Некоторые проблемы нового российского регулирования по международному частному праву

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ НОВОГО РОССИЙСКОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ПО МЕЖДУНАРОДНОМУ ЧАСТНОМУ ПРАВУ

Л. П. АНУФРИЕВА

Ануфриева Людмила Петровна - доцент кафедры международного частного права МГЮА, кандидат юридических наук.

В ноябре 2001 г. Президент РФ подписал Федеральный закон N 146-ФЗ, содержащий третью часть Гражданского кодекса России, а также Федеральный закон N 147-ФЗ "О введении в действие третьей части Гражданского кодекса Российской Федерации" <*>. Таким образом, еще на одну ступень приблизилась к завершению кодификация современного гражданского права России <**>. -------------------------------- <*> См.: СЗ РФ. 2001. N 49. Ст. 4552, 4553. <**> Заключительный, VII раздел Кодекса, образующий четвертую часть ГК РФ, которая посвящена вопросам интеллектуальной собственности, должен быть принят позднее.

В часть третью ГК РФ, кроме норм, регулирующих отношения по наследованию, помещены и нормы, относящиеся к сфере действия международного частного права. Впервые за всю отечественную историю его развития предписания, относящиеся к этой области права, сгруппированы в особый раздел основного, кодифицирующего гражданское право акта, озаглавленный "Международное частное право". В предшествующем регулировании, как известно, правила, квалифицируемые нормами международного частного права, регулирующие гражданские отношения международного характера, содержались в Основах гражданского законодательства СССР от 8 декабря 1961 г. <*>, Гражданском кодексе РСФСР от 11 июня 1964 г. <**> и Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г. <***> под иными названиями: "Правоспособность иностранцев и лиц без гражданства. Применение гражданских законов иностранных государств, международных договоров и соглашений" (Основы ГЗ СССР), "Правоспособность иностранных граждан и юридических лиц. Применение гражданских законов иностранных государств и международных договоров" (Основы ГЗ Союза ССР и республик). При этом ограничение характера совокупности норм, помещаемых в соответствующий раздел, определялось юридической природой акта: его отраслеобразующим статусом - во-первых, и принадлежностью к основополагающим источникам гражданского права - во-вторых. -------------------------------- <*> См.: Ведомости СССР. 1961. N 50. Ст. 525. <**> См.: Ведомости РСФСР. 1964. N 24. Ст. 406. <***> См.: Ведомости СССР. 1991. N 26. Ст. 733.

Напомним, что нынешнее регулирование VI раздела Гражданского кодекса России следует образцу модельного акта, разработанного в рамках СНГ и во многих отношениях составившего его базу, а также основу для гражданских кодексов ряда других государств Содружества, которые также имеют разделы "Международное частное право". Введенные в действие в стране новые нормы по МЧП не только не устранили существовавшие проблемы <1>, но в определенном смысле усугубили сложности в правоприменении, когда дело касается правового регулирования в целом и конкретного разрешения споров, лежащих в сфере международного хозяйственного и гражданского оборота. В России продолжает сохраняться положение, когда отношения, подпадающие под сферу действия международного частного права, подчиняются совокупности актов: Гражданскому кодексу РФ, Семейному кодексу РФ 1995 г., Федеральному закону "О государственном регулировании внешнеторговой деятельности" 1995 г., Кодексу торгового мореплавания РФ 1999 г., Федеральному закону "Об иностранных инвестициях в Российской Федерации" 1999 г., отдельным правовым актам, регулирующим трудовые отношения <2>, - тогда как подобного рода специфические отношения могут регламентироваться единым всеобъемлющим актом, который более или менее полно охватывает все основные "блоки" общественных отношений, обладающих однородностью по признаку "международности" в качестве отличительной их черты, как это происходит сегодня во многих государствах мира. Помимо этого, наличие в современных условиях в источнике гражданского права России - ее Гражданском кодексе - совокупности положений, объединенных в разделе "Международное частное право", способно внушить превратное мнение о включенности последнего в структуру гражданского права. В свое время автором настоящей статьи было высказано предположение, что данный шаг вполне может вызвать новый виток дискуссий о некоторых краеугольных вопросах МЧП <3>, в том числе и о его структурной принадлежности, статусе и месте в юридической системе. Кстати, опасения подобного рода находят подтверждение в новейших публикациях. В частности, Е. А. Суханов, говоря о наследственном праве и международном частном праве, квалифицирует их "подотраслями гражданского права" и констатирует, что "обе эти подотрасли гражданского права получают в третьей части ГК РФ свое логическое продолжение и закрепление" <4>. -------------------------------- <1> Часть таких проблем составляют множественность актов, содержащих нормы МЧП, их разрозненность, влекущие за собой их параллелизм и дублирование, а иногда и противоречивость. Подробнее об этом см.: Ануфриева Л. П. Международное частное право: В 3-х т. Т. 1. Общая часть: Учебник. М., 2000. С. 137 - 141. <2> См., например: ФЗ от 24 июля 1998 г. N 125-ФЗ (в ред. Федеральных законов от 17 июля 1999 г. N 181-ФЗ, от 26 ноября 2002 г. N 152-ФЗ) "Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваниях". <3> См.: Ануфриева Л. П. Указ. соч. С. 141. <4> См.: Суханов Е. А. О третьей части Гражданского кодекса Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2002. N 3. Небезынтересно отметить, что в предисловии к "Комментарию к третьей части Гражданского кодекса Российской Федерации", выпущенному в свет почти вслед за этой статьей, наследственное право и международное частное право называются уже "разными подотраслями гражданского законодательства".

Отныне VI раздел Гражданского кодекса, равно как и ранее ст. 414 КТМ РФ 1999 г., вводит непосредственно в текст правового акта для определения объекта регулирования в МЧП конструкцию "отношения, осложненного иностранным элементом", до этого являвшуюся в нашей стране категорией доктринальной. Нельзя при этом не отметить, что в ряде зарубежных государств специальные законодательные акты, посвященные международному частному праву и принятые в порядке его кодификации (например, параграф 1 Закона ЧССР 1963 г. о международном частном праве и процессе <*>, действующего ныне в Чехии, параграф 1 Указа Президиума ВНР N 13 о международном частном праве 1979 г., модель гражданского кодекса для стран СНГ и основанные на ней акты Армении, Республики Беларусь, Киргизии, Казахстана, Узбекистана и др.), оперируют этим понятием без каких-либо оговорок. Однако анализ категориальной основы правовых актов, принятых в области МЧП во многих государствах в последние годы, свидетельствует об отказе законодателя от упомянутой инструкции при формулировании нормативных положений, касающихся объекта международного частного права. Таковы, в частности, законы о международном частном праве Венесуэлы (1998 г.), Грузии (1998 г.), Италии (1995 г.), Туниса (1998 г.) и др. -------------------------------- <*> Примечательно, что значительно более поздний акт, действующий в Чехии, - Торговый кодекс 1991 г. (с последующими изменениями и дополнениями) - в разделе, посвященном иностранным предпринимателям, данную терминологию и понятийный аппарат уже вообще не использует.

Понятие "иностранный элемент" не простое и не однозначное. Под ним обычно подразумевают ряд конкретных факторов: либо то, что субъектом данного правоотношения выступает иностранец (иностранное физическое либо юридическое лицо, а в подлежащих случаях - иностранное государство), либо то, что объектом отношения является вещь (движимая или недвижимая), находящаяся за границей, или событие, действие - юридический факт - наступили за рубежом <*>. В силу этого в научных работах принято группировать: "иностранный элемент" на стороне субъекта; "иностранный элемент" на стороне объекта; "иностранный элемент", характеризующий наступление юридического факта. -------------------------------- <*> См., например: Лунц Л. А., Марышева Н. И., Садиков О. Н. Международное частное право. М., 1984. С. 5 - 6; Богуславский М. М. Международное частное право. Изд. 4-е, перераб. и доп. М., 2001. С. 20. В то же время такие видные авторитеты науки МЧП, как И. С. Перетерский и С. Б. Крылов, не оперировали понятием иностранного элемента. Характеризуя "гражданско - правовое международное отношение", они рассматривали участие в нем иностранцев и связь его с территорией двух или нескольких государств в качестве "признаков", квалифицирующих международный характер правоотношения (см.: Перетерский И. С., Крылов С. Б. Международное частное право. М., 1959. С. 9).

В юридической литературе данная терминология подверглась обоснованной критике, смысл которой заключался в том, что элементом правоотношения является сам участник (субъект), а не его гражданство; объектом правоотношения выступает не место нахождения вещи, а сама вещь и, наконец, для юридического факта как такового, произошедшего на территории отечественного государства или иностранного, в структуре правоотношения вообще не находится места <*>. В то же время предложения по замене "иностранного элемента" на другой компонент - "иностранные", "международные характеристики" - мало что дают, поскольку сама суть конструкции остается нетронутой. -------------------------------- <*> См.: Рубанов А. А. Вопросы теории правоотношения в международном частном праве // XXVI съезд КПСС и проблемы гражданского и трудового права, гражданского процесса. М., 1982. С. 87; Его же. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. М., 1984. С. 91 - 93.

В реальности общественные отношения, регулируемые МЧП, - это отношения изначально международного характера, хотя и отличающиеся от тех, которые подчиняются международному публичному праву. "Иностранный элемент" как критерий объекта регулирования в МЧП не обладает качеством "универсальности" и "всеобщности". В современной отечественной доктрине для определения объекта регулирования МЧП указывалось, например, на такой критерий, как проявление юридической связи между конкретным общественным отношением и правопорядками двух или более государств <*>. Но это предложение осталось невостребованным. При этом следует подчеркнуть, что в новейших зарубежных кодификациях международного частного права осуществлен переход на позиции установления специфического признака МЧП через связь его объекта (регулируемых общественных отношений) с правовыми системами нескольких государств. Конструкция же "иностранного элемента" представляет собой в некотором смысле дань прошлому этапу развития научной мысли в области МЧП. -------------------------------- <*> См.: Ануфриева Л. П. Указ. соч.

Игнорирование отечественной законодательной практикой научных разработок и отказ от нахождения приемлемого во всех отношениях инструментария выражения понятий для использования их в объективном праве в условиях российской действительности привели к тому, что данная категория получила легальное закрепление в двух ведущих нормативных актах - КТМ РФ 1999 г. и ГК РФ. Введение в их тексты терминологического "клише" - "отношение, осложненное иностранным элементом", по-разному сформулированного в каждом из этих документов, привносит путаницу в понятийный аппарат, используемый для идентификации регулируемых данными актами отношений. В частности, ст. 414 КТМ устанавливает перечень оснований для отыскания "права, применимого к отношениям, возникающим из торгового мореплавания с участием иностранных граждан или иностранных юридических лиц ЛИБО ОСЛОЖНЕННЫМ ИНОСТРАННЫМ ЭЛЕМЕНТОМ" (курсив мой. - Л. А.). Как видно, положения Кодекса выводят за рамки "иностранного элемента" иностранных граждан и юридических лиц. Из его формулировок со всей очевидностью вытекает, что отношения с их участием и "отношения, осложненные иностранным элементом", образуют различные категории общественных отношений, по которым надлежит определять применимое право. Отсутствие в нормативных предписаниях уточнений в том, что касается параметров такого "элемента", не позволяет, таким образом, дать исчерпывающие дефиниции применяемых в данном источнике права понятий, что закономерно сказывается на четкости и полноте легального содержания правовых квалификаций. Известную почву для неоднозначных трактовок в правоприменении представляет и ряд других аспектов современного регулирования в области международного частного права Российской Федерации. В качестве одной из важнейших иллюстраций служит краеугольный его институт - "оговорка о публичном порядке". Его нормативное закрепление осуществлялось и прежде. Некоторые из имевшихся ранее подходов воспроизведены в третьей части ГК РФ. Вместе с тем в нынешней российской регламентации этого института присутствуют не только соответствующая юридическая конкретизация, но и принципиально новые элементы. Так, особо акцентируется характер отказа в применении иностранного права: "Норма иностранного права... в исключительных случаях не применяется, когда последствия ее применения противоречили бы основам правопорядка (публичному порядку) Российской Федерации" (ст. 1193). Следовательно, неприменение иностранного права выступает чрезвычайным явлением. При этом рассматривается не сама норма иностранного права, а последствия ее применения с точки зрения основ российского правопорядка. В законе присутствует важное добавление: последствия применения нормы иностранного права должны явно противоречить публичному порядку Российской Федерации. Очевидны попытки достижения объективно возможной меры конкретизации рассматриваемого института и соответствующего совершенствования его нормативного выражения. Однако в нынешних условиях данный шаг имеет и обратную сторону, вызванную включением специальной части, посвященной собственно МЧП, и конкретно приведенных предписаний в акт гражданского права, к тому же в раздел, трактующий общие положения МЧП. Но если его общие положения признаются таковыми, они должны квалифицироваться как касающиеся всех "блоков" отношений, регулируемых последним, - и семейных, и трудовых, и прочих их разновидностей. Между тем в Семейном кодексе РФ, других законодательных актах содержится оговорка о "публичном порядке", имеющая иное юридическое содержание, причем более "размытое", следовательно, располагающее большими потенциальными возможностями использования, и другое внешнее (текстуальное) выражение. Возникает вопрос: как надлежит судам и другим компетентным органам применять данный институт после введения в силу третьей части ГК РФ, допустим, при рассмотрении брачно - семейных отношений? Главный мотив для обращения к названным нормам ГК налицо, поскольку речь идет об "общих положениях международного частного права", значит, касающихся и семейных отношений. В этом случае приоритет ст. 1193 при сравнении двух одинаковых по юридической силе правил обусловлен известной еще с римских времен максимой lege posteriori derogat lege anteriori ("более поздний акт отменяет предыдущий"), в результате сфера действия оговорки о публичном порядке будет закономерно сужена. С другой стороны, Семейный кодекс представляет собой специальный акт, предназначенный для регулирования особой разновидности отношений, который в силу этого должен применяться на основе принципа legis specialis derogat legis generalis ("общие законы отменяются специальными"). При этом обосновать сущностное расхождение общих положений МЧП, сформулированных в ГК, и таковых в семейном праве в части регламентации отношений, связанных с "публичным порядком" и действием "оговорки о публичном порядке", весьма затруднительно, поскольку областью, наиболее подверженной применению этого института, являются именно брачно - семейные отношения как традиционная сфера международного частного права. Всего этого можно было бы избежать, если бы был принят отдельный самостоятельный акт по международному частному праву. В подобной ситуации проблема оговорки о публичном порядке разрешалась бы на совершенно других принципах: положения, ныне присутствующие в ГК РФ, обладали бы качеством и акта специального (lege speciali, содержащего нормы, посвященные МЧП, даже если вопрос касается регулирования семейных или иных отношений, не входящих в сферу действия Гражданского кодекса) и одновременно акта, принятого позднее (lege posteriori). Вследствие этого их приоритет по нескольким направлениям одновременно был бы несомненен. Тем не менее реальность, как известно, сегодня выглядит иначе. Таким образом, немалые затруднения, имевшие место в нашей практике правоприменения в области МЧП и объективно представлявшие еще большие сложности для иностранных компетентных органов, вынужденных обращаться к российским нормам международного частного права, не только не устранены с принятием раздела в рамках третьей части ГК РФ, но в ряде случаев даже и умножились. С точки зрения характера и природы юридических проблем, порождаемых его содержанием, все изложенное касается стратегии в обеспечении регулирования посредством отдельного кодифицированного и консолидированного акта либо осуществления кодификации путем включения норм МЧП в акт гражданского права. В этом плане с утверждениями некоторых исследователей о том, что включение VI раздела "Международное частное право" в ГК обусловлено "необходимостью подчинения норм международного частного права основным началам и принципам гражданского права, а также сложившейся в России законодательной традицией, связанной с особым положением Кодекса в системе гражданского законодательства" <*>, вряд ли можно согласиться. Проявляется главное заблуждение, касающееся глубинной природы МЧП, его функций, задач, роли и т. д., которое, к сожалению, присутствует в среде специалистов, стоящих на "формально - цивилистической" платформе юридической природы МЧП. -------------------------------- <*> Гражданский кодекс России. Часть третья. Проект. Наследственное право. Международное частное право. Текст. Вводный комментарий / Исследовательский центр частного права. М., 2001. С. 45.

Закономерна важность указания в источниках права МЧП его целей и задач. Однако введенное в действие регулирование по этим вопросам в Российской Федерации не только является "купированным" (ибо касается лишь части отношений, регулируемых средствами МЧП, - отношений гражданско - правового характера и не упоминает ни брачно - семейных, ни трудовых или иных подлежащих регламентации отношений), но и при отсутствии соответствующих формул делает МЧП лишенным важной правовой составляющей - выраженных нормативно его целей и задач как системной совокупности правовых норм. Между тем, согласуясь с системой международного права, средства МЧП направлены на обеспечение сотрудничества между государствами, народами и нациями, поддержание мира, всестороннее развитие научного и технического прогресса, обменов в области культуры, науки, образования, искусства, соблюдение и повышение стандартов прав человека, укрепление в конечном счете (хотя и в косвенных формах) всеобщей безопасности и т. д. Это непосредственно влияет не только на характеристику особых качеств общественных отношений как объекта регулирования в МЧП, но и на выбор правовых инструментов для достижения максимальной эффективности в их регламентации. Еще Ф. Ф. Мартенс подчеркивал: "Международное общение есть единственное верное и положительное основание, на котором может развиваться международное частное право, и исходя из него только и могут быть разрешены запутанные и сложные вопросы о применении законов различных государств" <*>. -------------------------------- <*> Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. 2. М., 1996. С. 178.

Вряд ли функции и цели МЧП можно рассматривать как не слишком существенные для упорядочения соответствующих отношений декларации, придающие лишь внешнюю законченность формам акта. На деле формулы целей и задач, закрепленные нормативно, могут сыграть принципиальную роль, особенно когда речь идет о какой-либо пробельности правового регулирования. Что же касается довода о включении норм МЧП в ГК РФ как следствия того особого места, которое занимает Гражданский кодекс в системе отечественного законодательства, то и в этом существуют сомнения, поскольку МЧП и акт гражданского законодательства - далеко не управляемые прямой связью явления. Суждения, относящиеся к выбору целесообразных форм для регулирования соответствующих общественных отношений посредством включения определенных правил в состав источника гражданского права или специального акта, посвященного конкретно МЧП, могут быть различными. Однако любой вывод обязан быть последовательным: если положения акта гражданского законодательства суть лишь часть норм МЧП, то название соответствующего раздела такого акта должно это адекватно отражать. Если же законодатель предпочитает использовать наименование "международное частное право", то для этого необходимы специальные источники, либо такой раздел гражданского кодекса должен содержать все нормы, регулирующие международные частноправовые отношения и образующие спектр предписаний МЧП, что применительно к сегодняшней российской действительности с юридической точки зрения нереально. Помимо стратегических, если иметь в виду стройность и целостность системы регулирования в МЧП, существует и "второй эшелон" проблем, обладающих природой более конкретных вопросов, вызванных к жизни формулами и подходами, заложенными в третьей части ГК. Так, в статье 1186 установлен соответствующий перечень источников юридических норм, на который следует опираться в процессе правоприменения. Упоминание о приоритете международного договора обусловливается предписаниями, прежде всего, Конституции РФ, в том числе ч. 4 ст. 15, ч. 1 ст. 17, ч. 1, 3 ст. 62, ч. 1 ст. 63 и др., ст. 7 ГК РФ. Однако установление категорий международных соглашений, которые обладают подобным свойством превалировать над национальным законом, требует юридической безупречности. В предписаниях Основного закона РФ не уточняется, какие международные договоры, связывающие Российскую Федерацию, обладают превалирующей по отношению к внутригосударственным нормам силой <1>. Согласно статье 2 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ <2> этот термин означает "международное соглашение, заключенное Российской Федерацией с иностранным государством (или государствами) либо с международной организацией в письменной форме, и регулируемое международным правом независимо от того, содержится такое соглашение в одном документе или в нескольких связанных между собой документах, а также независимо от конкретного наименования". Эта дефиниция полностью соответствует положениям Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. <3> и Венской конвенции о праве договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями от 21 марта 1986 г. <4> -------------------------------- <1> На неточности и небезупречность в юридическом отношении конституционных положений, сформулированных в ч. 4 ст. 15, уже обращалось внимание правоведами - международниками. См.: Усенко Е. Т. Согласование и взаимодействие международного и национального права в российской Конституции // Московский журнал международного права. 1995. N 2. <2> См.: СЗ РФ. 1995. N 29. Ст. 2757. <3> См.: Ведомости ВС СССР. 1986. N 37. Ст. 772. <4> См.: Международное публичное право: Сб. документов. Т. 1. М., 1996. С. 87 - 113.

В то же время из совокупности статей 5, 6, 14 и 15 названного Федерального закона вытекает, что при расхождении внутригосударственных норм и положений международного договора действуют нормы последнего только в том случае, если он ратифицирован в форме федерального закона. Аналогичным образом ст. 4 Земельного кодекса РФ от 25 октября 2001 г., введенного в действие 30 октября 2001 г. <*>, указывает: если международным договором Российской Федерации, ратифицированным в установленном порядке, определяются иные правила, чем те, которые предусмотрены Кодексом, применяются правила международного договора. Подобные формулировки нормативных актов убеждают, что в законодательстве и правовой системе в целом нарастает тенденция к такой интерпретации конституционных положений в этой части, которая в принципе не обусловлена буквально зафиксированными предписаниями самого Основного закона РФ, хотя в литературе по этому поводу высказываются и мнения противоположного толка: ч. 4 ст. 15 Конституции имеет в виду ратифицированные договоры <**>. Поэтому высшие судебные инстанции предприняли ряд шагов по разъяснению некоторых моментов, связанных с действием международно - правовых норм во внутригосударственной сфере Российской Федерации <***>. -------------------------------- <*> См.: СЗ РФ. 2001. N 44. Ст. 4147. <**> См.: Комментарий к Федеральному закону "О международных договорах Российской Федерации". М., 1996. С. 17; Розенберг М. Г. Международный договор и иностранное право в практике Международного коммерческого арбитражного суда. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2000. С. 65. <***> В частности, Пленум Верховного Суда РФ в порядке судебного разъяснения принял Постановление "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" от 31 октября 1995 г. N 8 (БВС РФ. 1996. N 1). В Постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 июня 1999 г. N 8 "О действии международных договоров Российской Федерации применительно к вопросам арбитражного процесса" (Вестник ВАС РФ. 1999. N 8) непосредственно дана трактовка категории общепризнанных принципов и норм международного права. Как следует из его содержания, ВС РФ ограничил последние "писаным" международным правом, установив, что "судам при осуществлении правосудия надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и ИНЫХ ДОКУМЕНТАХ (выделено мною. - Л. А.) (в частности, во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах), и международные договоры Российской Федерации являются в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ составной частью ее правовой системы" (п. 5). Верховный Суд РФ, во-первых, вышел за рамки своей компетенции, приступив к толкованию Конституции, в то время как это прерогатива исключительно Конституционного Суда (ст. 125 Конституции РФ, ст. 3 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ), а, во-вторых, произвел отрыв международных договоров РФ от международного права и его общепризнанных принципов. Кроме того, им проигнорированы общепризнанные нормы и принципы международного права, содержащиеся в обычаях. В результате судейский корпус и общественность введены в заблуждение относительно характера современного международного права, юридической природы его общепризнанных принципов и норм, а также объема международно - правовых норм, к которым надлежит обращаться в процессе разрешения судебных дел, равно как и специфики их применения.

Закрепленное в ГК РФ правило (п. 3 ст. 1186), касающееся исключения коллизионных норм из круга юридических предписаний, к которым обязан обратиться суд или иной компетентный орган, если международный договор устанавливает "прямое" регулирование соответствующих отношений, обладая в целом безусловно позитивным эффектом, создает и трудности для системы правоприменительных органов России. Отсюда возникает потребность в установлении факта, какие именно международные договоры являются юридически обязательными для Российской Федерации. Это требует для правоприменителя полноты данных в том, что касается не только перечня имеющихся международных соглашений, связывающих Россию, к тому же систематизированных по областям сотрудничества, но и достоверности сведений о вступлении для нее в силу конкретных договоров, а также сделанных оговорок и их правовых последствий. Некоторые органы и ведомства РФ иногда предпринимают в пределах своей компетенции издание соответствующих актов, в которых доводится до сведения информация о действии определенных договоров <*>. Однако подобные акты носят спорадический характер и не образуют юридически обязательной правовой основы для деятельности других государственных органов. -------------------------------- <*> Так, письмом от 16 августа 1995 г. N ОМ-230 Высший Арбитражный Суд РФ сообщил нижестоящим судам Перечень действующих международных договоров, в исполнении которых принимают участие арбитражные суды России: в их числе значатся и международные соглашения, унифицирующие материально - правовые нормы. ГТК РФ уведомил российские органы, организации, юридических и физических лиц о договорах о правовой помощи по гражданским, семейным, уголовным делам и Гаагской конвенции 1961 г. (письмо N 01-13/843 от 19 января 1995 г.).

Следовательно, встает вопрос о создании в государственном масштабе необходимой информационной базы для судов, арбитражных судов, нотариата и иных учреждений и организаций, связанных с применением правовых норм. При этом должен быть соблюден официальный порядок ее формирования и использования, изыскание должных инструментов для придания ей соответствующего статуса. Безусловно, новое регулирование влечет за собой появление не только вопросов собственно юридического, но и юридико - технического характера. Серьезной задачей станет, во-первых, выявление "конкурирующих" друг с другом международных договоров: с одной стороны, многосторонних и двусторонних, содержащих материально - правовые нормы, а с другой - соглашений, включающих в себя либо сочетающих в себе коллизионные и материально - правовые правила. Например, арбитражные суды Российской Федерации к спорам между организациями и лицами стран СНГ, относящимся к внешнеэкономическим, до введения в действие третьей части ГК РФ применяли не Венскую конвенцию о договорах международной купли - продажи товаров 1980 г., а Соглашение "О порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности" от 20 марта 1992 г. <*> -------------------------------- <*> См.: Сборник международных договоров Российской Федерации по оказанию правовой помощи. М., 1996. С. 53 - 57.

Во-вторых, применение международных договоров, в которых сформулированы материальные нормы, тем не менее не исключает полностью постановку коллизионного вопроса. В той мере, в какой он обусловлен необходимостью субсидиарного обращения к национальному праву, будут иметь значение и коллизионные нормы внутригосударственного права, а в некоторых ситуациях и соответствующих международных соглашений. Разумеется, возможности применения предписаний национального права вытекают из содержания положений самого международного договора. Именно в нормах международного соглашения заключен ответ, может ли быть применено национальное право вместо правил международного договора, в каких случаях оно применяется или каков статус норм, имеющихся в международном соглашении, подлежащих применению. В договоре содержатся также и указания на возможные пути восполнения пробелов. Преимущественная функция, которой обладает национальное право, состоит в том, что оно играет роль субсидиарного статута для восполнения пробелов регулирования, сформулированного в международно - правовом соглашении. Например, положения Венской конвенции о договорах международной купли - продажи товаров 1980 г. expressis verbis сформулировали исключения из сферы ее действия. "Обычай, признаваемый в Российской Федерации", составляет третью позицию источников права, которая может быть основанием для отыскания норм, подлежащих применению к гражданско - правовым отношениям с участием иностранных граждан или иностранных юридических лиц либо "осложненным иным иностранным элементом". Это понятие, входящее в число общих положений, также сопряжено с рядом уточнений. Обратим внимание на расхождение, присутствующее в формуле, касающейся обычая, п. 1 ст. 1186 и предшествующего регулирования, а также модели Гражданского кодекса стран СНГ и введенных в действие в некоторых из них актов. Дело в том, что в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., а также, например, в ГК Армении, принятом Национальным Собранием Республики 5 мая 1998 г., основанием отыскания применимого к отношению права назван "признаваемый СССР", "признаваемый Республикой Армения" международный обычай, в то время как третья часть ГК РФ использует иную формулировку: "обычаи, признаваемые в Российской Федерации". О "признаваемых международных обычаях" говорится также и в модели Гражданского кодекса стран СНГ, равно как и в гражданских кодексах Казахстана, Киргизии, Узбекистана. Признание в стране того или иного обычая не означает знака равенства с "признанием государством международного обычая". Если ранее законодатель безусловно имел в виду международно - правовые обычаи, признаваемые Советским Союзом, то сегодня, очевидно, предполагается совсем другое - обычно - правовые правила поведения, не обязательно имеющие международно - правовую природу, но относящиеся к международному гражданскому (торговому) обороту. Более того, отсутствие прилагательного "международный" рядом с термином "обычай" позволяет сделать заключение именно указанного толка. В частности, Торгово - промышленная палата РФ Постановлением Правления N 117-13 от 28 июня 2001 г. обеспечила применение ИНКОТЕРМС-2000 на территории РФ <*>. Тем самым подтверждено признание в Российской Федерации соответствующих правил толкования, относящихся к обычаям делового оборота в определенных областях (торговли), но не признание международно - правового обычая. Другие констатации в свете действующей редакции комментируемой нормы были бы произвольными. Утверждения о том, что такой обычай, чтобы быть источником международного частного права, непременно должен содержать коллизионную норму и быть признанным государством - Российской Федерацией <**>, по всей вероятности, исходят из вывода о квалификации их в качестве обычаев международно - правового характера. Однако это не имеет опоры в формулировках Кодекса и, следовательно, ошибочно. -------------------------------- <*> Подробнее об этом см.: Вилкова Н. Г. Венская конвенция 1980 г. и документы Международной торговой палаты // Венская конвенция ООН 1980 г. о договорах международной купли - продажи товаров. К X-летию ее применения Россией. М., 2001. С. 21. <**> См.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть третья (официальный текст от 26 ноября 2001 года). Постатейный научно - практический комментарий. М.: Агентство (ЗАО) "Библиотечка "Российской газеты", 2001. С. 135.

Другая гипотеза, заключающаяся в том, что выражение "признаваемые в Российской Федерации" означает широкую трактовку и вмещает в себя как международно - правовой обычай, так и обычай делового оборота, также не отличается последовательностью, подрывая завершенность концептуальных основ регламентации, принципы формальной логики. Следует подчеркнуть, что упомянутая нечеткость регулирования в российском ГК есть производное общей неполноты и отсутствия строгости в решении доктриной и практикой проблемы соотношения международного обычая и национального права, начиная с того, что положения Конституции РФ о включенности в российскую правовую систему как международных договоров России, так и общепризнанных принципов и норм международного права, трактуются обычно ограничительно, охватывая, по существу, лишь договорные нормы. При этом обходятся молчанием предписания международно - правовых обычаев, в которых нередко и заключены общепризнанные принципы и нормы международного права. Что же касается обычаев делового оборота, то они, будучи продуктом негосударственного регулирования и коренясь в международной сфере, учитывающей опыт множества веков и стран, могут получить либо санкционирование со стороны государства, либо одобрение самих субъектов частноправовых отношений и действовать в качестве договорных условий. Разумеется, приведенное не исчерпывает всего спектра различных по характеру, сложности и масштабам разрешения средствами законодательной или правоприменительной практики юридических проблем, обусловленных новым правовым регулированием по международному частному праву в России. Заостряя внимание на некоторых из них, нельзя тем не менее не признать наличие в нем позитивного содержания и конструктивной новизны юридических решений, отраженных в акте. Идеи и задачи, стоявшие перед разработкой нового регулирования, обусловили качественно иной уровень концептуальной основы упорядочения частноправовых отношений международного гражданского и хозяйственного оборота. Искомый уровень должен соответствовать, во-первых, современным потребностям разнообразного межгосударственного сотрудничества, а, во-вторых, следовать новейшим тенденциям развития МЧП в мировом масштабе. С введением в силу третьей части ГК в действующем российском праве появились институты, ранее ему абсолютно не известные. Однако анализ положений VI раздела ГК РФ под этим углом зрения явно претендует на самостоятельность в качестве объекта исследования и должен составить предмет другой статьи.

------------------------------------------------------------------

Название документа