Поэтический мир Н.С. Гумилева

                         ПЛАН РЕФЕРАТА

1.     Образ времени в произведениях поэтов Серебряного века.

2.     Творческая биография Гумилева:

а. Становление поэта: 1-й сборник стихов.

б. Ранний романтизм: 2-й сборник стихов.

                                         3-й сборник стихов.

                                        4-й сборник стихов.

в. Война в жизни поэта.

г. 5-й сборник стихов.

д. 6-й сборник стихов.

е. Три последних года жизни Н.С.Гумилева.

   7-й последний сборник стихов.

3.     Анализ творчества Н.С.Гумилева:

а. Образы мировой культуры.

б. Поэзия в разные периоды творческой жизни Н.С.Гумилева.

4.     Заключение:

Гумилев – один из лучших русских поэтов начала ХХ века.

        I  Образ времени в произведениях поэтов

         Серебряного века.                                                                                                               

     Литература ХХ века развивалась в обстановке войн, революций, а затем становления новой послереволюционной действительности.          Все это не могло не сказаться на художественных искания авторов этого времени. Социальные катаклизмы начала нашего столетия усилили стремление философов, писателей понять смысл жизни и искусства, объяснить постигшие Россию потрясения. Поэтому неудивительно, что любая область литературы начала ХХ века поражает необычностью и разнообразностью авторских мироощущений, форм, структур. Литературные течения, противостоящие реализму назывались модернистскими. Модернисты (с французского «новейший», «современный») отрицали социальные ценности и старались создать поэтическую культуру, содействующую духовному совершенствованию человечества. Каждый автор представлял это по-своему, вследствие чего в модернистской литературе образовалось несколько течений. Основными были: символизм (в этом направлении форма преобладает над содержанием. Представители этого течения отказались от наследия прошлого. Главное – теория символа, символика, в которой раскрывается их отношение к действительности), акмеизм и футуризм (от слова «футурум» - будущее. Русский футуризм характеризуется противоречивостью:

1.     с одной стороны, это реакционные мотивы, которые уводили в сторон от реальности.

2.     с другой стороны, бунтарские мотивы, направленные против буржуазной действительности.

Футуристы создавали свой мир, показывая свою необычность и враждебность общественным и литературным правам). Также существовали художники слова, организационно не связанные с этими литературными группами, но внутренне тяготевшие к опыту той или другой (М.Волошин, М.Цветаева и др.).

     Развитие модернизма имело свою весьма напряженную историю.

В острой полемике, одно течение сменялось другим. Период творчества основных представителей модернизма принято называть «серебряным веком» по аналогии с «золотым» XIX веком в русской литературе. Действительно, никогда прежде не было такого множества талантливых авторов. Условно началом «Серебряного века» принято считать 1892 год, когда  идеолог и старейший участник движения символистов Дмитрий Мережковский прочитал доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной литературы». Так в первые модернисты заявили о себе.

     Одним из наиболее известных направлений в модернистской литературе был акмеизм. Объединение акмеистов выдвинуло свою эстетическую программу взаимодействия с миром, свое представление о гармонии, которую оно стремилось внести в жизнь. Из Энциклопедического Словаря:

«Акмеизм (от греческого akme – высшая степень чего- либо, цветущая сила), течение в русской поэзии 1910 годов (С.Городецкий, М.Кузьмин, ранние Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мендельштам);

Однако «земной» поэзии акмеистов присущи модернистские мотивы, склонность к эстетизму, намеренности или к поэтизации чувств первозданного человека».

     Идея такого нового направления в литературе впервые была высказана Михаилом Кузьминым (1872 – 1936) в его статье «О прекрасной ясности (1910). В ней были изложены все основные постулаты будущих акмеистов. Собственно акмеистическое движение возникло 1913 году на почве авторского объединения «Цех поэтов», в который входили Н.Гумилев,

С.Городецкий (1884 – 1967), Анна Ахматова (1889 – 1966) и Осип Мандельштам (1891 – 1938).

     Первые манифесты акмеизма появились в журнале «Аполлон» (модернистском литературном журнале начала века) в январе. В своей статье «Наследие символизма и акмеизм» Н.Гумилев подверг символистов сильной критике; С.Городецкий в статье «Некоторые течения в современной русской литературе» высказывается еще более резко, декларируя катастрофу символизма. И хотя акмеисты, как объединение просуществовали недолго, всего 2 года, они, без сомнения, внесли огромный вклад  в русскую литературу. Н.С.Гумилев был одним из видных представителей модернизма.

        II  Творческая биография Н.Гумилева.

Становление поэта.   Он родился 3 апреля 1886 года в Кронштадте  в семье морского врача. Раннее детство поэт провел в Царском селе, куда родители переехали после увольнения отца с военной службы. Учился Коля вначале у домашнего наставника – студента Б.И. Галазона, а затем в Петербургской гимназии, руководимой известным педагогом Я.Г.Гуревичем

В эту пору у мальчика пробудилась большая страсть к чтению, в основном приключенческой литературе и Пушкина. С 12 лет он сам начинает писать стихи и помещает в гимнастическом рукописном журнале свой 1-й рассказ. 1900г. семья Гумилевых переезжает на Кавказ и Николай поступает вначале во 2-ю, а затем в 1-ю гимназию Тифлиса. Он увлеченно пишет стихи о Грузии и о ранней любви. Первое стихотворение Гумилева, напечатанное в тифлисской газете (1902), носит романтический характер и рисует устремившегося из «города в пустыню» лирического героя, которого влекут к себе неуспокоенные «люди с пламенной душой» и с «жаждой добра» («Я в лес бежал из городов…»). В1903г. Гумилевы окончательно поселяются в Царском селе, и юноша переводится в 7-й класс Николаевской царско-сельской гимназии, которую возглавлял поэт И.Ф.Ананенский.  В эту пору завязывается дружба Николая сначала с Андреем Горенко, а затем и с его сестрой Анной, будущей поэтессой Ахматовой, которой он начинает посвящать свои лирические стихи. Будучи еще гимназистом, Н.Гумилев создает на средства родителей свою 1-ю книгу стихов «Путь конквистадоров» (1905). Этот юношеский сборник великолепно отражал романтическую настроенность и складывающийся героический характер автора: книга была посвящена отважным и сильным героям, весело идущим на встречу опасностям, «наклоняясь к пропастям и безднам». Поэт прославляет волевую личность, выражает свою мечту о подвиге и геройстве. Он находит для себя своеобразную поэтическую маску – конквистадора, смелого покорителя дальних земель («Сонет»). Это стихотворение автор считал программным. В нем он уподобляет самого себя древним завоевателям, осваивающим новые земные пространства. С этого сравнения начинается произведение: тяжеловесно и грузно, резко и внушительно звучат гумилевские  стихи: «Как конквистадор в панцире железном / Я вышел в путь…». Прославленная строка повторяется в стихотворении, и на этот раз она звучит еще определеннее, поскольку грамматическое сравнение снимается: «Я, конквистадор в панцире железном». Степень отождествления усиливается и симметрично расположенные стихи, словно крепким обручем, охватывают первые 2-е строфы. На смену двум четверостишиям приходят два трехстишия, в которых воспевается мужественный поединок со смертью (Я с нею буду биться до конца…») и неустанное движение к намеченной цели. Об этом говорится на традиционном романтическом языке, и не случайно здесь возникает образ заветной голубой лилии, добываемой рукой мертвеца. Написанное в форме сонета («сонет, от итал. Sonetto  - твердая форма: стих из 14 строк, образующих два четверостишия (на 2 рифмы) и два трехстишия (на 2-3 рифмы). Возник в 13 веке в Италии; особенно популярен в поэзии Возрождения, барокко, романтизма, отчасти символизма и модернизма.»),    стихотворение интересно прославлением смелого риска, отваги, преодоления преград, борения «у бездны на краю» (А.С.Пушкин). Вот от чего конквистадор готов идти вперед, «наклоняясь к пропастям и безднам». При этом герой Гумилева лишен хмурой серьезности, грозной сосредоточенности: он шагает «весело», «смеясь» невзгодам, отдыхая «в радостном саду».  В стихотворении говорится, об открытии новых поэтических материков, о мужестве в освоении новых тем, форм, эстетических принципов. Для Гумилева в этот период единственной реальностью является мир мечты. И ею он окрашивает свое раннее романтическое стихотворение, исполненное готики. Сборник был замечен виднейшим поэтом – символистом В.Брюсовым, который поместил в своем журнале «Весы» рецензию на первый опыт начинающего автора. Брюсов заметил, что «в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она только путь нового конквистадора и что его победы и завоевания впереди». Этот отзыв окрылил юношу, стал поводом для начавшейся активной переписки поэтов, и дальнейший рост Гумилева в значительной степени определялся воздействием В.Брюсова, которого молодой автор считал своим учителем. Известное влияние оказал на начинающего поэта и И.Анненский, творчество которого Гумилев хорошо знал и ценил. Окончив в 1906г. гимназию, Гумилев сразу же отправляется в Париж, где он продолжает образование в Сорбонне, издает журнал «Сириус» (1907), пишет ряд новелл («Принцесса Зара», «Золотой рыцарь», «Скрипка Страдивариуса», «Последний придворный поэт»), осваивает стихотворную технику, увлекается живописью и театром, создает пьесу «Шут короля Батиньоля».  А, возвратившись в Россию (1908), поступает в Санкт – Петербургский университет, в котором учится в начале на юридическом, а потом на историко-филологическом факультете, где слушает лекции выдающихся профессоров Д.К.Петрова, В.Ф.Шишмарева, специалистов по романо-германской  культуре.  Так начиналась творческая жизнь Гумилева, исполненная горения, тяги к обширным знаниям, неустанного поэтического вдохновения.

Ранний романтизм.   Жизнь Гумилева была удивительно беспокойной, пронизанной стремлением к поискам, риску.  Таким же было и его художественное творчество, отмеченное чертами высокой романтики, поэтизацией героического, столь непохожего на серые будни и тусклый быт повседневности.  Не случайно его героями были Одиссей, греческий путешественник Павианий, мореплаватель Колумб. Вслед за первым сборником появилась книга  - «Романтические цветы»(1908),где было еще много поэтической остроты, немало красивостей, искусственных цветов («сады души», «тайны мгновений»), но было и то, что заявлено в первом слове названия, - романтика. Вдохновительница поэта – Муза Дальних Странствий. Лирический герой стихов странствует «следом за Синбадом – Мореходом», блуждая по незнакомым водам и ему видится орел с красным оперением, швыряющий путешественника на камень. Ему грезится «тайная пещера» Люцифера, где стоят высокие гробницы. Поэт противопоставляет современной серости красочный мир прошлого. Отсюда - обращение к далеким Ромулу и Рему, Помпею, окруженному пиратами, императору «с профилем орлиным». Здесь не мало от «неоромантической сказки». Недаром именно так называется одно из стихотворений сборника. Красочность передается многочисленными определениями, обозначающими цвета. Однако среди этих образов, рожденных пылким воображением, встречаются картины, подсмотренные в самой действительности. Многие персонажи экзотического характера увидены поэтом во время его первого африканского путешествия. Так, в сборнике оказываются стихи, посвященные каирским матросам и детям, озеру Чад, носорогу, ягуару, жирафу. Но что особенно важно, поэт учится изображать этих героев своей лирики предметно, объемно, выпукло.

На таинственном озере Чад

Посреди вековых баобабов

Вырезные фелуки стремят

На заре величавых арабов.

По лесистым его берегам

И в горах, у зеленых подножий

Поклоняются странным богам

Девы-жрицы с эбеновой кожей.

Таково стихотворение «Гиена», в котором хищница нарисована так выразительно, что мы очень отчетливо ее себе представляем: и вздыбленную шерсть, и огоньки ее глаз, и страшные, угрожающие зубы, и яростные стенания. А жираф в одноименном стихотворении изображен так, что мы не можем не залюбоваться его изысканностью, его «грациозной стройностью», волшебным узором его покрова.

Сегодня, я вижу, особенно грустный твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым  равняться осмелится только луна

Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,

И бег его плавен, как радостный птичий полет.

Я знаю, что много чудесного видит земля,

Когда на закате он прячется в мраморный грот.

 Сам ритм этого прославленного стихотворения передает неспешный, спокойный шаг величественного жирафа. Красота этого экзотического животного, по мысли поэта, может стать неким утешением для скорбящих.  Обращаясь к своей подруге автор напоминает:

Ты плачешь? Послушай …далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Примечательно, что среди произведений сборника оказалось и стихотворение «Перчатка», посвященное вещи. Это свидетельство того, что поэт делает попытку пробиться через густую экзотику и ориенталистскую (восточную) тему к реальному быту и вещному миру. Брюсов, высоко оценивая сборник, отметил эту готовность Гумилева «определенно вычерчивать свои образы», быть точным, внимательным к форме. А.И.Анненский в своей рецензии замечал, что эта зеленая книжка «прочитывается быстро. Вы выпиваете ее как глоток зеленого шертреза».

     В 1910г. Гумилев женился на А.А.Горенко, а осенью этого же года отправился в Африку, где пробыл до конца марта 1911г.. По путешествиям по дебрям и пустыням Абиссинии поэт привез записки абиссинских песен, коллекцию предметов быта и картин африканских живописцев.

     Третья книга Гумилева «Жемчуга» (1910) принесла ему широкую известность. Она была посвящена В.Брюсову, которого автор назвал учителем.  Отмечая романтизм стихотворений, включенных в сборник, сам Брюсов писал: «…явно окреп и его стих, Гумилев медленно и уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно обдуманными утонченно звучащими стихами». Многие стихи «Жемчугов» популярны, но, конечно, прежде всего, знаменитая баллада «Капитаны».

Пусть безумствует море и плещет,

Гребни волн поднялись в небеса –

Ни один пред грозой не трепещет,

Ни один не свернет паруса.

Разве трусам даны эти руки,

Этот острый, уверенный взгляд,

Что умеет на вражьи фелуки

Неожиданно бросить фрегат,

Меткой пулей, острогой железной

Настигать исполинских китов

И приметить в ночи многозвездной

Охранительный свет маяков?

Свежий ветер настоящего искусства наполняет паруса «Капитанов», безусловно, связанной с романтической традицией Киплинга и Стивенсона. Н.Гумилев называл свою поэзию Музой Дальних Странствий.

До конца дней он сохранил верность этой теме, и она при всем разнообразии тематики и философской глубине поэзии позднего Гумилева бросает совершенно особый романтический ответ на его творчество. Усиливая живописность стихов,Гумилев нередко отталкивается от произведений изобразительного искусства («портрет мужчины», «Беатриче»), побуждающих его к описательности. Брюсов даже называл Гумилева «поэтом зрительных картин». Другим источником образности становятся литературные сюжеты («Дон Жуан»), мотивы стихов символистов (Бальмонта, Брюсова), Киплинга, Стивенсона. Но нельзя не заметить в сборнике большой упругости стиха, отточенности поэтической мысли. Так, в «Дон Жуане» Гумилев устами героя афористически передает свой девиз:

Моя мечта надменна и проста:

Схватить весло, поставить ногу в стремя

И обмануть медлительное время,

Всегда лобзая новые уста.

А в старости принять завет Христа,

Отупить взор, посыпать пеплом темя

И взять на грудь спасающее бремя

Тяжелого железного креста!

И лишь когда средь оргии победной

Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,

Испуганный в тиши своих путей,

Я вспоминаю, что, ненужный атом,

Я не имел от женщины детей

И никогда не звал мужчину братом.

«Чужое небо».    В1912г. вышла из печати четвертая книга стихов Гумилева «Чужое небо». Сюда вошли стихи поэта, публиковавшиеся в 1910 – 1911 годах в «Аполлоне». В сборнике по-прежнему ощутимы романтические мотивы. Поэт широко пользуется контрастами, противопоставляя возвышенное и низменное, прекрасное и безобразное, добро и зло, Запад и Восток. Мечта резко противостоит грубой реальности, исключительные характеры – обыденным, рядовым персонажам («У камина»). Однако поэт теперь реже прибегает к изысканному языку прежних стихов, отказывается от словесной мишуры, красочных экзотизмов и чрезмерности гипербол, хотя иногда и теперь у него появляются «рифмы древнего солнца, мир нежданно большой …/ Резкий профиль креола с лебединой душой». Все чаще Гумилев обращается к реалистическим шекспировским, гетевским и тургеневским образам («Сон», «Маргарита», «Девушке»), трансформируя их в своих стихах.

А главное -  поэт славит красоту земного бытия, многообразие реального мира. Вот одно из стихотворений этого сборника – «На море». Впервые оно было опубликовано в газете «Биржевые ведомости» под названием «Опасение». Позже это заглавие было снято как совершенно не соответствующее духу произведения.

Закат. Как змеи волны гнутся,

Уже без гневных гребешков,

Но не бегут они коснуться

Непобедимых берегов.

И только издали добредший

Бурун, поверивший во мглу,

Внесется, буйный сумасшедший,

На глянцевитую скалу.

Стихотворение ярко рисует романтический пейзаж в устойчивых традициях русских поэтов-маринистов.  К закатной поре морской простор постепенно меняет свой буйный облик, волны утрачивают «гневные гребешки». И все же упрямый воинственный бурун (волна, разбивающаяся о надводные или подводные препятствия в отдалении от берега) непокорно вздымается вверх, и поэт находит для его характеристики меткие определения: он «буйный», «сумасшедший». Но такой же непокорностью отличается и челнок, оснащенный парусом. Он так же «весел», как гумилевский конквистадор, он тоже завоевывает морские пространства. Прямой конфликт между буруном и челноком не обозначен, однако противительное «но», с которого намечается поэтический рассказ о парусе, и сам пафос борьбы с волнами это столкновение предполагает. Лирические строки Гумилева вызывают ряд ассоциаций: с пушкинским плотом и кормчим («Арион»), с лермонтовским парусом в одноименном стихотворении, с пловцом Языкова.

Стихотворение обнаруживает ряд примет акмеистической поэзии: зримую графичность («как змеи, волны гнутся», «латинский парус» - парус в виде прямоугольного треугольника), ощущение тверди камня (глянцевитая скала»), передачу звуков («лопнет с гиканьем и ревом») и запаха (дыша «бодрящим запахом смолы»).

     В книге в целом отчетливо сказались и другие акмеистические черты поэзии Гумилева: яркая изобразительность, повествовательность, тяготение к открытию объектного мира («Паломник»), ослабленность музыкального и эмоционального начал, подчеркнутая бесстрастность, выразительность описаний («Туркестанские генералы»), множественность ликов лирического героя («Оборванец», «Укротитель зверей»), ясный взгляд на мир, адамистическое мироощущение (оно рельефно выражено в «Балладе»), классическая строгость стиля, равновесие объемов, точность деталей («Я верил, я думал…»), точное соответствие слова понятию, композиционная стройность, мужественные ритмы стихов с пропуском ударений, чеканность формы. Чтобы поддержать и усилить акмеистическую тенденцию своего сборника, Гумилев включил в него переводы пяти стихотворений Туофиля Готье, который в своем стремлении к «величественному идеалу жизни» исповедовал родственные русскому поэту принципы игнорирования «туманного, отвлеченного» и «случайного, конкретного», а также утверждал идею бессмертия нетленной красоты искусства. В представленном здесь стихотворении «Искусство» Готье провозглашал:

Созданье тем прекрасней,

Чем взятый материал

Бесстрастней –

Стих, мрамор иль металл.

     В этом утверждении Гумилев видел формулу акмеизма. В книгу вошел цикл «Абиссинские песни», который показывает, как существенно изменился подход Гумилева к передаче экзотического мира.

Я служил пять лет у богача,

Я стерег в полях его коней,

И за то мне подарил богач

Пять быков, приученных к ярму.

Одного из них зарезал лев,

Я нашел в траве его следы, -

Надо лучше охранять крааль,

Надо на ночь зажигать костер.

А второй взбесился и бежал,

Звонкою ужаленный осой.

Я блуждал по зарослям пять дней,

Но нигде не мог его найти.

Двум другим подсыпал мой сосед

В пойло ядовитой белены,

И они валялись на земле

С высунутым синим языком.

Заколол последнего я сам,

Чтобы было чем попировать

В час, когда пылал соседский дом

И вопил в нем связанный сосед.

Особняком в сборнике стоят поэмы «Открытие Америки» (она повествует о путешествии Колумба и раскрывает романтику странствий) и «Блудный сын» (горестный рассказ о блужданиях «без мысли и цели», использующий библейскую образность), а также одноактная пьеса «Дон Жуан в Египте», по-новому истолковывающая вечную тему мировой литературы. Этот очевидный уход автора от российской темы объясняет название сборника – «Чужое небо». Должно пройти некоторое время, чтобы поэт обратился к «небесам родной Отчизны» и, главное, к ее многострадальной земле. Впрочем, один из разделов книги Гумилев посвятил своей соотечественнице Анне Ахматовой, которая в 1910г. стала женой поэта.  К семнадцати стихотворениям этого раздела можно добавить еще одно «Из логова змиева», которым завершается первая часть сборника.

Из логова змиева,

Из города Киева,

Я взял не жену, а колдунью.

А думал – забавницу,

Гадал – своенравницу,

Веселую птицу певунью.

Покликаешь – морщится,

Обнимешь – топорщится,

А выйдет луна – затомится,

И смотрит, и стонет,

Как будто хоронит

Кого-то, - и хочет топиться.

     Это стихотворение весьма характерно для любовной лирики поэта того периода – оно создает весьма условный и иронически окрашенный образ женщины. Казалось бы, лирическому герою надо радоваться, что рядом с ним «веселая птица-певунья», но он горестно жалуется на свою злополучную судьбу. Та, что казалась существом веселого нрава, предстала в образе колдуньи. И вместо любви и нежности явились недобрые пророчества, гаданья, «истома». Отсюда – мрачный колорит стихотворения, возникшие в них образы похорон, смерти, омута, утопленницы. …И со стороны лирического героя уже нет ласки и участия, и он восклицает: с тобой «возится теперь мне не в пору». Отчуждение и контраст характеров обусловили систему антитез, передаваемых при помощи противительных союзов и тире:

Покликаешь – морщится,

Обнимешь – топорщится,

А выйдет луна – затомится…

      Сам  Киев объявляется «логовым змиевым», тем более что он связан со змеем своим преданием. Герою чужды «днепровские омуты» и иные фольклорно-реальные места, вплоть до Лысой горы, где, по легенде, собирается ведьмы.  Трагически заканчивая стихотворение, поэт пророчествует в духе своей колдуньи: быть его возлюбленной «березой подрытою», «птицею подбитою», «Богом заклятую». Воскрешая образ чеховской подбитой чайки, Гумилев по-своему провидчески угадал судьбу возлюбленной, своей жены-поэтессы.

     Сборник «Чужое небо» вызвал множество положительных откликов, сделав имя своего автора широко известным и принеся ему репутацию мастера. В.Ходасевич заметил, что в своей книге «Гумилев как бы снимает, наконец, маску. Перед нами поэт интересный и своеобразный.   В движении стиха его есть уверенность, в образах – содержательность, в эпитетах – зоркость». По словам М.Кузьмина, лучшими вещами этого сборника Гумилев открыл «широко двери новым возможностям для себя и новому воздуху». В.Брюсов приветствовал возросшее мастерство молодого поэта.

         Еще одно путешествие в Африку совершает Гумилев в 1913г.

Это была командировка музея антропологии и этнографии Академии наук. Поэт, путешественник, ученый встретились в одном лице. Гумилев был едва ли не первым европейцем, пришедшим на эти земли с серьезными научными целями. С чувством прекрасно выполненного задания Гумилев вернулся в Петербург. Привезенные им экспонаты легли в основу Африканского фонда музея этнографии.

…Есть музей этнографии в городе этом,

Над широкой, как Нил, многоводной Невой,

В час, когда я устану быть только поэтом,

Ничего не найду я желанней его.

Как бы ни было заполнено время Гумилева путешествиями, исследованиями, встречами с людьми, он никогда не прерывал творчества.

     А между тем надвигалась война. Как известно, в 1907г. Гумилев признан неспособным к воинской службе и освобожден от нее. Но через семь лет, когда грянула первая мировая война, Гумилев ушел в армию добровольцем. Его храбрость и презрение к смерти были легендарны. В1916г. Был написан его очередной сборник стихов «Колчан». Здесь, как и у многих поэтов тех лет, звучат трубные зовы победоносной битвы, участие в которой автор воспринимает как высшее предназначение и благо. Так, в стихотворении «Война» автор провозглашает:

И воистину светло и свято

Дело величавое войны.

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны.

Тружеников медленно идущих

На полях, омоченных в крови,

подвиг сеющих и славу жнущих,

ныне, господи, благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,

Как у тех, что молят и скорбят,

Их сердца горят перед тобою,

Восковыми свечками горят.

Но тому, о Господи, и силы

И победы царский час даруй,

 кто поверженному скажет: «Милый,

вот, прими мой братский поцелуй!»

В «Наступлении» слышатся те же ноты. Поэт словно бы не замечает «залитые кровью недели», настолько происходящее видится ему «светлым часом», а сам себе он кажется «носителем мысли великой». Это ошибочное представление порождает убеждение поэта в своем бессмертии. Но на ряду с этим пафосом в сборнике Гумилева возникают страшные зарисовки военной мясорубки, человеческого месива, тления.  В этих случаях поэт исключительно точен в деталях, и ему превосходно служат контрасты света и мрака, дня и ночи, живого и мертвого.

И жужжат шрапнели, словно пчелы,

 собирая ярко-красный мед…

     Гумилев видел и сознавал ужас войны, показывал его в прозе и стихах, а некоторая романтизация боя, подвига была особенность Гумилева – поэта и человека с ярко выраженным, редкостным, мужественным началом и в поэзии и в жизни.

     В «Колчане» же начинает рождаться новая для Гумилева тема – «О России». Совершенно новые мотивы звучат здесь – творения и гений Андрей Рублев и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и древняя Русь.

Я кричу, и мой голос дикий,

Это медь ударяет в медь,

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или воды гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьется в груди моей.

     Он постепенно расширяет и углубляет свои темы, а в некоторых стихотворениях достигает даже пугающей прозорливости, как бы предсказывал собственную судьбу:

Он стоит пред раскаленным горном,

Невысокий старый человек.

Взгляд спокойный кажется покорным,

От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,

Только он один еще не спит.

Ведь он занят отливаньем пули,

Что меня с землею разлучит.

     В сборнике «Костер» (1918), куда вошли стихи созданные в 1916 – 1917г., поэт продолжает исследовать пласты мировой культуры. На этот раз он обращается к античному искусству, создавая гимн Нике Самофракийской, находящейся в Лувре, представляя ее «с простертыми руками». В этой же книге стихов Гумилев воссоздает в своем воображении Норвегию, «сапфирную сокровищницу льда», соотнося ее людей и пейзажи с образами Ибсена и Грига; Швецию, «страну живительной прохлады» и ее «смятенный, нестройный» Стокгольм, похожий на «мощный орган, потрясенный безмерно».

     Но здесь же вызревает и русская тема. Многие особенности этого сборника можно обнаружить в стихотворении «Осень»:

Оранжево- красное небо…

Порывистый ветер качает

Кровавую гроздь рябины.

Догоняю бежавшую лошадь

Мимо стекол оранжереи,

Решетки старого парка

И лебединого пруда…

Косматая, рыжая рядом

Несется моя собака,

Которая мне милее

Даже родного брата,

Которую буду помнить,

Если она издохнет,

Стук копыт участился,

Пыль все выше.

В нем чрезвычайно своеобразно сочетается описание, присущее пейзажу, с повествовательностью, столь характерной для поэта. Это стихотворение имеет посвящение М.Ф.Ларионову, выдающемуся русскому художнику (1881 – 1964). Это обстоятельство, как и прежнее название «Картинка», не случайно: произведение ярко живописно, цветоносно, красочно. Мы зримо и эмоционально воспринимаем и «оранжево-красное небо», и «кровавую гроздь рябины», и «косматую, рыжую… собаку», и синеву «лебединого пруда». Тык же отчетливо представлен в этом пейзаже мир звуков. Читатель явственно слышит «стук копыт», «кричащий пронзительно ветер» и учащенное дыхание отчаянного охотника. Здесь же представлен характерный акмеистический мотив  камня с его объемом и формой (он «широкий и плоский»), своей статичностью противопоставленного порывистому ветру, качающимся веткам рябины и бегу арабской лошади.

     Наконец, это стихи о культуре Востока, возникшие еще в «Колчане» («Китайская девушка»), продолженные в «Костре» («Змей») и широко представленные в сборнике «Фарфоровый павильон» (1918), ставшим оригинальным опытом подражания древним китайским поэтам. При этом Гумилев находил в Восточной лирике то, что было близко «вещной» акмеистической поэзии. Муза Дальних Странствий, которой поэт оставался по-прежнему верен, влекла его в новые края, позволяя открывать очередные материки мировой культуры.

Три последних года жизни. Революционные события в России застали Гумилева во Франции, в русском экспедиционном корпусе. Отсюда он переезжает в Англию, в Лондон, где работает над повестью «Веселые братья». В этот период он по-новому подходит к вопросам литературы, считая, что русские писатели уже преодолели период риторической поэзии и ныне настала пора словесной экономии, простоты, ясности и достоверности.

     Возвратившись в 1918г. через Скандинавию в Петроград, Гумилев энергично включается в тогдашнюю бурную литературную жизнь, от которой уже длительное время был оторван войной. Остроты сложившейся после революционной ситуации он не ощущал, открыто говорил о своих монархических пристрастиях и словно не замечал разительных перемен в стране. Он тяжело пережил распад первой семьи, но напряженнейшая творческая работа помогла ему залечить душевную рану. В условиях тяжелого холода и голода он умел забывать о трудностях быта и был переполнен художественными замыслами. Поэт печатает новую поэму – «Мик» - на африканскую тему, повторно издает ранние сборники стихов, увлеченно работает в издательстве «Всемирная литература», куда был привлечен Горьким и где заведует французским отделом; сам организовывает несколько издательств, воссоздает «Цех поэтов», руководит его филиалом – «Звучащей раковиной»; создает Петроградское отделение «Союза поэтов», став его председателем.

     Три этих года (1918 – 1921) были необычайно плодотворны в творческом отношении. Гумилев много переводит («народные баллады о Робин Гуде», «поэму о старом моряке», французские народные песни, сочинения Вольтера, Гейне, Байрона, Рембо, Роллана); выступает на вечерах с чтением своих стихов, теоретически осмысляет практику акмеизма; издает в Севастополе сборник «Шатер», вновь посвященный африканской теме (это была последняя книга, изданная при жизни автора); создает «Поэму Начала» (1919 – 1921), в которой обращается к философско-космогонической теме, основывая ее на ассирийском, вавилонском и славянском эпосе. Поэт подготавливает к печати и новый значительный сборник стихов – «Огненный столп», отпечатанный в августе 1921г., уже после смерти автора. В него вошли произведения, созданные в течении трех последних лет жизни поэта, преимущественно философского характера («Память», «Душа и тело», «Шестое чувство»).

Только змеи сбрасывают кожи,

Чтоб душа старела и росла

Мы, увы, со змеями не схожи,

Мы меняем души, не тела.

Память, ты рукою великанши

Жизнь ведешь, как под уздцы коня,

Ты расскажешь мне о тех, что раньше

В этом теле жили до меня.

Самый первый: некрасив и тонок,

Полюбивший только сумрак рощ,

Лист опавший, колдовской ребенок,

Словом, останавливавший дождь.

Дерево как рыжа собака –

Вот кого он взял себе в друзья.

Память, память, ты не сыщешь знака,

Не уверишь мир, что то был я.

     Название сборника, посвящено второй жене Гумилева Анне Николаевне Энгельгардт, восходит к библейской образности, ветхозаветной «Книге Неемии». Среди лучших стихотворений новой книги – «Заблудившийся трамвай», самое знаменитое и одновременно сложное и загадочное произведение. В этом стихотворении можно выделить три основных плана. Первый из них – рассказ о реальном трамвае, который проделывает свой необычный путь. Безостановочно мчатся вагоны по рельсам. Но вскоре быстрый бег трамвая превращается в полет (это выражается в глаголах «мчался», «летел»).     Реальность сменяется фантастикой. Не обычно уже то, что трамвай «заблудился».

Шел я по улице незнакомой

И вдруг услышал вороний грай,

И звоны лютни, и дольние громы, -

Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,

Было загадкою для меня,

В воздухе огненную дорожку

Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,

Он заблудился в бездне времен …

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,

Мы проскочили сквозь рощу пальм,

Через  Неву, через Нил и Сену

Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,

Бросил нам вслед пытливый взгляд

Нищий старик, - конечно, тот самый,

Что умер в Бейруте год назад.

Этот мотив, намеченный в стихотворении «Стокгольм»:получает свое сложенное развитие и вынесен в заголовок стихотворения.

Стоял на горе я, как будто народу

О чем то хотел поведовать я,

И видел прозрачную тихую воду,

Окрестные рощи, леса и поля.

«О Боже, - вскричал я в тревоге, - что, если

страна эта истинно родина мне?

Не здесь ли любил я, и умер не здесь ли,

В зеленой и солнечной этой стране?»

И понял, что я заблудился на веки

В слепых переходах пространств и времен,

А где-то стремятся родимые реки,

К которым мне путь навсегда запрещен.

     Но еще более фантастично то, что трамвай, обогнув стену, выскакивает из родного для пассажиров города и устремляется к роще пальм, затем – через Неву – к Нилу и Сене и наконец попадает в «Индию Духа». Пространство и время прихотью художника оказываются преодоленными. Символика этого «блуждания» проясняется, когда мы постигаем второй план стихотворения. Эта поэтическая исповедь литературного героя о самом себе. Жизнь его во многом совпадает с биографией автора (экспедиции к Нилу, поездки в Париж). И лирический герой и автор пророчат себе близкую смерть (ее предвидение было характерно для Гумилева). Буквы вывесок (своеобразных знаков революционных лозунгов и транспарантов)наливаются кровью, и на станции

Вместо капусты и вместо брюквы

Мертвые головы продают.

     Оба намеченных плана сближаются. В своих духовных исканиях и в своей семейной жизни поэт заблудился так же, как и его трамвай, на подножку которого он вскакивает.

    Третий план стихотворения носит философско-обобщенный характер. Жизнь предстает то в буднях («А в переулке забор дощатый …»), то в праздничном сиянии («Мы проскочили сквозь рощу пальм …»), то она выглядит прекрасной, то безобразной, то идет по прямым рельсам, то вращается по кругу и возвращается к исходной точке(вновь появляется покинутый ранее Петербург с образами Исаакия и Медного всадника). В эту жизнь важным достоянием входит культурное прошлое, и вот в тексте стихотворения появляется Машенька, то есть Маша Миронова, и императрица из Пушкинской «Капитанской дочки».

     Все три плана этого стихотворного шедевра удивительно переплетены в единое целое, делая произведение удивительно богатым по содержанию, напряженным по мысли и художественно совершенным по форме.

    Поразительное предсказание Гумилева «своей» необычной смерти:

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще ,-

     Тема романтического отъединения поэта в этом стихотворении относится не только к смерти, но и ко всей жизни, к художественным вкусам, занятиям, любви. Гумилев неожиданно (как и во всех его поздних стихах) сближается с эпатажем футуристов и их предшественников – французских «проклятых» поэтов, но во всем противостоит буржуазной прибранности и правильности:

… И мне нравится не гитара,

а дикарский напев зурны.

     И действительно его предсказания подтвердились. 3 августа 1921г. он был арестован ЧК, обвинен в участии в контрреволюционном таганцевском заговоре и 24 августа расстрелян вместе с еще шестьюдесятью привлеченному по этому делу. Ныне стало известно, что основанием для обвинения «послужили только никем не проверенные и не доказанные показания одного человека» (Хлебников С.  Шагреневые переплеты. Дело Гумилева. – Огонек. 1990, №18. с.16). Не было заговора ученых, не было участия в них поэта. Это был трагический день «черного/ Месяца русской поэзии» (Г.Иванов). После гибели поэта вышли его лирический сборник «К синей звезде» (1923), книга гумелевской прозы «Тень от пальм» (1922), а много позже – собрания его стихотворений, пьес и рассказов, книги о нем и его творчестве. Гумилев внес огромный вклад в развитие русской поэзии. Его традиции продолжили Н.Тихонов, Э.Багрицкий, В.Рождественский, В.Саянов, Б.Корнилов, А.Дементьев. По словам М.Дудина, Гумилев необыкновенно «расширил наш мир познания неизвестного».

III.   АНАЛИЗ ТВОРЧЕСТВА ГУМИЛЕВА.

Образы мировой культуры.  В своих теоретических построениях и творческой практике акмеисты утверждали идею, согласно которой при всей необратимости времени это его свойство можно художественно преодолеть. На этой основе представители течения часто возвращались к прошлому, отстаивая ретроспективность и историчность творчества. Они тяготели к прошлым эпохам и умели передавать их обаяние и сущность, следили за «прорастанием времени» и выходом его из одной эпохи в другую. Выражением этой ретроспекции стала тема культурной памяти, сохранения «праха столетий», «тоска по мировой культуре» (О.Менднльштам). И для Гумилева было чрезвычайно характерно это стремление восстановить связь культурных эпох.

      Мы уже видели, как часто Гумилев осмысляет образы Библии. В «Чужом небе» евангельские темы нашли свое отражение в «Отрывке» («Христос сказал: «Убогие блаженны…»), в поэме «Блудный сын». В «Колчане» он интерпретирует  основной эпизод библейской «книги Юдифи» и тему рая («Юдифь» и «рай»). Эти темы поэт сопрягает со своей автобиографией, говоря о собственных скитаниях, поиске рая на земле и любви, и  подводит читателя к осмыслению вечных философских и этических вопросов жизни («Вечное»).

     Перед нами уже прошли многочисленные образы Африки, где поэт пытается проследить трудные судьбы народов этого континента.

     Чрезвычайно устойчивой в творчестве Гумилева стала итальянская тема, осмысленная чрезвычайно глубоко – начиная от Древнего Рима и кончая современной Италией ХХ столетия. Как акмеист, Гумилев особое пристрастие проявляет к городам этой страны, ее зодчеству, каменной истории, ваянию и живописи. Таковы стихотворения «Падуанский собор», «Венеция», «Болонья», «Генуя», «Неаполь». Время Гумилеву представляется непрерывным. В стихотворении «Пиза» поэт констатирует:

Все проходит, как тень, но время

Остается, как прежде, мстящим,

И былое, темное бремя

Продолжает жить в настоящем.

     Поэт говорит о «времен связующей нити» и ощущает даже некую тяжесть, весомость прошлого в настоящем. И реальный город (Пиза), и человеческая личность «окутаны» прошлым, воплощают единокровный союз с былым. Историю страны, убежден поэт, можно проследить по «Писатель -     истории ее культуры:

Судьба Италии – в судьбе

Ее торжественных поэтов.

     И Гумилев вспоминает Вергилия, Данте, Тассо («Ода д Аннуцио»). Судьба Италии – в истории ее живописи и ваяния. Поэт выстраивает еще одну линию преемственности: Фра Беато Анджелико, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Микеланджело, С.Роза, Канова. Концепция итальянской культуры у Гумилева существенно отличается от блоковской. Оба поэта побывали в стране примерно в одно время. Но как по-разному они увидели Италию!  Блок убежден в закате былого и, обращаясь к стране Данте, констатирует: «Искажены твои черты».

А Гумилев очарован увиденным и радостно приветствует Италию, где «краски, краски – ярки и чисты». Эту живописную красочность он использует в своих стихах.

     Поэзия Гумилева в разные периоды его творческой жизни сильно отличается. Иногда он категорически отрицает символистов, а иногда настолько сближается с их творчеством, что трудно догадаться что все эти замечательные стихотворения принадлежат одному поэту. Здесь вспоминаются слова проницательного А.Блока: «Писатель – растение многолетнее … душа души». Поэтому путь развития может представляться прямым только в перспективе, следуя же за писателем по всем этапам пути, не ощущаешь этой прямизны и неуклонности, вследствие остановок и искривлений».

          Эти слова Блока, поэта, высоко ценимого Гумилевым, и в тоже время основного его оппонента в критических статьях, наиболее подходят к описанию творческого пути Гумилева. Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов Бальмонта и Брюсова, увлекался романтикой Киплинга, и в то же время обращался к зарубежным классикам: У.Шекспиру, Ф.Рабле, Ф.Вийону, Т.Готье и даже к эпическим – монументальным произведениям Некрасова. Позже он отошел от романтической лирики и пышной яркости образов к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно учится. Стихотворения акмеистического периода, составившие сборник «Седьмое небо», подтверждают такой трезвый, аналитический, научный подход Гумилева к явлениям поэзии.  Также, обладая безусловным даром предвидения, Гумилев – критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии. Но с годами поэзия Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже «пепла» А.Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, что в стихотворения «Огненного столпа» Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию. В его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это уже новый романтизм, лирико-флософское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых «Капитанов», акмеистической «прекрасной ясности» и конкретности. Гумилев подходит к пониманию единства и взаимосвязи всех пластов человеческой культуры, в том числе поэзии и общественной деятельности. В знаменитом стихотворении «Слово» Гумилев выражает свое итоговое понимание высокого названия поэзии и поэтического слова:

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Ивангелии от Иоанна

Сказано, что слово это – Бог.

IV.             ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

     Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью, с удивительной и вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности, несчастная любовь, чуть не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне. Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные произведения Гумилев еще мог бы создать.  Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям, на ряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала ХХ века.

     «Горька судьба поэтов все племен» - эта строчка умиравшего в Сибири Кюхельбекера, увы, протянулась и в двадцатый век. Но тяжесть и гибельность судьбы, пусть и посмертно, смягчается, если поэту удается обрести своего читателя, душа которого оказывается созвучна душе умерщвленного автора и который может прочитать адресованное ему послание не безразлично скользнув по строкам взглядом, а перенесясь в мир писавшего и надеявшегося на сочувствие. Поэтому надо искать в своей душе те стороны, которые позволят ей хоть на краткое время зазвучать в лад с душой погибшего поэта.

Список использованной литературы:

1.     IX начала ХХ века и первой эмиграции». П.Басинский,  С.Федякин (Издательство центра «Академия»)

2.     Н.Гумилев (Москва «Школа пресс»)

3.     XIX начала ХХ века» Л.А.Смирнова (Москва «Просвещение» 1993г.)

4.     Н.Гумилев. Поэзия ХХ века». Автор предисловия И.А.Панкеев. (Профиздат г.Москва)

5.     Хижияк («Вечерняя Москва»)

6.