| Каталог статей |
|
К.э.н. Гостюк М.Т.
Предметы роскоши как экономическая категорияЭкономическая энциклопедия, а также иная справочная литература не выделяют предметы роскоши в качестве отдельной экономической категории. Вместе с тем, данная группа товаров нашла свое место в воспроизводственных процессах и на протяжении столетий выступает предметом споров, выходящих далеко за пределы экономики. В советской экономической литературе настойчиво критиковалось положение Т.Мальтуса, согласно которому наращивание потребления богатых слоев общества выступает фактором экономического роста. Уже двести лет эта идея рассматривается исключительно с классовых позиций несмотря на то, что автор доказывает «абсолютную невозможность получения чистого дохода при обращении всего продукта на производство предметов первой необходимости и, следовательно, при отсутствии адекватного спроса на предметы роскоши и удобства или на непроизводительный труд, неизбежное наступление всеобщего переполнения рынка» [3,112]. Примечательно, что данную позицию первым одобрил сам Д.Рикардо. В письме Т.Мальтусу он пишет: «…с очень незначительным изменениям я целиком присоединяюсь к вашему положению» [3,112]. К.Маркс также не демонизирует предметы роскоши и уделяет им скромную роль в составе предметов потребления. Но при этом он строго определяет их место в процессе простого и расширенного воспроизводства, указывает на формы возмещения издержек на их изготовление, а также на порядок обмена между двумя подразделениями. Однако классовый подход к данному вопросу обусловил некоторую нелогичность, что совсем не характерно для его произведений. Во втором томе «Капитала» отмечается: «…предметы роскоши, которые входят лишь в потребление класса капиталистов, могут быть обменены лишь на расходуемую прибавочную стоимость, которая никогда не достается рабочему» [1,455]. Далее К.Маркс детально демонстрирует процесс обмена переменного капитала (v – часть рабочего в продукте) на прибавочную стоимость (m – доля капиталиста в продукте): «… следовательно, v, затраченное на производство предметов роскоши, по величине своей стоимости равно соответствующей части m, произведенной в форме необходимых жизненных средств [1,460]. В том же томе, с разницей всего лишь в тридцать страниц текста высказывается другая мысль, которая все же допускает возможность приобретения предметов роскоши и рабочим классом: «… вследствие повышения заработной платы особенно возрастает спрос рабочих на необходимые жизненные средства. В гораздо меньшей степени увеличивается их спрос на предметы роскоши, или возникает спрос на такие изделия, которые раньше не входили в сферу их потребления [1,382]. К последней четверти девятнадцатого столетия фактически были заложены теоретические основы для объективной интерпретации роли и места предметов роскоши в экономических процессах. Однако экономическая мысль в дальнейшем приобрела другую направленность, где на первый план были выдвинуты поверхностные явления, а предметы роскоши стали трактоваться преимущественно с эмоциональных позиций. Зато экономическая мысль последней четверти девятнадцатого – начала двадцатого столетия примечательна тем, что она описывает процессы, которые с максимальной точностью повторяются в настоящее время в постсоциалистических странах. Историческая школа в Германии (В.Рошер, Б.Гильденбрандт, К.Книс) первым делом взялась опровергать универсальный характер экономических законов. Конечным выводом явилось утверждение о том, что экономическая теория всегда имеет лишь относительную ценность. Понятия, оценки и теории изменяются вместе с институциональными изменениями [3,27]. Следовательно, и понимание роскоши также относительно. Определенная доля истины в подобном подходе есть, и даже можно было бы с ним согласиться, если бы на том историческом отрезке среди экономистов (и не только в рамках исторической школы) не преобладала точка зрения, согласно которой бедность – признак морального падения, и ее следует не оплакивать, а обличать [3,54]. Упор же на относительную ценность надолго стал удобным прикрытием для тех экономистов, которые избегали однозначных ответов. В частности Л.Роббинс утверждал, что материальное благосостояние – это нечто слишком неопределенное, чтобы служить полезным критерием [3,341]. Следовательно, структура производства и потребления также не могут служить полезным критерием. Таким образом проблема элементарно обходится, и такой подход стал типичным для целых научных направлений. К началу двадцатого века экономика США достигла невиданных высот и новая техника начала менять облик страны. Тем временем общественное мнение обратилось против банкиров и промышленно-финансовых магнатов, которых интересовало только процветание компаний. Рост доходов естественным образом отразился на структуре потребления. Одним из наиболее последовательных изобличителей пороков капитализма того периода выступает Т.Веблен. Он, в частности, констатирует, что прогресс техники и инстинкт мастерства были отравлены бесстыдной тягой людей к показной роскоши. Товары стали цениться не по их полезным свойствам, а по тому, насколько владение ими отличает человека от его соседа: возник эффект «завистливого сравнения».Чем более расточительным было данное лицо, тем выше становился его престиж. Таким образом, высшие почести воздавались тем, кто благодаря контролю над собственностью извлекал из производственного процесса больше материальных благ, не занимаясь полезным трудом [7]. Конечный вывод Т.Веблена состоял в том, что человеческие существа в условиях современной цивилизации – в сущности дикари или обладают столь неустойчивым характером, что всегда имеется опасность атавистического возврата к варварству [7]. Чем больше общественного богатства он присваивает, тем большим почетом и уважением он пользуется [7]. С аналогичной критикой выступил Дж. А.Гоббсон. В известной работе «Империализм» он констатирует, что фальсифицированные товары и трущобы становятся источником прибыли. Потребление диктуется подражанием и модой. Характер потребления определяется не рациональностью, а престижем, традицией и мнимыми нормами респектабельности. Занятиям праздного класса придается первостепенное значение. Фатовство и дилетантство становятся характерными продуктами порочного распределения, при котором излишек дохода, являющийся экономической пищей для социального прогресса, обращается на создание условий для пустых развлечений запутавшегося в жизни праздного класса. Эти люди своим нездоровым примером подрывают нравственные устои трудящихся слоев общества. В итоге в общественном производстве увеличивается доля бесполезных товаров, а для общества в целом теряется полезность. Это явно означает неправильное применение производительной энергии, а в конечном счете потерю реального дохода для общества. В представлении Веблена предметы роскоши бесполезны по своей природе. Не претендуя на универсальное определение полезности предметов роскоши, ограничимся лишь констатацией, что они продаются, то есть имеют стоимость, благодаря тому, что являются потребительными стоимостями. Без последнего предметы роскоши не принимали бы товарную форму. Следовательно, утверждение об их бесполезности по меньшей мере беспочвенны. У.К.Митчелл разделяет взгляды Т.Веблена, но, при этом, пытается подвести под них теоретическую базу. В книге «Отсталость в искусстве тратить деньги» он сравнивает искусство делать деньги и тратить их. Митчелл, в частности, отмечает, что современная денежная цивилизация придает больше значения первому, но искусство тратить деньги явно отстает в своем развитии. В его основе лежат факторы, находящиеся вне контроля индивидуума. Характер расходования денег очень часто определяется стремлением перещеголять, сделать сравнение невыгодным для других. Изощренные способы траты денег становятся одним из важнейших путей для укрепления положения в обществе. Р.Хоутри, считает обоснованным выделение предметов роскоши и делит потребительские блага на два класса: оборонительные блага, назначение которых – возмещать психологический ущерб или предупреждать страдания, и созидательные блага, которые дают удовлетворение. Они необязательно исключают друг друга. Для людей с высокими доходами характерен повышенный интерес к благам второго класса, что отражает важный аспект существования цивилизованного человека [3,337]. Фактически предметы роскоши в такой интерпретации выступают в качестве излишка в сравнении с товарами, обеспечивающими физиологические потребности и элементарное выживание. Хоунтри не дает морально-этической оценки предметов роскоши, а лишь констатирует, что их величина растет по мере увеличения доходов. Он также понимает, что нельзя провести четкую разграничительную черту между товарами первой и второй группы. С позиций же сегодняшнего дня можно констатировать, что в меру социально-экономического развития общества преимущественно растет вторая группа товаров. Ф. фон Визер и У.С.Джевонс последовательно исходили из маржиналистских концепций, однако в вопросах роскоши и бедности кардинально расходились. Визер считал, что погоня за роскошью деформирует структуру общественного производства: вместо того, чтобы производить предметы, которые обладают наибольшей полезностью, изготовляются такие предметы, за которые станут платить больше денег. Далее он отмечал, что при покупке обычных благ, таких, как хлеб, богач и бедняк оказывают одинаковое влияние на цену; однако чем больше избыточные средства, находящиеся в распоряжении богатых, тем шире они прибегают к покупке предметов роскоши и тем сильней искажается структура производства [6]. У.С.Джевонс в юности жил по соседству с рабочими кварталами и наблююдал царящую там нищету. Ответственность за эти беды Джевонс возлагал на самих рабочих; он подчеркивал, что неравенство в богатстве и доходах всецело проистекает из различия в индивидуальных способностях. Финансовая политика ни в коем случае не должна использоваться в качестве средства переустройства общества. Бесплатное обслуживание в больницах и бесплатная медицинская помощь бедным только деморализуют их и лишь усугубляют иждивенческие настроения среди низших классов[5]. А.Маршалл. Бедность в старости простительна, если она является результатом затраты доходов на воспитание и образование детей. То есть, бедность он прощал только на старости и то, только тем, кто доходы имел, но потратил их на детей. Далее он пишет: «Осторожность должна быть важным фактором в экономическом потреблении, а это, в свою очередь, означает, что максимальная эффективность и повышение жизненного уровня могут быть обеспечены лишь в том случае, если рабочий будет строго следовать предписанным ему моральным принципам» [4]. Удивительно, как такой мыслитель эпохального значения, как А.Маршалл, в житейских вопросах мог дойти до такого абсурда. Несколько смягчил проблему ученик А.Маршалла - А.Пигу: он отвергал положение, что бедность возникает по вине бедняков: скорее она связана с плохой средой. Своеобразную пощечину экономистам того периода нанес социолог Ч.Х.Кули. Он утверждал, что теории экономистов ограничены узкими рамками; хотя они искусно разработаны, в них отсутствует способность проникновения в подлинный мир человека. Он сравнивал экономистов с людьми, которые смотрят только на секундную стрелку часов и, разумеется, не могут сказать который час [3,107]. Литература
|