Сказка для детей - Лермонтов М.Ю
1
Умчался век эпических поэм, И повести в стихах пришли в упадок; Поэты в том виновны не совсем (Хотя у многих стих не вовсе гладок), И публика не права между тем; Кто виноват, кто прав — уж я не знаю, А сам стихов давно я не читаю — Не потому чтоб не любил стихов, А так: смешно ж терять для звучных строф Златое время... В нашем веке зрелом, Известно вам, все заняты мы делом. 2 Стихов я не читаю — но люблю Марать шутя бумаги лист летучий; Свой стих за хвост отважно я ловлю; Я без ума от тройственных созвучий И влажных рифм — как, например, на ю. Вот почему пишу я эту сказку. Ее волшебно темную завязку Не стану я подробно объяснять, Чтоб кой-каких допросов избежать; Зато конец не будет без морали, Чтобы ее хоть дети прочитали. 3 Герой известен, и не нов предмет, — Тем лучше: устарело всё, что ново! Кипя огнем и силой юных лет, Я прежде пел про демона иного: То был безумный, страстный, детский бред. Бог знает где заветная тетрадка? Касается ль душистая перчатка Ее листов — и слышно: «c’est joli?..»1 Иль мышь над ней старается в пыли?.. Но этот черт совсем иного сорта — Аристократ и не похож на черта. 4 Перенестись теперь прошу сейчас За мною в спальню — розовые шторы Опущены — с трудом лишь может глаз Следить ковра восточные узоры. Приятный трепет вдруг объемлет вас, И, девственным дыханьем напоенный, Огнем в лицо вам пышет воздух сонный; Вот ручка, вот плечо, и возле них На кисее подушек кружевных Рисуется младой, но строгий профиль... И на него взирает Мефистофель. 5 То был ли сам великий Сатана Иль мелкий бес из самых нечиновных, Которых дружба людям так нужна Для тайных дел, семейных и любовных? Не знаю. Если б им была дана Земная форма, по рогам и платью Я мог бы сволочь различить со знатью, Но дух — известно, что такое дух: Жизнь, сила, чувство, зренье, голос, слух И мысль — без тела — часто в видах разных (Бесов вобще рисуют безобразных). 6 Но я не так всегда воображал Врага святых и чистых побуждений. Мой юный ум, бывало, возмущал Могучий образ. Меж иных видений, Как царь, немой и гордый, он сиял Такой волшебно сладкой красотою, Что было страшно... и душа тоскою Сжималася — и этот дикий бред Преследовал мой разум много лет... Но я, расставшись с прочими мечтами, И от него отделался — стихами. 7 Оружие отличное — врагам Кидаете в лицо вы эпиграммой... Вам насолить захочется ль друзьям? Пустите в них поэмой или драмой! Но полно, к делу. Я сказал уж вам, Что в спальне той таился хитрый демон. Невинным сном был тронут не совсем он. Немудрено — кипела в нем не кровь, И понимал иначе он любовь; И речь его коварных искушений Была полна — ведь он недаром гений. 8 «Не знаешь ты, кто я, но уж давно Читаю я в душе твоей, незримо, Неслышно; говорю с тобою — но Слова мои как тень проходят мимо Ребяческого сердца — и оно Дивится им спокойно и в молчанье. Пускай. Зачем тебе мое названье? Ты с ужасом отвергнула б мою Безумную любовь — но я люблю По-своему... Терпеть и ждать могу я, Не надо мне ни ласк, ни поцелуя. 9 Когда ты спишь, о ангел мой земной, И шибко бьется девственною кровью Младая грудь под грезою ночной, Знай, это я, склонившись к изголовью, Любуюся — и говорю с тобой. И в тишине, наставник твой случайный, Чудесные рассказываю тайны... А много было взору моему Доступно и понятно, потому Что узами земными я не связан И вечностью и знанием наказан... 10 Тому назад еще немного лет Я пролетал над сонною столицей. Кидала ночь свой странный полусвет, Румяный запад с новою денницей На севере сливались, как привет Свидания с молением разлуки; Над городом таинственные звуки, Как грешных снов нескромные слова, Неясно раздавались — и Нева, Меж кораблей сверкая на просторе, Журча, с волной их уносила в море. 11 Задумчиво столбы дворцов немых По берегам теснилися как тени, И в пене вод гранитных крылец их Купалися широкие ступени, — Минувших лет событий роковых Волна следы смывала роковые, И улыбались звезды голубые, Глядя с высот на гордый прах земли, Как будто мир достоин их любви, Как будто им земля небес дороже... И я тогда — я улыбнулся тоже. 12 И я кругом глубокий кинул взгляд И увидал с невольною отрадой Преступный сон под сению палат, Корыстный труд пред тощею лампадой, И страшных тайн везде печальный ряд; Я стал ловить блуждающие звуки, Веселый смех — и крик последней муки: То ликовал иль мучился порок! В молитвах я подслушивал упрек, В бреду любви — бесстыдное желанье! Везде обман, безумство иль страданье. 13 Но близ Невы один старинный дом Казался полн священной тишиною; Всё важностью наследственною в нем И роскошью дышало вековою; Украшен был он княжеским гербом, Из мрамора волнистого колонны Кругом теснились чинно, и балконы Чугунные воздушною семьей Меж них гордились дивною резьбой, И окон ряд, всегда прозрачно-темных, Манил, пугая, взор очей нескромных. 14 Пора была, боярская пора! Теснилась знать в роскошные покои — Былая знать минувшего двора, Забытых дел померкшие герои! Музыкой тут гремели вечера, В Неве дробился блеск высоких окон; Напудренный мелькал и вился локон, И часто ножка с красным каблучком Давала знак условный под столом; И старики в звездах и бриллиантах Судили резко о тогдашних франтах... 15 Тот век прошел, и люди те прошли, Сменили их другие; род старинный Перевелся. В готической пыли Портреты гордых бар, краса гостиной, Забытые, тускнели. Поросли Дворы травой, и, блеск сменив бывалый, Сырая мгла и сумрак длинной залой Спокойно завладели... Тихий дом Казался пуст, но жил хозяин в нем, Старик худой и с виду величавый, Озлобленный на новый век и нравы. 16 Он ростом был двенадцати вершков, С домашними был строг неумолимо, Всегда молчал; ходил до двух часов, Обедал, спал... да иногда, томимый Бессонницей, собранье острых слов Перебирал или читал Вольтера; Как быть? Сильна к преданьям в людях вера. Имел он дочь четырнадцати лет, Но с ней видался редко; за обед Она являлась в фартучке, с мадамой, Сидела чинно и держалась прямо. 17 Всегда одна, запугана отцом И англичанки строгостью небрежной, Она росла, как ландыш за стеклом Или скорей как бледный цвет подснежный. Она была стройна, но с каждым днем С ее лица сбегали жизни краски, Задумчивей большие стали глазки. Покинув книжку скучную, она Охотнее садилась у окна, И вдалеке мечты ее блуждали, Пока ее играть не посылали. 18 Тогда она сходила в длинный зал, Но бегать в нем ей как-то страшно было, И как-то странно детский шаг звучал Между колонн. Разрытою могилой Над юной жизнью воздух там дышал. И в зеркалах являлися предметы Длиннее и бесцветнее, одеты Какой-то мертвой дымкою, и вдруг Неясный шорох слышался вокруг: То загремит, то снова тише, тише (То были тени предков — или мыши). 19 И что ж? — она привыкла толковать По-своему развалин говор странный, И стала мысль горячая летать Над бледною головкой и туманный, Воздушный рой видений навевать. Я с ней не разлучался. Детский лепет Подслушивать, невинной груди трепет Следить, ее дыханием с немой, Мучительной и жадною тоской Как жизнью упиваться... это было Смешно! — но мне так ново и так мило! 20 Влюбился я. И точно хороша Была не в шутку маленькая Нина. Нет, никогда свинец карандаша Рафаэля иль кисти Перуджина Не начертали, пламенем дыша, Подобный профиль... Все ее движенья Особого казались выраженья Исполнены — но с самых детских дней Ее глаза не изменяли ей, Тая равно надежду, радость, горе, И было темно в них, как в синем море. 21 Я понял, что душа ее была Из тех, которым рано всё понятно. Для мук и счастья, для добра и зла В них пищи много — только невозвратно Они идут, куда их повела Случайность, без раскаянья, упреков И жалобы — им в жизни нет уроков: Их чувствам повторяться не дано... Такие души я любил давно Отыскивать по свету на свободе: Я сам ведь был немножко в этом роде. 22 Ее смущали странные мечты: Порой она среди пустого зала Сиянье, роскошь, музыку, цветы, Толпу гостей и шум воображала; Кипела кровь от душной тесноты, На платьице чудесные узоры Виднелись ей — и вот гремели шпоры, К ней кавалер незримый подходил И в мнимый вальс с собою уносил. И вот она кружилась в вихре бала И, утомясь, на кресла упадала... 23 И тут она, склонив лукавый взор И выставив едва приметно ножку, Двусмысленный и темный разговор С ним завести старалась понемножку. Сначала был он весел и остёр, А иногда и чересчур небрежен, Но под конец зато как мил и нежен... Что делать ей? — притворно строгий взгляд Его как гром отталкивал назад... А сердце билось в ней так шибко, шибко, И по устам змеилася улыбка. 24 Пред зеркалом, бывало, целый час То волосы пригладит, то красивый Цветок пришпилит к ним; движенью глаз, Головке наклоненной вид ленивый Придав, стоит... и учится. Не раз Хотелось мне совет ей дать лукавый, Но ум ее, и сметливый и здравый, Отгадывал всё мигом сам собой. Так годы шли безмолвной чередой И вот настал тот возраст, о котором Так полны ваши книги всяким вздором. 25 То был великий день: семнадцать лет! Всё, что досель таилось за решеткой, Теперь надменно явится на свет! Старик отец послал за старой теткой, И съехались родные на совет — Их затруднил удачный выбор бала: Что, будет двор иль нет? Иных пугала Застенчивость дикарки молодой, Но очень тонко замечал другой, Что это вид ей даст оригинальный; Потом наряд осматривали бальный. 26 Но вот настал и вечер роковой. Она с утра была как в лихорадке; Поплакала немножко, золотой Браслет сломала, в суетах перчатки Разорвала... Со страхом и тоской Она в карету села и дорогой Была полна мучительной тревогой И, выходя, споткнулась на крыльце... И с бледностью печальной на лице Вступила в залу... Странный шепот встретил Ее явленье — свет ее заметил. 27 Кипел, сиял уж в полном блеске бал; Тут было всё, что называют светом, — Не я ему названье это дал; Хоть смысл глубокий есть в названье этом Моих друзей я тут бы не узнал; Улыбки, лица лгали так искусно, Что даже мне чуть-чуть не стало грустно. Прислушаться хотел я — но едва Ловил мой слух летучие слова, Отрывки безыменных чувств и мнений — Эпиграфы неведомых творений!..» |