Россия и Америка. 1765-1815

Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств

кафедра музееведения и экскурсоведения

Правдина Екатерина Игоревна

101 группа

Курсовая работа

по Отечественной истории второй половины XVIII-первой половины XIX веков

на тему:

«Россия и Америка. 1765-1815.»

Руководитель: Мастеница

Елена Николаевна

2006

Оглавление

Введение. 1

I. История зарождения взаимоотношений России и США в политическом аспекте:

1. Война Америки за независимость, участие России в этой борьбе; 3

2. Политика вооружённого нейтралитета и мирное посредничество России между Англией и её противниками; 7

3. Миссия Ф.Дейны и её историческое значение; 14

4. Развитие взаимоотношений в первой четверти XIX века. 17

II. История зарождения взаимосвязей России и США в областях науки и культуры:

1. Первые предпосылки зарождения взаимосвязей между государствами и отдельными выдающимися личностями России и Америки; 22

2. Прогрессирование отношений в конце XVIII века. 26

Заключение. 31

Список использованной литературы. 32

Приложения. 33

Введение

В настоящее время Россия, после длительной задержки, наконец, постепенно начинает выходить на международную арену, как страна развитого капитализма. При этом развитие внешних связей с другими странами мира неизбежно. Соединённые Штаты Америки стоят в списке внешней политики России далеко не на последнем месте. Причём взаимосвязи этих двух государств-гигантов имеют место уже в XVIII веке.

500 лет назад, 12 октября 1492 г., испанская экспедиция Христофора Колумба подошла к берегам Сан-Сальвадора — одного из Багамских островов [1-3]. Так было положено начало открытию и колонизации Нового Света европейцами. Но открытие и освоение Америки, безусловно, не были одноактным событием, а представляли собой длительный процесс. В нем участвовали представители разных стран — Испании, Португалии, Англии, Голландии, Франции... Принимала в нем участие и Россия, которой принадлежит заслуга открытия этого континента с востока, со стороны Азии. Первыми русскими, обнаружившими Америку, были Иван Федоров и Михаил Гвоздёв. 21 августа 1732 г. (ст. ст.) они подошли к «Большой земле» северо-восточнее современного мыса Принца Уэльского. Позднее, в июле 1741 г., новой земли достигла знаменитая экспедиция Витуса Беринга и Алексея Чирикова, которые открыли и обследовали значительную часть северо-западного побережья Америки и многие острова Алеутской гряды [1-3]. Таким образом, был установлен фундамент русско-американских отношений, которые длятся уже более 250 лет и будут, как я полагаю, длиться ещё долго.

Я выбрала эту тему потому, что интересуюсь внешней политикой современной России, в частности её взаимоотношениями с США. Но для того, чтобы понять всё до конца необходимо окунуться в те далёкие времена, когда Россия была великой империей, управляемой последовательно Екатериной II, Павлом I и Александром I, а Америка была плохо освоенной территорией, борющейся за независимость от европейских метрополий и за свою особую капиталистическую бытность. Как мне представляется, открытие Америки Россией (и другими странами) включает не только основание Русской Америки, ставшее фактом в результате образования Российско-американской компании в 1799 году [1-188]. Не меньшее значение имело налаживание более или менее регулярных общественно-политических, торговых, научных и культурных связей. Я затронула лишь взаимосвязи в областях культуры, науки и, разумеется, в области политики, так как без неё не было бы первых двух.

Цели моей работы:

1. Проследить установление отношений России и США в политическом аспекте;

2. Рассмотреть развитие этих отношений в период до 1815 года;

3. Отметить и проанализировать имевшие место события, их причины, значения и последствия;

4. Рассмотреть взаимоотношения государственных деятелей России, США и других стран;

5. Проследить также становление взаимосвязей двух государств в сферах науки, культуры и общественной жизни;

6. Рассмотреть последующее развитие отношений в этих областях;

7. Рассмотреть взаимодействие выдающихся личностей России и Америки.

Задачи моей работы:

1. Ознакомиться с пунктами внешней политики России и Америки относительно друг друга и в отношении других стран;

2. Изучить различные политические и исторические документы;

3. Ознакомиться с трудами некоторых выдающихся личностей науки и культуры;

4. Сравнить различные мнения относительно этого вопроса;

5. Сделать свои выводы из изученной темы.

Перед началом изложения хочу сказать, что мне в написании моей курсовой работы помогли многочисленные труды специалиста в области русско-американских отношений Н.Н. Болховитинова. Его книга «Россия открывает Америку. 1732-1799» помогла мне разъяснить вопрос о научных и культурных связях. А труд «Россия и война США за независимость. 1775-1783» сыграл важную роль в рассмотрении вопроса о борьбе Соединённых Штатов с метрополией и роли России в этой борьбе. В изучении всех аспектов моей работы с точки зрения документальной основы мне помог совместный труд Болховитинова и других известных историков России и Америки «Россия и США: становление отношений. 1765-1815» - сборник опубликованных исторических источников. В рассмотрении вопроса об англо-американской войне я опиралась на книгу, созданную под редакцией Болховитинова «История внешней политики и дипломатии США. 1775-1877». При изучении пунктов внешней политики России я использовала издание Института российской истории РАН «История внешней политики России. XVIII век» и «История внешней политики России. Начало XIX века».

I. История зарождения взаимоотношений России и США в политическом аспекте

1. Война Америки за независимость, участие России в этой борьбе

Благодаря экспедициям Фёдорова-Гвоздёва в 1732 и Беринга-Чирикова в 1741 годах [2, С.10], Россия открыла для себя Америку. За ними к Алеутским островам и северо-западному побережью «Большой земли» устремились многие десятки русских промысловых экспедиций [2, С.174]. В этом смысле можно с полным основанием сказать, что в результате многочисленных плаваний русских исследователей в XVIII веке Азия «сошлась» с Америкой и между двумя континентами завязались систематические и прочные контакты. Россия стала не только европейской и азиатской, но и в какой-то мере и американской державой. Говоря о значении экспедиций Беринга и Чирикова, один из современных исследователей справедливо заметил, что, какие бы иностранные суда ни появлялись в дальнейшем между Камчаткой и Америкой, это пространство рассматривалось как находящееся под русским влиянием [2, С.22]. Также появился и в дальнейшем завоевал права гражданства термин «Русская Америка». Таким образом, отношения двух стран, завязавшись, не могли не развиваться, особенно в области политики и межгосударственных отношений. Не последнюю роль Россия сыграла и в войне Америки за независимость.

Почти два с половиной века назад, в огне революционной войны за независимость родились Соединенные Штаты Америки. 19 апреля 1775 году сражения при Лексингтоне и Конкорде возвестили о начале вооруженной борьбы североамериканских колоний Англии за независимость. Об этих сражениях Н.И. Панину доносил А.С. Мусин-Пушкин: “Первый оных выстрел положил около 50 человек на месте и произвёл такую по провинции тревогу, что сбежавшиеся туда из разных мест жители с ружьём войска королевские опрокинули и преследовали за оными до самого того военного корабля, под пушками которого насилу могли они оьеспечить своё убежище, с потерянием при том около 150 человек. Всё сие случилось, милостивейший государь, 8 (19) апреля” [11, С.34].

Восстание против гнета метрополии приняло массовый характер и быстро распространилось на другие британские колонии в Северной Америке. Настоящий революционный взрыв произошел в Нью-Йорке. Толпа патриотов захватила городской арсенал и распределила оружие среди населения. Начальник городской милиции сообщил, что все его солдаты являются «сынами свободы», а британский командующий перевел свои войска на борт военного корабля.

10 мая 1775 года в Филадельфии в обстановке революционного подъема со6рался Континентальный конгресс, который принял решение об организации 20-тысячной армии. Во главе ее был поставлен выдающийся политический и военный деятель Джордж Вашингтон.

События продолжали быстро развиваться в революционном направлении. К тому же Георг III полностью игнорировал мирную петицию «оливковой ветви», которую ему послали конгрессмены-сторонники примирения, и 23 августа объявил колонии в состоянии мятежа. Таким образом, революционное крыло в колониях одержало победу[2, С.33].

Полгода спустя, 4 июля 1776 года, Континентальный конгресс единогласно принял написанную Томасом Джефферсоном Декларацию независимости, текст которой гласил: «Мы считаем очевидными следующие истины: все люди сотворены равными и все они наделены своим Творцом некоторыми неотъемлемыми правами, к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью». В основе Декларации лежала идея народного суверенитета, а учреждение правительства прямо связывалось с обеспечением неотъемлемых прав и согласием управляемых. «Если же данная форма правления становится гибельной для их целей, — указывалось в этом историческом документе, — то народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство», которое обеспечило бы ему безопасность и счастье. Более того, «когда длинный ряд злоупотреблений и узурпаций» свидетельствует о намерении отдать народ «во власть неограниченного деспотизма, то он не только имеет право, но и обязан свергнуть такое правительство и отдать свою безопасность в другие руки». (Правда, в документе упоминались только белые, о чернокожих рабах было сказано очень мало, и то в последствии эти строки были вычеркнуты из Декларации) [2, С.34].

Начало вооруженной борьбы в Северной Америке со всей остротой поставило перед Англией проблему союзников. Особое значение приобрела позиция России. Именно от России английское правительство рассчитывало получить помощь, в которой оно теперь так нуждалось. Следует отметить, что со времени осуществления «северной системы» Н. И. Панина русско-английские отношения развивались в дружественном направлении, что объяснялось, в частности, совместным противодействием влиянию Франции [2, С.34-35].

Война в Америке существенно повлияла на последующее развитие русско-английских отношений, обнажив скрытые до того времени противоречия и изменив в известной степени даже сам характер этих отношений. 1 сентября 1775 года английский король Георг III направил личное послание Екатерине II. Играя на монархических чувствах императрицы, король в возвышенных выражениях соглашался «принять», а по существу просил русских солдат «для подавления восстания в американских колониях». Посланник Англии в Петербурге получил подробные инструкции для того, чтобы добиться посылки 20-тысячного корпуса. Слухи о необычайной просьбе Георга III и возможной посылке русских войск за океан вызвали серьезное беспокойство в Америке и в Западной Европе.

Что касается России, «то почти невероятно, чтоб и ее императорское величество изволила согласиться на такую негоциацию, какой бы тесный союз ни пребывал между обоими дворами, ибо-де такой поступок не совместен с человеколюбием, миролюбивыми и бескорыстными ее величества сентиментами». Если Англия стремится «притеснять вольность колоний и подчинить их совсем своей власти», то Екатерина II, напротив, «неусыпно печется о доставлении своему народу облегчения и некоторой свободы чрез новые узаконения» [2, С.36]. Хотя по поводу «человеколюбия» и «бескорыстия» Екатерины II можно, конечно, спорить, главный вывод о том, что Россия не выступит в помощь Англии против колоний, сомнений не вызывал, тем более что в Санкт-Петербурге были неплохо осведомлены о действительном состоянии дел в Северной Америке. Уже в 60-х годах и особенно в первой половине 70-х годов XVIII века русские дипломаты за границей подробно и довольно объективно информировали царское правительство о развитии конфликта между американскими колонистами и метрополией [2, С.37].

Например, из письма А.С. Мусина-Пушкина Н.И. Панину от 31 октября (11 ноября) 1774 года видно, что американцы выражают явное «намерение не повиноваться никаким таким повелениям, хотя бы мало клонились к утверждению за ними права здешнего законодательства». В письме сообщалось о прекращении торговых отношения Америки с Англией по средством решения Генерального конгресса в Филадельфии.

Русский посланник в Лондоне не только правильно оценил сложившееся в то время положение, но и сумел увидеть последствия конфликта с колониями, как для внутренней жизни Англии, так и для ее международных позиций, так как торговля с Америкой была для неё чрезвычайно выгодной. Последующие события, как известно, подтвердили справедливость этих предположений: конфликт с колониями в Америке не только «весьма чувствительно» затронул экономику Великобритании, но и привел ее к войне с Францией и Испанией, стремившимися использовать «несогласие» в своих интересах [2, С.37-38].

Английские министры, не желая принимать во внимание коммерческие «уважения», пошли на «ужасное объявление американцев бунтовщиками». Это не оставляло колонистам иного выхода, кроме вооруженной борьбы. «Междоусобная с ними война кажется тем неизбежнее, — справедливо писал Мусин-Пушкин в феврале 1775 года, — что доведены они через то до крайности или необиновенно повиноваться всем здешним узаконениям, или супротивляться оным яко отягательным и утесняющим природные и законные их правости». Сообщая, что в различных местах в Америке найдены «великие запасы всяких военных орудий с достаточным количеством пороха», Мусин-Пушкин продолжал далее: «Народ тамошний, оставляя обыкновенные свои промыслы, добровольно упражняется в военных эксерсициях. Антузиастский дух сей заражает равномерно все чины и звания, начинает оный оказываться в Виргинской провинции сильнее еще, нежели поныне действовал оный и в самой Новой Англии».

Сама Екатерина II весьма скептически относилась к «способностям» и «добродетелям» Георга III. Из её письма госпоже Бьелке можно узнать мнение императрицы по поводу войны; вот, то она говорит: «От всего сердца желаю, чтобы мои друзья англичане поладили со своими колониями; но, сколько моих предсказаний сбывалось, что боюсь, что еще при моей жизни нам придется увидеть отпадение Америки от Европы»[2, С.38].

Неудивительно поэтому, что расчеты английского короля на поддержку России не оправдались, и в письме от 23 сентября (4 октября) 1775 года Екатерина ответила своему августейшему адресату вежливым, но решительным отказом. «Размер пособия (три миллиона фунтов стерлингов) и место его назначения не только изменяют смысл моих предложений, — писала русская царица, — но даже превосходят те средства, которыми я могу располагать для оказания услуги вашему величеству. Я едва только начинаю наслаждаться миром, и вашему величеству известно, что моя империя нуждается в спокойствии». Отмечая «неудобства, которые бы возникли при употреблении столь значительного корпуса в другом полушарии», Екатерина II намекала также на неблагоприятные последствия подобного соединения наших сил единственно для усмирения восстания, не поддержанного ни одной из иностранных держав» [11, С.34-35].

Все попытки английского посланника Р. Ганнинга добиться через Н. И. Панина и Алексея Орлова благоприятного решения или даже просто несколько смягчить отказ результатов не дали. Принимая решение, Екатерина II не могла не учитывать в первую очередь внутреннее и международное положение России: лишь относительно недавно закончилась война с Турцией (1768—1774) и свежи были в памяти грозные события крестьянской войны под предводительством Е. Пугачева (1773—1775), чтобы думать о защите интересов английского короля в Америке.

В августе 1776 года в Европе стало известно о принятии Континентальным конгрессом Декларации независимости. «Издание пиесы сей, да и обнародование формальной декларацией войны против Великобритании доказывает отвагу тамошних начальников», — доносил из Лондона советник русского посольства В. Г. Лизакевич [11, С.35-36].

Между тем положение Англии становилось все более затруднительным. Расширение конфликта, вступление в войну Франции и Испании еще более повысили значение позиции могущественной северной державы. Именно сюда, к Санкт-Петербургу, были устремлены взоры лондонского двора: в Англии все еще рассчитывали добиться поддержки России в борьбе если не против Америки, то хотя бы против европейских держав. В русскую столицу был направлен один из наиболее способных английских дипломатов, молодой Джеймс Гаррис (впоследствии — лорд Малмсбери), возобновивший в начале 1778 года переговоры о заключении союза. Пересылая в апреле 1778 года проект союзного договора, Дж. Гаррис писал о необходимости сорвать «честолюбивые планы бурбонского дома» [2, С.50].

Ответ русского правительства, изложенный в ноте Н. И. Панина Дж. Гаррису от 6 (17) мая 1778 года, был малоутешителен для лондонского двора. Панин отметил понимание её императорского величества по поводу присоединения Великобритании к «северной системе», однако, отметил, что «она… считает существующую обстановку совершенно не подходящей для заключения союза между двумя дворами» [2, С.51].

Не увенчались успехом и последующие обращения английского правительства. Разъясняя позицию России, Панин подчеркивал в декабре 1779 года, «что заключение оборонительного союза по самой природе своей не может по времени совпадать с войной фактической, особенно такой, как данная война, причиной возникновения которой послужили обстоятельства, всегда исключавшиеся из союзных договоров между Россией и Англией как не имеющие отношения к владениям этих стран в Европе». Считалось, что при настоящем положении Англии «самый вопрос существовать не может» [2. С.51].

Таким образом, с самого начала войны английских колоний в Северной Америке за независимость русское правительство твердо и неуклонно проводило политику строгого нейтралитета, решительно отвергая все попытки Англии навязать ему союзные обязательства. Позиция, занятая русским правительством, получила высокую оценку в Соединенных Штатах. «Мы немало обрадованы узнать из достоверного источника, — писал Вашингтон Лафайету весной 1779 года, — что просьбы и предложения Великобритании русской императрице отвергнуты с презрением». Позже Дж. Вашингтон высказался, что русское правительство мотивировало свою позицию в выражениях, носящих отпечаток «уважения к правам человечества» [2, С.51].

Надо сказать, что, рассуждая о «благах» человечества, правительство Екатерины II исходило прежде всего из государственных интересов России и трезвой оценки международной обстановки. Подробный анализ общего международного положения и внешней политики России в связи с войной Англии в Европе и Америке был дан в секретном докладе Коллегии иностранных дел Екатерине II летом 1779 года. Русское правительство не только считало отделение колоний от метрополии свершившимся фактом, но усматривало причину этого в «собственной вине» английского кабинета. Более того, правительство усмотрело в отделении колоний выгоду для себя, в основном по части торговли: «русские товары могут с успехом заменить изделия, доставлявшиеся ранее на английский рынок из Америки, и, кроме того, с самой Америкой будут развиваться взаимовыгодные прямые связи».

Следует иметь в виду, что все это высказывалось не как мнение отдельного, пусть даже и влиятельного государственного деятеля, а как итог коллективной работы лиц, руководивших внешней политикой страны (авторами доклада были: председатель Коллегии Н. И. Панин, вице-канцлер И. А. Остерман и члены секретной экспедиции Коллегии братья Бакунины). В целом правительство исходили из того, что при определении позиции России в первую очередь должны приниматься во внимание «собственные наши (русские) интересы и самое основание всей нашей политики» — «северная система». В этой связи они рекомендовали, придерживаясь политики строгого нейтралитета, одновременно укреплять «северную систему», в частности «благовременно и откровенно» «сноситься и советовать об общих мерах» с Данией и Пруссией. Этим, по их мнению, подготавливался для России путь к выступлению в роли могущественного посредника для примирения воюющих сторон. Последующие действия русского правительства в общих чертах соответствовали изложенным в секретном докладе взглядам [11, С.54-58].

Исходя из данной главы, можно вполне определённо сказать, что русское правительство в своем отношении к войне США за независимость не руководствовалось в то время принципом легитимизма и не рассматривало американцев лишь как «мятежников» и «бунтарей» против законного монарха. Показательно, что Екатерина II ограничивалась насмешками в адрес Георга III и считала отделение североамериканских колоний от Англии практически неизбежным. Что же касается графа Н. И. Панина и его ближайших сотрудников, то причину восстания в Северной Америке они видели в политике британского кабинета и полагали, что отделение колоний от метрополии не только не противоречит интересам России, но даже ей выгодно «в части торговых ее интересов».

2. Политика вооружённого нейтралитета и мирное посредничество России между Англией и её противниками

Как мы видим, Россия была не безучастна относительно Америки и её борьбы за независимость. Важнейшим международным актом, принятым Екатериной II в связи с войной, стала декларация о вооружённом нейтралитете, принятая 28 февраля (10 марта) 1780 года.

Возможно, поводом для принятия декларации послужили действия американского капера «Дженерал Миффлин», который в мае 1778 года посредством военной силы захватил британские суда, что имело немалое отрицательное влияние на торговлю России и Великобритании (так как торговля осуществлялась в основном на английских кораблях). В следующем, 1779 году в Северное море была послана русская эскадра. Может показаться, что действия России имели направленность против восставших колонистов. Однако антиамериканская направленность в действиях, предпринятых Россией, не только не намечалась, но с самого начала решительно отвергалась самим царским правительством. Как сообщал Панин, указ о прикрытии Архангельска для иностранной торговли, принятый 22 декабря 1778 года (2 января 1779 года), основывается «на правилах обще всеми державами признаваемых, а именно, что море есть вольное и что всякая нация свободна производить плавание свое по открытым водам». Он предписывал капитану пущенной эскадры не озлобляться при встрече с английскими, французскими и американскими арматорами, а напротив «удалиться в другие воды... потому что вся навигация того края идет единственно к пристаням и берегам» Российской Империи.

Самое главное заключается в том, что, хотя поводом для намечаемого «ограждения» послужили действия «одного американского капера», Панин специально подчеркивал необходимость соблюдения строгого нейтралитета и беспристрастного отношения ко всем воюющим сторонам, включая Америку. «Одинаковое противу англичан и французов поведение с американскими каперами почитаю и надобным для того, чтоб инако собственные наши торговые суда по всем другим морям не подвергнуть их мщению и захвату, как нации, которая сама их неприятельским нападением задрала. Известно, что американцы имеют в европейских водах немалое количество вооруженных судов, кои все и стали бы караулить наш торговый флот» [11, С.50-52].

Затем 26 января (6 февраля) 1779 года последовал соответствующий указ Адмиралтейств-коллегии, в котором подчеркивалось, что русские корабли посылаются «для ограждения и защиты общей к здешним портам торговли без разбора наций». Екатерина II предписывала эскадре соблюдать «уважения», которые «к разным воюющим державам по наблюдаемом нами строгому нейтралитету непременно сохранять надлежит» [11, С.53].

28 февраля (11 марта) 1779 года об этих действиях было сообщено правительствам Англии и Франции [11, С.59-60].

Всё же, несмотря на то, что Россия подчёркивала свой строжайший нейтралитет, действия её носили несколько антианглийскую окраску. Такое можно объяснить тем, что слишком сильное положение Британии и слишком мощный её флот позволяли диктовать этой державе свои условия судам всех остальных стран.

Наконец в начале 1780 года в связи с захватом Испанией купеческого судна «Святой Николай» правительство России признало необходимым, «прежде чем оскорбления российского торгового флага преобразятся во вредную привычку», сообщить в Лондон, Париж и Мадрид о решении «употребить со своей стороны к совершенному ограждению и обеспечению его все от нас и державы нашей зависящие пособия, с твердым, однако же, предложением свято и ненарушимо согласовывать оные в продолжение настоящей войны с правилами строжайшего беспристрастия и нейтралитета». Речь шла об отправлении летом новой эскадры в Северное море «для удаления из тамошних вод арматоров и обеспечения к портам нашим свободного плавания всех вообще дружеских народов» и о подготовке в Кронштадте дополнительного флота.

Одновременно 28 февраля (10 марта) 1780 года провозглашалась знаменитая декларация о вооруженном нейтралитете, основанная, с одной стороны, «на простых, чистых и неоспоримых понятиях естественного права, а с другой — на словесных постановлениях коммерческого нашего с Великобританией трактата».

В декларации указывалось:

1) нейтральные суда могут свободно посещать порты воюющих держав;

2) собственность воюющих держав на нейтральных судах, за исключением военной контрабанды, пропускается неприкосновенно;

3) военной контрабандой признаются только предметы, перечисленные 10-й и 11-й статьями договора России с Англией 1766 года (т. е. оружие, военные припасы и пр.);

4) под определение блокируемого порта подпадает лишь порт, вход в который фактически затруднен военно-морскими силами;

5) эти принципы будут служить правилом в определении законности призов [11, С.59-60].

Провозглашение вооруженного нейтралитета имело огромное международное значение: отныне устанавливались твердые международные правила, обеспечивающие безопасность морской торговли нейтральных держав во время войны. В период с 1780 по 1783 годы к декларации присоединились практически все нейтральные страны Европы, что было официально оформлено соответствующими соглашениями. Франция и Испания так же признали выдвинутые Россией принципы.

Почему же был принят этот акт? Считается, что провозглашение вооруженного нейтралитета явилось естественным результатом предшествующих событий и что внутренние интересы самой России, совпадавшие в то время с общими принципами знаменитой декларации, были причиной ее провозглашения.

Морская торговля России во второй половине XVIII века находилась в основном в руках английского купечества и производилась на британских судах. Естественным стремлением России было освободиться от чрезмерной английской опеки и поощрять развитие собственного и нейтрального мореплавания. Следует также учитывать, что принципы декларации 1780 года не были чем-то совершенно новым: многие из них уже ранее встречались в договорных актах (характерно, что в самой декларации имеется ссылка на торговый договор с Англией 1766 года), дипломатической переписке, трудах ученых-юристов и т.д. Наконец, особо следует отметить, что русская декларация 1780 года, по сути дела, отстаивала тот же принцип, который в 1776 году по предложению Дж.Адамса одобрил Континентальный конгресс США («свободные корабли, свободные товары»), то есть право свободной торговли нейтральных стран во время войны любыми товарами, за исключением прямой военной контрабанды [11, С.35-36]. В этой связи объективно получалось, что русское правительство, провозглашая декларацию о вооруженном нейтралитете, отстаивало (разумеется, в силу своих собственных интересов) один из принципов, во имя которых сражались восставшие колонисты в Америке. Неслучайно поэтому много лет спустя президент США Дж. Медисон писал о вооруженном нейтралитете как об «американской доктрине», подчеркивая, что его провозглашение русским правительством в 1780 году составило «эпоху в истории морского права», и отмечая, что Соединенные Штаты «особо заинтересованы» в его поддержании [2, С.59].

Действия России имели немалое значение для улучшения международного положения Соединенных Штатов, подрыва морского могущества Англии и ее дипломатической изоляции. Высокую оценку вооруженного нейтралитета дал Б.Франклин, писавший американскому агенту в Голландии Ш. Дюма в июне 1780 года: «Я весьма одобряю принципы конфедерации нейтральных держав и хотел бы не только уважать суда как приятельский дом, хотя бы и вмещающий товары противника, но и желал бы во имя человечества, чтобы международное право было дополнено постановлением, гласящим, что даже в военное время всем людям, трудящимся над доставанием пропитания другим или над обменом предметов первой необходимости или удобств для общего блага человечества, как хлебопашцам на своих нивах, рыбакам на своих ладьях и купцам на невооруженных судах, было разрешено продолжать разную свою невинную и полезную деятельность без перерывов и помех и чтобы у них ничего не было отнято, даже если это будет нужно неприятелю, без надлежащей оплаты за все у них взятое» [11, С.62].

В сентябре — октябре 1780 года декларация о вооруженном нейтралитете стала предметом специального рассмотрения Континентальным конгрессом США. На заседании 26 сентября 1780 года Р.Ливингстон внес предложение признать, что содержащиеся в русской декларации правила «полезны, разумны и справедливы». Как и другие члены конгресса, он считал, что декларация России заслуживает «самого неотложного внимания поднимающейся республики» [2, С.63].

B соответствие с рекомендациями комитета, созданного для рассмотрения этого вопроса, 5 октября 1780 года Континентальный конгресс принял специальное постановление, полностью одобрявшее декларацию Екатерины II как основанную «на принципах справедливости, беспристрастности и умеренности». Постановление предусматривало подготовку соответствующих инструкций для военных судов США, а также уполномочивало американских представителей за границей присоединиться к провозглашенным Россией принципам [11, С.65-66].

В целом провозглашение декларации о вооруженном нейтралитете в 1780 г. и образование в дальнейшем лиги нейтральных стран во главе с Россией имели в истории международных отношений того периода первостепенное значение. Декларация Екатерины II, направленная по своей сути против морского деспотизма Великобритании, была выгодна для всех других государств, и особенно для Соединенных Штатов. Не случайно поэтому ее приветствовали руководители молодой республики, а Континентальный конгресс официально одобрил провозглашенные Россией принципы. В дальнейшем, на протяжении многих десятилетий, защита прав нейтрального мореплавания стала прочной основой русско-американского сближения.

Наряду с провозглашением нейтралитета был принят ещё один важный международный акт. В 1780—1781 годах русская дипломатия выдвинула предложение о мирном посредничестве между Англией и ее противниками. В секретном докладе Коллегии иностранных дел Екатерине II от 5 (16) августа 1779 года отмечалось, что в интересах России было бы приобретение «в настоящей, все части света объемлющей войне завидной роли медияции». В своих честолюбивых планах Екатерина II не прочь была стать «арбитром дел» при заключении мира, который «будет обнимать все части обитаемого света»[11, С.67-69].

В этой связи главной целью было стремление укрепить международный авторитет России и придать большее значение ее мирной инициативе.

Переговоры завершились подписанием договоров в 1783 году между Англией, с одной стороны, и США, Францией, Испанией и Голландией — с другой. Но какова же была роль России в этой истории, особенно на ранних этапах?

Некоторые историки считают, что предложение мирного посредничества было направлено против независимости восставших Штатов. Однако Панин, предлагая в неофициальном ещё порядке посредничество, был уверен, что Англия колонии вернуть уже не сможет. Однако, для того чтобы обеспечить независимость Америки, не ущемляя при этом гордости Великобритании, следовало, по его мнению, первоначально заключить перемирие, после чего можно бы было запросить каждую из колоний в отдельности относительно того, желает ли она сохранить свою независимость. Анализируя слова Панина, можно сделать вывод, что руководитель российского ведомства иностранных дел выступает за предоставление американцам независимости.

Императрица же советует англичанам: «Заключайте мир, начинайте переговоры с вашими колониями... постарайтесь их разъединить». Екатерина II ясно понимала, что победить восставших американцев силой оружия уже невозможно, и советовала англичанам как можно скорее заключить мир. При этом в представлении царицы часть колоний должна была получить независимость.

Значение русских предложений в полной мере становится ясным, если учесть отношение к ним французского министра иностранных дел. По словам графа Верженна, Н. И. Панин выдвинул «несколько идей», призванных решить главную трудность — вопрос о независимости Америки, этот подлинный «гордиев узел настоящей войны». Если бы этот узел был разрублен, то непосредственным следствием, без сомнения, явился бы мир. Державы, заинтересованные в восстановлении мира, едва ли отказались бы выяснить у «Соединенных Провинций Америки» их намерения и получить у каждой из них в отдельности «аутентичную декларацию» о стремлении остаться в состоянии независимости. По мнению Верженна, это ни в коей мере не уронило бы достоинства Франции и не нарушило бы принятых ею обязательств. Американцы остались бы «арбитрами и хозяевами» своего положения. «Если какие-либо из Соединенных Провинций предпочли возвратиться под господство Англии, обязательства короля ни в коей мере не были бы затронуты», поскольку гарантия французского правительства в этом случае на них не распространялась. В целом это было бы приемлемо для Франции и в то же время почетно для Великобритании. Не были в принципе против заключения перемирия и посредничества нейтральных держав и сами Соединенные Штаты при условии, что это приведет в дальнейшем к признанию их независимости [2, С.68].

27 октября (7 ноября) 1780 года русским посланникам в Лондоне, Париже и Мадриде были направлены официальные инструкции, в которых выражались заинтересованность царского правительства в «восстановлении общего в Европе мира» и желание «видеть скорее конец народным бедствиям, а особливо пролитию неповинной крови, каким бы то образом ни было достигнуто» [11, С.67-69].

Чуть позже участвовать в мирном посредничестве захотела Австрия, чтобы по возможности предотвратить нежелательные последствия русской инициативы. Учитывая характер русско-австрийских взаимоотношений (подготовка заключения союзного договора) и всевозраставшую заинтересованность России в поддержке ее восточной политики, отклонить сотрудничество с Австрией практически было невозможно. Россия вынуждена была согласиться. Оба посредника должны были занять совершенно беспристрастную позицию и представить свой план умиротворения, предусматривающий в первую очередь заключение «перемирия на два или на три года в Европе и прочих частях света». В случае категорического отказа Великобритании признать американского уполномоченного перемирие могло быть заключено «посредством медиаторов, то есть их актом при совершенном обеих сторон согласии, через министров их тут же объявленном» [11, С.76-78].

Что касается места мирных переговоров, то русское правительство «как в угодность его величеству императору, так и по способности положения того города» соглашалось остановить свой выбор на Вене, «для чего российско-императорский министр князь Дмитрий Михайлович Голицын и должен, наставлен и уполномочен быть к тому, чтоб обще с министерством императорским и воюющих держав трактовать, по медиации делать надлежащие предложения и завести с министрами нашими при других дворах беспосредственное сношение».

В точном соответствии с содержанием анализируемой записки Д. М. Голицыну 4 (15) февраля 1781 года были направлены царский рескрипт и полномочия действовать «в качестве медиатора», с тем, чтобы содействовать заключению «трактатов, конвенций или других актов, которые будут признаны нужными для совершенного и окончательного соглашения всех распрей и для полного и совершенного примирения настоящих замешательств» [11, С.50-51].

При объяснении выбора австрийской столицы для проведения предстоящего мирного конгресса царское правительство указывало, что Вена «для всех держав лежит в середине» и там «уже есть взаимные их министры», что делает ненужными «новые и напрасные издержки». «Во всех объяснениях с воюющими и с другими державами» русским дипломатам рекомендовалось, «сколь можно, менее входить в раздробление о делах американских, дабы не оказать пристрастия ни к одной стороне, а не меньше, чтобы избежать всяких тут ошибок» [2, С.71-72].

21 мая 1781 года Д. М. Голицын и австрийский канцлер князь Кауниц направили правительствам Франции, Испании и Англии свои согласованные предложения, «призванные служить основой для переговоров о восстановлении всеобщего мира». Этот документ предусматривал:

1. На конгрессе в Вене будут рассмотрены без исключения все предложения, выдвинутые воюющими сторонами. Одновременно между Великобританией и «Американскими колониями» должны были происходить параллельные переговоры о восстановлении мира в Америке, «но без какого-либо вмешательства других воюющих сторон и двух императорских дворов, если только их посредничество на этот счет не будет официально запрошено и предоставлено».

2. Мир с «Американскими колониями» мог быть подписан только одновременно с заключением общего договора между другими воюющими странами, и оба соглашения подлежали «торжественным гарантиям» посредников, а также «любой другой нейтральной державы, чью гарантию воюющие стороны могут счесть нужной».

3. Для того чтобы мирным переговорам не помешали какие-либо неожиданные обстоятельства, связанные с военными действиями, предлагалось заключение общего перемирия сроком на один год, во время которого сохранялось статус-кво.

4. Одобрив «этот план переговоров», воюющие державы должны были просить посредников открыть заседание конгресса и без промедления снабдить своих представителей полномочиями и инструкциями, необходимыми для успеха негоциации.

В Соединенных Штатах к русско-австрийским предложениям отнеслись в целом положительно, и 15 июля 1781 г. Континентальный конгресс предоставил американским представителям в Европе Дж. Адамсу, Б. Франклину, Дж. Джею, Г. Лоренсу и Т. Джефферсону полномочия на принятие посредничества Екатерины II и императора Священной Римской империи. Представителям США были высланы также полномочия на проведение переговоров о мире и соответствующие инструкции.

Однако Дж. Адамс сразу высказал сопротивление пункту о перемирии на основе статус-кво, не возражая при этом против сепаратных переговоров с Англией. Также он, едва успев познакомиться с русско-австрийскими предложениями, поспешил направить в Филадельфию письмо об их очевидной неприемлемости для Соединенных Штатов. «Я никогда не соглашусь на посредничество любых держав, даже самых уважаемых, пока они не признают наш суверенитет хотя бы в той мере, чтобы допустить полномочного посланника от Соединенных Штатов как представителя свободной и независимой страны» [2, С.73-74].

Адамс считал необходимыми условиями в этой ситуации: 1) сохранение в полной мере существующих союзных договоров в продолжение всего перемирия и вплоть до окончательного признания Англией американской независимости и 2) вывод до перемирия «британских морских и сухопутных сил» из всех частей Соединенных Штатов [2, С.75].

К самому главному заключению Адамс пришел, однако, примерно через десять дней после того, как граф Верженн познакомил его с содержанием русско-австрийских предложений. Речь шла об идее послать в Вену представителей всех 13 американских штатов для последующих мирных переговоров с Великобританией. Опытный юрист и специалист по конституционному праву напомнил Верженну, что статьи Конфедерации ратифицированы и препровождены «всем дворам и народам». Европейские газеты могли распространить этот документ, и теперь он всем хорошо известен. «В соответствии с этой конституцией вся власть и право вести переговоры с иностранными державами ясно переданы Континентальному конгрессу. «Если два императорских двора направят свои статьи отдельным штатам, ни один губернатор, президент или какой-либо другой член этих сообществ не сможет даже представить их законодательному собранию». И поэтому нет никакого другого пути для передачи чего-либо американскому народу, как только через конгресс Соединенных Штатов. Учитывая все эти обстоятельства, Адамс указывал, что сама «идея созыва посланников от тринадцати штатов не может быть одобрена».

Стало ясно, что переговоры возможны только с представителями одного суверенного государства — Соединенных Штатов Америки [2, С.76].

Таким образом, русско-австрийский проект мирного посредничества провалился. Это заключалось не в позиции Адамса, а в упорном нежелании Англии «согласиться на независимость Америки». По отзыву Симолина, «этот пункт имеет такое огромное значение для важнейших интересов Англии и ее престижа», что британский кабинет «никогда не уступит в этом вопросе и в мирных переговорах не будет никакого прогресса до тех пор, пока Франция будет настаивать на этом условии». Как писал Симолин, «единственным арбитром» в этом серьезном столкновении интересов могло стать лишь оружие» [11, С.85].

Итак, общая обстановка в 1781 году мало благоприятствовала успеху предложений о мирном посредничестве.

Наиболее решительные из русских дипломатов, и в первую очередь Д. А. Голицын, еще в начале 1781 года предлагали оказать на Англию прямое военное давление. Если соображения Голицына могли бы быть осуществлены, то посредничество обязательно бы было предложено императрице. В этом случае мир был бы заключен на справедливых и разумных условиях и, следовательно, выгодных и приятных для остальных государств Европы.

1. При этом можно было бы обеспечить свободу мореплавания и торговли для всех европейских наций. «2. Можно было бы заставить Англию принять новый морской кодекс для нейтральных государств, как это столь мудро придумала государыня императрица. 3. Можно было бы признать независимость американцев, поскольку в этом пункте Англия уперлась, хотя никоим образом не может надеяться когда-либо их подчинить, даже если предоставить их собственным силам. К тому же следует на будущее время убрать этот камень преткновения. 4. Можно было бы последующими условиями этого мира восстановить равновесие между Англией и Францией».

Рекомендации Голицына были слишком радикальны, чтобы их могли одобрить в Санкт-Петербурге в полном объеме. Правда, в секретном докладе Панина, Остермана и братьев Бакуниных Екатерине II в апреле 1781 года для «преклонения» лондонского двора «к вящей умеренности» рекомендовалось «выведение за Зунд на определенный срок эскадр российской, датской и шведской и крейсирование их там в такой между собой близости, чтоб они представляли сильное и готовое морское ополчение». Одновременно, однако, члены иностранной коллегии подчеркивали, что «непременным правилом» является сохранение «во всей строгости» нейтралитета в отношении всех воюющих держав, «ибо под сенью оного будет из года в год заводиться и возрастать собственная россиян навигация» [2, С.78] .

Переписка о мирном посредничестве велась одновременно с переговорами о заключении союзного договора с Австрией. В дальнейшем, по мере того как возрастало внимание царского правительства к восточным делам, союзу с Австрией и присоединению Крыма, уменьшалась его заинтересованность в мирном посредничестве в европейских и американских делах. К тому же реально все нити посредничества были сосредоточены в Вене, а затем в Париже, где русское влияние оказалось довольно ограниченным.

Вместе с тем факт выдвижения Н. И. Паниным конкретного плана мирного посредничества и последующие неоднократные выступления русского правительства в пользу заключения мира не могли не способствовать открытию прямых переговоров и окончательному мирному урегулированию [2, С.79].

3. Миссия Ф.Дейны и её историческое значение

В начальный период становления взаимосвязей отношение России к Соединённым Штатам и их войне за независимость в глазах других стран воспринималось как отрицательное. Однако после отказа Екатерина II послать русские войска в Америку и после принятия декларации о вооружённом нейтралитете всё встало на свои места, и это первоначальное мнение изменилось. Кроме того, действия русской императрицы привели к необоснованному появлению слишком оптимистических надежд в США.

16 сентября 1780 года американский уполномоченный в Гааге Дж. Адамс направил президенту Континентального конгресса С. Хантингтону письмо, в котором отмечал, что лига вооруженного нейтралитета привлекла к себе всеобщее внимание и, судя по поступившим сообщениям, вскоре последует признание ею независимости Соединенных Штатов. В связи с этим Адамс предложил направить дипломатических представителей в страны, состоящие в лиге, то есть в Нидерланды, Россию, Швецию, Данию и Пруссию.

Континентальный конгресс утвердил предложение Адамса в декабре 1780 года. На пост дипломата в Санкт-Петербург кандидатами были Ф.Дейна, А. Ли и полковник А. Гамильтон.

Ф.Дейна был «делегатом в конгресс штата Массачусетс и член совета указанного штата», именно его 19 декабря избрали на пост посланника. Ему были даны следующие инструкции: «Великая цель вашей миссии заключается в том, чтобы заручиться расположением и поддержкой ее императорского величества в отношении суверенитета и независимости Соединенных Штатов и заложить основу для взаимопонимания и дружественной связи между подданными ее императорского величества и гражданами этих Соединенных Штатов в целях взаимной выгоды обеих стран». При благоприятных условиях Дейна должен бы был подписать с Россией договор о вхождение Соединённых Штатов в лигу нейтральных государств. Остаётся вопрос, как может воюющая сторона войти в ряд нейтральных держав.

Американская сторона была в абсолютном спокойствии относительно отношения к ней Российской Империи. Однако, когда Дейна весной 1781 года ознакомил графа Верженна с данными ему инструкциями, граф, будучи опытным министром, высказал своё сомнение по поводу осуществления поставленных целей и целесообразности поездки в Петербург. Он аргументировал это тем, что Россия ещё не признала Соединённые Штаты независимыми. Повременить с посещением российской столицы и предварительно посоветоваться с русским посланником в Гааге Д. А. Голицыным рекомендовал и осторожный Б. Франклин [11, С.79-81].

Сам же Дейна придерживался мнения Адамса, который был уверен в обратном. Он считал, что обстановка в России благоприятная и что общение с Голицыным лишь отнимет драгоценное время. Адамс утверждал, что Америке нечего скрывать от других стран. По его словам «её (Америки) дело — это дело всех народов и всех людей; для того, чтобы его одобрили, нужно только его объяснить» [11, С.81-82].

В конце концов Дейна не поменял убеждения и 27 августа 1781 года прибыл в Петербург [11, С.90-91]. Несколько дней спустя он передал содержание своей миссии французскому посланнику маркизу Вераку. Маркиз, как и граф Верженна, выразил своё сомнение в том, что «царское правительство согласится признать представителя государства, которое в его глазах политически еще не существует». Также Верак подчеркнул, что визит Дейны может повлечь протесты Великобритании, что поставит под угрозу уверенность в беспристрастности мирного посредничества.

Однако настойчивый юрист из Массачусетса со свойственной американцам уверенностью в своей правоте не хотел соглашаться с доводами Верака и полагал, что «отсидеться в гостинице» было бы предательством «чести и достоинства Соединенных Штатов». К тому же он считал, что, не признавая политического существования Соединённых Штатов (независимость была провозглашена 4 июля 1776 года), Екатерина II не предложила бы посредничество и не согласилась бы с участием американского представителя на мирном конгрессе. Вераку пришлось объяснять, что в соответствии с русско-австрийским планом переговоры Великобритании с восставшими колониями должны были происходить без вмешательства других воюющих сторон и императорских дворов, если только их посредничества не будут просить официально.

В конце концов американцу пришлось согласиться и отложить какие-либо официальные представления царскому правительству. Дейна надеялся на возвращение из трёхмесячного отпуска Н.И.Панина, о чём и доложил в своём первом донесении из России в сентябре 1781: «Граф Панин в скором времени вернется ко двору, а он из всех императорских министров наиболее расположен к Соединенным Штатам».

Но надежде не суждено было сбыться, кроме того, русское правительство переориентировалось на Юг. Также английское правительство приложило все усилия, чтобы воспрепятствовать установлению прямых дипломатических отношений между обеими странами (отталкиваясь во многом от явственной возможности войны России с Турцией).

Лишь после получения известий о заключении предварительного мира и заверения П. Бакунина в том, что «его миссия и персона вполне приемлемы для императрицы», Дейна решился 24 февраля (7 марта) 1783 года официально известить русское правительство о своем назначении на пост посланника США в Санкт-Петербурге [11, С.118-119]. Но аудиенция была отложена из-за возобновления в марте 1783 года русско-австрийской посреднической миссии. А чуть позже вице-канцлер И. А. Остерман сообщил, что «до подписания окончательного мирного договора императрица не может принять американского посланника, так как это было бы несовместимо с правилами нейтралитета и с принятой ролью беспристрастного посредника». Также Остерман подчеркнул необходимость предоставления верительной грамоты [11, С.122-124].

Выдвинутые русским правительством формальные мотивы, особенно о требовании верительной грамоты, встретили решительные возражения Ф. Дейны. Но, разумеется, аргументация Дейны, основанная на принципах народного суверенитета, не могла произвести особого впечатления на царское правительство. В официальном ответе Дейне от 3 (14) июня 1783 года подтверждалось, что, хотя императрица «с чувством удовлетворения» восприняла известие о посылке официального представителя США, она может признать его только после подписания окончательного мирного договора. Вместе с тем в ответе указывалось, что не только Дейна, но и все его соотечественники, которые приедут в Россию «по торговым и другим делам», встретят «самый благожелательный прием и защиту в соответствии с международным правом» [11, С.128-129]. По существу, это означало признание США де-факто.

Что же касается щекотливого вопроса о времени существования США как независимого государства с юридической точки зрения, то русское правительство предпочло уклониться от его рассмотрения. А после уведомления Остермана «что чем менее будет он входить в споры и разбирательства, тем приятнее будет его особа и тем скорее достигнет он желаемого в деле своем успеха» Дейна обещал ожидать подписания окончательного мирного трактата.

Что интересно, к этому времени в США уже приняли решение об отъезде Дейны, считая нецелесообразным иметь представителя в Петербурге даже после подписания мирного договора. 1 апреля 1783 г. конгресс принял резолюцию об отзыве Дейны в США при условии, что в момент получения данной резолюции он не будет вести переговоры с русским правительством [11, С.118]. В этом случае выражалось желание, чтобы переговоры были завершены до его возвращения. Дейна покинул Петербург в августе 1783 года, не дождавшись аудиенции [11, С.135-136].

Миссия провалилась, и тому были многие причины. Во-первых, не мог принять участия в делах Дейны Н.И.Панин из-за своей окончательной отставки; а он был, пожалуй, чуть ли ни единственным сочувствовавшим Соединённым Штатам в правительстве России. Во-вторых, российская императрица была вовсе даже не заинтересована в сношениях с Америкой, так как её взгляды на тот момент были направлены на Турцию, и она была заинтересована в присоединении Крыма куда больше, чем в дружбе с США. И, наконец, изоляционная жизнь Дейны в Петербурге отразилась на неосуществлении осуществляемого пункта его инструкции по поводу закладывания основ «для взаимопонимания и дружественной связи между подданными ее императорского величества и гражданами этих Соединенных Штатов в целях взаимной выгоды обеих стран». Дейна вполне мог войти в светское общество Петербурга, хотя, конечно, малая известность посланника и незнание языков сыграли немаловажную роль в его изоляции.

Но, несмотря на провал миссии, де-факто американская независимость была признана. А после этого и подписания предварительного мирного договора Америка уже не так остро нуждалась в новых союзниках и даже опасалась быть вовлеченной в систему европейской политики, в частности в связи с предложениями о присоединении к вооруженному нейтралитету, сделанными Голландией. Полномочия Дейны в части заключения соглашения о присоединении США к вооруженному нейтралитету не были возобновлены, потому что интересы Америки требовали как можно меньшей связи со спорами в Европе. Но вместе с тем не отвергалась значимость либеральных принципов лиги нейтральных стран и благоприятность для интересов США. Таким образом, Америка не отказывалась содействовать лиге, но лишь там, где это было совместимо с её политикой.

Россия же, как страна-посредник, стремилась к достижению примирения между воюющими державами. «Поражение английских войск в Америке привело весной 1782 года к падению старого торийского кабинета и приходу к власти вигского правительства Рокингэма — Фокса. У Англии не оставалось иного выхода, кроме признания независимости США и согласия на открытие мирных переговоров». В связи с подготовкой подписания окончательного мирного договора в Париже летом 1783 года вновь встал вопрос о русско-австрийском посредничестве. На этот раз речь шла о чисто формальной стороне дела — будут ли под текстом договора стоять подписи русского и австрийского представителей [11, С.138-139]. Этот процедурный момент имел, тем не менее, существенное значение для Соединенных Штатов, поскольку из акта подписания договора Россией и Австрией вытекало официальное признание независимости нового государства правительствами обеих держав. Неудивительно поэтому, что на предложение подписать окончательный мирный договор при посредничестве петербургского и венского дворов американские уполномоченные, не задумываясь, ответили согласием.

Наконец, само правительство Екатерины II дало официальное указание русским дипломатам руководствоваться в отношениях с представителями США общепринятыми нормами, которым следуют другие беспристрастные державы, «тем паче, что по признанию независимости областей Американских со стороны самой Англии ничто не препятствует уже поступать с ними, как и с другими республиками» [11, С.144]. Это по сути и означало фактическое признание Соединенных Штатов Америки [2, С.92].

4. Развитие взаимоотношений в первой четверти XIX века

Пожалуй, XIX век для отношений России и США начался в 1799 году. Этот год ознаменовался созданием монопольной Российско-американской компании (РАК). 8 (19) июля Павел I подписал указ об основании этой компании и утвердил «правила» и «привилегии», предоставившие её монопольное право на колонизацию Северо-запада Америки вплоть до 55^° с.ш. [11, С.224-225].

В советской литературе понятие «колонизация» практически исчезло со страниц книг, его стали заменять термином «освоение». Однако, российская колонизация, как и колонизация, скажем, английская, была неразрывно связана с насилием, обманом, подчинением и эксплуатацией местного населения.

В секретном наставлении» директоров РАК главному правителю российских селений в Америке А.А. Баранову от 18 (30) апреля 1802 года поручалось «утверждать право России не только до 55 градуса, но и далее, опираясь на морские путешествия Беринга, Чирикова и прочих. Старайтесь даже тем показывать некоторое право и на самую Нотку-Зуд, дабы при случившемся от английского двора требовании некоторым образом определить можно было границы к 55-му градусу, буде уже не можно далее, поелику сия часть ими ещё не занята, и, следовательно, по сиё время Россия на оную право имеет преимущественное. А на сей предмет стараться Вам елико можно сильнее и поспешнее утверждаться заселениями у 55-го градуса заведением регулярной крепостицы…». Недостаток ресурсов не позволил Баранову исполнить все требования до конца, но в целом его деятельность была успешной. На Аляске были созданы очаги русской культуры, несмотря на небольшое её русское население (400-500 человек). Центром Русской Америки стал Ново-Архангельск на о.Ситха. А всего на территории русских владений было около 15 поселений, в том числе и основанные в 1812 году И.А. Кусковым крепость и селение Росс в Калифорнии [7, С.339-340]. Крепость в последствии была ликвидирована в 1841 году [2, С.203].

Для урегулирования деловых связей Русской Америки с торговцами Соединённых Штатов в мае 1808 года министр иностранных дел России Н.П. Румянцев предложил генеральному консулу США в Петербурге заключить специальную конвенцию [11, С.323-324]. Причиной были жалобы РАК на «бостонских корабельщиков», которые вели коммерческую деятельность на территории русских владений в Северной Америке, в том числе они продавали местным жителям оружие, порох и спиртные напитки. Специальная конвенция была подписана 20 апреля (2 мая) 1812 года; она хоть и не разрешила вопрос о продаже оружия, зато содействовала установлению деловых связей между РАК и Американской меховой компанией Дж.Дж. Астора [7, С.340-341].

Первый русско-американский торговый договор, заключённый в 1832 году, имел длительную предысторию. Вопрос о его заключении возник ещё в XVIII веке, когда американский посланник Ф.Дейна прибыл с дипломатической миссией в Петербург. Он должен был в случае благоприятного приёма поставить вопрос о заключении договора о дружбе и торговле. Позднее подобные инструкции были даны Дж.К. Адамсу, А.Галлатину и Дж.Бейарду, которые были направлены в Петербург в связи с предложением посредничества России в англо-американской войне 1812 года. По разным причинам договор не принимался, однако, торговля между странами развивалась без каких-либо особых помех [7, С.343]. Ещё в первом письме Александру I от 15 июня 1804 года Т.Джефферсон писал о своей радости по поводу расширения торговли между государствами и по поводу взаимных дружественных чувств и тёплых приёмов [11, С.260-261]. «Лишь за одно десятилетие (1791-1800 года) в Кронштадт пришло 368, а по некоторым данным – даже более 500 судов Соединённых Штатов» [7, С.344]. По словам Гарриса русско-американская торговля всего за несколько лет приобрела важное значение и теперь считается, что «она превосходит торговлю со всеми другими странами, кроме Англии» [11, С.251-252].

«Настоящий расцвет русско-американской торговли наступил, однако, уже после отмены эмбарго 1807 года и установления между обеими странами дипломатических отношений в 1809 году. В условиях континентальной блокады, проводившейся наполеоновской Францией, нейтральные американские корабли стали регулярными и желанными посетителями русских портов. Так, в навигацию 1810 года в портах Российской Империи побывало свыше 200 судов под флагом США. В следующем, 1811 году 138 кораблей прибыло в Кронштадт, 65 - в Архангельск и около 30 – в Ригу, Ревель и другие балтийские порты» [7, С.344].

«По своему характеру торговля США с Россией была «треугольной». Американские корабли сначала привозили на о.Куба различные продовольственные и промышленные товары, затем грузились кубинским сахаром и отправлялись в далёкий Санкт-Петербург, откуда возвращались в США с ценным грузом полотен, пеньки и железа. В результате фактический объём привозимых на американских судах товаров оказывался значительно бóльшим, чем это было зафиксировано в официальных записях о его стоимости, попавших в статистику США. Именно латиноамериканский угол в торговле с Россией позволял США привозить в Петербург товары, пользовавшиеся большим спросом на русском рынке, а в замен получать столь необходимое в то время для их флота железо, пеньку, канаты и парусное полотно [3, С.373]. А к тому времени торговый флот Соединённых Штатов был больше, чем английский, французский и испанский вместе взятые [5, С.7].

Наряду с взаимовыгодными торговыми связями прочной основой русско-американского сближения со времён войны за независимость стала защита прав нейтрального мореплавания. Историческое значение имело, в частности, принятие Россией в феврале 1780 года декларации о вооружённом нейтралитете, которая провозгласила принципы свободы нейтрального мореплавания. В дальнейшем многие политические и общественные деятели в США высказывались в пользу заключения специальной конвенции о правах нейтральных держав на море. Как писал дипломат и литератор Дж.Барлоу президенту Джефферсону «было бы в высшей степени уместно и полезно для всего мира, чтобы правительства этих двух держав (Россия и США) совместно выступили за свободу мореплавания, выдвинув план, против которого нельзя будет возразить» [11, С.255-256].

Итак, можно сделать вывод, что в политических отношениях России и Соединённых Штатов в XIX веке играли важную роль торговые взаимосвязи. Также развивалась Русская Америка, основанная Г.И.Шелиховым. Но, конечно, взаимодействие на высшем уровне является более важной чертой политики. Речь пойдёт о двух войнах первой четверти XIX века, об их предпосылках и о том, как Россия и США действовали в этих условиях относительно друг друга.

«Победа республиканской партии на выборах 1800 года и избрание Т.Джефферсона президентом страны вызвали болезненную реакцию британского кабинета. Его серьёзно беспокоила и вероятность ломки сложившегося механизма торгово-финансовых отношений с заокеанской республикой. Удвоение стоимости экспорта США в 1803-1807 годах, достигнутое главным образом за счёт реэкспортной торговли, явилось первым значительным фактором, предопределившим нарастание англо-американских противоречий. Их неизбежность вызывалась не столько тем, что янки, использовав преимущества нейтрального флага, снижали доходы занятых в колониальной торговли британских судовладельцев, негодовавших по поводу ущемления своих привилегий, сколько потому, что американская торговая экспансия в Британскую Вест-Индию – жемчужину короны – подмывала устои английской колониальной империи. Борьба за вест-индские рынки отражала противоречия, которые со временем приобретут такую остроту, что обе стороны предпочтут обратиться к оружию.

Ненависть официального Лондона усиливалась намерением Вашингтона запретить в 1806 году импорт английских товаров и его отказом заключить торговый договор на принципах, адекватных «договору Джея» [7, С.99]. Закономерным отражением противоречий явилось нападение 22 июня 1807 года британского фрегата «Леопард» на американский корабль «Чесапик». «Этот инцидент вызвал национальное негодование в США» [10, С.421].

В условиях обострения отношений с Англией и Францией, которые грубо нарушали нейтральные права американцев, вашингтонское правительство искало сближения с Россией. В сентябре 1807 года американский посланник в Лондоне Дж.Монро в беседе с российским уполномоченным сообщил о желании президента, чтобы Александр I назначил своего дипломатического представителя в США. Принципиальное согласие на установление дипломатических отношений было в Петербурге сразу же дано, однако обмен официальными представителями произошёл с некоторым опозданием в 1809 году [4, С.346-381].

В это время установилась французская континентальная блокада, в ответ на это Англия приняла «указы в совете», запрещавшие нейтральным судам заходить в любой порт, который был закрыт для британской торговли. Но эта «торгово-экономическая война в Европе не ограничивалась рамками одного континента, а носила глобальный характер. США вынуждены были 22 декабря 1807 года ввести эмбарго, продолжавшееся до марта 1809 года. Запретительный акт явился не только мерой оборонительной, призванной оградить имущество и жизнь американских граждан, но и попыткой ослабить, если не ликвидировать, колониальную по характеру зависимость национальной экономики от Великобритании». Джефферсон хотел реализовать утопичную по своей сути идею о возможности создания общества свободных и равных землевладельцев вне связи с остальным миром. Разумеется, достижение конечной цели было невыполнимо. Для Англии свёртывание легальной торговли с США было не менее тяжело. «Именно под действием эмбарго на Британских островах возникли продовольственный кризис и дефицит промышленного сырья, ещё более усилившие классовую и политическую борьбу» [7, С.100].

Весной 1809 года конгресс США принял так называемый акт о прекращении отношений, который разрешал торговые связи со всеми странами, кроме Франции и Англии. Торговля с последними запрещалась до того времени, пока одна или обе не отменят своих ограничений в отношении американского судоходства. Торгово-экономический кризис, охвативший Великобританию в 1811-1812 годах, довёл англо-американские отношения до предельного накала. Правительство тори резко ограничило допуск на внутренний рынок американских продуктов, для экономики США это было тяжёлым ударом, поскольку в 1810 году на долю Англии приходилось до 25% их экспорта. Сокращение вывоза усугубило давние (ещё со времён эмбарго) хозяйственные беды западных штатов, но с особой силой ударило по экономике Юга. Один из лидеров южной элиты Н.Мэкон обосновал изгнание Англии из Нового Света ссылками на право США на свободную торговлю: «На силу следует ответить силой… Мы должны бороться за своё право доставки нашей продукции на тот рынок, который нам нравится». Военный азарт охватил и промышленные круги восточных районов США. Государственный секретарь Дж.Монро и сам президент Дж.Мэдисон также активно выступали в поддержку военных мероприятий, и можно сказать, что в 1812 году антианглийские выступления получили распространения в национальном масштабе.

Между тем в начале 1812 года Англия, переживая один из наиболее трудных периодов своей истории, отменила «указы о совете» применительно США. Кроме того, посланнику в Вашингтоне А.Фостеру настойчиво рекомендовали соблюдать в переговорах с США крайнюю умеренность и ни в коем случае не провоцировать военные столкновения. А в это же время в конгрессе США понимали, что ничего не угрожает их независимости, и по выводу спикера палаты представителей Г.Клея война с Англией станет войной завоевательной и будет вестись на суше, с тем, чтобы получить возмездие за ущерб, нанесённый Америке на море. Однако экспансионистские замыслы «военных ястребов» простые американцы не разделяли. По словам Дж.Принса-мл. из Сейлема, летом 1812 года у подавляющего большинства людей этого района война вызывала отвращение [11, С.636]. Тогда почему же правящие круги США всё же рискнули начать войну против Англии? Очевидно, делалась ставка на быстрый успех операции из-за невозможности Британии и Испании оказать своим колониям в Северной Америке своевременную или вообще какую-либо помощь (они исходили из того, что в это время Франция была на пике своего могущества, которое полностью поглотило Европу) [7, С.101-105]. 19 июня 1812 года США объявляет войну под лозунгом: «Свобода мореплавания во всех водах» [10, С.421]. Таким образом, «отечественная война русской армии и народа против наполеоновских полчищ совпала с началом англо-американской войны в Западном полушарии» [8, С.271].

В течение 1812 года инициатива переходила то к одной державе, то к другой. Однако в начале 1813 года стало понятно, что военные планы Америки провальные и неосуществимые. Белый дом видел возможность почётного выхода из войны в официально предложенном 8 марта 1813 года мирном посредничестве России, на которое правительство Штатов сразу же дало согласие [7, С.112]. По мнению Дж.Мэдисона, США «должны попытаться направит добрую волю России в нужное русло», то есть придать ей проамериканский характер. Он видел это «русло» в вопросе о праве государств на свободнее торговое мореплавание (я уже говорила об отношении России к этому вопросу при рассмотрении политики вооружённого нейтралитета). По словам Мэдисона «недалёк час, когда они (страны Европы) прибегнут к совместным действиям, известным под названием вооружённого нейтралитета» [11, С.552,573-575,582]. 10 мая американские уполномоченные А.Галлатин и Дж.Бейард отбыли в Англию на переговоры с их стороной. В тайных указаниях им Дж.Монро подчеркнул, что всё, что выгодно для Америки, полезно и для России. По его словам «трудно предположить, что русский император захотел бы, чтобы США делали уступки, которые были бы невыгодны самой России». «Квинтэссенцией борьбы за нейтральные права Монро считал вопрос о насильственной вербовке американских моряков. Британская сторона должна также признать право США на овладение Западной и Восточной Флоридами, возместить стоимость захваченного ею американского имущества, аннулировать в договоре 1794 года статью, разрешающую её подданным торговать с индейцами на территории США, уступить американцам контроль над Великими озёрами. Принятие Англией всех этих условий обеспечит ей Канаду» [7, С.112].

Для того, чтобы усилить свои позиции на переговорах с Англией в русской столице и укрепить подорванное положение «ястребам», Белый дом решил поменять свою военную тактику в пользу локальной, но впечатляющей победы. Однако новый план тоже провалился, и Соединённые Штаты терпели одно поражение за другим [7, С.113-114]. Но так дело обстояло на суше, на море же более качественному флоту Америки не составляло труда одерживать победы [10, С.421]. Но Великобритания решила тоже сменить тактику: перейти от обороны границ Канады к разорительной войне. По словам А.Я. Дашкова Лондон надеется «либо заставить американцев согласиться с видами Англии.., либо разорить страну в случае затяжной войны» [11, С.580]. Англичане сразу же начали наступление. Они разорили города, подорвали американское каботажное плавание, но людей им деморализовать не удалось. Гораздо успешнее действовала Англия за дипломатическим столом. В марте 1813 года министр иностранных дел Британии Каслри отклонил русское посредничество. Вместе с тем он понимал, что в данных условиях не следует без нужды раздражать своего главного союзника в борьбе с Наполеоном, поэтому Каслри высказался за прямые переговоры Англии и Америки в Лондоне [7, С.116-117].

Но военные действия всё ещё продолжались. Кроме того, уже условия стала ставить Англия, причём разрушительные для Америки. А в апреле 1814 года Великобритания перешла к ещё более губительному для Америки наступлению. Уже летом этого года англичане заняли Вашингтон, сожгли Капитолий, Белый дом и другие правительственные здания кК символы американской государственности. Теперь поменялся характер войны относительно США: если раньше правительство жаждало завоеваний, то теперь война стала приобретать черты борьбы за сохранение национального суверенитета. Страну охватил патриотический подъём. Кроме того реальная английская интервенция побудила оппозиционеров выступить за политический консенсус. Однако, это не спало Америку. Белый дом пришёл к выводу, что единственная возможность добиться скорейшего окончания войны это придерживаться принципа status quo ante bellum (положение, существовавшее до войны) [7, С.118-124]. 24 декабря 1814 года состоялся мирный договор в Генте, который утвердил освобождение пленных, восстановление границ и решение территориальных споров. По этому миру обе державы возвращали друг другу свои завоевания. Мир был ратифицирован 15 февраля 1815 года [10, С.431].

Итак, обе войны закончились; одна в 1814, другая в 1815 году. На этом становление отношений подходит к концу, но впереди ещё многие события ждут Россию и Америку. Это и деятельность РАК, и торговые связи, которые будут уже построены скорее на конкуренции, чем на сотрудничестве [2, С.197], и развитие Русской Америки, и продажа Аляски в 1867 году [2, С.5]. Я уже не говорю о событиях XX века. Но что бы там ни было, фундамент был заложен, и «дом» русско-американских отношений не преминет по кирпичикам расти вплоть до наших дней.

II. История зарождения взаимосвязей России и США в областях науки и культуры

1. Первые предпосылки зарождения взаимосвязей между государствами и отдельными выдающимися личностями России и Америки

Можно сказать, в связи с приведённым выше, что интерес к Америке существовал уже давно. Однако научные контакты между русскими и американскими учёными в полной мере установились лишь в середине XVIII века. Это связано с опытами Бенджамина Франклина в области электричества, о которых в то время стало известно в Петербурге. Знаменитые «Опыты и наблюдения над электричеством» Франклина, проведенные в Филадельфии, как известно, составили эпоху в науке. Гениальный самоучка из далекой Америки правильно понял существо электрических явлений и наметил путь их дальнейшего исследования [2, С.23].

Однако всеобщее признание к Франклину пришло далеко не сразу в связи с религиозными предрассудками того времени. Считалось, что единственно правильным методом борьбы с грозовыми явлениями служит колокольный звон, который якобы отгоняет злых духов. По иронии судьбы, высокие и прочно сложенные церковные колокольни были как раз той плохо проводящей электрический ток средой, которая оказывалась наиболее уязвимой при ударе молнии, и поэтому звонить в колокола при грозе оказывалось делом совсем не безопасным. Кроме того, борьба против идей Франклина во время войны США за независимость приняла политический характер. Это стало особенно очевидным в связи с тем, что английский ученый Вильсон предложил вместо остроконечного громоотвода Франклина свой тупоконечный, чтобы предотвратить считавшееся в то время опасным отекание электрического заряда. И любой легкомысленный англичанин, снабдивший свой дом громоотводом с острым, а не тупым концом, грозил прослыть политически неблагонадежным [2, С.23-24].

Однако против развития науки нет приёма. «Филадельфийские опыты» Франклина, гениальные по своей простоте и ясности, не оставляли сомнения в справедливости вывода о тождестве молнии и электрического разряда, а громоотвод действовал так безупречно, что мог убедить любого, даже самого недоверчивого скептика. Таким образом, цивилизация и разум побеждали любые предрассудки.

В отличии от Европы в России научные идеи американского гения попали на благоприятную почву и сразу же стали известными. Широкий круг читателей узнал об опытах из сообщения, опубликованного в июне 1752 года «Санкт-Петербургскими ведомостями». Газета писала, что в Филадельфии, в Северной Америке, г-н Франклин «столь далеко отважился, что хочет вытягивать из атмосферы тот страшный огонь, который целые земли погубляет», и приводила далее относительно подробное изложение его опытов.

В то время в С.-Петербурге в смежной области плодотворно работал Г. В. Рихман, сконструировавший в 1745 году «электрический указатель» для измерения величины заряда в наэлектризованном теле. С помощью «громовой машины» — металлического стержня, вынесенного на крышу и соединенного с электроизмерительным прибором, — Ломоносов и Рихман исследовали атмосферные электрические разряды. Летом 1735 года, проводя вместе с Ломоносовым опыты с «громовой машиной», Г. В. Рихман слишком неосторожно приблизился к проводнику и был убит электрическим разрядом.

Известие о трагической смерти Рихмана во время опыта с «громовой машиной» произвело большое впечатление на Франклина и его коллег в Америке. 13 декабря 1753 г. в ответ на обращение Дж. Боудвина из Бостона Франклин подтвердил сообщение о смерти «несчастного джентльмена в С.-Петербурге» и впервые упоминал его имя — профессор Рихман [2, С.24-27] .

5 марта 1754 года в издававшейся Франклином «Пенсильвания газет» был перепечатан «отрывок из письма из Москвы 23 августа» об обстоятельствах смерти Рихмана и одновременно делался вывод, что все произошедшее лишь подтверждает «новую теорию молнии», в связи с чем в будущем могут быть спасены «многие жизни». В качестве участника эксперимента в отчете назывался «советник Ломоносов», что, по всей видимости, было первым упоминанием фамилии великого русского ученого в американской печати [2, С.26].

Из работ Ломоносова и Рихмана по физике видно, что они высоко ценили труды американца. Они часто ссылались на работы Франклина, при этом дополняя и развивая его идеи. Однако многие их работы были выпущены ещё до «Филадельфийских опытов», и некоторые мысли отличаются от мыслей, выдвинутых Франклином.

Несколько позже на Франклина ссылался другой учёный- академик Ф. У. Т. Эпинус в своём капитальном трактате «Опыт теории электричества и магнетизма», вышедшем в конце 1759 года. Эпинус установил связь «электрической силы с магнитною» и широко проводил количественные расчеты по теории электричества. Он писал: «Присущая телам сила, которую назвали электричеством, открыта лишь недавно и вряд ли уже достаточно исследована... Меня в высшей степени удовлетворяет предложенная Франклином теория этой силы... Однако я пришел к выводу, что мне удалось обнаружить в этой замечательной теории некоторые недостатки; поэтому я приложил усилия к тому, чтобы исправить их и, при помощи этих исправлений, так приспособить эту теорию, чтобы она была приведена к полнейшему согласию с явлениями». С этой задачей учёный справился блестяще. Его труды в будущем имели огромное значение для развития идей Франклина.

Американским ученым, и в первую очередь Франклину, были хорошо известны труды российского академика Эпинуса, о которых они неоднократно отзывались самым лестным образом. «Член Петербургской академии наук Эпинус, — писал Франклин 29 мая 1763 года, — опубликовал недавно работу на латинском языке под названием «Tentamen Electricitatis et Magnetismi», где он применил мои положения об электричестве для объяснения различных явлений магнетизма и, я думаю, сделал это со значительным успехом».

Учитывая интерес, который труд Ф. У. Т. Эпинуса мог представлять для американских ученых, Франклин переслал эту работу своему постоянному корреспонденту Э. Стайлсу и просил ознакомить с ней профессора Гарвардского колледжа Дж. Уинтропа, математическая подготовка которого позволяла рассчитывать, что он в полной мере оценит ее содержание. И действительно, Уинтроп нашел, что книга Эпинуса содержит «много интересных мыслей», а ее автор — «человек светлых идей, всестороннего и пытливого ума», работа которого проливает «новый свет на теорию магнетизма».

Ещё одним событием, которое произвело сильное впечатление на американских учёных, был опыт по замораживанию ртути М.В.Ломоносовым и И.А.Брауном в 1759 году. В 1760 году сообщение об опытах появилось в трудах Королевского общества в Лондоне, а затем было изложено в популярном английском ежегоднике за 1762 год (The Annual Register). Именно из этого последнего издания об открытиях петербургских ученых стало известно в Америке.

Франклин считал, что установление факта замерзания ртути является «самым замечательным открытием» за последние годы. «Русские ученые, — писал Франклин, — нашли, что при самом сильном охлаждении ртуть переходит в твердое состояние и становится ковкой, подобно другим металлам. Следовательно, по всей вероятности, в том состоянии, в котором ртуть имеется, она является в действительности расплавленным металлом, плавящимся при меньшем нагревании, чем другие металлы» [2, С.26-27].

В бумагах упоминавшегося выше Э. Стайлса сохранилась пространная выписка об опытах по замораживанию ртути, осуществленных во время сильных морозов в Санкт-Петербурге в декабре 1759 года. Первоначально Стайлсу не удалось повторить петербургские эксперименты, и в мае 1765 года он решил обратиться со специальным письмом к Брауну, в котором интересовался подробностями опытов по замораживанию ртути. Еще ранее, в феврале 1765 года, через Франклина (ему он отправил дополнительное письмо) [11, С.15] он попытался установить научные связи с Ломоносовым. Сохранилось письмо Стайлса на латинском языке, адресованное «прославленному господину Ломоносову, жителю Петербурга в России, члену Петербургской академии наук».

«Мне довелось прочитать в лондонской газете от 29 октября 1764 года, — писал Стайлс Ломоносову, — что Вы верите в возможность найти путь из России в Америку через покрытые льдом моря и уже снарядили два судна, которые следующей весной после зимовки на Коле направятся к полюсу, чтобы заняться тщательным изучением северных областей. Весьма похвальное предприятие и поистине достойное естествоиспытателя! Я, в свою очередь, твердо убежден, что полярные области — это арктические моря, которые в зависимости от удаленности от побережья озаряются либо полунощной Авророй, либо тропическим солнцем... Поэтому я радуюсь в предвосхищении того, что вашими исследованиями будет открыт путь через Арктику или, вернее, они подтвердят, что он существует».

Любознательный американец составлял в то время таблицы температурных наблюдений и в этой связи обращался к Ломоносову с просьбой прислать ему «все сведения относительно магнитных явлений и температур, записанных или вычисленных в полярных областях на суше и на море», а также недостающие «сведения о показаниях термометра в некоторых частях Российской империи». Стайлс просил, в частности, чтобы «подобные наблюдения были проведены в Петербурге, Москве, Казани, Тобольске и даже в Архангельске, на Коле, Камчатке и в Селенгинске». В конце своего письма Стайлс выражал желание узнать «показания термометра», снятые зимой и летом в тех краях, где, как утверждает ученейший профессор Эпинус, почва заморожена на глубину до 91 фута».

Ссылаясь на переписку Франклина с Эпинусом и Брауном, Стайлс просил своего знаменитого друга стать посредником в пересылке послания в С.-Петербург или, во всяком случае, снабдить его отчетом о полярной экспедиции Ломоносова, если она будет осуществлена. [11, C.16]. В ответном письме Стайлсу от 5 июля 1765 года Франклин сообщал, что в ближайшее время направит Ломоносову предназначенное для него приложение [11, С.18], но русского ученого тогда уже не было в живых. Ломоносов умер 4 (15) апреля 1765 года, и это полностью исключало возможность своевременного получения им послания от Стайлса и Франклина.

Кроме того, долгое время были серьезные сомнения в существовании переписки Франклина с членами Петербургской академии наук Брауном и Эпинусом, о которой упоминал Стайлс. Однако было обнаружено письмо Франклина Эпинусу от 6 июня 1766 года:

«Сэр,

Когда я последний раз был в Америке, я получил там Вашу прекрасную работу о теориях электричества и магнетизма, которую, как я понял, Вы удостоили чести послать мне. Я прочитал ее с бесконечным удовлетворением и удовольствием и прошу Вас принять мою величайшую благодарность и признательность, которые Вы по праву заслужили от всего Ученого Мира (Republic of Letters). Вместе с этим письмом я беру на себя смелость послать Вам свою небольшую работу, которая еще не опубликована, но должна появиться в очередном томе «Трудов Королевского общества»²⁵. Пожалуйста, примите ее как скромное свидетельство огромного уважения и почитания, с каким я, сэр, являюсь Вашим покорнейшим и смиреннейшим слугой.

Б. Франклин» [11, С.21]

Небольшое письмо Франклина примечательно во многих отношениях. Прежде всего, это единственное прямое обращение великого американца к своему петербургскому коллеге, свидетельствующее об исключительно высокой оценке знаменитого труда российской академии по теории электричества и магнетизма. Оно показывает, что оба ученых обменивались своими исследованиями, несмотря на огромные географические расстояния, предрассудки и политические преграды, разделявшие их. Причем Франклин направил в Санкт-Петербург свою работу еще до выхода ее в свет в трудах лондонского Королевского общества.

Ещё одним русским учёным, исключительно высоко ценившим работы Франклина по теории электричества, был Д. А. Голицын. «Господин Франклин, — писал Голицын в 1777 году, — первый нашел, что существуют два вида электричества — положительное и отрицательное». «Как один из самых искренних почитателей» знаменитого американца, Голицын, в то время российский посланник в Гааге, счел возможным в январе 1777 года обратиться к Франклину с личным письмом, на что, как он отмечал, давали ему право «любовь к наукам и подлинный интерес к их развитию». «Кто лучше вас, милостивый государь, может решить, верны или нет мои соображения насчет положительного и отрицательного электричества и притягательной силы громоотводов?» — спрашивал Голицын и далее подробно излагал свои эксперименты и соображения в области атмосферного электричества.

«Что касается громоотводов, — писал Голицын, — то думаю, что всякое тело притягивает электричество лишь тогда, когда оно уже находится в его атмосфере. Причина, по которой высокие предметы чаще поражаются молнией, чем расположенные ниже, естественно, заключается в том, что они раньше оказываются в его атмосфере» [11, С.38-39].

Прямое обращение к Франклину, бывшему в то время представителем восставших колоний в Париже и не получившего еще официального признания даже у французского правительства, нельзя не признать довольно смелым шагом со стороны российского посланника в Гааге. К чести Голицына надо сказать, что он не побоялся во имя интересов науки пренебречь обычными формальностями, хотя подобная вольность не могла встретить одобрение царского двора [2, С.32].

Таким образом, по приведённым выше примерам можно судить, что научные связи американских и русских учёных зародились в середине XVIII века, что они развивались и прогрессировали. В первую очередь этот процесс связан с именами таких выдающихся людей, как М.В.Ломоносов, Г.В.Рихман, Ф.У.Т.Эпинус, И.А.Браун, Д.А.Голицын, Б.Франклин, Э.Стайлс. Приведенные материалы в целом не оставляют сомнений в том, что знаменитые «филадельфийские опыты» Франклина не только стали хорошо известны в России с середины XVIII века и были высоко оценены в научных кругах, но, что особенно важно, получили дальнейшее уточнение и развитие в работах русских ученых. И хотя Филадельфия Франклина географически находилась очень далеко от Петербурга Ломоносова и Эпинуса, по многим кардинальным вопросам науки они, как мы видим, оказались в непосредственной близости друг от друга.

2. Прогрессирование отношений в конце XVIII века

Итак, фундамент в научных связях был установлен. Развитие этих отношений было закономерным продолжением; к этому стремились как Россия, так и Америка. Дополнением стал обоюдный интерес двух стран в сфере культуры.

Была подготовлена почва для взаимодействия двух научных гигантов: американского философского общества в Филадельфии и императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Философское общество было основано Б.Франклином в 1743 году (Название «philosophical», по сути дела, более правильно было бы переводить как «научное», поскольку в современном смысле слово «филосовское» не отражает своего прежнего значения. Американское философское общество было основано Б. Франклином «для содействия полезным знаниям» вообще (for promoting Useful Knowledge) и долгое время олицетворяло в Европе всю американскую науку в целом).

В связи с выходом в начале 1771 года первого тома «Трудов Американского философского общества»было решено направить его всем важнейшим иностранным «философским» учреждениям, в списке которых, представленном 22 февраля 1771 года, фигурировало «Санкт-Петербургское императорское общество». Из официальной надписи на «Трудах» видно, что «Американское философское общество, основанное в Филадельфии, искренне желая сотрудничать с императорским обществом в Санкт-Петербурге... просило принять этот том, как первый результат своих работ в Новом Свете».

«Труды общества» были пересланы Б. Франклину в Лондон для передачи различным европейским научным учреждениям. Удобный случай для связи с Петербургской академией наук представился летом 1772 года во время пребывания в Лондоне одного из членов Академии, барона Т. фон Клингштэдта, которому Франклин и вручил 31 июля 1772 года экземпляр «Трудов» с личной надписью. Барон Клингштэдт, хотя и с некоторым опозданием, благополучно передал летом 1774 года этот том в Академию, а сам еще ранее, 15 января 1773 года, по рекомендации Франклина был избран первым членом Американского философского общества от России.

Позднее в «Академических известиях», выходивших «при Санкт-Петербургской императорской Академии наук появился перевод основного содержания «Сочинения ученого Американского общества, учрежденного в Филадельфии для приращения полезных знаний. Том I на 1769 и 1770 год» [2, С.145-146].

Своеобразные научные связи Америки и России завязались во второй половине 80-х годов XVIII века через Екатерину II, Вашингтона, Франклина и Лафайета. Начала взаимодействие русская императрица в связи с созданием сравнительного словаря всех языков мира. Благодаря многочисленной армии чиновников лингвистический материал в изобилии поступал в Санкт-Петербург со всех концов огромной империи. Сложнее обстояло дело с получением информации из Америки. Но и здесь для царицы вопрос решался довольно просто. Стоило Екатерине II сообщить о своем проекте Лафайету, как последний немедленно обратился прямо к Вашингтону и Франклину. «В приложении я посылаю словник, — писал Лафайет, — который русская императрица просит заполнить индейскими словами. Вы знаете о ее плане всеобщего словаря... Ваши уполномоченные по делам индейцев полковник Хармар и генерал Батлер смогут организовать работу, которую важно выполнить хорошо, так как императрица... придает ей большое значение». В свою очередь, Дж. Вашингтон и Б. Франклин связались с рядом лиц в Соединенных Штатах, способных обеспечить подбор необходимых для Екатерины II материалов.

«Высочайшая просьба» не осталась в Америке без внимания, и отклик на нее пришел скоро. Уже в апреле 1787 года Франклин смог возвратить Лафайету вопросник Екатерины II, заполненный «словами на делаварском и шаванезском языках». Позднее, в начале 1788 года, аналогичные материалы для Екатерины II направил Дж. Вашингтон, выражавший свое сердечное пожелание, чтобы проект императрицы «создать всеобщий словарь увенчался заслуженным успехом» [2, С.146-147].

Таким образом, был осуществлён первый научный обмен России и Америки на высшем уровне. Современники, и, прежде всего сам Дж. Вашингтон, усматривали в этом деле, и, надо сказать, не без оснований, важный шаг к сближению между народами. Нельзя не напомнить в этой связи замечательные слова великого основателя американского государства, написанные им в том же самом письме к Лафайету, в котором он пересылал материал о языках индейцев Екатерине II. «Узнать языковую общность, — писал Вашингтон, — означает сделать один шаг к развитию общности народов. Было бы хорошо, чтобы гармония между народами стала бы целью, самой близкой сердцам монархов, и чтобы стремление к миру (чему не в последнюю очередь способствует торговля и возможность понимать друг друга) возрастало бы с каждым днем! Если настоящие или какие-либо другие мои действия с целью обеспечить информацию о различных диалектах коренных жителей в Америке прольют луч света на запутанный вопрос о языке в целом, я буду в высшей степени удовлетворен».

Дж. Вашингтон выражал желание, чтобы проект Екатерины II «мог бы в какой-то мере положить основание ассимиляции языка, которая, в свою очередь, приведет к ассимиляции обычаев и интересов, что когда-нибудь устранит многие причины вражды среди человечества».

Эти мечты в то время носили, конечно, отвлеченный характер, но, тем не менее, первый практический шаг, осуществленный при ближайшем участии Б. Франклина и Дж. Вашингтона, не пропал даром для развития языкознания, как в России, так и в Америке. Материалы, полученные из Соединенных Штатов, были частично использованы для второго издания всеобщего сравнительного словаря, который, в свою очередь, позднее имел большое значение для филологических исследований в Соединенных Штатах. Собирая материалы для Екатерины II, американцы оказались тем самым вовлеченными в сравнительное изучение индейских языков. По образцу русского словаря американские ученые подготовили затем словари различных индейских племен [2, С.148].

При рассмотрении русско-американских культурных связей в XVIII веке нельзя не обратить внимание на переписку и личное знакомство Б. Франклина с княгиней Екатериной Романовной Дашковой, являвшейся директором Петербургской академии наук в 1783—1796 годах и президентом специальной Российской академии, основанной по ее инициативе в 1783 году для разработки русского языка. Первый обмен письмами и встреча Франклина с Дашковой произошли в Париже зимой 1781 года. Позднее Франклин прислал Дашковой второй том «Трудов Американского философского общества», в связи с чем в письме от 30 августа 1788 г. княгиня выражала ему благодарность.

17 (28) апреля 1789 года по предложению Б. Франклина Е. Р. Дашкова была единогласно избрана членом Американского философского общества, и 15 мая ей был послан соответствующий диплом. «Стремясь способствовать интересам общества привлечением к нему выдающихся ученых, — указывалось в дипломе, — избрали госпожу княгиню Дашкову, президента императорской Академии наук в Санкт-Петербурге, членом упомянутого философского общества...» [2, C.148-149]. Е. Р. Дашкова стала первой женщиной и вторым русским членом Американского философского общества, за что она поблагодарила общество в своём ответном письме от 2 (13) августа 1791 года [11, С.187]. 18 (29) августа 1791 года об избрании Дашковой официально сообщил А. Ю. Крафт, представив конференции Академии наук копию диплома, подписанного собственноручно «знаменитым д-ром Франклином», как «свидетельство лестной и высокой оценки литературных заслуг княгини со стороны самых отдаленных научных учреждений».

Уже в годы войны США за независимость американские ученые проявляли все возраставший интерес к достижениям русской науки. Вот что говорил вице-президент Философского общества Томас Бонд в своей речи на юбилейном собрании 21 мая 1782 года: «Если мы обратимся к странам древнего и нового мира, то обнаружим, что самой значительной чертой в их характере, чертой, которая обеспечила им признание за рубежом, была их любовь литературы, искусств и наук. Россия, которая еще несколько лет назад была почти неизвестна в Европе, поднялась к светлому величию, подобно утреннему солнцу. Она занялась поисками ученых во всем мире и предоставила все возможное поощрение различным отраслям литературы; есть что-то общее и похожее между Россией и Америкой в том, что касается созданных улучшений и неожиданного величия, я не могу удержаться от искренней рекомендации Обществу содействовать знакомству с учеными людьми и учреждениями этой выдающейся страны. Наука находится на попечении всеобщей дружбы. Она не знает, что такое вражда и ненависть. Она ни с кем не ведет войну. Она находится со всеми в мире, и путь сотрудничества, который она открывает, открыт для всего человечества» [2, С.149].

В 1780 году в Бостоне была основана Американская академия искусств и наук, одним из ее наиболее достойных иностранных членов стал знаменитый Леонард Эйлер. Сделав столь удачный выбор, бостонское общество искусств и наук проявило свое уважение к лучшим достижениям Петербургской академии, с которой завязало контакты сразу же после своего основания.

22 августа 1782 г. на заседании Американской академии искусств и наук было оглашено ответное письмо Эйлера о его согласии быть членом Бостонской академии. Американские ученые, несомненно, были хорошо осведомлены о научных заслугах Леонарда Эйлера, а в библиотеке Бостонской академии, судя по ее первому рукописному каталогу, имелось 11 работ великого ученого (17 томов).

Связи Американской академии искусств и наук с Россией на этом не ограничились. Значительный интерес бостонские ученые проявили, в частности, к изучению сибирской пшеницы. Специальные замечания по этому поводу представил 22 августа 1781 года У.Гордон, а 14 ноября 1781 года на заседании Академии было оглашено письмо Д. Литтла и К. Гарнетта о времени и обстоятельствах появления сибирской пшеницы в Америке.

29 мая 1787 года, в связи с изданием первого тома трудов Бостонской академии было решено направить его в различные «литературные общества», в числе которых упоминалась «императорская Академия в России».

Получение этих трудов вместе с письмом секретаря по связи Дж. Уилларда от 25 сентября 1787 года подтверждалось в официальном издании Петербургской академии. Спустя некоторое время в этом же издании сообщалось о получении из Бостона известия о смерти первого президента Американской академии искусств и наук Дж. Боудвина.

Исключительно удачным оказался и выбор первого американского ученого, удостоившегося чести войти в число иностранных членов Петербургской академии наук.

Им оказался не кто иной, как Б. Франклин. Как записано в протоколе конференции от 2 (13) ноября 1789 года, княгиня Дашкова, разбирая бумаги Академии, «с удивлением обнаружила, что знаменитый Франклин не числится среди иностранных членов». «Его кандидатура по предложению ее светлости была поставлена на голосование, после чего этот уважаемый и знаменитый ученый получил все утвердительные голоса и был избран единогласно» [2, С.149-151].

В ноябре 1789 года член Петербургской Академии наук И.А.Эйлер писал Б.Франклину: «Милостивый государь. Имп. Академия наук просит вас принять диплом её иностранного члена; хотя она одной из последних преподносит вам этот публичный знак своего уважения, тем не менее она вот уже четверть века не уступает всем другим академиям в преклонении перед вашими выдающимися заслугами»[11, С.178-179].

В известном письме Франклину от 4 (15) ноября 1789 года, написанном по-английски, Дашкова отмечала: «Я всегда полагала и даже льстила себе мыслью, что Вы являетесь членом императорской Академии наук, находящейся в С.-Петербурге под моим управлением, и я была крайне удивлена, когда, просматривая несколько дней назад список ее членов, я не нашла в их числе Вашего имени. В этой связи я поспешила оказать эту честь Академии, и Вы были приняты в число ее членов при единодушных аплодисментах и радости. Я прошу Вас, сэр, принять это звание и считать, что я смотрю на него как на честь для нашей Академии». Заканчивая письмо, княгиня указывала, что ей доставляет величайшее удовольствие представить Б. Франклину «свидетельство своего уважения» и что она «всегда будет с гордостью вспоминать», что в свое время удостоилась его личного внимания.

Надо сказать, что избрание Франклина членом Академии имело в условиях царской России и очевидный политический смысл. Екатерина II не любила великого американца. Читая знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790 год), царица «с жаром и чувствительностью» заметила своему секретарю, что А. Н. Радищев — «бунтовщик хуже Пугачева», и показала место, где он хвалит «Франклина как начинщика и себя таким же представляет».

Избрание Б. Франклина иностранным членом Петербургской академии отражало не только уважение к научным заслугам великого американца, но и было также признанием его широкой политической, общественной и литературной деятельности, которая давно уже служила предметом серьезного внимания русского общества.

Особой популярностью в России пользовался известный «Альманах бедного Ричарда», впервые опубликованный в 1784 году и с тех пор много раз переиздававшийся в различных вариантах. В «авторском предуведомлении» к московскому изданию 1791 года указывалось на необходимость «распространить верные начала для мудрого поведения себя во время течения жизни и внушить вкус к гражданским и нравственным добродетелям тому драгоценному классу людей, без которых мы почти во всем имели недостаток» [2, С.150-152].

Большой популярностью в России пользовалось и другое известное сочинение Б. Франклина — его автобиография, вышедшая в свет во французском переводе в 1791 году. Показательно, что эта книга сразу же получила живой отклик в России со стороны одного из наиболее видных литераторов того времени Н. М. Карамзина, писавшего в специальной рецензии в издававшемся им журнале: «Всякий, читая сию примечания достойную книгу, будет удивляться чудесному сплетению судьбы человеческой. Франклин, который бродил в Филадельфии по улицам в худом кафтане, без денег, без знакомых, не зная ничего, кроме английского языка и бедного типографского ремесла, — сей Франклин через несколько лет сделался известен и почтен в двух частях света, смирил гордость британцев, даровал вольность почти всей Америке и великими открытиями обогатил науку!» [2, С.153].

Спустя несколько лет «Отрывок из записок Франклина», посвященный различным моральным добродетелям и распорядку дня, был опубликован в журнале с невинным названием «Приятное и полезное препровождение времени» и получил с тех пор широкую известность в самых различных кругах русского общества.

Скромный внешний облик Б. Франклина, появившегося в блестящих парижских салонах в простом коричневом кафтане с гладко причесанными волосами, а не в напудренном парике, как того требовала европейская мода, произвел на современников незабываемое впечатление. Это был как бы живой образец моральных правил и добродетелей, о которых он так ясно и красочно писал в своих сочинениях. Впечатление усиливалось совершенно необычной и даже исключительной судьбой американца, которая сама по себе ярко символизировала превосходство скромности, таланта и труда над богатством, знатностью и праздностью. Хотя по своему происхождению, — с гордостью писал Франклин в автобиографии, — я не был ни богат, ни знатен, и первые годы моей жизни прошли в бедности и безвестности, я достиг выдающегося положения и стал в некотором роде знаменитостью» [2, С.154].

Представляется вполне вероятным, что личное знакомство Д. И. Фонвизина с Б. Франклином в Париже в какой-то мере сказалось при создании образа Стародума в бессмертной комедии XVIII века «Недоросль».

В целом со времени войны США за независимость в русской печати утвердилось самое высокое мнение о руководителях молодой республики, отстоявшей свою свободу в борьбе против могущественной метрополии. «Теперь оказывается, — писали «Московские ведомости» осенью 1789 года, — что догадка тех политиков, кои утверждали при самом начале Американской революции, что Соединенные Штаты достигнут со временем самого цветущего состояния, была справедлива, хотя теперь одно только начало того видно». Это мнение не изменилось и позднее, в 90-е годы XVIII века, в период крайней реакции, усиливавшейся страхом перед Французской революцией. Характерно, в частности, что в 1790 году Т. Воскресенский опубликовал в Тобольске речь Кондорсе, в которой содержалась исключительно высокая оценка заслуг Б. Франклина и Л. Эйлера [2, С.153-154].

В следующем, 1791 году в «Московском журнале» можно было прочитать стихотворение «К текущему столетию», в котором давалась оценка основных достижений приближающегося к концу XVIII века:

«О век чудесностей, ума, изобретений!

Позволь пылинке пред тобой,

На месте жертвоприношений,

С благоговением почтить тебя хвалой!

Который век достиг столь лучезарной славы?

В тебе исправились испорченные нравы;

В тебе открылся путь свободный в храм Наук;

В тебе родился Вольтер, Франклин и Кук,

Румянцевы и Вашингтоны;

В тебе и Естества позналися законы» [2, С.155].

Итак, среди немногих лиц, составляющих по мнению «Московского журнала» цвет XVIII века, не на последнем месте значатся великие американцы.

Первые контакты между Россией и Америкой устанавливались и развивались, несмотря на огромные географические расстояния, религиозные предрассудки и политические преграды. Высокий дух интернационализма в науке, получивший в наши дни столь блистательное проявление в разгадке сокровенных тайн атомного ядра и международных исследованиях космоса, в XVIII веке нашел выражение в развитии первоначальных основ теории электричества, географических открытиях и взаимовлиянии литератур.

Заключение

Итак, я рассмотрела период становления отношений России и США. Мною были изучены политические, научные и культурные взаимосвязи двух государств. Я узнала, какие решения принимали обе страны относительно одна другой, как они участвовали в политической, общественной и др. сферах жизни друг друга. Я изучила взаимодействие между высшими лицами обоих государств, а также их выдающимися личностями. Кроме того, я рассмотрела и взаимодействие России и США с другими государствами, которое тоже, несомненно, имело влияние на их обоюдные связи.

Подводя итоги, я могу сказать, что, по моему мнению, в период зарождения взаимосвязей отношения США и России были дружественными, выгодными и отчасти протекционистскими. Я выяснила, что общая позиция России в трудные, критические для США годы борьбы за свободу и независимость объективно имела существенное значение для улучшения международного положения восставших колоний, для дипломатической изоляции Англии и в конечном итоге для победы США в борьбе против метрополии. Ряд документов о мирном посредничестве России свидетельствует даже о ее стремлении, выраженном, правда, очень, осторожно, склонить Англию к примирению с восставшими и признанию их независимости. Речь идет, понятно, не о каких-то «симпатиях» Екатерины II и ее правительства к восставшим колонистам, а о соображениях реальной политики: все возраставшем недовольстве политикой британского кабинета, стремлении императрицы играть роль арбитра в европейских делах, понимании неизбежности отделения колоний и даже заинтересованности России в образовании независимых США, поддержании европейского «равновесия», укреплении международного престижа и влияния России и т. д.

Огромное международное значение имело провозглашение Россией в 1780 году декларации о вооруженном нейтралитете. Эта декларация, направленная своим острием против Англии, была выгодна для всех других стран, и особенно для США. Важна также и дипломатическая миссия Ф.Дейны, которая хоть и не была очень успешной, зато благодаря ей Америку фактически признали независимой страной. Не менее важна и установка официальных дипломатических контактов в 1809 году. Несомненно, значимо и предложение посредничества России в англо-американской войне.

Относительно культурных и научных связей можно выделить важность контактов Петербургской Академии наук, Московского общества испытателей природы, Американской Академии искусств и наук в Бостоне, Американского философского общества в Филадельфии, а также отдельных выдающихся деятелей науки и культуры России и США.

Отношения смогли установиться и развиваться, что интересно, даже несмотря на разное устройство этих двух стран: Россия – самодержавная монархия с крепостническими институтами, США – президентская республика. Хотя, конечно, не стоит забывать о рабстве чернокожих в Америке. То есть даже здесь можно провести параллель. Как интересно заметил А.М. Герцен: «Америка – страна хорошая, только что крепостные люди чёрные; у нас чёрный народ – белый – всё от снегу, должно быть» [9-24].

Конечно, с тех далёких времён много воды утекло, произошли многие события, как в нашей стране, так и в Соединённых Штатах. И продажа Аляски, и взаимодействие во время I и II Мировых войн, и период холодной войны – всё это было, но сейчас мы как будто возвращаемся в конец XVIII - начало XIX веков. И это неудивительно, ведь как говорят: всё новое – это хорошо забытое старое. Раз заложенное развивается и будет развиваться, и чтобы в этом убедиться, достаточно просто включить телевизор.

Список использованной литературы

1. Болховитинов Н.Н. Россия и война США за независимость. 1775-1783 / Н.Н. Болховитинов.- М.: Мысль, 1976.- 272 с.

2. Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. 1732-1799 / Н.Н. Болховитинов.- М.: Междунар. отношения, 1991.- 304 с.- (К 500-летию открытия Америки).

3. Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения. 1815-1832 / Н.Н. Болховитинов.- М.: Междунар. отношения, 1975.- 421 с.

4. Болховитинов Н.Н. Становление русско-американских отношений. 1775-1815 / Н.Н. Болховитинов.- М.: Междунар. отношения, 1966.- 571 с.

5. Всемирная история: В 24 т. Т.17. Национально-освободительные войны XIX века / Сост. А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др.- Мн.: Современ. литератор, 1999.- 560 с.

6. Герцен А.М. Собрание сочинений: В 30 т. Т.25 / А.М. Герцен.- М., 1961.- 213 с.

7. История внешней политики и дипломатии США. 1775-1877 / Отв. ред. Н.Н. Болховитинов.- М.: Междунар. отношения, 1994.- 384 с., илл.- (Российская Академия наук, Ин-т всеобщей истории).

8. История внешней политики России. Первая половина XIX века (От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 года).- М.: Междунар. отношения, 1995.- 448 с., илл.- (История внешней политики России. Конец XV в. – 1917г.), (Институт российской истории РАН).

9. История внешней политики России. XVIII век (от Северной войны до войн России против Наполеона).- М.: Междунар. отношения, 1998.- 304 с., илл.- (История внешней политики России. Конец XV в. – 1917г.), (Институт российской истории РАН).

10. История войн: В 3 т. Т.2. / Сост. А.А. Егоров.- Ростов н/Д.: Феникс, 1997.- 704 с.

11. Россия и США: становление отношений. 1765-1815 / Сост. И.Н. Башкина, Н.Н. Болховитинов, Дж.Х. Браун, И.И. Кудрявцев, Н.Б. Кузнецова, Р.Д. Лаида, В.Н. Пономарёв, Ч.С. Сэмпсон, Н.В. Ушакова, Дж.Д. Хартгроув, Б.М. Шпотов.- М.: Наука, 1980.- 752 с.

Приложения

Рис.1 – Карта плавания В. Беринга и А. Чирикова на боте ”Святой Гавриил” в 1728—1729 годах. Сочинена Василием Берхом.

Рис.2 – Деталь карты Шпанберга с показом пути И. Федорова и М. Гвоздева к Америке в 1732 году.

Рис.3 – Екатерина II.

Рис.4 – Джордж Вашингтон.

Рис.5 – Н.И. Панин.

Рис.6 – Дж. Адамс.

Рис.7 – И.А. Остерман.

Рис.8 – Ф. Дейна.

Рис.9 – Л. Эйлер.

Рис.10 – Э. Стайлс.

Рис.11 – Флаг Российско-американской компании. Утвержден Александром I 28 сентября 1806 года (ст. ст.).

Рис.12 – Акция Российско-американской компании.

Рис.13 – Американские уполномоченные, при подписании предварительного мира. Париж, 30 ноября 1782 года (С неоконченной картины Б. Уеста).

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

Россия и Америка. 1765-1815