1.    Введение

«Долгая жизнь Джона Рональда Руэла Толкина (1892-1973) закончилась — именно закончилась, а не оборвалась! — два десятка лет назад. Она стала преддверием его посмертного существования на Земле, конца которому не предвидится.» — Так начинается предисловие одного из изданий «Властелина Колец» — эпохального произведения, подводящего черту долгому творчеству английского писателя Толкина и «подводящего» многих читателей. Как легко догадаться из названия этой работы или из ее начала, речь в ней пойдет о творчестве этого писателя. Это может показаться несколько странным — к чему в наш практичный век, в наше тяжелое время не просто читать какие-то сказочки, но размышлять о них, писать какие-то труды? С чего взрослому человеку браться за изучение творчества сказочника? Ответ, как впрочем и всегда в жизни, неоднозначен.

Во-первых, в самом начале не зря было сказано, что Толкин (есть разные варианты транслитерации фамилии Tolkien, как то: Толкин, Толкиен и даже Толкьен, но автор предпочитает именно первый из них) «подводит» читателей. Это действительно так. Что можно подумать о людях, которые собираются год от года, с завидным постоянством, чтобы поговорить о том, что написал этот англичанин? Что можно подумать о людях, которые вместо того, чтобы мирно смотреть вечером телевизор, а летом копаться на огороде, плетут кольчуги, вырезают из дерева, стеклопластика, дюраля мечи и топоры, шьют средневековые костюмы, а летом рвутся в лес, «на Игру»? Для некоторых из них Толкин, его мир — это часть жизни, а для других — увы? — вся жизнь. Уже появился официальный диагноз «маниакально-депрессивный психоз а почве ролевых игр». Что они — сумасшедшие? Да. Но не более, а скорее - намного менее, чем те, кто брызгая слюной призывает бить жидов, кто в темной подворотне, напившись пива, бьет собутыльника, кто всю жизнь зарабатывает деньги — все больше, больше, больше! Спорное утверждение... Но все же, «толкинизм» — сумасшествие более благородное, хотя бы потому, что интеллектуальное... Эти люди слишком заметны, чтобы их не замечать. И они стали такими из-за книги. Достаточный аргумент чтобы заинтересоваться самому. (Справедливости ради, надо отметить, что автор этого труда может оказаться не слишком объективным, так как сам известен в этих кругах на половине территории бывшего СССР под именем «Лас» — сокращением имени одного из Толкиновских героев).

Во-вторых, как говорил Шерлок Холмс: «Согласно моей теории, каждый индивидуум повторяет в своем развитии историю развития всех своих предков...» То же самое можно сказать и про творчество Толкина. Почти. Только вместо индивидуума — его творчество, а вместо предков — мировая литература. Можно споить с этим, но все-таки: сначала появился эпос. Со множеством богов, полками героев и с достоверной неоднозначностью событий и их освещения. Если говорить точнее, то для эпоса характерна объективность (в рамках мировой системы, присущей данному эпосу) и относительное равнодушие автора к описываемым событиям. Сами действующие лица эпоса многогранны и неоднобоки.

Затем появляется, а точнее выходит на первый план, эпос библейский. (Имеется в виду Ветхий Завет). Он не очень отличается от эпоса греческого, или скандинавского по однозначности событий, но автор меняется. Меняются (правда не так сильно) и герои. Кардинально меняется система мироустройства. Становятся однозначными те существа, которые по возможностям выше людей: Бог и ангелы — «хорошие»; Сатана, черти, эльфы, гномы и др. — «плохие». Здесь же окончательно оформляется синонимический ряд «хороший» — «Светлый», «плохой» — «Темный». Библейский эпос затмевает остальные и от них практически ничего не остается — лишь слабые отголоски.

Но в глубине народа, где христианство причудливо смешивается со старыми поверьями, где эти «отголоски» не так уж и слабы, зреет новое. Это новое постепенно завоевывает все большее уважение, все больше, все шире круг увлеченных — и вот это уже везде — от лачуги до замка. Наверное не стоит пояснять, что «это новое» — сказка. (Можно, конечно, справедливо отметить, что сказки существовали всегда, но сказка с приходом христианства сильно видоизменилась, и действительно завоевывала круг слушателей заново).

Сказка жила, учила добру, развивалась и толкала на саморазвитие своих слушателей и читателей... и они выросли из сказки. Сказка оказалась слишком простой для них. И люди принялись писать какие-то «серьезные» вещи. Повести, романы... но воспоминания о сказке всегда оставались вместе с воспоминаниями о детстве, и они были неизменно добрыми и прекрасными. И люди стали писать сказки. Но это уже были совсем не такие сказки, какие слышали они в детстве. Это были вполне научные, солидные, наплоенные серьезными мыслями произведения. Они стали называться фантастикой. В XIX веке фантастика писалась на основе Библии, в XX — она изменилась и стала описывать достижения науки. Это было хорошо, но это была уже не сказка. И вот тогда-то... Но здесь история литературы сливается с историей творчества данного индивидуума. Теперь надо посмотреть на историю творчества Толкина и дойти и в ней до этого же момента.

Итак, в двадцать два года Джон Рональд Руэл Толкин в очередной раз прочитал товарищам свои стихи — как бы переводы с древнеанглийского. Такое случалось и раньше, но на этот раз кто-то «... спросил его: «Слушай, Рональд, а о чем это?» И Рональд задумчиво ответил: «Еще не знаю. Надо выяснить.» — так описан этот момент в предисловии к «Властелину Колец», написанному В.Муравьевым. И он того стоит, чтобы вспоминать о нем. С тех пор Толки выяснял (кстати, специально для возможных читателей-преподавателей и читателей-толкинистов: он выяснял не отрываясь от учебы, а учился он в Оксфорде на государственную стипендию). Сначала это приняло форму «Книги Утерянных Сказаний» (‘The Book of Lost Tales’) — сборника легенд, весьма напоминающих Калевалу, «Старшую Эдду», «Сагу о Вельсунгах», «Беовульфа»... Но это все же был свой, особый эпос. Это был эпос особого мира. Вначале, Толкин пытался привязать «Книгу Утерянных Сказаний» к этому миру, но, в общем, дальше множества перекликающихся имен, характеров и сюжетов дело не пошло. Получился эдакий «скандоэльфийский» эпос Арты. (Имеется в виду, что по стилю, сюжетам и т.п. этот Эльфийский эпос похож на скандинавский, а Арда или Арта Второе, как утверждают Темные, сиречь «не наши», более правильное произношение) — всего лишь название мира Толкина).

Затем ‘The Book of Lost Tales’ перерастает в «Сильмариллион» (‘The Silmarillion’) — это уже мифология библейского вида. Хотя и сохранилось наверное 99% героев, пусть даже изменивших имя, и 90% сюжетов. Но после ранней попытки опубликования своих стихов (которая у него провалилась), Толкин пишет «в стол».

Да и вообще — у него появляются дети. И профессор, испытывая к ним настоящую отцовскую любовь, садится рассказывать им сказку. Ну, и попутно, по привычке к аккуратности, записывает ее...

благодаря Сьюзен Дагнэл — его студентки, сказка издается. читают «Хоббита» (‘The Hobbit: There and back again’) взахлеб, читают взрослые и дети. А подростки забрасывают издательство требованиями о продолжении. И Толкин садиться выяснять — как оно может выглядеть. Он замечает, что действие «Хоббита» незаметно оказалось — разворачивается в Арте. И Толкин находит «зацепку».

Вот и история творчества Толкина дошла до того самого этапа, в котором была оставлена история мировой литературы. Этот момент называется ПОЯВЛЕНИЕ «ВЛАСТЕЛИНА КОЛЕЦ» (‘The Lord of the Rings’).

«Властелин Колец» — цикл из трех частей, повествующих о том, как маленький хоббит (кто такие хоббиты будет понятно позже), несмотря на серьезные испытания, смог противодействовать «мировому Злу» в лице Темного Властелина — Саурона (Гортхауэра) [Sauron, Grot’hauer-Grothaur the Cruel]. В принципе, «Властелин Колец» можно назвать романом-эпопеей. Тому можно найти достаточно подтверждений, впрочем, об это позже. Но все же у того произведения слишком много таких ярких особенностей, что трудно не согласиться с западными литературными критиками, утверждающими, что «Властелин Колец» — это новый литературный жанр.

Чем еще интересен Толкин? Ответ прост: Толкин, все же, в первую очередь — христианин, как минимум — «известный» Толкин. Дело в том, что достаточно обработанными для просто чтения являются лишь «Сильмариллион», «Хоббит», «Властелин Колец» и несколько не имеющих отношения к Арте сказок. (Толкин в своем неоконченном романе «Потерянная дорога» [‘The Lost Road’] и в письмах сыновьям признался, что именно Арта — дело его жизни). Так вот, во всех этих законченных произведениях наблюдается одна очень занимательная вещь: с одной стороны, рассказ ведется «почти что» от лица прямого участника описываемых событий (т.е. повествование идет в третьем лице, но подразумевается, что это что-то типа мемуаров), либо, в худшем случае — от лица, выслушавшего двух-трех участников. С другой, Толкин преподает все это как его собственную обработку перевода книги, найденной им где-то там и написанной теми самыми участниками и свидетелями. И вот где хитрость: не смотря на то, что это есть обработка, и что «участник», и «выслушивающий» относятся к одному и тому де лагерю, «враги» аксиоматично являются «плохими». Толкин, будучи, как уже отмечалось, христианином, подает свои произведения начиненными христианской моралью (что вообще-то неплохо), и совершает любимую христианскую ошибку — он даже не пытается создать сколько-нибудь объективную картину происходящего. А это уже досадно. Потому что, как сказала одна дама (среди толкинистов она известна как Ниеннах): «Ну не могли они быть такими уж плохими, если у них тысячелетиями были союзники по доброй воле!» Это действительно так, и поэтому, рассматривая произведения Толкин стоит отметить пропущенные добрые дела «плохих» (Темных) и сомнительные дела «хороших» (Светлых), дабы еще раз показать, насколько Толкин глубже, чем это кажется с первого взгляда, насколько он глубже сказки. Однако, пока что это все — голословные утверждения, не подкрепленные фактами. Соответственно, пришла пора приступать к анализу. Как говорится, начнем с начала.

2.     The Book of Lost Tales

Как уже отмечалось, ‘The Book of Lost Tales’ больше всего похожа на сборник скандинавских мифов. Тому имеется множество причин. Собственно говоря, этот сборник повествует о создании мира Арта и  самых начальных стадиях его развития. Волей-неволей, но когда речь идет о какой-то мифологии, приходится давать краткое содержание. Так вот, Арта была создана из песни Аинур (Ainur, единственное число — Ainu). Этот этап в книге назван «Музыка Аинур». Потом часть из них отправляется в только созданный мир чтобы править им и благоустраивать его к приходу Детей Илуватара (Children of Iluvatar. Эру Илуватар — Бог мира Арта, а Дети его — Эльфы и, по утверждению Светлых — Люди). Время до пробуждения Эльфов — Старших Детей и первые годы после пробуждения называются Предначальной Эпохой, время после ухода части Эльфов из «благословенной земли» и до окончания первой войны Эльфов и части Людей против Темного Властелина — Первой Эпохой (First Age). Имеется некоторая иерархия: Эру Илуватар создал Аинур и предложил им музыкальную тему для развития и обработки. Из полученной музыки он сотворил мир. Один из Аинур — Аину Мелкó (Ainu Melko), желая сотворить нечто самостоятельное, ведет свою мелодию. Эру настраивает остальных Аинур против Мелко. На Арте Мелко становится Темным Валой (т.к. Аинур, спустившиеся в Арту, стали управлять ее стихиями и стали называться Валар [Valar, ед.ч.; м.р. — Vala, ед.ч.; ж.р. — Valie]).

Итак, что же заставляет называть ЛТ «скандоэльфийским» эпосом? Во-первых, сама схема построения, ведь эти эпические легенды эльфов рассказываются человеку-мореплавателю Эриолу (Eriol, в более поздних разработках он получает второе имя, помимо этого — Ælfwine the Mariner). Рассказывают, надо отметить, сами эльфы в «домике Проигранной Игры» (Cottage of Lost Play). Этот момент является немаловажным свидетельством в пользу скандинавского эпоса, поскольку для него характерна передача легенд в качестве рассказа внутри произведения (например, «сага о Беовульфе» начинается:

«Истинно! Исстари

Слово мы слышим

О доблести данов,

О конунгах датских,

Чья слава в битвах

Была добыта!»

или можно вспомнить другой образец  подобных произведений:

«Внимайте скорее мне, добрый люди

И дамы и девы, и все, кто ни будет!

Хавелока повесть хочу вам поведать...»). первой характерный момент отмечен. Затем следует обратить внимание на такой занятный факт: Валар регулярно называются Богами, а многобожие характерно только для добиблейского эпоса.

Далее, в Предначальную Эпоху, в то самое время, когда боги спускались на землю и устраивали себе жилища по собственному вкусу, в числе прочих ‘there came still hurrying late Makar and his fierce sister Meàssë...» («туда же, торопясь, но все же опаздывая прибыли Макар и его свирепая сестра Мэассэ»), впоследствии же сказано: (описание их жилища) ‘Of iron it was made, and unadorned. There fought the vassals of Makar clad in armour, and clash there was and shouting and braying of trumps, but Meàssë fared among the warriors and egged them for more blows, or revived the fainting with strong wine that they might battle still; and her arms were reddened to the elbow dabbling it that welter... Now the battle of the courts of Makar was waged unceasingly save when the men gathered in the halls for feasting...’ («из железа оно было, и не украшено... Там бились вассалы Макара, закованные в броню, и грохот там стоял, и крики, и завывания труб, А Мэассэ ходила среди воинов и подстрекала их но бóльшие удары или приводила в чувство упавших без сознания крепким вином, чтоб они могли продолжать битву; и ее руки покрылись красным от толкания локтями в этой неразберихе... Итак, битва во дворах Макара велась не прекращаясь, исключая те времена, когда народ собирался в залах и пировал...») Это описание является практически калькой со скандинавской Вальхаллы, а Макар и Мэассэ — самые настоящие языческие боги войны.

Есть и другие заимствования из добиблейских эпосов: множество «богов второго порядка» — детей Валар. Такими, например, являются Оромэ (бог-охотник) сын Ауле (бог-кузнец) и Палуриэн (богиня растительности и животных) [Orormë, Aulë, Palùrien Yavanna]; Ниэликви, дочь Оромэ и Ваны [Nieliqui, Vana]; Норнорэ (бог-герольд) сны Манвэ Сулимо (бог ветра и птиц, Верховный Вала) и Варды (богиня звезд) [Nornorë, Manwë, Varda].. Тема детей богов часто встречается в эпосе. В качестве примеров можно привести древнегреческого Гефеста, скандинавского Хеймдалля, и, надо отметить, что они не единственны. В более поздних вариантах ЛТ детьми богов называются Майар [Maiar], которые здесь встречались в качестве «народа» или «вассалов» того или иного бога.

Также достаточно характерным для добиблейского эпоса является тема подробного описания магических действий. В ЛТ встречается описание сотворения Двух Древ — магических деревьев, освещающих Валинор, страну богов [The Two Trees: Silpion & Laurelin, Valinor], Сотворения Солнца и Луны. Причем, что характерно — в обоих случая в этом участвует Палуриэн, которая в этих местах называется ‘mother of magic’ (мать магии), что напоминает скандинавских ванов, конкретно — Фрейю, богиню плодородия и магии. Кстати, Два дерева весьма напоминают Ясень Иггдрасиль из скандинавской мифологии, а более позднее название Силпиона — Телперион очень созвучно с именем хеттского бога Телепинуса, куль которого также тесно связан с деревом. В принципе, для добиблейской мифологии характерно связывать богинь времен матриархата, которые изначально обладали какими-то земными и лишь отчасти хтоническими функциями, с магией. Магии так же не чужд Мелко. В «балладе о Падении Гондолина» [‘The lay of Fall of Gondolin’] Мелко создает специальные осадные устройства — драконов, которые, как сказано в балладе — ‘From the greatness of his wealth of metals and his powers of fire he bid him make beasts like snakes and dragons of irresistable might...’ («из огромных его запасов металлов и огненного могущества предложил ем [некто Meglin] создать зверей как змеи и драконы такой мощи, что невозможно будет им сопротивляться»). Причем, советует это ‘to devise out of his sorceries’, т.е. «создать своим колдовством».

В конце концов, сама фигура Мелко говорит о скандинавском эпосе. Дело в том, что в ЛТ этот самый «Черный Враг Мира» больше всего похож на эпического героя-трикстера. Кристофер Толкин (сын писателя) отмечает схожесть поступков Мелко и скандинавского Локи. Например, боги в начале ничего особенного не имеют против сотрудничества с ним. В Предначальную Эпоху, когда боги впервые решают сделать каике-то точечные источники света, Ауле просто просит Мелко создать столпы для ламп. Судя по всему, Ауле заказал столбы безо всяких разъяснений. Поэтому Мелко возвел их изо льда — дело было на крайних севере и юге. Лампы нагрели лед, и растаявшие столбы рухнули. (Мелко, наверное долго смеялся). Боги же на него за это обиделись. В другом сюжете, Мелко прячется на каком-то могучем дереве от Тулкаса ([Tulkas Poldôrëa, Astaldo] бог-великий инквизитор по «роду деятельности» и бог войны «по званию»). Здесь явно присутствует тема комичности, которая характерна исключительно для героя-трикстера.

И наверное последним моментом, указывающим на связь ЛТ со скандинавской мифологией является картинка, нарисованная Толкином в самом начале работы над этой книгой, где Арта представлена в виде дракара — викингского корабля. В комментариях к этой картинке, надо отметить, Кристофер Толкин и употребляет термин ‘Viking-ship’.

Все перечисленные выше факты свидетельствуют о сходности ЛТ с добиблейским эпосом. Но уже здесь присутствуют моменты, сходные с Библией. Например, в космогонической схеме Арты указано, что в залы Фуи Ниенны (не путать с Ниенной-человеком, упомянутой выше10 [Fui Nienna] после смерти ‘thither came sons of Men to hear their doom... and Fui reads their hearts. Some then she keeps in Mandos beneath the mountains and some she drives forth beyond the hills and Melko seizes them and bears them to Angamandi, or the Hells of Iron, where they have evil days. Some too, and these are many, she sends aboard the black ship Mornië, who lieth ever and anon in a dark harbour of the North awaiting these times, when the sad pomp winds... [далее корабль привезет их на] wide plains of Arvalin. There do they wander in dusk, camping as they may, yet are they not utterly without song, and they can see the stars, and wait in patience till the Great End come.

Few are they and happy indeed for whom at season doth Nornorë the herald of Gods set out. Then ride they with him in chariots or upon good horses down o the vale of Valinor and feast in the halls of Valmar, dwelling in the houses of the Gods until the Great End come.’ Следует обязательно привести этот фрагмент, потому что помимо многих важных космогонических моментов он прекрасно дает ощутить вкус толкиновского мифа и красоту его языка. Перевод же звучит так: «туда приходят сыновья людей выслушать свою судьбу... И Фуи читает в их сердцах. Некоторых из них она держит в Мандосе под горами, а некоторых отправляет за холмы, и Мелко захватывает их и доставляет в Ангаманди, или железные Ады, где они проводят злые дни. Некоторых же она отсылает на борт черного корабля Морниэ, лежащего всегда и сейчас на темном рейде Севера, ожидая тех времен, когда подуют скорбные ветры... [] на широкие равнины Арвалина. Там они бродят в сумерках, устраиваясь так, как сумеют, но все же не лишены они песен, и они могут видеть звезды, и терпеливо ждать Великого Конца.

Немногочисленны и действительно счастливы те, за которыми иногда приходит Норнорэ, герольд Богов. Тогда едут они с ним в колесницах или на добрых лошадях вниз, в долину Валинора и пируют в залах Валмара, живя в домах Богов до самого Великого Конца.» Великолепная смесь библейских и языческих мотивов. С одной стороны — корабль мертвецов, распространенный в языческих верованиях, с другой — Фуи, творящая суд и отправляющая «грешников» в Ангаманди. Арвалин — некий вариант на тему Чистилища, и, следует обратить внимание на то, что Норнорэ приходит за «праведниками» именно в Аравлин (это ясно из дальнейшего контекста), т.е. они попадают в Валинор именно после «Чистилища». Единственно, не совсем удается определить значение Мандоса для Людей. (для Эльфов Мандос — место «Страшного Суда», где после изречения их судьбы Ве [Vê] они ждут указанного им срока и вновь воплощаются в своих потомках — тоже языческий сюжет). Можно, правда, предположить, что это те, кто, как сказал Волнаду Левий Матвей (Булгаков, «Мастер и Маргарита») — «...не заслужил Света, он заслужил покой.» Других объяснений этому пока еще не выдвигалось.

Наконец, пришло время осветить неоднозначность происходящего, которая пока что подтверждает принадлежность ЛТ к псевдодобиблейскому эпосу, если можно так выразиться. Во-первых, занимателен сам факт того, что к мотиву Мелко кто-то присоединился. В главе ‘The Coming of Valar’ например, сказано, что Макар с сестрой были одними из первых присоединившихся к нему. Во-вторых, еще до построения столбов со светильниками, Мелко, не смотря на то, что был побит закованными в броню кулаками Тулкаса, говорит с Валар о том, что он ничего против них не имеет и ‘Rather was it his counsel that each Valar should now depart and dwell amid those things that he loved upon Earth...’ («Также было им предложено, чтоб каждый из Валар теперь отправился своей дорогой — жить среди тех вещей, которые любит на Земле...»). вполне разумное предложение, особенно если учесть, что дальше говорилось о запрете на попытки расширить свои владения. Это говорит «плохой», между прочим. Валар не последовали этому совету. Мелко же сделал как и предлагал — создал на Севере замок Хэлгор, который Валар называли Утумна [Utumna]. Затем (уже после падения Светильников) начались землетрясения, которые, как полагают Валар, были вызваны Мелко. Они решают пленить его. Для этого они приходят к воротам Хэлгор  заявляют, что хотят видеть Мелко в Валиноре, ибо он — самый сильный и мудрый из них (а так Эру его и творил — самым сильны и мудрым... Да вот не понравилась «папаше»  самостоятельность творения, и назначил другого «начальника»). Мелко отвечает им: ‘... ere I grant their boon my heart must be appleased for old affronts. Therefore must they come putting aside their weapons at the gate, and do homage to ,e it these my deep halls... Tulkas I will not see, and if I come to Valinor then I trust him out.’ («прежде чем я пообещаю это благодеяние, мое сердце должно быть умиротворено от старых оскорблений. Поэтому должны они прийти, положив свое оружие у ворот, и засвидетельствовать свое почтение в этих самых моих  подземных залах... Тулкаса не я не желаю видеть, и, если приду я в Валинор, я вышвырну его вон.») Собственно говоря, он всего лишь потребовал извинений и отказался жить в одном месте со своим главным обидчиком. Однако Валар пришли вовсе не за тем, и обманом (даже в книге стоит слово ‘treacherously’ — «предательски») заковывают Мелко в специально изготовленную цепь. Затем его заточают в полном одиночестве и темноте на три века.

Освободясь, он обнаруживает в Валиноре Эльфов, и говорит им, что вы же потеряли такой прекрасный мир, придя к Валар, желающим от вас лишь воз даяний — вот попробуйте уйти от них! Эльфы обижаются на него и доносят Валар. Те решают снова захватить Мелко, но тот, убив доносчиков и забрав часть их богатства, скрывается. И после всего этого Мелко делает вещь, которую никогда не сделает ни один настоящий «злодей» — он посылает парламентера (между прочим, парламентер был из народа Ве и ушел к Мелко не так давно по своей воле) со словами: ‘The Lord Melko, ruler of the world from the darkest east to the outer slopes of the Mountains of Valinor unto his kinsmen the Ainur. Behold, in compensation for divers grievous affronts and for long times of unjust imprisonment despite his noble estate and blood that he has at your hands suffered, now he was taken, as it due to him, certain small treasures held by the Noldoli, your slaves. Great grief is it to him that of these he has slain some, in that they would do him hurt... will he now put from memory... all the past injuries that ye the Gods have wrought him...’ («Властитель Мелко, управитель мира от темнейшего востока до внешних склонов гор Валинора [горы Валинора тянулись вдоль его восточной границы, спускаясь прямо в море] обращается к своим родичам Аинур. Слушайте, в компенсацию за досадные оскорбления и за незаконное заключение, несмотря на его благородное происхождение, и кровь, которую он пролил от рук ваших, теперь забирает он, как и должно ему, безусловно небольшие сокровища, бывшие у Нолдоли [название эльфийского народа], ваших рабов. Великая досада для него, что он убил некоторых из них, ибо они собирались нанести ему ранения... он выбросит из памяти... все прошлые обиды, которые вы, Боги, нанесли ему...») Вообще-то, мешок камушков — это действительно очень маленькая вира за кровь Бога. И еще одна деталь, говорящая в пользу Мелко — он никак не претендует на чужую страну: Валар заперлись в Валиноре и им не нужно Эндорэ (те самые земли на востоке) — пускай себе и живут. Мелко же, видимо испытывая привязанность к землям, где раньше был его замок, желает жить именно там. Был и еще один эпизод: Некий Ту, или, в других вариантах  — Туво {Tu, Tùvo] познакомился с Мелко во время его заточения. ‘He teaches Tùvo much black magic’ («он многому научил Туво из черной магии»). После этого Туво приходит к Авари (племена Эльфов, отказавшихся переселяться в Валинор) и спокойно становится их Wizard-king’ом (Королем-чародеем). Под доброй воле аксиоматично «хороших» эльфов, между прочим. Право же, так и хочется сказать: «Какой же этот Мелко гадкий, мерзкий, завистливый и злобный захватчик!», а?

3.    The Slimarillion

По сравнению с ЛТ, эта книга является сборником более законченных по форме мифов и легенд. Замечательным является то, что он при доработках и поправках, вносимых Толкином на протяжении всей его жизни, из «скандоэльфийских» понемногу превращаются в «ардобиблейские» (т.е. библейские по духу, но относящимися к Арде). И, что самое интересное, как и следует по закономерности общего развития литературы, после того, как был написан «Сильмариллион», никого уже (кроме самого автора) ЛТ не интересуют. В печать идет именно «Сильмариллион», а не они. («Утерянные сказания» вообще появляются в виде типографской книги только после смерти Толкина, в виде этакого «академического» издания). Как и положено, библейский эпос вытеснил языческий.

Однако, чтобы делать такие выводы, надо доказать то, что «Сильмариллион» действительно является образчиком «ардобиблейского» эпоса. Доказательств тому не так уж мало. чего стоит хотя бы само его начало: «В начале был Эру, Единый... Первыми он сотворил Аинур, Священных.» Не правда ли, очень похоже на «Вначале был Бог и сотворил он небо и землю»? Далее идет практически не изменившаяся легенда о Музыке Аинур. А вот дальше и начинается самое интересное. Во-первых, исчезает мотив детей Валар. Майар, говорится в «Сильмариллионе»: ‘The spirits of same origin, than Valar, but of lesser stature’ («Духи такого же происхождения, что и Валар, но более слабые). Вообще становится возможным наложить христианскую схему на Арту: Бог — Эру; Валар — Архангелы; Майар — Ангелы; Эльфы — вечно живущие праведники. Схема эта подтверждается тем, что Валар практически теряют свое значение как Стихии, и когда нужно что-либо сделать «Манвэ воззвал к Илуватару. Валар сложили с себя правление Ардой. Но Илуватар рассудил иначе. Он изменил облик мира...» Не Ауле устраивает землетрясение, не Ульмо — цунами, не Манвэ — ураган, а просто они возносят молитву Эру и тот все за них делает. Исчезают также и Макар с Мэассэ, языческие боги войны. И, что самое главное, Валар больше не называются Богами, и только ’men call’em Gods, because they don’t know their origin’ («люди зовут их Богами, потому что не знают их происхождения») — это очень важный момент, свидетельствующий в пользу «библейской! Теории.

Во-вторых, это подтверждается изменением сюжетов с участием Мелькора (Melkor, ранее — Melko). Валар уже не сотрудничают с ним, не просят создать столбы для светильников. Исчезает история с Глашатаем (имеется в виду не Норнорэ, а Майа-отсутпники из Майар Намо (Namo, он же Mandos, бывший Véfantur или просто Vé). Вообще, Мелькор становится неким вариантом Сатаны. Кстати, исчезает и тем Эльфов Тьмы («приказано забыть», как утверждает Ниенна), а чародей Tùvo, меняя свое имя как Tùvo ® Tu ®Thû ® Sûr, становится наконец Сауроном (Sauron, он же Gorthaur the Cruel), Майа Ауле, ушедшим к Мелькору. Мелькору начинают приписывать все, что не слишком приятно для Валар и Светлых Эльфов. Он, оказывается, сотворил и Орков, и Троллей, Драконов, и прочую нечисть. Причем, как и положено Сатане, Творить он де не умеет, и делает в насмешку и из творений прочих Валар (интересно, из чего он сделал летающих огнедышащих Драконов?). Например, Орков он де сделал, напугав Эльфов, оставшихся в Эндорэ. (А кому какое дело, что испугались-то они на самом деле по «Сильмариллиону» громогласного, огромного и закованного в блестящие доспехи Оромэ; все равно, это он, гад такой, научил Эльфов бояться). В общем — Сатана...

В-третьих, меняется сам стиль повествования. В отличие от ЛТ, которые, как уже поминалось выше, является сборником легенд, рассказанных Эльфами Эриолу, и содержащую части, повествующие о самих разговорах Эриола и Эльфов; ‘The Silmarillion’ уже ничем подобным не отличается. Схема сказки в сказке, столь характерная для языческих мифов, исчезает. Последним ее отголоском является запись перед началом ‘Quenta Silmarillion’ (мифология Арды прошла путь от ЛТ до ‘The Silmarillion’ через две практически завершенных книги, каждая из которых является дальнейшим развитием предыдущей: ‘Quenta Noldorinwa’ и ‘Quenta Silmarillion’), где написано: ‘This book was written by Noldo Rumil in Valinor’ («Эта книга написана Нолдо Румилом в Валиноре). Идея того, что «Сильмариллион» написан в Валиноре в контексте присутствует и в последнем варианте, но вышеуказанная фраза в ‘The Silmarillion’ все же не вошла.

Кстати, о происхождении «Сильмариллиона». В ‘The Lord of the Rings’ (последней работе Толкина, собственно и принесшей ему популярность) указывается, что все это является переводом Толкина ‘The Red Book of Western Edge’ («Алой Книги Западного Крома»), которая была написана хоббитами Бильбо, Фродо и Сэмом (Светлыми), со слов Элронда (Светлого Эльфа, родившегося в конце Первой Эпохи), Гэндальфа (Светлого Майа, приплывшего из Валинора в середине Второй Эпохи) и собственных воспоминаний (о конце Третьей Эпохи), и переписанной по приказу Короля Эллесара (Светлого) писцом из Гондора (Светлое королевство Людей). Позвольте спросить после этого: а где вы тут хотите увидеть объективное изложение событий?! Но, между прочим, даже здесь имеются обмолвки, позволяющие усомниться в столь контрастной схеме мира. Например, в «Сильмариллионе» указывается, что «... ведь Мелькор никогда сам не создал ничего живого.» А потом вдруг оказывается, что он создал Троллей и Драконов.

В «Сильмариллионе» встречается и другой, характерный для библейского эпоса сюжет. Здесь — это сюжет «Клятвы Феанора». В Библии — проклятия посмевшим идти против воли Бога. Действительно, Феанор (Эльф, создавший в Валиноре три камня-Сильмарилла) со своими сыновьями «клялись ненавидеть и преследовать любое существо... овладевшее Сильмариллами или только вознамерившееся овладеть ими.» (а Сильмариллы в то время были уже у Мелькора [«Цена крови Эльфов Тьмы» — утверждают Темные]) и как реагируют на это Валар? «Опомнитесь, безумцы!... Вы теряете его [Валинор] навсегда. Гнев Валар лежит на доме Фенаора, и он падет на всякого, кто последует за ним...» Не правда ли, очень похоже на Содом и Гоморру, изгнание Адама и Евы из рая (кстати, за познание Добра и Зла, а Феанор — единственный из Эльфов Света, кто осмелился сказать: «Почему, о великий народ, почему мы должны служить замыслам алчных Валар?.. Да, сейчас они называют Мелькора врагом, но разве он не один из них?...») и многие, многие грехи ослушания.

Еще одним занимательным моментом в «Сильмариллионе» является новая теория Людей и Эльфов. Эльфы там, по-прежнему, после смерти попадают в залы Намо, где он их держит некоторое время, а потом они снова выходят в жизнь (правда они уже не возрождаются в своих потомках, и поэтому число Эльфов на земле все же изменяется.) Но с Людьми все становится по-другому. Исчезает сюжет Судии-Фуи, а Люди становятся «Странниками, Гостями» в этом мире, и после смети они проходят через другие залы Намо, чтобы уйти в далекие миры Эа (Вселенной),  даже Намо не знает куда, а если и знает, то никому не говорит. Эта темя является некоторым отступлением от «библейского» духа «Сильмариллиона».

4.    The Lays of Beleriand.

Эта книга содержит пять баллад в разной степени законченности. Как известно, баллада появилась примерно в одно и то же время со сказкой — чуть раньше, или чуть позже — значения не имеет. В данном случае — раньше. Они представляют собой огромный интерес, потому что в них, помимо некоторых изменений, подтверждающих христианизированность самого жанра баллады, просто открывается новая сторона таланта Толкина.

Первая — «Баллада о детях Хурина» (‘The Lay of the Children of Hurin’) интересна тем, что в ней впервые у Толкина встречается достаточно разработанный мотив искушения. Надо отметить, что искушают в ней, как и положено христианскому произведению — Человека, правда не совсем обычного. В данном случае, Хурин — великий воин, хорошо знакомый с Эльфами потаенного города Гондолин, менее всех растерявших свои знания. Само искушение выглядит достаточно стандартно: ‘...A sword of terror thy hand should hold, and a high lordship as Bauglir’s champion, chief of Balrogs...’ («Меч ужаса должна [читай — «достойна»] держать твоя рука, и высокий ранг Бауглирова чемпиона, начальника Балрогов»), далее после отказа, следует предложение богатства — т.е. все идет по обычному сценарию. Моргот (Morgoth) (имя, данное Эльфами Света Мелькору) предлагает, Хурин — отказывается. Но очень интересен результат — вместо того, чтобы оступиться от Хурина, Мелькор, как уже было сказано — давно превратившийся из Локи в Сатану, накладывает на того заклятие, дабы Хурин видел, что происходит с его близкими, и как «светлые, добрые и замечательные» Эльфы им помогут выпутываться из разных передряг. Для объективности надо отметить, что его жена потерялась в степи, сын женился на собственной сестре, сделал ей ребенка и умер от драконьего яда, а та самая сестра, узнав все это — утопилась (она на время потеряла память, а брат ее никогда не видел). Эльфы же относительно этого семейства в большинстве своем надеялись на «авось» и откровенно в глаза хамили.

Надо так же отметить, что очень интересен способ рифмовки:

( ——— а ———- б)

( ——— в ———- а)

в скобках здесь даны строки. К тому же этот способ рифмовки гораздо сложнее (или легче), чем показано выше, потому что рифмуются далеко не все строки (хотя  большинство), но закон наличия или отсутствия рифмы (если он есть вообще) не обнаружен. Кстати это придает балладе какой-то особенный вкус. Также она полна всяческих анахронизмов, историзмов и поэтизмов, как например приводимое выше местоимение ‘thy’. Надо отметить, что вообще баллада достаточно хорошо замаскирована под средневековую чисто по стилю и выражениям.

Затем идут три баллады, написание которых было прервано на самой ранней стадии (они даже сведены в раздел ‘Poems Early Abandoned’ — «Рано заброшенные стихи). По этой причине про них мало что можно сказать, коме того, что они тоже очень красиво «не написаны». В первой из них — ‘The Flight of Noldoli from Valinor’ («Уход Нолдоли из Валинора») уже присутствует, как и в «Сильмариллионе» мотив Клятвы. Вторая и третья же не представляют собой никакого особого интереса. В принципе, законы рифмовки и построения строки в них тоже неординарны, но не имеет смысла анализировать стиль баллады по небольшому ее куску, да еще когда известно, что это — неокончательный вариант. И уж больно велика погрешность.

И, наконец, пятая баллада, ‘The Lay of Leithain’ (переводить не имеет смысла), рассказывает еще один вариант истории Берена и Лютиэн. Как ни странно, он занимает промежуточное положение по развитию сюжета между аналогичными историями в ЛТ и ‘The Silmarillion’. Впрочем, это и не удивительно, так как баллада была написана (но н издана) Толкином в промежутке между этими книгами, но поскольку она относится к более поздним временам, так сказать, по временам не мифов, но эпоса Арты, на ее стиль время написания особого влияния не оказало.

Это — самая красивая и легко читающаяся баллада из всех. В ней так же хорошо разработан закон рифмовки, который в данном случае чрезвычайно прост: баллада написана самым обыкновенным дистихом.

что самое замечательное в ней — это то, что она, будучи написанной раньше всех четырех предыдущих баллад, имеет самую развитую форму, т.е. по ее событиям и склонности к красочным описаниям, она кажется балладой, написанной в позднем Средневековье. (Имеется в виду, что все пять являются современными имитациями Средневековых, несмотря на то, что описывается в них совсем другой мир).

Также очень интересно в ней то, что в ‘The Lay of Leitahin’ на самом деле содержатся две баллады: одна — собственно про Берена и Лютиэн, а вторая — о битве Мелькора и Финголфина. (Canto XII).

С точки зрения стиля следует заметить, что в этой балладе наиболее развито и часто применяются tropos, и их активное применение иногда даже доводит смысл до смешного абсурда. Например, Canto I начинается с рассказа о Тинвелинте и его королевстве и мощи, а Canto II — с рассказа о Мелькоре (и его королевстве и мощи) — явное противопоставление, мол, вот они — противники! Но Мелькор-то — Вала, хотя и почти ставший Человеком, а Тинвелинт — Эльф. Странно как-то напоминает кошку и мышку... или голые пятки и шашку... Но, конечно, не все они так абсурдны, и в принципе, ‘The Lay of Leithain’ оставляет наиболее благоприятное впечатление о себе не фоне остальных четырех баллад.

Кстати, о Мелькоре. Если отбрасывать все эпитеты типа «как всегда, говоря неправду», «гнусный» (по определению, то он оказывается ничего особо ужасного не творит, просто возглавляет противоположную «сторону баррикад».

5.    The Hobbit, or There and Back Again

Как уже было отмечено в самом начале - «Хоббит» лежит несколько в стороне и от ЛТ и он ‘The Silmarillion’, и от ‘The Lays of Beleriand’. Во-первых, потому, что если первые две книги относятся к эпическому виду литературы, третья - содержит эпические баллады, то «Хоббит» - это по виду просто детская сказка. Во-вторых, ее действие происходит не в Первую Эпоху, а в Третью, и события «Сильмариллиона» отстоят от ее события на четыре с половиной тысячи лет, и совершенно забылись. Но это только внешне.

На некотором этапе чтения с «хоббитом» начинает твориться что-то странное. Во-первых, появляется весьма завуалированная философия (что несколько не характерно для сказки). Хотя, в принципе, эта философия не так уж и сложна сама по себе, но идея маленького и неприспособленного «быть большим» человека среди больших событий не слишком-то часто встречается в сказке. Создается впечатление, что герои сказки незаметно растут и начинают не вписываться в сказку. Приключения становятся все серьезнее и серьезнее, и под конец «прогулка» за кладом заканчивается Битвой Пяти Воинств, в которую вянут весь северо-восток материка (если сравнивать ее по масштабы с историей Европы, то Битва Пяти Воинств сравнима с Куликовской или Грюнвальдской). Вообще, появляется ощущение, что «за кадром» что-то твориться. частично это объясняет сам Гэндальф (маг, который и втянул главного героя в эту историю), но его объяснения не слишком понятны. Ну, выгнали они  какого-то Некроманта, а кто он такой? Куда он потом делся? что-то явно есть еще...

Но это не все интересные особенности «Хоббита». В начале этой работы недаром было сказано про сказку, что она рождается в глубине народа, где еще живы отголоски древних мифов. В этой сказке эти отголоски тоже живы. Причем, самое интересное, что в ней живи отголоски мифов и Земли, и Арты. Из земной мифологии, из Старшей Эдды (Прорицание Вёльвы) пришли в нее имена гномов — в основном, спутников главного героя — хоббита. Пришли практически без изменений: Двалин, Нори, Торин, Трор, Фили, Кили, Дори, Ори, Траин-Трэйн, Бёмбур-Бомбур, Глои-Глоин, Дурин-Дьюрин, Даин-Дэйн. Да что ту говорить, сам Гэндальф встречается там же как Гандальв. Из «Саги о Беовульфе» и многих других источников приходит сама тема клада, охраняемого драконом. Для пущего аромата, в сказу приходят Эльфы, Тролли, Гоблины, Волки- и Медведи- оборотни.... Сам хоббит, конечно, ни в каких сказках не встречается, но и его отголоски можно найти: во многих местах присутствуют разные животные, иногда помогающие героям, иногда — они сами являются героями. Так и тут. «В земле была нора, а в норе жил хоббит...» (кстати, по английски он пишется ‘hobbit’, что весьма напоминает ‘rabbit’ — заяц. Эту же аналогию замечает г-н Муравьев в предисловии к «Властелину Колец»). Вот, жил он себе, да был, а потом отправился зайка путешествовать. Только он во время путешествия оказывается не совсем-то и зайкой. Как у Булгакова: «Мне кажется, Вы не очень-то кот.»

Но вдруг, сказка делает очередной поворот и «со свистом» вываливается в Эндорэ. Вдруг появляется Элронд, появляются даже самые настоящие отголоски мифов — вместе с двумя мечами, найденными в пещере троллей, в сказу приходит рассказ о древних великих войнах Эльфов с Гоблинами (Орками) и о древнем эльфийском городе Гондолин. Но все же, сказка остается сказкой, какой бы мудрой она не была, и в мифологию, или очередную сагу она не превращается. Превращается она в несколько другом смысле — в источник треволнений для автора, потому что от него требуют продолжения. И Толкин садится писать.

6.    The Lord of the Rings

Роман «Властелин Колец», несмотря на великолепную легкость чтения, на самом деле является фантастически сложным произведением. В нем есть черты всего. Любого жанра, любого вида литературы. Многие литературные критики на Западе, устав от попыток определить, к какому жанру он относится, придумали новую формулу: «Властелин Колец» — это новый жанр в литературе.

По сути дела, ничего другого и не остается. Формально «Властелин Колец» повествует о хоббите Фродо, который через весь материк пронес на себе Кольцо Всевластья, чтобы уничтожить его в самом центре Мордора — государства, где правит Тьма в лице Саурона (да-да, того самого Черного Майа). Роман начинается, когда Фродо еще не достиг совершеннолетия, а кончается когда он пребывает в пожилом возрасте. Он начинается в Хоббитании — на северо-западе Эндорэ, а кончается на юго-востоке. (точнее говоря - он кончается снова в Хоббитании, но основное действие завершается все же на юго-востоке). Во время романа, юный и толстенький, чуть-чуть романтичный домосед Фродо, напуганный знанием о том, что он получил от дядюшки (главного героя «Хоббита») превращается в мудрого и милосердного, побитого жизнью мужа. Его развитие (в моральном смысле) потрясающе. И что самое интересное, фактически, судьба Эндорэ зависела от него. Судьбы народов были в руках маленького, самого обыкновенного провинциального «человека» (вообще, Хоббитания, или если быть более точным — ‘Shire’, очень похожа на столь любимую Толкином провинциальную Англию. Об этом можно догадаться хотя бы вспомнив названия английских графств: ‘Wustershire’, ‘Devonshire’... ‘Hobbitshire’?!) В принципе, вышеизложенные детали позволяют сказать, что «Властелин Колец» — это роман: в нем происходит становление личности героя, он развернут во времени и пространстве. Но что это за роман?

Плутовской. Доказательство тому — сам сюжет: два маленьких хоббита пробираются в строго охраняемую страну (Мордор в их описании вообще чем-то похож на та страну, что за «железным занавесом») и, как они считают, расстраивают планы ее Властелина и полностью уничтожают ее.

Воспитательный. Фродо растет на страницах «Властелина Колец» и, надо отметить, по некоторым качествам очень хочется на него походить. В романе есть множество откровенных нравоучений. Причем нравоучений очень правильных. Например, еще в самом начале Гэндальф говорит Фродо: «Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя. И за это... была ему немалая награда. Недаром он не стал прислужником зла, недаром он спасся; а все потому, что начал с жалости». Или:

«— Он заслужил смерть.

— Заслужить-то заслужил, спору нет. И он, и многие другие, имя им легион. А посчитай-ка таких, кому надо бы жить, но они мертвы. Их ты можешь воскресить — чтобы уж всем было по заслугам? А нет — так не торопись никого осуждать на смерть.»

Путешествие. Ну куда уж больше. Несколько тысяч миль пути, красочные описания природы, удивительные приключения и встречи — Эльфы из тех разных стран, Люди, Гномы, Орки, наконец. И еще — Энты (пастыри деревьев, сами похожие на липы, осины...) и Назгулы — помощники Саурона, Темное Братство Девяти Людей-Кольценосцев, нагоняющие страх на Светлых.

Философский. Весь роман действительно проникнут философией. Редко, очень редко она обретает явное выражение в виде чьей-нибудь речи, но она везде. Она везде. «Властелин Колец» показывает, что милосердием можно и обидеть, как это становится понятным в эпизодах, где Йовин (Eowyn), не совсем оправившись от ранения хочет ехать в последнюю битву, результат которой покажет (как думают Светлые) — чему быть: Свету или Тьме? Но ее из милосердия не выпускают из госпиталя. Или когда кавалькада победителей проезжает мимо низвергнутого предателя-мага Сарумана и Фродо делится с ним табаком, захваченным в его же владениях.

«Властелин Колец» показывает, что

«Когда надвинутся тучи,

Когда бессильны герои,

Исполнит маленький воин

Что неподсилу могучим».

То, что не только могучими воинами, не только на военной силе держится мир. Сама пара Фродо и Сэма — его слуги, сопутствующего ему на всем пути, пронизана глубокой философией преданности и дружбы. (Надо отметить, что Фродо и Сэм действительно похоже на мистера Пиквика и Сэма Вэллера). Если не обращать внимания на крайнюю субъективность повествования, «Властелин Колец» несет в себе еще одну великую мысль — наиболее четко описал ее все тот же г-н Муравьев:

«Эта книга о природе власти, которая хочет быть властью над человеком, власти безнравственной и порабощающей, основанной на лжи и насилии. Духовная капитуляция перед такой властью и всякая ей сопричастность растлевают и губят человека. Общие нравственные законы существования человечества непреложны. человеческое достоинство — главное достояние человека, и нужно отстаивать его до конца любой ценой, в любых обстоятельствах.» Поистине, нечего добавить, кроме того, что как ни странно, если внимательно вчитываться, становится ясно, что апологетом этой власти является вовсе не главный противник — Саурон, а его неумелый и не понимающий его побуждений подражатель Саруман.

А еще, «Властелин Колец» — роман рыцарский. Удивительно, но факт. В нем присутствуют такие рыцарственные фигуры, как Боромир и Арагорн (Bromir, Aragorn), и, что наиболее показательно, имеются многие образчики поведения героев, навеянного чисто рыцарской этикой. Таков и последний король Гондора Эарендур, едущий на поединок с Королем-Чародеем (Первым Назгулом), таков и Боромир, готовый идти на все ради чести и победы своего отца-господина и его державы, таковы и хоббиты Мерри и Пиппин (Merry [Merriadoc], Pippin [Peregrin]), предлагающие свою службу королю Роана (Rohan) и Наместнику Гондора, которые нарекают их оруженосцами. Такова и легенда, реализация которой немало помогла Светлым — легенда о Короле Мертвых, нарушившем свою клятву и из-за этого не обретший покой до ее исполнения. (Между прочим, именно на этот эпизод ссылается Ф. Кардини в своей книге «Истоки средневекового рыцарства» [Franko Cardini, ‘Alle Radci Della Cavaleria Medievale’]).

Может быть, именно это называется романом-эпопеей, но поскольку все, что написано выше о «Властелине Колец» — лишь мала доля того, что о нем можно (да и нужно) написать, и, соответственно, выше было дано отнюдь не полное освещение этого романа, наиболее правильной точкой зрения, похоже, является та, что декларирует ‘The Lord of the Rings’ самостоятельным жанром литературы.

7.    Заключение

Итак, в этой работе был произведен краткий анализ основных вех творчества английского писателя Джона Рональда Руэла Толкина. Объем его работ на самом деле на много более велик. Перу Толкина принадлежат не только вышеописанные книги, но и несколько сказок, как то: ‘Smith of Wutton Major’, ‘Farmer Giles of Ham’, ‘Leaf by Niggle’ («Кузнец из Большого Вуттона», «Фермер Джайлс из Хэма», «Лист работы Ниггла»), несколько эссэ, из которых наиболее известным является эссэ «О волшебных сказках» (‘Of Fairy Stories’), цикл детских стихов «Приключения Тома Бомбадила» (‘The Adventurs of Tom Bombadil’). Так же Толкин, как уже говорилось выше, был профессором лингвистики в Оксфордском Университете, и, соответственно, писал и вполне научные работа, делал переводы с древнеанглийского, а также приложил свою руку к созданию Большого Оксфордского Словаря Английского Языка. Как видно, в такой короткой работе невозможно коснуться всех областей его творчества (если, конечно, не говорить о каждом произведении или работе по два-три предложения), просо невозможно. Однако, учитывая то, что Толкин ни над чем так не работал, как над историями, относящимися к Арте, можно взять на себя смелость заявить, что выбор произведений, освещенных здесь, был правилен.

Из вышесказанного понятно, что творения Толкина представляют собой огромное поле для написания работ что критического, что историко-литературного характера. Особый интерес вызывают такие произведения, как «Лист работы Ниггла», «Властелин Колец» и, увы, до сих пор не переведенная на русский язык (и не скоро будущая переведенной) неоконченная полу автобиографическая повесть ‘The Lost Road’ («Потерянная Дорога»), которая не вошла в данную работу по причине того, что не содержит никаких добавочных сведений по Арте и стоит несколько на отшибе всего этого цикла.

Вообще, можно считать, что в это работе оказывалось не только величие Толкиновского таланта, но и схожесть истории его творчества с историей творчества народов мира. Недаром он с успехом переводится на многие языки (включая такие экзотические, как японский и вьетнамский), и недаром так много людей во всем мире с охотой его читают и даже «болеют» им. Известно, например, что ролевые игры проводятся и во Франции (кстати, тоже преимущественно по Толкину), и что там существует целая отрасль промышленности, специализирующаяся на производстве костюмов и игрового (безопасного) оружия. В Соединенных Штатах нашлись люди, которые не только прочитали Толкина, но и попытались осмыслить недосказанное им (за то, что они посмели мыслить и сомневаться, просто читавшие называют их Темными, ибо они действительно сомневаются в абсолютной отрицательности Мелькора и Саурона). Надо отметить, что Темные есть и в России, и они с гордостью «несут свое Черное Знамя», несмотря на всю тяжесть и скорбь этого пути. На, а уж просто клубов почитателей Толкина полно в каждой стране. Так что Толкин - это серьезно. Жаль только, что до Росси он дошел так нескоро.

8.    Список литературы, которая использовалась для ссылок и подготовки данной работы: