Национальный японский характер

Министерство образования и науки

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО « Комсомольский - на – Амуре государственный

педагогический университет»

Институт заочного обучения

 ТЕМА : Национальный японский характер

 

 г. Комсомольск-на-Амуре

2006 год.

Реферат выполнен на кафедре института

«педагогики и психологии.»

.

План :

1.     Кто такие японцы.

·        История японского народа.

·        Общие черты характера.

          2. Духовная сторона жизни.

·        Во что веруют японцы.

·        Восприятие природы.

·        Чувство прекрасного.

 

           3. Общение и взаимоотношения.

           

·        В процессе общения.

·        Японское общество.

Заключение.

Список  использованной  литературы.

Кто такие японцы.

   Чтобы лучше понять японцев, людей живущих в иных, чем мы, широтах, мыслящих по другому, нужно бросить взгляд в глубь истории.

  История японского народа.

Первые сведения о японцах содержатся в китайских источниках, относящихся к I в. до н.э.- V в. н.э. В VIII в. появляются японские хроники, представляющие собой своды мифов и исторических преданий. Это "Кодзики" ("Записки древности"- 712г.) и "Нихон сёки", или "Нихонги" ("Анналы Японии"- 720г.)

   Когда небо отделилось от земли, появились боги. Так говориться в "Кодзики". Вначале богов было пять; один следовал за другим, и только по одному. За ними появились ещё двое и также по одиночке. Но тем не менее у них были дети. Последовавшие за ними пять богов уже появлялись парами, а завершающая пара, Идзанаги и Идзанами, по единодушному решению всех богов была призвана придать находившейся под небесным сводом водной стихии твердую форму. Тогда божественная пара отправилась на небесный мост, окунула украшенное драгоценными камнями копье в воду, помешала ее, и когда вытащила копье наружу, то стекавшие с него капли затвердели, образовав небольшой остров. Затем они спустились с небес и поселились на этом острове. Идзанами родила 14 островов и 35 божеств. Но рождение бога огня стоило ей жизни. Охваченный безмерной тоской по Идзанами, Идзанаги отправился на ее поиски и нашел в царстве мертвых. Однако там при виде ее его объял ужас. Он обратился в бегство и по возвращении из царства мертвых совершил тщательное омовение, и из каждой детали его одежды из его украшений и из воды вновь появлялись божества.

   "Когда же он омыл свой левый глаз, повилось божество по имени Аматерасу Омиками..."- богиня солнца Аматерасу, прапрабабка легендарного императора Дзимму-тэнно, взошедшего на престол "государства Ямато" в 660 г. до н.э. и положившего начало непрерывной династии японских императоров.

   Проникшие в IV-VI в. Буддизм и Конфуцианство наложили существенный отпечаток на психологию японцев. Они стали играть в Японии роль своеобразной идеологической и моральной надстройки.

   В период Камакурского сёгуната (1192-1333) выделилось военно-служилое дворянство, появилось сословие самураев, признававших "военную доблесть" основой общества. поначалу самураи владели земельными наделами, но позже указом сёгуна Иэцуна (1641-1680) земли у них отобрали, и воины-самураи были переведены на жалование. Именно в среде этих лишенных земли самураев, которые принуждены были бродить по стране в поисках применения своей воинской доблести и оформился своеобразный кодекс воина ("бусидо"), который постепенно стал неписанным нравственным идеалом для их общества.

   Формальная ликвидация сословия самураев с падением сёгуната Токугава (1867 г.) отнюдь не привела к искоренению этических норм бусидо из психологии японца. Беспредельная преданность сюзерену, вассальная готовность пойти за своим господином даже в могилу, кодифицированная процедура самоубийства - харакири - все это не исчезло бесследно. "Самурайские доблести" воспринимались и культивировались японцами всех социальных слоев с большой готовностью во многом потому, что от них веяло подлинно своим японским духом. Эти качества помогали японцам противостоять иностранному влиянию, они в какой-то мере поддерживали в осознании японцев идею самоизоляции, которая возникла в начале XVII в.

   В 1611-1614 гг. сёгун Иэясу издал ряд указов о запрещении христианской религии, которую миссионеры настойчиво внедряли на японских островах; из Японии были изгнаны иезуиты и монахи других католических орденов. Следующие годы усилились преследования и даже казни христиан. В 1624 г. был запрещен въезд и проживание в Японии испанцев, а в 1639 г. были изгнаны португальцы. В 1633-1636 гг. появились указы, налагавшие запрет на выезд японцев из страны; одновременно тем, кто жил за ее пределами, под страхом смерти и казни запретили возвращаться в Японию. В 1636г. всех иностранцев переселили на остров Дэсима ( в районе Нагасаки). В 1639 г. было окончательно запрещено исповедание христианства. Португальским кораблям, поскольку они доставляли христианских миссионеров, запрещалось даже приближаться к японским берегам. Так завершилась самоизоляция Японии.

   Отдаленность от остального мира создала благоприятные условия для культивирования принципов феодального домостроя и строгой регламентации социальных норм поведения. Получил, в частности, распространение так называемый принцип лояльности, положенный в основу д з ю н с и - обычая, по которому вассал в случае смерти сюзерена следовал за ним в могилу. Этим же принципом диктовался обычай кровной мести (катакиути), когда самурай должен был отомстить за насильственную смерть своего господина или старшего члена семьи. В японской литературе, например, широко известны многочисленные произведения, прославлявшие "подвиг 47 ронинов" (1702 г.), которые отомстив за смерть сюзерена сделали себе харакири.

   Хотя долговременная закрытость Японии пагубно сказалась на экономическом развитии страны, она в то же время способствовала возникновению феномена японской национальной психологии. И когда в середине XIX в. Япония встретилась лицом к лицу с иностранными державами, японская традиционная культура, законсервировавшаяся в эпоху Токугава, смогла успешно противостоять воздействию иноземной (западной) культуры, сравнительно безболезненно усваивала при этом ее наиболее рациональные элементы.

   Даже когда незавершенная буржуазная революция 1867-1869 гг., известная под названием "Мейдзи исин" - "рестоврация Мейдзи" ( по посмертному имени японского императора Муцухито, правившего в 1868-1911 гг. ), привела к коренным изменениям в области экономики, политики, культуры, за которыми последовали существенные изменения в системе социальных отношений, национальная психология японцев изменилась очень мало. По-прежнему в характере  японцев доминировали черты, сложившиеся в эпоху изоляции Японии, в условиях закрытого, строго ритуализованного сословного общества: трудолюбия, организованность, готовность к безоговорочному подчинению, настойчивость, выдержка, нетребовательность в отношении жизненных условий и т. п.

   Хотя не все из этих черт обладают одинаковой степенью существенной устойчивости, они четко прослеживаются как в феодальный, так и капиталистический периоды Японии. Безусловно, преемственность психологии обусловлена преемственностью социальных институтов.

   В частности, причина постоянной готовности японцев к беспрекословному подчинению американский исследователь Дуглас Харинг видит в более чем трехсотлетнем господстве в стране тоталитарной системы угнетения, основанной на всепроникающем шпионаже и полицейском произволе. То, что было создано при Токугава, считает Харинг, было лишь модифицировано и продолжено в после мэйдзийской императорской Японии.

   В свою очередь, национальная психология способствовала развитию централизованного государства. Япония быстрыми темпами реорганизовала промышленность, ввела усовершенствование в сельское хозяйство, реформировала общественное устройство. Самурайский воинский дух побуждал народные массы на борьбу за "доблесть нации". За какие-нибудь три-четыре десятилетия Япония шагнула далеко вперед. Не будь у этой нации соответствующих психологических качеств, буржуазные отношения не получили бы столь интенсивного прогресса, как это случилось после выхода Японии на капиталистический путь развития.

   В августе 1945 г., когда Япония потерпела поражение в войне японский император объявил о безоговорочной капитуляции, многие японцы восприняли это событие как величайшую катастрофу. Но хотя японское общественное сознание и вынуждено было резко переориентироваться на новые идейные ценности, оно сохранило в своих глубинах ориентацию на унаследованные этические и нравственные нормы.  

 

Общие черты характера.

   Особенности национального характера японцев, как и любой другой этнической общности, по своей природе социальны. "Своеобразие условий жизни каждого народа,- справедливо отмечает Н. Джандильдин,- специфика окружающих его на протяжении всего периода существования явлений вырабатывает у него определенный оттенок в способе восприятия мира, в образе мышления, т.е. то, что дает ему возможность подмечать и обнаруживать черты, скрытые для других народов". Способ производства, условия жизни японцев создали у них особый стиль проявления способностей к познанию.

   Аккуратность и чистоплотность в сочетании с бережливостью служат как бы фундаментом для овладения известными производственно-практическими навыками, позволяющими японцам с поразительной точностью и совершенством создавать продукцию, которая является предметом зависти многих зарубежных фирм. Безусловно, здесь надо отдать должное японской любознательности. Японцы любознательны по натуре, по духу жизни, похоже, что они любознательны от рождения.

   Хотя надо заметить, что этому качеству японца присуща практическая направленность, можно сказать, прагматическая нацеленность. Любознательность японца обусловлена конкретностью его мышления , в значительной мере воспитанного буддизмом.

   Японский буддизм далек от каких бы то ни было аналитических, абстрактных построений. Буддизму свойственна простота, конкретность, лаконичность. Приверженцы буддизма настойчиво учатся тому, как общаться с друг другом, "минуя слова". Одна из популярных буддийских притч так иллюстрирует постулат о нераздельном единстве субъекта и объекта: "Маленькая рыбка сказала морской королеве: ,,Я постоянно слышу о море, но что такое море, где оно - я не знаю,,. Морская королева ответила: ,,Ты живешь, движешься, обитаешь в море. Море и вне тебя и в тебе самой. Ты рождена морем, и море поглотит тебя после смерти. Море есть бытие твое,,". Японцев учат познавать суть вещей без абстрагирования, потому и любознательность японцев конкретна.

   И вообще японцы любят все конкретное, образное, что объясняет складывание такой черты характера, как практицизм. Решая те или иные задачи, японцы действуют на основе предыдущего опыта, а не путем абстрактных построений. Сталкиваясь со сложными ситуациями, они подходят к их решению с корыстных позиций. Многие исследователи японского национального характера подчеркивают, что японцы сразу принимают то, что имеет для них практическую ценность. Этому соответствует и своеобразная японская логика мышления: она основывается скорее на обстоятельствах, чем на заданных принципах.

   Критерием рационального поведения является успех в жизни, который, считают японцы, зависит в первую очередь от бережливости и в большей степени от вежливости.

   Вежливость, несомненно, одна из кардинальных норм в национальном характере японцев. Альфа и омега японского образа жизни. Любое слово, слово, жест, поступок, даже побуждение отмечены печатью вежливости.

   В Японии никого не удивят приветливые продавцы в магазинах, внимательные шоферы такси, учтивые официанты. Вежливость буквально пронизывает взаимоотношения гостиничной прислуги и гостей, водителя автобуса и пассажиров, хозяина какого-нибудь магазинчика или продавца и покупателей. Так, заходя в обычно пустующие магазинчики средней руки, где продавцы имеют возможность коротать время где-либо в уютном уголке, покупатель, как правило, извещает о своем приходе словами: "Гомэн кудасай!"   

 ( "Извините пожалуйста!" ). Он может долго рассматривать товар, интересоваться подробностями, расспрашивать и всегда получит вежливый ответ. Но перед тем как взять что-либо в руки, японец извинится и спросит разрешения хозяина. Вежливая речь является непременным атрибутом общения в Японии.

   В современной Японии с большим вниманием относятся к традициям, к далекому прошлому, к памятникам старины. Японцы во всем видят смысл, уходящий корнями в далекую древность. На Новый год (празднества, кстати сказать, длятся целую неделю) у каждого дома ставятся ветки сосны (символ долголетия, могущества), развешиваются пучки соломы и узкие бумажные полоски. Соломенные пучки затем сжигают, "чтобы отогнать злых духов", как

это делали в старину. Особенно сильно влияние на японцев традиционных ценностей семейной системы, которая  всегда носила консервативный характер. Действия человека ограничивались ориентацией на семейный коллектив, полное подчинение главе семьи.

   Отношение японцев к "чужой" культуре ни отталкивалось, ни слепо принималось; достаточно часто он приобретало характер соревнования, диалога, который со временем стал внутренним принципом японской культуры. Заимствованные элементы иноземной культуры творчески переправлялись, приобретали новый характер и постепенно становились частью японской традиции. Психологическая "открытость" вдет к совмещению любви к традиции с любовью к чужому и новому. Поэтому японский традиционализм - явление особого рода.

   Япония благодаря своему островному положению и высокой плотности населения могла постепенно видоизменять и перерабатывать все вновь доходившие до нее культурные влияния в соответствии со своими национальными целями. После "открытия" Японии во второй половине 19в. японцы редко прибегали к разного рода искусственным защитным барьерам против внешнего культурного натиска. Впитывая чужую культуру постепенно, Япония сумела сохранить свою исконную культуру.

   Японцы перенимали у других то, что представляло для них интерес на конкретном этапе их исторического развития. Каждый элемент чужой культуры осваивался таким образом, чтобы можно было его приспособить к японским условиям. В результате заимствования всегда носили прагматический характер, да и, по существу, заимствованиями не были - скорее речь может идти о своего рода трансформации, применительно к социальным или иным потребностям Японии. Во всем этом процессе отчетливо просматривается устойчивый этноцентризм, явившийся питательной средой одной из доминирующих черт японского национального характера - гордости за свою нацию.

   Японский этноцентризм имеет глубокие исторические корни. Он обусловлен особенностями этногенеза, географическим положением и спецификой производства в стране, всем ходом социального развития. Оторванность от континентальных цивилизаций, постоянная готовность к нашествиям породили у японцев стремление к замкнутости, усилили националистические тенденции. В результате в психологии японцев особое значение приобрела сложная социально-психологическая система, в которой понятие "мы", т. е. японцы, четко противостоит понятию "они"- все те, кто не японцы.

   Известно стремление японцев рано (в пятьдесят или пятьдесят с небольшим лет) удалятся от дел и предаваться эстетическому наслаждению природой - деревьями, цветами, птицами, ветром и луной. По утверждениям японского писателя Тэцудзо Таникава,  чувство прекрасного - это основа японского национального характера, именно та кардинальная черта, вокруг которой группируются все остальные. Также он подчеркивает, что, все, что в представлении иностранцев соединяется с Японией - обучение женщин художественной аранжировке цветов, искусству чайной церемонии и сочинению стихов, обучение мужчин военным искусствам - имеет отношение к чувству прекрасного.

   Эстетические нормы вообще в большей степени определяют жизненную философию японцев, художественный  вкус пронизывает весь уклад их жизни.

   Присущее японцам чувство прекрасного они выражают и в процессе труда. Японцы отдаются труду самозабвенно, с наслаждением. Трудолюбие и связанное с ним усердие во всех сферах трудовой деятельности - важнейшая черта японского национального характера.

   Вежливость, аккуратность, терпеливость, бережливость, любознательность и другие близкие к ним черты группируются вокруг стрежневой черты - самообладания, имеющего самые разнообразные оттенки.

   В Японии популярно выражение: "Самурай холоден, как его меч, хотя и не забывает огня, в котором этот меч был выкован". И действительно, самообладание и сдержанность - качества, которые с древних времен считались у японцев первыми признаками храбрости. Эти черты национального характера во многом обусловлены влиянием буддизма, проповедовавшего терпение , воздержание и сдержанность. В средние века, когда самурай обязан был сохранять присутствие духа в ответственных случаях, эти качества считались безусловно необходимыми.

   Идея умеренности и самоограничения пронизывает всю японскую культуру, и японец с детских лет постигает суть высказываний Лао-цзы - "Тот, кто знает свой жребий, тот не будет унижен"; "Тот, кто знает свой жребий, тот не будет унижен", на всю жизнь впитав идею о том, что нельзя желать большего, чем тебе отпущено судьбой. Японские писатели, такие, как «Камо-но Тёмэй» ("Надежды на хижину") и «Кэнко» ("Записки от скуки), пропагандировали эту идею в художественной форме, способствуя созданию специфически японского стиля поведения.

   Интересны жизненные правила, которых следует придерживаться японцам: 1) примиряйся с ситуацией, какой бы она ни была; 2) находи возможность соблюдать установленные правила; 3)ограничивай себя в развлечениях; 4) причиной несчастья считай самого себя. Следование этим правилам, в свою очередь, сказалось на особом подходе японцев к оценке объективной действительности: в характере японцев и их мировоззрении ярко обозначился фатализм.

   Эта черта имеет глубокие корни в сознании японцев. В чрезвычайных обстоятельствах, во время стихийных бедствий японцы предпочитают придерживаться позиции пассивного выжидания, когда "все пройдет само собой". Книги, пьесы, песни, в которых трактуется понятия "судьба", "рок", "предрешенность" и т.п., ценятся и пользуются большой популярностью у современных японцев. Фатализм, иррациональное ощущение предрешенности прослеживается в различных аспектах жизни: за многими жизненными событиями японцы видят какие-то скрытые силы.

   Еще я хотела бы выделить такую важную черту японского характера, как любовь к природе, но, по моему мнению, она достойна более детального рассмотрения. Поэтому о ней я изложу ниже.

Духовная сторона жизни.

Во что веруют японцы.

   Две главные религии Японии - это синто и буддизм. Трудно представить себе более разительный контраст. С одной стороны, примитивный языческий культ обожествления природы и почитания предков; с другой - вполне сложившееся вероучение со сложной философией. Казалось бы, между ними неизбежна непримиримейшая борьба, в которой чужеродная сила либо должна целиком подавить местную, либо, наоборот, быть отвергнутой именно вследствие своей сложности.

   Не случилось, однако, ни того, ни другого. Япония, как ни парадоксально, распахнула свои двери перед буддизмом. Две столь несхожие религии мирно ужились и продолжают сосуществовать.

   Синто (путь богов) - исконная японская религия - утверждает, что все в мире одушевлено и, стало быть, наделено святостью: огнедышащая гора, лотос, цветущий в болотной трясине, радуга после грозы... Богиня солнца Аматерасу служит главой этих восьми миллионов божеств. В синтоистском воззрении на мир нет разделения на живое и неживое: для приверженца синто все живое - и животные, и растения, и вещи; во всем природном и в самом человеке живет божество ками. Согласно синто, мир ками - это не потустороннее обиталище, отличное от мира людей. Ками объединены с людьми, поэтому людям не нужно искать спасения где-то в другом мире. Спасение обеспечивается путем слияния с ками в повседневной жизни.

   Синтоизм свободен от религиозной идеи "центральной власти" всевышнего, он учит главным образом культу предков и поклонению природе. Именно эта вера воспитала в японцах чуткость к природе, умение наслаждаться ее бесконечной переменчивостью, радоваться ее многоликой красоте. В синтоизме нет других заповедей, кроме общежитейских предписаний соблюдать чистоту и придерживаться естественного порядка вещей. Достаточно лишь присутствия на храмовых праздниках и приношений за исполнение обрядов. А поскольку грязь отождествляется у них со злом, очищение служит основой всех обрядов.

   Сведения о синтоизме  находятся в японских источниках "Кодзики" и "Нихонги". Кодзики - священная книга синто, однако, в ней вовсе нет каких-либо нравственных заповедей, норм праведного поведения или предостережений против грехов. Она состоит из мифов и легенд. У синто нет собственного этического учения, поэтому его сложно назвать религией в общепринятом понимании.

   Буддизм проник и утвердился в Японии в 6-7 вв. Высшая цель японского буддизма - освобождение человека от страданий. Большинство из них связано с трудностями, возникающими в окружающем мире. Но эти трудности становятся реальным страданием только в том случае, если воспринимать их в качестве страдания. Ключ к преодолению жизненных страданий в самом человеке. Японский буддизм, сосредоточивший внимание на внутренних проблемах человека, рекомендует рациональный подход к переживаниям действительности. В отличии от классического буддизма, проповедующего отказ от желаний, японский пропагандирует разумное к ним отношение. По канонам японского буддизма только нереальные желания являются причиной тревог и

беспокойства. "Просветление" (по-японски "сатори") не связано с отказом от прелестей жизни. Достигнув просветления, как следует из практики современных сект, японец должен продолжать наслаждаться жизнью. Буддизм для японского народа - это жизнеутверждающая религия. Прагматический склад ума побуждает японца смотреть на все с точки зрения полезности.

   Буддизм прижился на японской земле как религия знати, в то время как синто оставался религией простонародья. Но проповедники буддизма сумели поладить с восемью миллионами местных святых, объявив их воплощениями Будды. А для синто, который одушевляет и наделяет святостью все, что есть в природе, было еще легче назвать Будду одним из бесчисленных проявлений вездесущего божества. Сложился некий союз двух религий. Эти религии смогли ужиться между собой, найти место в сердце каждого японца благодаря своеобразному разделению труда. Синто оставил за собой все радостные события в человеческой жизни, уступив буддизму события печальные. Если рождение ребенка или свадьба отмечаются синтоистскими церемониями, то похороны и поминания предков проводятся по буддийским обрядам.

   Господствовавшие в Японии синто и буддизм оказывались значительными преградами на пути идей Конфуция. Но во второй половине 16 в. - начале 17 в., конфуцианству все таки удалось завладеть умами японцев. Это учение начиная с первых десятилетий периода Токугава стало основой воспитания и образования для всей японской нации. По нему верность в смысле покорности и безоговорочного следования авторитету считалась незыблемой. Особый принцип, пронизывающий, по Конфуцию, все общество, это сяо - сыновняя почтительность, любовь сына к родителям, и прежде всего к отцу. Догмы Конфуцианства отложились в психологии нации  в виде определенных поведенческих стереотипов.

   Итак, синто наделил японцев чуткостью к природной красоте, чистоплотностью и отголосками легенд о своем божественном происхождении. Буддизм окрасил своей философией японское искусство, укрепил в народе врожденную стойкость к превратностям судьбы. Наконец, конфуцианство принесло с собой идею о том, что основа морали - это верность, понимаемая как долг признательности старшим и вышестоящим.

   

Восприятие природы.

Считается, что японцы народ мало религиозный. Политики в свих речах никогда не ссылаются на Будду или других богов. Писатели и художники, если и берутся за религиозные темы, то отнюдь не по наитию веры. Несмотря на обилие храмов, все молитвы сводятся к трем фразам: "Да минуют болезни", "Да сохранится покой в семье", "Да будет удача в делах". Эти три молитвы произносятся безотносительно к какой-либо из религий, просто как житейские заклинания. Священнослужитель для японцев не наставник жизни, а просто лицо, исполняющее по заказу положенные обряды.

   Не будет большим преувеличением сказать, что роль религии у них во многом заменяет культ красоты, порожденный обожествлением природы.

   Не удивительно, что японцы считают природу мерилом своих представлений о прекрасном. Япония - это страна зеленых гор и морских заливов; страна живописнейших панорам. В отличие от ярких красок Средиземноморья, которое лежит примерно на таких же широтах, ландшафты Японии составлены из мягких тонов, приглушенных влажностью воздуха. Эту сдержанную гамму могут временно нарушать лишь какие-нибудь сезонные окраски. Например -весеннее цветение азалий или пламенеющие осенью листья клена.

   На сравнительно небольшой территории Японии можно увидеть природу самых различных климатических поясов. Бамбук, склонившийся под тяжестью снега, - символ того, что в Японии соседствуют север и юг.

   Японские острова лежат в зоне муссонных ветров. В конце весны и в начале лета массы влажного воздуха со стороны Тихого океана приносят обильные дожди, столь необходимые для рисовой рассады. Зимой же холодные ветры со стороны Сибири набираются влагой, пролетая над Японским морем, и приносят на северо-западное побережье Японии самое большое количество снега для этих широт.

   Сочетание муссонных ветров, теплого морского течения и субтропических широт сделало Японию страной своеобразного климата, где весна, лето, осень и зима очерчены чрезвычайно четко и сменяют друг друга на редкость пунктуально. Даже первая гроза, даже самый сильный тайфун приходятся, как правило, на определенный день года.

   Японцы находят радость в том, чтобы не только следить за этой переменой, но подчинять ей ритм жизни.

   Природа страны влияет на человека не только своими отдельными элементами, но и всей своей совокупностью, своим общим характером и колоритом. Вырастая среди богатой и разнообразной природы, любуясь с детства изящными очертаниями вулканов, уходящих в небо своими конусами и бирюзовым морем усеянным тучею зеленых островков, японец всасывает с молоком матери любовь к красотам природы и способность улавливать в ней прекрасное.

   Став горожанином, современный человек во многом утрачивает свой контакт с природой. Она уже почти не влияет на его повседневную жизнь. Японец же даже в городе остается не только чутким, но и отзывчивым к смене времен года. он любит приурочивать семейные торжества к знаменательным явлениям природы: цветению сакуры или осеннему полнолунию; любит видеть на праздничном столе. Напоминание о времени года: ростки бамбука весной или грибы осенью.

   Стремление к гармонии с природой - главная черта японского искусства. Японский художник не диктует свою волю материалу, а лишь выявляет заложенную в нем природой красоту.

  Японцам присуще стремление жить в согласии с природой. Японские архитекторы возводят свои постройки так, чтобы они гармонировали с ландшафтом. Цель японского садовника - воссоздать природу в миниатюре. Ремесленник стремится показать фактуру материала, повар - сохранить вкус и вид продукта.

Чувство прекрасного.

 

   Мерами красоты у японцев служат четыре понятия, три из которых (саби, ваби, сибуй) уходят корнями в древнюю религию синто, а четвертое (югэн) навеяно буддийской философией. Попробуем разобраться в содержании каждого из этих терминов.

Слово первое - "саби". Красота и естественность для японцев тождественна. Все, что неестественно, не может быть красивым. Но ощущение естественности можно усилить добавлением особых качеств.

   Считается, что время способствует выявлению сущности вещей. Поэтому японцы видят особое очарование в следах возраста. Их привлекает потемневший цвет старого дерева, замшелый камень в саду или даже обтрепанность - следы многих рук, прикасавшихся к краю картины.

   Вот эти черты давности именуются словом "саби", что буквально означает "ржавчина". Саби, стало быть, это неподдельная ржавость, архаическое несовершенство, прелесть старины, печать времени.

   Если такой элемент красоты, как саби, воплощает связь между искусством и природой, то за вторым словом - "ваби" виден мост между искусством и повседневной жизнью. Понятие "ваби", считают японцы, очень трудно объяснить словами. Его надо почувствовать.

   Ваби - это отсутствие чего-либо вычурного, броского, нарочитого, то есть, в представлении японцев, вульгарного. Ваби это прелесть обыденного, мудрая воздержанность, красота простоты.

   Воспитывая в себе умение довольствоваться малым, японцы находят и ценят прекрасное во всем, что окружает человека в будничной жизни, в каждом предмете повседневного быта. Не только картина или ваза, а любой предмет домашней утвари, будь то лопаточка для накладывания риса или бамбуковая подставка для чайника, может быть произведением искусства и воплощением красоты. Практичность, утилитарная красота предметов - вот что связано с понятием ваби.

   "Ваби" и "саби" слова старые. Со временем они стали употребляется слитно, как одно понятие - "ваби-саби", которое затем обрело еще более широкий смысл, превратившись в обиходное слово "сибуй".

   Сибуй означает окончательный приговор в оценке красоты. На протяжении столетий японцы развили в себе способность распознавать и воссоздавать качества, определяемые словом "сибуй", почти инстинктивно.

   В буквальном смысле слово "сибуй" означает "терпкий", "вяжущий". Произошло оно от названия повидла, которое приготовляют из хурмы.

   Сибуй - это первородное несовершенство в сочетании с трезвой сдержанностью. Это красота естественности плюс красота простоты.

Это красота присущая назначению данного предмета, а также материалу, из которого он сделан. Кинжал красив не потому, что украшен орнаментом, в нем должна чувствоваться острота лезвия и добротность закалки. Чашка хороша, если из нее удобно и приятно пить чай и если она при этом сохраняет первородную прелесть глины, побывавшей в руках гончара.

   При минимальной обработке материала - максимальная практичность изделия. Сочетание этих двух качеств японцы считают идеалом.

   Японское искусство подобно напитку, который народ издавна готовит по собственным рецептам. Сколь ни совершенным было искусство, пришедшее когда-то из соседнего Китая, японцы заимствовали его лишь как сосуд. Да и нынешние западные веяния, вплоть до самых модернистских, остаются не более чем сосудом, в который японцы по прежнему наливают напиток того же терпкого, вяжущего вкуса.

  Тайна искусства состоит в том , чтобы вслушиваться в высказывания, любоваться невидимым.

   В этой мысли коренится четвертый критерий японского представления о красоте. Он именуется "югэн" и воплощает мастерство намека и подтекста, прелесть недоговорённости.

   Заложенная в природе Японских островов постоянная угроза непредвиденных стихийных бедствий сформировала у народа душу, очень чуткую к изменениям окружающей среды. Буддизм добавил сюда свою излюбленную тему о непостоянстве мира. Обе эти предпосылки сообща привели японское искусство к воспеванию изменчивости, бренности.

   Радоваться или грустить по поводу перемен, которые несет с собой время присуще всем народам. Но увидеть в недолговечности источник красоты сумели, пожалуй, лишь японцы. Не случайно своим национальным цветком именно сакуру. Её розовые соцветия волнуют и восхищают японцев не только своим множеством, но и своей недолговечностью. Лепестки сакуры не знают увядания. Весело кружась, они летят к земле от легчайшего дуновения ветра. Они предпочитают опасть ещё совсем свежими, чем хоть сколько-нибудь поступиться своей красотой.

   Поэтизация изменчивости, недолговечности связана со взглядами буддийской секты Дзэн, оставившей глубокий след в японской культуре. Смысл учения Будды, утверждают последователи Дзэн, настолько глубок, что его нельзя выразить словами. Его можно постигнуть не разумом, а интуицией; не через изучение священных текстов, а через некое внезапное озарение. Причем к таким моментам чаще всего ведет созерцание природы, умение всегда находить согласие с окружающей средой, видеть значительность мелочей жизни. С вечной изменчивостью мира, учит секта Дзэн, несовместима идея завершенности, а потому избегать её надлежит и в искусстве. В процессе совершенствования не может быть вершины, точки покоя. Нельзя достигнуть полного совершенства иначе, как на мгновение, которое тут же тонет в потоке перемен.

   Совершенствование прекраснее, чем совершенство; завершение полнее олицетворяет жизнь, чем завершенность. Поэтому больше всего способно поведать о красоте то произведение, в котором не все договорено до конца.

   Японский художник умышленно оставляет в своем произведении некое свободное пространство, предоставляя каждому человеку по своему заполнять его собственным воображением. У японских живописцев есть крылатая фраза: "Пустые места на свитке исполнены большего смысла, нежели то, что начертало на нем кисть".

   Японское искусство взяло на себя задачу быть красноречивым на языке недомолвок. И подобно тому, как японец воспринимает иероглиф не просто как несколько штрихов кистью, а как некую идею, он умеет видеть на картине неизмеримо больше того, что на ней изображено. Дождь в бамбуковой роще, ива у водопада - любая тема, дополненная фантазией зрителя, становится для него окном в бесконечное разнообразие и вечную изменчивость мира.

  Югэн или прелесть недосказанности, - это та красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь на поверхность. Ее может вовсе не заметить человек, лишенный вкуса или душевного покоя.

   Считая завершенность несовместимой с вечным движением жизни, японское искусство на том же основании отрицает и симметрию. Мы настолько привыкли делить пространство на равные части, что, ставя на полку вазу, совершенно инстинктивно помещаем ее посредине. Японец столь же машинально сдвинет ее в сторону, ибо видит красоту в асимметричном расположении декоративных элементов, в нарушенном равновесии, которое олицетворяет для него мир живой и подвижный.

   Симметрия умышленно избегается также потому, что она воплощает собой повторение. Асимметричное использование пространства исключает парность. А какое-либо дублирование декоративных элементов японская эстетика считает грехом. Посуда на японском столе не имеет ничего общего с тем, что мы называем сервизом. Японцу кажется безвкусицей видеть одну и ту же роспись и на тарелках, и на блюдах, и на кофейнике, и на чашках.

   Итак, наслаждаться искусством значит для японцев вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. Таков жанр сумиэ - словно проступающие сквозь туман картины, сделанные черной тушью на мокрой бумаге, живопись намёков и недомолвок.

   Таковы хайку - стихотворения из единственной фразы, из единого поэтического образа. Эта предельно сжатая форма способна нести в себе поистине бездонный подтекст. Отождествляя себя с одним из четырёх времён года, поэт стремится не только воспеть свежесть летнего утра в капле росы, но и вложить в эту каплю нечто от самого себя, побудить читателя пережить его настроение по-своему.

   Таков театр Ноо, где все пьесы играются на фоне одной и той же декорации в виде одинокой сосны и где каждое движение актёра строго предписано и стилизовано.

   Во всём этом проявляется сознательная недосказанность, отражающая не бедность ума или недостаток воображения, а творческий прием, который уводит человека гораздо дальше конкретного образа.

Общение и взаимоотношения.

В процессе общения.

   В общении люди пользуются средствами, которые доступны им в их окружении - это устная или письменная речь, мимика, жесты и т.д. И поскольку каждая культура имеет специфические средства, можно говорить о национально-психологических особенностях общения.   

   Прежде всего нужно сказать, что у японцев, как правило, спокойное, безмятежное выражение лица, независимо от внутренних эмоций. Им свойственно скрывать свои чувства. Это можно объяснить тем, что издревле японцам удавалось определять по лицу намерения и даже судьбу человека. Поэтому если и на лице японца появляются какие-то эмоции, не факт, что они искренние.

   Мы привыкли, что если человек улыбается, значит он переживает что-то приятное, смех сопровождает внезапную радость или какие-либо другие положительные переживания. У японцев это не всегда так.

   Улыбка или смех в Японии могут означать разное - это и признак дружеского расположения, и выражения сдержанности, скрытности, и открытое выражение эмоций, и признак неловкости, вызванной затруднительным положением. Улыбка японца может означать "я понимаю" или "я не понимаю". Неудивительно поэтому, что одной из самых обычных улыбок японцев является "загадочная" улыбка. Такие улыбки запечатлены и на лицах будд, покоящихся в храмах, и на лицах каменных фигур дзидзо, служащих украшением на больших дорогах.

   У японцев можно различить несколько типов улыбок : улыбка. за которой скрывается печаль( женщина встречает мужа, который вернулся с похорон); надменная, неопределённая улыбка( усвоенная даже шестилетней девочкой); "социальная улыбка", которая служит подобно кимоно, надеваемому для подходящего момента, и которая изображается с целью соблюдения благопристойности; профессиональная улыбка( например, доктор улыбается пациенту); довольная улыбка человека в возрасте; улыбка бизнесмена на банкете.

   Бывают моменты, когда японцы не прочь забыть о правилах, моменты, когда они находятся в состоянии б у р э й к о (непринуждённо, без формальностей). Тогда они "снимают" маски и бурно радуются. Со своими друзьями японцы дают волю чувствам.  

   Осанка, поза, манера жестикуляции у японцев имеют свой национальный колорит. В общении они практически не пользуются жестами. Но в повседневной жизни, как и у всех народов, есть свои специфические обозначения.

   Например, чтобы подозвать кого-нибудь к себе, японец вытягивает руку вперед ладонью вниз и слегка согнутыми пальцами делает движение "ко мне". Таксист также реагирует на этот жест. Если же рука поднимается до уровня плеча, то это становится жестом "до свидания". Стоит кому-либо в толпе сделать перед собой жест, похожий на приостановленный рубящий удар, как люди расступаются и дают этому человеку дорогу. При этом даже машины, скрипя тормозами замедляют свой бег или же останавливаются. Пальцы у японцев также сигнализируют определённые значения. Кулак с торчащим вверх мизинцем означает "женщина" или "возлюбленная". Кулак с отогнутым большим пальцем означает "мужчина" или "возлюбленный". Если соприкасаются кончики большого и указательного пальцев, а остальные остаются вытянутыми, то это в Японии означает "деньги". А если при этом указательный палец изгибают, да ещё пошевеливают им , следует покрепче держать свой кошелёк, это означает, что поблизости появился грабитель.

   Рукопожатие в Японии не принято. Хотя бизнесмены, дипломаты, студенты, прожившие ряд лет на Западе, и привыкли к рукопожатию, японцы считают этот жест инородным. Он немыслим, по их мнению, для женщины. И если японцы замечают обменивающихся рукопожатием женщин, у них возникают негативные чувства. Чем объяснить, что в такой стране, как Япония, принимающей многие атрибуты Запада, рукопожатие не принимается? Во-первых, японцам не импонирует манера прикасаться друг к другу, а во-вторых, они избегают пристального, прямого взгляда, который неизбежен при рукопожатии.

   Отведение взгляда в сторону представляет собой одну из существенных сторон контактного общения в Японии. Японцы очень удивляются, если, сморкаясь в платок, иностранец обращается в их сторону, да ещё раскрывает широко глаза. Японцы делают это, отворачиваясь, застенчиво бормоча извинения. Партнер по беседе, глазеющий на собеседника, воспринимается в Японии, как лицо, не обладающее тактом.

   Когда японцы беседуют между собой, они ищут какой-то нейтральный объект, на который бросают взгляды. Это может быть книга, безделушка, иной предмет. В японском доме икебана используется для этих целей.

   В помещении икебана располагается обычно на видном месте. По обычаю вошедший всегда начинает с традиционных восклицаний по поводу икебаны. Рассматривая её, гость в то же время улавливает настроение хозяев. Он воспринимает его по тону, голосу, жестам, позе, походке и т.д. Наличие такого рода амортизаторов в межличностных контактах - непременный атрибут общения в японской культуре.       

   В процессе общения собеседники часто кивают головами. Но в Японии такие вертикальные быстрые движения головой означает не "я согласен с вами!", а скорее "я внимательно слушаю вас". По этому поводу в адрес японцев сыплются жалобы со стороны незадачливых иностранцев: "Как же так, все время мой партнер кивал утвердительно головой, а как дошло до завершения беседы, сказал что-то вроде "нет"".

   В Японии редко прибегают к категорическому отрицанию. Японцы считают, что безусловное "нет" уместно в кругу родственников или в крайнем случае в общении с близкими друзьями. При взаимодействии с "другими", чьи чувства и настроения неизвестны японцы избегают резкого "нет". Русскому "нет" в японском языке примерно соответствует слово и й е, которое несет в себе заряд формальности и категоричности. Хотя и не существует каких-либо правил, ограничивающих употребление и й е, японцы стараются обходить это слово. Вместо и й е в Японии применяется дюжина различных оборотов речи.

   Японцы часто пользуются выражениями, которые легко можно истолковать и как "да" и как "нет". В одних случаях они прибегают к подобного рода выражениям, если не знают, как вести себя в конкретной ситуации, в других случаях пользуются ими, чтобы избежать невежливости.

   Японцы считают, что если даже собеседник чувствует, что ему отказывают, с ним не соглашаются и т.д., но делают это мягко, не оскорбляя его чувства собственного достоинства, он легче примет отказ. В связи с этим японцы вводят в речь "мягкие" обороты-отрицания, которые не отталкивают собеседника, создают у него надежду на продолжение контакта. Такая манера общения служит внешним проявлением одной из основных черт японского национального характера -  вежливости.

   Молчание тоже может быть знаком "нет". В толковом словаре японского языка подчеркивается, что молчание - это не вакуум общения, а состояние, когда собеседник вынужден воздерживаться от внешнего выражения своих мыслей и переживаний. Молчание нередко используется как знак отрицания в ответ на просьбу незнакомцев или малознакомых людей.

   Когда собеседник хочет сказать "нет" в ответ на какую-нибудь просьбу или вопрос, он использует такой вид отрицания, как контр вопрос. После контр вопроса настаивать, добиваться своего, с точки зрения японцев, просто нетактично.

   Иногда, чтобы избежать категоричного и й е, японцы переводят разговор на другую тему. Этим японец дает понять, что его реакция на вопрос отрицательная и он отрицает, что собеседник проявит такт, прекратив дальнейшие расспросы. Когда японец видит, что его партнер не улавливает намеков, он может потерять интерес к беседе.

   Если японцы хотят ответить отрицательно, но не имеют веских аргументов, они ссылаются на плохое самочувствие, ранее данные обещания, занятость и т.д. Бывает, что спрашивающий верит в подобные объяснения, однако чаще воспринимает их как отрицание, как эквивалент и й е.

  Когда японец чувствует, что не сможет выполнить какую-либо просьбу, он может сказать, что приложит к этому все усилия, говорит, что сделает все возможное, но если его старания не приведут к результату, то заранее просит извинить его. Это есть самый настоящий отказ. Словосочетание "да, но" также означает отказ в Японии, хотя и выглядит в виде формального согласия: "Я сделаю это, однако меня что-то берет сомнения - смогу ли я". Такой прием отрицания обычно используется, когда к японцу обращаются с просьбой, не дав обдумать ситуацию. На прямо поставленный вопрос не редко отвечают: "Кангаете окимас" ("Надо подумать"). Это подчас означает отказ. Указанные выше особенности отрицания во многом связаны с приверженностью японцев к вежливости. Современный японский язык содержит в себе сложнейшую систему построения вежливой речи, которую нельзя считать лишь фразами изысканной учтивости. Вежливая речь имеет три основных аспекта. Во-первых, разговор со старшим по службе или по возрасту, занимающим более высокое социальное положение, и т.п. Во-вторых, разговор с равным и, в-третьих, обращение к нижестоящим. Вежливая речь образуется путем подбора специальных слов и выражений и особыми морфологическими образованиями, специально предназначенными для этой цели.

   Правильное употребление всех многообразных форм и степеней вежливости рассматривается японцами как само собой разумеющееся и усваивается с самых ранних пор, практически с первых шагов ребенка. И всякое отступление, а тем более нарушение в применении соответствующих форм и степеней осуждается как нарушение общепринятых норм, непременных правил общения.

   Японцы до сих пор строго соблюдают сложившиеся веками норы вежливой речи, без которой трудно представить себе разговор на любую тему.

   Вежливость японцев подобна смирительной рубашке, стесняющей словесное общение между людьми.

   Умение ясно, четко, а тем более прямолинейно выражать свои мысли мало совместимо с японским представлением об учтивости. Смысл фраз преднамеренно затуманивается оговорками, в которых заложены неопределённость, сомнение в правоте сказанного, готовность согласиться с возражениями.

   Когда разговор ведется "вокруг да около", люди западной культуры обычно стремятся поскорее уяснить дело и поставить точки над "i". Японцев же раздражает такая прямолинейная  манера, она кажется им угловатой. Они предпочитают вести обсуждение так, чтобы оно продвигалось вокруг сути дела до тех пор, пока не будут представлены все точки зрения. В этом случае суть постепенно и выявляется, поскольку каждый уже как бы определяет самое главное путем "окружения" его в процессе дискуссии, путем многократных подходов к нему по концентрическому кругу.

   Японцев из поколения в поколение приучали говорить обиняками, чтобы уклоняться от открытого столкновения мнений, избегать прямых утверждений, способных задеть чьё-либо самолюбие. Японец считает, что не беда, если мысли не высказаны или слова не переведены. Нюансы этикета для него куда важнее тонкостей синтаксиса или грамматики. Вежливость речи ценится выше её доходчивости и неудивительно, что высшим средством становится молчание.  

   Таким образом, можно выделить следующие основные характеристики речевого общения японцев.

   1. В большинстве социальных ситуаций японец не управляет ходом беседы и не пытается её поддерживать. В разговоре он не стремится господствовать или убеждать. Японец обычно делает короткие замечания и не просзносит длинных тирад. Есть все основания сказать, что типично для японца чувство ответственности за свои слова.

   2. Японец не склонен сам начинать разговор, он предоставляет делать это другим. Говорит он с осторожностью, не позволяет себе свободных высказываний, однако в компании с друзьями и хорошо знакомыми японец разговаривает охотно.

   3. Типичному японцу не свойственна беглость речи, в разговоре он часто делает паузы. Японец сознаёт это как недостаток для публичных выступлений.

   4. Японцы проявляют очень большую избирательность в отношении собеседника, для них важна группа, к которой тот принадлежит. В связи с такой особенностью японцы воздерживаются от разговоров с малознакомыми людьми. Японцы нередко совершенно равнодушны к тому, прислушиваются к их мнению или нет.

   5. Японцы ценят доброжелательный тон общения. Они далеко не всегда станут возражать своему собеседнику, даже если он высказывает противоположную точку зрения. Речь японца не конкретна.

 Японское общество.

   Японец не может представить себе гармоничной жизни без четкой субординации. Даже в кругу семьи скрупулезно соблюдаются правила почитания старших и вышестоящих. Так, в Японии нет просто "брата" или "сестры". Эти слова в японском языке вообще отсутствуют. Есть "ани" - "старший брат", "отото" - "младший брат", "анэ" - "старшая сестра" или "имото" - "младшая сестра". С самого начала ясно, кто кого обязан почитать. Младшие не называют своих старших братьев и сестер по имени, к старшему брату обращаются со словами "о-ни-сан", а к старшей сестре "о-нэ-сан". Дословно это звучит так: "господин достойный уважения старший брат" и "госпожа достойная уважения старшая сестра".

   В этой домашней иерархии каждый имеет четко определённое место и как бы свой титул. Почести воздаются не только главе семьи. Когда сестры обращаются к братьям, они обязаны употреблять иные, более учтивые выражения, чем те, с которыми братья обращаются к сестрам.

   Ещё когда мать по японскому обычаю носит младенца у себя за спиной, она при каждом поклоне заставляет кланяться и его, давая ему тем самым первые уроки почитания старших. Чувство субординации укореняется в душе японца не из нравоучений, а из жизненной практики. Он видит, что мать кланяется отцу, средний брат - старшему брату, сестра - всем братьям независимо от возраста. Причем это не пустой жест. Это признание своего места и готовность выполнять вытекающие из этого обязанности.

   Мало найдётся на земле стран, где детвора была бы окружена большей любовью, чем в Японии. Но печать субординации лежит даже на родительских чувствах. Старшего сына заметно выделяют среди остальных детей. К нему относятся буквально как к наследнику престола, хотя престол этот всего-навсего родительский дом.

   С малолетства такой малыш часто бывает самым несносным в доме. Его приучают воспринимать поблажки как должное, ибо именно на него ляжет потом не только забота о престарелых родителях, но и ответственность за семью в целом, за продолжение рода, за отчий дом. По мере того как старший сын подрастает, он вместе с отцом начинает решать, что хорошо и что плохо для его младших братьев, сестер.

   Японец с детских лет привыкает к тому, что определенные привилегии влекут за собой определённые обязанности. Он понимает подобающее место и как пределы дозволенного, и как гарантию известных прав.

   Примером этой своеобразной диалектики служит положение женщины в семье. Феодальный домострой прославлял покорность и готовность к самопожертвованию как идеал женственности. Считалось, что японка до замужества должна подчиняться отцу, после свадьбы - мужу, а став вдовой - сыну.

   Но со временем становится все больше семей, где женщины верховодят не только домашним хозяйством, но и самими мужчинами. Со стороны это впрочем незаметно, да по японским понятиям и не должно быть заметно. Знаки почтения и покорности оказываются главе семьи независимо от того, главенствует ли он дома фактически.

   Сжившись с субординацией еще в собственной семье, человек привыкает следовать ее принципам и в общественных отношениях. Японские нормы межличностных отношений не сообразуются с мыслями о всеобщем равенстве, ибо они основываются на модели пирамидальной иерархии. Лояльность и подчинение авторитету величайшие добродетели. Равенство воспринимается японцами прежде всего как положение на одной и той же ступени иерархической лестницы. На их взгляд, два человека могут быть равны между собой лишь в том смысле, в каком равны два генерала или два солдата.

   Устои японского образа жизни - устои патриархальной семьи. Вертикальные связи "оя" - "ко", то есть "отец" - "сын", а в более широком смысле "учитель" - "ученик", "покровитель" - "подопечный", прослеживаются, дают о себе знать повсюду.

   Японское общество - это общество групп. Каждый человек постоянно чувствует себя частью какой-то группы - то ли семьи, то ли общины, то ли фирмы. Он привык мыслить и действовать сообща, приучен подчинятся воле группы и вести себя соответственно своему положению.

   Групповое сознание имеет глубокие корни в японской жизни. Его прототип крестьянский двор ("иэ"), то есть не только семья, объединенная узами родства, но и низовая ячейка производственной деятельности. Патриархальная семья "иэ", основана на совместной жизни и общем труде нескольких поколений, оказалась в Японии очень устойчивой и способствовала закреплению сословного характера.

   Стойкость вертикальных связей "оя" - "ко", порождает семейственность и групповщину и ведет к созданию независимых однородных групп в каждой области деятельности. Депутат парламента верен прежде всего главе своей фракции, а не руководителю партии. Японские коммерческие корпорации, литературные течения, гангстерские кланы в равной мере основаны на безоговорочной преданности членов группы своему покровителю.

   Надо заметить, однако, что, в отличии, скажем, от индийских каст или от гильдий в средневековой Европе, замкнутые группы в Японии основаны не на горизонтальных, а на вертикальных связях. Японский профессор стоит ближе к своим ассистентам и студентам, чем к другим профессорам того же университета. Или своим коллегам по специальности.

   При кастовой структуре людей обычно объединяет и социальное положение, и характер деятельности. Японская же группа разнородна. Она напоминает скорее корабельный экипаж, который укомплектован людьми всех нужных специальностей.

   Стремление японцев к четко обозначенной иерархии проявляется повсеместно: это заметно как между соперничающими группами, так и внутри каждой из них. Главенствующая роль вертикальных связей "оя" - "ко" ведет к тому, что даже среди людей, занимающих одинаковое или сходное положение, обнаруживается тяга к разграничению ранга. Для рабочего у станка рангом служит возраст, точнее говоря - стаж. Ранг служащего определяется прежде всего образованием и числом проработанных лет. Для профессора университета критерием подобающего места среди коллег будет дата его официального назначения на кафедре.

   Примечательно, что четкое сознание своего ранга присуще людям в общественно-политической или деловой жизни, словом - в сфере официальных отношений. Оно дает себя знать и среди творческой интеллигенции, где, казалось бы, сам характер деятельности должен выдвигать во главу угла личные таланты и заслуги. У писателей, артистов, художников бытует понятие " предшественник", то есть человек, которого надлежит почитать уже за то, что он раньше начал подобную карьеру.

   Вертикальные связи главенствуют над горизонтальными в каждом виде искусства. В икэбана и чайной церемонии, в каллиграфии и театре теней - всюду существуют соперничающие школы, каждая из которых имеет подчиненные себе ветви. В Японии не сыщешь учителя, который взялся бы преподавать приемы разных школ икэбана, не увидишь спектакля кабуки, в котором участвовали бы актеры из разных кланов. "Как нельзя иметь двух отцов, так нельзя служить двум хозяевам", - гласит японская пословица.

   Итак, градация по рангам устанавливается чаще всего на основе старшинства. На взгляд японца, такая система более простая и стабильная, чем учет личных заслуг, - она не нуждается в последующей корректировке. Считается, что форма отношений, однажды сложившихся между людьми не должна меняться на протяжении жизни. Если ректор университета имеет в числе подчиненных своего бывшего профессора, он будет почтительно именовать его учителем.

   Поскольку любая группа в японском обществе основывается на жесткой иерархии, чужак, задумавший проникнуть в нее со стороны, втиснуться сразу на средний, а тем более на верхний этаж, оказался бы инородным телом среди прочих вертикальных связей, установившихся между людьми раньше.

   В таких условиях японцу выгоднее всего оставаться там, где он начал свой трудовой путь, передвигаться со ступеньки на ступеньку по мере естественного обновления коллектива и вместе со стажем накапливать определенный общественный капитал, который, разумеется, нельзя увести с собой на другое место работы.

    Знай свое место; веди себя как подобает; делай что тебе положено - вот неписаные правила, регулирующие жизнь и поведение японцев.

Заключение.

 

Японцы - загадка нашего века, это самый непостижимый, самый парадоксальный из народов. Вместе с их внешним окружением они столь живописны, театральны и артистичны, что временами кажутся нацией позеров; весь их мир - как бы сцена, на которой они играют. Легкомысленный, поверхностный, фантастический народ, думающий лишь о том чтобы понравиться, произвести эффект. Они столь различны и противоречивы, столь не похожи на все другие азиатские народы, что всякие аналогии отпадают. Это натуры самые чуткие, живые, артистичные и в то же время самые невозмутимые, примитивные; самые рассудочные, глубокие, совестливые и самые непрактичные, поверхностные, безразличные; самые сдержанные, молчаливые, чопорные и самые эксцентричные, болтливые, игривые. В то время как история объявляет их агрессивными, жестокими, мстительными, опыт показывает их покладистыми, добрыми, мягкими. В те самые времена, когда складывалась изысканная утонченность чайного обряда, они проявляли ни с чем не сравнимую жестокость. Те самые люди, которые провели половину жизни в отрешенном созерцании, в сочинении стихов и в наслаждении искусством, посвятили другую половину разрубанию своих врагов на куски и любованию обрядом харакири.

   Огромное количество книг о японцах уже написано, многому  еще только предстоит появится на свет. О японском национальном характере, о своеобразии быта и культуры Японии авторы всего мира пишут уже более ста лет. Разговоры о загадочной непостижимой душе японца не прекращаются и по сей день. Но, несмотря на это, тема все еще остается неисчерпанной. Ни один иностранец не сможет по настоящему понять японцев и то, почему они так не похожи на других.   

 

Список использованной литературы.

1. Берндт Ю.  «Лики Японии.» М., 1988.

2. Гришелева Л.Д., Чегодарь Н.И. «О загадках японской души.- Народы Азии и Африки.» 1972, № 3.

3. Джандильдин Н. « Природа национальной психологии.» Алма-Ата, 1971.

4. Латышев И.А. «Япония наших дней.» М., 1976.

5. Эренбург И. «Японские заметки.» М., 1969.

6. Кадзи С. ,Хама Н. «Эти странные японцы.» М.,2000.