыгнул вверх, достиг 6,8% ВВП при заметном замедлении роста денежной массы (6,63 раза за год и на 17,1% в среднем за месяц). Большой рост бюджетного дефицита здесь произошел из-за сильного сокращения размера доходной части бюджета (до 17,2% ВВП) при сохранении бюджетных рас­ходов на уровне 1993 года. Объясняется это прежде всего самим глубоким спадом производства, начиная с 1989 года. ВВП 1994 года по сравнению с предыдущем годом сократился, по данным А. Илларионова, на 24,6% (у Е. Гайдара с учетом данных МВФ, ВБ, ОЭСР и др. оно равно 25,0%). Общий объем промышленного производства упал на 28,5%, по 60 видам производства (28,6% от их общего количества) было допущено снижение объемов более чем на 60%'. Поэтому прави­тельство было вынуждено покрывать бюджетный дефицит эмиссионными кредитами НБК.

Однако рост объема денежной массы заметно уступал показателю предыдущего года (рост за месяц 17,1% против 19,4% в 1993 году), хотя на столько же превышал показатель 1992 года. Это было обусловлено несколькими позитивными событиями, которые происходили в стране в конце 1993-го и в течение 1994 года. Так, в конце ноября 1993 года сменилось руководство НБК - во главе этой самой значимой после правительства организации встал Д.Х. Сембаев, уже успев­ший побывать на должностях заместителя Высшего экономического совета при Президенте РК и первого вице-премьер-министра, проявивший себя с самой лучшей стороны. Его заместителем стал молодой экономист, выпускник экономического факультета МГУ У. Джандосов, поработав­ший до этого в Высшем экономическом совете, председателем Агентства по иностранным инве­стициям и первым заместителем министра экономики РК.

С их приходом в НБК начались заметные сдвиги в понимании цели, задачи и сути денежно-кредитной политики, роли этой организации в достижении макроэкономической стабилизации. Нельзя сказать, что в 1994 году проводилась жесткая денежно-кредитная политика, но уже на­чалась реализация ряда антиинфляционных мер: сдерживание резкого роста денежной массы, контроль за кредитами, повышение ставки рефинансирования и др. Благо, для этого было самое главное условие - собственная национальная валюта тенге.

Для реального изменения макроэкономической политики и развития и укрепления част­ной собственности первостепенное значение имело послание президента народу Казахстана на 1995 год и постановление «О мерах по активизации дальнейшего проведения экономической реформы», подписанное президентом 20 января 1994 года. Конечно, перед властью поставлены в основном те же задачи: макроэкономическая стабилизация посредством жесткого регулирования денежной массы и стабилизация бюджета, ускоренное развитие приватизации госсобственнос­ти.

'Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М., 1995. С. 23.

Новой задачей можно назвать либерализацию экономики посредством устранения контро­ля над ценами и товаропроизводителями. Раньше эти задачи ставились лишь на бумаге, не имея шанса быть реализованными, поскольку для их решения власть не располагала реальными де­нежно-кредитными инструментами, да и не хватало профессионализма, тем более все наши эко­номические невзгоды можно было свалить на российскую власть. Теперь никакие оговорки не принимались, нужно было делать реальные шаги и получать реальные результаты.

Важным позитивным шагом власти по реализации программных мер была отмена государ­ственного контроля над ценами энергоносителей, ряда сырьевых и так называемых социально значимых товаров'Я опубликовал в «Казахстанской правде» статью, где доказывалась несовместимость параллельного существования свободных и фиксированных цен и необходимость либерализации всех цен. Этим актом был устранен один из безотказно действовавших с 14 мая 1992 года источников периодического роста инфляции. Факты казахстанской экономики показали, что либерализованные цены растут гораздо медленнее. Это подтверждается данными России, где через несколько месяцев после начала реформы цены на энергоносители и ряд сырьевых и соци­ально значимых товаров тоже были взяты под жесткий контроль государства. В 1992 году регули­руемые государством цены на энергоносители в Казахстане выросли в 55 раз, а средний рост цен на промышленную продукцию в целом - лишь в 34 раза. За 9 месяцев 1993 года в России, когда цены на энергоносители стали более свободными, они выросли только в 6,4 раза, тогда как цены на промышленную продукцию - в целом в 7,4 раза.

Немаловажными являются такие меры, принятые правительством в 1994 году, как предо­ставление предприятиям полной свободы хозяйственной деятельности, существенное сокраще­ние перечня лицензируемых и квотируемых как при экспорте, так и при импорте товаров, про­даваемых за национальную валюту, пересмотр таможенных пошлин в сторону снижения и др. Кроме того, начались реальные реформы в налоговой, бюджетной и банковской системах, улуч­шения применения иностранных инвестиций. Все это сыграло положительную роль в сдержива­нии роста бюджетных расходов и денежной массы.

Однако все эти меры были половинчатыми, степень государственного регулирования эко­номики оставалась достаточно высокой. Поэтому правительству не удалось спасти экономику от обвального ее падения в 1994 году. Именно на этот год приходится пик спада производства, который начался в Казахстане в 1989 году. С тех пор этот год был поистине самым тяжелым годом для экономики Казахстана.

Встретившись с ускоряющимся спадом производства и лавинообразным ростом взаимных неплатежей между предприятиями, а также между предприятиями, с одной стороны, и государ­ственным бюджетом - с другой, в феврале 1994 года правительство для решения этой острейшей проблемы провело под руководством нового первого вице-премьера А. Кажегельдина взаимоза­чет. В принципе, в проведении взаимозачета, т.е. в расчете друг с другом по долгам, пуская в ход все имеющиеся у них активы, нет ничего предосудительного и нерыночного. И инициировать его могло только правительство, ведь неплатежи происходили, в конечном счете, по его вине. Во-первых, одним из главных источников неплатежей был государственный бюджет. По моим расчетам, выполненным в то время, неуплата одного тенге из бюджета предприятиям могла обер­нуться народному хозяйству неплатежами в сумме 10—15 тенге Есентугелов А. Переход к экономическому росту требует неотложного решения проблемы неплатежей. Проблемы стабилизации и развития экономики. Алматы: Еылым, 1997.. В России тогдашний министр экономики Я. Уринсон считал, что один рубль, неуплаченный из бюджета, превращается в не­платежи в сумме 15 рублей. Во-вторых, только по вине правительства не был принят закон о банкротстве и не был введен механизм несостоятельности предприятий, у которых кредиторская задолженность сильно превышала дебиторскую, не происходили поглощения и слияния пред­приятий. В-третьих, из-за бездействия власти хозяева предприятий искусственно создавали и на­ращивали неплатежи, бартер, правительство, по существу, отстранялось от выполнения одной из своих прямых и важных функций - контроля за использованием предприятиями финансовых ресурсов.

В этих условиях предприятия просто взаимно кредитовали друг друга. Однако на деле вза­имозачет проводился неверно, нелогично, исключительно инфляционным способом. Он должен был проводиться, во-первых, при одновременном запуске механизма несостоятельности тех предприятий, спасти которые невозможно или бессмысленно, во-вторых, при разделении фи­нансов государства и предприятий, в-третьих, с проведением сначала виртуального взаимозачета по вей длинной цепочке, с установлением на определенную дату, какие предприятия являются конечными должниками, и только в их отношении решить, дать им кредиты или нет, чтобы по цепочке реально погасились задолженности всех предприятий.

Правительство выделило деньги всем предприятиям в размере их задолженностей. На про­ведение взаимозачета было выделено кредитов всего на сумму более 18 млрд тенге при сумме просроченных задолженностей только 8,7 млрд тенге и при доле неплатежей неплатежеспособ­ных предприятий 2 млрд тенге. При этом они могли распоряжаться только 10% этих сумм, а 90% замораживались на специальном счете. Им оформили векселя, которые нельзя было купить или продать. В итоге произошел резкий рост денежной массы, а взаимные задолженности через два месяца почти удвоились. Вот почему рост денежной массы в 1994 году оказался, с одной сторо­ны, меньше, чем в 1993 году, а с другой стороны - больше, чем в 1992 году (но главным итогом был всплеск инфляции: в мае она составила 43,8%, а в июне - 46%).

Таким образом, можно однозначно утверждать, что в 1992-1994 годах финансирование бюджетного дефицита массированными эмиссионными кредитами, предоставляемыми НБК пра­вительству, стало одним из основных источников роста денежной массы, которая является глав­ной причиной инфляции. Исключением в этом ряду стоял высокий рост денежной массы в 1993 году, когда бюджетный дефицит был очень низким. Но тут сыграла свою роль главным образом ошибка правительства, допущенная накануне введения национальной валюты, из-за чего, как уже было изложено, произошел мощный наплыв старых рублей в нашу ничем не защищенную от наплыва суррогатов страну.

В то же время нельзя не отметить и тот факт, который имел место во время разработки бюджета в Казахстане, что в доходную его часть включались, помимо налоговых и неналоговых обязательных неплатежей, также и такие поступления, как выручка от приватизации, иностран­ные займы правительству, часть прибыли НБК, доход от внешнеэкономической деятельности, поступления из внебюджетных фондов и даже кредиты НБК. Их сумма к общему доходу бюд­жета составила в 1993 году около 49%, а в 1994 году - 67%. Если вычесть их из бюджета и рас­сматривать как средства финансирования бюджетного дефицита, то в 1993 году действительный бюджетный дефицит достиг 429 млрд рублей, или одну треть ВВП. Положение не изменилось и в 1994 году. Эти недостатки устранялись не сразу, а в течение длительного времени, в част­ности, доходы от приватизации государственной собственности были исключены из доходной части бюджета только в 2001 году, несмотря на то, что МВФ постоянно рекомендовал сделать это с середины 1990-х годов. Поэтому те бюджетные дефициты, которые были рассмотрены и будут еще рассмотрены и взяты из официальной статистики, являются на самом деле не более чем формальностью¹.

Тем не менее влияние финансирования даже этих формальных бюджетных дефицитов способствовало образованию в 1992-1994 годах огромного инфляционного навеса над экономи­кой Казахстана. По данным официальной статистики Казахстана и СНГ, где годовая инфляция берется как отношение потребительских цен в декабре рассматриваемого года к потребитель­ским ценам предыдущего года, рост инфляции в 1992 году составил 30,6 раза, в 1993-м - 22,7 и в 1994-м - 12,6 раза. По моему мнению, корректно было бы исходить из среднегодовых темпов роста инфляции, приведенных в таблице на странице 218, составленной по данным известного российского ученого-экономиста А. Илларионова с использованием данных известных автори­тетных международных институтов, таких как МВФ, ВБ, ОЭСР, International Financial Statistics, опубликованных уже в последние годы. Необходимо учитывать, что в начальные годы реформ данные официальной статистики, особенно Национального банка, не могли внушать полного до­верия из-за методологической неразберихи и недостатка в квалифицированных кадрах, работаю­щих тогда в этой сфере, особенно в отдаленных областях, городах и районах, сложности фикси­рования и получения достоверной информации с мест.

Тем более что сравнение инфляции только последнего месяца текущего года с последним месяцем предыдущего года ничего не говорило об истинной инфляции, ведь волатильность рос­та инфляции по месяцам тогда были очень высока. Сравнивая данные, полученные обоими ме­тодами, мы видим не только расхождения их уровня, но, что еще важнее, резко отличающиеся тенденции в динамике инфляции 1992-1994 годов.

'На это я обратил внимание в статье «Значительная часть неплатежей связана с необязательностью правительства». «Панорама», 1994, сентябрь, № 35. Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана: рыночная экономика, реформы, экономическая политика. Алматы, 2002. С. 169.

Динамика инфляции в среднегодовом исчислении в сопоставлении с динамикой роста де­нежной массы показывает, что Казахстану не просто не удалось обуздать инфляцию и достичь макроэкономической стабилизации, а наоборот, он стал сильно отдаляться в эти годы от жела­емой цели. Если в 1992 году инфляция выросла в 13,8 раза, то в 1994 году - уже 18,8 раза. По­ложение России в этом отношении выглядело более пристойно, хотя и она была еще далека от желаемых результатов.

Все это было следствием того, что правительство Казахстана в эти годы так и не сумело системно, последовательно и решительно вести жесткую антиинфляционную экономическую политику. Оно трижды лишь пыталось наладить жесткую денежно-кредитную политику, но этих попыток надолго не хватило: первый раз это происходило в январе-июне 1992 года, но в рамках политики правительства Российской Федерации, второй раз - в мае-сентябре 1993 года, когда прирост денежной массы по месяцам составлял 45-63%, прирост объема кредитов - 11-17%. Од­нако в целом по году программа финансовой стабилизации был провалена: за год денежная масса увеличилась в 8,4 раза, а объем кредитов - в 7,4 раза. Третий раз - июль-сентябрь 1994 года, ког­да благодаря антиинфляционным действиям, которые начало проводить новое руководство НБК, прирост денежной массы снизился с 35,6% в первом квартале до 10% во втором. Однако в целом денежным властям снова не удалось удержать денежно-кредитную эмиссию, в отдельные меся­цы прирост денежной массы достигал 168% (в марте) и кредитной эмиссии - 77,3% (в апреле), что было связано с проведением правительством крайне неудачного взаимозачета в феврале-мар­те 1994 года. Более того, в «декабре 1994 года в обращение было выпущено в 5 раз больше денег, чем в декабре 1993 года, когда денежная масса возросла по сравнению с предыдущем месяцем на 124%»'. Несмотря на заверения нового правительства Казахстана во главе с А. Кажегельдиным о том, что оно прекратит любые дотации предприятиям, не будет прибегать к денежной эмиссии для селективной поддержки предприятий, к концу 1994 года объем эмиссионных кредитных вло­жений в экономику стал стремительно расти. В целом по году денежная масса возросла почти в 7 раз, или в среднем на 17% в месяц.

Такая бессмысленная, сумбурная политика правительства и денежно-кредитная политика НБК привела в 1992-1994 годах к безудержному росту инфляции: в среднегодовом исчислении она выросла в 1992 году в 13,8 раза, в 1993 году - в 16,6 и в 1994 году - в 18,8 раза.

Такой скачок инфляции - результат не просто роста денежной массы как таковой. Соглас­но монетарной теории, инфляцию вызывает не только и даже не столько рост объема денежной массы, сколько ее неравномерность. В этом отношении для сложившегося роста инфляции в Ка­захстане были созданы наилучшие условия, т.к. месячный прирост денежной массы в 1993 году колебался в пределах от 45 до 175,5%, а за 5 месяцев 1994 года - от 12,4 до 168%.

"Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М„ 1995. С. 36.

Следует отметить также, что на лавинообразный рост инфляции 1992-1994 годов оказы­вали влияние факторы, связанные с экономической политикой правительства, проводившейся в эти годы. В 1992 году такими факторами были одномоментная либерализация цен, майское фик­сирование цен на энергоносители и ряд других товаров, что вызвало поэтапное повышение цен через каждые 2-3 месяца, и, конечно же, проинфляционные денежно-кредитные инструменты, использованные денежными властями как России, так и Казахстана.

В 1993 году кроме двух последних из перечисленных факторов, в результате действия кото­рых продолжалось поэтапное повышение цен, следует отметить введение национальной валюты 15 ноября, которое сопровождалось массированным наплывом старых рублей из всех стран руб­левой зоны, а также административным повышением цен и тарифов практически на все товары в ходе обмена денег, в том числе в 1,5-4 раза - на энергоносители, коммунальные услуги, услуги транспорта и связи.

В число подобных факторов 1994 года можно отнести взаимозачет, проведенный прави­тельством с целью решения проблемы неплатежей, а также отмены, наконец, контроля (фиксиро­ванные цены) над ценами на энергоносители и другие товары; на некоторые из них после 14 мая 1992 года режим свободных цен не распространялся, в связи с чем в момент их либерализации произошел всплеск инфляции.

Всевозрастающая инфляционная тенденция в 1994 году складывалась и под влиянием об­вального падения обменного курса тенге в течение всего года, первопричиной которого явилось установление необоснованно высокого курса тенге по отношению к доллару США - 4,68 тенге за доллар. Дело в том, что у крайне слабой экономики не бывает таких крепких и дорогих денег. Это противоречит законам развития рыночной экономики. В подобной нашей ситуации в по­слевоенный период в Японии и Южной Корее американец-реформатор Доджи, руководивший реформами в этих странах, установил курс валюты в Японии 360 иен за доллар, а в Южной Корее - 467 вон за доллар. Естественно, тенге стал резко обесцениваться: к концу декабря 1993 года, т.е. за полтора месяца, курс тенге снизился с 4,63 до 6,31 тенге за доллар, или на 34,6%, а к 20 января 1994 года он установился на отметке 14,3 тенге за доллар, или уменьшился более чем в 3 раза. В декабре 1994 года курс уже достиг отметки 60 тенге за доллар, т.е. тенге за 12,5 месяца обесценился в 12,8 раза, что, естественно, порядком подхлестывало инфляцию Казахстанская экономика на пути становления и прогресса/Под науч. ред. А. Есентугелова. Алматы, 1994. С. 16.

К сожалению, правительство, проводя все эти годы политику не столько стабилизации де­нежной системы как важнейшего условия оживления экономики, сколько широкой поддержки производства, не сумело и его спасти от глубокого спада. Так, по данным А. Илларионова, объем ВВП в 1992 году сократился на 13%, в 1993-м - на 12,9% и в 1994-м - на 24,6%, т.е. за три года на 59% (эти данные только на доли процента отличаются от данных, приведенных Е. Еайдаром). Для такого спада производства было несколько объективных и субъективных причин, которые не связаны с реформами вообще и «шоковой терапией» в частности, поскольку в 1992-1994 годах в экономике Казахстана практически не применялись ни монетарные, ни немонетарные меры, которые способствовали бы сокращению объемов производства: сжатие денежной массы, бан­кротство и реструктуризация предприятий и др., а высокий уровень инфляции, который мешал возможности инвестирования производства, имел место еще в 1990-1991 годах, т.е. до реформы. Таким образом, причины обвального спада производства в эти годы надо искать вне поля ре­форм.

Отметим наиболее существенные из таких причин. Во-первых, этот спад связан с инерци­онностью экономической системы. Это значит, что тенденция, которая уже происходит в ней, продолжится еще некоторое время после попытки ее изменения специальными мерами. Про­должительность этого времени зависит от фазы, в которой находится данная тенденция в момент запуска специальных мер, от их характера и действенности, комплексности, последовательности и решительности власти, с которыми они претворяется в жизнь. Поскольку к началу реформы экономика находилась уже в углубляющемся кризисе, падение производства нарастало, остано­вить этот процесс за один-два года в принципе было невозможно.

Во-вторых, при отсутствии макроэкономической стабильности, в частности сохраняю­щегося и продолжающего нарастать инфляционного навеса, при постоянно обесценивающемся тенге и разваленной финансовой системе попытки оживить экономику были бессмысленными, и они оставались таковыми, пока страна не имела инфляции, исходя из мировой практики, ниже 40% в год и стабильные крепкие деньги. А добиться этого можно было только проводя последо­вательную и решительную, жесткую макроэкономическую, т.е. денежно-кредитную и фискаль­ную политику. Это подтвердилось опытом Польши, Албании, Латвии, Литвы, Словении, Чехии. Что касается Казахстана и России, то здесь опять телегу поставили впереди лошади.

В-третьих, в Казахстане, как и во всех постсоветских странах, реформирование экономики проходило в условиях распада единого государства, единой высокоинтегрированной экономиче­ской системы, когда крепкие межреспубликанские хозяйственные связи, распадавшиеся еще со второй половины 80-х, перестали функционировать уже в первые годы реформы. Большинство предприятий практически лишились, с одной стороны, традиционных источников сырья, матери­алов, техники, потребительских товаров, а с другой - рынков сбыта своей продукции. Казахстан в 1990 году завозил из других союзных республик товаров на сумму около 14,5 млрд рублей, что составляет около 18,9%, и вывозил своих товаров на сумму около 7 млрд рублей, или 9% валово­го общественного продукта. Сальдо составляет 7,6 млрд рублей 'Есентугелов А. Проблемы перестройки хозяйственных связей Казахстана с другими независимыми бывшими союзными республиками СССР. Алматы, 1992. С. 8..

То, что производилось на отечественных предприятиях, кроме минерального и рудного сы­рья, не пользовалось спросом, не находило рынка сбыта из-за неконкурентоспособности ни по качеству, ни по цене. Отечественные товары не продавались, а принудительно поставлялись и потреблялись в соответствии с планом поставки и прикрепления потребителей к поставщикам.

В-четвертых, кредиты и субсидии, налоговые льготы, которые предоставлялись с размахом ради поддержания производства посредством пополнения оборотных средств и инвестирования его развития, тут же превращались в источники злоупотреблений в банковских и производствен­ных сферах, в личные активы хозяев предприятий и использовались в основном для коммерчес­ких спекулятивных операций, раздувая тем самым и без того пылающий инфляционный огонь.

В-пятых, в страну хлынули дешевые импортные товары, с которыми отечественные товары не могли конкурировать в условиях низких доходов населения, растущей бедности и неудержимо растущих внутренних цен при постоянно снижающемся курсе тенге.

Таким образом, основную часть спада производства следует считать либо неизбеж­ной из-за распада СССР и разрыва сложившихся административно-командными методами межреспубликанских производственных связей, либо необходимой и нужной, поскольку отече­ственные товары несырьевого сектора были в основной массе неконкурентоспособными и не пользовались спросом ни на внутреннем, ни на внешнем рынке. Такие товары по законам рынка должны были сойти с прилавков, и это способствовало бы оздоровлению экономики, составляю­щему одну из целей перехода к рыночной экономике.

Их место на рынке заняли дешевые импортные товары, которые позволяли хотя бы на ми­нимальном уровне поддерживать потребление населения в трудные времена, развивать челноч­ную торговлю и сферы услуг, что создавало рабочие места, оплачиваемые живыми деньгами. По моим расчетам, каждый челночник давал тогда работу 6-8 гражданам страны.

Таким образом, правительство и НБК в итоге проводимых реформ в 1992-1994 годах не до­бились ни стабилизации денежной системы, ни остановки спада производства. Наоборот, страна получила резкий скачок инфляции и динамики производства, только скачка инфляции — резко вверх, а производства - вниз. Денежные власти, пытаясь сохранить и обеспечить рост производ­ства вне связи с макроэкономической стабилизацией и трансформацией экономических инсти­тутов, загнали Казахстан в «ловушку», названную мною трансформационно-производственной, создав тупиковую ситуацию для достижения цели реформ. Теперь приходится многие реформы и политику макроэкономической стабилизации начинать, по существу, заново.

Итоги экономической политики и реформы, проводившихся в 1992-1994 годах, показали, что для решения этой задачи правительство С. Терещенко не имеет необходимого потенциала, и президенту Н. Назарбаеву ничего не оставалось, как отправить это правительство в отставку.

§ 2. Политика макроэкономической стабилизации и депрессивное состояние казахстанской экономики

Новый премьер-министр А. Кажегельдин начал свою деятельность с заявления о том, что он намерен проводить жесткую финансовую политику и добиться управляемости инфляции, прекратить любые дотации предприятиям, запустить механизм банкротства и при­менить систему только выборочного займа для отдельных предприятий, что должно, по его мне­нию, способствовать выходу промышленности Казахстана из кризиса. При этом дал понять, что он не собирается прибегнуть к денежной эмиссии для селективной поддержки предприятий, а брать средства из внешних займов. В 1995 году новым правительством действительно был взят курс на макроэкономическую стабилизацию.

Годовой объем денежной массы действительно сократился в 6 раз, темпы ее прироста сни­зились с 6,63 до 106,7%. Среднемесячный темп ее прироста составил 6,6% против 17,1% в 1994 году. Однако по месяцам он колебался в широком диапазоне - от 3,4 до 21,8%. Индекс денежной массы в период февраля-апреля быстро рос, а после месячного спада в мае он снова сильно вы­рос в июне-июле, затем снизившись в августе-сентябре до крайне низкого уровня, в октябре и ноябре он снова вырос. Только в январе и декабре объем денежной массы сократился в абсолют­ном выражении и темпы прироста в этих месяцах стали отрицательными.

Если эту динамику сопоставить с динамикой кредитов, предоставляемых НБК правитель­ству, то они достаточно тесно коррелируют примерно с месячным лагом, что объясняется перио­дами активного предоставления кредитов в зимний период для обеспечения страны топливом, в весенний период посевами и инвестиционно-производственной активности, затем в июне-июле

-           перед уборочной кампанией и последний в октябре-декабре - период подготовки к зиме.

Такая высокая волатильность денежной массы объясняется тем, что в течение года властям не раз приходилось менять достаточно сильное сжатие денежной массы с таким же достаточ­но большим ее расширением. В итоге показатели денежной политики оказались слишком вы­сокими, чтобы сказать, что она стала достаточно жесткой для подавления инфляции, хотя бы до допустимого, с точки зрения перехода к оживлению экономики, 40-процентного рубежа. Тем более под стать ей была фискальная политика: дефицит бюджета продолжал оставаться высоким

-           4% ВВП. Рост денежной массы был обеспечен в основном из внутренних источников денежной экспансии. Таким образом, в 1995 году и новому правительству не удалось полностью освободиться от кредитования и субсидирования отдельных отраслей промышленности, сельского хозяйства. Побороть отраслевых лоббистов, умерить их аппетит было слишком трудной задачей для премьер-министра, который пришел из Союза промышленников республики. Хотя был ликвидирован Фонд экономических преобразований, откуда шла немалая часть кредитов экономике, правительство ввело новый тип кредитования отраслей экономики - директивное кредитование, которое просуществовало в течение одного года - 1995-го. И НБК продолжал выдавать правительству и экономическим субъектам эмиссионные кредиты, их объем за год вырос на 132,5% и 1088,5% соответственно¹.

Динамика основных макроэкономических показателей Казахстана за 1995-2005 голы

Источники:    *Казахстан сегодня. АС, 2005, с. 135. Рассчитано автором.

Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005, с. 386; **там же, с. 402; ***Бюллетенъ НБК, 2005

Естественно, в такой ситуации на денежно-кредитном рынке скорость обращения денег не могла снижаться, она, наоборот, возросла, хотя и не намного: с 8,06 до 8,8, а номинальный обмен­ный курс довольно сильно упал по сравнению с 1994 годом - на 19,53%², что дало серьезный ин­фляционный толчок как непосредственно - через рост цен на импортные товары, так и косвенно - через падение доверия населения к тенге и снижение спроса на деньги.

Таким образом, новому правительству страны не удалось в полной мере выполнить свое обещание, данное в программном заявлении. Инфляция в 1995 году не была доведена до необхо­димого для экономического роста 40-процентного рубежа. Годовая инфляция осталась все еще далекой от желаемого уровня — она составила 176%.

'Бюллетень НБК. 1995. № 12. С. 33. ²НБК, годовой отчет. 1996. С. 19

Если в первые шесть месяцев инфляция постоянно снижалась, то в течение следующих шести месяцев, если исключить август, она имела тенденцию к росту. Она колебалась около сред­немесячного уровня - 6,2%, с 2,1% в августе до 8,9% в январе. Важно отметить, что на инфляцию влияют не только рост объема денежной массы, но и неравномерные темпы его роста. Как мы видели, рост денежной массы по месяцам часто колебался, и в достаточно большом диапазоне.

Тем не менее нельзя отрицать, что сделан крупный шаг в реализации намеченного курса на достижение оздоровления экономики и экономического роста через подавление инфляции, стабилизацию финансово-денежной системы. Ясно видно, что это уже другая экономическая и денежно-кредитная политика, отличная от проводившейся в 1992-1994 годах, хотя нельзя не заметить, что это еще не то, что было необходимо. Такая перемена стоила немало в той об-становке, что сложилась в республике в связи с тем, что в 1994 году безудержно нарастала ин­фляция и произошел обвальный спад производства, и, пользуясь этим, многие политики, ученые-экономисты прибегли к массированной атаке монетарной теории, «шоковой терапии», пытаясь доказать, что они неприменимы и вредны для Казахстана, шумно обвиняли правительство стра­ны в том, что оно прислушивается только к советам МВФ и ВБ, которые делают только то, что отвечает интересам США, и настойчиво рекомендовали отказаться от неоправдавшей себя, по их мнению, экономической политики.

Между тем произошедшая перемена в экономической политике незамедлительно сказалась и на производственной сфере: спад производства после произошедшего в 1994 году 25-процент­ного обвала заметно замедлился. В 1995 году объем производства сократился на самую низкую за годы независимости Казахстана и рыночно ориентированных реформ величину - на 8,2%. Это означало, что казахстанская экономика, по всей видимости, прошла пик своего многолетнего спада. Это было очень важно, эта политика дала толчок денежным властям страны на проявление решительности и настойчивости при проведении антиинфляционной макроэкономической по­литики, она позволила им проверить на деле, а не по учебникам и советам МВФ и ВБ, верность взятого курса.

В результате денежные власти страны в 1996 году наконец-то всерьез и более решительно стали ужесточать денежную политику. Среднемесячный рост денежной массы снизился почти в 2,4 раза и составил 2,36%. Самый высокий рост произошел только в мае и декабре, прирост сос­тавил 17,0 и 13,4%, соответственно, но даже это не портило общей картины на денежном рынке. В итоге за год денежная эмиссия увеличилась только на 16%. Именно с этого момента началась не на словах, а на деле настоящая борьба с инфляцией. Даже довольно приличный рост денежной массы на 28% в 1997 году не сказался на тенденции снижения инфляции, тем более что в 1998 году она не росла, а сократилась на 15%.

Жесткая денежная политика была поддержана и фискальной политикой: расходы государ­ственного бюджета снизились с 28,7% ВВП в 1995 году до 19,8% ВВП в 1996 году, а его дефицит - с -4,0 до -2,6% соответственно. Правда, в последующие годы имел место некоторый рост как расходов, так и дефицита бюджета, причем в 1997-м и 1998 годах он был значительным, что было вызвано снижением на 4-5 процентных пунктов доходной части бюджета по сравнению с 1995 годом. Это произошло в основном в связи с введением в 1996 году нового Налогового кодекса, а во-вторых, с новой волной снижения мировых цен на нефть с 1996-го по I квартал 1999 года.

Произошел рост и скорости обращения с 8,8 в 1995 году до 10,5 - в 1996 году. Это сви­детельствует о дальнейшем заметном падении спроса на деньги, несмотря на проводившуюся в 1996 году жесткую денежную политику, и существенном замедлении девальвации тенге. Это объясняется сохранением еще у населения и хозяйствующих субъектов определенного недоверия к экономической политике денежных властей и к национальной валюте, которое имело место уже на протяжении нескольких лет.

Индексы месячной денежной массы (МЗ) и инфляции в 1995-1996 годах, %

Источник: Бюллетень НБК. 1995,№ 12; 1996,№ 12.

Основные показатели государственного бюджета, % к ВВП

В 1997 году эта тенденция стала меняться. Роста спроса на деньги в национальной валюте и, соответственно, снижения рыночных процентных ставок вслед за падением инфляции, види­мо, можно будет ожидать только тогда, когда политика правительства и НБК будет пользоваться общественным доверием. Таково одно из специфических условий функционирования рыночной экономики в равновесном состоянии.

В целом все это не могло изменить уже сложившуюся тенденцию в макроэкономической стабилизации. Денежным властям Казахстана удалось не только резко снизить инфляцию, но даже перешагнуть в 1996 году заветный 40-процентный рубеж, дающий шанс переломить ситуацию и в производственной сфере. В 1996 году инфляция составила 39,9%, в 1997 году она была доведена до 17,4% и в 1998 году - до 7,1%. Это позволило утверждать, что и Казахстан наконец-то стабилизировал макроэкономическую ситуацию, доведя инфляцию до однозначного числа и падение номинального обменного курса тенге к доллару до минимума (девальвация всего на 3% в 1998 году).

В 1996 году впервые за восемь лет в Казахстане был достигнут хоть и небольшой, но все-таки рост ВВП на 0,5%, а в 1998 году под влиянием ускоренно проводимых структурно-инстру­ментальных реформ и привлечения в 1993-1997 годах прямых иностранных инвестиций в сырье­вой сектор - рост уже на 1,7%. Благоприятная ситуация в первой половине 1998 года (рост ВВП к соответствующему периоду составил 1,7%) свидетельствовала, что казахстанская экономика переживает посткризисное депрессивное состояние, означающее, что трансформационный эко­номический кризис перешел в свою завершающую фазу, и теперь следует ожидать оживления, а затем и подъема экономики.

К сожалению, во второй половине 1998 года, точнее 17 августа, в России произошло не­предвиденное: августовский дефолт и финансовый кризис.

§ 3. Российский финансовый кризис 1998 года нарушил хрупкую тенденцию оживления экономики Казахстана, но дал новый толчок к ее росту

В обществе остро обсуждался вопрос о том, будет ли влиять финансовый кризис в Рос­сии на экономику Казахстана или нет, если да, то насколько, если нет, то почему?

На эти вопросы незамедлительно дали ответы правительство и НБК на совместном заседа­нии, проведенном через несколько дней после 17 августа по поводу возможности влияния финан­сового кризиса России на финансовую систему Казахстана, суть которых состояла в следующем: финансовая система Казахстана стабильна и устойчива к внешним потрясениям. Такой вывод они обосновали тем, что «денежно-финансовая система России и Казахстана давно разделены... соотношение золотовалютных резервов Национального банка Казахстана и денежной массы по­зволяет обеспечивать стабильность тенге... вся денежная масса обеспечена золотовалютными резервами, поэтому реальной угрозы резкой девальвации тенге не существует. Они заверили общество в том, что принимаемые меры позволят и в дальнейшем обеспечивать стабильность внутреннего финансового рынка, предотвращать негативное воздействие внешнеэкономических факторов и проводить политику, отвечающую задачам экономического развития страны...»''Совместное заявление правительства и НБК. Азия//Экономика и жизнь. Август. 1998. № 31-38..

Такие заявления денежных властей было трудно воспринимать тем, кто хоть немного по­нимал рыночную экономику. В мире нет двух государств с единой финансовой системой. Однако это не мешало финансовому кризису, произошедшему 2 июля в Таиланде, молниеносной вол­ной прокатиться по всем странам Юго-Восточной и некоторым странам Восточной Азии, затем перекинуться даже на некоторые страны Латинской Америки, в частности Бразилию. Денежные власти не понимали, что кризис одной страны распространяется на другие страны по многим, в том числе и косвенным, каналам, главным образом, конечно, через экспорт и импорт. Четы­рехкратная девальвация рубля быстро привела к резкому росту экспорта России в Казахстан и ограничению ее импорта из нашей страны. В результате доля российских товаров в импорте Казахстана повысилась на 49%, а казахстанских товаров в экспорте в Россию снизилась на 21%. Это предопределило сокращение объемов производства в целом по году на 1,9%, хотя правитель­ство в проекте бюджета на 1999 год по итогам за 9 месяцев предусматривало ВВП на уровне 1998 года. Верным оказался прогноз мажилиса, по которому ВВП должен был сократиться на 1,5-2%. Он был озвучен в докладе председателя Комитета по экономике и бюджету мажилиса парламента К. Турысова в октябре 1998 года.

По прогнозу и бюджету на 1999 год председатель мажилиса д.э.н. М.Т. Оспанов тогда в своем интервью корреспонденту одной из республиканских газет говорил: «Бюджет построен исходя из недостоверного прогноза по ВВП. Правительство полагает, что в реальном выражении он останется на уровне 1998 года. Это ошибочный прогноз, ибо нарастает спад промышленного и сельскохозяйственного производства, снижаются темпы роста ВВП».

Такая негативная оценка М.Т. Оспановым прогноза и бюджета правительства на 1999 год подкрепилась и ухудшающейся конъюнктурой мирового рынка всех товаров, экспортируемых Казахстаном. Мировые цены на нефть в 1997 году снизились на 25%, а в 1998 году - на треть, достигнув 12 долларов за баррель, на медь - на 18%, на свинец - на 5%, вызвав резкое снижение экспортных цен товаров Казахстана. Казахстанские товары резко снизили конкурентоспособ­ность в первую очередь на российском рынке, т.е. на рынке своего основного импортера, зато на рынок Казахстана хлынули дешевые российские товары, а ВВП в первом квартале сократился еще на 3,6%.

В такой ситуации заверение правительства и НБК в том, что «реальной угрозы резкой де­вальвации тенге нет», выглядело неудачной шуткой. В ноябре 1998 года сложились две точки зрения: одна — правительства и НБК, которые продолжали твердить, что тенге не надо девальви­ровать, другая - МВФ и президентского аппарата, предлагавших девальвировать тенге на 40%.

М.Т. Оспанов в конце ноября официально отправил президенту Н. Назарбаеву свою оценку экономической ситуации и рекомендации под названием «Система краткосрочных превентивных мер». В ней были предусмотрены ужесточение денежно-кредитной политики, умеренная интер­венция валютой в размере 600-700 млн долларов при золотовалютном резерве около 1,2 млрд долларов, секвестрирование бюджета, затем предложили отказаться от жестко регулируемого курса тенге и перевести его на плавающий режим. Это обосновывалось следующим моментом. Ситуация в экономике стремительно ухудшается, обменный курс был нереальным, и теперь бес­смысленно удерживать его на этом уровне, но никто, включая МВФ, не знает, насколько и сколько раз его придется девальвировать. Но мы считали, что сейчас президент на сильно девальвиру­ющий тенге плавающий курс не пойдет, так как впереди выборы президента, затем надо ждать инаугурации, а дальше и еще некоторое время придется подождать, т.к. Н. Назарбаеву неудобно, став президентом, пойти на следующий же день на этот болезненный для населения шаг. Мы предполагали, что этого не произойдет раньше конца первого квартала. Чтобы как-то спасти и экономику, и банковскую систему от обвала, были предложены меры по ужесточению денежно-финансовых инструментов, хотя М. Оспанов и я до этого неоднократно выступали с критикой того, что из-за постоянного ужесточения денежной политики быстро сокращается монетизация экономики, а завтра для ее роста понадобятся немалые деньги. Но ситуация теперь требовала другого.

Мы также рассчитывали на то, что девальвация рубля положительно скажется на производ­стве, и кризис в России начнет идти на убыль, и тогда уже в конце первого квартала сменившаяся ситуация заметно смягчит влияние российского кризиса на экономику Казахстана. Поэтому по­следствия либерализации обменного курса тенге для экономики и банковской системы не будут такими тяжелыми, как в России. Действительно, под влиянием девальвации рубля индекс промышленного производства России уже в сентябре подрос на 3% в годовом выражении, в октябре он достиг 15%, а в ноябре - 20-процентного прироста.

Наши расчеты оправдались, предложенный нами сценарий преодоления кризиса оказался верным, и он стал реализовываться.

В ноябре—декабре 1998 года НБК так ужесточил денежную политику, что не просто снизи­лись по сравнению с 1997 годом темпы роста денежной массы, а ошеломляюще сократился ее объем — на 15%, на рынок выбрасывалось около 600 млн долларов США. Правительство в первом полугодии дважды секвестрировало бюджет. Все не решались перейти на плавающий курс. Од­нако сокращение ВВП в первом квартале 1999 года по сравнению с соответствующем периодом 1998 года еще на 3,6% показало, что дальнейшее затягивание решения этого вопроса может обер­нуться для страны еще более тяжелым ударом по экономике. 4 апреля 1999 года правительство и НБК, стыдливо умолчав о своих заверениях, приняли решение о введении плавающего курса тенге. И за оставшееся время тенге девальвировался на 64% и продолжал девальвироваться в по­следующие годы (до 2003-го), показав всем, что никто не может знать, насколько можно деваль­вировать валюту. Только рынок может ответить на этот вопрос. В целом за 1999-2002 годы тенге обесценился почти в два раза.

Очень важно отметить, что принятые меры позволили расправиться с рецессией экономики достаточно быстро, малой кровью в сокращении ВВП и потере в банковской системе. Особенно важны были последствия, ибо банковская система находилась еще на начальной стадии станов­ления. Потеря в этом секторе оказалась незначительной.

Так подробно эта ситуация излагается по трем причинам. Во-первых, такая ситуация была связана не с трансформационным процессом, а с влиянием внешних факторов: глобального фи­нансового кризиса стран ЮВА, России и Латинской Америки. Это свидетельствует о том, что казахстанская экономика становится похожей на рыночную. Во-вторых, все-таки это был не кри­зис, а рецессия, и глобальный финансовый кризис был недолгим, продолжался от одного года до полутора лет, а в Казахстане примерно два квартала. В-третьих, как показывает практика, для казахстанского правительства и НБК отказ от признания очевидной реальной ситуации в крити­ческий момент или при его приближении, от своевременного принятия мер по устранению либо угрозы, либо самой негативной ситуации стал правилом. Так, в 1993 году еще в октябре катего­рически отказывались от необходимости и неизбежности, несмотря на очевидность, введения на­циональной валюты, цепляясь за чужую валюту и финансово-экономическую политику, которую в то время проводило не российское правительство, а диктовал в самом популистском смысле Верховный Совет РФ, а Казахстан уже два года был независимым государством. Не поколебал их решения ни политический, ни экономический ущерб, который продолжал нести Казахстан из-за пребывания в рублевой зоне. Во второй раз - некомпетентная оценка возможного влияния российского финансового кризиса на Казахстан и непринятие вовремя необходимых мер, адек­ватных складывающейся в IV квартале 1998 года ситуации. В третий раз - нежелание в 2004 году признавать присутствие «голландской болезни» в 2003-2004 годах из-за чрезмерного укрепления

курса тенге, заявив, что «симптомы есть, но самой болезни нет», и явного нарастания «пере­грева» экономики в 2005 году, хотя чрезмерное финансирование экономики, особенно государ­ственное, с опорой на банковские кредиты, было очевидным. Здесь же речь шла не о догадках, а о явных признаках, которые экономическая наука давно уже установила однозначно, а факты были неопровержимыми. Тем более что законы рыночной экономики безотказно действуют во всех странах, будь то Америка, Европа или Африка и Азия. Избежать их никто не сможет, только одни перенесут их легко, а другие - тяжело, все зависит от реакции власти и принятия заблаго­временных эффективных мер. Только в августе 2006 года правительство и НБК наконец признали наличие «перегрева» в казахстанской экономике. И теперь им приходится идти на не самые попу­лярные меры, порою даже на прямое вмешательство в экономику, финансовую систему страны. Однако есть такая русская поговорка: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Она оказалась кстати для экономики Казахстана. Резкое ужесточение денежно-кредитной политики с сокращением объема денежной массы по сравнению с 1998 годом на 15%, в связи с борьбой с влиянием российского кризиса, удешевление импортных товаров из-за их притока из России (обменный курс оставался высоким, снизился всего на 3%) позволили окончательно справиться с инфляцией, которая снизилась с 17,4 в 1997 году до 7,1 в 1998 году. Правда, несколько выросли расходы и дефицит бюджета, снизился спрос на деньги, о чем свидетельствует рост скорости обращения денег до 11,7% против 9,7% в 1997 году. Тем не менее эти послабления, как видно, не оказали в 1998 году какого-либо серьезного влияния на инфляцию. Однако в рыночной эконо­мике ничего даром не достается. Теперь за желанную 10-процентную, а в нашем случае - 7-про­центную инфляцию Казахстан приобрел другую проблему - крайне низкий уровень монетизации

-           она была доведена до 8,6% ВВП. Дело в том, что для роста экономики нужны деньги, которые будут обслуживать этот рост, без денег экономика не растет и не развивается. Поэтому в восточно-европейских странах уровень монетизации доходит до 70%, в Польше - до 30-40%, а в развитых странах - до 60-100%.

Чтобы добиться экономического роста, а это невозможно при 7-процентной инфляции, мы должны были бы пойти на новый виток эмиссии денег либо добиваться притока иностранного капитала в достаточном объеме. На первый способ идти нельзя, поскольку он подхлестнет новую волну инфляции, а второй пока остается крайне ограниченным.

Но тут снова помогает наше «несчастье» — финансовый кризис, точнее, его последствие-девальвация тенге на 61%, что вынуждает НБК эмиссировать дополнительные деньги. Но и этоне все. Случилось так, что в это же время резко пошли вверх цены на нефть. С одной стороны,это позволяло эмиссировать деньги на покупку нефтедолларов, а с другой - расти экономике засчет экспорта нефти и других сырьевых товаров, тем самым повысить спрос на деньги и одномоментно поглотить эмиссированные деньги. В результате резко снижалась опасность роста инфляционного давления на экономику за счет эмиссии денег.

Таким образом, в 1999 году Казахстан получил двойной эффект. За год денежная масса увеличилась на 84% против сокращения в 1998 году на 15%. Однако такой рост денежной массы теперь оказался нестрашным, поскольку она в значительной мере, хотя и не полностью, поглоща­лась ростом экономики высокими темпами, начиная с 2000 года, не позволяя инфляции набрать опасный долговременный поворот. А то, что она в 2000 году выросла на 13,2%, что тоже немало, было результатом того, что эмиссированный в 1999 году объем денежной массы тогда далеко не полностью впитывался ростом экономики из-за небольшого его размера (102,7%) и незначитель­ным ростом реального спроса на деньги, и он с полугодовым лагом отразился на инфляции 2000 года. Теперь поднялся уровень монетизации экономики - с 8,6 до 13,6, сами собой стали решать­ся проблемы бюджета, неплатежей, денежных суррогатов. Объем ВВП увеличился в 1999 году на 2,7%, промышленного производства - на 2,2%. Снижение скорости денежного обращения с 11,7 до 7,4, на 4,3 единицы, свидетельствовало о значительном росте спроса на деньги. Поэтому увеличение объема денежной массы решительно не вызывало объективного всплеска инфляции, она выросла только на 1,2 процентного пункта и составила 8,3%. Это не столь высокая цена за значительную девальвацию тенге и полученную возможность повышать уровень монетизации экономики, без которой рост ВВП был бы невозможен.

Возникает важный как в теоретическом, так и в практическом плане вопрос: а что было бы с ростом экономики при уровне монетизации экономики 8,6%, если бы не произошли кризис и резкий скачок мировых цен на нефть?

Я задал себе этот вопрос еще в 1994 году, когда мы много раз обсуждали необходимость доведения инфляции до однозначного числа с помощью жесткой денежно-кредитной политики, которая создаст условия для роста экономики, и ставили эту цель в каждой программе правительства. Как может расти экономика, если уровень монетизации будет доведен до крайне низкой отметки? Тем более что уже в те годы лавинообразно росли неплатежи, а попытка правительства в феврале-марте 1994 года решить эту проблему с помощью взаимозачета провалилась.

На почве денежного «голода», созданного жестким сжатием денежной массы, произойдет не только снижение инфляции до однозначного числа, но и глубокий спад производства. Тогда выкарабкаться из этой ямы будет крайне сложно и восстановление продлится дольше, хотя, воз­можно, начнется раньше, т.к. эмиссировать деньги придется малыми порциями, чтобы не вызвать нового всплеска инфляции. Ведь переходная экономика очень чувствительна к инфляционным факторам, и создать для нее солидный инфляционный навес за короткий промежуток времени будет не совсем сложно.

Поэтому мне казалось, что пренебрегать реальным сектором экономики и не уделять ему достаточного внимания, увлекаясь только мыслями о быстром подавлении инфляции, нельзя. Мы можем упустить время, когда вместо возможного роста экономики продолжается спад.

Речь не идет об отказе от борьбы с инфляцией и от монетарных инструментов. Я всегда стоял на позиции приоритетности макроэкономической стабилизации и монетарной теории¹ Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: К,аржы-каражат, 1995.. Вопрос был в том, чтобы сочетать на каком-то этапе борьбы с инфляцией макроэкономическую стабилизацию с оживлением производства, чтобы «снижая инфляцию, растить экономику».

Динамика валовою внутреннего продукта.

% к предыдущему году, изменение индекса потребительских цен

в среднем за год и динамика денежной массы (М2)

Источники данных:о динамике ВВП,1991-1994гг.- Илларионов А.Меняющаяся Россия в меняющемся мире//Вопросы экономики, 1995№12; Статистический ежегодник Казахстан, 2003.С. 575-576; МВФ. ВБ. ОЭСР из работы Е. Гайдара «Детские болезни постсоциализма" («Вопросы экономики»): о денежной массе к ВВП: Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело. 2005. С. 386: об инфляции: статистический сборник  «Казахстан сегодня», 2005. С. 400-401.

Из всех постсоциалистических стран, проводивших рыночно ориентированную реформу, первой добилась экономического роста Польша, которая начала свою нашумевшую реформу, на­званную «польской «шоковой терапией», в 1990 году. Рост экономики произошел в 1992 году, т.е. через два года после ее начала, при инфляции 44% и уровне монетизации экономики 35,2%. Инфляции, измеряемой однозначным числом, они добились только на десятом году проведения реформы.

Следующая группа стран - Чехия, Словакия, Венгрия - добилась роста на четвертом, а Латвия и Литва - на третьем году реформы при инфляции 10, 12, 21, 26 и 45% соответственно. Отметим, что у первой группы стран стартовая инфляция была небольшой. Уровень монетизации их экономик оставался достаточно высоким: у Чехии он был равен 73,6%, у Словакии - 64,4% и у Венгрии - 52,2%, что говорит об умеренной жесткости денежной политики. Инфляция была доведена до однозначного числа в Чехии и Словакии за 5 лет, в Латвии и Литве - за 6 лет, в Эсто­нии - за 7 и в Венгрии - за 11 лет. У Эстонии экономический рост произошел на четвертом году реформы при инфляции 42%.

Что касается стран СНГ, то здесь была несколько иная ситуация. Первый признак роста экономики в Казахстане появился на пятом году реформы - в 1996 году, при инфляции 39,2%, од­нако монетизация экономики составляла всего 9,5%. У России экономический рост произошел на шестом году при инфляции 14,8% и монетизации 16%, Украины - на восьмом году при инфляции 28,2% и монетизации 18,9%. Армения добилась успеха в росте экономики на четвертом году реформы при инфляции 176%. Рост продолжался еще три года, пока инфляция не опустилась до 8,7%. В Киргизии рост произошел на пятом году реформы, инфляция составила 32% и еще несколько лет оставалась двухзначной.

Таким образом видно, что все страны Восточной Европы и Балтии, даже Польша со сво­ей «шоковой терапией», все-таки проводили умеренно-жесткую денежную политику, сохраняя монетизацию на достаточно высоком, даже по меркам развитых стран, уровне, добились эконо­мического роста быстрее и значительнее, чем Казахстан, Россия и другие страны СНГ. У них не возникло острых проблем неплатежей и денежного обеспечения экономического роста, потому что они смогли сочетать либерализацию и приватизацию, институциональные преобразования с экономическим подъемом, осознавали опасность затягивания спада производства, пренебреже­ния реальными секторами экономики, потребления, инвестиций, занятостью и т.д.

Конечно, нельзя однозначно утверждать, что такая ситуация сложилась бы и в Казахстане, поступи правительство таким же образом. Дело в том, что судьба казахстанской экономики во многом зависела от российской, ведь в экспорте и импорте казахстанских товаров ведущее место занимала Россия. Поэтому чтобы стратегия реформ восточно-европейских стран успешно сра­ботала в Казахстане, было бы хорошо, если бы она была принята и российским правительством. Но, к сожалению, его экономическая политика в 1992-1993 годах находилась под тяжелым прес­сингом враждебно настроенного к президенту и правительству Российской Федерации Верховного Совета, который вместе с руководством подчиненного ему Центробанка России своими деструктивными, зачастую популистскими решениями часто блокировал самые разумные меры правительства, вынуждал его в такой сложный период ввязываться в ненужные разборки и дис­куссии. Ситуация в России в то время становилась все более непредсказуемой и опасной как для самой России, так и для стран СНГ.

Была ли возможность у президента Н. Назарбаева сформировать политически, экономиче­ски и социально ответственное правительство, обладающее политической волей, решительнос­тью, необходимой компетентностью в области рыночной экономики и способностью разрабаты­вать и реализовывать рыночно ориентированные реформы? Без такого правительства стратегия реформ восточно-европейских стран вряд ли могла быть реализована в Казахстане.

Не боясь ошибиться, можно смело утверждать, что в Казахстане, как и во многих странах Востока, были необходимые для проведения в жизнь такой стратегии политическая стабильность и социальная терпимость, но не было у Назарбаева реальной возможности для формирования правительства с вышеотмеченными качествами. Действительно, о казахстанских политических интеллектуалах можно было говорить так: в их среде много умных, но нет политически мудрых и рыночно компетентных.

Многочисленные бывшие партийные боссы, руководители советских государственных ор­ганов и учреждений, которые вчера только клеймили позором тех, кто благосклонно относился к капитализму, осуждали всех инакомыслящих, голосовали за исключение их из партии, за выдво­рение из страны, искалечили жизнь многим советским людям, сегодня в одночасье превратились в ярых сторонников рынка и знатоков рыночной экономики. О том, как безболезненно для народа провести социально ориентированную реформу, кричали с разных трибун, писали президенту все кому ни лень: юристы, историки, медики, социологи, вчерашние ортодоксальные коммуни­сты, хвалившие в бытность Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева их мудрое управление страной, ведение народа в светлое будущее и т.д. Удивительно быстро некоторые из них стали «новыми коммунистами», любящими теперь уже рыночную экономику и демократию, кто-то со­циалистами, кто-то социал-демократами, а кто-то - либералами. Они создали никчемные комму­нистические (естественно, нового типа), социалистические, социал-демократические партии с красивыми названиями и программами, похожими друг на друга, как сказал бы один мой мудрый приятель, «как рассказы А.П. Чехова». Их лидеры заверяли общество, что только они знают, как защитить их всех от бед, как быстро создать непременно социально ориентированную, рыноч­ную экономику, как предоставить казахстанцам райскую жизнь. Все они хотели быть президен­тами, никто не хотел быть премьер-министром, правда, должность президента была всего одна, и она была занята, причем, кажется, надолго. Никто им не поверил: ни президент, ни народ. Вскоре им пришлось покинуть страну по разным причинам и мотивам: кто-то уехал в дальнее зарубежье, кто-то в ближнее, кто — за лучшей жизнью, а кто — вынужденно. Как говорил мальчик из фильма «Доживем до понедельника» о Герцене: «Он уехал за границу, чтобы готовить Октябрьскую рево­люцию». Одни из этих «деятелей» превратились в друзей или слуг президента, другие — в молчаливых служащих, третьи - в депутатов и т.д. Многие из них при каждом удобном случае говорят о том, как Н. Назарбаев ведет страну верным курсом, что они являются ярыми сторонниками его стратегии, реформ и политики, осуждают тех, кто занял их места в оппозиции.

Как говорится, было бы смешно, если б не было так грустно. Но это - наша действитель­ность, наша жизнь, нравится нам это или нет. Только хотелось бы, чтобы в ней было поменьше лжи, подхалимства, больше честности и достоинства, ведь чтобы изменить нашу страну, нам самим надо измениться!

У созданного и работавшего в такой ситуации казахстанского правительства С.А. Тере­щенко не было какой-либо осознанной политики ни в макроэкономической стабилизации, ни в проведении институциональных реформ, и тем более в их сочетании с ростом реальной эконо­мики. Оно начало реформу с либерализации цен, но практически через четыре месяца свело ее на нет, зафиксировав цены на сырьевые и социально значимые товары; приватизация проводи­лась в основном без правил, без элементарной логики, без какой-либо стратегии. Все три года, с 1992-го по 1994-й, инфляция резко шла вверх, а производство столь же резко - вниз. Пра­вительство состояло из людей, мало что понимающих в рыночной экономике и в механизмах ее функционирования, а также в том, как стабилизировать макроэкономическую ситуацию, как провести структурные и институциональные реформы и тем более как можно обеспечить рост экономики в условиях реформ. Поэтому правительство и НБК бросались из крайности в край­ность и ничего толком не могли решить. Они продолжали принимать одну антикризисную про­грамму за другой. Но кризис нарастал. Его члены ни интеллектуально, ни профессионально не были готовы к решению такой принципиально новой для всех проблемы страны, как переход к рыночной экономике.

Таким образом, эти три года без преувеличения можно считать потерянными для реформ и оздоровления экономики страны. Поэтому правительству А. Кажегельдина ничего не оставалось, как попытаться наверстать упущенное, и в первую очередь в подавлении инфляции. Ему было не до уровня монетизации и не до выяснения вопросов о том, как потом будет расти экономика. А когда этот вопрос встал на повестке дня, Казахстану помог случай, который привел к двойному эффекту: короткий финансовый кризис вынудил власть либерализовать обменный курс тенге, благодаря чему он девальвировался до рыночно необходимого уровня и стал курсом равновесия, и, второе, резкий скачок вверх мировых цен на нефть. Стране просто повезло: проблема монети­зации и роста экономики разрешилась сама собой.

Правительство Кажегельдина имело некоторое преимущество перед правительством Тере­щенко. Во-первых, оно убедилось в бесплодности попыток спасти производство и добиться его роста, пока инфляция будет оставаться на уровне сотни процентов и страна не будет иметь на­дежных денег. Во-вторых, наладилось сотрудничество с МВФ и ВБ, которые уже работали с НБК, где уже начал формироваться формат антикризисной денежно-кредитной политики. Правитель­ству стало ясно, что побороть инфляцию можно только общими хорошо скоординированными усилиями правительства и НБК. В-третьих, оно стало опираться на отдельных молодых людей,

которые, хотя тоже никогда не изучали рыночную экономику и не имели никакой практики, стали пытаться претворять в жизнь рекомендации МВФ и ВБ, опубликованные в ежегодных отчетах, перенять отдельные меры других стран, особенно Малайзии и Южной Кореи, например создание холдингов, «стратегия 2020» и т.д. Все это делалось механически, с надеждой на то, что меры, эффективно работающие в одной стране, будут эффективными и в другой системе, например в казахстанской.

Тем не менее следование правительства Кажегельдина советам и рекомендациям МВФ и ВБ стало давать свои плоды в макроэкономической стабилизации и проведении некоторых структур­ных и институциональных реформ.

Глава VIII. Структурно-институциональные реформы

В международных финансовых и экономических организациях приняты такие термины, как структурные и институциональные реформы или изменения. Причем дать им четкие опре­деления и выявить их различия нелегко. В разных источниках и исследованиях в них вкладывает­ся разный смысл, поэтому различать их приходится условно. Придерживаясь в большей степени позиций экспертов МВФ и Всемирного банка, к структурным реформам мы относим реформы в бюджетной, налоговой и денежно-кредитной системах, а к институциональным — те реформы, которые касаются реформирования институтов государства и экономики, т.е. организацион­ных форм, например, административных институтов, судебной системы, банковских структур, а также различных актов, особенно законодательных, содержащих правила и нормы регулиро­вания тех или иных аспектов общественной и экономической жизни, например, установление защиты прав собственности, дерегулирование экономики, обеспечение ее открытости, рефор­мирование пенсионной системы, создание и развитие фондового рынка, банковской системы, принятие системы законов, по которым функционирует и развиваются общество, экономика, хозяйствующие и иные субъекты.

§ 1. Выход из рублевой зоны и введение тенге

Одним из важных поворотных моментов становления и укрепления государственной независимости Казахстана стало введение 15 ноября 1993 года национальной валюты страны - тенге. До этого момента Казахстан пользовался русским рублем, и не просто пользо­вался, а оставался в рублевом денежно-кредитном поле Российской Федерации, т.е. другого не­зависимого государства. Поэтому введение тенге было нечто большее, чем просто смена одного платежного инструмента другим. Это был переход права ведения денежно-кредитной политики одного государства другому. Это было жизненно необходимо, поскольку деньги для экономки играют ту же роль, что и кровь для живого организма, а денежное обращение - соответственно, кровообращение. Регулирование объемов и потоков денежной массы - это тонкий инструмент воздействия на экономические процессы. Поэтому в рыночной экономике, в отличие от плано­вой, кто ведет денежно-кредитную политику, тот и управляет экономикой. Казалось бы, вопрос ясен: каждое независимое государство непременно имеет свою национальную валюту, как и лю­бой другой институциональный атрибут суверенного государства, независимо от того, как она будет называться. Например, в США - доллар, в Канаде и Австралии - тоже доллары, но только канадский и австралийский, а во Франции - франк, в Швейцарии и ряде африканских государств - бывших колоний Франции - тоже франки, но - свои, т.к. у всех разные денежно-кредитная и ценовая политика, курсы валюты, фискальная политика, процентные ставки и другие параметры экономической политики и системы.

Но для Казахстана в 1993 году введение национальной валюты неожиданно приобрело острый не только экономический, а порою и политический оттенок. Случай уникальный. Можно было понять, что в 1992 году, когда начался переход к рыночной экономике с либерализацией цен, только что появившемуся молодому государству вести одновременно национальную валю­ту и бороться за макроэкономическую стабилизацию было крайне затруднительно. Во-первых, Казахстан объявил о своей независимости очень поздно (16 декабря 1991 года), когда де-юре распался СССР, и не было времени даже для выбора дензнака на банкнотах и организации их печати в каком-нибудь государстве в нужном количестве, а выпуск денежных суррогатов типа белорусских «зайчиков» не решал проблемы. Во-вторых, страна не располагала никаким запасом золотовалютных резервов. В-третьих, в стране не было ни кадров, ни опыта для осуществления грамотной денежно-кредитной политики. И самое главное - экономика Казахстана всегда нахо­дилась в сильной зависимости от экономик ряда бывших союзных республик, в первую очередь России. Казахстан вывозил из этих республик продукцию в 1,8 раза больше, чем он поставлял им. Около 60% всего ввоза приходилось на долю России. Бывшие союзные республики по-преж­нему оставались основными рынками сбыта казахстанской продукции.

Как известно, в 1991-1993 годах сложившиеся республиканские хозяйственные связи про­должали лавинообразно распадаться, а объемы производства - снижаться. В такой ситуации каза­лось, что введение национальной валюты могло еще больше интенсифицировать эти негативные процессы. Ведь все бывшие союзные республики стремились торговать уже не друг с другом, не с Казахстаном, а со странами дальнего зарубежья за доллары, которых у Казахстана тогда не было, да и торговать-то как следует на внешнем рынке мы не умели. Нам тогда виделось, что Россия окажется опасным конкурентом на рынках дальнего зарубежья по всей экспортной про­дукции Казахстана. У нее было такое преимущество, как производственный потенциал, много­кратно превышающий казахстанский.

Казахстан не имел прямого выхода на внешний рынок, за исключением КНР. Поэтому рас­чет у правительства Казахстана, видимо, был прост: нахождение с Россией и с другими бывшими союзными республиками в едином экономическом пространстве позволит если не в полной мере, то хотя бы частично смягчить эти сложности для казахстанской экономики. Поэтому в 1992 году можно было считать, что политика Казахстана оставаться на некоторое время в рублевой зоне была в определенной мере оправданной. Но так считало руководство Казахстана, а что считало руководство России? Это было на самом деле более важным, чем желание Казахстана и других стран СНГ. Шаги России определялись двумя факторами: политическим желанием и экономиче­ской реальностью, которые тогда не совпадали. Политическое желание - стремление сохранить бывшие союзные республики в зоне своего влияния - было в интересах России, поэтому она должна была пойти на определенные уступки странам СНГ в области экономики, других рычагов воздействия на них у нее уже не было. Россия первое время не запрещала Казахстану пользовать­ся русским рублем, эмиссия которого оставалась в руках ЦБ России. Но экономические реалии России были таковы, что она сама находилась в глубоком экономическом кризисе и не могла позволить себе делать какие-либо поблажки другим новым государствам. Поэтому экономиче­ский фактор, учитываемый главным образом правительством, взял верх над политическим фак­тором, ведомым президентом и его аппаратом. Если смотреть на положение рублевой зоны трез­во, то фактически ее и не существовало между государствами, входящими в эту зону, на самом деле согласованные действия по достижению макроэкономической стабилизации и выходу из экономического кризиса не проводились. Более того, по мере нарастания экономического кризи­са и политической напряженности в России и странах СНГ последние стремились к проведению собственной экономической, в частности денежно-кредитной и фискальной, политики, обеспече­нию социальной защиты населения.

Получилось так, что в создавшихся условиях это происходило в значительной мере за счет России. У каждой страны утвердились свой обменный курс рубля, свои процентные ставки, своя ценовая политика, свой бюджетный дефицит при эмиссии денег Центробанком России. В то вре­мя, когда правительство и Центробанк России, отчаянно борясь с инфляцией, пытались прово­дить жесткую денежно-кредитную политику, сильно ограничивать эмиссию денег, другие страны СНГ вели безрассудную, расточительную денежно-кредитную политику, брали в большом объе­ме так называемые бесплатные технические кредиты, которые накладывались на экономику Рос­сии огромным бременем, и бесконтрольно их использовали, не проводя, по существу, реальной антиинфляционной политики. Так, в 1993 году Казахстан использовал на 30% больше наличных денег на душу населения, чем сама Россия. Они не проводили и напрашивающуюся четкую анти­инфляционную политику доходов, наоборот, казалось, что они соревнуются друг с другом, кто установит большую минимальную заработную плату, пенсии, пособия и плюс нехватку средств восполняли безналичными деньгами, в результате чего у каждой из них, по существу, возникла безналичная национальную валюта.

Кроме того, граждане Казахстана, например, проводили свободные валютные обмены с Россией, как и все граждане этой страны. Все это, естественно, приводило к наплыву в Россию наличных денег из стран СНГ и экспортировало инфляцию в Россию и подстегивало в ней ин­фляционные процессы, дестабилизируя рублевую зону в целом. Такое положение могло надолго сохранить на всей территории рублевой зоны макроэкономическую нестабильность, сводя на нет все антиинфляционные усилия российской власти, и правительство России стало последователь­но предпринимать шаги, направленные на его кардинальное изменение, прекращение содержа­ния целых независимых государств на иждивении России.

Первым шагом правительства России в этом направлении стало открытие с 1 июля 1992 года корреспондентских счетов для ведения межгосударственных взаиморасчетов в СНГ и котировки безналичных денег стран рублевой зоны. Оно потребовало оформить задолженности государств - участников рублевой зоны как их государственный долг России со всеми условиями погашения долгов. С этого момента в сфере безналичных расчетов рублевая зона перестала существовать.

Россия решила теперь выдавать Казахстану, как и другим странам СНГ, не технические, а только связанные государственные кредиты, невозвращенная часть которых, включая проценты, автоматически превращалась в государственный долг. Далее Россия поставила перед участника­ми рублевой зоны такие требования: рублевая зона должна рассматриваться как зона использова­ния российского рубля только по правилам, вырабатываемым ее Центральным банком, которому все страны - члены рублевой зоны делегируют функции своих национальных банков и переда­ют свои золотовалютные запасы. Более того, страны будут принимать все условия Центробанка России в области денежно-кредитной политики и осуществлять финансово-бюджетную деятель­ность своей страны в рамках, устанавливаемых российским правительством. Если так, то про­блема этим не завершилась бы, пришлось бы далее непременно привести свое законодательство в соответствие с законодательством Российской Федерации. Вице-премьер правительства России Борис Федоров недвусмысленно говорил: вхождение в рублевую зону новых независимых госу­дарств возможно только после того, как они приведут в соответствие с российским свои эконо­мическое законодательство и денежно-кредитную политику.

Этого следовало ожидать, когда ставился вопрос о создании рублевой зоны нового типа. А как иначе? Какой смысл России терпеть безответственную экономическую политику стран -участниц рублевой зоны, практически взять на себя шалости и заботы совершенно независимых государств? Но это же для Казахстана уже не просто рублевая зона, а рублевый государственный союз, в котором он потеряет свой экономический суверенитет, что будет означать превращение его в экономическом отношении в одну из республик теперь уже России. В правительстве России тогда всерьез обсуждался вопрос о том, сколько суверенитета отобрать у стран - членов рублевой зоны нового типа. Если бы такое произошло, это было бы не той ценой, которую республика, став независимым государством, должна платить за экономическое сотрудничество, потеряв то, что недавно приобрела.

Естественно, члены рублевой зоны не собирались идти на такие условия. Некоторые из них начали вводить свою, во многом суррогатную национальную валюту: «зайчики», гривны, сомы и т.д. Один Казахстан продолжал оставаться в рублевой зоне и не собирался из нее выходить.

России ничего не оставалось, как 24 июля 1993 года ввести новый рубль вместо рубля ста­рого образца. Она объяснила цель этого обмена введением своей национальной валюты и дала этим сигнал остальным странам на введение ими своих национальных валют. Но и этот шаг не подействовал на правительство Казахстана, оно стало настаивать на принятии другого варианта рублевой зоны, зафиксированного в Декларации о создании экономического союза, подписанной главами государств стран СНГ 14 мая 1993 года. Казахстан настоял на создании экономического союза с единой денежной системой, но с наднациональной валютой, которая может называться рублем, но только не российским, и наднациональным эмиссионным банком зоны.

Как видим, у казахстанского правительства та же логика, те же действия, которые были при распаде СССР. Оно тогда упорно стремилось не выходить из состава СССР до тех пор, пока тот не распался, и теперь, с тем же упорством, оно не желает выходить из рублевой зоны, которой на самом деле уже нет, есть только использование рублевых купюр. Получается, что Казахстан уже второй раз практически отказывается от независимости: первый раз он до конца стремился

оставаться в составе СССР, а второй раз - в составе России. Почему? Вряд ли мы сможем дать однозначный ответ. Только можно предположить, что у руководства страны не было уверенности в том, что оно сумеет самостоятельно управлять страной, что ее экономика сумеет выйти из тяже­лого положения, в котором она тогда находилась, и у него не хватало решимости. Но надежда на создание даже чисто экономического союза была несбыточной, поскольку он появится только по истечении многих лет. Даже самым демократичным цивилизованным и экономически развитым странам Европы на создание ЕС с единой валютой понадобилось почти 55 лет, и то только в рам­ках 15 стран. Создание такого экономического союза, как показывает мировой опыт, становится возможным только при определенном уровне экономического, политического и социального раз­вития каждой страны, достигшей достаточного уровня экономической интеграции, способной удовлетворять ряду жестких базовых денежно-кредитных и фискальный условий, умеющей ци­вилизованно и демократично решать даже самые острые межгосударственные проблемы.

Надо признать, что не только тогда, но и сейчас, по истечении 15 лет с того времени, эко­номика стран СНГ не отвечает этим требованиям. Просто использование общей валюты даже при независимом эмиссионном банке и ее наднациональном статусе само по себе не сотвори­ло бы чуда и не интегрировало бы их экономики. Здесь налицо продолжающаяся недооценка роли денег и денежного обращения в экономике, доставшаяся в наследство от прежней советской плановой экономики. У России, хотя ее президент подписывал названную выше декларацию, не было резона создавать такую зону. Во-первых, российские министры экономического блока пре­красно понимали, что такой шаг для стран СНГ - шаг преждевременный, а потому он не будет результативным в течение еще долгого времени, нет смысла затевать подобную игру на публику; во-вторых, Россия остается крупнейшей страной мира с огромными природными и людскими ресурсами, научно-техническим потенциалом, и какой смысл ей терять суверенность известной в мире валюты с многовековой историей - российского рубля и Центрального банка, объединив­шись со странами, которые вообще никогда не имели собственной валюты и своего центрального эмиссионного банка? Вряд ли США пошли бы таким путем в отношении к доллару, а Франция, Великобритания и Япония - в отношении франка, фунта стерлинга и йены соответственно. В-третьих, надежда на то, что Россия выйдет из кризиса быстрее, чем остальные страны рублевой зоны, становилась все более реальной, а это отвечало бы интересам и последних: быстрая стаби­лизация макроэкономики России благоприятно скажется на оздоровлении экономики остальных стран рублевой зоны, в том числе Казахстана. Уровень инфляции в Казахстане в 1993 году за­метно превышал ее уровень в России. Многие страны СНГ тогда вели порою безответственную денежную политику, безрассудно тратили кредитные ресурсы, не считаясь с ростом инфляции. Власть России была права, что такое положение не будет исправлено, пока каждая страна не вве­дет свою валюту и не будет сама решать свои проблемы.

Руководители Министерства финансов и Центробанка РФ, Министерства по делам СНГ РФ так и изложили свои позиции в июне 1993 года на встрече с экспертами стран СНГ, готовившими проект договора об экономическом союзе по решению глав государств СНГ от 14 мая 1993 года.

Заседание экспертов проходило в Минске, и когда подошли к обсуждению раздела валюты и денежной политики, я внес предложение провести следующий раунд заседания экспертов в Мос­кве, встретиться с руководителями вышеназванных министерств и ЦБР, выслушать их мнение - пойдет ли Россия на кардинальное изменение рублевой зоны. Хотя белорусы серьезно возража­ли, ссылаясь на то, что есть декларация, подписанная главами государств, где определен данный вариант рублевой зоны нового типа. Но в конце концов было решено собраться в Москве.

Представитель руководства Минфина и Центробанка и министр по делам СНГ В. Машиц на вопрос о рублевой зоне ответили следующим образом: Россия на замену своего рубля другой валютой не пойдет, эмиссионным банком останется только ЦБР, кто хочет вступить в рублевую зону, тот примет только эти условия, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На нашу ссылку на декларацию они сказали буквально следующее: политики могут подписывать какие угодно политические документы, но экономическая политика будет проводиться в этих зданиях, причем такая, какую мы изложили, и добавили: коллеги из других стран СНГ, что бы вы ни гово­рили о России, в чем бы вы Россию ни обвиняли, мы будем защищать ее интересы, будем прово­дить экономическую политику, отвечающую интересам России, а вы - независимые государства, защищайте интересы своих государств сами. Россию всегда обвиняли в имперских действиях и замашках в отношении ваших стран. Поэтому давайте так: если мы когда-нибудь будем объеди­няться в той или иной форме, надо объединяться осознанно и добровольно, - иными словами, предлагалось размежеваться, чтобы объединиться.

С нашей стороны возразить было нечего, все это на самом деле убедительно, крыть, как говорится, нечем. А все то, что говорится некоторыми нашими деятелями, боровшимися против введения национальной валюты в Казахстане, а теперь ежегодно пышно празднующими День финансиста, будто бы россияне говорили, что мы не справимся с вводом национальной валюты и проведением денежно-кредитной политики, потом сами будем проситься в рублевую зону, - чи­стейший вымысел. Обо всем этом я писал в своем отчете о работе над проектом договора прави­тельству и отметил, что рублевой зоны не будет, надо готовиться к введению валюты. Слышать подобное невозможно даже от недругов России.

Такие серьезные отношения между такими дружескими государствами, как Россия и Казах­стан, не могут опускаться до разговоров бытового уровня. Тем более что не Россия настаивала на том, чтобы Казахстан оставался в рублевой зоне, а Казахстан упрашивал Россию создать рубле­вую зону и не выкидывать его из нее.

Подавляющее большинство политиков, журналистов, экономистов, руководителей промыш­ленных предприятий, включая руководство правительства и, как ни странно, НБК, настаивали не вводить свою валюту ни в коем случае и не выходить из рублевой зоны. Столько лет обвиняли Россию в проведении в отношении нас колониальной политики, в имперских замашках, мечтали о независимости, а когда страна ее получила, про эти обвинения забыли, о независимости не ду­мали, просили Россию не оставлять нас в беде, не выкидывать из рублевой зоны, которую сами придумали, т.к. на самом деле ее уже практически не было, умоляли Россию создать рублевую зону нового типа. Дело дошло до того, что в Казахстан приехал вице-премьер правительства России А. Шохин со специальной миссией уговорить правительство не настаивать на создании рублевой зоны нового типа и ввести свою национальную валюту, доказывать, что если Россия быстрее преодолеет кризис, то это позитивно скажется на экономике всех остальных стран СНГ. Разве это похоже было на издевку, мол, сами не справитесь со своей валютой и будете проситься в рублевую зону, как будто Казахстан решил оставить рублевую зону, а Шохин приехал уговари­вать нас остаться в ней? Хорошо, что мы по этому поводу не проводили референдума с вопросом, остаться в рублевой зоне или выйти из нее, слава богу, не додумались.

В сентябре Комитет по экономике Верховного Совета РК организовал обсуждение на своем заседании с приглашением руководства правительства и Нацбанка вопроса о том, вводить или не вводить национальную валюту. Председатель Нацбанка Байназаров ответил примерно так: я не могу ответить на этот вопрос, как решит начальство, так и будет (странно было слышать по­добные заявления от председателя НБК). Первый вице-премьер правительства республики Дау-лет Сембаев высказал негативное отношение правительства к введению национальной валюты и намерение бороться за то, чтобы Казахстан остался в рублевой зоне, обосновывая это не только интеграционными проблемами, но главным образом отсутствием необходимых для удержания курса валюты золотовалютных резервов.

Затем выступил я, как главный эксперт Казахстана в разработке договора об экономическом союзе, с докладом о необходимости введения национальной валюты, о том, что рублевой зоны нет, а зоны нового типа, которую мы предлагаем, не будет (я уже описал выше позиции руково­дителей России), о том, что только введя свою валюту, мы возьмем в свои руки политику вывода страны из кризиса.

Надо сказать, на меня обрушились все депутаты комитета и приглашенные депутаты, утверждая, что наши предприятия остановятся, т.к. прекратятся все хозяйственные связи с пред­приятиями России, мы не сумеем достичь стабилизации экономики, мы не готовы к введению национальной валюты, мы хотим интегрироваться, а вы предлагаете изолироваться, и т.д. Они не понимали, что наличие национальной валюты к экономической интеграции никакого отношения не имеет, по крайней мере на этапах формирования зоны свободной торговли, таможенного и платежного союзов, что рублевой зоны нет, поскольку, введя свой новый национальный рубль, Россия сама вышла из нее и теперь ни о какой рублевой зоне речи не может быть, а создание зоны нового типа, во-первых, нереально, потому создаваться не будет, во-вторых, оно превратит Казахстан в одну из республик России, туда, кроме него, ни одна страна не войдет. Никто меня не поддержал, кроме председателя комитета Саука Такежанова. 2 октября 1993 года на вопросы «Панорамы» и IPA House я дал ответы с подробным обоснованием необходимости введения на­циональной валюты и почему нельзя создавать рублевую зону нового типа, а в ноябре того же года, т.е. накануне введения тенге, я издал брошюру «Национальная валюта Казахстана: пробле­мы и перспективы ее введения», где подробно рассмотрены все возможные доводы противников введения собственной валюты.

При этом я настаивал на том, чтобы введение собственной валюты рассматривали не как чисто техническое мероприятие, замену одного платежного инструмента другим, а как крупно­масштабную денежную реформу, как ответственную экономическую политику. От одной только курсовой политики, выбора стартового обменного курса будет зависеть многое, будут созданы и ценовая политика, экспорт и импорт, и кредитная политика, и макроэкономическая стабилизация и т.д.

Национальная валюта, как известно, была введена 15 ноября 1993 года, вопреки противо­стоянию самой власти и всей властной элиты. Но, к сожалению, она была введена как чисто тех­ническое мероприятие, как замена рубля на тенге, о чем я и предупреждал. И обменный курс был выбран без учета состояния экономики и значения курса национальной валюты к валюте другой страны для ее стабилизации. При кризисе экономики стартовый обменный курс тенге никак не мог быть столь высоким, как 4,7 тенге за доллар. И это негативно сказалось на дальнейшем ходе стабилизации экономики, слишком уж долго тянулся этот процесс, на экспорте и импорте и т.д. Известно, что когда в Японии и Южной Корее начались послевоенные стабилизационные рефор­мы, курс иены был определен в размере 360 за доллар, а воны - 467 за доллар. К счастью, через неполный месяц в руководстве НБК появились новые люди во главе с Даулетом Сембаевым, опытным специалистом с высоким уровнем экономических знаний, успевшим уже на посту за­местителя председателя Высшего экономического совета и первого вице-премьера приобрести опыт борьбы с инфляцией, тесно контактировать с МВФ и ВБ. Это сразу же позитивно сказа­лось на деятельности главного банка страны и денежно-кредитной политике, в результате чего инфляция пошла на убыль. И те, кто вчера был против введения национальной валюты, стали праздновать этот день, получать награды, а те, кто действовал за ее введение, рискуя своим по­ложением, быть гонимыми, оказались, как говорил Остап Бендер, неучастниками праздников в этой жизни. Невольно приходит на ум известное американское высказывание: «Любое крупное открытие проходит пять этапов; шумиха, неразбериха, поиск виновного, наказание невиновного, награждение непричастного». Все верно. Такова жизнь. Саука Темирбаевича Такежанова уже нет в живых, а я пока наблюдаю, как ненавистники введения тенге ежегодно широко, с размахом

§ 2. Бюджетная реформа

Основная проблема бюджета - это его размеры относительно ВВП, структура расходов и доходов бюджета, размеры и источники погашения бюджетного дефицита. От правильного решения этих вопросов зависят темпы роста экономики, их устойчивость, динамика и уровень таких параметров, как инфляция, обменный курс, внешний долг государства и др. Во всем мире каждая страна решает ее по-своему, руководствуясь некоторыми общими правилами, в зависимости от того, какой концепции экономического роста, бюджетной политики, решения социальных проблем придерживается ее правительство.

В Казахстане, как и во всех постсоветских странах, эти проблемы возникли только в связи с получением государственной независимости и переходом к рынку. Поэтому бюджетная система, как и вся переходная экономика, проходила сложный путь становления. Сложность была связана с тем, что,

·         во-первых, в обществе сложилось убеждение, что все социально-экономические про­блемы должны решаться за счет государственного бюджета, и теперь было очень сложно быстро изменить этот стереотип. Да и самому правительству тоже нелегко было отвыкнуть от этого механизма и осознать: нечто построенное им теперь будет разрушаться на глазах.

·         Во-вторых, в условиях стремительного падения производства источники бюджетных доходов таяли на глазах. Формировать бюджет даже по самым строгим законам рынка было очень сложно.

·         В-третьих, катастрофически не хватало компетентных в этой области кадров.

·         В-четвертых, многие страны в мире добивались экономических успехов как при достаточно больших размерах бюджетных расходов, так и при самых низких их уровнях к ВВП. Разброс стран по размерам бюджетных расходов к ВВП был широк. Для страны, только что покинувшей советскую систему, где бюджет решал все, соблазн иметь высокие бюджетные расходы был велик. Между тем переход к рынку даже на переходном этапе предполагает массовое перераспределение всех ресурсов, в том числе и финансовых. Их всегда мало в любой стране, но в Казахстане их было ничтожно мало. В то же время большое давление на государство оказывало общество, вынудив правительство пойти на увеличение расходов на социальные нужды.

В такой ситуации Казахстан не смог составить бюджет, близкий к реальности как по размерам, так и по структуре расходов, причем сбалансированный в пределах дефицита. В 1992-1993 годах расходы консолидированного бюджета составляли 60-65% ВВП. Приоритетными оставались социальные расходы и поддержка народного хозяйства. В силу того, что обеспечение такого размера бюджета доходами за счет налоговых поступлений было нереальным (сбор налогов в 1993 году достигал только 60%, а в 1994 году - 40% от расчетного), бюджет составлялся и исполнялся с огромным дефицитом, достигшим одной трети ВВП.

Дефицит бюджета покрывался из трех источников: внешнего заимствования - до 70%, рынка ценных бумаг, т.е. продажи государственных казначейских облигаций, - до 15% и из кредитов Нацбанка.

Официальный дефицит не превышал 10% ВВП. Дело в том, что в доходную часть включались поступления, не имеющие никакого отношения к налогам и платежам налогового типа: выручка от приватизации, иностранные займы, прибыль Нацбанка, поступления от внебюджетных фондов и даже кредиты НБК правительству. Их сумма к общему доходу составляла в 1993 году 49%, а в 1994-м - 67%. В 1994 году правительством было введено директивное кредитование народного хозяйства из ресурсов НБК, минуя бюджет государства, что являлось явным нарушением бюджетной системы и искажением бюджетных расходов и дефицита.

Только в 1995-м и 1996 году правительство начало разрабатывать более четкую бюджетную систему и приводить расходы бюджета к уровню 30% ВВП и ниже путем существенного изменения структуры бюджета, сокращения расходов на социальные нужды и народнохозяйственного инвестирования. Более или менее современный вид бюджет принял в 1998-1999 годах. В центре баталий при его рассмотрении теперь были лишь размеры финансирования отдельных частей бюджета, концепция формирования размеров и структуры доходной части, источники покрытия бюджетного дефицита: за счет внешнего или внутреннего заимствования. Общие расходы государства вплоть до 2003 года не превышали 21-22% ВВП. В 1999-2001гг. в Казахстане работал проект USAID для сената КЗ, который проводил анализ бюджетных отношений. Данный проект также дал рекомендации к реформированию фискальной и бюджетной системы и приведению его к мировым стандартам.

Важными моментами качественного изменения бюджетной системы было принятие Бюджетного кодекса и создание Казначейства, освобождение доходной части от последней неналоговой статьи - поступления от приватизации госимущества. В 2004 году произошел переход к среднесрочному бюджетному планированию. Все это привело бюджетную систему Казахстана в соответствие с принципами рыночной экономики.

§ 3. Реформирование налоговой системы

Это самая сложная часть структурных реформ. В начале рыночных реформ в СССР был только один налог - подоходный. Налоговая система оставалась одним из самых слабо разработанных инструментов стабилизационной экономической политики правительства.

Основные налоги были введены в 1992 году. Налоговая система включала в себя 46 видов налогов. Ставки часто менялись: то росли, то падали (с 28 до 20%, потом до 10% и снова до 20% и т.д.). Наиболее часто менялись подоходный и социальный налоги. Ставки слишком сильно дифференцировались, устанавливалось большое количество льгот на привлечение инвестиций, создание свободных экономических зон, развитие приоритетных отраслей и т.д.

С 1 июля 1995 года был введен новый Налоговый кодекс, где число налогов сократилось с 46 до 11. Вместо налога на прибыль был введен корпоративный налог на доход, средняя ставка которого была снижена. Введены новая повышенная единая ставка НДС - 20% вместо 10%, акцизы на бензин, топливо и другие нефтепродукты, на природный газ и т.д., расширено число то­варов, облагаемых экспортной пошлиной, увеличена средняя величина импортной пошлины до 15%. Однако и после этого налоговая система продолжала подвергаться частичным изменениям, особенно НДС, социальный налог, акцизы, налог на малый бизнес и другие.

В 2002 году вступил в силу очередной Налоговый кодекс, который определил и закрепил главные принципы:

•  стабильность налогового законодательства;

•  единство системы налоговых льгот.

В кодексе были исключены нормы по предоставлению льгот индивидуального характера для конкретного налогоплательщика, усилено налоговое администрирование.

Тем не менее изменение налоговой системы продолжается. Одно из них предложено президентом Н.А. Назарбаевым в 2006 году в Послании народу Казахстана. В нем предусмотрено снижение ставок на подоходный налог для физических лиц, НДС, социальный налог, налог на малое предпринимательство.

Я не настолько самонадеян, чтобы считать, что в его основу, как по составу снижаемых налогов, так и по их ставкам, положено мое предложение (в моем предложении еще значилось снижение ставки корпоративного налога до 20-22% при одновременной отмене налоговых льгот), которое было опубликовано в виде брошюры для экономического отдела Совета безопасности, но рад, что оно нашло практическое применение¹. Есентугелов А. Стратегия индустриально-инновационного развития Казахстана: реалии и ожидания. Костанай, 2004.

§ 4. Становление банковского сектора

Казахстан имел банковский сектор с момента получения независимости. Он представ­лял собой всю финансовую систему страны и состоял из Госбанка Казахской ССР, пяти специализированных и 72 коммерческих банков.

Реформирование банковской системы проходило в двух направлениях. Прежде всего в 1994 году удалось добиться независимости Государственного банка Казахстана от правительства.

Более серьезной задачей оказалось преодоление недостатков в деятельности коммерческих банков, унаследованных от советской системы. Она решалась путем создания новых, оздоровления существующих, приватизации государственных и ликвидации несостоятельных банков.

Специализированные банки были превращены в коммерческие, которые затем приватизировались. Немало новых собственных коммерческих банков было создано предприятиями. В середине 1994 года их насчитывалось 230, к концу года - 184, 176 из которых были частными, включая два специализированных приватизированных банка. Начиная с 1995 года Национальный банк Казахстана приступил к систематическому процессу ликвидации несостоятельных банков: за год число банков сократилось еще на 19, общее число БВУ стало 82, а в конце 1998 года - 76¹. Сегодня число БВУ составляет всего 34.

Безусловно, в начальный период число Банков Второго Уровня интенсивно, резко росло. В середине 1994 года оно составило 230 банков, тогда как в Польше их было 90, в Венгрии - 31, в Чехии - 18². В связи с этим руководство ВБ поговаривало о достаточности 8-10 банков. На телевидении я выступил против такого намерения руководства НБК, аргументировав это тем, что только рынок может определить, сколько банков будет действовать в Казахстане. Вмешательства не произошло, их число уменьшалось в соответствии с законами РК и условиями рынка. В 90-е годы ВБУ не от­личались крупными уставными фондами. Только «АлемБанк» и «ТуранБанк» имели уставный фонд в пределах от 5 до 10 млн долларов. Для сравнения: в Польше у среднего банка этот пока­затель был в 1,5 раза выше³.

Сегодня казахстанская банковская система считается одной из лучших в СНГ. Самыми яр­кими ее характеристиками являются ведение грамотной денежно-кредитной политики, рост ак­тивов и уставного капитала любых из банков и развитие конкуренции в банковской среде, кото­рая является надежным залогом успешного развития банковской системы.

Достаточно быстро сформировалась двухуровневая банковская система, и Нацбанк стал независимым в проведении денежно-кредитной политики, начав широко использовать это пре­имущество еще с середины 90-х годов. Нацбанк также перестал кредитовать правительство и с 1995 года стал последовательно проводить жесткую антиинфляционную денежную политику.

'Казахстан: сводная оценка частного сектора. ВБ, доклад, 1997.

Экономическая трансформация в Республике Казахстан//Программа развития ООН, Алматы, 1996. С. 83.

³Там же.

Инфляция в Казахстане уже в 1998 году измерялась однозначным числом (7,1%), а в дальнейшем, в 2002-м, она была доведена до 5,9%. НБК и сегодня борется с ней в условиях, когда фискальная политика и высокие цены на нефть постоянно подхлестывают ее рост. И на валютном рынке он действует профессионально. Осталось одно - сделать ставку рефинансирования эффективным, действенным инструментом регулирования кредитов, валютного курса и роста ВВП по рыноч­ным принципам.

Сегодня большая ответственность в обеспечении функционирования банковского сектора и денежно-кредитной системы ложится на Агентство банковского надзора. Кредитный бум, эй­фория и популизм в условиях аномального роста нефтедоходов могут в любое время привести казахстанскую экономику к финансовому кризису и экономической рецессии. Необходимы неза­висимые и скоординированные действия обоих институтов денежно-кредитной системы.

§ 5. Фондовый рынок - пасынок реформ

С 1997 года создавался этот важнейший компонент финансовой системы. В марте 1997 года были разработаны и приняты законы «О рынках ценных бумаг», «О ре­гистрации операций с ценными бумагами Республики Казахстан», «Об инвестиционных фондах Республики Казахстан», которые обеспечивают нормальное функционирование фондового рын­ка, инвестиционных банков, регистрационных бюро, инвесткомпаний, а также оказание казна­чейских услуг. Иными словами, вся необходимая инфраструктура создана и функционирует.

И физическая инфраструктура по торговле ценными бумагами в лице Казахстанской фон­довой биржи создана и в целом отвечает международным требованиям. В 1997 году в работоспо­собном состоянии запущены клиринговая и расчетная системы.

Однако до сих пор на фондовом рынке доминируют в основном ГКО, в последнее время вышли на рынок корпоративные ценные бумаги некоторых банков. Крайне слабо участие корпо­ративных ценных бумаг предприятий.

Правительство в 1997-1998 годах запускало «программу голубых фишек», однако ничего не вышло. Причин несколько. Во-первых, высококотируемые предприятия, в основном из бога­того сырьевого сектора, не заинтересованы в выходе на казахстанский фондовый рынок. Во-вто­рых, большинство предприятий других секторов работают малоэффективно, их акции мало кого будут привлекать, с одной стороны, а с другой - собственников пугает перспектива потери кон­трольных пакетов своих предприятий. В-третьих, и самое главное, все казахстанские предпри­ятия нетранспарентны. Никто не знает и не может знать, кто является их реальным собственни­ком, каковы их рентабельность и перспективы; в них нет бухгалтерской отчетности, основанной на международных стандартах. В-четвертых, в стране отсутствует эффективная система защиты прав и интересов инвесторов.

Пока все эти вопросы не будут решены, особенно в области прозрачности и надежности системы защиты инвесторов, не будут работать ни фондовый рынок, ни Алматинский регио­нальный финансовый центр. Призывы, заклинания, преувеличенные рассказы о великолепном будущем на фондовый рынок не подействуют.

§ 6. Пенсионная реформа

В 1997 году за считанные дни была разработана и предложена на рассмотрение мажили-са парламента дерзкая реформа пенсионной системы по чилийскому образцу с высо­ким риском для тех пенсионеров, кто будут получать пенсию по новой системе. Такие перспек­тивы обладают высокой степенью вероятности, поскольку очень немногие страны, обладающие солидным опытом в построении пенсионной системы, рискнули обратиться к этой модели. А Казахстан смело и безрассудно, без всяких расчетов (по крайней мере, их не было в проекте) сразу же «взял быка за рога» и с 1 января 1998 года реализовал ее.

Принципы этой модели вроде бы привлекательны: переложить все растущие расходы на обеспечение старости на плечи самих граждан - так просто и понятно. Создаются накопительные пенсионные фонды за счет отчисления добровольных взносов, которые будут постоянно расти за счет грамотного менеджмента управляющими компаниями. Предполагалось, что на началь­ном этапе им будет продаваться 50% государственных ценных бумаг, а затем, по мере развития, фондам будет разрешено инвестировать средства в ценные бумаги «голубых фишек». Проект закона не был одобрен парламентариями в 1997 году. Тогда премьер-министр протолкнул его, поставив вопрос о доверии правительству, будучи уверенным, что доверие будет оказано. Девять лет существования НПФ подтвердили самые мрачные опасения, которые я выражал в своей пу­бликации, вышедшей в марте 1998 года¹¹ Есентугелов А. Закон о пенсионном обеспечении: что-то не похож на закон.. .//Азия-экономика и жизнь. 1998. Март, №11., т.е. через два месяца после введения закона. Об этом свидетельствуют и результаты исследований, проведенных ЮСАИД через 8 лет существования нашей пенсионной системы. По их расчетам выяснилось, что получать будущим пенсионерам будет почти нечего² Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы. 2002. Т. 1. С. 302. ²О бедной старости замолвим слово//Известия. 2006. 16 мая..

А ведь разработчики этой системы все время говорили об успехах пенсионной реформы, указывая на размеры средств, накопленных в фондах. Во-первых, по расчетам ЮСАИД, их ока­залось не так уж и много, а во-вторых, успехом следовало бы считать не накопившуюся сумму, полученную за счет принудительно-добровольных взносов, а то, как эти средства преумножат накопления НПФ за счет роста доходов от их вложений в инвестиции. А таковых нет. Есть только убытки от того, что НПФ некуда вложить накопленные объемы, с одной стороны, а с другой - их ощутимая часть «съедается» растущей инфляцией.

Эта пенсионная реформа и поправки, введенные в 1996 году в Закон о пенсионном обеспе­чении в РК, когда правительство ввело их, не сумев спрогнозировать размеры пенсий, привели к тому, что некоторые работники, выйдя на пенсию по солидарной пенсионной системе, могли получать пенсии, намного превышающие средний размер своей заработной платы. Этот парадокс можно было бы назвать «парадоксом Федотовой». Дело в том, что в первый раз этот парадокс был обнаружен сенатором Зинаидой Федотовой, чья пенсия равнялась 63 тысячам тенге, что ощутимо превышало ее заработную плату. Когда таких «счастливчиков» обнаружились тысячи, правительство, спохватившись, ввело административное 13-тысячное тенговое ограничение. Та­ким образом, пенсия любого пенсионера, кроме бывших силовиков, не должна была превышать этот рубеж независимо от проработанного времени. Это магическое число стало действительно несчастливым: прожить на эту сумму невозможно. Но эта архаичная феодальная система продол­жает существовать, и никому из депутатов парламента не приходит в голову, что такая пенсион­ная система, без учета трудового стажа и дохода, в принципе не имеет права на существование.

Глава IX. От переходной экономики — к экономическому росту

§ 1. Восстановительно-конъюнктурный рост рыночной экономики Казахстана

Казахстан, преодолев первый этап перехода к рынку - трансформационный кризис и «ловушку» реформы 1992-1994 годов и второй его этап - макроэкономическую ста­билизацию и трансформационные депрессии в 1995-1998 годах, добился макроэкономической стабилизации, провел ряд важных структурных и институциональных реформ, задействовал ряд основных рыночных механизмов, и в 1999 году стали заметны признаки подъема экономики.

На самом деле фаза роста началась в 1996 году, когда ВВП увеличился на 0,5% при инфля­ции 39,3%. Она продолжалась и в 1997 году уже с более ощутимым ростом ВВП - на 1,7%. К сожалению, рост ВВП прервался в 1998 году экономической рецессией, возникшей под воздей­ствием российского кризиса. Тогда ВВП сократился на 1,9%. К счастью, рецессия была короткой - двухквартальной, и со второго квартала 1999 года возобновился экономический рост, который по итогам года составил 102,7% роста ВВП. По классификации роста и терминологии Е. Гайдара, именно тогда в Казахстане начался восстановительный рост, который, по его мнению, происхо­дил за счет того, что «на первых стадиях постсоциалистической трансформации из нерыночного сектора высвобождается больше ресурсов, чем может переварить рынок, и их объем превыша­ет реальный платежеспособный спрос. Ко времени, когда ресурсы могут быть задействованы в рыночном секторе... трансформационная рецессия останавливается, начинается восстанови­тельный рост»¹'Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 402.. По концепции российского экономиста В. Гормана, который, как считает Егор Гайдар, ввел в научный обиход понятие восстановительного роста в работах 20-х годов прошлого века, речь идет прежде всего о таких ресурсах, как ранее созданные производственные мощности и обученная до его начала рабочая сила.

Действительно, в Казахстане в годы трансформационной рецессии простаивали достаточно большие производственные мощности, созданные в основном в 60-70-е годы, бездействовали огромные отряды квалифицированных образованных невостребованных специалистов. Следова­тельно, после падения инфляции до 7,1% они могли были быть задействованы и стать ресурсной базой для начала экономического роста.

В Казахстане этот момент, с одной стороны, совпал с девальвацией тенге как результатом рецессии 1998 года, которая произошла под влиянием финансового кризиса, когда его обменный курс оставался искусственно завышенным, а с другой стороны, с резким скачком вверх цен на нефть. Причем случилось так, что два этих момента на редкость удачно совпали по времени. Та­кое совпадение дало казахстанской экономике двойной эффект, в результате которого она быстро оправилась от состояния рецессии и взяла курс на такой неожиданно стабильно высокий курс. Здесь наиболее значимым из этих двух факторов стала девальвация тенге как результат перевода жестко регулируемого обменного курса тенге в плавающий режим, который привел экономику в состояние рыночного равновесия и сделал обменный курс равновесным. После этого казах­станская экономика окончательно перешла к рыночной и теперь функционирует и развивается в основном по законам рынка. Девальвация тенге не только нормализовала ситуацию на рынке и дала толчок росту отечественного производства в несырьевом секторе в соответствии с законами рынка, но и показала, что обменный курс был слишком завышен, сильно тормозя развитие эко­номики. В этом смысле влияние российского финансового кризиса на казахстанскую экономику сыграло оздоровительную роль.

Е. Гайдар, говоря о факторах, под действием которых произошел восстановительный про­цесс в экономике России, справедливо сетует, что экономисты и политики связывают его с двумя вышеперечисленными факторами, и почти никто не говорит о третьем - проведении реформы, создании макро- и микроэкономических условий, в которых сегодня работают российские компа­нии. Этот упрек справедлив и для Казахстана, т.к. в его экономическом росте наряду с высокими темпами находят свое проявление общемировые экономические закономерности. «Прежде всего, как вытекает из мировой практики, любая страна, пережившая длительные и сильные потрясения, быстро набирает высокие темпы роста, который называется восстановительным»¹¹ Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 403.. Безусловно, в Казахстане сыграли и продолжают играть не последнюю роль добыча нефти и благоприятная ценовая конъюнктура. Но нефть — не единственный фактор, восстановительный рост с доста­точно высокими темпами происходит и в тех странах СНГ, где ее нет. Важнее то, что экономика стала во многом рыночной, люди адаптировались к условиям рынка, возникли ориентированные на него хозяйствующие субъекты, труд стал мотивированным. К тому же не только Казахстану, но и другим странам СНГ помогла девальвация национальных валют после финансового кризиса 1998 года, что сделало отечественную продукцию более конкурентной. И это при наличии огром­ного резерва неиспользованных мощностей и хорошо образованной рабочей силы, при слабых законодательных ограничениях и низком уровне правоприменения. Наличие нефти в Казахстане и рост цен на нее на мировом рынке придали ему дополнительный импульс Есентугелов А. Подводные камни экономического ростаУ/Мерей, 2004. № 1. С. 15-16.. Добавим, что «еще более высокий рост цен на нефть был и раньше, но советская экономика продолжала падать»³³Есентугелов А. Стратегия индустриально-инновационного развития Республики Казахстан. Костанай, 2004. С. 4..

В Казахстане режим восстановительного роста охватил не весь 1999 год, поскольку почти половина этого года протекала под властью рецессии, так же как и в России, являющейся основ­ным поставщиком и потребителем продукции Казахстана. «В соответствии с общими правилами, - пишет М. Тэтчер, - развивающаяся экономика всегда растет поначалу заметно быстрее экономики зрелой. Обусловлено это тем, что на ранних стадиях экономического развития всегда мало социальных и законодательных препятствий»¹'Тэтчер М. Искусство управления государством. М., 2003. С. 148-149..