Ограничения перехода прав кредитора другим лицам

(Новоселова Л. А.)

(Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2002)

Текст документа

Подготовлен для системы КонсультантПлюс

ОГРАНИЧЕНИЯ ПЕРЕХОДА ПРАВ КРЕДИТОРА ДРУГИМ ЛИЦАМ

Материал подготовлен с использованием правовых актов

по состоянию на 1 декабря 2002 года

Л. А. НОВОСЕЛОВА

Новоселова Людмила Александровна, доктор юридических наук.

1. Общий принцип.

Современный оборот отказался от общего принципа неизменности личного состава обязательства, существовавшего в римском праве. Существующие правопорядки в качестве общего правила допускают перемену лица в обязательстве как на стороне кредитора, так и на стороне должника. В российской юридической литературе XIX века возможность передачи права по обязательству признавали за норму, а невозможность - за исключение, которое должно находить себе оправдание в законе.

Не является исключением и современное российское гражданское право. ГК РФ (п. 1 ст. 382) указывает на принципиальную возможность передачи права (требования), принадлежащего кредитору на основании обязательства, по сделке уступки требования. Исключения из этого правила могут быть установлены только в случаях, предусмотренных законом. Возможность совершения сделок уступки является, таким образом, общим правилом, а случаи запретов представляют исключения; этот подход современного российского законодательства отмечается большинством исследователей.

Эти правила логично сочетаются с общими положениями ГК в том числе с нормами, закрепляющими принцип свободы договора. Основной тенденцией в развитии гражданского права являются включение в оборот все более широкого круга объектов и устранение ограничений в распоряжении субъектами права своим имуществом.

Как уже отмечалось, ст. 128 ГК РФ относит к объектам гражданских прав такие объекты, как имущественные права, в том числе и права требования из обязательства. Согласно п. 1 ст. 129 ГК РФ объекты гражданских прав могут свободно отчуждаться или переходить от одного лица к другому в порядке универсального правопреемства либо иным способом, если они не изъяты из оборота и не ограничены в обороте. При этом виды объектов гражданских прав, нахождение которых в обороте не допускается, должны быть прямо указаны в законе, а виды объектов ограниченно оборотоспособных определяются в порядке, установленном законом.

2. Случаи, когда уступка права требования недопустима в силу закона.

2.1. Высокоперсонифицированные требования. К обязательственным правам, которые не могут переходить другим лицам в порядке уступки, ГК Российской Федерации относит права, неразрывно связанные с личностью кредитора, называя в числе таких прав, в частности, требования об алиментах и о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью (ст. 383). Речь идет о так называемых высокоперсонифицированных требованиях, в которых характер связи кредитора и должника столь тесен, что личный характер отношений "перевешивает", приводя к исключению права в отношении должника из имущественного оборота. "Некоторый личный элемент есть во всяком обязательстве, однако он может быть объективным - когда право признает то или иное обязательство личным..."

Перечень исключаемых из оборота прав не является исчерпывающим. Непосредственно в законе критерии, по которым права требования могут быть признаны непередаваемыми, обозначены самым общим образом - указанием на строго личный характер обязательства. Какие критерии должны приниматься во внимание при выделении требований, исключаемых из оборота?

В качестве одного из общих признаков перечисленных в ГК требований А. М. Эрделевский выделяет их "направленность на получение денежного обеспечения для сохранения или восстановления прежнего жизненного уровня гражданина". На эту же цель направлено и требование о предоставлении пожизненного содержания (ст. 601 ГК), что позволяет отнести их к изъятым из оборота.

К высокоперсонифицированным требованиям Е. А. Крашенинников относит и требование о компенсации морального вреда (ст. 151 ГК РФ). По мнению А. М. Эрделевского, данное требование не связано с неблагоприятными изменениями в имущественном положении гражданина и не направлено на его восстановление, утрата этого права не может создать неблагоприятных последствий для иных лиц, в связи с чем отсутствуют основания для исключения прав на компенсацию морального вреда из оборота. Вряд ли с этим можно согласиться.

Цель восстановления или сохранения имущественного положения физического лица, несомненно, является одним из основных, но далеко не единственным критерием, позволяющим выделить строго личные обязательства. Основным критерием, по нашему мнению, является связь цели установления обязательства с его субъектным составом. О невозможности уступки можно говорить в тех случаях, когда изменение лица на стороне кредитора приводит к результату, существенно отличному от преследуемого при установлении обязательства.

Требование о компенсации морального вреда направлено, как указывает в цитируемой работе А. М. Эрделевский, "на создание у лица положительных эмоций, которые позволили бы полностью или частично погасить воздействие на психику перенесенных ранее эмоций". Вряд ли есть основания полагать, что эта цель достигается при передаче права другому лицу, которое никакого воздействия на психику не переносило.

Как мы видим, примеры исключенных из оборота строго личных требований относятся к сфере некоммерческих отношений; в отношениях торговых, предпринимательских отыскать их затруднительно.

Совершение сделок уступки прав, передаваемость которых законом исключена, не приводит к переходу права. Такие сделки недействительны, и их совершение не создает того правового результата, на который они направлены. Невозможность уступки строго личных прав не может быть устранена посредством получения согласия должника на такую уступку.

2.2. От высокоперсонифицированных прав требования следует отличать права требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника. Уступка таких требований может быть произведена лишь с согласия должника (п. 2 ст. 388 ГК).

К таким требованиям относят, в частности, требования о предоставлении имущества в пользование (ст. 606, п. 1 ст. 626, п. 1 ст. 650, п. 1 ст. 671, п. 1 ст. 689 ГК), требования об оказании личных услуг, например об исполнении поручения (ст. 971), требования комитента к комиссионеру (ст. 990 ГК), аналогичные требования по договору агентирования.

В. А. Белов называет также право требования одаряемого к дарителю об исполнении обещания дарения (п. 2 ст. 572 ГК РФ), Крашенинников Е. А. - требование об исполнении завещательного отказа.

Невозможна без согласия всех участников уступка права требования по договору о совместной деятельности.

Так, при рассмотрении спора о взыскании задолженности по договору о долевом участии в строительстве жилого дома, предъявленной лицом, которому право требования перешло в порядке цессии, кассационная инстанция указала следующее.

Между должником и кредитором был заключен договор о долевом участии в строительстве жилого дома. Суд правомерно пришел к выводу, что договор долевого участия в строительстве является договором простого товарищества, поскольку из его содержания следует, что стороны обязуются соединить свои вклады и совместно действовать без образования юридического лица для достижения цели по строительству жилого дома. Стороны не оспаривают, что указанный договор не прекращен по основаниям, указанным в статье 1050 Гражданского кодекса Российской Федерации, и не расторгнут в установленном законом порядке.

Суд правомерно признал соглашение об уступке права требования ничтожной сделкой в силу ст. 168 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку согласно пункту 2 статьи 388 Гражданского кодекса Российской Федерации не допускается без согласия должника уступка требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника.

Право требования возникло у первоначального кредитора из договора простого товарищества. По договору простого товарищества его участники имеют взаимные права и обязанности, которые сохраняются до тех пор, пока договор действует. По такому договору вклады участников, полученные от совместной деятельности, а также продукция и доходы в соответствии со статьей 1043 Гражданского кодекса являются общей долевой собственностью, владение и пользование которой осуществляется согласно статье 247 Гражданского кодекса Российской Федерации по соглашению всех участников. При ведении общих дел каждый товарищ в соответствии со статей 1044 Гражданского кодекса Российской Федерации вправе действовать от имени всех товарищей, если договором простого товарищества не установлено, что ведение дел осуществляется отдельными участниками совместно всеми участниками договора.

По договору о совместной деятельности личность его участника имеет существенное значение, и уступка требования по нему возможна только в случае, если согласие на уступку предусмотрено договором или последующим соглашением его участников.

Учитывая, что по договору о совместной деятельности личность его участника имеет существенное значение, уступка требования по нему возможна только в случае, если согласие на уступку предусмотрено договором или последующим соглашением его участников. Поскольку в договоре долевого участия в строительстве такое условие отсутствовало и ответчик возражал против уступки права требования, кассационная инстанция оставила без изменения решение суда об отказе в удовлетворении исковых требований.

К требованиям, в которых личность кредитора имеет существенное значение для должника, можно отнести также и требования о выдаче кредита (в том числе и коммерческого), а также требования, вытекающие из договора банковского счета. В то же время необходимо добавить, что в отношениях по банковскому счету возможность уступки права требования клиентом в отношении банка противоречит и нормативным положениям, определяющим порядок осуществления банковских операций.

Нет оснований полагать, что отнесение требований к данной категории зависит только от вида договора, на основании которого возникло уступаемое требование. Во многих случаях для должника значение личности кредитора определяется особенностями его правового статуса и/или характером его участия в правоотношении. Как отмечает Комиссарова Е. Г., связь обязательства с личностью кредитора может обуславливаться субъективными факторами, что зависит от индивидуальности обязательства и личных качеств кредитора и должника.

К примеру, отменяя состоявшиеся по делу решения судебных инстанций, в которых затрагивался вопрос о действительности уступки права требования, вытекающего из договора на поставку, получение и оплату электроэнергии и мощности и оказания услуг на ФОРЭМ, Президиум ВАС РФ исходил из необходимости учета особого характера отношений сторон: целевого характера получаемых первоначальным кредитором средств, предусмотренной договором возможности погашения задолженности посредством внутриотраслевых зачетов, совершения компенсационных сделок и других обстоятельств, указывающих на существенное значение личности кредитора для должника. Необходимо обратить внимание, что кредитор и должник являлись предприятиями одной отрасли и кредитор являлся органом, наделенным рядом административных полномочий в отношении должника.

Как правило, требования об оплате товаров, работ и услуг не относятся к высокоперсонифицированным требованиям, поскольку должнику по денежному обязательству, в принципе, безразлично, кому осуществлять платеж. По мнению Г. Ласка, право на получение денег является типичным примером уступаемого права. "Обязанность должника установлена, и время исполнения не увеличивается оттого, что платеж должен быть произведен не кредитору, а цессионарию. К исполнению любой договорной обязанности примешивается элемент личных отношений. Однако уплата и получение денег предполагают минимум личных связей".

О. С. Иоффе указывал, что должнику решительно все равно, кому производить исполнение - старому или новому кредитору, а если в связи с цессией это потребует дополнительных расходов, они целиком будут отнесены на счет кредитора. Кроме того, должник сохраняет против нового кредитора все возражения, которые он мог бы противопоставить старому кредитору.

Эта позиция находит отражение и в судебно-арбитражной практике. Так, отменяя решение суда, признававшего недействительным договор уступки требования задолженности за выполненные опытно-конструкторские работы, кассационная инстанция указала, что суд ошибочно исходил из того, что предметом договора, по которому уступлено право требования, является выполнение опытно-конструкторских и технологических работ.

Вывод суда о значении личности кредитора в данном случае был признан противоречащим ст. ст. 388, 770 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку уступка права требования не предполагает исполнение истцом обязательств по спорному договору. Кассационная инстанция отметила, что для ответчика по настоящему делу не может иметь значение то обстоятельство, в чей адрес необходимо перечислить денежные средства с целью прекращения своего обязательства по договору.

В другом случае при рассмотрении дела в порядке надзора было установлено, что коммерческий банк уступил другому банку право требования возврата выплаченных на основании кредитных договоров денежных сумм с заемщика.

Апелляционная и кассационная инстанции применили в данном случае пункт 2 статьи 388 Гражданского кодекса Российской Федерации и пришли к выводу о необходимости получения согласия должника на уступку требования, поскольку личность кредитора в данном случае имела существенное значение для должника.

Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации с этим выводом не согласился, указав, что получение согласия должника на уступку требования по обязательству установлено пунктом 2 статьи 388 Гражданского кодекса Российской Федерации в случае, когда личность кредитора имеет существенное значение для должника. По обязательствам, вытекающим из пяти кредитных договоров, личность кредитора для должника значения не имеет.

Ссылки должника на невыполнение первоначальным кредитором обязательств по договору банковского счета о перечислении налоговых платежей не должны приниматься во внимание, так как эти обстоятельства не относятся к личности кредитора.

При исполнении кредитных договоров должник вправе зачесть свое встречное требование к первоначальному должнику в порядке, предусмотренном статьей 412 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку в данном случае срок указанного встречного требования определен моментом востребования.

С учетом этого Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации констатировал, что апелляционная и кассационная инстанции необоснованно применили к правоотношениям сторон норму пункта 2 статьи 388 Гражданского кодекса Российской Федерации.

В целом ряде случаев суды признавали, что личность кредитора имеет в конкретном случае существенное значение для должника, основываясь на условиях договора о конфиденциальном характере отношений. Так, при рассмотрении спора о взыскании задолженности по договору подряда по иску лица, к которому права перешли в порядке уступки права требования, суд, учитывая раздел договора о конфиденциальности его условий, сделал вывод о том, что характер отношений сторон по договору указывает на значение личности кредитора для должника. Однако однозначно во всех случаях трактовать условие о конфиденциальности как условие, определяющее значение личности кредитора для должника, вряд ли есть основания. Для обоснованности такого вывода следует учитывать характер отношений сторон по договору, особенности их правового положения и целый ряд иных факторов.

Доказывать особый характер отношений, исключающий возможность уступки, должна сторона, ссылающаяся на это обстоятельство. К примеру, арбитражный суд отказал в иске о признании недействительным договора уступки права требования возврата займа, полученного истцом от цедента. В исковом заявлении ставился вопрос о нарушении требований п. 2 ст. 388 ГК, поскольку истец (заемщик) с учетом назначения платежа и условий обязательства по договору займа не доказал существенного значения личности кредитора для должника. Кассационная инстанция оставила решение без изменения, указав, что истец должен был представить суду доказательства наличия между ним и ответчиком особых правоотношений, связанных или возникших на основе договора целевого займа, которые бы свидетельствовали о существенном значении для истца личности кредитора.

Как отмечает, основываясь на подходах, содержащихся в немецкой правовой доктрине, Е. А. Крашенинников, уступаемость требования, при котором личность кредитора имеет существенное значение для должника, исключается лишь в интересах последнего. Поэтому, если должник одобрил уступку такого требования, она должна рассматриваться как допустимая.

Именно такое решение закреплено и в действующем российском законодательстве: п. 2 ст. 388 ГК допускает уступку подобных требований при наличии согласия должника.

Исходя из целей данной нормы и учитывая отсутствие в ней каких-либо условий, ограничивающих право должника одобрить совершенную уступку, можно сделать вывод, что должник вправе одобрить совершенную первоначальным кредитором сделку в любое время. Такое согласие может быть дано предварительно, например, путем указания на такую возможность при заключении первоначального договора, либо отдельным актом; как непосредственно при совершении соглашения об уступке, так и после совершения такого соглашения.

При этом для сферы коммерческого оборота вряд ли правильно судить о наличии согласия должника только на основании письменных документов, содержащих непосредственное указание о признании им совершенной сделки. Вполне достаточным для целого ряда ситуаций является факт одобрения сделок уступки, которое может быть выражено в различной форме, в том числе и путем сознательного и добровольного исполнения новому кредитору на основании уведомления об уступке.

В правоприменительной практике в некоторых случаях даже при одобрении должником в последующем совершенной между цедентом и цессионарием сделки о передаче права ее считают недействительной, указывая, что согласие должника не может исцелить ничтожную сделку. Однако в рассматриваемых случаях такой ход рассуждений неверен. Недействительность уступки, совершенной без согласия должника, означает, что до получения такого согласия перехода права не происходит, право сохраняется за первоначальным кредитором. Согласие должника приводит уступку в действие; с момента получения такого согласия уступка, по нашему мнению, должна признаваться действительной.

2.3. Закон может относить к неуступаемым и иные требования. Так, п. 2 ст. 880 ГК Российской Федерации исключает возможность передачи (а следовательно, и уступки прав) по именному чеку.

Запрет на совершение уступки ГК часто устанавливается в диспозитивной норме. Ограничения, таким образом, существуют в качестве общего правила, которое может быть изменено по воле сторон. Так, статья 829 ГК запрещает уступку финансовым агентом требований, которые были им приобретены в порядке уступки от клиента, добавляя, что иное может быть предусмотрено договором о финансировании. Равным образом и в отношениях по банковской гарантии принадлежащие бенефициару требования к гаранту не могут быть переданы другому лицу, если в гарантии не предусмотрено иное (ст. 372 ГК).

В целом ряде случаев права требования не исключаются из оборота, ограничивается лишь круг лиц, которым они могут принадлежать (ограниченно оборотоспособные права). С такими ограничениями мы встречаемся, например, в отношениях по договору ренты. Исходя из положений п. 2 ст. 589 ГК, требования из договора постоянной ренты могут быть уступлены только гражданам, а также некоммерческим организациям, если это не противоречит закону и соответствует целям их деятельности.

Статья 135 Транспортного устава железных дорог РФ (Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 2-ФЗ) устанавливает, что право на предъявление к железной дороге претензии, возникшей в связи с осуществлением перевозок груза или грузобагажа, либо иска имеют:

грузополучатель или грузоотправитель в случае утраты груза, грузобагажа;

грузополучатель или грузоотправитель в случае недостачи, повреждения (порчи) груза, грузобагажа;

грузополучатель или грузоотправитель в случае просрочки доставки груза, грузобагажа;

грузополучатель или грузоотправитель в случае задержки выдачи груза, грузобагажа.

Предусматривается, что грузоотправитель и грузополучатель могут передать свои права на предъявление претензий и исков иным юридическим, физическим лицам посредством надлежащего оформления договора поручения или доверенности.

Данное положение дало основание для вывода о том, что возможность перехода прав требования к железным дорогам, возникающих в связи с осуществлением перевозки груза, иным лицам исключена. Такие права могут принадлежать только грузоотправителю и грузополучателю.

Недопустимость передачи права на предъявление претензий и исков прямо вытекает из приведенных выше положений закона. Вместе с тем данная статья оставляет открытым вопрос о возможности уступки этих прав в том случае, когда право на предъявление иска уже реализовано и имеется состоявшееся решение суда об удовлетворении требования кредитора. Кроме того, автоматическое приравнивание права на обращение исков и права требования по обязательству требует дополнительного обоснования, которое не дается в публикациях и судебных решениях, в которых обсуждается содержание данной нормы.

Уступка прав требования из обязательств заемщика по возврату полученного кредита некредитным организациям. В судебной практике отмечаются различные подходы к определению возможности уступки банком или иной кредитной организацией принадлежащего им права требовать от заемщика возврата выданной на основании кредитного договора суммы, если требование уступается организации, не имеющей лицензии на осуществление деятельности по кредитованию. По целому ряду дел суды признавали недействительными такие уступки прав, аргументируя это тем, что в силу п. 1 ст. 819 ГК в качестве кредитора по кредитному договору указаны банки или иные кредитные организации. Специальные требования к субъектному составу рассматриваемых договоров рассматриваются, таким образом, как препятствие для уступки прав лицам, не отвечающим предусмотренным в законе требованиям.

Нередко приводится и еще один аргумент: подобные сделки нарушают интересы вкладчиков, поскольку банки "раздают" свои активы, лишая тем самым вкладчиков возможности удовлетворить свои требования. Как пишут О. А. Наумов и В. Л. Слесарев, обосновывая эту практику, "законодательство содержит ряд положений, обеспечивающих стабильность кредитных отношений, к числу которых относится и установление особого статуса кредитной организации. И если банки уступают не являющимся кредитными организациями третьим лицам права требования возврата средств, переданных должнику по кредитному договору, то выстроенный законодателем "баланс интересов" может нарушиться".

Слабость подобного аргумента очевидна. Наличие возможности отчуждения прав в отношении заемщиков при обычном ходе хозяйственной деятельности никак не колеблет интересы вкладчиков или иных кредиторов банка, поскольку осуществляется, как правило, за соответствующее встречное вознаграждение и чаще всего именно в целях улучшения ситуации с активами. Как пострадают интересы клиентов, если банк для целей удовлетворения текущих требований денежных вкладчиков уступит третьему лицу права требования к заемщикам, срок исполнения по которым еще не наступил?

Совершенно не ясно, почему "баланс интересов" нарушается лишь в случае уступки требований из кредитных договоров и только при уступке некредитным организациям. Интересы кредиторов банка равным образом могут быть затронуты и при уступке прав другой кредитной организации (практика так называемого "слива активов" в другие банки слишком хорошо известна), и при уступке прав из других договоров, где банк выступает кредитором (например, купли-продажи ценных бумаг, депозиты в других банках и т. д.).

Провозглашенные цели рассматриваемым запретом уступки прав не достигаются, что делает их бессмысленными, мало того, такие запреты негативно сказываются на состоянии хозяйственной деятельности. Подобный запрет создает значительные и ничем не оправданные трудности в работе кредитных учреждений из-за нестабильности и рискованности ситуации на рынке денежных требований. Понесенные и возможные убытки банков перелагаются на клиентов, в том числе посредством установления завышенных процентных ставок за кредит.

Современное российское законодательство не содержит норм, прямо запрещающих или ограничивающих возможность передачи кредитором права требования к заемщику по кредитному договору.

Требования к субъектному составу имеют значение в момент заключения кредитного договора. Основным отличием кредитного договора от договора займа является наличие у кредитора в кредитном договоре обязанности предоставить денежные средства. Принятие на себя специфических финансовых рисков, связанных с обещанием предоставить денежные средства, - прерогатива специальных субъектов (банков или иных кредитных организаций). В публикациях, посвященных анализу рассматриваемой практики, отмечается, что наличие специальной правосубъектности имеет значение лишь при заключении кредитного договора для исполнения обязательства по выдаче кредита заемщику банком.

Обязательства заемщика по возврату денежных средств, полученных на основании договора о кредите, принципиально не отличаются от любых других денежных обязательств, например возникших из займа.

Личность кредитора для займодавца (независимо от того, получил ли он средства по договору займа или кредита), как в большинстве денежных обязательств, не имеет значения.

В результате анализа правового регулирования отношений, возникающих на основании кредитного договора, можно утверждать об отсутствии препятствий для уступки права требования в отношении заемщика кредитором третьим лицам, в том числе и не обладающим лицензией на осуществление кредитных операций. Такой вывод поддерживается в большинстве современных публикаций, посвященных данной проблеме.

Л. Чеговадзе, в частности, указывает, что "законной будет сделка уступки права требования, принадлежащего банку по кредитному договору, любой другой коммерческой фирме, не имеющей лицензии на проведение банковских операций, поскольку получение денежных средств от должника - операция не банковская, а общегражданская".

Выводы, сделанные в ходе дискуссии, привели к существенной корректировке судебной практики. О. М. Свириденко приводит весьма показательный пример.

Истец обратился в арбитражный суд с иском о признании недействительной сделки уступки права требования, ссылаясь на то, что у организации, приобретшей это право, нет банковской лицензии. Решением суда в иске было отказано. При этом суд, руководствуясь п. 2 ст. 308, п. 1 ст. 382 ГК РФ, сделал вывод о том, что путем уступки права требования осуществляется перемена лиц в обязательстве, а не сторон в кредитном договоре, в связи с чем для осуществления и реализации права требования исполнения встречного денежного обязательства (долга), вытекающего из указанного договора, наличия у лица, к которому переходят права по цессии, специальной правосубъектности не требуется. Апелляционная и кассационная инстанции поддержали решение суда первой инстанции. Принесенный по данному делу протест был отклонен.

Приведем и другой пример. При рассмотрении спора суд признал ничтожным договор уступки требования о возврате задолженности по кредитному договору, сославшись на его несоответствие требованиям статьи 388 Гражданского кодекса Российской Федерации, предусматривающей наличие согласия должника на уступку по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника.

Кассационная инстанция, отменяя решение, указала, что вывод о значимости личности кредитора для должника не подтверждается материалами дела, поскольку в соответствии с договором к истцу перешло только право требования задолженности. При этом обязательства банка, то есть стороны сделки, которая должна обладать специальной правосубъектностью, на момент уступки были исполнены в полном объеме. Срок пользования кредитом к моменту заключения кредитного договора истек. Из смысла статьи 425 Гражданского кодекса Российской Федерации вытекает, что условие кредитного договора о действии его до полного исполнения сторонами обязательств не имеет самостоятельного правового значения, поскольку в договоре определен срок исполнения обязательства и у стороны возникает право требования к другой стороне по истечении срока исполнения обязательства.

Вывод суда о том, что новый кредитор (истец), становясь на место прежнего кредитора, по кредитному договору (банка) приобретает все права и обязанности кредитора, в том числе и право на получение сведений, составляющих банковскую тайну заемщика (ответчика), и отсутствие у нового кредитора обязанности сохранить ее, тем самым ограничивая права должника, является ошибочным, поскольку по договору уступки требования новому кредитору (истцу) передано лишь право требования задолженности. Коммерческая тайна юридического лица сохраняется в силу закона (ст. 139 Гражданского кодекса Российской Федерации).

Кроме того, действующее законодательство не регулирует условий предоставления кредита и не содержит запрета на возможность кредитора осуществлять контроль за использованием полученных средств. Указанное право не является прерогативой кредитных организаций. На момент вступления нового кредитора в отношения с ответчиком у кредитора имеется только одно право - истребование задолженности, поскольку все остальные права ко времени, когда обязательства ответчика по возврату кредита и уплаты процентов должны быть исполнены, потеряли актуальность для кредитора.

Вывод суда о ничтожности сделки по уступке требования в силу нарушения специального субъектного состава участников кредитного договора также является ошибочным, поскольку новый кредитор вступает в кредитный договор после исполнения первоначальным кредитором действий, требующих лицензирования. Новый кредитор должен получить средства, выданные надлежащей стороной кредитного договора, и действия по истребованию суммы долга не требуют специального разрешения.

3. Договорные запреты и ограничения уступки.

На основании п. 1 ст. 388 ГК РФ уступка требования кредитором другому лицу не допускается, если такая уступка противоречит договору. В данном случае речь идет о договоре между кредитором и должником. Запрет устанавливается либо непосредственно в договоре между должником и первоначальным кредитором, на котором основаны являющиеся предметом соглашения права, либо позднее, в самостоятельном соглашении. Помимо прямого запрета, применяются и условия, ограничивающие уступку, например о необходимости получения кредитором обязательного предварительного согласия должника на передачу права.

Условия, запрещающие уступку либо ограничивающие ее, чаще всего включаются в договоры для того, чтобы исключить свободный оборот этих прав требования и устранить риски, связанные с их переходом лицу, не являющемуся стороной по первоначальному договору.

Отрицательные последствия изменений (в том числе и неоднократных) обязательства на стороне кредитора могут быть связаны с необходимостью для должника контролировать осуществляемые уступки, так как при упущении должником факта получения уведомления он может быть вынужден в некоторых случаях платить дважды. При перемене кредитора для должника в некоторых случаях затруднительно использовать против нового кредитора все средства правовой защиты, которые он имел в отношении первоначального кредитора.

Юридические последствия таких оговорок различно оцениваются в разных правовых системах. В одних правовых системах уступки, совершенные в нарушение таких оговорок, в целом действительны, в других - они действительны лишь в отношениях между первоначальным кредитором-цедентом и цессионарием, а в некоторых правовых системах они, как правило, недействительны.

Российское гражданское право, следуя за немецким, последствием обхода договорного запрета считает недействительность общегражданской уступки - право в результате такой сделки новому кредитору не переходит. Иные последствия наступают при обходе договорного запрета при уступке права финансовому агенту.

"В тех случаях, в которых необходимо согласие должника на уступку права по обязательству, без этого согласия право для цессионария не приобретается; но тогда оно не прекращается для цедента. Так что если должник устранит требование цессионария, ссылаясь на отсутствие своего согласия и признавая поэтому уступку недействительной, то все-таки он не может устранить требование самого цедента".

Приводит ли к недействительности уступки передача права правообладателем, получившим право требования в результате сделки уступки, если в соглашении об уступке содержался запрет либо ограничение на дальнейшую передачу права? Нередко на практике заключение сделок о дальнейших уступках в обход такого договорного ограничения рассматривается как нарушение требований пункта 1 статьи 388 ГК РФ, приводящее к недействительности уступки (т. е. право новому кредитору не переходит). Такой вывод является спорным. Представляется, что такое нарушение, по общему правилу, следует рассматривать как нарушение договора между первоначальным и последующим кредиторами, влекущее ответственность стороны, нарушившей договор перед своим контрагентом. Но действительность последующих цессий такое ограничение не затрагивает. При ином подходе извращается смысл положений п. 1 ст. 388 ГК, направленных на защиту прав должника. Признание недействительными уступок, совершенных с нарушением условий, о которых в обычной ситуации должник не может знать, делает его положение крайне неопределенным.

Необоснованным представляется и применение норм статьи 174 ГК РФ о возможности оспаривания совершенных новым кредитором сделок дальнейших уступок в обход ограничений, содержащихся в договоре с первоначальным кредитором, на основании которого было приобретено право требования. Данный договор не является договором, определяющим объем полномочий нового кредитора, в силу чего приведенные выше нормы не дают оснований для удовлетворения иска первоначального кредитора о признании второго соглашения о цессии, совершенного его правопреемником, недействительным. Должник, не являясь стороной в сделке между первоначальным и новым кредиторами, в принципе лишен возможности требовать признания ее недействительной по указанным выше основаниям, так как он не является лицом, в интересах которого ограничения установлены.

На практике нередко договоры включают условия, нарушение которых может привести к ограничению уступки, к примеру, о конфиденциальности соглашения, т. е. о неразглашении данных об известных сторонам договора обстоятельствах третьим лицам. Оценка такого рода условий с точки зрения допустимости уступки должна производиться с учетом действительной воли сторон. Существенное значение имеет и характер договорных отношений между сторонами. Тем не менее, учитывая общий принцип допустимости уступки, при отсутствии четко выраженного намерения сторон исключить возможность уступки нет оснований рассматривать условие о конфиденциальности в качестве запрета уступки права, нарушение которого влечет недействительность сделки цессии.

Поскольку условие о запрете или ограничении уступки включается в договор чаще всего должником для обеспечения своих интересов, должник может и устранить такое препятствие, согласившись на уступку права. Если такое согласие дается предварительно, это обстоятельство свидетельствует об изменении ранее существовавшего договора в части, запрещающей уступку, и, соответственно, уступка будет действительна. Более сложной является ситуация, когда должник соглашается с уступкой после ее совершения в обход договорного условия. Такая уступка, по нашему мнению, должна признаваться действительной (т. е. порождающей правовые последствия в виде перехода права) только с момента получения согласия должника. Требование совершения новой сделки цессии после устранения договорного препятствия представляется излишне формальным и практически бессмысленным.

Если должник дает свое согласие на уступку права другому лицу, это не означает, что новый кредитор вправе в дальнейшем уступать права без согласия должника. Учитывая назначение рассматриваемого института, согласие должника требуется и на все последующие уступки.

В тех случаях, когда должник не давал согласия на уступку, но лицо, определенное в качестве цессионария, совершает действия по дальнейшей передаче права, получая при этом согласие должника, более правильным представляется считать, что, одобряя последующую уступку, должник одновременно одобряет и ранее совершенные сделки по передаче права требования.

4. От случаев, когда недействительна сама распорядительная сделка уступки права требования, следует отличать ситуации, связанные с недействительностью сделок, лежащих в основании уступки. Одна из таких ситуаций, связанная с анализом соотношения договора дарения и сделки уступки права требования, уже рассматривалась.

Договор или сделка, лежащие в основании совершенной уступки требования, оцениваются по общим правилам, и к ним без каких-либо изъятий применимы общие нормы ГК о недействительности сделок, а также положения других законодательных актов, устанавливающих основания недействительности, например законодательства о банкротстве, акционерного законодательства и т. д.

Так, на основании ст. 78 и 156 Федерального закона о банкротстве недействительны сделки потенциального банкрота, совершенные во вред своим кредиторам. В силу своего общего характера данный запрет в равной степени применим как к договорам, предметом которых являются вещи, работы и услуги, так и к договорам, предметом которых являются имущественные права, в том числе и права требования по обязательству.

Данный запрет применим к любым сделкам потенциального банкрота, на основании которых он передает другим лицам права требования к своим должникам. Собственно сделку уступки как распорядительную весьма затруднительно квалифицировать как причиняющую или не причиняющую ущерб кредиторам банкрота, поскольку в самой этой сделке нет ничего, кроме акта передачи. Для установления состава недействительности необходим анализ тех соглашений, которые лежали в основании уступки. Именно анализ этих соглашений может позволить определить, есть ли основания для применения приведенных выше положений закона.

Такого же рода ситуация возникает и при применении статей 78 и 79 Закона об акционерных обществах. В одном из обзоров судебной практики приводится следующий пример.

Закрытое акционерное общество обратилось в арбитражный суд с иском о признании недействительным договора об уступке права (требования), возникшего у общества в связи с выполнением работ по договору подряда, стоимость которых не была оплачена заказчиком. Сумма требования превышала 25 процентов балансовой стоимости активов общества, однако решение о заключении договора принималось единолично генеральным директором. Организация, в пользу которой была осуществлена уступка требования, возражала против иска, ссылаясь на то, что данный договор не подпадает под действие статьи 79 Закона об акционерных обществах.

Арбитражный суд удовлетворил иск общества. Суды апелляционной и кассационной инстанций оставили решение без изменения, признав данный договор сделкой по отчуждению активов общества на сумму, превышающую 50 процентов их балансовой стоимости (сумма сделки составляла 70 процентов балансовой стоимости активов), в силу чего для его заключения необходимо было решение общего собрания акционеров, принятое большинством в три четверти голосов.

Не затрагивая правомерности оценки стоимости отчуждаемых прав как равной сумме требования, обратим внимание на смешение в приведенном решении сделки уступки права и требования и договора, на основании которого производится отчуждение. Поскольку в отношении договора-основания уступки приведенные выше нормы Закона об акционерных обществах применимы, смешение казалось бы извинительным. Однако при оценке договора-основания необходимо также принимать во внимание, совершалась ли сделка в рамках обычной хозяйственной деятельности или нет. По обстоятельствам дела такой договор может являться обычным для конкретного акционерного общества. Например, деятельность финансовой компании может быть связана с постоянным осуществлением сделок по приобретению и отчуждению прав требования из обязательств.

Оценка с этой точки зрения собственно сделки уступки (в отрыве от основания) приводит к тому, что подобные сделки всегда будут рассматриваться как совершаемые вне рамок обычной хозяйственной практики, поскольку без анализа оснований передачи права сам акт передачи (в силу его абстрактного характера) невозможно связать с характером хозяйственной деятельности общества. Вследствие смешения сделок уступки и лежащих в их основании договоров в целом ряде случаев нормы Закона об акционерных обществах могут быть применены неправильно, в противоречии с их целями.

Еще один пример, подтверждающий необходимость четкого определения предмета оценки при рассмотрении требований о признании недействительной сделки. По ряду дел были признаны недействительными договоры об уступке чековым инвестиционным фондом прав на денежные средства третьему лицу, поскольку такой договор не является инвестиционной сделкой. Поскольку, согласно пункту 25 Положения о специализированных фондах приватизации, аккумулирующих приватизационные чеки граждан, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 07.10.92 N 1186, чековый фонд не имеет права заключать сделки, не связанные с инвестиционной деятельностью, указанные договоры расценены как ничтожные.

Между тем для определения характера осуществляемой фондом деятельности необходимо оценивать не сами сделки уступки, а те договоры, которые определяют цель передачи права. Без такого анализа в принципе невозможно делать выводы о выходе за пределы специальной правоспособности. Вполне возможна ситуация, когда права как ликвидный актив передаются (уступаются) третьему лицу именно для целей инвестирования. Сделки по передаче прав требования могут быть совершены и в рамках повседневной собственной хозяйственной деятельности фонда, например для целей погашения долга, возникшего из договора купли-продажи канцелярских принадлежностей (отступное), и т. д. Отсутствие оценки договора, направленного на отчуждение права, лишает обоснованности содержащийся в судебном акте вывод.

Название документа