Злые языки - страшнее пистолета. Проблемы судебной защиты чести, достоинства, деловой репутации и права граждан на невмешательство в их личную жизнь нуждаются в скорейшем законодательном разрешении

(Колоколов Н. А.)

("Арбитражный и гражданский процесс", N 2, 2002)

Текст документа

ЗЛЫЕ ЯЗЫКИ - СТРАШНЕЕ ПИСТОЛЕТА.

ПРОБЛЕМЫ СУДЕБНОЙ ЗАЩИТЫ ЧЕСТИ, ДОСТОИНСТВА,

ДЕЛОВОЙ РЕПУТАЦИИ И ПРАВА ГРАЖДАН НА НЕВМЕШАТЕЛЬСТВО

В ИХ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ НУЖДАЮТСЯ В СКОРЕЙШЕМ

ЗАКОНОДАТЕЛЬНОМ РАЗРЕШЕНИИ

Н. А. КОЛОКОЛОВ

Н. А. Колоколов, судья Курского областного суда, кандидат юридических наук.

В силу ч. 4 ст. 29 Конституции РФ каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Более того, в Российской Федерации существует свобода массовой информации, а цензура запрещена (ч. 5 ст. 29 Конституции РФ). Если и дальше последовательно вчитываться в российские нормативные акты, регламентирующее права журналиста, порядок функционирования средств массовой информации (СМИ), то можно сделать однозначный вывод: отечественный законодатель на всех уровнях последовательно пытается привести их в соответствие с нормами международного права, общепризнанными мировыми стандартами.

Однако не будем забывать, что идея, овладев умами масс, приобретает материальную и часто разрушительную силу, а поэтому из блага превращается в страшное зло, так как бесконтрольное использование информации может нанести непоправимый урон репутации лица, государственной безопасности, общественному порядку, нравственности населения.

Поэтому в ч. 3 ст. 19 Международного Пакта о гражданских и политических правах, принятого и открытого для подписания, ратификации и присоединения резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1966 г. (вступил в силу 23 марта 1976 года), не случайно подчеркивается, что использование права на свободное выражение своего мнения налагает на распространителя сведений особые обязанности и особую ответственность. В этой связи международным сообществом признано, что неизбежны некоторые ограничения, которые, однако, по мнению ООН, в каждом государстве должны быть обязательно установлены местным законом.

Приведенные положения общепризнанны и практически никем из серьезных правоведов и практиков никогда не оспаривались. Тем не менее, нетрудно догадаться, что процитированные выше законодательные установления носят взаимоисключающий характер. Ибо, с одной стороны, речь идет о ничем не неограниченном расширении права личности на свободу слова и на получение информации, а с другой стороны - о сужении этого права до некоторых устанавливаемых в законе пределов.

Надо ли при этом читателю напоминать, что формулируемые время от времени законодательными органами ограничения не в состоянии охватить всей полноты общественных отношений. Кроме того, они непостоянны, конъюнктурны и, как многое другое, порожденное человеком, несовершенны.

Именно непостоянство и несовершенство этих ограничений, а также наличие у распространителей сведений желания (по различным причинам) преодолеть барьеры общепринятой цензуры, а то и просто их проигнорировать, неизбежно приводят к социальным конфликтам, которые иногда разрастаются до уровня информационных войн. Многие из подобных споров становятся предметом судебного исследования и находят свое разрешение в актах правосудия.

Проблемы диффамации, или, как у нас принято говорить, посягательства на личную жизнь, честь, достоинство и деловую репутацию, для отечественного судопроизводства дело все еще новое, поскольку в течение семидесяти лет КПСС принадлежало монопольное право на дозирование сведений для народа. На все, что выходило за рамки официальной пропаганды, было наложено жесткое табу. За любое неосторожное и с виду нейтральное слово многие легко попадали в разряд "антисоветчиков". В свою очередь правящая государственно-партийная олигархия в выборе выражений, когда нужно было "заклеймить позором буржуазных наймитов и двурушников", как правило, не стеснялась. Раздавить морально политического и социального врага почиталось за честь в деле борьбы с идеологическими противниками.

Клевета и оскорбление на бытовом уровне долгое время большим пороком также не считались. Да и иначе быть не могло в обществе, в котором публично разбирались анонимки, поощрялось доносительство, а нецензурной бранью щеголяли руководители самого высокого ранга. "Кто не с нами, тот против нас, интеллигенция - всего лишь прослойка". Вот слова, олицетворяющие одну из социообразующих идей той эпохи.

Давно известно, что о культуре распространения информации можно говорить только в демократическом обществе. Поэтому неудивительно, что перемены в анализируемой нами области права и правоприменения начались в России с исключения анонимок из перечня носителей информации, подлежащей рассмотрению государственными органами. Если кто-то с чем-то не согласен, выходи на "ристалище с открытым забралом".

Последнее десятилетие ознаменовалось бурным ростом количества споров о защите чести, достоинства и деловой репутации. Однако отсутствие традиций в разрешении дел данной категории сразу же вылилось в противоречивость судебной практики. В определенной мере проблемы рассмотрения дел о диффамации осложнены и несовершенством законодательства.

Дело в том, что ответственность за диффамацию в России возможна в гражданском, административном и уголовном порядке. Так, в силу ст. 152 ГК РФ гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство и деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Правила данной статьи соответственно применяются к защите деловой репутации и юридического лица.

В случае, когда действия лица, распространившего порочащие другое лицо сведения, содержат признаки преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 129 УК РФ "Клевета" или ст. 130 УК РФ "Оскорбление", потерпевший вправе обратиться в суд с заявлением о привлечении виновного к уголовной ответственности. Причем вынесение приговора по уголовному делу не исключает возможности предъявления иска о защите чести и достоинства в порядке гражданского судопроизводства.

Как видим, лицо, подвергшееся, например, оскорблению, наделено правом как бы двойной сатисфакции. Право выбора за потерпевшим. Если же говорить о ч. 2 ст. 129 УК РФ, то речь заходит о возникновении публичного интереса, ибо клевета, содержащаяся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении и средствах массовой информации, наказуема без учета позиции потерпевшей стороны.

Действующий УК РФ предусматривает и особо квалифицированную клевету, это когда распространение заведомо ложных сведений соединено с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. В данном случае виновный может быть осужден к лишению свободы на срок до трех лет.

Существуют и иные уголовно наказуемые формы клеветы. Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, в связи с рассмотрением дел или материалов в суде (ч. 1 ст. 298 УК РФ). Клевета в отношении прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя в связи с производством предварительного расследования либо исполнения приговора, решения суда или иного судебного акта (ч. 2 ст. 298). Деяния, предусмотренные частями первой или второй ст. 298 УК РФ, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, наказываются лишением свободы на срок до четырех лет. Дела данной категории имеют особую общественную значимость и подсудны судам уровня субъекта Федерации.

Сразу скажем, что дел данной категории немного, а реально осужденных к лишению свободы итого меньше. Например, в Курской области за все время существования данного закона осужден только один человек. Да и то от отбытия наказания он освобожден по амнистии. И проблема здесь, пожалуй, не столько в том, что в отношении судей, прокуроров и следователей не клевещут. Явление это у нас, к сожалению, довольно распространенное. Просто работники правоохранительной сферы и судьи клеветнические выпады против них рассматривают как неизбежные издержки своей профессии. На большинство подобных клеветников обычно все смотрят снисходительно. Они либо не совсем психически здоровы, либо неправильно ориентированы в правовом и социальном отношении.

Поэтому осужденный по ч. 3 ст. 298 УК РФ Курянин Г. скорее исключение, чем правило. Он, человек с высшим образованием, сознательно сделал все, чтобы из недовольного вступившим в законную силу решением превратиться в злостного распространителя заведомо ложной информации. Его выходки прокуратуре показались столь серьезными, что он в ожидании суда некоторое время даже находился под стражей.

Крайне редко у нас наступает уголовная ответственность и за оскорбление (ст. 130 УК РФ). Также, по нашему закону, безнаказанно можно оскорблять участников судебного разбирательства (ч. 1 ст. 297 УК РФ), судью, заседателя или иное лицо, участвующее в отправлении правосудия (ч. 2 ст. 297 УК РФ). Максимум, что грозит виновному, - два года исправительных работ. Еще либеральнее относится законодатель к оскорблению представителя власти. В данном случае он ограничился исправительными работами на срок от 6 месяцев до одного года (ст. 319 УК РФ).

Да и само уголовно-правовое понятие "оскорбление" в отечественной юриспруденции тоже весьма далеко от совершенства. Оно как бы напрочь оторвано от нашей культуры. Ведь в подавляющем большинстве случаев оскорбление в России сводится к нецензурной брани, причем в общественном месте. Поэтому в целях простоты, неотвратимости наказания и экономии процессуального времени умудренные житейским опытом начальники милиций хитроумные дела частного обвинения заменяют стремительным производством по правилам КоАП РСФСР, ведь нецензурная брань в общественном месте у нас - это не что иное, как мелкое хулиганство (ст. 158 КоАП РСФСР). За пару бранных словечек в России крайне легко получить наказание в виде административного ареста. И наказанному спорить тут бесполезно. Пока дело дойдет до кассации, срок наказания закончится.

Поэтому, когда на практике нецензурную брань пытаются квалифицировать как оскорбление, у судей справедливо возникает вопрос, а по каким критериям им следует разграничить в данном случае виды ответственности. По смыслу ст. 14 УК РФ, наверное, речь должна идти о степени общественной опасности содеянного. Однако в сфере наших человеческих отношений базовые понятия тяжести преступления, особенно если это касается клеветы и оскорбления, настолько невыразительны даже на морально-этическом уровне, что отдать предпочтение какой-либо конкретной норме крайне трудно. Следует учесть, что это дела частного обвинения и потерпевший волен сам определять, какое нецензурное слово опасно для общества, а какое нет, что клевета, а что извращенная форма восхваления, ибо сам факт подачи жалобы пострадавшим теперь есть не что иное, как начало судебного разбирательства. При таких обстоятельствах поднять уровень судимости за "клевету" и "оскорбление" начальникам милиции и мировым судьям (ч. 1 ст. 129, ст. 130 УК РФ - их исключительная подсудность) проще простого.

Теперь вдумайтесь, что получится, если подобная практика и на самом деле из административной перекочует в уголовную: все "сударушки у подъездов" и "матершинники" немедленно превратятся в ранее судимых, а мировые судьи увязнут в выяснении обстоятельств: когда, где, у кого и какое бранное слово "проскочило" в разговоре, произнес его виновный по привычке "для связи слов в предложении" или с целью оскорбления "чьей-то матери", а равно, что стоит за "перемыванием косточек у соседей".

По этим же причинам крайне редки и разбирательства об оскорблении, клевете и в порядке гражданского судопроизводства. Основной массив дел о диффамации составляют иски о защите чести и достоинства к средствам массовой информации. Во-первых, в данном случае ложь или оскорбление материализованы в СМИ, и в тех же органах можно добиваться опубликования опровержения или извинения. Во-вторых, по закону с последних, а для многих истцов это тоже немаловажно, можно взыскать так называемый моральный вред.

Среди дел анализируемой категории стремительно растет число споров о вмешательстве в чужую личную жизнь. Например, в журнале появляется фото плачущего мальчика. Снимок сделан на высокохудожественном уровне. Родителям, как говорится, только бы радоваться, что их чадо попало на страницы печати. В будущем будет что вспомнить. Однако их иск категоричен: слезы нашего ребенка - внутреннее дело семьи. Обладатель длиннофокусного объектива проник в нее против нашей воли, запечатлел далеко не лучший момент жизни сына. Пусть теперь компенсирует нам моральный вред. Ниже шестизначное число. Благо, подобные иски пошлиной не облагаются.

Или еще пример. Кто из девушек в свое время не мечтал попасть на страницы журнала. Ничего плохого в этом нет. Женщина хочет быть красивой и хочет, чтобы все это видели. Но ничего не бывает без последствий.

Т. позировала знакомому фоторепортеру Г. Порыв юности, не более того. Спустя годы один из снимков был опубликован в местной газете "МГ". На фото ничего предосудительного: девушка на фоне зарешеченного окна. Рядом заголовок к статье, суть содержания которой: новый УК строже, любимого ждать дольше. У Т., к этому времени преподавателя, на работе спросили, что все это значит, и почему она позорит школу? Результат - как и в случае с мальчиком: иск в суд и попытка взыскать "кругленькую" сумму с редакции.

Чтобы читатель уяснил логику подобных притязаний, приведем еще один характерный пример. Балерина регионального театра принимает участие в конкурсе "Мисс очарование", проходившем в Туле. В перерыве присаживается покурить на подоконник. За этим занятием ее и запечатлел один из папараци. С ее согласия, между прочим!

Позже снимок появился в местной газете в качестве иллюстрации к статье о том, что конкурсантки, судя по всему, скромностью не страдают. "Мисс очарование" не замедлила подать иск в суд, в котором потребовала опровергнуть клеветнические измышления, так как она, на самом деле, оказывается, не курит. Про компенсацию морального вреда, я думаю, в подобных случаях и упоминать не стоит. Ни много, ни мало имело место вторжение в частную жизнь победительницы конкурса...

Последовательность изложения примеров автором выбрана не случайно. Внимательный читатель, наверное, уже заметил, что многими уже активно эксплуатируется такая известная прежде только узким специалистам категория, как "частная жизнь". А также то, что право на нее трактуется гражданами весьма своеобразно. И корыстный мотив при обращении в суд "обиженных" играет далеко не последнюю роль.

Не надо удивляться, значительное число исков о защите права на частную жизнь продиктовано отнюдь не желанием ее сохранения в тайне, а попыткой "отмыться" от правды, а то и просто заработать. Не зная своих прав, граждане идут в суды защищать даже то, что им и не принадлежит, или то, что они сознательно выставили на всеобщее обозрение.

Читатель, наверное, еще больше удивится, когда узнает, суть предмета доказывания по этим делам не ведома и многим судьям. Не случайно иск "Мисс очарования" районным судом был удовлетворен в полном объеме. Решение вступило в законную силу, поскольку и кассационная инстанция сочла возможным опровергнуть факт курения на подоконнике. И только при рассмотрении дела в надзорном порядке президиум суда субъекта федерации осознал, что суд первой инстанции, как минимум, вышел за пределы исковых требований, так как истица просила опровергнуть факт курения, а он по собственной инициативе защищал ее частную жизнь.

В данной статье автор намеренно не затрагивает скандалы, связанные с вторжением в частную жизнь некоторых высокопоставленных чиновников нашего государства, ибо очевидно, что чем выше поднимается "слуга народа", тем прозрачнее должна быть его биография.

В решениях Европейского Суда по правам человека неизменно подчеркивается та "особая роль", которую играет пресса в правовом государстве. Расширенные привилегии (так же, как и особые гарантии) ей необходимы для выполнения двойной роли СМИ: "поставщика информации и общественного стража". Поскольку пресса не должна преступать границы, определенные в ст. 10 ЕКПЧ (Европейской конвенции по защите прав человека, подписанной в Риме 4 ноября 1950 года), ее долг заключается в распространении информации и идей, представляющих общественный интерес. Поэтому Европейский Суд категорически отверг заявление о том, что "задача прессы - только давать информацию, а интерпретировать ее должен читатель". Отказ журналисту в праве на критику - "ущемление свободы самовыражения".

В деле Кастелласа Европейский Суд прибавил еще один аспект защиты политических выступлений. Не только критика политиков и правительства должна пользоваться особой защитой, дополнительная защита нужна также критическим высказываниям выборных представителей, особенно членов оппозиции.

Это же касается и судопроизводства. По мнению Европейского Суда, "гласность процессов, во-первых, содействует защите сторон от необъективности судей, а во-вторых, суды должны учитывать заинтересованность общественности в получении информации". От себя добавлю: гласность - это и форма защиты суда. Если я чувствую, что дело получит определенный общественный резонанс, в печати возможно появление кривотолков, то я стараюсь вести его при максимально возможном стечении народа и представителей СМИ. Согласен, что в таком режиме работать сложнее, однако, в случае строгого следования нормам процесса, никто не посмеет потом упрекнуть суд в необъективности, а председательствующего в предвзятости.

Общепризнанно, суды не могут функционировать в вакууме. И хотя они являются форумом для решения споров, это не означает, что нельзя обсуждать спорные вопросы где-либо еще, будь это специализированный журнал, СМИ или просто общество. Главное, чтобы при этом не преступались границы, установленные законом в интересах правосудия. Решение суда должно быть понятно не только узкому кругу юристов-профессионалов, но и самым широким слоям населения. В противном случае возможно отторжение судебных решений народом, падение авторитета судебной власти.

В заключение остановимся на произволе, который порой позволяют себе некоторые средства массовой информации. Сразу подчеркнем, что обычно это связано с приближением к очередным выборам. С точки зрения редакций, здесь допустима любая интрига. Например, если у губернатора маленький домик, то в популярной местной газете публикуется фото пяти коттеджей, и читателю предлагается самому догадаться, в котором из них живет их избранник. Этим при отсутствии действительно негативной информации исполнитель заказа на "критику" политического противника пытается если уж не опозорить последнего, то хотя бы бросить на него тень сомнения. Часто на основании подобных публикаций возникают иски о защите чести, достоинства. Судьи должны рассматривать, хотя основная задача интриганов от масс-медиа всего лишь держать в напряжении политического противника. Если судья готов к подобного рода развитию событий, то он быстро сориентируется в замыслах ответчика и так сможет организовать процесс, чтобы тайное тут же стало явным. Практика показывает, что в таком случае дела о диффамации быстро идут на прекращение. Кстати, по статистике таков удел большинства из них.

Будем надеяться, что непримиримость постепенно уйдет в прошлое. Конечно, многие вопросы, связанные с защитой интересов личности без нарушения права на информацию, можно было бы решать легче, если бы отечественному законодателю удалось унифицировать законодательство об ответственности за диффамацию, а судам не отставать в обобщении судебной практики.

Название документа