Правда жизни в творчестве Шолохова

Оглавление.

 TOC \o "1-8" \h \z 1. Вступление. \h 2

2. Биографические сведения о Шолохове. Художественный мир писателя. \h 2

3. Эпоха в которую жил Шолохов. \h 5

4. Позиция Шолохова – писателя. \h 6

5. Правда о трагедии революции и гражданской войны в «Донских рассказах» и «Тихом Доне». \h 8

а) Основной аспект Шолохова в оценке событий революции и гражданской войны. \h 8

б) Народ в «Донских рассказах». PAGEREF _Toc106350041 \h 8

в)История создания романа «Тихий Дон». \h 13

г) Трагедия гражданской войны в романе «Тихий Дон». \h 17

6. Трагедия казачества в период коллективизации на Дону в романе «Поднятая целина». \h 30

7. Заключение. \h 33

8. Список используемой литературы. \h 35

1. Вступление

   Шолохов властно вошел в ХХ век со своими идеями, образами и населил литературу живыми человеческими характерами. Они пришли словно из самой жизни, еще дымящейся пожарищами войн, развороченной бурными переменами революции. Шолоховские герои – как тут не вспомнить меткое наблюдение Серафимовича – «вывалились живой сверкающей толпой, и у каждого свой нос, свои морщины, свои глаза с лучиками в углах, свой говор», каждый ненавидит по-своему, и любовь « искрится и несчастна по-своему...»1.

   Шолохов всемирно известен прежде всего как великий художник, связанный глубокими корнями с русской национальной почвой и питавшийся ее живительными соками, как глубоко оригинальный писатель, реалист и новатор, воздействие эстетических принципов которого испытывают писатели разных творческих индивидуальностей и судеб у нас в стране и за рубежом. Своими бессмертными романами он прославил свой народ, нашу Родину и, находясь в первых рядах выдающихся советских художников, завоевал советской литературе мировое признание.

    Рассказы, повести, романы Шолохова – это, собственно, единая Книга о судьбах народа на разных этапах революционного пути. Началом этой книги, отразившей разделенный с народом путь самого художника, были «Донские рассказы», центральным звеном – «Тихий Дон», эпическое полотно о путях народа к Советской власти, продолжением его – «Поднятая целина», роман о сложностях, трудностях, истинном отношении крестьянства к коллективизации. Его    «Донские рассказы»                                                   

тематически связаны с годами гражданской войны, большинство из них – о трагедии

этой войны, о трудном преодолении вражды на Дону. По изображаемому времени эти рассказы близки финальным страниц «Тихого Дона», в них нередко представлены ситуации, предшествующие событиям, воссозданным затем в «Поднятой целине».

    Творчество Шолохова народно по своей природе. Герои его книг – люди-труженики, простые и великие русские люди. Шолохов раскрыл в своих книгах богатый душевный мир народа, его неиссякаемую талантливость, моральную ценность, извлеченное стремление к свету и правде. В народных по духу и форме произведениях Шолохова идейность и философская глубина сплавлены с высоким мастерством, с огромной силой эстетического воздействия на читателя. Его романы стоят в ряду лучших достижений великой русской литературы. Обогатив традиции предшественников, традиции советских писателей старшего поколения, Шолохов принес в литературу свою самобытную творческую индивидуальность.

  2. Биографические сведения о Шолохове. Художественный мир писателя.

   «Родился в 1905 году, в семье служащего торгового предприятия, в одном из хуторов станицы Вешенской, бывшей Донской области», - сообщал о себе М.Шолохов в  автобиографии. Там же, в станице Вешенская, в 1984 году оборвалась жизнь писателя.

  Между этими двумя датами – большая жизнь, полная событиями величественными и трагическими.

   Будущий писатель получил весьма неплохое, хотя и незаконченное, образование в гимназии одного из уездных городов Воронежской губернии. В 1920 году пятнадцатилетним подростком участвовал в ликвидации неграмотности на юге России, а в 1922 году приехал в Москву. Об этом периоде в автобиографии сказано скупо: «Успел за шесть лет изучить изрядное количество специальностей. Работал статистиком, учителем в низшей школе, грузчиком, продовольственным инспектором, каменщиком, счетоводом, канцелярским работником, журналистом. Несколько месяцев, будучи безработным, жил на скудные средства, добытые временным трудом чернорабочего. Все время занимался самообразованием. Писать начал с 1923 года».

   В 1924 году в газете «Юношеская правда» был напечатан первый рассказ молодого М. Шолохова  «Родинка». А двумя годами позже вышли сразу две первые книги писателя: «Донские рассказы» и «Лазоревая степь».

   В 1924 году молодой писатель вернулся на Дон. Здесь его полностью захватила идея создать эпос народной жизни на переломном этапе конца ХIХ – первой трети ХХ века. Так родился роман «Тихий Дон», принесший автору мировую славу и … множество огорчений. Первые книги романа были подвергнуты оглушительной критике неистовых ревнителей «классовой чистоты литературы»: писателя  обвиняли  в идеализации патриархальной деревни, в отходе от классовой непримиримости к казачеству, значительная часть которого не поддержала большевистскую революцию. Публикация третьей книги, рассказывающей о спровоцированном большевиками казачьем Вешенском восстании, была задержана, что породило версию о творческой несостоятельности автора, якобы укравшего две первые книги у некоего другого писателя. И хотя с опровержением этой сплетни выступил не только поддерживающий Шолохова А. Серафимович, но и недолюбливавшие его Л. Авербарх,  В. Киршон , А. Фадеев и В. Стравский, версия о плагиате преследовала писателя всю его жизнь, отравляя его существование. После вмешательства М.Горького, поддержавшего Шолохова, в 1929-м и 1932 годах третья книга была опубликована.

   Работа над романом совмещалась у Шолохова с интересом к современной жизни земляков, к происходящей на Дону коллективизацией, воспринятой им как осуществление вековой мечты народа об общинной жизни. В 1932 году в печати появилась первая книга «Поднятой целины». В многочисленных интервью писатель обещал скорейшее появление продолжения. Но его не последовало: реальная коллективизация оказалась драматичнее той, что отражена в романе. Уже в апреле 1933 года Шолохов обратился к И.В.Сталину с письмом-рассказом о «пытках, избиениях и надругательствах», которым партийные функционеры подвергали колхозников во время хлебозаготовок. И хотя Генеральный секретарь партии большевиков в ответном письме обвинил писателя в «однобокости» оценок, в том, что он защищает саботажников, ведущих тихую войну с советской властью», на Дон была послана комиссия ЦК. Многие из арестованных и даже приговоренных к расстрелу были освобождены, на Дон пришли эшелоны с семенами и продовольствием.

В  1937 году над жизнью писателя нависла угроза ареста по сфальсифицированному  обвинению в контрреволюционном заговоре на Дону. Шолохову пришлось бежать в Москву, где он добился встречи со Сталиным и признания своей полной невиновности на заседании Политбюро ЦК ВКП(б).

   Драматизм ХХ столетия в полной мере воплотился в завершающей книге «Тихого Дона»(1940).

   В Великую  Отечественную войну писатель работал военным корреспондентом «Правды». Из его многочисленных статей и репортажей наибольшую известность получил рассказ «Наука ненависти». В 1943 – 1944 годах в «Правде» и «Красной звезде» начали печататься главы романа «Они сражались за Родину».

   Однако трагические события предвоенных лет не прошли бесследно. После войны Шолохов надолго замолчал. Лишь в 1956 году появился рассказ «Судьба человека» и в 1958-1960 годах – вторая книга «Поднятой целины», где тема коллективизации, по существу, сменилась темой взаимоотношений власти и народа, носителями подлинно народной нравственности выступали рядовые колхозники, а руководители-коммунисты уже не столько учили, сколько учились у народа.

   Новым потрясением для писателя стала история с публикацией в 1969 году свежих глав из романа «Они сражались за Родину». Рассказанная в них правда о репрессиях 1937 года не устраивала властей. И хотя после встречи с Л.И. Брежневым главы были напечатаны в «Правде», писатель, рассказывая близким о встрече с генсеком, сердито передразнивал того: «Не сыпь соль на раны».

   К этому времени Шолохов уже растерял многие бойцовские качества. Обласканный партийными вождями, дважды награжденный Золотой Звездой Героя Социалистического Труда, удостоенный Ленинской и Государственной премий, увенчанный высшей премией, он часто смирял свой когда-то неукротимый характер в угоду политической конъюнктуре. Справедливые требования связи литературы с жизнью, с которыми он выступал на Втором съезде писателей СССР и ХХ съезде КПСС, соединились у него с ерничеством и несправедливыми нападками на собратьев по перу. Продолжая в своих книгах гуманистические традиции Л.Толстого, он в публицистических выступлениях защищал судебные процессы над инакомыслящими.

   Трагедия большого художника завершилась тем, что после беседы с Брежневым Шолохов убедил себя, что партии не нужен его роман о войне и предвоенных годах, и сжег рукопись «Они сражались за Родину». 

    В своем творчестве Шолохов связан с народным сознанием, с одной стороны, и развивает эпические традиции Л. Толстого – с другой.

   Шолохов воспринимает ХХ век как наиболее трагический в истории человечества. Литературоведами подсчитано, что из 20 рассказов, включенных писателем в донской цикл, в 10 герой погибает, в 5 – подвергается пыткам или ранен, в 4 - должен убить близких.

   Вместе с тем у читателя не возникает ощущения бессмысленности бытия. Для всех его произведений характерна вера в бессмертие и торжество жизни. Не случайно во многих его произведениях встречаются образы детей – носителей будущей жизни(«Шибалково семя», «Нахаленок», «Жеребенок»).

   Наиболее ярко художественный мир писателя проявился в романе «Тихий Дон».

   3. Эпоха в которую жил Шолохов.

    Шолохов входил в литературу в пору острейших дискуссий о том, какой быть революционной культуре, о том, каким быть новому , революционному художнику.

Причиной этих дискуссий явился тоталитарный режим. Одной из основных черт тоталитарного режима является всеохватывающий партийно – государственный контроль над духовной жизнью общества с целью внедрения в массовое сознание единой  унифицированной идеологии, оправдывающей и обосновывающей все деяния режима. Основная задача идеологии – формирование у людей такого типа стандартизированного сознания, которое заставляет их в жизненно важных для общества ситуациях поступать одинаково и так, как это желательно правящей группировке. Для осуществления данной задачи Сталину нужно было приспособить для идеологической обработки населения все имеющиеся средства воздействия на сознание людей: школу, литературу, искусство, средства массовой информации и даже науку.

   В 1932 году ЦКВКП(б) принял постановление объединить «всех писателей, поддерживающих платформу советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в  единый Союз советских писателей». В соответствии с этим были созданы и органы руководства и  партийного контроля. С этого времени принадлежность к союзу стала демонстрировать лояльность творческих работников к советской власти. За эту «духовную» поддержку власти предоставляли определенные материальные блага и привилегии. Сознательное отклонение от партийной линии влекло за собой исключение из Союза, лишение права публиковать свои произведения.

   Искусство, полностью подчиненное партийной цензуре , обязано было следовать одному художественному направлению – социалистическому реализму. Политическая суть этого метода заключалась в том, что писатели, художники и проч. обязаны  были отображать советскую жизнь не такой, какой она была на самом деле, а такой, какой она должна быть в общенациональном сознании.

   Строгий партийный диктат и всеобщая цензура не могли не оказать влияние на общий уровень массовой литературной продукции. Появляются произведения - однодневки, напоминающие скорее передовые статьи в газетах.

    Двадцатые годы были временем борьбы не на жизнь, а на смерть между двумя группировками в партии – Троцкого и Сталина. Сторонники Троцкого, особенно в первой половине 20-х годов, были исключительно сильны – в партии, в армии, в идеологии, в культуре. Они насаждали беспощадное отношение к деревне в целом, а к казачеству в особенности. Они утверждали, что индустриализацию можно осуществить будто бы только на капиталистический лад, в ущерб интересам подавляющего большинства крестьянства. Деревню они рассматривали как «колонии», как объект эксплуатации, предлагали усилить налоговый нажим на крестьян, повысить цены на промышленные товары. Партия изобличала этих врагов перед всей страной, показывая их истинное лицо. Так, в письме к Ян-скому И.В. Сталин писал: « Середняк хныкал и колебался между революцией и контрреволюцией, пока свергали буржуазию, пока власть Советов не была еще упрочнена, ввиду чего и приходилось его нейтрализовать. Середняк стал поворачивать к нам, когда стал убеждаться, что буржуазия свергнута «всерьез», что власть Советов упрочивается, кулака одолевают, Красная Армия начинает побеждать на гражданских фронтах. Именно после такого перелома стал возможен третий стратегический лозунг партии, данный Лениным на VIII съезде партии: опираясь на бедноту и устанавливая прочный союз с середняком – вперед за социалистическое строительство»1.

    Безусловно, что в этих условиях писать в 1925 году роман о казачестве, исполненный любви и боли за его судьбу и явившийся одной из самых высоких трагедий в мире, мог осмелиться только отчаянный человек. Для этого требовались убежденность и бесстрашие, свойственные молодости, но Шолохов знал, на что шел, еще в период «Донских рассказов».

   4. Позиция Шолохова – писателя.

    Массовый читатель знает Шолохова как романиста и зрелого художника. Между тем книга ранних произведений писателя, так мало знакомая нашему молодому поколению, воспроизводящая картины гражданской войны на Дону и отчасти жизнь казачьего хутора в первые годы советской власти, представляет значительный интерес как сборник художественно и познавательно ценных новелл.

Ознакомившись с юношескими литературными опытами Шолохова, читатель может увидеть, каким мировоззрением проникнуто творчество писателя уже в те ранние годы, какие темы привлекали его внимание, в каком направлении шло формирование его литературного языка, как развивалось его художественное мастерство. Идейное и художественное развитие Шолохова при переходе от рассказов к роману сказалось, в частности, на его понимании и оценке пути среднего крестьянства и революции. «Тихий Дон» – произведение чуждое и враждебное  пролетариату, поскольку роман «является знаменем», а его автор – «идеологом кулацкой части казачества и зарубежного дворянства» 2, - таков вердикт ультрарадикальной критики, вынесенный в 1929-1930 годах. Реальный образ

молодого Шолохова искажен как в традиционном шолоховедении, явно преувеличивавшем революционные заслуги  писателя в годы гражданской войны, так и « антишолоховедением», представлявшим молодого Шолохова этаким идеологическим монстром ( «юный продкомиссар»  , на всю жизнь зараженный 

«психологией продотрядов и ЧОНа» – Солженицын). Таким способом « антишолоховедение» пыталось посеять сомнения в душах читателей: разве мог вчерашний продкомиссар и чоновец, т.е. боец частей особого назначения, которые вели расправу с казачеством, написать «Тихий Дон»?

   Но Шолохов никогда не был комсомольцем, равно как не был ни продкомиссаром, лишь недолго был он бойцом продотряда. Да и дело даже не в этом. Поражает сама логика этих рассуждений. Следуя этой логике, Федор Абрамов, который в годы войны служил в СМЕРШе, или Василий Белов, который в молодости был секретарем райкома комсомола, не могли и помыслить о книгах, посвященных трагедии русской деревни, не могли воспринять эту трагедию как свою собственную.

   Известно, что чисто внешние биографические приметы мало что говорят о реальном внутреннем мире человека, о путях и законах его формирования, - особенно на таких крутых переломах истории, как революционные и послереволюционные годы. Нет спору, конечно, Шолохов с молодых лет был сторонником идеи социальной справедливости. Подобное миропонимание шло прежде всего от отца, человека, воспитанного на народнической традиции русской литературы ХIХ - начала ХХ века. Но мировидение человека – это живая мысль и творческий поиск, сомнения, размышления. Особенно если это – взгляды человека молодого, формирующегося, взыскивающего истину, правдоискателя по своей натуре. Именно таким правдоискателем был Шолохов. Самой высокой духовной ценностью для Шолохова было чувство любви к родине и ее народу, имеющему полное право на счастье. Но Шолохов не мог принять тех жестоких путей, которые были навязаны народу в борьбе за его счастье. Он не принимал стремление «выпрыгнуть» из истории, форсировать естественное течение исторического времени по принципу «цель оправдывает средства».

    « А что еще у нас могло получится после революции? – говорил он сыну. – Вот скажем: « Вся власть Советам». А кого в Советы? Кто конкретно и над кем должен властвовать? Думаешь, кто-то знал ответ? «Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов” – вот и все. Но это, мой милый, на плакатах хорошо. На стенку повесить да на митинги таскать. А ты с этим в хутор приди, к людям. Кто же от них будет депутатом? Да уж, конечно, не дед Щукарь и не Макар с Разметновым, которые и семьи-то собственной сложить не могут, в собственных куренях порядка не наведут. И в хозяйстве они ни черта не смыслят, потому как и не имели его никогда. Казаки им так и скажут: вы, мол, братцы, двум свиньям жрать не разделите, потому что больше одной у вас сроду не бывало, какие же вы для нас советчики?»[1]

   Самое примечательное в этих размышлениях Шолохова – его позиция: он со всей очевидностью был не на стороне таких бестолковых управляющих и с сочувствием относится к крепким, настоящим хозяевам, которых ликвидировали « как класс».

   О том, что на самом деле думал Шолохов о жизни, как он ее понимал, нельзя судить ни по его письмам, ни по его разговорам, где было много чисто внешнего,

условного, отвечающего тем правилам игры, без соблюдения которых человек в тех обстоятельствах просто не мог выжить. Эти правила соблюдали все – от Пастернака до Фадеева. О внутреннем состоянии Шолохова, трагическом настрое его души можно судить по эпизоду, рассказанному в воспоминаниях «Нечиновный казак» бывшим редактором газеты в Вешенской А. А. Давлятшиным, часто бывавшем в доме Шолохова: « Во время одного из застолий, без которых не обходилась ни одна встреча в доме писателя, когда мы все, да и  Шолохов, были крепко на взводе и не было единой нити в разговоре, он как-то без выраженного повода, негромко и не совсем внятно произнес «вешенский узник» применительно к себе. Думаю, что многие из гостей не услышали его, а услышанному – не придали значения. Но именно его слова точно током поразили. И с тех пор я не могу забыть позы Шолохова, с которой он произнес слова, по моему мнению, выразившие глубокую драму»[2].

   5. Правда о трагедии революции и гражданской войны в «Донских рассказах» и «Тихом Доне».

   а) Основной аспект Шолохова в оценке событий революции и гражданской войны.

   Шолохов в течение всей своей жизни оставался убежденным коммунистом по своим взглядам и идеалам. Одна из загадок «Тихого Дона» в том, что при всем жесточайшем трагизме этот роман оставался глубоко оптимистичным и убежденно советским произведением. Боль Шолохова связана отнюдь не с там, что к концу жизни он разочаровался в идеалах коммунизма. Он разочаровался в тех, кто стоял у власти и строил «светлое будущее» путем беспощадных преступлений против казаков.

  Но кто из большевиков бы согласился с Шолоховым в оценке революции и гражданской войны? Для них революция и гражданская война были эпохой, безусловно, героической. Трагедии народа большевики не слышали. Шолохов же осознал трагедию времени в 1919 году. Причем – это принципиально важно – Шолохов осознал трагедию революционной эпохи не извне, как ее враги, а изнутри, принадлежа ей. И не после смерти Сталина, как  большинство из нас, а задолго до того, в середине 20-х годов. Именно в эти годы был опубликован сборник  «Донские рассказы».

   б) Народ в «Донских рассказах»

    В центре сборника «Донских рассказов»  трагическая действительность Донского края , охваченного пламенем гражданской войны, и классовая борьба первых послевоенных лет, борьба не на жизнь, а на смерть, в которой рушились даже кровные, родственные связи и люди гибли «безобразно просто».

   В предисловии к сборнику А. Серафимович писал: «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы Шолохова. Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь – перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды. Чувство меры в острых моментах, и оттого они пронизывают. Огромное значение того, о чем рассказывает. Тонкий схватывающий глаз. Умение выбрать из многих признаков наихарактернейшие».[3]

    В центре рассказов – острый социальный конфликт, дающий возможность показать быт казачества, его семейный уклад, беспросветную нужду бедноты и жадность и бесчеловечность зажиточной казачьей верхушки. В сборник вошли

рассказы «Родинка», «Шибалково семя», «Председатель реввоенсовета республики», «Пастух», «Коловерть», «Алешкино сердце», «Двухмужняя», «Бахчевник». Большая часть из них связана с трагическими событиями на Дону в период гражданской войны и после ее окончания..

   Герой первого рассказа – «Родинка» - восемнадцатилетний казак Николай Кошевой, командир эскадрона. Тяжело сложилась его жизнь: в германскую войну без вести пропал отец, умерла мать. С малых лет Николай гнул спину на богатеев, батрачил, а затем ушел в отряд красных. Несмотря на юный возраст  Николая, его уважают в эскадроне за храбрость, выдержку и самоотверженность. «Плечист Николка, не по летам выглядит. Старят его глаза  в морщинках лучистых и спина сутулая по-стариковски. «Мальчишка ведь, пацаненок, куга зеленая, - говорят шутя в отряде, - а подыщи другого, кто сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира!»[4].

   Параллельно с изображением юного героя писатель рисует банду и ее атамана, пожилого казака: «Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы бычачьих  копыт. Боль,  чудная  и  непонятная,  точит  изнутри,  тошнотой  наливает

мускулы, и чувствует атаман: не забыть ее и не залить лихоманку никаким

самогоном»[5].

   Преследуя со своим эскадроном банду, отбился в бою Николай от своих и был убит атаманом шайки. Атаман снял с убитого бинокль, стал стаскивать сапоги и вдруг увидел у него родинку « с голубиное яйцо на левой ноге» и понял, что перед ним сын. « К груди прижимая, поцеловал атаман стынущие руки сына и, стиснув зубами запотевшую сталь маузера, выстрелил себе в рот…»[6].

   В рассказе изображается не просто трагическое столкновение отца с сыном и их гибель. Отец и сын – представители двух враждебных сторон. Если Николай избрал себе путь борьбы за новую жизнь, то отец его – путь грабежей и убийств. За Николаем и его друзьями – будущее, а шайка бандитов и ее атаман обречены на гибель, и поэтому не случаен эпилог с коршуном-стервятником, выклевывающим глаза у атамана.

  Рассказ «Председатель реввоенсовета республики» написан в форме сказа и ведется от имени казака Богатырева, бывшего бойца армии Буденного. Богатырев беспредельно предан народным интересам, страстно любит Советскую власть и готов за нее не жалеть своей жизни. В столкновении с бандитами Богатырев не теряет своего человеческого достоинства, выдерживает все издевательства, не склоняя головы.

   Как формируются в непрерывной борьбе стойкие, мужественные люди из мальчиков-подростков, почти детей, Шолохов показывает в рассказе «Алешкино сердце». Главный герой – четырнадцатилетний Алешка. Тяжело сложилась Алешкина судьба: умерла от голода мать, сестра, близок к гибели и сам Алешка. От голодной смерти его спасает политком Синицын и помогает понять, что перед бедняком Советская власть открыла путь к новой жизни. Поправившись, Алешка поступает в работники к деревенскому богатею Ивану Алексееву, который его нещадно эксплуатирует. Однажды Алешка, притворившись спящим, услышал, как приехавшие к Алексееву участники белых банд уговаривались с хозяином о разбойничьем налете на станицу. Алешка предупреждает Синицына, и банда встречает организованный отпор. В этом рассказе, как и во многих других, дается выразительная характеристика представителей двух лагерей: страдающих от голода бедняков – Алешки и его семьи – и наживающихся на народном горе богатеев – кулака Ивана Алексеева. Рассказ пронизан оптимизмом. Начинается он картиной засухи, страшного народного бедствия, а заканчивается описанием колосящихся хлебов: «За прогоном, за зеленой стеной шуршащих будыльев кукурузы, отцвело жито. Колос вспух и налился ядреным молочным зерном…»1.

     В центре другого рассказа Шолохова, «Коловерть», для которого также характерен острый, напряженный конфликт, бедняцкая казачья семья Крамсковых. Члены семьи, Пахомыч, его жена и их сыновья Игнат и Григорий, с радостью ожидают прихода красногвардейцев, надеясь получить землю. Бедноте, трудовому казачеству в рассказе противопоставлена зажиточная казацкая верхушка во главе с полковником Чернояровым и сыном Пахомыча офицером Михаилом. В самом начале мы  видим  столкновение  Пахомыча  с  полковником.   Нагруженная  лошадь

 Пахомыча остановилась, ожидая объезда ее тройкой полковника Черноярова. Но

полковник не только не объехал воз, но столкнул его в снег и отхлестал Пахомыча кнутом по лицу. С огромным сочувствием изображает молодой писатель страдания Пахомыча. Опрокинутый в снег воз, порванные постромки, обессилевшая лошадь, бьющаяся в снегу, и, наконец, устремленные вслед полковнику слезящиеся старческие глаза.

   Резко отрицательным является образ Михаила. Возвратившись домой, он холодно относится  к радости матери, обнимающей его после долгой разлуки. С первых дней между Михаилом и семьей растет отчужденность. Стесняется его отец, братья видят в нем врага. Поняв, что только с оружием в руках можно завоевать себе право на свободный труд на своей земле, Пахомыч, Игнат и Григорий решают пойти в Красную гвардию. Но при столкновении с белыми отряд, в котором служил Пахомыч со своими сыновьями, был разбит. Григорий погиб, а Пахомыч и Игнат попали в плен. Их судьба находится в руках Михаила, и он приказывает расстрелять отца и брата.  Для писателя-гуманиста Шолохова нет ничего противоестественней такой вражды.

    Ярким носителем социалистической идейности является молодой казак Шибалок из рассказа «Шибалково семя», чей образ бесспорно заключает в себе черты типичного героя того времени и предваряет многие характеры представителей народа в «Тихом Доне». Это человек, безраздельно преданный Советской  власти и общенародному делу. Его преданность определяет и личные чувства Шибалка, собственноручно казнившего любимую женщину, после того как узнал, что она предала его товарищей по отряду.

   В рассказе «Бахчевник» мы видим жестокую борьбу, раскалывающую семью. С одной стороны, отец, Анисим Петрович, принадлежащий к казачьей верхушке и назначенный комендантом при военно-полевом суде, с другой – мать и сыновья, Федор и Митька, вставшие на сторону  красных. Завязывается острый семейный конфликт.

   Главный герой рассказа – младший сын Анисима Петровича, Митька. С большой симпатией Шолохов раскрывает процесс формирования характера Митьки, прослеживает превращение его в стойкого и сознательного бойца за народное дело. В рассказе писатель умело  использует прием контраста. Поступки героев, бойцов за

новое, на стороне которых все симпатии автора, свидетельствуют об их высокой человечности и беспредельном героизме. Описания же их внешности в рассказе нет. Напротив, Анисим Петрович, готовый к убийству самых близких людей, если они

выступают против белых, рисуется и внешне отталкивающе неприятным. Вот каким видит его Митька: «У отца в бороде хлебные крошки и яичная скорлупа, из раззявленного рта стервотно разит спиртом, а где-то на донышке горла хрипит и рвется наружу застрявший кашель»[7]. Значительную идейную нагрузку в рассказе несет образ Дона. Он мрачен в момент казни красногвардейцев и совсем иной в конце рассказа, когда Митька с Федором переправлялись на сторону красных. Образ Дона в рассказах  Шолохова становится символом Родины. Он очеловечен – активно участвует в трагических столкновениях людей в битвах периода гражданской войны. Дон как символ жизни казачества и его напряженной борьбы за новое стан

идейным стержнем эпопеи «Тихий Дон».

       Рассказы  «Пастух» и «Двухмужняя» отражают более поздний этап жизни казачества, чем предшествующие произведения. Закончилась гражданская война. Разгромлены белые банды, но в станицах не утихла напряженная классовая борьба. Зажиточные казаки проникают в органы Советской власти и начинают душить бедноту, во всем ущемляя ее права. Очень часто происходят и вооруженные столкновения кулачества с трудовыми казаками. В схватках нередко гибнут те, к кому писатель относится с особой симпатией.

   Герои рассказа «Пастух», Григорий и Дуняшка Фроловы, - брат и сестра. Они круглые сироты: отец, чеботарь, умер, а матери они и совсем не помнят. Григорий и Дуняшка в изображении писателя не пришибленные и униженные дореволюционные бедняки. Григорий отлично понимает, что Советская власть защищает их интересы. У него есть определенная цель в жизни – поехать в город учиться. Он уже чувствует себя хозяином жизни. Высока и благородна цель, которую он решил достичь, получив образование: «… нам учиться надо, чтобы уметь управлять нашенской республикой. В городах, там власть рабочие держат, а у нас председатель станицы – кулак и по хуторам председатели – богатеи»[8]. Обо всех станичных неполадках  Григорий пишет в газету. Кулаки должны предстать перед судом. В припадке злости и отчаяния они учиняют жестокую расправу над Григорием. Он гибнет, но дело, которому он отдал свою жизнь, продолжает его сестра – она уходит в город учиться.

   Рассказ «Пастух» имеет большое значение в плане создания Шолоховым героического характера. Григорий и Дуняшка изображены не только как борцы с врагами трудового казачества, но и как строители новой жизни.

   Особое место среди ранних произведений Шолохова занимает рассказ «Двухмужняя». Действие рассказа происходит примерно в 1923-1924 годах. К этому времени на Дону установилась Советская власть и трудовое казачество уже строило новую жизнь. В рассказе показано, как формируются новая жизнь и человеческие отношения в организованном в селе Качалове трудовом коллективе. Качаловский коллектив наглядно демонстрирует казачеству, что труд сообща дает возможность всю жизнь повернуть на новый лад. Беднота каждый день пополняет коллектив, который собрал богатый урожай даже в голодный засушливый год.

   Идейное своеобразие рассказа заключается в том, что вопросы личной жизни в нем тесно связываются с проблемами жизни общественной.

   Главный герой рассказа Арсений Клюквин, бывший участник гражданской войны, все свои силы посвятил строительству новой жизни. Он передовой человек и в личных отношениях: Анна, женщина, которую он любит, становится не только его женой, но и единомышленницей. Именно в Анне Шолохов изображает черты новой женщины, показывая, что послереволюционная действительность вторгается в сферу личных отношений, коренным образом изменяя их. Растет сознание женщины не только до понимания своего места в семейной жизни, но и в жизни общественной.

  «Донские рассказы» открыли новую страницу в советской литературе. Этот небольшой сборник свидетельствует о самобытном таланте писателя, о тесной связи художника с судьбами народа. Рассказы лишены областнического характера. В жизни и борьбе донского казачества молодой писатель увидел и показал историю народа, прошедшего через горнило революции и гражданской войны и в большинстве своем вставшего в ряды строителей нового общества. Но никогда Шолохов не смог смириться с тем, что необходимость служить какой-либо идее требовала доказательности через жестокость по отношению даже к близким людям.      Не удивительно, что «Донские рассказы» отмечены огромной читательской любовью. Поэт С. Васильев в стихотворении «29 лет назад(сборник «Осенняя тетрадь») писал:         …Как сейчас, отлично помню

(Этот вечер мне запал

прямо в сердце!) :повезло мне –

в руки Шолохов попал.

Взял я книжку-невеличку

И хоть вымок и продрог,

Но от первой же странички

Оторвать глаза не мог.

Весь квартал кругом облазив

Выбрал я сухой подъезд

И все шесть «Донских рассказов»

Прочитал в один присест.

Вторгся в душу мне зеленый

Аромат донских степей,

Покорили волны Дона –

Хоть бери в ладонь и пей!

Верьте мне или не верьте,

Стой поры на вечный срок

В душу врос до самой смерти

Добрый шолоховский слог.

Как забудешь ты страницу,

Где вдруг встали пред тобой

Эти судьбы, эти лица

Над рекою голубой!..

   Рассказы Шолохова выражали уже особенности художественного мастерства, дающего возможность перейти к созданию таких крупных эпических полотен, как «Тихий Дон» и «Поднятая целина».

  в)История создания романа «Тихий Дон» 

    Роман-эпопея «Тихий Дон» - великое произведение и великая загадка ХХ века. К сожалению, первое часто опускается при упоминании имени автора, а вот страшный упрек в плагиате всплывает моментально. И увы, многие работы даже талантливых литературоведов посвящены не раскрытию своеобразия и образности языка шолоховского произведения (заслуживающих пристального внимания и изучения), а именно защите или обвинению автора «Тихого Дона». Однако вслед за одним из его глубоких почитателей , мы говорим: «…если, предположим, было совершенно литературное произведение, должны остаться хоть какие-то следы, какие-то доказательства  –   либо   косвенные,   либо   прямые,   как   говорят   криминалисты,

вещдоки. То есть рукописи»[9]( Лев Колодный).

    Первое упоминание о рукописи начальной книги «Тихого Дона»  относиться к 1927 году, когда  Шолохов, приезжая в Москву, читал своим друзьям в доме у Василия Кудашева некоторые главы романа: «…после чаепития начиналось самое главное, ради чего собрались. Шолохов, изредка попыхивая трубкой, читал нам первую книгу романа прямо с рукописи, написанной на листах линованной бумаги четким, почти каллиграфическим почерком. Мы слушали, очарованные родниковой свежестью языка, картинами и событиями, которые разворачивались в повествовании»[10](Михаил Величко). Недавно издан большой фотоальбом «Шолохов», где помещены двенадцать фотографий писателей, представленные в такой последовательности: Горький, Серафимович, Маяковский, Блок, Есенин, Бедный, Фурманов, Асеев, Тихонов…По всей вероятности, эти снимки классиков должны представлять литературное окружение молодого писателя, тех, кто как-то влиял на формирование его таланта. Однако достоверно известно, что все эти писатели и поэты, с творчеством которых он, безусловно, был знаком и восхищался, не входили в непосредственное литературное окружение Шолохова. С Горьким он познакомился лично только в 30-х годах, Серафимович узнал о существовании «Тихого Дона», только тогда, когда увидел на редакторском столе рукопись первой книги…

   У истоков эпопеи стояли совсем другие люди, именно их воспоминания особенно ценны. Это Василий Кудашев, Колосов, Шубин, Тришин, Величко, Сажин, Ряховский, Стальский, Молчанов… Их мало кто знает. Но именно они могли бы дать убедительные показания в пользу автора рукописи, прочитанной им в памятном 1927 году. Именно они были свидетелями только зарождавшегося замысла автора: «В 1925 году осенью стал было писать «Тихий Дон», но, после того как написал 3-4 печатных листа, бросил…Начал первоначально с 1927 года, с похода на Петроград генерала Корнилова. Через год взялся снова…»[11](М. Шолохов). Необходимо небольшое уточнение: первоначально замысел охватывал только корниловский мятеж и назывался «Донщина», однако объяснить причины неудачи восстания  без предыстории казачества действительно оказалось «не под силу» правдивому летописцу Шолохову: «Тришин, у которого были друзья, имевшие доступ к эмигрантской литературе, добывал ему книги казаков, изданные за границей, записки генералов и атаманов, дневники…в которых офицеры признавались в крахе белого движения, с уничтожающей критикой обрушивались на вождей Добровольческой армии, разоблачали их бездарность и корыстолюбие. Шолохов делился со своими друзьями замыслом романа, советовался, как справиться с бесчисленными трудностями»[12](Н. Стальский). Это, пожалуй, одно из самых важных свидетельств в защиту авторства Шолохова, ведь одним из основных доказательств-претензий было убеждение, что 23-летний писатель не мог овладеть самим материалом, положенным в основу «Тихого Дона».

   Тем не менее первая книга увидела свет на страницах журнала «Октябрь» в 1927 году(правда, для этого понадобилось вмешательство номинального редактора

журнала Серафимовича, который, хвала случаю, сумел распознать в книге на никого не интересующую в то время тему великого произведения).

   Немного позже, в 1928 году, с рукописью романа и его автором познакомиться и Евгения Григорьевна Левицкая – тогда библиограф издательства МК ВКП(б) «Московский рабочий». «Удивительный образный язык, меткие характеристики людей, как живые вставали их образы со страниц этой неожиданной рукописи. До глубокой ночи я не могла оторваться от чтения – пока не закончила всю рукопись»[13], - вспоминала она. Именно Левицкой было суждено стать верным другом и помощником  Шолохова на долгие годы,  именно  она первая встала на защиту молодого автора сразу после выхода в свет первой книги романа: «Боже мой, какая поднялась вакханалия клеветы и измышлений по поводу «Тихого Дона» и по адресу автора! С серьезными лицами, таинственно понижая голос, люди как будто бы «приличные» - писатели, критики, не говоря уже об обывательской публике, передавали «достоверные» истории : Шолохов, мол, украл рукопись у какого-то белого офицера – мать офицера, по одной версии, приходила в газ. «Правда» или ЦК, или в РАПП и просила защиты прав сына, написавшего такую замечательную книгу…Бедный автор, которому в 1928 году едва исполнилось 23 года! Сколько нужно было мужества, сколько уверенности в своей силе и в своем писательском таланте, чтобы стойко переносить все пошлости, все ехидные советы и «дружеские» указания «маститых» писателей»[14](Е. Г. Левицкая). Левицкая вычислила источник образования сплетен: первый камень в Шолохова бросил его же первый редактор Ф. Березовский. «Я старый писатель, но такой книги, как «Тихий Дон», не мог бы написать…», - утверждал он. Тучи над Шолоховым сгущались, и в группе уважаемых писателей (Серафимович, Фадеев, Ставский ) пришлось даже выступить с весьма резким письмом в редакцию.

   В 1928 году в журнале «Октябрь» печатается вторая книга «Тихого Дона», в которую вошли главы  отложенной когда-то «Донщины». Спешка с публикацией и «монтаж» старых заготовок, по мнению самого Шолохова, существенно снизили уровень письма. Кроме того, сознается автор Е. Г. Левицкой, во второй книге его «душит история». Именно это сомнение писателя отвечает обвинителям, кричащим о смене стиля романа: из-за того, что  «история душит», и становится повествование более публицистичным, менее образным. Стремясь к максимально возможной объективности, писатель включает в роман и многочисленные документы, подробные военные сводки (создающие полную картину происходящего), наряду с вымышленными персонажами вводит в действие реальные исторические лица. Можно ли, однако, за это обвинять Шолохова?

  Особенно драматичной оказалась судьба третьей книги романа. Это видно хотя бы из хроники ее публикации: 1929г., журнал «Октябрь», № 1-3; повествование доходит до главы ХII и после привычного «продолжение следует» вдруг обрывается – без всякого объяснения со стороны редакции; в 1930-1931 гг. появляются лишь отдельные отрывки из третьей книги, и только в 1932 году, три года спустя, «Октябрь»  без всяких объяснений возобновил публикацию романа, предварительно подвергнув его жесточайшей цензуре (были вырезаны главы, по мнению редакции журнала, крамольные). После угрозы Шолохова забрать роман совсем, некоторые главы были допечатаны, но в каком виде! Набранные очень мелким шрифтом в конце майского номера журнала несколько разрозненных кусков сопровождались невнятным объяснением, что все это выпало, мол, из публикации по вине типографских рабочих, нечаянно рассыпавших набор. Небывалый случай в журналистской практике!

   Что же произошло на самом деле? В центре повествования третьей книги – восстание казаков 1919 г. Оно, как было выяснено Шолоховым, оказалось белым пятном в истории гражданской войны. Как отмечал историк С. Н. Семанов, именно Шолохов первым дает самые точные и полные сведения об этом трагическом событии. Писатель использовал и личные воспоминания,  оказавшись невольным свидетелем этой трагедии. Помимо прочих творческих затруднений, вдруг возникают проблемы совсем «нелитературного» свойства.

   Редакция «Октября» торопит. Но автор «Тихого Дона» всецело отдается политическим проблемам своих земляков. К молодому писателю (24 года) приходят за советами «дяди», ходатаи, нередко пожилые казаки. Писатель погружается в проблемы коллективизации, а, как теперь принято говорить, «раскрестьянивания», болея душой за своих земляков, «мотается» по станицам, разбирается со всем на месте. Он пишет полное горечи письмо  Левицкой. Оно оказывается настолько важным, что та пересылает (немного снизив тон) копию Сталину. Набирающий силу вождь быстро реагирует на жесткие слова набирающего силу писателя о перегибах при хлебозаготовках. Однако, несмотря на внешне положительный отклик вождя, Шолохову это откровение все-таки повредило. Он получает письмо от А. Фадеева, который от лица РАППа «советует» писателю немедленно в третьей же книге сделать Григория Мелехова «нашим» ( «закон художественного произведения требует такого конца, иначе роман будет объективно реакционным»). Но он же при этом заявляет: «Ежели Григория помирить с Советской властью, то это будет фальшиво и неоправданно». А в конце письма добавляет: «Сделай его своим, иначе роман угроблен»[15]. В письме Левицкой, жалуясь на отрицательную атмосферу вокруг романа, вовсе не способствующую плодотворному творчеству, Шолохов пишет: «…Фадеев предлагает мне сделать такие изменения, которые для меня неприемлемы никак <...>Я предпочту лучше совсем не печатать, нежели делать это помимо своего желания, в ущерб роману и себе»[16]. Это письмо, кроме прочего, отметает еще одно обвинение против «лжеписателя»: некоторые литературоведы отмечали, что уж слишком легко соглашается Шолохов с редакционными переделками романа.

   И снова поднимается волна слухов вокруг авторства «Тихого Дона». Теперь уже называется и конкретный «автор» украденной рукописи – С. Голоушев. Поводом послужил выход книги «Реквием памяти Л. Андреева», в которой было опубликовано письмо-уведомление С. Голоушева, вспомнившего, что Леонид Андреев, будучи редактором, забраковал его…«Тихий Дон». Совпадение названий оказалось вполне достаточным, чтобы неудачные «путевые и бытовые наброски» переросли в двухтомное сочинение. Одновременно Шолохова обвинили и в пособничестве кулакам. Эти пока мелкие обвинения Шолохов рассеивает с легким недоумением: «Влияние мелкобуржуазной среды сказывается. Я это понимаю и пытаюсь бороться со стихией пацифизма, которая у меня проскальзывает… Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде. Промаха здесь вполне возможны»[17]. Это была уступка времени (не первая и не последняя в творческой судьбе писателя), так как не надо было быть автором «Тихого Дона», чтобы понять, что основной залп еще не прогремел.

    Однако несмотря ни на что работа над книгой продолжалась, Шолохов закончил ее в 1930 году, но тут возникли проблемы с печатанием. Чтобы «протолкнуть» роман, писатель обращается к самому Сталину. Решающей оказалась вторая встреча с вождем на даче у М. Горького. Шолохову удалось убедить вождя, что «Тихий Дон» - роман антибелогвардейский, так как заканчивается полным разгромом Добровольческой армии, и Сталин одной фразой подвел итог всему разговору: «Третью книгу  «Тихого Дона» печатать будем!» Таким образом была решена судьба третьей книги «Тихого Дона», о которой Шолохов сказал: «Кончил нелепо, на 6 части, не распутав и не развязав всех узлов…Меня очень прельщает мысль написать еще 4 книгу (благо из нее у меня имеется много кусков, написанных разновременно, под «настроение»), и я, наверное, напишу-таки ее зимою…»[18].

   Однако в полной мере планам писателя осуществится не было суждено. Обстановка в стране, на родной Донщине, да и вокруг самого автора «Тихого Дона» складывалась явно не в пользу литературной деятельности, кроме того, много времени отнимала новая работа(«Поднятая целина»). Наступает страшный 1933 год: «Район идет к катастрофе. Что будет весной, не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии. Писать бросил – не до этого»[19], - сообщает писатель секретарю Вешенского райкома партии П. Луговому. Шолохову приходится вступиться за родной Тихий Дон. Исчерпав все возможности на месте, он пишет письмо о перегибах «неумелых управителей» Сталину – «Письмо получил. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Назовите цифру. Сталин»[20]. И Шолохов пишет второе письмо, где сообщает нужные сведения. По его просьбе на Дон высылается комиссия, но одновременно Сталин направляет в Вешенскую письмо, где критикует писателя за якобы односторонний подход в оценке ситуации.

   Наступил 1934 год. После тяжелейшего 33-го трудности пятого года коллективизации казались мелочью. Именно теперь  Шолохов заканчивает четвертую книгу, но, как это бывало уже не раз в его творчестве, решает полностью ее переписать. Доделать окончательно, однако, смог ее лишь в 1939 году. На пороге был черный 1938 год, против Шолохова замыслили провокацию, причем как на месте, так и в Москве, в частности обиженный на некоторые главы «Тихого Дона» сотрудники наркома внутренних дел (упомянутый в романе в жестоких страницах о «расказачивании» комиссар Малкин стал влиятельным энквдешником). Петр Луговой вспоминал: «В октябре 1938 года я получил анонимку следующего содержания: «Я гражд. хутора Колундаевки Вешенского района арестован органами РО НКВД. При допросе на меня наставили наган и требовали написать показание о контрреволюционной деятельности писателя т. Шолохова». Такие же письма стал получать и сам Шолохов. Все это вынудило писателя бежать…в Москву. Вместе с ним был его старый друг Иван Погорелов, бывший разведчик, которого также пытались «завербовать» агенты НКВД. Он оказался весьма предусмотрительным.  Можно сказать, что благодаря ему Шолохов вышел «сухим из воды»: у Погорелова сохранился автограф с адресом, написанный вербовщиком.

    Самое удивительное, что в этой грозовой обстановке Шолохов, к тому времени избранный депутатом Верховного Совета СССР , активно заступается за несправедливо осужденных и задержанных: в 1937 году – добивается освобождения руководителей Вешенского района. В 38-м – хлопочет о судьбе И. Т. Клейменова (зятя Е. Г. Левицкой) и его жены.

    Естественно, что все эти события тормозили работу над романом, поэтому-то заключительная восьмая часть четвертой книги, так всеми ожидаемая, появилась только в 1940 году. Можно только представить себе, как огорошил финал романа «влиятельных читателей» , ожидающих, что в конечном счете он выльется в ликующую «сагу революции», явит приход Григория Мелехова к истинному большевизму, возвеличит и подкрепит партийную идею. Но «неожиданная» развязка романа-эпопеи разочаровала эти ожидания.

   На этом судьба «Тихого Дона», полная трагических нелепостей не заканчивается. В 1953 году выходит четырехтомник под редакцией К. Потапова,  внесшего в роман множество исправлений (ни одна предыдущая редакция и цензура не сможет сравниться с варварскими ножницами К.Потапова). Все произошло с молчаливого согласия автора. Однако это было время, когда отношения писателя с вождем и главным «критиком» окончательно испортились, а после выхода 12-го тома собрания сочинений И. В. Сталина, где содержалось критическое замечание по поводу описываемого в третьей книге Вешенского восстания, «Тихий Дон» вообще долгое время не переиздавали. Шолохову ничего не оставалось, как полностью довериться редактору, пойдя таким образом на уступки. Не искаженный цензорскими и редакторскими вмешательствами полный текст своего произведения Шолохов увидит напечатанный только в 1980 году в собрании сочинений – через пятьдесят лет после его написания и за четыре года до конца жизни.

   г) Трагедия гражданской войны в романе «Тихий Дон».

   Шолохов начал писать «Тихий Дон» в двадцатилетнем возрасте в 1925 году и завершил в 1940 году. Задумывалась книга как вполне традиционное для советской литературы повествование о жестокой борьбе за победу советской власти на Дону осенью 1917  – весной 1918 годов. Нечто подобное уже было в «Донских рассказах», составивших первую книгу писателя.

   Однако вскоре Шолохов отказался от первоначального замысла. И весь первый том его романа о другом: о жизни и быте донских казаков.

    Краткая, но энергичная завязка сообщает об истории рода Мелеховых с середины ХIХ века, когда после русско-турецкой войны Прокофий Мелехов привез в хутор жену-турчанку; любил ее, носил на руках на макушку кургана, где они оба «подолгу глядели в степь»; а когда над ней нависла угроза, защищал с шашкой в руках. Так с первых страниц появляются в романе гордые, способные на большие чувства , свободолюбивые люди, труженики и воины. В страшной сцене убийства Прокофием обидчика его жены выявляется и еще одна важная для писателя идея: защита рода, семьи, потомства. Вопреки традиции советских писателей 20-х годов изображать дореволюционную действительность цепью ужасов  откровенно любуется казачьей жизнью. Поэтические описания ловли рыбы сменяются рассказом о конных состязаниях, об игрищах. Многочисленные песни, в которых воплотились народные представления о жизненных ценностях, соединяются с поэтическим и одновременно не лишенном юмора рассказом об обряде сватовства. Но больше всего и подробнее всего описаны в романе эпизоды, рассказывающие о труде казаков. Только в первых двух главах писатель дважды рисует картины косьбы трав, жита; подробно опишет душевное состояние крестьянина на пахоте. Критики-современники обвинили писателя в идеализации прошлого. Самые же ретивые из недоброжелателей присвоили создателю «Тихого Дона» оскорбительное прозвище «подкулачника».

   Разумеется никакой идеализации в книге нет. «В каждом курене горько-сладкая жизнь», - говориться в романе. Писатель не скрывает склонности казаков к суеверию (жену Прокофия они заподозрили в ведьмачестве), и суровость их нравов (достаточно вспомнить предысторию Аксиньи). Позднее Шолохов скажет и об опасном чувстве исключительности, присущем многим казакам. И все же не в этом видит создатель «Тихого Дона» основополагающие качества казачества. Его привлекает эпос народной жизни, ее мудрое, здоровое крестьянское начало.

   Мирный труд, продолжение рода, единение человека с природой – вот те шолоховские идеалы, по которым, как по камертону, должна настраиваться история. Всякое отступление от этой веками налаженной жизни, от народного опыта грозит непредсказуемыми последствиями, может привести к трагедии народа, трагедии человека.

   ХХ век чреват такими катаклизмами. Которые нарушили музыку народной жизни. На это нацеливают оба эпиграфа романа. Один – о земле, засеянной казацкими головами, полной сиротами, о Доне, наводненном материнскими слезами. Другой – о помутившимся Тихом Доне. Подобно Пушкину, предварившему в «Медном всаднике» печальный рассказ величественной картины Петербурга, Шолохов предваряет свой роман описанием нормального человеческого бытия. Как и автор «Медного всадника», он мог бы сказать обо всем последующем: «Была ужасная пора, об ней свежо воспоминанье».

   Такой антитезой норме в  «Тихом Доне» война 1914 года: мирная сцена косьбы жита прерывается тревожным известием о мобилизации. Поэтические картины нелегкого, но дружного труда сменяются контрастным по тону зарисовками «визга, драки, гневного ржания»; спокойные домашние разговоры уступают место хаосу многоголосия. Да и в собственно авторских оценках и описаниях отчетливо сквозит неприятие войны. «Земля ахнула», «лицо земли взрывали», «хлеба топтала конница»,  неубранные «колосья скорбно шуршали», «великое разрушение и мерзостная пустота» - вот те далеко не все авторские описания начала войны. «Безрадостно дикая» жизнь порождает жестокость и безумие(сцены грабежа и избиения еврея, изнасилования Франи), тоску и недоумение. Обесценивается человеческая жизнь. Смерть у Шолохова никогда не эстетизируется. Она отвратительна – и поэтому полна натуралистических подробностей, ярким подтверждением чему служит эпизод смерти Егора Жаркова, и рассказ об убитых офицерах и отравленном газом солдате. « Цвет казачий покинул курени и гибнул там в смерти, во вшах, в ужасе».

   Война, по Шолохову, разлагает души людей, убивает в них человеческое. «Я, Петро, уморился душой, - говорит Григорий Мелехов брату… - Будто под мельничными жерновами побывал, перемяли они меня и выплюнули». «Гниль и недоумение комкают душу» не одному Григорию. Все чаще вспоминают казаки родные степи, в песнях изливают тоску по Дону и по родной земле.

   Но и там на Дону жизнь разладилась. Не раз скажет писатель о плаче жен и матерей по погибшим на войне. И даже солнце у него станет «по-вдовьему обескровленным». Долгое отсутствие мужиков приводит к развалу хозяйства, к тоске и страданиям одних жалмерок, прямому разврату других. «В эти годы, - пишет Шолохов, - шла жизнь на сбыв – как полая вода на Дону».

    Вот почему с симпатией описывает художник мирную встречу казака Валета и немецкого солдата (ч.IV гл. III), противопоставляя ее бессмысленной бойне,  описанной в той же главе. Вот почему одобряет он отказ казаков вмешаться в петроградские события 17-го года и их уход на Дон.

   Однако радость мирной жизни омрачается воспоминаниями об убитых и не вернувшихся. В эпическое повествование вливается лирический голос автора. В нем страдание и одновременно философское напоминание о краткости земного бытия, о необходимости сохранения жизни: «И сколько ни будут простоволосые казачки выбегать на проулки и глядеть из-под ладоней – не дождаться милых сердцу! Сколько ни будет из опухших и выцветших глаз ручьиться слезы – не замыть тоски! Сколько ни голосить в дни годовщины и поминок – не донесет восточный ветер криков их до Галиции и Восточной Пруссии, до осевших холмиков братских могил!.. Травой зарастают могилы, - давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших, - время залижет и кровяную боль и память тех, кто не дождался родимых и не дождется, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы…»[21]. Со словами великой скорби и сочувствия писатель прямо обращается к одной из вдов: «Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы, кусай свои в кровь искусанные губы, ломай изуродованные работой руки и бейся на земле у порога пустого куреня! Нет у твоего куреня больше хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих – отца, и помни, что никто не приласкает тебя, ни твоих сирот, никто не избавит тебя от непосильной работы и нищеты, никто не прижмет к груди твою голову ночью…»[22]

    Лирический монолог этот переходит в эпическое описание послевоенного затишья, чтобы вновь завершиться скорбным голосом автора: «Вернувшись с фронта казаки  не чуяли, что у порогов куреней караулят их горшие беды и тяготы,

 чем те, которые приходилось переносить на пережитой войне»[23].

   Название этому несчастью – гражданская война.

   Вину за начало междоусобной бойни Шолохов-публицист возлагает на Корнилова (ч.IV гл.XVIII). Однако Шолохов-художник решает эту проблему значительно сложнее и глубже.

   В романе настойчиво подчеркивается, что рядовые казаки, изголодавшиеся по земле, по труду, наслаждавшиеся незатейливым семейным счастьем, войны не хотели. Мысль народную, как это часто бывает у Шолохова, выражают эпизодические персонажи. Так, Яков Подкова, провожающий делегатов на съезд фронтовиков, напутствует их, как подчеркивает писатель, «давно заготовленной в уме (т.е. выношенной. – Авт.) фразой: «На съезде постарайтесь, чтобы было без войны дело. Охотников не найдется». О том же «вымученными, шершавыми фразами» говорит уже на самом съезде безымянный делегат 44-го полка: «Обойтиться нам без кровавой войны…Чтоб покончилось оно все тихо-благо».

   Но это нормальное желание несовместимо с политическим экстремизмом борющихся партий. Шолохов прямо подчеркивает, что у генерала Каледина «было много торжественного» с председателем Военно-революционного комитета Подтелковым. В IX – XII главах пятой части Шолохов мастерски показывает, что все их речи, «уверенные», полные «зрелой силой», - игра. Каждая сторона, произнося правильные слова, стремится выиграть время и овладеть обстановкой. В период мирных переговоров начинается наступление Чернецова, а разумное желание Голубова и Мелехова не проливать кровь пленных казаков наталкивается на безрассудную жестокость Подтелкова, расстрелявшего и порубившего офицеров. (Натурализм этого эпизода, как всегда в «Тихом Доне», свидетельствует о неприятии писателем крови.)

    Композиционным принципом построения пятой – седьмой частей романа становится антитеза: мирная трудовая жизнь, круговорот природы, любовь – война, смерть, жестокость воюющих сторон. Описания грубого разгона красными Малого войскового круга – так или иначе, но избранного казаками и отражающего их мнения; крутые суды и расправы ревтрибуналов, расстреливающих простых казаков; сцены бесчинства разложившихся красногвардейцев в хуторах и станицах соседствуют с рассказами о работе военно-полевых судов войска Донского, о расстрелах и розгах, о порубанных с особой жестокостью красных.

   Мастерски показывает писатель трагедию разрушения единства народа. Не имеют друг к другу особых претензий и вполне мирно общаются простые казаки – победители и пленные. Тем более страшно завершатся эта глава: списком казненных. Столь же страшным и бессмысленным окажется список расстрелянных заложников хутора Татарского в главе XXIV шестой части романа.

   Жестокость вызывает ответную жестокость. Все натуралистичнее становятся сцены убийств. В них участвуют уже и мирные жители. Особенно страшна сцена убийства Дарьей своего кума Ивана Алексеевича Котлярова. Злоба и месть распространяются на семьи воюющих, на стариков и детей. Отвратительны садистские наклонности палача Митьки Коршунова, вырезавшего всю семью Кошевых. Но не менее гнусны и «подвиги» самого Кошевого, убившего деда Гришаку и спалившего множество домов своих врагов. «Они одной цены, что, скажем, свояк Митька Коршунов, что Михаил Кошевой», - справедливо считает Григорий Мелехов. «Все мы душегубы», - оправдывается Кошевой. И в его словах самая большая трагедия гражданской войны.

    Однако  - и в этом проявляется вера художника в добрые чувства народа – растет и противоположная тенденция. Ее выразителями в романе выступают в первую очередь женщины, матери. «Замирения» требует мать троих казаков. «Чисто побесились люди, - отчитывает Григория старуха. – Вам, окаянным, сладость из ружьев палить да на кониках красоваться, а матерям-то как? Ихних сынов-то убивают, ай нет? Войны какие-то придумали…»

    Ей в другом месте романа вторит «высокая черноглазая старуха, со следами строгой иконописной красоты на увядшем лице: - И небось у каждого из вас мать есть, и небось как вспомнит про сына, что он на войне гибнет, так слезьми и обольется… Блеснув не поздоровавшегося Григория желтыми белками, она вдруг злобно сказала: - И таких цветков ты, ваше благородие, на смерть водишь? На войне губишь?»

   Сердобольные бабы не одобряют убийств пленных. Величественная и дородная старуха, мать троих убитых казаков, спасает чернявенького красноармейца, а в ответ на его благодарность заявляет: «Не мне кланяйся, Богу святому! Не я одна такая-то, все мы, матери, добрые. Жалко вас, окаянных, до смерти!». В простых словах этой казачки неизбывная вера в добро, в то, что сегодня называется христианскими и общечеловеческими ценностями.

    Не только персонажи, но и сам писатель не приемлет смерть, утверждает неповторимость человеческой жизни и ее значимость безотносительность к тому, в каком политическом стане оказался человек. Именно об этом лирический монолог автора о гибнущих на гражданской войне сыновьях и их матерях. «Чем бы не жить дома, не кохаться? – говорит Шолохов об уходящих на защиту Дона от коммунистов молодых казаках. – А вот надо идти навстречу смерти…И идут». Когда тело убитого казака привезут домой, «встретит его мать, всплеснув руками, и долго будет голосить по мертвому, рвать из седой головы космы седых волос. А потом, когда похоронят,…станет , состарившаяся, пригнутая к земле материнским неусыпным горем, ходить в церковь, поминая своего «убиенного» Ванюшу или Семушку». Таким же сочувствием проникнут рассказ писателя теперь уже к уральскому пареньку, погибшему «за Советскую власть, за коммунизм» на Дону. «И где-либо в Московской или Вятской губернии…горючей тоской оденется материнское сердце, слезами изойдут тусклые глаза, и каждодневно, всегда, до смерти будет вспоминать того, которого некогда носила в утробе, родила в крови и бабьих муках».

   Проклятьем войне вообще, гражданской в частности, звучат завершающие строки авторского лирического отступления: «Шла полусотня дезертировавшей с фронта…пехоты. Шла по песчаным разливам бурунов, по сиявшему малиновому красноталу…Заходили время пахать, боронить, сеять; земля кликала к себе, звала неустанно день и ночь, а тут надо было воевать, гибнуть на чужих хуторах…»

   «Земля звала» - эти слова повторяются в эпопее с завидным постоянством, утверждая приоритет жизни над смертью, созидания над разрушением.

   Даже Лагутин и Подтелков накануне своей гибели увлеклись картиной мирной жизни – игрой бычка и коровы. Даже Кошевой потянулся было к хозяйству (увы, ненадолго). Об окончании войны мечтает и начальник штаба повстанцев Копылов, и когда-то непримиримые казаки, и молодые казаки. «Не хватит кровицу-то наземь цедить», - высказывает всеобщее мнение Прохор Зыков.

   Народную правду выражает в восьмой, заключительной части романа старик Чумаков: «Вы все свои люди и никак промеж собой не столкуетесь. Ну, мыслимо ли это дело: русские, православные люди сцепились между собой, и удержу нет…Пора кончать».

   Гибель белого движения на Дону писатель прямо связывает с изменением политики советской власти по отношению к казачеству. Казаку дали возможность трудиться на земле, налаживать быт, растить детей. И хотя нет в лавках обещанных товаров, хотя существует недовольство продразверсткой, восстания больше не будет. И дело не столько в репрессиях (казаков до смерти не напугаешь), сколько в том, что, как говорит Прохор Зыков, «наголодался народ по мирной жизни,…пашут и сеют, как, скажи каждый сто годов прожить собирается!». «Казаки нас не дюже привечают», - вынужден признать глава банды Фомин после неудавшейся попытки поднять народ. «Погибели на вас нет», - пришлось услышать ему от казачки-вдовы. Бегут из банды и рядовые казаки.

   После всех волнений, завихрений, катаклизмов утихает Тихий Дон, возвращается в спокойное, величественное течение жизни, он принимает на себя всю ее тяжесть. Страшное противоречие между вечным, эпическим – и временным, преходящим придает его жизни трагический и одновременно героический характер, делает любимым героем читателей многих поколений, в том или иной мере тоже ощущающих себя в этом потоке. Эпических героев в мировой литературе не так уж много: Одиссей, Христос, Гамлет, Лир, Дон Кихот, Фауст, Болконский, Безухов, князь Мышкин. К ним, бесспорно, относится и Григорий Мелехов.

   В критике до сих пор не прекращаются споры о сущности трагедии Григория Мелехова. На первых порах преобладало мнение, что это трагедия отщепенца. Он, мол, пошел против народа и потому растерял все человеческие черты, стал одиноким волком, зверем. Здесь все неверно. Отщепенец не вызывает сочувствия – над судьбой Григория плакали даже те, кто в рядах Красной Армии громил белое движение и беспощадно расправлялся с реальными Мелеховыми. Да и не стал Григорий зверем, не потерял способности чувствовать, страдать, не потерял желание жить.

   Недалеко ушли от сторонников теории отщепенства и те, кто объяснял трагедию Мелехова заблуждением. Здесь было верно то, что Григорий, согласно этой теории, нес в себе многие черты русского национального характера, русского крестьянства. Далее начиналась эквилибристика цитатами. Крестьянин по Ленину (статья о Л. Толстом), наполовину – собственник, наполовину – труженик, ему свойственно колебаться. Вот и Григорий колебался, но в конце концов заблудился. Его надо поэтому и осудить (не выбрал правильный путь), и пожалеть (погиб талантливый незаурядный человек). Всякий знакомый с романом легко заметит, что Григорий путается не из-за того, что он собственник, а из-за того, что в каждой из воюющих сторон не находит абсолютной нравственной правды, к которой он стремится с присущим русским людям максимализмом.

   С первых страниц Григорий изображается в повседневной созидательной жизни: на рыбалке, с конем у водопоя, в любви , несколько позже – в сценах крестьянского труда. «Ноги его уверенно топтали землю», - подчеркивает автор. В Григории необычайно ярко проявляется личностное начало, русский нравственный максимализм с его желанием дойти до сути, не останавливается на половине, не мирится ни с какими нарушениями естественного хода жизни.

   Женитьба на нелюбимой, эта едва ли не единственная уступка Григория ложному «порядку жизни», не смогла заставить его отказаться от самого себя, от естественного чувства. Даже брату не простил Григорий насмешку над своей любовью: чуть не убил Петра вилами. Невозможность подчиниться догматическим «правилам», насилующим жизнь, заставила Гришку бросить хозяйство, землю, уйти с Аксиньей в имение Лестницких конюхом. Так, показывает М. Шолохов, социальная жизнь нарушила ход жизни естественной. Так впервые герой оторвался от земли, от истоков. «Легкая сытая жизнь, - утверждает писатель, - его портила. Он обленился, растолстел, выглядел старше своих лет». Но слишком крепко в Григории народное начало, чтобы не сохраниться в его душе. И стоило Мелехову во время охоты оказаться на своей земле, как весь азарт погони за волком пропал, а в душе встрепенулось вечное, главное чувство.

    Эта пропасть между стремлением человека к созиданию и разрушительными тенденциями эпохи расширилась и углубилась на первой мировой войне. Верный долгу и своей активной натуре, Григорий не может не отдаваться целиком бою. Он взял в плен трех немцев, сообщает Шолохов, отбил у врага батарею, спас офицера и своего соперника Степана Астахова. Свидетельства его мужества – четыре Георгиевских креста и четыре медали, офицерское звание. Но чем больше он углубляется в военные действия, тем больше тянет его к земле, к труду. Во сне он видит степь. Сердцем он с любимой и далекой женщиной. А душу его гложет совесть: «Знал, что трудно ему, целуя ребенка, открыто глянуть в ясные глаза; знал Григорий, какой ценой заплатил за полный бант крестов и производство» в офицеры.

   Революция вернула Мелехова к земле, к любимой, к семье, к детям. И он всей душой встал на сторону нового строя. Но та же революция своей жестокостью с казаками, своей несправедливостью к пленным, да и к самому Григорию вновь толкнула его на тропу войны. То ли авторской проницательной подсказкой, то ли потаенной внутренней мыслью самого персонажа звучат слова: «Отдохнуть бы Григорию, отоспаться! А потом ходить по мягкой пахотной борозде плугарем, посвистывать на быков, слушать журавлиный голубой трубный клич, ласково снимать со щек наносное серебро паутины и неотрывно пить винный запах осенней, поднятой плугом земли».

   Усталость и озлобление ведут героя к жестокости, высшим проявлением которой становится натуралистическая сцена убийства Мелеховым матросов. Именно после нее Григорий катается по земле, в «чудовищном просветлении» осознавая, что далеко ушел от ого, для чего был рожден и за что сражался.

   «Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый», - признается Григорий.

   Вступившись со всей присущей ему энергией за интересы рядовых тружеников и потому став одним из руководителей Вешенского восстания, Григорий убеждается, что оно не принесло ожидаемых результатов: от белого движения казаки страдают так же, как до этого страдали от красных. Мир не пришел на Дон, зато возвратились офицеры- дворяне, презиравшие рядового казака и мечтающие о новых походах. Не за разжалование с полковничьей должности оскорбился Григорий, а за хамское отношение к нему и ему подобным отношение генерала Фицхелаурова, за возврат всего, что унижало казака-крестьянина. Не может пережить русский человек Григорий Мелехов и приход на его землю высокомерных иностранных оккупантов. Впрочем, чуждо ему и чувство национальной исключительности: с глубоким уважением Григорий относится к англичанину-механику с трудовыми мозолями на руках. Свой отказ от эвакуации за море Мелехов предваряет утверждением о России: «Какая бы ни была мать, а она родней чужой».

   И вновь спасением для Мелехова становится возврат к земле, к Аксинье и – что очень важно – к детям, любовь которых возбудила в нем ответное чувство. Насилие вызывает в нем отвращение, и он то отпускает из тюрьмы родственников красных казаков, то загоняет до смерти лошадь, чтобы успеть спасти от гибели Ивана Алексеевича и Мишку Кошевого.

   Критики давно отметили, что, перейдя к красным в последние годы гражданской войны, Григорий стал, по словам Прохора Зыкова, «веселый и гладкий». Но осталось незамеченным то немаловажное для писателя обстоятельство, что полк Мелехова не сражался со своими, а находился на польском фронте.

   Идеал Григория подробно очерчен писателем в заключительной, восьмой части эпопеи: «Он ехал домой, чтобы в конце концов взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей…Григорий с наслаждением мечтал о том, как снимет дома шинель и сапоги, обуется в просторные чирики, по казачьему обычаю заправит шаровары в белые шерстяные чулки и, накинув на теплую куртку домотканый зипун, поедет в поле. Хорошо бы взяться руками за чапиги и пойти по влажной борозде за плугом. Жадно вбирая ноздрями сырой и пресный запах взрыхленной земли, горький аромат порезанной лемехом травы».

   Однако и этой мечте Григория не суждено было сбыться. Михаил Кошевой, этот фанатик революционного насилия, спровоцировал Григория на побег из дома, от детей, Аксиньи. Он вынужден прятаться по хуторам, примкнуть к банде Фомина. Жажда жизни, столь сильная в Мелехове, не может заставить его добровольно идти под расстрел, а отсутствие другого выхода гонит на явно неправое дело. Шолохов передает это раздвоение героя, заставив Григория сперва любоваться цветущим тюльпаном, «сохранившем в складках радужные капли росы», а затем что во время движения конницы Фомина, к которой принадлежит и сам Григорий, «срезанные лошадиными копытами, во все стороны летели, словно крупные капли крови, пунцовые головки тюльпанов. Григорий…посмотрел на эти красные брызги и закрыл глаза. У него почему-то закружилась голова и знакомая острая боль подступила к сердцу».

   Все, что осталось у Григория к концу романа, - это дети, земля-матушка и любовь Аксиньи. Но и это немногое еще уходит с гибелью любимой женщины. «Черное небо и ослепительно сияющий диск солнца» - эта поразительно точная в психологической насыщенности деталь – характеризуют силу чувства Григория и степень ощущения им потери. «Все отняла у него, все порушила безжалостная смерть,  - пишет  Шолохов. – Остались только дети. Но сам он все еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь  его представляла какую-то ценность для него и для других».

   В этой тяге к жизни нет личного спасения Григория (не зря писатель подчеркивает, что Мелехов попрощался с Аксиньей, «твердо веря в то, что расстаются они ненадолго»), но есть утверждение идеала жизни. В финале романа, когда оживает жизнь, Григорий бросил в воду винтовку, наган, патроны, вытер руки, «перешел Дон по синему <...> мартовскому льду, крупно зашагал к дому…Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына…».

   Критика долго и много спорила о дальнейшей судьбе Мелехова. Советские литературоведы утверждали, что теперь Григорий вольется в социалистическую жизнь. Западные критики дружно твердили, что на следующий день мятежный казак будет арестован, а затем казнен. Шолохов своим открытым финалом оставил возможность для обоих путей. Да этого и не имеет принципиального значения, ибо в финале романа утверждается то, что составляет суть гуманистической философии главного героя романа, автора, народа, человечества в ХХ веке: «под холодным солнцем» сияет огромный мир, продолжается жизнь, воплощенная в символической картине ребенка на руках у отца.

   Характеризуя свой замысел образа главного героя «Тихого Дона», Шолохов писал: «Я хотел рассказать об обаянии человека в Григории Мелехове, но мне это до конца не удалось». Не удалось. Как нам представляется, не из-за отсутствия мастерства (писатель отлично понимал, какого масштаба фигуру он создал), а из-за того, что в нем человеческий дух поднимался до вершин совершенства и опускался до глубин отчаяния и опустошения. Путь Григория Мелехова к идеалу истинной жизни – это трагический путь обретений, ошибок и потерь, который был пройден всем русским народом в ХХ веке.

   Некоторые вопросы, жажда определиться в событиях, сменяющихся не просто драматическими сомнениями, лихорадочным самоосуждением, потерей своего места в жизни – чаще всего они кончаются бегством от сложнейших вопросов истории, бегством в свою «хату с краю», к труду и радости, семье и дому. В сущности, многие моменты жизни Григория в романе – это сплошные «побеги» от оставшихся непосильными его разуму событий, уходы, трагичные для него и его близких. Шолохов видел в этих колебаниях героя не просто личную слабость. 

    Гибнут или теряют смысл жизни намного раньше Григория и бесславнее его все те, кто самоуверенно возвещал, что «середки нет», что вся Россия лишь два ожесточенных лагеря. Так погиб после работы ЧК, после расстрельных ночей тот же Бунчук. Мужественно гибнут Штокман и Котляров, убежденные большевики, но и они так и не обрели полной свободы понимания смысла событий, так и не заглянули вперед, хотя бы в ближайшее будущее. И лишь Григорий вплоть до финальных сцен романа сохраняет способность, пусть интуитивную, различения добра и зла.

    Он, с точки зрения Штокмана и Кошевого, «самый опасный», самый контрреволюционный, за которым вечно следует тень недоверия, подозрительности. Он может быть, куда более последовательный гуманист, нежели самые убежденные представители обоих враждующих лагерей. Отсюда его метания. Его неудобство и для тех и для других. Отсюда же трагизм его судьбы, судьбы русского мужика, оказавшегося на стыке двух противоборствующих непримиримых сил.

   Если Григорий Мелехов воплотил в себе трагическую судьбу русского мужика, то национальный образ русской женщины воссоздан писателем в двух наиболее типичных ипостасях: Ильиничне и Наталье, с одной стороны, и Аксинье – с другой.

   Ильиничну и Наталью объединяет мудрое спокойствие хранительниц семейного очага, продолжательниц рода, глубоко запрятанная способность к напряженной духовной жизни. Впервые описывая «дюже красивую» Наташу, Шолохов отметит ее смелые серые глаза, смущенную и сдержанную улыбку, бесхитростный правдивый взгляд и – что будет не раз подчеркнуто в дальнейшем – «большие, раздавленные работой» руки. С годами Наталья слегка раздается, как и положено матери двоих детей, но автор, рассматривает ее глазами Григория, вновь подчеркивает ладность, степенность ее фигуры и «широкую рабочую спину». В дом Мелеховых Наталья вошла сразу, покорив Ильиничну своим трудолюбием (чего не было у другой невестки – Дарьи). Впрочем, и сама Ильинична обладает теми же, что и Наталья, качествами. Великая труженица и хлопотунья, она. Несмотря на возраст, сохраняет «дородный стан», не ходит, а «гусыней плывет» по дому и по двору. «Мудрая и мужественная старуха», как охарактеризовал ее писатель на одной из страниц романа, в минуту откровения признается Наталье, что ей немало выпало от мужа (и бил он ее чуть не до смерти, и изменял), но она сохранила верность долгу, семье, детям, не возроптала.

   Долготерпение и однолюбие отличают и Наталью. Русская стеснительность и целомудрие не позволили ей даже поцеловаться с любимым до свадьбы. Ее отношения с мужем в первый год после свадьба писатель сравнивает со звездным займищем, со снегом – так холодна и медлительна ее любовь, так глубоко скрыты ее чувства. И лишь с рождением детей она стала увереннее, «расцвела и похорошела диковинно», лицо «радостно зарумянилось», и любовь ее стала согревающей. Великое чувство любви к мужу, «взволнованную радость» от общения с ним пронесла Наталья через всю жизнь, вызывая этим зависть легкомысленной Дарьи и приязнь Ильиничны и Дуняшки. Болезнь и последующее выздоровление довершили процесс ее становления. Теперь мир раскрылся перед ней во всей своей красоте и во всем чуде, и сама она раскрылась ему так, что ее «огромные глаза лучились сияющей трепетной теплотой, как будто после родов».

   Любовь к мужу а художественном мире М. Шолохова неразрывна с материнством. Характерно, что если а Ягодном Наталья, увидев дочку Аксиньи и Григория, признала свое поражение, то, сама став матерью, она защищает своих детей, свой род всеми доступными средствами. «Всю жизнь вбивала в детей»[24], - с похвалой скажет Шолохов о Наталье.

   Великое чувство материнства заложено и в Ильиничне, до последнего своего дня ждавшего младшего сына, ежедневно готовившего на его долю еду (вдруг приедет), ежедневно выходившей встречать его за околицу.

   Чувство материнской  любви заставляет обеих женщин осудить насилие и жестокость. «Ты Бога-то…Бога, сынок, не забывай! – напутствует мать сына. – Слухом пользовались мы, что ты каких-то матросов порубил…Господи! Да ты, Гришенька, опамятуйся! У тебя ить вон, гля, какие дети растут, и у энтих, загубленных тобой, тоже небось детки поостались… Ты ить тоже не заговоренный, и на твою шею шашка лихого человека найдется». Сурово осуждает Ильинична за убийство Дарью. По этой же причине отказывает от дома супостату-убийце Митьке Коршунову. Существенно, что и Наталья после убийства Митькой семьи Кошевых говорит: «Я за брата не стою».

   Сердце русской женщины-матери столь отходчиво, что Ильинична, ненавидя убийцу своего старшего сына Митьку Кошевого, порой испытывает и к нему материнскую жалость, то посылая ему дерюжку, чтобы не мерз, то штопая одежду. Ненависть настолько чужда Ильиничне, что она единственный раз разгневалась на Невестку именно за то, что та призвала небесные кары на голову мужа-изменника. И не просто разгневалась, но и заставила Наталью покаяться.

    Урок не прошел даром. И умирающая Наталья по воле писателя и в полном соответствии с особенностями своей натуры «простила Григорию все…и вспоминала о нем до последней минуты».

    В этой удивительно мягкой  и доброй натуре, подчеркивает Шолохов, вместе с тем существовала внутренняя гордость и способность к самым глубоким чувствам. Подобно тому, как «твердая старуха» Ильинична «слезинки не выронила», узнав о смерти мужа, а лишь замкнулась в себе, переживая трагедию, Наталья «ни слова упрека» не бросила Григорию, узнав о его поведении в походе, а лишь сурово молчала. О силе переживания Натальи, о ее гордости говорят не слова, а поступки: в первый раз попытка самоубийства, во второй – нежелание не любимой Григорием иметь от него ребенка.

   Почти полная противоположность Наталье – Аксинья. Если корни Натальи уходят к фольклорной Василисе Премудрой, к Домострою и пушкинской Татьяне Лариной, то характер Аксиньи близок героиням Достоевского. Она – воплощение порыва, непосредственной жизни, протеста. Как отмечал один из шолоховедов, В. Васильев, Наталья оттеняет созидательные патриархальные устои Григория, Аксинья – его стремление к изменению жизни, его неуспокоенность и максимализм.

   Шолохов ценит а Аксинье цельность чувства, активное стремление к счастью. В романе не раз подчеркивается, что любовь Аксиньи не разврат, она «больше, чем позорная связь», она глубокое чувство, бросающее вызов родовым понятиям, утверждающее личную свободу человека. Любовь к Гришке, как говорит сама Аксинья, - это и ее месть за жизнь в заточении у Степана, за высушенное сердце. Неистовство любви Аксиньи подчеркивается в романе тем, что почти все сцены свидания происходят на фоне буйно цветущей природы ( у Дона, в хлебном поле, в степи). Вместе с тем до определенного момента писатель показывает, что в Аксиньином поиске индивидуального счастья есть и нечто недостойное. В описании губ Аксиньи, ее красоты, ее глаз то и дело появляется эпитет «порочные».

   Эпитет этот исчезает, когда Аксинья становится матерью, вновь появляется, когда она, сама потеряв ребенка, уводит Григория от жены и детей, и полностью исчезает в конце романа. Именно теперь Аксинья думает не о себе, а о Григории, проникаясь к нему «почти материнской нежностью». Она пригревает Мишатку, на почве любви к Григорию сближается с Ильиничной, а после смерти Натальи не только заботится о ее детях, но и сподабливается того, что они начинают называть ее мамой. Дети и любовь – последнее, о чем услышит и герой, и читатель из уст Аксиньи.

   Итак, к концу романа герои пройдут свой путь «хождения по мукам», разрушится курень Мелеховых, опустеют дворы Астаховых, Коршуновых, и еще не известно, как сложится дальнейшая жизнь Дуняшки Мелеховой с Мишкой Кошевым. Испытания, несчастья и смерти не обошли никого из героев эпопеи.

  И все же жизнь продолжается. При всем своем трагизме романа он не оставляет в душе читателя чувства обреченности. Один из секретов такого финала уже назывался: появление ребенка.

   Другой – особая функция природы в романе.

   Шолоховский пейзаж не только характеризует внутренний мир героев, что типично для всей реалистической литературы и не является индивидуальным открытием «ТихогоДона», хотя и используется им сполна и мастерски. Пейзаж эпопеи – и в этом новаторство Шолохова – составляет особый сюжет-символ жизни.

   Уже название романа многозначно и символично.

   Первое слово заглавия можно трактовать как «величественный». Но можно увидеть в нем и символ: лишь внешне покоен и тих Дон-батюшка – на самом деле река, подобно человеческой истории, полна бурных перекатов, стержней, водоворотов. Не случайно одно из любимых выражений писателя, встречающееся во многих главах, - «стремя Тихого Дона».

   Часто это сочетание дополняется эпитетом: «текучее стремя», что тоже переводит жизнь героев романа в символ « жизни-реки», воссоздает динамику истории. Не случайно у древних бытовало выражение, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды (вода уже новая). С другой стороны, это все та же река, с тем же истоком, берегами, названием. А это значит, что, как бы ни менялась жизнь, есть в ней что-то вечное, стабильное, бессмертное. Не случайно Шолохов , завершая вторую книгу романа, не ограничился рассказом о смерти Валета, не поставил точку после описания часовни на могиле убитого, а дал картину возрождающейся жизни, соединив ее с предыдущим текстом словами «и еще»: «И еще в мае бились возле часовни стрепета, выбили в голубом полынке точок, примяли возле зеленый разлив зреющего пырея: бились за самку, за право на жизнь, на любовь, на размножение. А спустя немного тут же возле часовни, под кочкой, под лохматым покровом старюки-полыни, положила самка стрепета девять дымчато-синих крапленых яиц и села на них, грея их теплом своего тела, защищая глянцево оперенным  крылом»[25].

  Мудрое величие степи вызывает (пусть ненадолго) даже у фанатичного Мишки Кошевого умиротворенность, желание жить «первобытной растительной жизнью».

   Девять лет (с весны 1912-го по весну 1921-го) длится основное действие романа. Как в калейдоскопе, меняются исторические события; движутся судьбы персонажей, но каждый год разливается Дон, цветет степь, осуществляется солнцеворот, приходят и уходят холода, растет и убывает месяц. Никогда не повторяясь дословно, шолоховские описания смены времен года настойчиво возвращают читателя к мысли о круговороте жизни, о ее повторяемости и неиссякаемой вечности.

   В этой слиянности народа, природы и судеб отдельных людей особое место принадлежит образу степи, идущему от народного представления о степи-матушке, кормилице, политой потом и кровью живущих на ней людей. Образ этот, как и образ Дона-батюшки, несет идею вечности, обновления и стабильности.

   Война, которая принесла людям столько горя, не обошла и Шолохова. «Гражданская война, она, брат помимо всего прочего, тем пакостна, что ни победы,

ни победивших в ней не бывает…»  -  говорил Шолохов сыну. Он рассказал ему, как

воевали по разные стороны баррикад четыре его двоюродных брата – трое, Иван,

Александр и Владимир, за белых, а четвертый Валентин, за красных, как гонялись они по родным буграм друг за другом. «Выбьют  красные белых с хутора, один брат в дом, к матери: « Сейчас всыплем этой контре!», через день – белые таким же макаром: « Был Валька, подлюка? Ну, попадет он мне…». «А мать уже об печь головой бьется… И так не раз, не два – двенадцать раз из рук в руки переходила»[26].

  Как видим, беды гражданской войны на Дону для Шолохова не абстракция, но горький личный опыт, который плугом прошел и через их большую семью. Трое двоюродных братьев Шолохова - Иван, Владимир, Валентин Сергины - погибли  в   гражданскую войну. Он рос вместе с ними на хуторе Кружилине, куда сестра А. М. Шолохова, Ольга Михайловна Сергина, переехала после смерти мужа со своими четырьмя детьми и поселилась в одном курене с Шолоховым. Гибель братьев не могла глубоко не затронуть писателя. Но гражданская война, которая принесла людям столько горя и бед, не кончилась, по мысли писателя, и в 1920 году. После

«замирения прибрели потом к своим разбитым куреням да порушенным селениям

все, кто уцелел. И победители, и побежденные…». И началась мирная жизнь: «Из ворот в ворота живут, из одного колодца воду пьют, по скольку раз глаза друг другу мозолят… каково? Хватает воображения? Тут, по-моему, и самого небогатого хватит, что мороз по коже продрал…»

  Этот раскол, который принесла война, продолжался долгие годы, питая взаимную ненависть и подозрительность: « Час от часу подозреньице растет; подозренье растет – страх все сильнее; страх подрос, а подозренье, глядь, уже и в уверенность выросло. Остается лишь в «дело» оформить эту подозрительную уверенность, которую тебе нашептала твоя «революционная бдительность», на собственном страхе да на ненависти замешанная. И так -  каждый хутор. Все города и веси». Отсюда, из 1919 года, Шолохов ведет и многие преступления времени культа личности. «А коллективизация? А 33-й год? А дальше? Когда там по вашим учебникам война закончилась? В 20-м? Нет, милый мой, она и сейчас идет. Средства только иные. И не думай, что скоро кончится. Потому что до сих пор у нас, что ни мероприятие – то по команде, что ни команда – то для людей, мягко сказать, обиды…» [27]

  Эта характеристика   Шолохова времени революции и гражданской войны на

самом исходе его жизни помогает лучше и глубже понять смысл «Тихого Дона», глубины этого великого произведения. Горькие слова Шолохова о разломе жизни

народа, определившем его беды и страдания на многие десятилетия, выявляют самую суть «Тихого Дона», звавшего народ к национальному единству. Главным своим притеснителем, главным виновником бед и страданий народа, геноцида по отношению к казачеству Шолохов считал не саму революцию как таковую, а ее конкретное воплощение на юге России, которое принес троцкизм. По его убеждению, исток трагедии казачества и личной судьбы Г. Мелехова не в революции, а в ее антигуманной троцкистской практике.

   Роман «Тихий Дон» вошел в мировую литературу как русский национальный вклад в изображение судьбы человечества и личности в ХХ веке. Это страстный призыв великого художника к людям мира сохранить общечеловеческие ценности, отказаться от войн и насилия, утвердить самоценность человеческой жизни, ее слиянность с народным бытием. Роман утверждает русскую идею всеединства жизни и ее победы над смертью.

 6. Трагедия казачества в период коллективизации на Дону в романе «Поднятая целина».

   Но гражданская война стала не последним потрясением крестьянства. В России его судьба всегда была трудной, действительность ХХ века поставила крестьян в жестокие условия. После окончания гражданской войны сбылась, казалось, мечта о собственной земле. Власть пришла под лозунгом «Земля – крестьянам». Почти все пахотные земли оказались в пользовании общин и были разделены между семьями по числу едоков. В период непа крестьяне стали собираться в кооперативы, результат своего труда они вместе продавали государству. В этом власти усмотрели возврат к капитализму. Во второй половине 20-х годов  крестьян стали облагать все более тяжелыми налогами. В поэме Твардовского «Страна Муравия» автор так описывает, за что крестьянин должен платить налог:

«За каждый стог,

Что в поле метал,

За каждый рог,  

Что в хлеву держал,

За каждый воз,

Что с поля привез,

За кошачий хвост,

За собачий хвост,

За тень от избы,

За дым из трубы,

За свет и за мрак,

И за просто, и за так…»[28]

Эти экономические меры крестьяне согласны были терпеть, надеясь что их государство не тронет. Но молодому социалистическому государству нужны были сельхозпродукты, хлеб, но крестьянин готов был отдать это только взамен на промышленные товары, которых у государства не было, их нужно было еще создать, а для этого нужен хлеб для рабочих и солдат. В 1928 году политика по отношению к крестьянам стала более жестокой. От непомерных налогов власти перешли к изъятию излишек хлеба у крестьян, обыскам и арестам. Реакция крестьянства была следующей: перестали в прежнем объеме засевать землю, чтобы не сдавать излишки, повсеместно начался голод. В 1928  году противовесом свободной кооперации явилась политика коллективизации, объединении в колхозы, которые не имели бы самостоятельности в распределении доходов и были бы под контролем у государства. В 1928 началась «сплошная коллективизация». Общинное пользование землей упразднялось, вместо общины создавались колхозы, где земля и скот были общими. Весь или почти весь урожай забирало государство. Колхознику оставляли небольшой участок земли под сад и огород, а также корову, птицу и мелкий скот.

   Для проведения коллективизации и создания колхозов в деревню было послано 25 тысяч городских активистов. Они действовали под лозунгом: «Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти, а с врагами нужно вести беспощадную борьбу». Врагами Советской власти прежде всего стали кулаки, самые зажиточные крестьяне, которым было что терять, отдавая свое имущество в колхоз. В те годы считалось, что для того чтобы выпрямить нужно перегнуть, 1929 год – год «сплошной коллективизации», Сталин назвал «годом великого перелома»[29]. Сегодня можно сказать, что это был год перелома хребта крестьянству. А 3 декабря 1929 года была провозглашена новая политика – политика «ликвидации кулачества как класса». На  вопрос можно ли принимать кулака в колхоз, Сталин ответил: «Конечно нельзя, так как он является заклятым врагом колхозного движения»[30] . И началось уничтожение кулаков. Так пишет об этом А.И. Солженицын: «…уничтожено 15 миллионов душ. Конечно не образованных, не умевших играть на скрипке, не узнавших, кто такой Мейерхольд или как интересно заниматься атомной физикой…Уничтожен становой хребет   русского  народа… Никто   до  сих  пор  даже  точно   не   знает   количество

погибших. Они до сих пор не оплаканы нами. Впрочем, себя подобало бы нам

 оплакивать: мы без них – другой народ, наша земля без них – другая земля».[31]

   В 1931 году Михаил Шолохов оставляет на время работу над «Тихим Доном» и принимается за роман о коллективизации, потом он назовет его «Поднятая целина».

   Сюжет романа переносит нас на Дон, на хутор Гремячий Лог, куда одновременно приезжают участники и идеологи будущего конфликта: один, Половцев, ночью, как волк, потому что он белогвардеец, другой, бывший путиловский рабочий и красный моряк Давыдов, - днем, открыто. Половцев хочет втянуть казаков в Союз борьбы за освобождение Дона, Давыдов, как двадцатипятитысячник должен собрать всех в колхоз, поприжав покрепче кулака. После приезда вожаков стремительно разворачивается сюжетное действие с его основными «узлами»: первым собранием бедняков, принявшим решение раскулачить «богатеньких», сценой раскулачивания Гаева, Лапшинова и прочих, раздачей имущества беднякам, вторым собранием гремячевцев по созданию колхоза, драматическим «бабьим бунтом», сценой пахоты, когда Давыдов сумел организовать социалистическое соревнование бригад. Массовые сцены – художественная особенность нового, советского романа социалистического реализма. Что хотел сказать художник таким построением сюжета? «Течет» народная масса, выявляя свое заинтересованное отношение к новым идеям, стало быть, народ – хозяин и творец истории. Так ли это?

   Половцев сразу взял в оборот местного агронома и крепкого хозяина Якова Лукича Островнова. «Страшно мне на такое дело идтить… не невольте сразу, господин есаул», - признается Островнов в ответ на предложение Половцева перейти на его сторону, потому что он хлебороб и все его интересы вокруг земли.

    Давыдов сразу начал подзадоривать бедняков: «Кулак гноит хлеб в земле». И жалобные голоса незамедлительно откликнулись: добро богатых отдать в колхоз. И уже раздался призыв: «Кулаков громить идите!»

   «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла, ничего, что у ближнего твоего» (Библия, «Исход», гл. ХХ). Нарушение этого закона человеком обнаруживает в нем зависть, толкающую на преступление.

   Раскулачивание начинает самый вроде бы безобидный и робкий дед Щукарь: « Не терпится». Люди еще живут в доме середняка Титка Бородина, а Нагульнов уже планирует: «Дом этот под правление колхоза». У Фрола Рваного командует Демка Ушаков: «Уничтожаем себя как класс». Давыдов обвиняет Разметнова в слабости и мягкотелости при конфискации имущества у многодетного Гаева: «Они нас жалели? – вот его аргумент. – Враги плакали от слез наших детей?» Имущество отобрали, и детей поделили «наших» и «не наших». Нагульнов, «не остывший» от военных баталий, словно клятву дает: «Да я …тысячи станови зараз дедов, детишек, баб…Я их из пулемета всех порешу». Давыдов вторит ему: «Выслать …на Соловки…Работать будут – кормить будем».

   Философ Иван Ильин в книге «Путь духовного обновления» пишет о неприкосновенности частной собственности, в которой проявляются «естественные, инстинктивные, духовные» свойства человека, а значит, ее надо «принять, признать, оградить». Ильин считает, что иногда человек сводит свои потребности в частной собственности к минимуму либо из-за лени и беспечности, либо ради высшего духовного сосредоточения (индийские йоги, христианские аскеты), но чаще частновладельцем движут иные мотивы: «он не только «поливает потом» свою землю и дорабатывается до утомления, до боли, до ран на теле; он творчески заботиться о своем деле, вчувствуется в него воображением, изобретается, вдохновляется, напрягается волею, радуется, огорчается, болеет сердцем»[32].

   Действительно, называя землю «матушкой», пахарь не только любит ее, но тоскует без нее; садовник не просто «копается в саду», но «творчески чует жизнь своих цветов и деревьев»; человек, строя дом, «устраивает себе лично-интимный уголок на земле, свой священный очаг». А вместе они «как бы продолжают дело Божьего миротворения», и их хозяйственный труд имеет, по Ильину, религиозный смысл.

   Но Ильин знал также, что частная собственность может разбудить в человеке, «богатеющем не от Бога»,  болезненную страсть стяжательства, алчности, вседозволенности в отношении к природным богатствам и другим людям, зависть, тщеславие.

   И поэтому, утверждая, что только духовно воспитанный человек может сделать свою частную собственность источником цветущего социального благосостояния  и судьбы каждого из нас, ибо духовно развитый человек не допустит, чтобы чужие дети голодали, а сосед спивался от крайней нужды, - он умеет любить и совершенствовать свои земные дела по Богу.

   Такое отступление от анализа романа понадобилось с одной целью – понять происшедшее в Гремячем Логу с позиции духовных, непреложных для освобождения человека от звериных инстинктов, ведущих к междоусобицам и драмам. Вернемся к роману «Поднятая целина», повествующему о создании колхоза. Все заинтересованы, равнодушных не было. Мужик в лисьем треухе предложил собрать бедняков в  один колхоз, середняков – в другой, а лодырей – на выселки. Николай Люшня убежден: «колхоз – дело добровольное, хочешь иди, хочешь – со стороны гляди», то есть на свободу выбора. Доводы Кондрата Майданникова, середняка, привлекают, но не убеждают. Он верно назвал причины незащищенности единоличного хозяйства – и засуха, и проливные дожди, и неурожай, и свалившаяся вдруг на работников хворость, и смерть хозяина. Он серьезен и обстоятелен, этот человек, который, трепеща, принимал у своей коровы маленького, дрожащего бычка, растил, как ребенка, а теперь, голосуя за колхоз, отдавал свою «худобу» в чужие руки, возможно ленивые и равнодушные. Правда Кондрате трогает нас, ибо его трудовые мозоли, любовь к родному наделу, животине свидетельствует о глубокой укорененности в жизни и понятном каждому страхе за будущее. Предпосылки трагедии уже обозначены в итогах собрания. «Ты нас не силуй», - прозвучал голос одного из многих. «Таких, как ты, всех угробим», - пообещал коммунист Давыдов, выполнявший задание партии.

Жизнь в Гремячем Логу встала как «норовистый конь перед препятствием»: кто-то

сводил на общий баз свою скотину, кто-то убивал коров и телушек, объедаясь до болезни мясом, кто-то приходил на конюшню покормить своего коня. Брожение усилилось, когда стало известно, что соседи из другого колхоза претендуют на часть семенного фонда. Мужики готовы были развязать новую гражданскую войну: «Ярские приехали забирать семфонд!», а в ответ: «Вас в Соловки надо сажать, собаки на сене!», «Наел мурло, разуйте его бабы!», «Ключи давай! Распущай колхоз!» - кричали своему же односельчанину Разметнову. Страшные по свирепости и жестокости сцены! К счастью, Давыдов смог на время приостановить конфликт: поверили бабы, что бессребреник Давыдов о будущем счастье Федоток печется.

   В драматических коллизиях романа раскрываются характеры интересные, самобытные, описанные ярко, пластично, с мягким юмором. Не может читатель не сочувствовать Давыдову с его широтой души и внутренней правдивостью, ставшему, однако, носителем командно-административной системы и заложником ее. Не может не горевать над неустроенностью жизни, несогретостью Нагульнова, верящего в мировую революцию и готового за нее жизнь отдать.

   Значение романа «Поднятая целина» бесспорно: и в мало-мальски правдивом изображении деревни 30-х годов на фоне парадной советской литературы, и в том, что Шолохов, по существу, открыл своим романом «деревенскую прозу» нового века.

 7. Заключение

   Шолохов в своих произведениях  показал всему миру, что путь народа в революции, гражданской войне и коллективизации был сложным, напряженным, трагичным. Уничтожение «старого мира» было связано с крушением вековых народных традиций, православия, разрушением церквей, отказом от нравственных заповедей, которые внушались людям с детских лет. При вручении Нобелевской премии за роман «Тихий Дон» Шолохов говорил о величии исторического пути русского народа и о том, «чтобы всем, что написал и напишу, отдать поклон этому народу-труженику, народу-строителю, народу-герою».