Проблемы соотношения реформ и революций в отечественной и мировой истории
План
Введение……………………………………………………..... 2 – 3
1. Теория вопроса…………………………………………3 – 9
2. Реформы и революции в политической и исторической практике государства Российского……………………10 – 18
Заключение………………………………………………………… 19
Библиографический список………………………………………. 20
Введение
В своей работе я бы хотела остановиться на ряде теоретических вопросов соотношения реформы и революции в отечественной и мировой истории.
Классический марксизм, как известно, является революционной теорией, теорией революционного преобразования и обновления общества. В связи с этим возникает вопрос, а остаются ли в силе марксистские положения о революциях как закономерном акте исторического процесса, основном рычаге решения общественных противоречий и двигателе социального прогресса, о социальных реформах как побочном продукте революционной борьбы? Оправдано ли альтернативное противопоставление в теории и исторической практике революции и реформы? По-прежнему ли общество и власть привержены марксистскому постулату о революциях как празднике угнетенных и эксплуатируемых масс, а реформы – лишь вынужденная и менее желательная форма общественного преобразования?
Революции сплошь и рядом выступают как расплата общества за запаздывание с проведением назревших реформ. Между тем не кто иной, как В.И. Ленин, считал, что после Октябрьской революции в связи с переходом к нэпу, т.е. мирному социалистическому строительству, реформаторская политика становится основным методом действия Советской власти. Но советский, же социализм отторг реформы почти сразу после смерти Ленина. Позже многочисленные попытки реформ в период хрущевской «оттепели», в начале брежневской застойной эры и в последующие периоды существования и распада СССР, либо заканчивались крахом, либо пробуксовывали.
Все эти немаловажные проблемы я попыталась освятить в своем реферате.
1. Теория вопроса
Революция (от позднелат. revolutio поворот, переворот, превращение, обращение) — глобальное качественное изменение в развитии природы, общества или познания, сопряжённое с открытым разрывом с предыдущим состоянием.
Первоначально термин revolution употреблялся в астрологии и алхимии. В научный язык вошел из названия книги Николая Коперника «О вращениях небесных сфер» (1543). Различают революции в природе (например, геологическая революция), в развитии общества, в том числе экономическом (неолитическая революция, научно-техническая революция, промышленная революция, культурная революция, «зелёная революция», сексуальная революция, демографическая революция, «революция растущих потребностей») и политическом (социальная революция, политическая революция), в науке (революции в физике, философии, космологии, биологии, медицине).
Томасом С. Куном введён в обращение термин «научная революция» (в книге «Структура научных революций», 1963, русский перевод 1977).
Иногда «революциями» традиционно называют те или иные социально-политические явления, которые, строго говоря, не носят революционного характера. Например, государственный переворот, приведший к замене на английском престоле династии Стюартов династией Оранских-Нассау («Славная революция» 1688—1689 годов); политику модернизации Ирана при шахе Мохаммеде Реза Пехлеви («белая революция») или кампанию Мао Цзэдуна по ликвидации своих конкурентов в структурах КПК сверху донизу в 1966—1976 годах («Великая пролетарская культурная революция»).
Революцию как качественный скачок в развитии, разрыв постепенности отличают и от эволюции, где развитие происходит постепенно, и от реформы, в ходе которой производится изменение какой-либо части социальной, политической и т. п. сферы, без затрагивания существующих основ системы.
В исторической науке, социальной философии и политологии революции делятся на социальные и политические. Социальные революции приводят к смене одного социально-экономического строя другим, а политические революции — к замене одного политического режима другим, без изменения строя.
Поскольку за два прошлых столетия революции обрели особую значимость для мировой истории, неудивительно, что существуют разнообразные теории, старающиеся их объяснить. Наибольшее внимание этим вопросам традиционно уделял и уделяет марксизм. «Маркс жил в эпоху, когда революции еще не совершались во имя его идей, хотя он предполагал, что его воззрения могут быть использованы не только для анализа условий революционных изменений, но и в качестве средств, способствующих таким изменениям. Марксовы идеи, что бы ни говорили об их внутренней обоснованности, имели огромное влияние на общественные перемены, произошедшие в XX столетии».[1] Теория Маркса говорит нам о существовании в любом стабильном обществе так называемых противоречий. Это противоречия между экономической структурой, общественными отношениями и политической системой. Но поскольку производительные силы изменяются, противоречия нарастают, приводя к открытому столкновению между классами и, в конечном счете – к революции.
Кроме К.Маркса к проблемам революции обращались такие ученые как, например Джеймс Дэвис, он задавался вопросом, почему происходят революции? Им была предложена одна из версий того, почему революция стала относительно обыкновенным явлением. Дэвис указывает, что мы находим несчетное множество исторических периодов, когда люди жили в ужасающей бедности или подвергались чрезвычайно сильному гнету, но не выступали с протестом. Постоянная бедность или лишения не делают людей революционерами; обычно они выдерживают такие условия со смирением или немым отчаяньем. С большей точностью революции могут произойти, когда есть улучшения в условиях жизни людей. Таким образом, протест и, в конечном счете, революция, по мнению Дэвиса, возможны при некотором улучшении в условиях жизни людей.
Согласно теории Чарльза Тилли, социальные движения, как и революции, возникают тогда, когда люди не имеют институционализированных средств для того, чтобы их голос был услышан, или тогда, когда их нужды прямо подавляются государственными властями.
В марксистской традиции введено разделение на буржуазные революции и социалистические. Примером буржуазных революций является Нидерландская революция XVI века, Английская революция XVII века, Первая американская революция (она же — Война за независимость американских колоний), Великая французская революция, революции 1848—1849 годов в Европе (в Германии, Австрии, Италии, Венгрии и т. д.). Буржуазная революция в отдельных случаях может носить характер «революции сверху» («Славная революция» в Англии в 1688 - 1689 годах, «Революция Мэйдзи» в Японии в 1867—1868 годах, «эпоха реформ» 1860-х годов при Александре II в России), однако «революции сверху», как проводящиеся самими правящими классами и слоями, носят, как правило, незавершённый характер.
Если буржуазная революция приводит к замене феодализма капитализмом в экономике не до конца или не ликвидирует при этом феодальный политический режим, это обычно влечет за собой возникновение буржуазно-демократических революций, смыслом которых является приведение политической надстройки в соответствие с экономическим базисом. Примерами таких революций являются революции 1848 и 1871 годов во Франции, Вторая американская революция (Война Севера с Югом), Революция 1905 года и Февральская революция 1917 года в России, Синьхайская революция 1911 года и Революция 1924—1927 годов в Китае, революции 1918 года в Германии и в Австро-Венгрии, Кемалистская революция 1918—1922 годов в Турции, Революция 1931—1939 годов в Испании, Исламская революция 1979 года в Иране и т. п.
Социалистическая революция приводит к переходу от капитализма к социализму. Сталинистская традиция такой революцией считает Октябрьскую революцию 1917 года в России, народно-демократические революции 1940-х годов в Восточной Европе, Китайскую революцию 1949 года, Кубинскую революцию 1959 года и т. д. Однако целый ряд направлений в марксизме (каутскианство, неомарксизм, рэтекоммунизм, Франкфуртская школа, фрейдо-марксизм, марксистский экзистенциализм, школа «Праксиса», меньшинство в троцкизме (сторонники Тони Клиффа) и др., а в Восточной Европе — отдельные теоретики, например, Рудольф Баро, Иштван Месарош, Юрий Семёнов, Александр Тарасов, Борис Кагарлицкий) отрицает социалистический характер этих революций.
Известны также национально-освободительные революции, в ходе которых те или иные страны освобождаются от колониальной, полуколониальной или иной иностранной (национальной) зависимости. Примерами таких революций являются Нидерландская революция XVI века, Первая американская революция, войны за независимость в Латинской Америке в XIX веке, Филиппинская революция 1896—1898 годов, Августовская революция 1945 года во Вьетнаме, Июльская революция 1952 года в Египте, Иракская революция 1958 года, Алжирская революция и т. д. Однако в этих революциях национально-освободительный характер является внешним выражением классового характера революций — буржуазных, буржуазно-демократических или социалистических.
Проблема «бархатных революций»
«Бархатные революции» в странах Восточной Европы (и в Монголии), в ходе которых в 1989—1991 годах были ликвидированы политические режимы советского типа, представляют собой определенную методологическую проблему. С одной стороны, поскольку в результате этих «бархатных революций» произошла смена общественно-политического строя, они полностью удовлетворяют определению революции. С другой стороны, они часто осуществлялись с участием правящих элит этих стран (номенклатурой), которые в результате усилили свои позиции (присоединив к власти также и собственность), а революции не осуществляются правящими классами и слоями, наоборот, они приводят к тому, что дореволюционные правящие классы и слои утрачивают власть и собственность. Кроме того, революции не приводят к воссозданию положения, существовавшего до предыдущей революции (в случае «бархатных революций» — восстановлению капитализма). Обычно такие изменения именуются не «революцией», а «реакцией» или «реставрацией».
Поэтому неудивительно, что в левых кругах (за исключением части анархистов и социал-демократов) «бархатные революции» рассматриваются как контрреволюции.
Одно из объяснений этого парадокса предлагает Александр Тарасов, который в работе «Национальный революционный процесс: внутренние закономерности и этапы» разработал схему обязательных этапов революций буржуазного и советского типа. В соответствии с этой схемой «бархатные революции» (так же как и события августа 1991 года в СССР) являются лишь одним из этапов революционного процесса. Сталинские (и постсталинские) режимы советского типа Тарасов квалифицирует как термидорианские, то есть «контрреволюционные режимы в революционных одеждах», которые закономерно сменяются режимами Директории («режимы контрреволюционной демократии»). Таким образом, «бархатные революции» являются следующей стадией нисходящего этапа революции, переходом от термидорианских режимов к директориальным. Тарасов указывает, что со времен Великой Французской революции подобного рода перевороты, в ходе которых один этап революционного процесса сменяет другой, часто именуются их участниками «революциями».
«Цветные революции»
В конце XX — начале XXI века возникла тенденция называть в средствах массовой информации «революциями» любые смены политического режима или даже только правительства. Так, приход к власти в Прибалтике в 1989—1991 годах «народных фронтов» был назван «поющими революциями», отстранение от власти президента Шеварднадзе в Грузии в 2003 году — «розовой революцией» («революцией роз»), отстранение от власти президента Кучмы на Украине в 2004 году — «оранжевой революцией» и т. д. Подобное использование термина «революция» девальвирует его содержание и серьезными историками, социальными философами и политологами не принимается.
Реформа (франц. réforme, от лат. reformo - преобразовываю), преобразование, изменение, переустройство какой-либо стороны общественной жизни (порядков, институтов, учреждений), не уничтожающее основ существующей социальной структуры. Реформа, это особая форма революционного процесса, если понимать революцию как разрешение противоречия, прежде всего между производительными силами (содержание) и производственными отношениями (форма). В реформе можно видеть как разрушительный, так и созидательный процесс. Разрушительный характер реформ проявляется в том, что с точки зрения революционных сил уступки в виде реформ, проводимых правящим классом, "подтачивают" позиции последнего. А это, как известно, может подтолкнуть правящий класс к насильственным действиям, чтобы сохранить свое господство в неизменном виде (а революционные силы - к ответным действиям). В результате этого подготовка качественных изменений в социальном организме консервируется, а то и прерывается.
С формальной точки зрения, под реформой подразумевается нововведение любого содержания. Однако в политической практике и политической теории реформой обычно называют более или менее прогрессивное преобразование, известный шаг к лучшему. Существенное отличие реформы от революции – в поэтапности изменений, наличии промежуточных звеньев в преобразовательном процессе. Реформы являются целенаправленным процессом, но мера управляемости здесь зависит от соблюдения некоторых требований:
1. реформы не должны попирать человеческую природу, противоречить инстинктам людей;
2. их проведению должно предшествовать предварительное исследование условий преобразований;
3. следует проверять намечаемые меры в малом масштабе перемен, переходить к большему масштабу лишь при наличии позитивных результатов в малом;
4. реформы должны проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами.[2]
Созидательный характер реформ проявляется в том, что они подготавливают новые качественные изменения, способствуют мирному переходу к новому качественному состоянию общества, мирной форме протекания революционного процесса - революции. Недооценивая значение реформ в прогрессивном преобразовании общества, мы приуменьшаем роль формы в развитии содержания, что само по себе не диалектично. Реформы как таковые не меняют фундамент старого общественного строя.
2. Реформы и революции в политической и исторической практике государства Российского.
Быстрое крушение идеологии и практики социализма в конце 80-х - начале 90-х годов XX века породило множество толкований и объяснений причин краха СССР. Условно все теоретические оценки можно отнести к двум направлениям.
Первое - исходит из несостоятельности экономического и политического устройства Советского государства с насильственно реализованной утопией. Сюда можно отнести как современных «славянофилов», так и «западников».
Второе - основывает свою позицию на известных высказываниях лидеров, что в ходе строительства социализма были искажены партийные нормы, которые должны были опираться на «творчество самих народных масс» (Ленин). В результате - установился партийно-государственный диктат, впоследствии окончательно лишившийся политической поддержки со стороны общества.
Однако, как бы не толковались причины крушения СССР, нельзя забывать о том, что в 1917 г. совершился мгновенный и не пробудивший сопротивления крах Российской императорской власти. При всем различии объективных и субъективных предпосылок крушения Российской и Советской империй, все же прослеживается общая закономерность обеих трагедий. В чем же она выражается?
На мой взгляд, подобная закономерность очевидна при анализе таких социальных явлений широкого общественного масштаба, как, например, «революция сверху» и «революция снизу», которые сыграли существенную роль в эволюции отечественной государственности. Закономерность краха самодержавия и Советского государства была обусловлена тем, что:
во-первых, государство - власть совершенно игнорировало интересы личности (отсутствие личностного начала в обществе) и всячески стремилось к самосохранению посредством либо откровенного насилия, либо проведением реформ «сверху», которые не меняли сути политической системы;
во-вторых, медленные, половинчатые преобразования «сверху» и в период военно-бюрократической диктатуры (самодержавие), и в условиях партийно-государственного диктата могли лишь оттянуть время крушения этих режимов, но ни в коей мере не устраняли опасность революций «снизу».
Вопрос соотношения понятий «революция сверху» и «революция снизу» далеко не новый. В советское время этот вопрос увязывался в основном либо с политической историей дореволюционной России, либо с очередной волной борьбы с буржуазным реформизмом. Известная дискуссия 1968-1972 гг., посвященная генезису, социальной природе и эволюции абсолютизма в очередной раз обнаружила стремление многих авторов к преуменьшению роли социальных реформ в условиях царской России. Сегодня, говоря об истории реформ в России, особенностях самодержавия в деле реализации этих реформ до и после 1861г., многие авторы акцентируют внимание на роли российских самодержцев как основного фактора крупных социальных преобразований, а такому феномену, как «революция», придается оттенок злой воли революционеров-радикалов. Более того, само понятие «революция» исчезает из политического лексикона многих политических лидеров России, а 7 ноября как день празднования Великой Октябрьской революции после 1991г. по воле власти подвергнут остракизму и сегодня вычеркивается из отечественной истории.
Понятно, что такие резкие перепады в изучении политического развития России еще более обострили потребность исследования действительных причин противоречивости эволюции государственности.
«Почему не удались в России за три столетия «догоняющего развития», прошедшие со времен Петра Великого, все проводимые «сверху» крупные социальные реформы? В силу чего не дали исторически обнадеживающего результата произошедшие в XX веке в России три народные революции?» - задаются вопросом Е. Плимак и И. Пантин в своей работе «Драма российских реформ и революций»[3].
Одну из основных причин неудачи российских реформ авторы выводят через сравнительный анализ преобразований на Западе и в России. «Российская телега» и «европейский паровичок» - такими определениями характеризуются темпы буржуазного развития стран Европы и отечественной империи. Трудно не согласиться с тезисом о том, что под приобщением той или иной страны к цивилизации имеется в виду ее буржуазное преобразование и экономически, и политически. Что же касается России, то здесь нетрудно заметить факт политического консерватизма. Самодержавие, прибегая к тем или иным реформам, всегда преследовало свои цели - укрепление абсолютистской власти и недопущение всякого инакомыслия относительно политического переустройства.
Но реформы в Российской империи все, же были; были они и в Советском Союзе; идет хроническое реформирование всех сфер и в современной России. Объективные условия эволюции при всей непоследовательности проводимых реформ все же вынуждали власть идти на определенные преобразования (в большинстве случаев социально-экономического характера). Но всегда ли эти преобразования в царской России укладывались в понятие «реформа»? В советское время реформа воспринималась как отдельное переустройство какой-либо сферы общественной жизни, и в большей части это явление рассматривалось как объективная необходимость каких-либо преобразований в буржуазном обществе. Для исследователей-марксистов понятие «реформа» довольно часто увязывалось с понятием «реформизм», а в политическом лексиконе руководителей того периода предпочтение отдавалось революционным преобразованиям.
«С точки зрения сущности явления революция – это общественное преобразование, обеспечивающее переход от одной системы к другой; реформа – это внутрисистемная трансформация».[4]
Все ли реформы, проведенные и проводимые в России, были радикальными и всеохватывающими по своей сути? Если брать, к примеру, реформы Александра I (реорганизация государственного управления, указ о свободных хлебопашцах 1803г. и т.д.), то они не носили характер качественной перестройки социальной структуры и в конечном итоге не увенчались успехом. Но это были реформы. Подобные примеры можно продолжать на протяжении практически всей истории дореволюционной, послереволюционной и современной России, когда реформы касались некоторых сторон социального организма (экономической, политической, культурной и т.д.), но не меняли его сущности. Говоря языком философской рефлексии, отдельные реформы привносят серьезные количественные изменения, которые со временем могут привести и к изменениям качественным, но в рамках определенных социальных сфер. На мой взгляд, различное влияние реформ на эволюцию общества трудно свести к какому-то единому определению. Отсюда и разное понимание категории «реформа». Что касается России, то она пережила различные этапы эволюции, посредством реформирования сверху, включая крестьянскую реформу 1861 г. и др., социально-экономические результаты которых не укладываются в традиционное содержание понятия «реформа». Следует отметить, что в подобные переломные моменты (60-е годы в Германии и России) происходят не только социально-экономические перемены, но в конечном итоге они принимают политический характер и открывают новую страницу в истории - а именно, носят буржуазный характер. Не случайно Ф. Энгельс назвал события в центре Европы 60-70-х годов «революцией сверху». Взять хотя бы объединение Германии - это была перемена крупного исторического плана, выполнение одного из главных завещаний революции 1848 года - ее лозунга «единство». Сложнее обстояло дело с выполнением другого завещания революции 1848 года - ее лозунга "свобода". Германия по-прежнему оставалась страной монархической, всякие политические свободы совершенно исключались, а насилие становится «повивальной бабкой» новой Германской империи. Основной целью «революции сверху" О. Бисмарка было объединение германских земель и усиление королевской власти на всей территории единой Германии. Именно во имя династии Гогенцоллернов он вел войны с соседями Пруссии, объединял и «опруссачивал» Германию. Во имя тех же интересов Бисмарк вводил и прямые выборы, и всеобщее избирательное право, считая их наиболее прочными гарантиями консервативных устоев монархии. Но в конечном итоге творец «революции сверху» стал жертвой собственной политики - достигнутый результат был прямо противоположен поставленным целям. Энгельс прямо отмечал: «Бисмарк под конец становится реакционером, тупеет… Юнкер [в Бисмарке] выступает на первый план за отсутствием других идей»[5].
Проводя параллель между социально-экономическими и политическими процессами в 60-е годы XIX века в Германии и России, нетрудно заметить, что при всем их различии, очевидна схожесть основной цели этих преобразований - сохранение абсолютизма. Понятие «революция сверху» достаточно часто упоминается в работах Ф. Энгельса, когда речь идет о радикальных изменениях в социально-экономическом плане, но при условии сохранения прежних политических институтов и режимов. Противоречивость данного феномена не позволяет говорить о полномасштабных переменах, как это было, к примеру, во время Великой французской революции, когда в корне менялась политическая система в результате насилия и террора со стороны лидеров новой власти, пришедших к управлению государством на волне массового выступления «снизу».
«Революция сверху» со слов К. Маркса, с одной стороны, проводится реакционными классами, с другой - выполняет программу революции. Но программа революции выполняется не в ходе вооруженного столкновения на баррикадах, а тесно увязывается с реформаторской деятельностью существующей верховной власти. Эта деятельность чаще всего выступает в роли клапана, предотвращая неизбежный социальный взрыв снизу. «Революция сверху» имеет много общего с социальной реформой, однако результаты ее не могут гносеологически ограничиваться рамками реформы. «Революцию сверху» отличает также объективная обусловленность крупномасштабных преобразований, необходимость которых становится очевидной даже для абсолютных монархий.
Понятие «революция сверху» неоднократно упоминается в работах В.И. Ленина при характеристике крестьянской реформы 1861 г. и реформ П. Столыпина в начале XX века. Известно также, что В.И. Ленин отмену крепостного права рассматривал как переворот, «последствием которого была смена одной формы общества другой - замена крепостничества капитализмом»[6]. При этом по значению он приравнивал этот переворот к революциям, которые произошли в конце XVIII и в течение XIX веков в Западной Европе. «Крепостничество было вытеснено из всех стран Западной Европы. Позднее всех произошло это в России». В свое время Ф. Энгельс также рассматривал разложение крестьянской общины в пореформенный период в России как настоящую социальную революцию. «Освобождение крестьян в 1861 г. и связанное с ним - отчасти как причина, а отчасти как следствие - развитие крупной капиталистической промышленности ввергли эту самую неподвижную из всех стран… в экономическую и социальную революцию».
Историческая и философская наука советского периода достаточно часто проявляла интерес к такому социальному явлению, как «революция сверху», когда речь идет о поворотных этапах развития той или иной страны: отмена крепостного права в России; объединение Германии и реформы О. Бисмарка; революция Мэйдзи в Японии во второй половине XIX века; столыпинские реформы, младотурецкая революция 1908г. в Османской империи, капиталистическая модернизация Греции, Египта, Испании, Ирландии и других стран в начале XX века; «белая революция» в Иране (60-е годы XX века) и продолжающиеся тенденции капиталистических преобразований в современном мире, все это, так или иначе, попадает под характерную для «революции сверху» структурную перестройку социально-экономических отношений в обществе, которые, в конечном итоге, влекут за собой изменения в политической системе. При всем различии (национальных, территориальных, социально-экономических, политических традиций и т.д.) «революция сверху» в этих странах имеет общую, существенную характеристику - власть активно пытается решить посредством реформ объективно назревающие в обществе проблемы, грозящие перерасти в социальную катастрофу.
История России XIX начала XX века, как ее ни крути, со всей очевидностью иллюстрирует истинные причины реформирования «сверху». А обратная связь результатов этого реформирования показывает - насколько адекватна реакция «низов» на эти инициативы власти. Пример трех российских революций начала XX столетия тому свидетельство.
В 60-е - 70-е годы XX столетия политика модернизации социально-политической жизни развивающихся стран была тесно связана с американской доктриной «Союз ради прогресса», предложенной в свое время президентом Дж. Кеннеди. Основную ставку эта доктрина делала на верхушечные изменения политико-экономической системы латиноамериканских стран в рамках стратегических интересов Соединенных Штатов. Позднее, в результате практической апробации, основные задачи доктрины были «отточены» современными политтехнологами, и сегодня они небезуспешно реализуются на территории бывшего Советского Союза. Россия, оставаясь в рамках традиционного общества на всем протяжении советского периода своей истории (особенно в области политической жизни), в 90-х годах XX века после снятия «железного занавеса» также становится объектом «цивилизационного» прессинга со стороны стран «развитой демократии». Развал Советского Союза, грабительская приватизация, откровенное уничтожение военного и научно-технического потенциалов, свертывание отечественного промышленного производства и т.д. - вся эта разрушительная волна, инициированная западными советниками и политтехнологами, пронеслась в русле «демократических» реформ настолько стремительно, что к началу XXI века общество оказалось полностью втянутым в большую и нечистоплотную игру по новым, постсоветским правилам, установленным небольшой горсткой коррумпированных политиков и вездесущих олигархов. Пагубность для российской государственности этой игры официально осознается в начале XXI века, что, в конечном счете, вылилось в новую фазу реформирования. Но традиционный для России факт отсутствия прогнозов результата реформ, их неадекватность сложившимся экономическим реалиям дают общественный резонанс прямо противоположный задачам социального государства.
Было бы неправильным проводить полную аналогию современных российских реформ с «революциями сверху» второй половины XIX - начала XX вв.
Во-первых, изменилась общественно-политическая ситуация в России - страна движется по-новому, продекларированному в Конституции, демократическому пути, который был сознательно выбран большинством российского народа в августе 1991г. Этот путь предполагает не только экономическую, но и политическую свободу личности, чего Россия не знала на протяжении всей предыдущей истории.
Во-вторых, реформы «сверху» сегодня не являются результатом угрозы революционных настроений «снизу», а скорее наоборот, эти реформы инициирует сама власть, преследуя цель скорейшей интеграции с международными экономическими сообществами (ЕЭС, ВТО и т.д.). Другой вопрос, - какие последствия влекут за собой эти реформы?
Что касается сходных моментов прошлых реформ и реформ современных, то здесь очевидна одна существенная деталь - ни тогда, ни сегодня правящая элита чаще всего не просчитывала и продолжает не просчитывать конкретные результаты преобразований «сверху», и, как правило, следует давней социокультурной традиции российского общества - власть сама по себе, народ сам по себе. И что характерно – бюрократия (как верховная, так и местная) продолжает играть главенствующую роль в ходе реформирования; зачастую эта роль носит негативный характер; чиновник любого уровня в условиях несовершенного («переходного») законодательства с характерным для него упорством лоббирует законы и нормативные акты, подчас не отражающие реальное состояние общества.
Заключение
Говоря о революции и реформе в заключение, нужно сказать, что и у того, и другого вида преобразований есть свои достоинства и недостатки, разное отношение к которым ведет к разделению политической общности на реформаторов и революционеров, что, конечно, не исключает наличия в обществе и принципиальных противников вообще всяких перемен – консерваторов или ретроградов, т.е. людей, желающих, чтобы перемены вели не к обновлению общества, а к восстановлению прошлого, а также тех, кому выбор пути развития общества, в принципе, безразличен.
Не вызывает сомнения, что в революционных процессах современной истории непреложно возрастает значение созидательных целей в ущерб разрушительным. Именно в ходе поэтапных, более или менее растянутых во времени изменений формируется развитая способность учета всего многообразия объективных связей и тенденций, действующих в обществе. В рамках такого подхода сохраняется реальная возможность выбора разных вариантов перемен, присутствует одновременно несколько моделей, существуют условия их сопоставления в целях сравнения и выявления преимуществ и недостатков. Острота социальных противоречий в такого рода преобразованиях не доходит до апогея. Общество не раскалывается на непримиримые лагеря, сохраняется возможность продуктивного подключения к проводимым преобразованиям представителей бывших господствующих классов, а степень сопротивления намечаемым преобразованиям не доходит до критических состояний.
Реформы превращаются из подчиненного и вспомогательного момента революции в своеобразную форму ее выражения. Тем самым возникают возможности взаимопроникновения и, очевидно, взаимоперехода, взаимовлияния реформы и революции.
Следовательно, революция и реформа являются необходимыми компонентами конкретно-исторического этапа развития человеческого общества, образуя противоречивое единство.
Библиографический список
1. Монографии
1. Плимак Е.Г., Пантин И.К. Драма российских реформ и революций., М., 2000
2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т.21.
3. Ленин В.И. П.С.С. Т.39.
2. Учебники и учебные пособия
1. Демидов А.И. «Политология» Гардарики, Москва, 2006
2. Сорокин П. «Человек. Цивилизация. Общество». М., 1992
3. Хейвуд Э. «Политология» Учебник для студентов вузов / Пер. с англ.; под. ред. Бельского В.Ю., Водолазова Г.Г., М., 2005
4. Статьи
1. Гидденс Э. «Революции и общественные движения» // Диалог, 1992 № 6-7
2. Горинов М.М. «Революция и реформа: их влияние на историю общества» // Новая и новейшая история , 1991 № 2
3. Шевченко В.Н. «Революция и реформа: их влияние на историю общества» // Новая и новейшая история , 1991 № 2
4. Мулюков Ш. М. «К соотношению понятий «реформа», «революция сверху» и «революция снизу».
[1] Гидденс Э. «Революции и общественные движения» // Диалог, 1992 №6-7
[2] Сорокин П. «Человек. Цивилизация. Общество». М., 1992
[3] Плимак Е.Г., Пантин И.К. Драма российских реформ и революций. - М., 2000. - С.9.
[4] Горинов М.М. «Революция и реформа: их влияние на историю общества» // «Новая и новейшая история», 1991 №2
[5] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т.21. - С.481.
[6] Ленин В.И. П.С.С. Т.39. - С. 71.