3.   

3.1   

М. не поднялся до прямого отрицания  религии.  Он был одним  из  ранних  представителей деизма, учения, которое хотя и признавало  бога в качестве творца вселенной, но утверждало, что бог не вмешивается в дела природы. Деисты выступали в защиту просвещения, отвергали  церковную  веру  в  чудеса. С  позиций  деизма  М.  боролся  против  схоластики,  деизм  был  для  него  орудием пропаганды свободомыслия и  передовых научных знаний. Объявляя бога  творцом природы, он подчёркивает, что божество  само  действует  по  “неизбежным”  законам,  которые  неизменны  и  не  зависят  от  произвола.

М.  категорически  выступает  против  признаваемого  теологами  понятия  “чуда”;  он  утверждает,  что бог  не  в  состоянии  нарушить  естественный ход вещей, управлять миром  помимо  законов,  ему  присущих.  Он  приходит  к  выводу,  что  природа,  будучи  созданием  бога,  уже  не  может  быть  уничтожена  его  усилиями, - существование  мира  будет  бесконечным.

Деизм  М.  свидетельствовал об ограниченности  философского  мировоззрения просветителей  по  сравнению  с  атеистическим  мировоззрением  наиболее  радикальных французских  материалистов.

Не  отрицая  существования  бога,  М.  немало  сделал  для  критики  религии,  и  особенно  католицизма.  Он  не  ограничивался  критикой  духовенства  и  церковной  организации, но пытается  критиковать  религиозное  мировоззрение  по существу. Вопросы религии  не имеют  никакого  отношения  к  науке.  Только  разум,  наука  могут помочь человеку познать объективный  материальный  мир,  содействовать  улучшению  жизни.  Отсюда  он  делает  вывод:  Наука  не  должна  быть  служанкой  религии.  Религия  обращается  не  к  уму,  а  к  сердцу. 

М.  принимает  религию  лишь  как  средство  государственного   управления.  Как  и Вольтер,  он  считает,  что  если  бога  нет,  то  его  следует  выдумать,  ибо  вера  в бога  содействует  установлению  порядка.  С  точки  зрения  М,  важно,  чтобы  религия умеряла и смягчала  деспотизм,  улучшала  нравы  подданных  и  правителей.

Он приходит к еретической по тому  времени  мысли:  не  следует  насильственно вмешиваться в верования людей. Этот призыв к  равноправию  всех  религий  был брошен  в  стране,  где  безраздельно  господствовала  католическая  церковь,  где продолжала действовать инквизиция,  насильственно  подавлявшая  всех  инаковерующих,  не говоря уже об атеистах, отсюда  ясна  прогрессивная  роль  высказываний М. о религии.  Церковь не имеет права претендовать на  светскую  власть - это не что иное, как идея отделения церкви от государства. Религия допустима, если она не противоречит государственным  законам,  не  мешает  гражданам  выполнять  общественный  долг.  Каждый  человек  в  праве  верить в бога на свой манер, в праве отрицать  любые религиозные догмы, и власть не в должна  наказывать людей за их мировоззрение. М.  выступает  в  этом  вопросе  как  идейный предшественник  французской  буржуазной  революции,  как  просветитель,  требующий  свободы  совести.

3.2   

Деисты  превращали  бога  в  конституционного  монарха,  который  царствует,  но  не управляет, стоит во главе Вселенной, ноне  вмешивается  в  дела,  причём  не  вмешивается  не  потому, что не желает, а потому, что не может. Этим  они  признавали  объективное  и  независимое  существование  материи.

М.  оспаривает  Платона  как  объективного  идеалиста  за  предвзятый,  от “мира  идей”  подход к  Вселенной.  “Принципы свои я вывел не из  своих  предрассудков,  а  из  самой  природы  вещей”,  заявляет М, солидаризируясь с римским философом  Лукрецием Каром, последователем материалистической  линии  Демокрита-Эпикура.

И люди и животные подчиняются законам, которые  не  ими созданы, то есть объективным  законам  природы. В качестве разумных существ  люди  создают  в  обществе  искусственные  законы.  Но  законы  природы  -  законы особого рода.  Их  никто  не  в  состоянии  изменить  по  своему  произволу.

Подчиняя  бога  закономерностям  природы, Ì. наносил удар по религиозному учению о целенаправленности  всех  явлений  природы,  якобы  реализующих  некоторую  божественную цель.

3.3   

Признав  первичность  материи   и  вторичность  сознания,  установив  объективную  связь  явлений,  М.  поставил  вопрос  о  том,  каким  путём  и  насколько  верно  познаёт  человек  материальный  мир,  его  окружающий.

В  18  веке  среди  церковных  деятелей  была  широко распространена  объективно-идеалистическая теория познания Платона. Он  утверждал,  что в человеке находится  вечная  душа,  когда-то пребывавшая в потустороннем мире.  Поэтому,  если  человек  что-то  знает,  то это  означает  не  что  иное  как  воспоминания  его  души  о  пребывании  в  сверхчувственном  мире.  Знание  -  это  воспоминание.  Что  касается  конкретных  вещей  и  явлений  материального  мира,  то  мы  не  можем  сказать  о  них  ничего   определённого.

М. отрицал эти религиозно-идеалистические  догмы.  Он  строил  свою  гносеологию  на  признании   объективного существования природы. Действуя  на  человека,  природа  вызывает  в  его сознании различные представления о действительности.  Знание  идёт  извне,  от  природных вещей  и  явлений  к  человеку  как  части  природы.

Признавая  огромную  роль  опыта,  М.  доказывал, что без разума, без рациональной  обработки чувственных знаний невозможно познать  действительность.   Он  прямо  возражал  против  теории  врождённых  идей,  против  учения  об  априорном,  то есть  независимом  от  опыта характере  знаний.  Сначала  человек  ощущает  только  свои  непосредственные  нужды,  затем приучается к выводам  и  обобщениям.  Познание - процесс.  Он наталкивается  на  ряд  трудностей, которые постепенно  преодолеваются. Познавая, люди улавливают  причинную  связь явлений и на этом основании  предугадывают события.

М.  вместе  с  материалистами  признавал,  что  познание  -  это  отражение  в  человеческой  голове объективно существующего материального  мира.

3.4   

Для  М.  вопросы  социологии  играли  первенствующую  роль.  Это  объясняется  тем,  что  Франция  стояла  перед  лицом  коренных  социальных  перемен.

М,  как  социолог,  быстро  завоевал  признание  во  всех  странах,  его  идеи  были знаменем  передовой буржуазии в борьбе против религиозных   средневековых  теорий общества и  государства.

М. стремился подойти к обществу с  светской точки зрения,  решительно выступал  против  Августина, рассматривавшего историю как  борьбу  двух  начал  -  земного  и духовного. Не  менее решительно опровергал он Фому Аквинского,  выводившего власть государя из “божьей  воли”,  утверждавшего,  что  общественная  жизнь  зависит  от  “божественного  права”.  М.  считал  бессмысленностью  искать  божественное  предопределение  в  социальных  явлениях.

Теологический подход к истории неизбежно  ведёт к фатализму. Если  бог  всем руководит,  то  людям ничего не остаётся,  как  сидеть  и  ждать. М. критиковал мировоззрение фаталистов: “Учение о неумолимой судьбе, которая всем  управляет, обращает правителя в невозмутимого  зрителя;  он  думает,  что  бог  уже  сделал  всё,  что  нужно”.  Не  менее  опасен  фатализм  подданных. Граждан, примирившиеся с деспотизмом,  теряет право называться гражданином, он становится рабом и заслуживает презрения. М. приходит к выводу, что общественная жизнь представляет собой закономерный процесс, причём  законы общества не навязаны ему извне, а существуют в нём самом.

Сводя,  как и все идеалисты, реальные  отношения, господствующие в обществе, к борьбе  идей, М. высказывал замечательные догадки о  необходимости  выведения идей из самой жизни. Он признавал, что за идеями скрываются интересы отдельных сословий, а применительно к  Франции понимал, что речь идёт о борьбе  бесправного  третьего  сословия  против  двух  привилегированных  сословий феодального общества  -  дворянства  и  духовенства.

М. по своему определяет понятие рабства.  Он включает сюда и крепостничество. Наряду с  гражданским рабством, которое он определяет  как безусловную  власть одного человека над  жизнью и имуществом другого, есть ещё политическое рабство, то есть бесправие граждан перед  лицом государства.

Гражданское рабство приносит вред всему  обществу,  ибо не только раба, но и рабовладельца.  Политическое рабство лишает народы  элементарных  человеческих прав. Ì. опровергает  и экономические доводы в пользу рабовладельческих  и крепостнических отношений, сводящиеся  к тому, что, будучи свободными,  люди якобы не  захотят выполнять особо  тяжёлые работы. Нет  столь тяжёлой работы, утверждает М., которую  нельзя было бы заменить машиной. Совершенные  орудия производства, управляемые человеком,  дадут всем людям радостную,  счастливую  и  зажиточную жизнь. Как идеолог молодой прогрессивной буржуазии, М. смело выдвигал идею: техника и наука должны историческому  прогрессу и  освободить человечество от наиболее тягостных  форм физического труда.

М. полагал,  что старый  строй  объективно  себя изжил и должен уступить место новому  строю. Однако это должно произойти путём  компромисса  между  аристократией и третьим  сословием.

Гениальна  догадка  М. об отсутствии в  первобытном обществе частной собственности.  Он заявляет, что, отказавшись от естественной  независимости,  чтобы жить под властью гражданских законов, люди отказались и от естественной общности имущества. Таким образом,  частная собственность рассматривается как  сравнительно более поздний продукт исторического развития.  М. делает из этого ряд неправильных  выводов.  Частная  собственность  превращается им как бы в высшее проявление цивилизации. Он старается доказать, что даже  признание примата общественного блага  над  частным не даёт никому права  лишить человека  хотя  бы  самой  ничтожной части его имущества.

3.5   

Подчёркивая объективность некоторых  основополагающих  законов  общественного развития, М. по существу рассматривал их как  законы природы (естественные законы), продолжающие действовать в обществе. Он считает географическую среду решающей причиной возникновения  различных форм государственной власти  и  законодательства.

Реакционные “географисты” считают, что  общественная жизнь не может меняться, если не  меняется географическая среда (климат, почвы,  рельеф).  Отсюда и не закономерность каких-либо  революций Ì. хотел лишь доказать, что ход истории зависит не от бога, а от чисто естественных  причин  и  поэтому  не  религия, а наука в состоянии  понять  закономерность общественной  жизни.

Холодный  климат  делает  людей  более  крепкими, а следовательно и более активными,  трудоспособными, целеустремлёнными. Жара  приучает к  лени,  изнеженности,  равнодушию. Реакционные  социологи  сделали  из  этого  вывод  о  превосходстве  одних  народов  над  другими.  М.  как  просветитель  считает,  что  люди  все  равны  от  рождения,  что  нет  превосходства  одних  рас  над  другими. Он  считает,  что  климат влияет на государственный строй. Далее  следует,  что королевский деспотизм во Франции  находится  в  полном  противоречии  с  её  климатом,  то есть противоестественен. Но ссылки  на  климат  ведут  к  оправданию реакционных  режимов, якобы  отвечающих определённой  географической  среде.

Не  менее  ошибочно  влияние  почвы  и  рельефа  на  социально-экономический  строй и  нравы людей. Эти доводы легко опровергаются. Исторические судьбы народов были весьма  изменчивы  несмотря  на  неизменные  географические  условия.

Географизм  -  уязвимая пята социологии  Монтескьё.

3.6   

М.  отмечает, что сама по себе почва ещё  не даёт высокоразвитого земледелия; к земле  должен быть приложен интенсивный труд.  Мало  того,  иногда  бесплодная почва служит стимулом  для  подъёма  хозяйственной  жизни,  а  в  свою  очередь благоприятная для  земледелия  природная  среда  делает  делает  людей  ленивыми,  инертными,  неспособными  развивать  свои  производительные  силы.  Здесь он  критикует  физиократов,  утверждавших,  что  богатство  страны  целиком  зависит  от  природных  условий.

М.  половинчато  демонстрирует  специфику  социальной  жизни,  расходясь  и  с  физиократами  и со своим же  географизмом,  отмечая  специфику  социальной  жизни  по сравнению  с  естественной  средой.  М.  -  “Законы  очень  тесно  связаны  с теми  способами,  которыми  различные народы добывают себе средства к  жизни”.

М.  приложил  руку  к  разработке  теории  меркантилизма,  где  главное  внимание  уделяется  торговле,  обращению,  а  не  производству. Он  считает,  что  источником  прибыли  является  продажа  товара  по  более  высокой  цене.  Отсюда  внимание  М.  к  внешней  торговле,  её  активному балансу.  Выступая с апологией  внешней  торговли,  М.  видит  в  ней  могучий  фактор  общения народов. Естественное действие торговли  -  склонять  людей  к  миру. Между  торгующими  народами устанавливаются  взаимная  зависимость,  заинтересованность,  дружба.

Но  с  другой  стороны, порождая в  людях  чувство  строгой  справедливости, торговля  противоположна  тем  моральным  добродетелям,  которые  побуждают  нас  не только преследовать  собственные  выгоды,  но  и  поступаться  ими  ради  других  людей.

М.  видит  отрицательные  стороны  торговли.  Купцы  заражаются  духом  торгашества,  ценят корыстные  интересы  выше  общественных.  “В  странах,  где  людей  воодушевляет  только  дух  торговли,  все  их  дела  и  даже  моральные  добродетели становятся  предметом  торга.  Малейшие  вещи,  даже  те,  которых  требует  человеколюбие,  там  делаются  или  доставляются  за  деньги.”

Наряду  с  признанием  роли  торговли,  Ì.  уделяет  серьёзное  внимание  развитию  промышленности.  Его  интересуют  технические  изобретения,  повышающие  производительность. Он  предлагает  поощрять  развитие  промышленности  государственными  премиями  земледельцам  и  ремесленникам.

При   всей  ограниченности    экономических  взглядов  М.  они  были  направлены  против  феодальной  замкнутости,  ставили  целью  развитие  торговли  и  промышленности.

3.7   

Накануне  уничтожения  феодального  государства  буржуазия  задумывалась  о  природе  государственной  власти.  Ì.  не  верил  в  зависимость  государства  от  божественного  произвола,  это  оправдывало  бы  деспотизм  в  любых  его  проявлениях.

Просветители,  в  том  числе  и  М,  исходили  из  договорной  теории,  утверждая,  что  политический  строй  создаётся  не  потусторонними  силами,  людьми  и  в  интересах  людей.  Люди  поняли,  что  вне  государства  они  не  смогут  нормально существовать  и  развиваться,  и поэтому  предпочли  государство  естественному  состоянию.  Будучи  представителем  правого  крыла  просветителей,  М.  не  верил  в  силы  и  способности  народных  масс,  он  оставлял  за  трудящимися  сравнительно ограниченные  функции  в  общественно-политической  жизни. Однако  он  считал,  что  государственная  власть  существует  для  народа  и  соответствует  характеру  народа.

М.  исследует  три  основных  формы  государственной  власти:  республику,  монархию  и  деспотию.  Республика  -  это  правление,  в  котором  верховная  власть  полностью или  частично  в  руках  народа.  Монархия - власть одного  человека,  осуществляемая  посредством  законов. Деспотия  -  государственный  строй, целиком подчиняющийся  произволу  одного  лица, игнорирующего всякие  законы.

Анализируя  республиканский  порядок,  М.  выступает  в  защиту  всеобщего  избирательного  права.  Он  доказывает,  что  народ  может  выбирать  достойных  руководителей  и  контролировать  их.  Вместе  с  тем  он  против  того,  чтобы  выходцы  из народа  избирались  на  руководящие  должности.  Он  видит  главный  порок  республики  в  том,  что  ею  руководят  народные  массы,  действующие  “по влечению  сердца,  а  не  по  велению  разума”. Он предпочитал  разумного  монарха,  опирающегося на  законы.

Несмотря  на  своё  сочувствие  просвещённой  монархии,  М.  находит  в  истории  доказательства  известных  преимуществ  республиканского  строя.  Он  был  противником  революционного  свержения  монархии,  высказывался  за  компромисс  с  королевской  властью.

М. о преимуществах  республиканского  режима:  гражданское  равенство  содействует  благосостоянию  населения,  в  то  время  как  деспотизм  приводит  к  бедности  и нищете  подавляющей  массы  людей.  В  республике  богатство  страны  приводит  к росту  народонаселения.  Все  республики  являются  доказательством  этого, и  больше  всех  Швейцария  и  Голландия, две самые  плохие  страны  Европы,  если иметь  в  виду  природные  условия  их  территории,  и  тем  не  менее  самые  населённые.

Ничто  так  не  привлекает  иностранцев,  как  свобода  и  всегда  сопровождающее  её богатство.

Не  так обстоит  дело  со  странами,  подчинёнными  власти  произвола:  государь,  придворные  и  некоторое  количество  частных  лиц  владеют  всеми  богатствами,  в то  время  как  все  остальные  стонут  от  крайней  бедности. 

Ни  в  одном  из  деспотических  государств  не  существует  никаких  законов.  Однако  и  при  наличии  законов  они  реально  сведены  к  нулю, так как нет учреждений  для  охраны  этих  законов.  Феодально-крепостническому  режиму  М. противопоставляет конституционно-монархический  или  республиканский.  Вслед  за  Локком  он  развивает  идею  разделения  властей  на  законодательную, исполнительную  и  судебную,  действующие  изолированно  друг  от  друга.

М.  мечтал  о  классовом  компромиссе  буржуазии и  феодально-аристократической власти. Отстаивая монархический принцип, М.  исходил  из  интересов  буржуазной верхушки. Он  пишет,  что  нельзя  мыслить  себе  монархическое  правление  без  наличия  привилегированного  меньшинства,  без  богатых  купцов,  предпринимателей и родовитого дворянства. Однако  он  выступает  за  буржуазно-демократические  свободы и требует, чтобы монархическая  власть  относилась  к  народу  с  должным  уважением. Монархический  строй  должен  гарантировать  каждому  минимум  политических  свобод. Государь  не имеет  права  подвергать  подданных  оскорблениям  и  нарушать  законы.  М.  ориентировался  на  революцию  сверху,  на  прогрессивное  законодательство.

Он  заявляет,  что  только  те  законы  должны  применяться,  которые  служат  общественному  благу.  При  конфликте  гражданских  законов  с  законами  религии  первые  должны  главенствовать  над  вторыми.  Соблюдение  государственных  законов  обязательно  для  всех  граждан,  а  законы  религии  соблюдаются  самими  верующими  добровольно  и  только  в  такой  мере,  в  какой  они  не  противоречат  законам  светской  власти.  Здесь  М.  фактически  высказывается  за  отделение  церкви от  государства.  М.  приходит  к  окончательному  выводу: закон должен стоять на страже свободы и  формального  равенства  всех  граждан,  независимо  от  происхождения  и  религиозной  принадлежности,  на  страже  частной  собственности  и  свободной  торговли.  Этот  вывод  стал  одним  из  решающих  лозунгов  грядущей буржуазной  революции  во  Франции.

3.8   

М.  решительно  отмежёвывается  от  теологического  понимания  войн.  Войны  ведутся  людьми  и  не  имеют  никакого  отношения  к  богу,  к  сверхъестественным  причинам  и  целям.  Он  глубже  решает  вопрос  о  войнах,  чем  некоторые  социологи  20 века,  которые  объясняют  происхождение  войн  “чувством  драчливости”,  якобы  изначально  присущем  человеку.  М.  рассматривает  материальную  подоплёку  войн и  преодолевает  волюнтаристский  подход  войнам  как  случайному  продукту  произвола  монархов  или  республиканских  вождей. 

Чрезвычайно  важен  вывод  о  зависимости  характера  войны  от  политического  строя  воюющих  государств.  Деспотическая  власть,  враждебно  относящаяся  к  своему  народу,  не  может  миролюбиво  и  гуманно  относиться  к  чужим  народам.  Деспотизм  приводит  к  несправедливым  грабительским  войнам,  от  которых  терпят  ущерб  широкие  народные  массы.

Защищая  интересы  буржуазии,  М.  констатирует,  что  феодальные  войны  приносят вред  международной  торговле: “Торговля то  уничтожаемая  завоевателями, то стесняемая  монархами,  странствует  по  свету,  убегая  оттуда,  где  её  угнетают, и  отдыхая  там,  где  её  не  тревожат.”  М.  выступает  решительным  борцом  за  мир  и  сотрудничество  народов.

По  мысли  М.  лучшее  вооружение  сплошь  и  рядом  решает  успех  сражения. Он положительно  относился  к  изобретению  пороха.  Но  необходимо  добиваться,  чтобы порох не попадал  в  руки  преступников.  А  что  если  люди  изобретут  ещё  более жестокий  способ  истребления?  Не  принесёт  ли  такое  изобретение  непоправимые  бедствия  людям?  “Нет,  если  бы  обнаружилось  такое  роковое  открытие,  оно  вскоре  было  бы  запрещено  человеческим  правом.”