Гражданско-правовой институт перемены лиц в обязательстве и формирование рынка долговых обязательств

(Шичанин А., Гривков О.) ("Законодательство и экономика", N 7, 2000) Текст документа

ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ ИНСТИТУТ ПЕРЕМЕНЫ ЛИЦ В ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕ И ФОРМИРОВАНИЕ РЫНКА ДОЛГОВЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

А. ШИЧАНИН, О. ГРИВКОВ

А. Шичанин, кандидат юридических наук.

О. Гривков.

Наглядной иллюстрацией отставания механизма правового регулирования от развития общественных отношений, экономического состояния общества является правоприменительная практика функционирования норм гражданско-правового института перемены лиц в обязательстве. Развитие данного гражданско-правового института самым тесным образом связано с созданием в России цивилизованного рынка долговых обязательств, который, по мнению специалистов, является (наряду с инвестициями) мощным катализатором необходимых стране социально-экономических преобразований. Но при этом стоит отметить, что характерная для современной экономики высокая оборотоспособность всех сегментов экономики (и рынок долговых обязательств здесь не исключение) должна быть сопряжена с высокой ответственностью игроков на этом рынке. И в этом смысле регулятивная роль права заключается в создании надежного механизма, способствующего, во-первых, устранению препятствий в развитии рынка долговых обязательств и, во-вторых, - защите прав и интересов всех заинтересованных лиц. Через эту призму попытаемся проанализировать некоторые проблемы, связанные с функционированием на практике института перемены лиц в обязательстве. Одной из таких проблем, которые не остались незамеченными авторами научных публикаций, является вопрос о субъектном составе лиц, которые могут принимать участие в сделке по передаче прав требования по отдельным сделкам. В самом деле, важность в определении субъектов правоотношений, связанных с переходом прав и обязанностей к другим лицам, вытекает уже из самого названия гл. 24 ГК РФ - "Перемена лиц в обязательстве". Насколько удачно это название, будет сказано отдельно. Рассматриваемый вопрос приобретает особую актуальность при передаче прав требования по договорам, кредитор в которых имеет специальную правоспособность (что обычно также сопряжено с наличием у такого кредитора соответствующей лицензии на осуществление той или иной деятельности: банковской, строительной, медицинской, страховой и т. п.). Авторами научных исследований на эту тему высказываются различные позиции. Представляет интерес позиция А. Дубинчина, который, анализируя цессию по кредитному договору, утверждает, что "кредитор может уступить свое право требования возврата кредита и процентов за пользование им не только кредитной организации, но и лицу, не обладающему таким статусом: во-первых, ГК ограничивает лишь круг лиц, правомочных выдавать кредиты, а не получающих их обратно, а во-вторых, согласно п. 1 ст. 388 ГК уступка требования кредитором другому лицу допускается, если она не противоречит закону или иным правовым актам. Законодательство подобных запретов в части кредитного договора не содержит" <*>. -------------------------------- <*> Дубинчин А. Некоторые аспекты правового регулирования заемно-кредитных отношений в современных условиях // Хозяйство и право. 1998. N 2.

Полагаем, что аргументы А. Дубинчина весьма спорны и не только не основаны на нормах банковского законодательства и соответствующих норм ГК РФ, регулирующих кредитный договор, но и не отвечают смыслу и задачам контроля государства за отдельными (лицензируемыми) видами деятельности. В соответствии со ст. 5 Федерального закона "О банках и банковской деятельности в РФ" размещение средств, привлеченных кредитной организацией, отнесено к банковским операциям и осуществляется банком от своего имени и за свой счет. В соответствии со ст. 13 этого же Закона осуществление банковских операций возможно лишь при наличии соответствующего разрешения Банка России - лицензии. Как правило, в целях получения максимальной прибыли банк активно размещает денежные средства, привлеченные от вкладчиков, клиентов, других банков. В свою очередь, размещение денег осуществляется в основном в виде заключения с заемщиками кредитных договоров. Но, на наш взгляд, размещение денег в кредиты должно предполагать не только выдачу кредитов (как считает А. Дубинчин), но и своевременный возврат заемных средств банку. Тем более что в Законе прямо указано: размещение денежных средств осуществляется банком от своего имени. А это исключает участие в данном процессе небанковских организаций в качестве кредиторов. В развитие этой мысли в качестве разновидности размещения банком денежных средств законодатель неслучайно выделяет кредитный договор как самостоятельный вид договора, существенным элементом которого является именно субъектный состав правоотношения. В соответствии со ст. 819 ГК РФ кредитором может быть только банк или иная кредитная организация. Данное обстоятельство тем более очевидно применительно к кредиту, выданному в иностранной валюте, так как передача прав требования банка по валютному кредиту лицу, не имеющему соответствующей лицензии Банка России на совершение подобной операции, будет рассматриваться не только как выход за пределы специальной правоспособности, но и как нарушение законодательства о валютном регулировании и валютном контроле. Утверждение, что главное для банка - выдача кредита, а не его возврат с процентами, противоречило бы здравому смыслу и интересам клиентов банка, доверившим ему свои денежные средства. Это очевидно, поскольку львиную долю прибыли банков составляют проценты по кредитам, они же служат в основном источником для выплаты вкладчикам банка процентов по вкладам. Но прибыль банка зависит как от своевременной и полной уплаты процентов, так и от своевременного и полного (по возможности) возврата кредита. Только при таких условиях банк может на долговременной основе гарантировать возврат вкладов и других привлеченных средств клиентам. Банковское законодательство по своему смыслу и содержанию должно быть нацелено на выполнение задачи создания надежной банковской системы. Поэтому неслучайно, что банковское законодательство рассматривает привлечение и размещение денежных средств банками в качестве взаимосвязанных подлицензионных видов деятельности. На поддержание оптимального соотношения между привлечением и размещением банком собственных и привлеченных средств направлена система обязательных нормативов, обязательного резервирования коммерческими банками денежных средств, ответственности коммерческих банков за нарушение законодательства о банковском контроле, вплоть до отзыва лицензии. В этой связи представляется, что "поставленная на поток" передача банком прав требования по кредитным договорам лицу, не имеющему лицензии на осуществление банковской деятельности, не соответствует закону, так как фактически выводит эти кредитные правоотношения из сферы банковского контроля, что рано или поздно приведет к нарушению прав и законных интересов клиентов банка. Это тем более становится очевидным в случае, когда цессия по кредитным договорам сопровождается безвозмездной передачей прав лицам, не являющимися кредитными организациями. В таком случае, если считать цессию правомерной, это значит согласиться с легальным каналом для присвоения привлеченных банком средств в руки сомнительных лиц, которые за то не будут нести никакой ответственности. Данное обстоятельство усугубляется недостаточной урегулированностью в законодательстве правоотношений по поводу цессии: вопрос о выработке условий соглашения почти целиком возлагается на стороны (цедента и цессионария). В законодательстве прямо не предписано, что соглашение по передаче прав требования по возмездным сделкам (таким, как кредитный договор) также должно носить возмездный характер. А это дает возможность сторонам цессии для обхода норм, запрещающих дарение в отношениях между коммерческими организациями (ст. 575 ГК РФ). Хотя в п. 3 ст. 576 ГК РФ и установлено, что дарение принадлежащего дарителю права требования к третьему лицу осуществляется с соблюдением правил, регулирующих уступку требований, из этого не следует, что цессия по кредиту должна быть непременно возмездной. Кроме того, из-за отсутствия должного законодательного регулирования отношений по цессии возможна передача прав по кредитному договору за символическую плату, например за копейку при кредите в размере 1 млрд. рублей. Это уже позволяет считать цессию возмездной. Данные пробелы осложняют признание недействительными отдельных соглашений цессии, которые нарушают права третьих лиц. А в условиях нестабильности российской банковской системы, частых злоупотреблений со стороны банкиров такие пробелы законодательства могут быть использованы для передачи прав по кредитным договорам фирмам - однодневкам, криминальным структурам, специализирующихся на "выбивании долгов", которые приобретают права на дебиторскую задолженность банка и в то же время не обязаны отвечать перед кредиторами самого банка. Возможны и другие варианты недобросовестного поведения банков при использовании конструкции уступки требований. Так, Президиум ВАС РФ в Постановлении от 20 августа 1996 г. N 1512/96 при рассмотрении конкретного дела установил нарушение коммерческим банком налогового законодательства. Судом было установлено, что банк использовал для приоритетного получения денежных средств договоры на уступку заемщиками дебиторской задолженности своих контрагентов за полученные последними товары. Это свидетельствует об искусственном создании ситуации с отсутствием денег на расчетных счетах, предназначенных для зачисления выручки юридических лиц от их хозяйственной деятельности. В данном случае сделки по уступке прав, заключаемые банком и заемщиками, являлись недействительными как противоречащие закону. Думается, вышеизложенные доводы можно распространить, помимо банковской, и на другие подлицензионные виды деятельности. Ведь государство, выдавая лицензию на осуществление той или иной деятельности, предполагает, что юридическое лицо будет прежде всего осуществлять эту деятельность самостоятельно и нести ответственность за исполнение обязательств перед своими контрагентами (в том числе под страхом отзыва лицензии). Как показано выше, "делегирование" прав другим лицам, не имеющим соответствующую лицензию, далеко не всегда безразлично государству. Поэтому, возможно, более предпочтителен такой вариант, при котором требования по отдельным видам обязательств (например по кредитным договорам) продавались на специализированном рынке долговых обязательств (в данном случае - межбанковском рынке долгов). Полагаем, что данная мысль вполне согласуется со смыслом установления законодателем специальной правоспособности для некоторых видов юридических лиц и, как следствие, законодательного запрета при осуществлении отдельных видов деятельности (банковской, страховой и т. д.) на осуществление других видов деятельности (торговой, производственной). В связи с данным обстоятельством представляется целесообразным внести изменения в ст. 383 ГК РФ для того, чтобы более четко определить запрет на переход требования по обязательствам, в которых кредитор должен иметь специальную правоспособность или лицензию, к лицу, не обладающему таким статусом. Другой актуальной проблемой является возможность передачи части прав первоначального кредитора новому (или даже нескольким новым кредиторам). Иными словами, из содержания ст. 384 ГК РФ следует то, что в соглашении о цессии цедент и цессионарий могут договориться о передаче части прав по конкретному обязательству. Обращает на себя внимание то, что эта норма диспозитивная: она позволяет сторонам установить в договоре между собой иной порядок, нежели переход права по обязательству в полном объеме. Но остаются некоторые вопросы, имеющие практическое значение, но не находящие однозначного ответа при анализе ст. 384: - в каком договоре можно установить иной порядок по сравнению с нормой ст. 384 ГК РФ: в соглашении о цессии или в договоре, содержащем основное требование и заключенном между должником и первоначальным кредитором; - означает ли возможность передачи части прав по основному обязательству то, что на стороне кредитора будут оба кредитора (первоначальный и новый, в соответствующих частях); - однозначно ли по цессии должна происходить полная и на все сто процентов размера обязательства перемена лиц на стороне кредитора, исключающая их, так сказать, сосуществование (однозначно и буквально ли это следует из названия главы 24 ГК РФ); - если возможна частичная передача прав по цессии, то каким образом будет осуществляться передача первоначальным кредитором части своих требований по сделке другому лицу (или нескольким лицам в соответствующих частях). Ведь остается проблема передачи первоначальным кредитором новому кредитору (или новым кредиторам) документов, удостоверяющих право требования по конкретной сделке в соответствии со ст. 385 ГК РФ. Но этот последний вопрос в основном технического характера. Названные вопросы имеют прикладное значение, так как на практике нередки случаи, когда уступка права производится только на взыскание определенной части долга. А это, по мнению сторон таких сделок, означает, что остается на стороне кредитора и первоначальный, и новый кредитор. В арбитражной практике, как правило, находит отражение мнение о невозможности передачи по цессии части требования (тем более части требований по отношениям, носящим длящийся характер, таких, как водоснабжение, электроснабжение и т. п.). Так, в Постановлениях Президиума ВАС РФ от 25 ноября 1997 г. N 2233/97, от 25 марта 1997 г. N 5464/96 и от 10 сентября 1996 г. N 1617/96 сделан вывод о том, что "согласно параграфу 1 главы 24 Гражданского кодекса РФ уступка требования предполагает безусловную замену лица в обязательстве". Президиум ВАС РФ использует также понятие "выбытие из первоначального обязательства", подразумевая, что при цессии должен оставаться только один кредитор. Если этого не происходит, уступка требования признается судом либо "несостоявшейся", либо неправомерной. К сожалению, подобная позиция арбитражных судов тормозит нормальный гражданский оборот, поскольку создает искусственные барьеры для участников рынка долговых обязательств. Такое положение сложилось из-за того, что данные выводы Пленума ВАС РФ основаны не на детальном и содержательном анализе норм ГК РФ, регулирующих соглашение об уступке требования, а исключительно на неправильном понимании наименования параграфа 1 главы 24 ГК РФ. Между тем даже из самого названия этого параграфа "Переход прав кредитора к другому лицу" вовсе логически не следует вывод о непременном переходе прав кредитора в полном объеме как условии действительности цессии. Представляется, что, напротив, нормы ГК РФ, регулирующие цессию, максимально диспозитивны. Тем более непонятно, зачем судам делать подобные выводы. Кроме того, в ст. 321 ГК РФ, опровергающей доводы арбитражной практики, допускается наличие вполне правомерных обязательств, в которых участвуют несколько кредиторов, каждый из которых имеет право требовать исполнения в равной доли с другими, если условиями обязательства не предусмотрено иное. Но поскольку в соответствии со ст. 382 ГК РФ по общему правилу не требуется согласия должника, то нет оснований утверждать, что интересы должника ущемляются при частичной передаче прав по обязательству (имущественное положение должника от этого никак не ухудшается). Единственное, что должны сделать кредиторы, так это уведомить должника, в какой части он должен исполнять обязательство каждому из кредиторов. Единственным "физическим" препятствием для частичной цессии может являться невозможность передачи части права на неделимую вещь или на неделимое обязательство. В этом смысле трудно не согласиться с мнением Л. А. Новоселовой, которая утверждает, что, "когда обязательство является делимым в силу особенностей предмета обязательства (вещи, определяемые родовыми признаками, денежные суммы), возможна уступка права требования на часть долга, если иное не вытекает из закона, иных правовых актов или договора, на основании которого возникли уступаемые права. Первоначальный кредитор, передав права требования уплаты долга в определенной части новому кредитору, сам лишается права в этой части требовать исполнения от должника, т. е. в этой части сам выбывает из обязательства, заменяется новым кредитором" <*>. -------------------------------- <*> Новоселова Л. Изменение лиц в обязательстве (некоторые теоретические и практические аспекты) (теория и практика) // Законодательство. 1997. N 6.

Еще одним важным вопросом, имеющим практическое значение, является возможность цессии после удовлетворения судом иска (требования) первоначального кредитора и вступления решения в законную силу. Этот вопрос в арбитражной практике решен положительно, как того требует нормальное развитие гражданского оборота и рынка долговых обязательств. Так, в Постановлении Президиума ВАС РФ от 7 апреля 1998 г. N 4095/97 было рассмотрено конкретное дело и установлено, что решением суда первой инстанции был удовлетворен иск АООТ "Уфаоргсинтез". После вступления решения в законную силу и выдачи истцу исполнительного листа истец заявил в арбитражный суд ходатайство о замене взыскателя по указанному исполнительному листу. Данное ходатайство было основано на договоре цессии, заключенном истцом с "Юридическим центром "Практика". Суд первой инстанции своим определением произвел процессуальное правопреемство, так того просил истец. Но федеральный арбитражный суд Поволжского округа отменил указанное определение суда первой инстанции. На определение окружного арбитражного суда был принесен протест первого заместителя Председателя ВАС РФ. Президиум, удовлетворяя протест, сделал вывод о том, что исполнение судебных актов представляет собой стадию процесса и на нее распространяются общие нормы АПК РФ, в том числе ст. 40 АПК РФ о процессуальном правопреемстве. В соответствии с указанной статьей в случаях выбытия одной из сторон в спорном правоотношении (в данном случае уступка требования) суд производит замену этой стороны ее правопреемником, указывая об этом в определении. Правопреемство возможно на любой стадии арбитражного процесса. Поэтому вывод суда кассационной инстанции о том, что арбитражный процесс считается завершенным после принятия решения и выдачи исполнительного листа, является ошибочным. Касаясь темы защиты прав кредиторов при перемене лиц в обязательстве, следует отметить, что законодатель в ст. 390 ГК РФ установил важное правило, согласно которому первоначальный кредитор, уступивший требование, отвечает перед новым кредитором за действительность передаваемого права. Из этого правила следует вывод об ответственности первоначального кредитора перед новым в форме возмещения убытков в случае, если переданное по возмездной цессии требование окажется или будет признано компетентным органом недействительным по любому из возможных гражданско-правовых оснований. Причем передача требования по недействительной сделке - одно из таких оснований. Очевидно, другим из таких оснований для применения мер ответственности в виде возмещения потерпевшей стороне ущерба является умышленная и недобросовестная передача (продажа) одних и тех же требований последовательно нескольким кредиторам таким образом, что для первого нового кредитора переданные требования действительные, а для второго и последующих новых кредиторов требования окажутся недействительными. Полагаем, что критерием при применении к первоначальному кредитору мер ответственности на основании ст. ст. 15, 390 ГК РФ является передача первоначальным кредитором новому кредитору такого права, которое новый кредитор "купил", но не может осуществить. Так, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ при рассмотрении одного дела установил, что отделение Екатеринбургского банка уступило право требования по кредитному договору фирме А. Но ранее это же требование было передано "Средуралбанку". Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ сделал вывод о том, что, поскольку первоначальный кредитор на момент передачи фирме А. этими требованиями не обладал, сделка об уступке требования является ничтожной в силу ст. 168 ГК РФ <*>. В данном деле у фирмы А. появилось право на возмещение ущерба, причиненного недействительностью передаваемого требования, в судебном порядке, но только при условии возмездности цессии. -------------------------------- <*> Вестник ВАС РФ. 1997. N 5. С. 97 - 98.

В арбитражной практике находит свое отражение понимание необходимости в повышенной защите интересов нового кредитора именно по возмездной цессии. Так, в п. 10 Обзора практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении <*>, Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ разъяснил, что, если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор вправе истребовать исполненное должником от прежнего кредитора как неосновательно полученное. Суд сделал совершенно правильный вывод о том, что "п. 3 ст. 382 ГК РФ устанавливает правило, обеспечивающее защиту интересов должника, запрещая предъявление к нему повторного требования новым кредитором. Возложение на нового кредитора риска последствий ненаправления должнику письменного уведомления не означает освобождения прежнего кредитора от обязанности передать новому кредитору неосновательно полученное". -------------------------------- <*> Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49.

По-видимому, по мере развития рынка долговых обязательств острота и значимость защиты прав новых кредиторов в обязательствах будут все более возрастать. Даже сейчас очевидно, что наличие в законодательстве соответствующей нормы не всегда гарантирует соблюдение интересов нового кредитора по причине тотального неисполнения судебных решений. К сожалению, на данном этапе развития рыночной экономики в России зачастую более важным являются законодательно установленные превентивные меры, направленные на воспрепятствование недобросовестной деятельности первоначальных кредиторов, по сравнению с мерами, направленными на возмещение цессионариям ущерба, причиненного такой недобросовестной деятельностью. Полагаем, что в этой связи может быть полезным создание механизма регистрации возмездных соглашений цессии с целью исключить продажу цедентом права (требования) по одному и тому же обязательству нескольким цессионариям по аналогии с применяемой в настоящее время регистрацией сделок по передаче прав по именным ценным бумагам. Законодателю предстоит определить виды имущественных прав, передача которых по соглашению о цессии должна регистрироваться, а также механизм такой регистрации. Необязательно регистрацией должны заниматься государственные органы. Например, регистрацией перехода прав на именные ценные бумаги занимаются регистраторы различных форм собственности. Кроме того, возможна та или иная форма биржевой регистрации сделок. В этой связи хотелось бы отметить, что конструкция нормы п. 2 ст. 389 ГК РФ не вполне удачна. Данная норма предусматривает только государственную регистрацию. Недостаток этой нормы становится понятным на примере регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним и при сравнении этой нормы с конструкцией нормы п. 2 ст. 131 ГК РФ, в которой, в отличие от п. 2 ст. 389 ГК РФ, наряду с государственной регистрацией предусматривается специальная регистрация или учет отдельных видов недвижимого имущества. Кроме того, в п. 2 ст. 389 ГК РФ упоминается только регистрация уступки требования по сделке, требующей государственной регистрации. Применительно к той же недвижимости регистрации будет подлежать уступка требования по договорам купли-продажи, мены, дарения и т. п. готового объекта недвижимости. "За скобками" остаются некоторые сделки, которые желательно регистрировать, но этого не делается. Прежде всего, имеются в виду так называемые сделки об инвестировании (о совместной деятельности) долевого строительства жилых помещений, довольно распространенные на практике. К сожалению, подобные сделки, которые содержат в себе элементы конструкции перемены лиц в обязательстве, зачастую нигде не регистрируются, и законодательство этого не требует (ст. 131 ГК РФ подразумевает регистрацию вещных прав на недвижимое имущество, а цессия по сделке на еще не построенную недвижимость касается только обязательственных прав). Это позволяет отдельным недобросовестным фирмам обманывать граждан (новых кредиторов), продавая один и тот же объект недвижимости нескольким покупателям. Как показывает практика, в силу несовершенства законодательства в этом вопросе отстоять свои интересы в суде обманутым инвесторам бывает весьма сложно. Вполне отдаем себе отчет в том, что дополнение перечня видов цессии, подлежащих регистрации, может привести к некоторому снижению оборотоспособности требований, потенциально привлекательных для участников рынка. Но в то же время такая регистрация в большей степени, чем сейчас, будет защищать цессионариев, которые заинтересованы в получении действительного, а не мнимого права по цессии.

Название документа