Детство и юность

Гитлер родился 20 апреля 1889 года. После 1933 года, когда фашисты захватили власть в Германии, 20 апреля, «день рождения фюрера», стал официальным праздником для миллионов немцев «третьего рейха» и сотен тысяч приверженцев фашизма в других странах [1]. Свое пятидесятишестилетие он отметил в бункере, в подземелье под имперской канцелярией в Берлине, но в то 20 апреля ничего не предвещало будущих триумфов Гитлера. Городишко Браунау, где появился на свет фюрер Германии, находится в пограничном районе Австрии на реке Инн, которая отделяет Австрию от Баварии. И хотя до австрийской столицы Вены было рукой подать –  всего каких-нибудь 80 километров, лесистые места эти считались глухоманью. И населял их полусельский, полугородской люд – мужчины либо занимались ремеслом, либо уходили на заработки в более крупные и богатые города. Молодые женщины также нередко покидали отчий кров – они поступали горничными, поварихами, а кому повезло, и экономками в богатые семьи Линца, Граца или Вены. Ну, а потом, заработав себе на приданое, возвращались и выходили замуж. В этих бедных, стиснутых горами местечках, нередки были браки между родственниками, иногда довольно близкими. На них смотрели сквозь пальцы, так же как и на внебрачных детей, в чем мы убедимся, познакомившись с родословной Гитлера.

Родословную эту проследили, чуть ли не с XV века. Однако в «генеалогическом древе» семьи Гитлеров есть и «белые пятна» [2].

До тридцатидевятилетнего возраста отец Гитлера Алоис носил фамилию Шикльгрубер, фамилию матери. В тридцатых годах этот факт обнаружили венские журналисты, и по сию пору он обсуждается на страницах монографий о нацистской Германии и о Гитлере. Талантливый американский историк и публицист Вильям Ширер, написавший книгу «Взлет и падение третьего рейха», полуиронически уверяет, что не измени Алоис свою фамилию Шикльгрубер на Гитлер, его сыну Адольфу не пришлось бы стать фюрером, ибо в отличие от фамилии Гитлер, которая своим звучанием напоминает «древнегерманские саги и Вагнера», фамилия Шикльгрубер труднопроизносима и для немецкого уха звучит даже несколько юмористически. «Известно, - пишет Ширер, - что слова «Хайль Гитлер!» стали в Германии официальным приветствием. Более того, немцы произносили «Хайль Гитлер!» буквально на каждом шагу. Невозможно поверить, что они без конца кричали бы «Хайль Шикльгрубер!», «Хайль Шикльгрубер!»

Алоис Шикльгрубер, отец Адольфа Гитлера, был усыновлен Георгом Гидлером, мужем его матери Марии Анны Шикльгрубер. Однако между замужеством Марии Анны и усыновлением Алоиса прошло ни мало ни много тридцать четыре года. Когда сорокасемилетняя Мария Анна вышла замуж за Георга, у нее уже был пятилетний внебрачный сын Алоис, отец будущего нацистского диктатора. И ни Георгу, ни его жене не пришло в голову в ту пору узаконить ребенка. Четыре года спустя Мария Анна умерла, а Георг Гидлер покинул родные места. Все дальнейшее известно нам в двух версиях. По одной - Георг Гитлер (вся многочисленная родня Гитлера старшего поколения бабушки, дедушки, их братья и сестры были, видимо, неграмотные; священники записывали фамилии этих лиц в церковноприходских книгах на слух, поэтому возник явный разнобой: кого-то звали Гюттлер, кого-то Гидлер и т.д. и т.п.) вернулся в родной городок и в присутствии нотариуса и трех свидетелей заявил, что Алоис Шикльгрубер, сын его покойной жены Анны Марии, фактически является и его, Гитлера, сыном. По другой – к нотариусу с той же целью отправились трое родственников Георга Гитлера. Согласно этой версии, самого Георга Гитлера к тому времени уже давно не было в живых. Считается, что великовозрастный Алоис пожелал стать «законным», поскольку он рассчитывал получить небольшое наследство от человека, в доме которого прожил много лет, а именно от брата своего предполагаемого отца Иоганна Непомука Гюттлера.

Алоиса Гитлера, отца фюрера, в молодости отдали в ученье к сапожнику. Но он не пожелал шить башмаки и стал таможенным чиновником, т. е., по понятиям людей его круга, "выбился в люди". В 58 лет – сравнительно рано Алоис вышел на пенсию. Он был непоседлив – все время менял места жительства, один городок на другой. Но в конце концов осел в Леондинге – пригороде Линца.

Алоис Шикльгрубер, он же Гитлер, был трижды женат: первый раз на женщине, которая была старше его на четырнадцать лет. Брак оказался неудачным. Алоис ушел к другой женщине, на которой и женился после смерти первой жены. Но вскоре и она умерла от туберкулеза. В третий раз он женился на некоей Кларе Пельцль, которая была моложе мужа на двадцать три года. Для того чтобы оформить этот брак, пришлось испрашивать разрешения церковных властей, так как Клара Пельцль находилась, очевидно, в близком родстве с Алоисом. Как бы то ни было, Клара Пельцль стала матерью Адольфа Гитлера. Первый брак Алоиса был бездетным, от второго брака в живых осталось двое детей - Алоис и Ангела, от третьего тоже двое - будущий фюрер Германии и некая Паула, ничем не примечательная женщина, которая пережила своего брата. Всего у Алоиса Гитлера было семеро детей, из них один внебрачный и двое, родившихся сразу после заключения брака. В Леондинге в собственном домике с садом Алоис Гитлер дожил до самой смерти. Адольф Гитлер был третьим по счету ребенком от третьего брака его отца. Семья Гитлеров была недружная. И сам Адольф Гитлер крайне холодно относился к родственникам, в частности к родной сестре Пауле и единокровному брату Алоису. Единственный человек, к которому Гитлер питал родственные чувства, была его единокровная сестра Ангела Гитлер, по мужу Ангела Раубал. Когда Гитлер стал в Баварии влиятельным человеком, он выписал овдовевшую к тому времени Ангелу и сделал ее своей экономкой. Ангела Раубал вела хозяйство холостяка Гитлера и в Мюнхене, и в его резиденции в Берхтесгадене, в Баварских Альпах. С дочерью Ангелы – тоже Ангелой (Гели) Раубал у Гитлера был роман.

Брат Адольфа, Алоис Гитлер, в 18 лет отсидел пять месяцев в тюрьме за воровство. Будучи выпущен на свободу, он через два года опять попался, на этот раз его посадили на восемь месяцев. В 1929 году, [3] т. е. уже в то время, когда Адольф Гитлер начал входить в силу, Алоиса судили за двоеженство. Потом он уехал в Англию, завел там новую семью, бросил ее и вернулся на родину. В фашистской Германии Алоис «остепенился», открыл в Берлине процветающий пивной бар, который охотно посещали нацистская братия и иностранные журналисты – последние потому, что надеялись выведать у Алоиса какие-нибудь подробности об Адольфе Гитлере. Но Алоис умел держать язык за зубами. Он, без сомнения, знал, что несколько друзей Адольфа Гитлера, которые оказали будущему фюреру услуги в начале его пути и проявили излишнюю болтливость, плохо кончили. Их без особого шума убрали эсэсовцы. По свидетельству иностранных корреспондентов, Алоис Гитлер был в тридцатых годах дородным мужчиной, типичным немецким трактирщиком.

С точки зрения закона ничего предосудительного в родословной Гитлера нет. Никто из его предков не был ни разбойником с большой дороги, ни убийцей, ни вором рецидивистом. Но в обществе, созданном националистами и их фюрером, генеалогия Гитлера могла вызвать большие подозрения. Дедушка фюрера остался неизвестным. Но как бы то ни было, с полной определенностью о дедушке Гитлера ничего сказать нельзя. В "третьем рейхе" это могло бы сыграть роковую роль. А вдруг одна "четвертушка" фюрера оказалась бы  "неарийской"? Неарийская четвертушка могла сокрушить любую карьеру!

Если верить книге Гитлера «Майн кампф», родители Гитлера хотели сделать из сына чиновника, а сам будущий фюрер мечтал стать свободным художником. В «Майн кампф» рассказывается о «трагическом конфликте», который возник на этой почве между жесто­ким отцом и несчастным сыном. Однако послевоенные биографы Гитлера без труда доказали, что миф о тиране – отце и многострадальном сыне не соответствует действительности. Отец Гитлера не был ни злодеем, ни деспотом: это был всего – навсего заурядный обыватель, которому удалось поднятьтся на одну ступеньку выше своих родителей, выскочить из простых ремеслеников в чиновники, в «пролетарии стоячего воротничка», как тогда называли в Германии мелких служащих. И Алоису Гитлеру хотелось дать своему сыну образование, несмотря на связанные с этим материальные жертвы. Но Гитлер, по всем данным, учился плохо. Одно реальное училище ему пришлось покинуть. Это было в Леодинге. Второе – в Линце – он также не сумел кончить.

На всю жизнь нацистский фюрер сохранил ненависть к интеллигенции, нападал на образование как таковое и на людей образованных. Неуважение ко всякому умственному труду, в особенности в области общественных наук, в «третьем рейхе», без сомнения, связано и с тем, что во главе этого рейха стояли люди, «образовательный ценз» которых был на редкость низок по сравнению с любым другим буржуазным государством. Гитлер, в частности, презирал любые знания (исключая, пожалуй, знания в некоторых областях техники) и любой процесс познания, считая, что важны только конечные результаты этого процесса, чисто утилитарные выводы, из которых государство и фашистская партия могут извлечь сиюминутные выгоды.

В «Майн кампф» он называл педагогов «обезьянами» и «тупицами». «Их (учителей. - авт.) единственная цель, - писал он, - была в том, чтобы забить нам головы и сделать из нас таких же ученых обезьян, какими были они сами». И еще много лет спустя, в 1942 году, в своей ставке Гитлер опять-таки не раз ругал гимназию, гимназические порядки, педагогов. [4] Читая его высказывания о школе, не знаешь, чему больше удивляться: злопамятности нацистского фюрера или его невежеству. Вот некоторые образчики рассуждений Гитлера: «Зачем нужна парню, который хочет изучать музыку, геометрия, физика, химия? Что он будет помнить из этого потом? Ничего!» Или же: «Зачем учить два языка?.. Достаточно одного». Или же: «В общем, я выучил не больше десяти процентов того, что выучили другие» [5]. В предисловии к «Застольным беседам Гитлера» историк Перси Шрамм, который в свое время вел «дневник вооруженных сил» в ставке Гитлера, пишет, что особую ненависть Гитлер испытывал «к грязным социал-демократически настроенным народным учителям», «глупым и несамостоятельным умственным пролетариям». По словам Шрамма, Гитлер собирался заменить их уволенными в запас унтер-офицерами, поскольку те «чистоплотны и хорошо вымуштрованы на воспитание людей». Гитлер считал, что в школах надо избегать «преувеличенного образования – «массажа мозга», от которого «дети становятся дураками» и т. д.

Впоследствии, живописуя тот период своей жизни, Адольф Гитлер создал две легенды, которые должны были обелить его учебные неудачи в глазах немецкого обывателя. Первая легенда заключалась в том, что, будучи подростком, он якобы заболел тяжелым легочным заболеванием. Именно этим Гитлер объяснил в «Майн кампф» свой уход из реального училища. Однако никаких данных о тяжелом и длительном недуге Гитлера не обнаружено.

Согласно второй легенде, распространявшейся будущим фюрером, после смерти отца семья Гитлеров впала в крайнюю бедность, из-за чего молодому Адольфу пришлось покинуть школу. Однако и эта легенда несостоятельна. Мать Гитлера получала приличную пенсию. Кроме того, как раз в 1905 году, когда Гитлер распростился со школой, мать продала дом в Леондинге за 10 тысяч крон, что представляло собой в те времена солидную сумму. Таким образом, семья Гитлеров и после смерти отца жила довольно-таки обеспеченно [6].

Бросив школу, Гитлер два с лишним года вел праздную жизнь – занимался немножко живописью, был зав­сегдатаем местного театра, сочинял стихи и даже брал уроки музыки. Причем стоило ему заинтересоваться игрой на рояле, как мать приобрела инструмент – еще одно доказательство того, что о нищете в доме Гитлеров не могло быть и речи. В те времена, как писал первый биограф Гитлера немецкий историк Конрад Хайден, «молодой Гитлер был почти элегантен», он носил «черную шляпу с широкими полями и неизменные лайковые перчатки, ходил с черной тростью, украшенной набалдашником из слоновой кости, в черном костюме, а зимой носил черное пальто на шелковой подкладке». Гитлера, замечает Хайден, «можно было назвать тогда избалованным буржуазным сыночком»... «Ко всякой работе ради «куска хлеба» он относился с презрением».

По свидетельству своих тогдашних знакомых, Гитлер без особого сожаления покинул провинциальный Линц. Ничто не привязывало его к этому городу: ни друзья, ни любимое дело. Любимого дела у Гитлера не было. А его единственным приятелем в ранней юности был сын обойщика по фамилии Кубичек. Как явствует из воспоминаний Кубичека, он обладал драгоценным для Гитлера свойством – умел выслушивать в полном безмолвии длинные тирады будущего фюрера.

Но если в свое время Гитлер отнюдь не был привязан к городу Линцу, то много лет спустя, когда он стал господином над жизнью и смертью миллионов людей, Линц все же приобрел славу «родного города фюрера».

Гитлер решил превратить Линц в город-музей, в памятник собственному величию. В годы войны он составлял грандиозные проекты переустройства города, велел изготовить чертежи новых гигантских зданий. На всех проектах Гитлера вообще и на линцских в частности был явный отпечаток мании величия. «Он мечтал строить залы на триста тысяч человек, – пишет Феликс Гросс, иностранный журналист, который жил в Германии в тридцатых годах и разговаривал с Гитлером, – мечтал о роскошных казармах и дикого вида ратушах». И далее: «Странным образом все его казармы походили на волшебные замки, а его замки были похожи на казармы».

Линц поистине мог стать городом – монстром, украсившись целыми кварталами замков – казарм. Однако реконструкция Линца, так же как и многие другие планы и проекты Гитлера (в том числе проект переименования Берлина как столицы великогерманской империи в «Германиа»), остались только на бумаге. Единственное, что удалось в этой области совершить Гитлеру, – это посетить Линц в роли фюрера тридцать с лишним лет спустя после того, как он покинул его недоучившимся реалистом.

Вена, Мюнхен, I мировая война.

В 1906 году Гитлер впервые отправился в Вену, которая произвела на него большое впечатление. В 1907 году, после того как будущему фюреру исполнилось 18 лет и он получил причитавшуюся ему долю отцовского наследства, Гитлер уехал в Вену на постоянное жительство. Он намеревался поступить там в академию художеств. Толстая пачка рисунков, которую он привез из Линца, казалась ему залогом будущих успехов. Однако в Вене Гитлера ожидало жестокое разочарование. Он провалился на экзаменах. В экзаменационном листе венской академии художеств за 1907 год написано: «Нижеследующие господа выполнили экзаменационные рисунки с неудовлетворительным результатом или же не были допущены к экзаменам... Адольф Гитлер, Брау-нау-на-Инне; 20 апреля 1889 года; немец, католик, отец-оберфискаль; оконч. 4 класса реального училища. Мало рисунков гипса. Экзаменационный рисунок – неудовлетворительно» [7]. Правда, ректор академии посоветовал Гитлеру поступить в архитектурное училище. Но когда Гитлер пошел туда, у него потребовали аттестат зрелости, который он так и не получил.

Экзамены в академию проходили осенью. А в декабре того же 1907 года в Леондинге умерла от рака груди мать Гитлера. Похоронив ее, Гитлер прожил до февраля 1908 года у своих родственников и только после этого окончательно переехал в Вену [8].

До 1913 года Гитлер жил в Вене. Этот венский период Гитлер назвал в «Майн кампф» «несчастнейшим временем» своей жизни. Действительно, именно в Вене Гитлеру пришлось познакомиться с нуждой, именно в Вене его начали преследовать неудачи. В чем же причина этого? В «Майн кампф» Гитлер объясняет бедственное положение, в котором он очутился, тем, что он будто бы остался без гроша в кармане, буквально на улице. Но это было не совсем так. Мать Гитлера, несмотря на большие расходы, связанные с тяжелой болезнью, оставила детям 3000 крон. Кроме того, Адольфу и его сестре Пауле была назначена пенсия за отца в размере 50 крон в месяц до конца обучения. Часть этой пенсии Гитлеру обманным путем удалось получить, хотя он нигде не обучался. Словом, по подсчетам биографов Гитлера, он имел ежемесячно около 100 крон, не считая единовременных вспомоществований от своей тетки – сестры матери (в общей сложности Гитлер получил от тетки не менее 2000 крон [9]). Разумеется, всех этих денег надолго хватить не могло, но с их помощью можно было стать на ноги, т. е. научиться какому-нибудь ремеслу, пристроиться к делу.

Однако Гитлер не желал пойти по этому пути. Первые полгода он снимал меблированную комнату со своим приятелем Кубичеком. В эти полгода Гитлер жил барином, ходил в театр, спал до обеда. В сентябре 1908 года он попытался снова поступить в академию, но не был даже допущен к экзаменам. Правда, и сейчас дорога к высшему образованию все еще не была закрыта, так как в архитектурное училище «особо одаренных» в виде исключения принимали и без среднего образования. Но Гитлер даже не сделал попытки преодолеть этот барьер. Будущий фюрер медленно, но верно опускался на дно: денег становилось все меньше, меблированные номера, в которых он жил, – все более жалкими и обшарпанными. В «Майн кампф» Гитлер называет их «пещерами», но и на «пещеры» денег не хватало. В конце концов, Гитлер перебрался на скамейки в парки, стал спать под мостами. Осень 1909 года застала будущего фюрера в так называемом убежище для людей, оставшихся без крова, т. е. в ночлежке в венском пригороде Майдлинге. В конце года он обосновался в другой ночлежке под названием «Мужской дом для бедных» на Мелдеман-штрассе на берегу Дуная. Там он жил до 1913 года. Первое время он перебивался случайными заработками: то убирал снег, то выбивал ковры, то носил чемоданы на Западном вокзале. Под конец своего пребывания в Вене Гитлер нашел себе более «престижное» занятие. Он начал рисовать на продажу картинки с изображением знаменитых венских архитектурных памятников. Свою продукцию он сбывал старьевщикам, продавцам рамок (рамки надо было чем-то заполнять) и мебельщикам, которые по тогдашней венской моде наклеивали пестрые картинки сзади на спинки недорогих диванов и кресел. Кроме того, Гитлер писал рекламные плакаты. Он сочинил, в частности, плакат «Присыпка от пота «Тедди», а также плакат «Покупайте свечи!», на котором был изображен святой Николай с пестрыми свечами в руках. И наконец, плакат с грудой кусков мыла на фоне башни собора св. Стефана. Некоторые из этих картинок (акварелей) сохранились и воспроизводятся во многих монографиях о Гитлере. Натура – церкви, дворцы, мосты – тщательно выписана, видны не только все архитектурные украшения, все завитушки, но и каждая черепица. Тона блеклые, пастельные (см. приложение №1). Глядя на эти рисунки, нельзя предположить, что Гитлер был неусидчив. Наоборот, кажется, что будущий фюрер день и ночь склонялся над бумагой и буквально с лупой в руке проводил черточку за черточкой. А ведь платили за эти акварели гроши, их надо было фабриковать десятками, сотнями… Этот дешевый товар Гитлер сбывал с помощью некоего Ганиша. Но вскоре он подал в суд на Ганиша, обвинив его в утайке части денег. На суде выяснилось, что Ганиш проживал по чужому паспорту, за что и получил неделю тюрьмы. Порвав с компаньоном, Гитлер начал продавать свои картинки самостоятельно.

Историк Конрад Хайден, написавший книгу о Гитлере уже в тридцатых годах и собравший показания людей, которые знали фюрера в годы его молодости, рисует примерный портрет Гитлера венских лет: «...потертый сюртук ниже колен, его подарил Гитлеру венский старьевщик, еврей по фамилии Ноиман, такой же бродяга, как и все другие тогдашние товарищи Гитлера, обитатель ночлежки... Засаленный черный котелок – его Гитлер носил и зимой и летом, нечесаные космы, спадавшие на лоб, как в более поздние годы, и свисавшие сзади до самого воротника, обсыпанного перхотью... Худое голодное лицо. На щеках и подбородке черная щетина. Широко раскрытые глаза...» [10].

Основываясь на «Майн кампф», большинство историков считает, что Гитлер сознательно не искал себе постоянной работы. Гитлер писал, что он боялся «погрузиться в старое, менее уважаемое сословие», иными словами, в рабочее сословие. Очень возможно, что этот сын таможенного чиновника, зараженный мещанскими предрассудками, действительно предпочитал нищенствовать, дабы не стать пролетарием. В свое время отец Гитлера перешагнул Рубикон – из ремесленника вышел в «благородные», и Гитлер, видимо, не хотел перейти Рубикон в обратном направлении. Тем более что в Вене в те годы классовые различия проявлялись куда острее, нежели в захолустных городишках, где будущий фюрер провел свое детство.

В «Майн кампф» Гитлер подробно и многословно рассказывал, как он занялся самообразованием в Вене. «Я читал тогда необычайно много и притом основательно... За несколько лет я, таким образом, создал основы знания, которыми я и сейчас еще питаюсь». Далее сообщал, что выработал свой собственный метод чтения: «Однако я понимаю под чтением, видимо, нечто другое, чем большая часть наших так называемых интеллигентов». За этим следует длиннейшая тирада, которая кончается так: «Искусство чтения, так же как и обучения, вот в чем: запоминать существенное, несущественное забывать. Только такое чтение вообще имеет смысл, и с этой точки зрения венский период был для меня особенно благотворен и важен».

Гитлер читал в Вене много, но крайне беспорядочно. Читал книги по оккультизму, астрологии, зачитывался приключенческими романами Карла Мая и жадно поглощал бульварные венские журнальчики и брошюры, издаваемые различными реакционными организациями. На одном из этих журналов, а именно на антисемитском журнале под названием «Остара», который издавал один из проповедников расизма и антисемитизма в Австрии бывший монах Георг Ланц[1], он же Иорг Ланц фон Либенфельс, придется остановиться подробнее. Ибо бросается в глаза тождество высказываний Гитлера с теми «теориями», которые проповедовали венские расисты. Уже в грошовых брошюрах Ланца движущей силой истории объявлялась война между «белокурой расой господ», которую Ланц называл просто «хельдингами», от немецкого слова held – герой, и прочими, неполноценными расами под названием «аффлинги», от немец­кого слова affe – обезьяна. Ланц призывал «хельдингов» сторониться «обезьяноподобных», дабы предотвратить смешанные браки. Он считал чудовищным «расовым позором» связь белокурых женщин «высших рас» с «недочеловеками» из породы «обезьяноподобных». Между прочим, Ланц рекомендовал представителям «высших рас» иметь много жен, не обращая внимания на церковную мораль. По теории Ланца, «хельдинги» должны были устраивать специальные питомники для выведения чистых арийцев.

На протяжении двенадцати лет нацисты пытались проводить в жизнь подобные теории. Гитлер был одержим идеей «улучшения расы» и давал в этой связи практические рекомендации, которые звучали ничуть не более грамотно, нежели рассуждения венских бульварных газетчиков.

В качестве примера приведем один из застольных монологов Гитлера в 1942 году, записанных Пикером. Речь в ставке Гитлера шла в тот день о курорте в Баварских Альпах, который фюрер превратил в 30-х годах в свою резиденцию. Естественно, что всю эту местность наводнили эсэсовцы из личной охраны Гитлера. Вот какой тирадой разразился Гитлер по этому поводу: «Заслуга лейбштандарта (эсэсовцев. – авт.) в том, что сейчас в окрестностях бегает большое количество сильных и здоровых детей. Вообще необходимо, исходя из этого, посылать во все те места, где плох состав населения, элитные войсковые части, чтобы добиться освежения крови... Маэуры и Баварский лес надо обязательно занять когда-нибудь отборными войсками».

Характерно также (и это отмечали многие исследователи), что антисемитизм Гитлера и его главного специалиста по данному вопросу Юлиуса Штрейхера, издателя антисемитской газеты «Штюрмер», имел специфическую окраску, свойственную еще венским расистам начала века, а именно – сексуальную[2].

И наконец, уже в грязных журнальчиках, издававшихся в Вене до 1914 года, намечена программа уничтожения «низших рас», взятая на вооружение Гитлером. Ланц предлагал стерилизовать «неарийцев», ввести для них принудительные работы, депортировать их в «пустыню шакалов» или в «обезьяньи леса».

Известно, что идеологи расизма всегда исполняют определенный социальный заказ. В тогдашней Вене, столице многонациональной габсбургской монархии, антисемитизм был необходим правящим классам как идеологическое оружие в борьбе против растущего самосознания масс, против возникавшего у них благородного чувства интернационализма, против единения трудящихся разных национальностей.

Показательно, что и в социал-демократических организациях, которые существовали в тогдашней Вене, Гитлера больше всего возмущала их приверженность интернационализму, единству трудящихся. В условиях Вены это означало, что социал-демократы австрийцы стремились бороться рука об руку с социал-демократами чехами, венграми, словаками. Вот что писал по этому поводу Гитлер в «Майн кампф»: «То, что меня больше всего отвращало от них (социал-демократов. – авт.), была их враждебная позиция по отношению к борьбе за сохранение немецкого духа и отвратительные домогательства с целью достичь благосклонности славянских «товарищей».

Власть реакционных сил в Австро-Венгрии зиждилась на привилегиях, которыми издавна пользовались австрийские феодалы, крупные чиновники и богачи. В «теории» это выглядело так: хозяева Австро-Венгрии заявляли, что, согласно «естественным природным законам», общество представляет собой иерархическую пирамиду; вершину пирамиды образует «чистая раса», т. е. немцы[3], нижние этажи – чехи, словаки и, наконец, евреи.

Трудящиеся Австро-Венгрии, однако, отвергали иерархическую расовую пирамиду. Удар господству промышленников и капиталистов нанесло широкое демократическое движение в 1907 году, которое дало всем совершеннолетним мужчинам габсбургской монархии избирательное право. Для Гитлера все эти явления были признаком того, что государство «погружается в гнилое болото». Привилегии «расы господ» в Австро-Венгрии оказались в опасности. И Адольф Гитлер, который, как мы видели выше, ни за что не хотел расста­ваться со своими социальными привилегиями, предпочитая торговать жалкими картинками и жить в ночлежках, Гитлер с фанатическим пылом ринулся на защиту расовых привилегий немцев, которые они все больше теряли в габсбургской монархии начиная с революции 1848 года. Бедняк, рекламировавший при­сыпку от пота, цеплялся за «учение», доказывавшее превосходство его «крови», его «расы», предоставлявшее ему хотя бы чисто теоретически право господствовать, властвовать... Когда-то хозяева Австро-Венгрии бросили эту кость полуголодному Гитлеру. Впоследствии сам Гитлер бросил ту же кость своим подданном, которых он превратил в убойный скот, в рабов военной экономики. Посылая немецкого обывателя на фронт, он утешал его тем, что он-де выше поляка Шопена или еврея Эйнштейна, что в его жилах течет кровь «первого сорта» и что французы, чехи, русские «завидуют ему»...

Наряду с расовой теорией в формировании гитлеровского мировоззрения большую роль сыграл германский национализм. Национализм в Вене представляла в те годы пангерманская партия. Лидером ее был Георг фон Шенерер, которого Гитлер называл «глубоким умом». Шенерер был воинствующим немецким националистом. Он ненавидел социализм и рабочий класс. Политическое кредо Шенерера заключалось в том, чтобы объединить всех немцев в одной империи. Габсбургскую монархию Шенерер презирал. Однако пангерманцы не имели успеха в Вене: откровенно антинародная и антисоциалистическая политика, которую они проводили, не пользовалась поддержкой широких масс. В довершение всего Шенерер был в ссоре с мощной католической церковью и тем самым, как писал потом Гитлер, «распылял силы».

Большое влияние на Гитлера и на его мировоззрение оказал также кумир австрийского мещанства – бургомистр Вены Карл Люгер. Люгер сумел сплотить венскую мелкую буржуазию в «ударный кулак». Этот политикан, который, как уверял Гитлер, был «самым сильным немецким бургомистром всех времен» и стал бы «одним из величайших умов» Германии, если бы он родился не в Вене, а в Берлине, и впрямь был своего рода классиком социальной демагогии. Он уже тогда додумался использовать для подавления трудящихся масс «чернь», «толпу», накипь общества. Люгер противопоставил лавочника пролетарию, люмпена – организованному рабочему, истерических недоучек – интеллигентам. Люгер был опытным демагогом и широко использовал популярные антикапиталистические лозунги, незаметно переиначивая их в своих целях. Первоисточником гитлеровских тирад, направленных против «монополий», против «эксплуатации», «спекулянтов» (и вообще всех тех, кто «не работает»), являлись не только труды Федера, первого теоретика национал-социалистской партии, но и речи Люгера, мобилизовавшего венских мелких буржуа против «капитала». Защищая интересы верхушки общества, Люгер в то же время широко пользовался антикапиталистической фразеологией, которая воодушевляла мещан, помогала им вообразить себя великими «революционерами». Демагогические формулы Люгера, к примеру «спекуляция равна преступным легким заработкам, равна прибыли без продуктов труда», Гитлер впоследствии широко использовал. Недаром он писал в «Майн кампф», что Люгер «понял ценность широковещательной пропаганды и виртуозно воздействовал на инстинкты своих сторонников». Под руководством венского бургомистра Христианско-социальная партия стала в 1907 году сильнейшей партией австрийского парламента.

В «Майн кампф» Гитлер написал: «Вена была и осталась для меня самой тяжелой и основательной школой жизни... В это время у меня создалась картина мира и мировоззрение, которое стало гранитным фундаментом моих тогдашних действий. К тому, что я в те времена получил, мне пришлось лишь немногое добавить, изменять я не должен был ничего».

Итак, «гранитный фундамент». Однако не надо преувеличивать значение книжной и прочей премудрости в создании этого фундамента. Конечно, и Люгер, и Ланц, и Шенерер, и другие реакционные деятели тогдашней Австро-венгерской монархии внесли свою лепту в мировоззрение будущего фюрера. Но наибольшую роль в формировании его личности сыграла сама жизнь, непосредственное окружение. И здесь мы не можем не отметить, что исследователи, как правило, слишком бегло освещают так называемый «венский период» жизни Гитлера. Официальные биографы фюрера по понятным причинам не хотели привлекать к нему внимания. А историки, занимавшиеся Гитлером после 1945 года, то ли по недостатку материалов и живых свидетелей тех лет, то ли из чувства «пиетета» также говорят о нем только вскользь.

А между тем даже то, что мы знаем о жизни Гитлера в Вене абсолютно достоверно, дает богатейшую пищу для размышлений. Четыре года – немалый срок – Гитлер провел в ночлежках среди париев тогдашней Вены, в уголовном или, скажем, полууголовном мире. Его обществом были, очевидно,  бродяги, мошенники, сутенеры, просто опустившиеся люди, «асоциальные» элементы, как их называли в «третьем рейхе». Гитлер делился с ними своими планами (так, Ганиш утверждает, что у будущего фюрера был план подделки картин старых мастеров) и идеями. В свою очередь, эти изгои общества делились с Гитлером своими идеями и планами...

Социологи разных стран, занимающиеся проблемами преступного мира, не раз отмечали, что у этого мира есть свои жестокие законы, своя «этика» и своя «мораль». Альфой и омегой этого мира является ненависть к тому обществу, которое их отвергло. Ненависть эта направлена не на один какой-то класс, она распространяется на все классы и слои, на всех вообще нормальных людей. Далее, мы знаем, что в каждой шайке обязательно есть свои главари, которые беспощадно расправляются с «изменниками», с «отступниками». Нередки случаи, когда главари убивают своих бывших сообщников, которые посягнули на их власть или просто хотели вернуться в лоно общества. Круговая порука, «недоносительство» – один из законов преступного мира. В ночлежках существуют не только свой «сленг» – жаргон и свой фольклор, но и свои нравы, свои неписаные правила поведения.

Повлияли ли обычаи, этика и мораль венского дна, преступной мафии на «гранитный фундамент» мировоззрения Гитлера? Конечно, повлияли.

Вот известное, много раз цитировавшееся высказывание Гитлера из «Майн кампф»: «Идея борьбы так же стара, как сама жизнь, ибо жизнь сохраняет только тот, кто растаптывает чужую жизнь... В борьбе выигрывает ловкий, а неловкий, слабый проигрывает. Борьба – отец всего... Не по принципам гуманности живет человек и воцаряется над миром животных, а только с помощью самой жестокой борьбы...» А вот цитата из речи Гитлера в 1928 году: «Какой бы цели ни достиг человек в жизни, он достигает ее благодаря своей... жестокости». Да ведь это просто философия ночлежки! – восклицает Алан Буллок[4]– один из немногих историков, серьезно исследовавших венский период жизни Гитлера. «В той борьбе, которую человек там вел, каждый трюк, каждая уловка, каждое оружие, каждая хитрость были дозволены, какими бы бессовестными и коварными они ни были», — продолжает Буллок.

Вот что говорил Гитлер в беседе с Раушнингом[5] о воспитании молодежи: «Моя педагогика тверда. Слабость должна быть изничтожена. В моих орденских замках подрастет молодежь, которая ужаснет мир. Мне нужна молодежь, жаждущая насилия, власти, никого не боящаяся, страшная... Свободный, прекрасный хищный зверь должен сверкать из ее глаз... Мне не нужен интеллект. Знания погубили бы мою молодежь».

В этом духе Гитлер высказывался на всем протяжении жизни. Он не скрывал, а, наоборот, афишировал свою злобу, полное отсутствие моральной брезгливости, уважение к кулаку, к насилию. Он не раз повторял, что ложь, обман – оружие в его борьбе. Не раз провозглашал, что все в этом мире дозволено. И это были отнюдь не простые декларации. В своей практике фюрер руководствовался теми же правилами атамана гангстерской шайки, подбирал себе соответствующих сообщников. Как мы увидим позднее, очень многие крупные нацистские политики имели уголовное прошлое, были, так сказать, мечены преступлением и преступным миром. Принцип «отбора» для Гитлера в этом смысле был облегчен тем, что благодаря первой мировой войне и социальным потрясениям на поверхность немецкой политической жизни вылезли деклассированные элементы.

По принципу атамана гангстерской шайки Гитлер расправлялся со своими политическими противниками и сообщниками – попросту убивал их. Так он разделался с крупными деятелями нацистского движения Ремом, Грегором Штрассером и другими. А когда речь шла о менее известных личностях, их и вовсе убирали без шума. Характерно, что, даже обладая гигантским аппаратом власти – гестапо, «народными трибуналами» и прочими учреждениями, Гитлер предпочитал иногда подстроенные убийства «законным» казням.

Выше было сказано, что он ненавидел школьных учителей. Еще сильнее была его ненависть к юристам и всякой законности. Правда, став главой государства, Гитлер сажал в концлагеря и «асоциальные» элементы. Он понимал, что грабители и убийцы не могут разгуливать на свободе. Но в концлагерях он опирался именно на них. Бывшие узники нацистских лагерей рассказывают, какой властью обладали там уголовники, как они мучили политических заключенных, какими привилегиями пользовались. Венский период в жизни Гитлера безусловно сформировал его взгляды.

Гитлер не был просто мелким буржуа, «человеком с улицы», которого использовали могущественные силы германского империализма и реакции. В 1933 году старый прусский монархист фельдмаршал Гинденбург вручил власть не «богемскому ефрейтору»[6], как он его называл, а бывшему обитателю венской ночлежки, одному из тех, кого зовут «отребьем общества».

В возрасте 24 лет Гитлер навсегда покинул Вену. Отныне он обосновался в Мюнхене.

Впоследствии отъезд из Вены Гитлер мотивировал идейными соображениями – нежеланием жить в многонациональном, пестром, изобилующем «низшими расами» городе. По всей видимости, однако, причина была иная – Гитлер уклонялся от воинской повинности. Именно поэтому десять лет спустя, заметая следы, он неверно указал дату своего переезда. По гитлеровской версии, изложенной в «Майн кампф», он поселился в Германии в 1912 году; на самом деле это произошло только в 1913 году, когда австрийская полиция начала разыскивать Гитлера, чтобы доставить на призывной пункт [11]. Вот тут-то Гитлер и бежал из Вены. А позднее, описывая свою жизнь, совершил подлог, боясь, что его поймают на столь непатриотическом поступке, как нежелание служить в армии.

Явившись в Мюнхен, Гитлер на всякий случай отметился в полиции как человек без подданства. Тем не менее, в январе 1914 года австрийские власти узнали о его местопребывании и потребовали через мюнхенскую полицию, чтобы он явился в австрийское консульство и дал свои объяснения. В феврале Гитлеру пришлось предстать перед военной врачебной комиссией в Зальцбурге. Однако призывная комиссия признала его негодным «как для строевой, так и для нестроевой службы» [12].

В Мюнхене Гитлер снял меблированную комнату в бедном районе, недалеко от казарм, у портного по фамилии Попп. Некоторое время он жил в этой комнате вдвоем с неким Грейнером, а потом один, и вел примерно ту же жизнь, что и в Вене: рисовал рекламы и объявления, торговал картинками с видами Мюнхена. По свидетельству очевидцев, все свое свободное время будущий фюрер проводил тогда в дешевых кафе и пивных, жадно глотал газеты и разглагольствовал о политике, впадая в ярость всякий раз, когда речь заходила о марксистах, капиталистах, евреях... Словом, это был «трактирный политикан», как их тогда называли в Германии. Никаких определенных планов на будущее у Гитлера не существовало... В двадцать четыре года это был человек без профессии, без образования, без моральных устоев.

Важнейшим рубежом в его жизни оказалась война 1914 – 1918 гг. Первая мировая война унесла десять миллионов жизней. Немцев погибло два миллиона. Война оставила сотни тысяч калек, вдов, сирот, разрушила экономику воевавших государств, Германии она принесла разруху, голод, обесценение денег, словом, жестокое похмелье. Тем не менее через пять лет после окончания войны Гитлер писал в «Майн кампф» о первом дне ее: «Я и сегодня не стыжусь признаться, что, охваченный стихийным воодушевлением, я опустился на колени и поблагодарил от всего сердца небо за то, что оно осчастливило меня – позволило мне жить в такое время... Так же, как и для всех немцев, и для меня началось тогда самое незабываемое, самое великое время моей земной жизни...» [13].

Империалистическая война воодушевила не только Гитлера, но и вообще все деклассированные элементы немецкого общества. Она «списала» их грехи и неудачи, открыла перед ними широкие перспективы – во-первых, сулила им обеспеченную жизнь ландскнехтов, во-вторых, возводила вчерашних изгоев в ранг «патриотов», «защитников отечества», «героев», словом, давала им те самые моральные привилегии, которых они были лишены в мирной жизни. Деклассированная прослойка немецкого общества быстрее всех остальных клюнула на шовинистическую, ура-патриотическую пропаганду немецкого империализма. Именно этим и следует объяснить то, что уклонявшийся дотоле от воинской повинности Гитлер сам пришел на призывной пункт.

Однако карьеры, на которую Гитлер рассчитывал, в сословной кайзеровской армии ему сделать не удалось – в его ранце не оказалось маршальского жезла. Всю войну Гитлер прослужил связистом при штабе полка, так и не получив чина выше ефрейторского. Даже к концу войны, несмотря на огромную нехватку командного состава, Гитлеру не дали офицерских погон. Дважды он был ранен – первый раз в битве на Сомме в октябре 1916 года, второй – в октябре 1918 года в последней битве на Ипре, во время английской газовой атаки [14].

В армии будущий фюрер поражал своими странностями: то мрачно молчал, то начинал лихорадочно кричать. Держался он всегда особняком. Однако именно «солдатское сообщество», как это впоследствии называлось в «третьем рейхе», было первым «сообществом», устраивавшим Гитлера. Он, который до армии никогда не сходился с людьми, приобрел на войне если не друзей, то «своих людей». Так, казначей баварского полка Аман сыграл известную роль в нацистской партии – он возглавил издательство «Эгэр», получавшее впоследствии прибыли от «Майн кампф». Позднее Аман захватил издательство братьев Штрассер «Берлинер кампф-ферлаг», а потом стал самым крупным издателем нацистских трудов в «третьей империи» [15].

Первые политические шаги.

Конец войны застал Гитлера в лазарете в Пазевальке[7]. Там он узнал о капитуляции Германии. В то время Гитлеру было уже почти тридцать. Вскоре после этого он, по его словам, «решил стать политиком».

Взбешенный революцией в Германии и подъемом Веймарской республики, он обратился к политической деятельности, чтобы одновременно противостоять и Версальскому договору 1919, и новой германской демократии. Поскольку он все еще числился в штате своего старого полка, ему поручили шпионить за политическими партиями. В сентябре 1919 Гитлеру приказали навести справки о небольшой группе националистически настроенных ветеранов из Немецкой рабочей партии. Эта партия не имела ни программы, ни плана действий (она выступала лишь против правительства), ее казна насчитывала несколько марок, но Гитлера необычайно поразили некоторые ее определенные идеи, совпадающие с его собственными. Он вступил в эту партию под №55 [16], а позднее стал №7 [17] ее исполнительного комитета.

Наконец-то он нашел достойное применение своим способностям политической агитации и уже не упускал возможности выступить перед толпой, где бы она не собиралась. "Я мог говорить! Через 30 минут люди в крошечной комнатке становились наэлектризованными!" [18] Не прошло и двух лет, как Гитлера выдвинули в руководство этой небольшой партии. Он придумал ей новое название – Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП). Отсюда же родился и термин нацизм – производное от слов НАционал-соЦИалист. [19] Гитлер ушел из армии, чтобы все свое время посвятить становлению новой партии. Условия для этого в Германии той поры были самые благоприятные: крайнее недовольство экономическим положением и лютая ненависть к победившему противнику. Идеи, которые он вынашивал еще в Вене и которым придавал особое значение, Гитлер выразил в 25 пунктах своей программы, обнародованной 24 февраля 1920: антисемитизм, крайний национализм, превосходство арийской расы, презрение к либеральной демократии и принцип фюрерства [20]. Программа была разработана таким образом, что могла привлечь каждого, у кого был хоть малейший повод для недовольства. Большинство идей Гитлера не отличались новизной, но он умел преподносить их чрезвычайно зрелищно и красноречиво. Он дал нацистской партии символ - свастику, и приветствие "Хайль!", позаимствовав и то и другое у своих древних исторических предшественников. Он искал способы приобрести газету "Фёлькишер беобахтер", чтобы широко пропагандировать партийные взгляды. Для охраны партийных сборищ им были организованы штурмовые отряды коричневорубашечников - СА (Sturmabteilung) [21], под командованием его ближайшего друга капитана Эрнста Рёма. Другая организация - СС (Schutzstaffel) [22], чернорубашечники, стала личной гвардией Гитлера, основанная на строжайшей дисциплине, члены которой клялись сражаться за своего фюрера до последней капли крови.

К концу 1923 Гитлер убедился, что Веймарская республика находится на грани краха, и что именно сейчас он мог бы осуществить обещанный им "марш на Берлин" и свергнуть правительство "еврейско-марксистских предателей". При поддержке армии он собирался поставить Германию под нацистский контроль. Гитлер посвятил в свои планы известного в народе и армии генерала Эриха Людендорфа, ветерана 1-й мировой войны, крайнего реакционера и милитариста. Гитлер и Людендорф попытались воспользоваться неопределенностью политической ситуации и организовали в Мюнхене попытку государственного переворота.

Вечером 8 ноября около 3000 человек собрались в помещении "Бюргербраукеллер" - огромного пивного зала в Мюнхене, чтобы послушать выступление члена правительства Баварии Густава фон Кара. Вместе с ним на трибуне находились местные высшие чины - генерал Отто фон Лоссов, командующий вооруженными силами Баварии, и полковник Ханс фон Шайссер, начальник баварской полиции. Пока Кар выступал перед собравшимися, около 600 штурмовиков незаметно оцепили зал [23]. Члены СА установили на улице пулеметы, нацелив их на входные двери. Лидер нацистов Адольф Гитлер, окруженный своими сторонниками, стремительно пробежал в темноте между столами, вскочил на стул, выстрелил в потолок и в наступившей тишине прокричал: "Национальная революция началась!" Затем он обратился к изумленной публике: "В зале находится 600 вооруженных людей. Никому не разрешается уходить. Баварское и берлинское правительства отныне низложены. Сейчас же будет сформировано новое правительство. Казармы рейхсвера и полиции захвачены. Все должны снова подняться на борьбу под знаменами со свастикой!" [24] Обернувшись к трибуне, Гитлер грубо приказал фон Кару, фон Лоссову и фон Шайссеру следовать за ним в соседнюю комнату. Здесь он объявил их арестованными и сообщил, что он вместе с генералом Эрихом Людендорфом, героем войны, формирует новое правительство. Все еще возбужденные, но уже начавшие приходить в себя члены баварского правительства набросились на Гитлера с бранью, требуя объяснить, что он подразумевает под всей этой чепухой. Пришедший в ярость Гитлер кинулся обратно в зал и заорал глухо роптавшей толпе: "Или вы завтра признаете национальное правительство Германии, или оно признает вас мертвыми!" [25].

Озадаченная этим спектаклем толпа ожидала, что последует дальше. В этот момент, сопровождаемый бурей аплодисментов, на сцене появился хорошо известный каждому присутствующему генерал Людендорф. Он тут же обвинил Гитлера в том, что тот позволяет себе затевать переворот, ничего не обсудив с ним заранее. Чувствуя энтузиазм публики, Гитлер проигнорировал его слова и, обратившись к залу, заявил о своей победе: "Наконец-то пришло время исполнить клятву, данную мной пять лет назад, когда я раненый лежал в военном госпитале".

Все происходящее многими воспринималось как комедийный спектакль, разыгрываемый на их глазах. Членам баварского правительства в суматохе удалось незаметно покинуть зал. Когда о происшедшем в Мюнхене стало известно в Берлине, командующий рейхсвером генерал Ханс фон Зеект заявил, что если местные власти ни на что не способны, то он сам подавит мятеж.

К утру Гитлеру стало ясно, что никем не поддержанный путч провалился. Но Людендорф решил, что теперь уже отступать поздно. В 11 часов утра собравшиеся нацисты, размахивая знаменами со свастикой и военными штандартами, колонной направились к центру города на Мариенплац. Во главе колонны шли Гитлер, Людендорф, Геринг и Юлиус Штрайхер. В начале немногочисленные полицейские патрули пропустили колонну, но когда демонстранты вышли на Одеонплац неподалеку от Фельдхернхалле, путь им преградили усиленные наряды полиции, вооруженные карабинами. Трем тысячам нацистов противостояло около 100 полицейских. Гитлер призвал полицию сдаться [26]. В ответ раздались выстрелы. Через мгновение 16 нацистов и 3 полицейских замертво упали на мостовую, многие были ранены. Упал с простреленным бедром Геринг. Гитлер, получивший во время 1-й мировой войны опыт санитара, моментально среагировал и при первых же залпах лег на мостовую. Окружившие его соратники втолкнули своего фюрера в стоящий неподалеку автомобиль и увезли в безопасное место. Тем временем не склонивший головы Людендорф двинулся сквозь ряды полицейских, которые расступились перед ним из уважения к известному ветерану войны.

Э. Шмидт. "Гитлеровский путч"

Хотя "Пивной путч" и провалился, а некоторые из его участников предстали в качестве обвиняемых на Мюнхенском процессе, но определенных политических результатов он все же достиг. В считанные часы мало кому известное, никем не наделявшееся значимостью гитлеровское движение, ставшее достоянием первых газетных полос, стало известно не только по всей Германии, но и всему миру. Кроме того, Гитлер усвоил важный урок: открытые действия - не лучший способ достижения политической власти. Чтобы одержать серьезную победу, необходимо привлечь на свою сторону широкие слои населения и заручиться поддержкой как можно большего числа финансовых и промышленных магнатов. Только таким образом можно было обеспечить себе дорогу к политическому олимпу законными методами.

26 февраля 1924 Гитлера судили по обвинению в государственной измене. Он воспользовался представившейся возможностью и превратил процесс в пропагандистский триумф. Гитлер продемонстрировал блестящие ораторские способности, взвалив на себя роль адвоката: "Моя позиция такова: я предпочитаю быть повешенным в большевистской Германии, чем погибнуть под французским мечем" [27]. Наступил момент, когда стоявшие на улицах под флагами со свастикой толпы начали объединяться с теми, кто еще недавно стрелял в них. Роты превращались в батальоны, батальоны в полки, полки в дивизии. "Даже если вы тысячу раз признаете нас виновными, вечный суд истории оправдает нас и со смехом выбросит вердикт вашего суда". Гитлера приговорили к 5 годам заключения. Его поведение в зале суда произвело сильное впечатление на всех немцев, которые стали почитать его как величайшего национального героя. Он усвоил важный урок провалившегося путча: крайне необходимо, чтобы его движение пришло к власти легальными способами. Гитлер провел в тюрьме Ландсберга только 9 месяцев [28]. Ему предоставили удобную камеру, где он мог размышлять над своими ошибками. Он завтракал в постели, выступал перед товарищами по камере и гулял в саду - все это больше напоминало санаторий, чем тюрьму. Здесь он продиктовал Рудольфу Гессу первый том "Майн кампф", ставшую политической библией нацистского движения. В этой крикливой, напыщенной, неупорядоченной книге Гитлер отразил историю своей жизни, свою философию и проект программы, которую он намечал осуществить в Германии. Лейтмотивом книги был социальный дарвинизм: и личности, и нации являются субъектами продолжающейся борьбы за выживание. Мораль - глупость, превосходство - в силе. Расовому превосходству немцев угрожали евреи - "гибкий демон упадка человечества", марксисты, большевики и либералы, а также гуманисты и филантропы всех мастей. Германия вновь сможет стать великой, если поведет безжалостную войну против своих внутренних врагов. Только с помощью поддерживаемой народом диктатуры и благодаря обновлению, сильная Германия обретет "лебенсраум", "жизненное пространство", отвоевав его у внешних врагов. Новое нацистское движение должно заложить стратегию для будущего мирового господства. Несмотря на то, что "Майн кампф" была нудным и многословным сочинением, она вскоре приобрела широкую популярность. К 1939 эта книга была переведена на 11 языков, а общий тираж составил более 5,2 млн. экземпляров [29]. Гонорар сделал Гитлера богатым человеком. Перестройка нацистской партии.