Русская Православная Церковь в эпоху императрицы Елисаветы

U

УКРАИНСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ

Одесская епархия

Одесская Духовная Семинария

Сочинение

по Истории Русской Церкви

на тему: «Русская Православная Церковь в эпоху императрицы Елисаветы».

Воспитанника: 4-А класса

                         священника ДРОГОВОЗА Игоря

Одесса 2004 г

Содержание:

1.   Вступление.

2.   Общая характеристика государственного правления при императрице Елисавете Петровне.

3.   Церковное управление при императрице Елисавете Петровне.

3.1. Перемены в епархиальном управлении.

3.2. Органы епархиального управления.

3.3. Духовник императрицы.

3.4. Святитель Арсений Мацеевич.

3.5. Перемены в содержании высшей иерархии и монастырей.

3.6. Конфликт между Обер - прокурором и Синодом.

3.7. Перемены в положении белого духовенства.

4.  Распространение веры.

4.1. Обзор расширения пределов Русской Церкви.

4.2. Открытие школ для инородцев и возмущения язычников.

4.3. Миссионерство в Сибири.

4.4. Восстановление православия на Кавказе.

4.5. Христианство на  американских островах.

4.6. Евреи на юго-западе.

5.  Учение и духовное просвещение.

5.1. История исправления Библии до издания 1751 года.

5.2. Борьба с вредными для веры западными влияниями и с религиозным вольнодумством.

6. Богослужения и церковная жизнь.

6.1. Исправление богослужебных чинов.

6.2. Новые праздники.

6.3. Наблюдение за иконописанием.

6.4. Распоряжения относительно монашествующих.

6.5. Замечательный подвижник благочестия святитель Иоасаф Белгородский.

6.6. Канонизация святителя Димитрия Ростовского.

7. Заключение.

Список использованной литературы.

Елисавета Петровна была "умной и доброй, но беспорядочной и своенравной русской барыней", соединявшей "новые европейские веяния" с "благочестивой отечественной стариной".

 (В.О.Ключевский)

Общая характеристика государственного правления при императрице Елисавете Петровне.

В ночь на 25 ноября 1741 года при поддержке гвардейских офицеров дочь Петра I Елисавета Петровна совершила дворцовый переворот и была провозглашена императрицей.

Елисавета Петровна была "умной и доброй, но беспорядочной и своенравной русской барыней", соединявшей "новые европейские веяния" с "благочестивой отечественной стариной". (В.О.Ключевский) Красивая, веселая и беззаботная, Елисавета Петровна отдала свое сердце придворному певчему из черниговских казаков Алексею Разумовскому. Предание гласит, что Алексей Григорьевич Разумовский был тайно обвенчан с Елисаветой Петровной, и чувство императрицы к нему оставалось неизменным до конца ее жизни.

Императрица Елисавета Петровна (1709 — 1761г.г.)

Одно из первых мероприятий императрицы было направлено на установление порядка престолонаследия. С этой целью Елисавета Петровна пригласила из Голштинии[1] своего племянника Карла-Петра-Ульриха (будущего Петра III), сына Анны Петровны, и объявила его наследником престола и великим князем Петром Федоровичем, заставила изучать русский язык и православный катехизис.

Внутренняя политика Елисаветы Петровны носила скорее реставрационный, нежели эволюционный характер. Императрица стремилась вернуться к порядкам времен Петра I. Однако у нее не было определенной программы управления государством. Тем не менее, при Елисавете Петровне было восстановлено национальное достоинство русского народа, отменена смертная казнь. Сенат приобрел прежнее значение и, после уничтожения Кабинета министров, стал высшим органом управления в государстве: к административно-судебным функциям Сената прибавились и законодательные. При набожной императрице возросло и значение Синода и духовенства, жестоко преследовались раскольники. Синод заботился о материальном обеспечении духовенства и монастырей, распространении духовного образования в народе.

Большой проблемой было состояние финансов государства. Комиссия по коммерции разработала ряд проектов, направленных на развитие внешней торговли. Купечеству, как и дворянству, государство открыло дешевый кредит, учредив Заемный и Государственный банки. В результате этих мероприятий торговле и промышленности наметился медленный, но стабильный рост. В 1754 году Сенат принял разработанное П.И.Шуваловым постановление об уничтожении внутренних таможен, что дало толчок развитию всероссийского рынка. Одновременно шло развитие системы монополий. Усиленно велась политика по славянскому заселению южных окраин.

При Елисавете Петровне были реорганизованы военно-учебные заведения. В 1744 году вышел указ о расширении сети начальных школ. Были открыты первые в России гимназии: в Москве (1755 год) и в Казани (1758 год). В 1755 году И.И.Шувалов и М.В.Ломоносов основали Московский университет. В 1756 году в Санкт-Петербурге открылся общедоступный театр, велась работа по сбору статистических и географических данных о России.

В царствование Елисаветы Петровны международные позиции Российской империи значительно укрепились. Русско-шведский военный конфликт закончился подписанием в 1743 году Абоского мира, по которому России отошла часть Южной Финляндии. Война за австрийское наследство между прусским королем Фридрихом II и Марией Терезией при содействии России закончилась победой Австрии и заключением Ахенского мира (1748 год), обеспечившего Марии Терезии австрийскую императорскую корону. Россия приняла участие в Семилетней войне (1756-1763 годы) между Пруссией, с одной стороны, и Австрией, Францией и Россией, с другой.

Елисавета Петровна скончалась 25 декабря 1761 года на 53 году жизни. Она похоронена в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге.[2]

Церковное управление при императрице Елисавете Петровне.

По закрытии патриаршества,  звание митрополита и архиепископа остались для немногих. Как отношение архипастырей к св. Синоду стало то же, что было к патриарху и его Собору, так и взаимные отношения  их остались прежние. Московская епархия до 1742 г. оставалась в ведении Синода, без местного архипастыря. В 1742 г. императрица Елисавета утвердила определение Синода о назначении архиепископа в Москву и об открытии трех новых епархий: петербургской, переясловской и костромской. В 1751-1760 г. восхищенные кротким правлением покровительницы православия, сербы и болгары охотно с семействами переселились в южный край России, и таким образом  русская паства умножилась многими тысячами православных чад, так что впоследствии образовалась для них особая славянская епархия. В 1753 г. в ведении Синода было 30 епархий, и в 28 из них считалось 18,070 приходских церквей.[3]

Страшное время бироновщины кончилось с восшествием на престол Елисаветы Петровны, которое и в духовенстве, и в народе встречено было общим восторгом. Проповеданное слово с церковных кафедр прославляло новую государыню, как спасительницу России от иноплеменного ига, восстановительницу православия и народности. Всем были известны ее русский характер, чисто русское благочестие, любовь к духовенству, духовным книгам и проповедям, к богослужению и благолепию церковной обрядности. Такой же осталась она и на престоле - ездила на богомолья, в Троицкую лавру ходила раз пешком, соблюдала все посты, делала пожертвования по монастырям и церквам. Ее духовник протоиерей Феодор Дубянский был важной силой при дворе. Православно-церковного направления был и самый близкий к ней вельможа, Алексей Григорьевич Разумовский, родом из простых малороссов. Началось возвращение из заточений и ссылок всех страдальцев бироновского времени. Из известных нам лиц до этого счастья дожили Лев Юрлов, М. Родышевский и Игнатий Смола (скончавшийся, впрочем, всего через месяц по воцарении Елисаветы); прочие уже умерли. Феофилакт тоже скончался в 1741 г. еще при правительнице Анне Леопольдовне, восстановленный в своем сане всего за 4 месяца до кончины. В 1742 г. Елисавета издала весьма важный общий указ, которым первоначальный суд над духовными лицами был предоставлен Св. Синоду и по политическим оговорам. Сам Св. Синод, вместе с Сенатом доселе подчиненный сначала верховному совету, потом кабинету министров, был восстановлен с упразднением последнего в своем прежнем достоинстве высшего административного места с титулом "правительствующего." Ободренные благочестием Елисаветы, члены Синода Амвросий Юшкевич Новгородский (преемник Феофана) и Арсений Мацеевич Ростовский, один из энергичнейших архиереев того времени, оба малороссы, подали доклад, в котором писали, что если государыне не угодно будет прямо восстановить патриаршество, то пусть бы она, по крайней мере, дала Синоду президента и самый Синод, как церковно-правительствующий, устроила из одних архиереев без архимандритов и протопопов, упразднила бы при нем и должность обер-прокурора с коллегией экономии, ибо он носит титул Святейшего и есть правительство духовное, в котором светским лицам и делать нечего. Но Елисавета, объявившая все законы Петра своими, не согласилась на такую реформу, согласилась только на возвращение духовенству его имений и на подчинение коллегии экономии Синоду. B Синод назначен был даже особенно строгий обер-прокурор, князь Я. Шаховский, крепкий ревнитель государственного интереса и всякой законности. Из оставшихся после него "Записок" о своей жизни видно, что такой человек был особенно нужен тогда в Синоде, где в прошлые царствования порядки были расстроены и дела сильно запущены. Он рассказывает в этих записках о том, как часто приходилось ему сталкиваться с членами Синода по вопросам об излишних расходах вотчинных сумм, о незаконном увеличении жалованья членов, о наказании духовных лиц за проступки, которых, из опасения соблазна, Св. Синод старался не обнаруживать, как трудно было ему отстаивать свои представления вследствие постоянного заступления за членов Синода сильных лиц - Дубянского и Разумовского, но как иногда силой этих лиц, их властным вмешательством в синодальные дела приходилось тяготиться самим же членам и как он в этих случаях должен был выручать их из тяжелого положения своим смелым представительством и прямым разъяснением дел пред императрицей.[4]

Освобождение от кошмара бироновщины, может быть, ни одним сословием, ни одним сектором государственной машины не переживалось с таким торжеством и энтузиазмом, как православным духовенством. Распечатанные уста всегда законопослушной и долготерпеливой  иерархии зазвучали с  высоты кафедр перед толпами народа с такой смелостью и откровенным обличением пережитых кошмаров, как это бывает только под пером публицистов на другой день после революций.  Вот, например, что говорил и печатал ректор   Московской Духовной академии Кирилл Флоринский. «Доселе дремахом, а ныне увидехом, что  Остерман и Миних с своим сонмищем влезли в Россію, яка эмиссаріи дьявольскіе имже, попустившу Богу, богатство, слава и честь желанная  приключишася. Сія бо им обетова сатана,  да под видом министерства и вернаго услуженія государству Россійскому,  еже первейшее и  дражайшее всего в Россіи, правоверіе и благочестіе не точію превратят, но и до корня истребят”.[5]

Часто по своей  инициативе императрица давала распоряжения Синоду через своего духовника, протоиерея Федора Дубянского. Он возымел большое влияние, стал одним из временщиков церковных, но, к счастью, дружественных Церкви. Другом духовенства был также и вышедший в графы Алексей Григорьевич Разумовский. По словам А. Васильчикова, Разумовский, “презренный в младенчестве духовенством, возросший под его крылом, смотрел на служителей Церкви с чувством самой искренней и глубокой благодарности и был предан им всем своим честным и любящим сердцем”. После тайного регулярного браковенчания с Елисаветой влияние его сделалось вполне объяснимым: “Разумовский не любил вмешиваться в государственные дела, но, говорит биограф Разумовского, ”было два вопроса, которые его задевали за живое. Для них он забывал и природную лень, и отвращение от дел и смело выступал  вперед, не опасаясь докучать государыне”. На первом месте стоял для него вопрос жизни Церкви и духовенства. Такая близкая связь Синода с верховной властью не позволяла развиться вновь восстановленной функции обер-прокурора в духе петровского контроля.

При Елисавете в число членов Синода призывается знаменитый южнорусс Арсений Мацеевич, проведенный на пост митрополита Ростовского. По инерции от прежнего петровского и аннинского времени еще продолжалась как бы монополия епископских кафедр для уроженцев и  выучеников Киевской школы. Но с Елисаветой, несмотря на роль Разумовского, начался быстрый перелом в этом вопросе. Хотя южнорусские архиереи при Елисавете и были все противниками феофановского времени и добрыми русскими консерваторами, но все же сам собой произошел перелом. Прежде всего, отпала крайняя нужда искать школьно подготовленных богословов только в Киевщине. Размножались и подымались скромные еще, но все же растущие, особенно в двух столицах, духовные школы, с традиционной еще латинской закваской.  Отталкиваясь от феофановщины и вдохновляясь старорусским духом Елисаветы, русское  духовенство отбросило традицию киевских дипломов для архиерейства. Елисавета подписала в 1754 г. указ: “Чтобы Синод представлял на должности архиереев и архимандритов не одних малороссиян, но и  из природных великороссиян”. Иерархия быстро наполнилась великороссами. Они же, как показал опыт, психологически оказались для духа и целей оформившегося в ХІІІ в. императорского режима и наиболее родственными, толерантными сотрудниками государственной власти и ее экономических и просветительных реформах. Южноруссы этой перемене духовной атмосферы остались более чуждыми и, при всех их церковных добродетелях, явили пример отсталости и негибкости. Жертвой этого духовно-культурного перелома и явился митрополит Арсений Мацеевич.[6]

Священномученик АРСЕНИЙ (Мацеевич; 1697 – 1722 г.г.), Митрополит Ростовский

При имп. Елисавете оно увеличилось открытием епархий Московской и Петербургской и через выделение из бывшей патриаршей области нескольких новых епархий, и к 1764 г. дошло до 29.[7]

Органы епархиального управления долгое время оставались прежние. Коллегиальная форма, которая придана была Петром высшему церковному управлению, в епархиальное управление была перенесена только с 1744 г, когда вместо архиерейских приказов в епархиях приказано было учредить консистории, существовавшие раньше только в южнорусских епархиях. С этого же времени коллегиальные учреждения стали заводиться и в епархиальных округах под именем духовных правлений.[8]

В 1723 г. Духовный приказ бывшей патриаршей епархии преобразован был в дикастерию; состав дикастерии определен был по новому коллегиальному порядку из определенного числа присутствующих членов с равным правом голоса и из канцелярий. По типу дикастерии стали преобразовываться духовные приказы и в епархиях. Указом св. Синода 1744 г. Московская дикастерия переименованна была в Московскую духовную консисторию с распространением такого названия на подобные учреждения и в епархиях.[9]

Благочестивая Елисавета Петровна опять отдала церковные вотчины в руки духовенства, но к концу своего царствования и она стала доходить до секуляризационных соображений. На одной конференции Синода и Сената в 1757 г. она определила положение вопроса о церковных вотчинах весьма выразительно, заметив, что духовные учреждения, "не имея власти употреблять свои доходы инако, как только на положенные штатом расходы, суетное себе делают затруднение управлением вотчин," и собиралась составить об них новые распоряжения, но не успела сделать этого до самой своей кончины.[10]

Елисаветенский Синод, пополняясь новыми лицами, почти исключительно епископами, принял следующий вид. Лидером был в нем великоросс,  архиеп. Новгородский Димитрий (Сеченов). Затем: архиеп. Санкт-Петербургский Вениамин (Григорович), псковский епископ, славившийся своим проповедническим красноречием, Гедеон (Криновский), крутицкий архтепископ Амвросий (Зертис-Каменский), Палладий Рязанский, Порфирий (Крайский) Коломенский и архимандрит троице-сергиевский Лаврений.

По счастливой случайности, фигура Елисаветинского обер-прокурора в Синоде кн. Я.П. Шаховского предстает перед нами в очень живых, даже наглядных чертах, благодаря тому, что он оставил нам о себе свои мемуары. Прежний генерал-прокурор фельдмаршал Трубецкой, стремясь присвоить себе, право выдвижения кандидатов в обер-прокуроры Синода, поспешил представить и получить назначение в обер-прокурора кн. Шаховского.

Шаховской сумел осветить положение императрице, и она намеренно подчеркнула свою волю и приказала Шаховскому лично принимать от нее все указы и словесные распоряжения по синодскому ведомству и делать ей доклады по делам Синода без всякого посредства. Огромная роль  обер-прокурора в делах Синода, буквально ошеломила синодских архиерев, которые изначала не понимали компетенции “ока государева” и за десять лет  его отсутствия забыли о нем. Шаховской стал все более расширять свой  контроль на все сферы синодского управления, не на государственный только интерес, но и на все стороны церковного быта, как бы подражая в этой универсальности самому Петру Великому. Он вызывал членов Синода придумывать какие-нибудь меры для устранения и случайных,  бросающихся в глаза, и вековых недостатков. Такова, например, школьная малограмотность кандидатов на священные и церковные должности, считая возможным, чтобы они “в самую тонкость изучили по изданным книжкам катехизис и толкование евангельских заповедей”. Перед престольными праздниками духовенство ходило по домам богачей, расположенным в других приходах. В церкви толпа вела себя непристойно, разговаривая и мешая другим. Все это критика не систематическая, и попытки поправить кое-что извне, путем указов и приказов. Это метод механический, бюрократический. Но что же делать иначе, если все формы соборности были принципиально упразднены петровскими церковными реформами? Петр вместо соборной жизни Церкви верил в методы своего просвещенного абсолютизма. Шаховской к этим методам и прибегал, подражая Петру. Он откапывал указы великого реформатора об издании книжиц для религиозного просвещения народа, которые все еще не были изданы.

Особенно Шаховской изнемогал, когда дела задевали материальные интересы членов Синода. Так было в большом вековом вопросе о церковных имуществах. В 1738 г. Коллегия Экономии была целиком взята в светские руки Сената. Это было и обидой для иерархии, и делом бездоходным в смысле экономическом. В атмосфере православно-патриотического царствования Елисаветы оживились желания возвратить управление церковными имуществами опять в ведение Синода с обещанием казне выплачивать решительно все доходы сверх штатных потребностей церковного ведомства. Шаховской встал на точку зрения Синода. И эта повторная реформа, как в дни Петра Великого, была осуществлена. Сенат передал Синоду управление бывшими церковными имуществами. И для этого создана была “Канцелярия Синодального Экономического Правления”. Шаховской мечтал о преобразовании по существу, с поднятием доходности, хотел  ввести в дело разных специалистов-хозяйственников. Придумывал разные меры, запросы, анкеты. Но Синод и подчиненные ему духовные власти явно саботировали эти замыслы обер-прокурора. Убедившись, однако, в “злой воле” синодалов, Шаховской решил дать им целое сражение. Он  вынул из архива неисполняемый указ Петра І о вычете из казенного жалования членов Синода сумм, равных денежному содержанию их,  получаемому ими от епархий и монастырей. Шаховской заявлял, что игнорировать указ невозможно, ибо имп. Елисавета объявила указы отца своими собственными. Вывод: получение полного жалования. Шаховской обратился к Синоду с письменным предложением – не брать жалования до высочайшего разъяснения. Иначе он вынужден будет доложить императрице. Но характерна психология членов синода. Они все еще не привыкли серьезно считаться с обер-прокурорской  ролью. Они начали резко спорить с Шаховским и затем просто подписали определение о выдаче себе жалования. Шаховской опротестовал. Члены Синода “своими путями” обратились к Высочайшей милости, жалуясь на Шаховского. Последнему пришлось представить подробные выписки из указов Петра. Императрица признала действия обер-прокурора законными и указы Петра действующими, но предоставила Синоду право обращаться к ней с особыми ходатайствами об отмене прежних указов. В данном случае ее резолюция была такова: “Обер прокурору кн. Шаховскому синодальным членам жалование выдать и впредь выдавать без задержания”. Победивший Синод (как бы игнорируя Высочайшую волю) не считал, однако, нужным входить с указанным ходатайством, а Шаховской всячески донимал Синод. Он не позволял архиереям получать сверхсменные прибавки из экономических доходов. И Шаховской в записках хвалится, что таковых доходов ему удалось сэкономить для казны “более ста тысяч рублей” Члены Синода могли отплатить обер-прокурору той же монетой. Ведь по странному непониманию роли ни со стороны светской, ни со стороны духовной власти он свое жалование получал не от казны а из сумм того же Синода. Члены Синода  вдруг заявили, что они не имеют точного указа о производстве обер-прокурорского жалования из сумм духовного ведомства и потому не обязаны подписывать соответствующее назначение. Шаховской кинулся к государыне, но Елисавета целых шесть месяцев не отвечала на письменное доношение Шаховского. “Одно слово не инако заключал я, - признается  Шаховской в своих мемуарах, - что-то происходит по коварным препонам моих ненавистников, и я... довольно видел опытов, что первый тогда фаворит, граф А.Г. Разумовский, Св. Синода членам особливо благосклонен был и неотрицательно по их домогательствам и прошениям всевозможные у Ее Величества предстательства и заступления употреблял”. Пришлось Шаховскому поклониться тому же Разумовскому. Прошлое еще два месяца, и получилось Высочайшая резолюция о беспрепятственной выдаче ему жалования.

Но Шаховской не слагал оружия и, раздосадованный, решил помучить членов Синода придиркой в одном щекотливом деле, которое могло бы пройти, как дело секретное, без шума. Один хорошо известный членам Синода архимандрит был, застигнут in flagrante и озлобленными  на него крестьянами привезен узником в Синод вместе и с самой грешницей.

Виновный архимандрит в закрытом заседании Синода, но и в присутствии Шаховского, чистосердечно сознался в своем грехопадении, но у членов Синода не хватило мужества и мудрости покончить дело показательно строгим приговором. Резолюцию отложили и начали заминать дело. Одни из членов Синода смиренно явился  к Шаховскому на дом уговаривать его замять дело. Но Шаховской возражал, ссылаясь на широкую огласку. Тогда члены Синода подговорили виновного архимандрита отказаться от первоначального покаяния, якобы вынужденного у него грозящим ему террором крестьянского озлобления. Он написал просьбу обер-прокурору, чтобы в новом заседании Синода дать дополнительные показания. И вот, к полной неожиданности Шаховского, в новом закрытом заседании Синода архимандрит начал решительно отрицать свою виновность. Но нервы его не выдержали – он пал в обморок. Члены Синода учли это в благоприятную для себя сторону. А Шаховский упорствовал в своем недоверии. Во всяком случае, члены Синода получили проволочку, которой воспользовались, чтобы по-своему убедить императрицу, что здесь злостная и опасная крестьянская клевета и что обер-прокурор своей формальной строгостью наносит огромный вред духовенству.

Больно было членам Синода. Уязвленные и взволнованные, они решились на крайний прием. Они явились к Елисавете и со слезами умоляли ее избавить их от невыносимого человека, терзающего их дерзкими, оскорбительными предложениями. Просили уволить Шаховского или уволить их самих из Синода. Им показалось, что они достигли цели, и генерал-прокурор Трубецкой уже посоветовал Шаховскому не ходить на службу  и ждать другого назначения. Но Шаховской удачно рассчитывал на поверхностность впечатлений императрицы и на ее переменчивость. Прикинувшись ничего не знающим, Шаховской на другой же день явился в Синод и выдвинул самые неприятные для членов Синода дела из серии «нерешенных», требуя их неотложного решения и угрожая донести в случае проволочки. Синод сослался на неполный состав собравшихся членов и отложил вопрос до будущего полного собрания. В приватных разговорах синодалы уверенно острили, что обер-прокурор, вероятно, хорошо высыпался и потому так смело вцепился в самые трудные дела.

Если у членов Синода была своя «рука» к императрице, то, по всем видимостям, была такая же и у Шаховского. Когда Трубецкой напомнил императрице о переводе Шаховского на другое место, Елисавета ответила, что Шаховской ей нужен в Синоде. И она убедилась в его добросовестности и верности. Шаховской опять начал свои еженедельные доклады императрице. Члены Синода увидели свой проигрыш и вместо атаки в лоб начали «обходные движения».

Шаховской после одержанной победы почувствовал под собой твердую почву и снова начал осуществлять свои контрольные права, особенно по делам, клонящимся, по его мнению, не к государственной пользе.

Шаховской начал подбирать под свое влияние чинов канцелярии Синода. Это не был произвол, ибо по инструкции они работают «под дирекцией». Обер-прокурора. На деле Болтину, как мы видели, члены Синода не дозволили даже представлять чиновников  к наградам. Шаховской. Отсюда в будущем родилась сеть секретарей консистории. В петровской системе надзор за епархиальной жизнью при участии Синода поручен был, в параллель с фискалами других ведомств, институту инквизиторов с протоинквизитором при Синоде.

Епархии связывались со своей высшей властью церковной только через епархиальных владык. Обер - прокуратура, таким образом, лишилась всякого надзора за епархиальным управлением. Шаховской бесплодно несколько раз делал представление Синоду об этом недостатке системы, доказывая фактами, неисправность епархиальных органов, и предлагал против этого свои меры. Синодальный епископат встречал эту критику крайне неохотно. Тогда Шаховской стал сам изучал все ведомства и отчеты, присылаемые Синоду из епархий, извлекал из них материалы для запросов Синоду и предлагал меры исправления явных недостатков. Не ограничивался экономикой, но формулировал недостатки всего церковного быта: духовных школ, духовно-судебных дел, доносов на самоуправства архиереев (например, битье архиереем певчего, оплеуха воеводе). Особенно внимательной и обильной областью критики обер-прокурора была экономика. Ведь при его полном согласии синодские владыки выхлопотали у Елисаветы возврат Коллегии из-под Сената вновь в Синод. Надо было на деле доказать доходность и выгодность этого для казны. Между тем архиереи увлеклись в своих «поместьях» новыми постройками и ремонтами без надлежащей отчетности, так называемыми «хозяйственными», домашними способами старого времени. В 1748 г. Шаховской потребовал при всех постройках представление в Синод смет и ведомостей. Синод опять начал проволочку, отложили рассмотрение до пленума членов Синода. Видя саботаж, Шаховской заявил свой протест перед императрицей. Но Синод делал по-своему, скрывая свои решения, противоречащие обер-прокурорским директивам.

Все время всплывал наружу вопрос о выплате жалования членам Синода. По петровскому закону оно должно сообразовываться с размером епархиальных доходов членов Синода. Ради целей контроля, поэтому каждую треть года жалование как бы пересматривалось и восходило на Высочайшую апробацию. В 1745 г. за майскую треть члены Синода выписали себе жалование «по не апробированному штату». Шаховской опротестовал, и члены Синода до 1748 г. не получали жалования. Тогда оно было выдано, но с вычетом. В 1749 г., вместо непоказанных членами Синода их епархиальных доходов, императрица утвердила просто недоплату им по смете одной четверти штатного жалования.

За свои экономические заслуги (не без влияния, конечно, частых просьб членов Синода) в 1753 г. Шаховской был переведен по тогдашней оценке на высший пост – генерал - кригскомиссара. По Шаховскому, «то сделано государыней в его пользу и по отменной благонадежности о лучшем исправлении одной должности».

На место Шаховского назначается статский советник А.И. Львов. По всем видимостям, он был хорошо осведомлен о работе, заслугах его предшественника и вдохновлен его примером усиленного контроля над церковными делами сверху донизу. Но, не располагая таким вниманием императрицы, как Шаховской, часто был  безуспешен. Львов, видя невозможность осуществить контрольную роль обер-прокурора, при отсутствии подчиненных ему органов в епархии и упирая на инструкцию обер-прокурора, где всюду подразумеваются подручные ему «прокуроры», представил в 1754 г. Синоду проект учреждения таких прокуроров.

В целом канцелярском возражении синодалы доказывали, что они не обязаны ни учреждать должности прокуроров по епархиям, не даже распубликовывать обер-прокурорскую инструкцию. Синод не понимал принципиально,  но предчувствовал на практике, что в его интересах сохранять всеми силами создавшуюся при Елисавете практику получения им царских указов без посредников. И императрица, со своей стороны, совершенно далекая от мысли какого-то подчинения себе Церкви, просто эмпирически изредка прибегала и к посредству обер-прокурора для передачи Синоду своих указаний.

Неизбежность разрешения церковно-земельного вопроса в форме  секуляризации сама собой явствует уже из того, что положено начало к решению этого вопроса уже при Елисавете в 1757 г. ее именным указом. Вопрос назрел и перезрел. Никакое новое государство не в силах было уже переваривать в своей полицейской и экономической системе то церковное землевладение, которое стало уже уродливым пережитком, оставшимся от древних удельных времен в организме нового централизованного государства. Духовенство, помимо бессознательной привычки к этой устарелой удельно-помещичьей системе, ревновало об ней еще дополнительно в силу ошибочных богословско-канонических оснований. Основания эти были почерпнуты уже в готовом виде еще  из практики и каноники византийской. И там уже эти основания церковного землевладельчества были в борьбе с секуляризаторскими тенденциями самих православных василевсов, особенно вспыхнувшими в эпоху иконоборчества, преувеличены с церковной стороны. Появились даже апокрифические документы, вошедшие, однако, в состав законодательных сборников и придавшие вопросу чисто материальному несвойственный ему суеверно-абсолютный характер. У нас на Руси этот вопрос, на котором столкнулся Иван Грозный с митр. Филиппом ІІ, царь Алексей с Никоном, Петр Великий со всем русским епископатом. И вот даже церковолюбивая Елисавета с неизбежностью стала инициатором окончательного его разрешения на русской почве.

Вопрос о секуляризации настолько назрел и перезрел, что сама церковолюбивая Елисавета не могла не учредить при своем дворе для продвижения этого вопроса особую конференцию. В результате работы конференции Елисавета подписывает 30.ХІ. 1757 г. именно указ о приступе к великой реформе. Инициативу реформы императрица всецело берет на себя, пресекая этим всякую предварительную дискуссию в корне. Одна редакция указа адресована Сенату, другая Синоду. В редакции, обращенной к Синоду, указ мотивирует реформу стремление «к освобождению монашествующих от мирских попечений и к доставлению им свободы от  трудностей  при получении вотчинных доходов».

Указ требовал: 1) чтобы архиерейские  и монастырские имения управлялись  не монастырскими служками, а отставными офицерами; 2) чтобы деревни переложены были в помещичьи оклады; 3) чтобы из дохода ничего не употреблялось в расход сверх штатов и остальное хранилось особо и ни на что без именного указа Ее Величества не издерживалось, так, чтобы ведая размер остатков, Ее Величество могла раздавать на строение монастырей; 4) чтобы взяты были с монастырей деньгами те порции, на каких положено содержать отставных, а оных несколько лет не содержалось, за все годы, сколько не содержали; 5) чтобы на собираемые за прошедшие годы деньги учреждены были инвалидные дома, а остальное отдано в банк, дабы процентами и ежегодными с монастырей порциями будущих в них остальных содержать».

Императрица Елисавета сама на конференции выразилась так: духовные учреждения, «не имея власти употреблять свои доходы инако, как только на положенные штатом расходы, суетное себе делают затруднение управлением вотчин». Слова Елисаветы звучат совершенно одинаково со словами Екатерины ІІ, которые  звучат вскоре через 4 года. Это осязательный признак своевременности реформы.

Настроения синодалов далеко не соответствовали еще духу момента. Члены Синода отписывали пока формально тем, что “штатов” пока не на бумаге, а на деле, еще нет и что трудно исчислить доходы и нужды в цифрах. Но в самом составе Синода произошел перелом настроения со введением туда новых членов из великороссов. Последние смело доверились правительственным реформам и первее всех архиеп. Новгородский Димитрий (Сеченов). Ему и был вручен для объявления Синоду 29.ІІІ. 1758 г. Высочайший Указ: “Сочинить и Ее Императорскому Величеству поднести примерные ведомости, колико именно порознь, как на собственное неоскудное архиереев, архимандритов и начальствующих так и на всякое со всеми  со всеми при них быть имеющими духовными и светскими служителями, так же и на монашествующих, содержание хлебной и денежной суммы потребно”.

Между тем шло приватное, закулисное воздействие на благочестивую императрицу в смысле задержки “нечестивой” реформы. Ее убеждали, что все нужные государству реальные и денежные доходы с церковных имений можно получить и с их духовных владельцев. И Елисавета фактически отказалась радикально провести реформу, открыв дорогу ряду компромиссных мероприятий. По предложению Сената, в 1760 г. снова собрана была специальная конференция  Сената и Синода. Тут внесено было сенаторами предложение, чтоб церковными вотчинами управляли офицеры и извлекали из них средства специально для обеспечения инвалидных домов. Россия все время напрягалась, участвуя в европейских войнах, и остро нуждалась в залечивании ран от этих войн.

В деловых  спорах на эту тему синодалы одержали верх. Сенаторы, знавшие по опыту слабую доходность казенного чиновничьего хозяйствования, сдались на предложение Синода – ассигновать на инвалидов ежегодно из экономических сумм церковных по 300000 рублей без всяких хлопот, наличными. Сенат сдался. Но через три месяца собрал новое заседание конференции, опять навязывая  Синоду передачу хозяйственного управления вотчинами в руки офицеров. Синод финансового характера: обложить денежно годичной податью в 1 рубль все крестьянские дворы с тем, чтобы собранная сумма делилась пополам – полтина шла бы казне, а полтина – духовному ведомству. Государство выигрывало, а синодалы, как помещики, ограничивались четкой и нерастяжимой суммой. Исчезал  хозяйский произвол. Крестьяне почуяли этот поворот в их интересах и начали искать защиты у государства против своих духовных “господ”. Беспрекословная покорность ослабела. А правительство отказывалось усмирять крестьянский саботаж силой. Крестьяне забрасывали власть жалобами на церковных “помещиков”. И в 1760 г. Сенат образовал особую смешанную комиссию для разбора крестьянских жалоб на хозяйство духовных господ.

Приближалась историческая развязка.[11]

Для уменьшения лишних духовников и детей духовенства с 1703 г. употреблялись разборы, по которым забирали в солдаты или в подушный оклад. Разборы эти повторялись в каждое царствование. Особенно они были тяжелы в царствование имп. Анны, когда с самого начала духовенство было заподозрено в ненадежности, из-за заминок в разных местах с принесением присяги. Правительство, стремясь увеличивать армию, в связи с тогдашними войнами, не принимало во внимание духовные потребности населения. На военную службу брали церковников и детей церковнослужителей от 15 до 40- летнего возраста. Боясь представления неправильных данных о времени рождения, правительство предоставило  вербовщикам определять возраст глазомером. Брали не только детей духовенства, возможных будущих священнослужителей, но и служащих дьячков и пономарей, даже учащихся в школах. Забрано было, таким образом, 12.000 человек. Также очень много попало в подушный оклад. Синод решился выступить на защиту духовного сословия и опустошенных церквей, прося в 1740 г. императрицу пощадить духовенство. Императрица указала остановить разбор. При имп. Елисавете разборы стали значительно легче. Они касались, главным образом, людей безграмотных, к церковной службе совсем негодных, или чем-нибудь себя опорочивших. При этом, отписываемым от духовного сословия, по большей части, давалось дозволение избирать себе самим добровольного рода жизни.

В царствование Елисаветы положение духовенства улучшилось. Ружные церкви получили снова ругу. Восстановлено славление по домам прихожан. Духовенство освобождено было от некоторых повинностей – полицейских, подводной, постойной. В 1754 г., при общем межевании земель, положено было продолжить надел церквей землями, который остановился еще в конце ХУІІ в. Надел этот начался, впрочем, только в 1765 г. – в царствование Екатерины ІІ.[12]

Благочестивое царствование Елисаветы принесло духовенству несколько более выгод: ружным церквам возвращена их руга; восстановлены славленья по домам прихожан, последовало освобождение духовенства от некоторых повинностей - полицейских, подводной, постоянной; кроме того, при общем межевании земель в 1754 г. положено было продолжить надел церквей землями, который остановился еще в конце XVII столетия. За всем тем на духовенстве все-таки долго, до царствования Елисаветы, оставались разные особые личные повинности - караульная, пожарная, рассыльная, постойная, подводная. [13]

Распространение веры

Петр хотел, было уничтожить все принятые до него внешние поощрительные меры к обращению инородцев, оставив в силе одни меры духовные, но скоро отказался от этой мысли и снова велел восстановить и отписку крещеных крепостных от их некрещеных помещиков, и разные льготы новокрещеным; в 1720 г. всем новокрещеным дарована была трехлетняя льгота от податей и рекрутства. При имп. Елисавете такие поощрительные меры к крещению усилены еще денежными и вещевыми подарками новокрещеных, раскладкой следующих с них за льготный срок податей и рекрутчины на их некрещеных единоплеменников и прощением совершенных до крещения преступлений.[14]

Для укрепления калмыков в православной вере устроена была походная церковь и открыто в Ставрополе русско-калмыцкое училище (1741), стали переводиться книги и молитвы на калмыцкий язык. Результатом такой деятельности  было довольно успешное распространение христианства среди кочевников: в половине  ХУІІІ в. (1765) число обращенных обоего пола  доходило до 8000 человек.[15]

B 1745-1749 гг. было заведено две школы в Свияжске и по одной в Елабуге и Царевококшайске, но в 1753 г. Лука Конашевич соединил их в одну - в Казани, а после него и эта единственная школа пришла в упадок. Между тем слишком энергичная деятельность миссионеров возбудила против себя волнение среди инородцев - татар и мордвы. B 1745 г. терюшевская мордва Нижегородской епархии за разорение языческого кладбища в с. Сарлеях едва не убила архиерея Димитрия Сеченова и была усмирена только вооруженной силой. В Казанском крае волнение татар грозило тем большею опасностью, что по соседству между башкирами в 1750-х годах кипел сильный бунт. В 1755 г. правительство, поэтому сочло нужным перевести Луку Конашевича в другую (Белогородскую) епархию и смягчить свои указы о мечетях и переселениях татар. После этого миссионерская деятельность стала слабее, а при имп. Екатерине II пришла в полный упадок.[16]

Новый подъем миссионерской деятельности в западной Сибири относится ко времени имп. Елисаветы и к управлению Тобольской епархией (с 1749 г.) бывшего казанского миссионера Сильвестра Гловацкого, который был для Сибири тем же, чем Лука Конашевич для Казанского края. Своими энергичными действиями против мусульманской пропаганды он так же возбудил против себя волнение среди татар, особенно когда провел по поводу этой пропаганды два серьезных следствия в Барабинской степи и в Оренбургском крае. B 1755 г. правительство и его, как Луку, перевело в другую епархию, в Суздаль, и назначило об его действиях особую следственную комиссию в Тобольске. После этого и западносибирская миссия стала слабеть, а при Екатерине II пришла в полный упадок.[17]

Значительные успехи христианская проповедь имела и на Кавказе. Здесь приходилось  миссионерам частью восстановлять бывшее там христианство, частью водворять вновь между различными кавказскими племенами. Кавказский край в первые века христианства оглашен был евангельской проповедью, и здесь некогда процветала православная вера, но бедственные политические обстоятельства этого края были причиной упадка, а среди некоторых племен и совершенного уничтожения христианства.[18]

Со времени Петра Великого успехи русского оружия в борьбе с Персией ввели Русскую церковь в ближайшее соприкосновение с племенами Кавказа и Закавказья и с церковью Грузинской. Православие, некогда широко распространенное между кавказскими племенами, было давно уже подавлено здесь язычеством, а более всего мусульманством, распространявшимся из Персии и Турции; но в горах Кавказа еще повсюду сохранялись ясные следы его в развалинах древних храмов, в народных обрядах, в почитании св. Илии-пророка и некоторых других святых, в соблюдении некоторых постов и праздников и в христианском оттенке самых суеверий народа. В 1746 г., по предложению грузинского архиепископа Иосифа, Св. Синод послал к осетинам миссию из грузин, под начальством архим. Пахомия, которая хотя и не совсем сошлась с осетинами, вмешиваясь в их мирские дела и понапрасну их раздражая, но за 25 лет своего существования все-таки успела обратить до 2000 человек. Но положение ново крещенных в религиозном отношении было непрочно: у них не было ни церквей, ни постоянного богослужения. [19]

Русское благочестие, лишь только начинало узнавать страну дикарей-язычников, не медлило просвещать ее святою верою, не медлило не для корысти и просвещало не мерами насилия, а действовало в духе евангельском. Казак Адриян, в 1760 г. открыв в Амереке острова, известные ныне под его именем, первый начал крестить туземцев. Глотов, открывший Лисьи острова, в 1759 г. крестил сына одного из алеутских тоэнтов, который, получив образование в камчатской школе, много способствовал распространению христианства на родине.

С присоединением Польши и русских  ее областей к империи, для ревности об успехах веры открылся новый подвиг на юго-западе России, - подвиг обращения евреев к христианству. До того времени евреям не позволялось жить в Российской империи. В 1742 г. императрица Елисавета повелела, вследствие прежних постановлений, немедленно выслать из Малоруссии несколько сот евреев, скрывавшихся там под разными предлогами: “от таковых, говорила императрица, - Христа Спасителя ненавистников нашим верноподданным крайнего вреда ожидать должно” Когда, по  домогательству евреев, Сенат просил дозволить евреям временно приезжать в Ригу и Малоруссию для торговли и представлял на вид выгоды для казны, императрица написала: “от врагов Христовых не желаю интересной прибыли” В то же время императрица повелела тем из евреев для жительства в России, но с тем, чтоб они не возвращались за границу.[20] 

Учение и духовное просвещение.

По представлению Св. Синода (1743), правительство издало указ об обязательном обучении детей дворян катехизису.[21]

С половины 1736 г. во главе новых исправлений Библии поставлен невский архимандрит Стефан Калиновский и ревностно принялся за работу, сдавая листы новой Библии, по мере их исправления, на печатный станок. К половине 1738 г. Печатание дошло до книги Товита и затем остановилось. Книга эта оказалась на славянском языке переведенною с Вульгаты, в которую "смотреть" было не велено, а дальше следовали и такие книги, которых в греческом тексте LXX вовсе нет; кроме того, печатание исправлений под строкой, за их множеством, совсем запутало и замучило наборщиков, могло затем спутать и читателей Библии. Стефан писал одно за другим донесения в Синод ο том, как ему быть. В Синоде тоже пришли в затруднение и отмалчивались. Стефан так и не дождался ответа, потому что в начале 1739 г. посвящен, был в епископа Псковского и отстал от работы по исправлению Библии. Уже в начале 1741 г. Св. Синод, по его же проекту, решил: где нужно, править текст Библии по Вульгате; печатание Библии перенести опять в Москву, поближе к академии; печатать ее в два столбца - в одном по старому, в другом по исправленному тексту; все напечатанное раньше оставить. Это был уже третий план издания Библии, но и он оказался после неудобным по громоздкости издания в два столбца. B Москве работа исправления была закончена архим. Фаддеем Кокуйловичем и префектом Московской академии Кириллом Флоринским к 1743 r., и Св. Синод приступил к рассмотрению ее для печати. Имп. Елисавета торопила Синод, в 1744 г. в великом посте заставляла членов собираться для чтения исправленной Библии дважды в день, хотела для скорости издать ее по готовым уже исправлениям Феофилакта; но дело за другими занятиями Св. Синода подвигалось медленно и, вместо Св. Синода, пришлось поручить его особой комиссии только под наблюдением Синода. За недостатком людей нескоро составилась и эта комиссия. До 1747 г. работал над Библией только один знающий человек, учитель Московской академии иером. Иаков Блонницкий. Наконец, в этом году решено было вызвать на помощь ему двоих учителей из Киевской академии, где священная филология находилась тогда в цветущем состоянии, насажденная в академии замечательным знатоком языков Симоном Тодорским, учеником знаменитого профессора (в Галле) Михаэлиса. Вызваны были иеромонахи Варлаам Лящевский u Гедеон Сломинский, которым и суждено было закончить многолетнюю и сложную работу - Блонницкий работал с ними только до 1748 г. B общем плане они ближе всех прежних комиссий сошлись с первой комиссией Феофилакта - стараясь держаться ближе к старому славянскому тексту, они принимали в расчет, кроме текста LXX, и другие тексты греческие, латинский и еврейский, по которым составлен старый славянский перевод, вновь перевели с греческого книги Товита и Иудифь, 3 Ездры исправили по Вульгате, сделали много новых исправлений, перечислили все исправления в особой рукописи и отчасти в предисловии к Библии с историей всего исправления и снабдили свой труд краткими изложениями содержания каждой библейской книги. Наконец, в 1751 г. новая Библия была напечатана по одному только исправленному тексту и пущена в продажу по 5 р. Нужда в ней так была велика, что за первым изданием скоро понадобились другие (1756, 1757, 1759 гг.).[22]

Говоря об успехах и плодах духовного образования в новое время нашей истории, нельзя не обратить внимание и на отрицательную сторону этого предмета, на те невыгоды в постановке этого образования, которые постоянно вредили его благим плодам. Все русское образование первой половины XVIII века, как уже известно, имело узкопрактический, сословно-служебный характер, состояло в выучке только какому-нибудь специальному или сословному делу без предварительного общего образования. B видах, главным образом, лучшей постановки разных родов своей службы правительство заводило все только специальные - разные цифирные, навигационные, артиллерийские и другие школы, предоставляя общее образование молодых людей попечению одних их семейств. B таких же видах, для лучшей постановки церковной службы, велено было заводить и духовные школы, в которых сосредоточено было все религиозное образование. Таким образом, образование это, составляющее необходимейший элемент всякого общего образования, сделано было образованием специальным, образованием одних духовных школ "в надежду священства" или, как потом стали его называть, поповским," без которого другие школы могли, следовательно, и обойтись. Оттого в этих школах изучению закона Божия вовсе не дано было места. Стремление поддержать религиозное образование в народе при Петре выразилось только распоряжениями правительства об издании катехизических книжек и об усилении церковной проповеди. При Елисавете в 1743 г. вышли еще распоряжения ο том, чтобы родители обучали детей катехизису, под опасением штрафа в 10 руб., и чтобы при определении на службу молодые люди были испытываемы в знании краткого катехизиса. Дело религиозного обучения, таким образом, и теперь целиком отдавалось на попечение семейств.[23]

Богослужения и церковная жизнь.

Исправление богослужебных книг продолжалось и в Синодальный период, хотя с меньшей энергией, чем в XVII в., при отделении раскола от церкви. Β числе важнейших обязанностей Св. Синода Регламентом было поставлено: а) рассмотреть акафисты, молебны и службы, составленные за последнее время, особенно в Малороссии, противные Писанию, и непристойные запретить, употребить меры, чтобы и пристойные из них, но ненужные не вводились в общий закон и напрасно совести человеческой не отягощали; б) рассмотреть истории святых, нет ли между ними ложных, вроде жития Ефросинова; в) искоренять обряды и обычаи суеверные, вроде празднования пятницы в Стародубском полку, где под именем пятницы водят в крестном ходу простоволосую бабу, и проч. Подобного рода исправления при Петре производились очень энергично, иногда даже не совсем разборчиво, и возбудили много не удовольствий в среде благочестивых людей, а приверженцам старины давали повод к лишним толкам ο гонении на православие. Но потом, особенно со второй половины XVIII столетия, в этом важном деле стали поступать с большей осторожностью. Из богослужебных чинов и последований были пересмотрены и исправлены: Чин присоединения раскольников (в 1720 г.), Чин избрания и рукоположения архиерейского (в 1725 г.), Чин принятия иноверцев и еретиков (1743-1744 гг.), Последование в неделю православия (Гавриилом, изд. в 1761 и 1767 гг.).[24]

Круг богослужебных дней в Синодальный период значительно увеличился установлением новых праздников или в память прославления угодников Божиих, или в воспоминании особых случаев небесного благоволения к русскому народу. Установленные праздники одни имеют общерусское значение другие – местное. Праздники местные установлены преимущественно в пять прославления угодников Божиих: таковы в память св. Димитрия Ростовского (в 1757 г.).[25]

При имп. Елисавете издан указ ο заведении возможно приличных икон, а также священных сосудов и облачений по всем церквам; неискусно написанные иконы велено отбирать; правительство обратило внимание на приличное содержание икон и в частных домах, даже в крестьянских избах, и поручило наблюдать за этим духовенству и епархиальной власти. Над иконописцами велено было поставить из лучших мастеров смотрителей. Религиозные эстампы дозволено продавать только с разрешения архиереев. Св. Синод не раз выдавал распоряжения: отбирать из церквей неискусно написанные иконы, не употреблять в церквах икон резных и литых, кроме распятий и некоторых лепных изображений на высоких местах, не изображать на иконах, вместо священных лиц, символы, не допускать в иконописные цехи раскольников, не изменять в древних церквах иконописи и других предметов старины. Печатные изображения подчинены надзору духовной цензуры.[26]

Β 1740 г. дело дошло до того, что Св. Синод решился доложить императрице, что монашеству грозит впереди совершенное оскудение, что в монастырях остались только старики прежнего пострижения, уже не способные ни к каким послушаниям и службам, а между тем "чрез разные случаи" монашество все еще продолжает умаляться. Императрица разрешила пострижение новых монахов даже с сокращением срока для искуса до полугода (вместо 3 лет). Монастыри снова стали оживать уже при имп. Елисавете, оказывавшей им большие милости. Она возвратила им вотчины и еще более расширила свободу пострижения в монашество, сначала, впрочем, только для ученых малороссов - кандидатов на учительские места в духовных школах - в 1749 г. вышло разрешение постригать их даже с 17 лет и с дозволения только местного архиерея; под конец царствования в 1761 г. позволено было постригать всех желающих, но с соблюдением принятых условий относительно лет постригающихся, свободы состояния и трехлетнего искуса. После Елисаветы в правительственных сферах опять обнаружилось противомонашеское направление.[27]

Замечательным подвижник благочестия времён правления императрицы Елисаветы Петровны является святитель Иоасаф Белгородский.

Святитель Иоасаф родился в Прилуках Полтавской губернии, 8 сентября 1705 года, на праздник Рождества Пресвятой Богородицы. При Крещении назван Иоакимом. Он происходил из древнего благочестивого малороссийского рода Горленковых. В 1712 году 7-летнего Иоакима отец отдал в Киевскую духовную академию. В стенах академии он ощутил влечение к монашеской жизни. В течение 7 лет испытывал себя будущий святитель и, наконец, открылся родителям. Долго мать с отцом упрашивали сына-первенца не принимать монашеский постриг. Но в 1725 году он тайно от них принял рясофор с именем Иларион в Киевском Межигорском монастыре, а 21 ноября 1727 года был пострижен в мантию с именем Иоасаф в Киево-Братском монастыре. Это событие совпало с завершением обучения в духовной академии. Через год инок Иоасаф был хиротонисан архиепископом Варлаамом Вонатовичем в сан иеродиакона. Его оставили преподавателем в Киевской духовной академии. После смерти преосвященного Варлаама Киевской кафедрой стал управлять архиепископ Рафаил Заборовский. Архиепископ Рафаил обратил внимание на выдающиеся способности молодого подвижника и привлек его для более широкого служения Церкви. Ему было поручено ответственное послушание в должности экзаменатора при Киевской архиепископии. В ноябре 1734 года архиепископ Рафаил посвятил иеродиакона Иоасафа в сан иеромонаха и перевел из училищного Братского монастыря в Киево-Софийский архиерейский дом. Одновременно он был назначен членом Киевской духовной консистории. Исполняя должность экзаменатора, он приложил много усилий к исправлению нравственных недостатков приходского духовенства. Консисторская должность святителя была прекрасной школой для его организаторских способностей. В это время он хорошо изучил нужды священнослужителей, достоинства и недостатки епархии. Здесь ясно определилась всесторонность деловых качеств Иоасафа, сочетающаяся с большими внутренними подвигами. Он быстро восходил по лествице духовного совершенства, о чем свидетельствует сохранившееся его произведение "Брань седми честных добродетелей с седми грехами смертными". 24 июня 1737 года иеромонах Иоасаф был назначен настоятелем Свято-Преображенского Мгарского монастыря с возведением в сан игумена. В своем монастыре все силы игумен полагал на благоустройство обители, в прошлом бывшей оплотом православия в борьбе с унией. В монастыре находились мощи святителя Афанасия, патриарха Константинопольского, Лубенского чудотворца (память 2 мая). Несколько раз патриарх Афанасий являлся игумену Иоасафу, свидетельствуя о своем покровительстве. В 1744 году митрополит Рафаил возвел игумена Иоасафа в сан архимандрита. В конце того же года он был вызван в Москву и вскоре распоряжением Святейшего Синода назначен наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. В обители Преподобного Сергия он также самоотверженно исполнял послушания Церкви (в те годы требовалось много сил для восстановления монастыря после пожара). 2 июня 1748 года в Петропавловском соборе Петербурга архимандрит Иоасаф был хиротонисан во епископа Белгородского.