Тенденции развития института "юридические лица" в российском гражданском законодательстве. Проблемы поиска баланса интересов юридического лица, его участников и кредиторов

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ИНСТИТУТА "ЮРИДИЧЕСКИЕ ЛИЦА" В РОССИЙСКОМ ГРАЖДАНСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ. ПРОБЛЕМЫ ПОИСКА БАЛАНСА ИНТЕРЕСОВ ЮРИДИЧЕСКОГО ЛИЦА, ЕГО УЧАСТНИКОВ И КРЕДИТОРОВ

А. В. ШИЧАНИН, О. Д. ГРИВКОВ

На первый взгляд существует стройная система норм, составляющих институт юридического лица. Однако более детальный анализ выявляет, что законодатель исходил из принципа предоставления предприятиям максимальной свободы для развития хозяйственной деятельности, игнорируя при этом фундаментальное правило: свобода должна быть сопряжена с ответственностью. В результате в России сложилась ситуация, когда закон в первую очередь ограждает коммерсантов - должников, а кредиторы таких юридических лиц, которые нередко являются потребителями их услуг, остаются не защищены. К тому же и у предпринимателей появляется большой соблазн прикрывать свою противоправную деятельность тем или иным "бизнесом", нередко путем создания множества фирм - однодневок или переброски активов с одной структуры на другую, уходя от реального исполнения судебных решений. Можно привести многочисленные примеры, показывающие, чем оборачивается подобный дефицит правового регулирования. Одним из серьезных последствий такого положения вещей может стать полная дискредитация рыночной экономики в России в глазах россиян и мирового сообщества. Давно назрела социальная потребность в законодательном закреплении усиления имущественной ответственности предпринимателей перед обществом, перед потребителями их услуг. Представляется, что решение этого вопроса лежит в нормативном установлении надежного механизма, обеспечивающего баланс интересов юридических лиц, их кредиторов и учредителей. В этой связи хотелось акцентировать внимание на ряде проблем, возникающих при функционировании института юридических лиц. Прежде всего законодателю стоило бы подумать над тем, чтобы усилить личную ответственность учредителей (участников) юридических лиц, занимающихся оказанием услуг физическим лицам (потребителям). При существующем положении вещей узаконена безнаказанность учредителей юридических лиц перед потребителями. Взять хотя бы туристический бизнес. Немало россиян, пользующихся туристическими услугами, могут рассказать достоверные истории об обмане и недобросовестном поведении той или иной фирмы. Учредителям таких фирм ничего не стоит, обманув одних потребителей, изменить вывеску (поменять наименование или организационно - правовую форму) и продолжать обманывать других граждан. При этом потребителям остается только уповать на совесть руководителей таких фирм, а не на закон. Одной из достаточно радикальных, но необходимых мер в направлении усиления личной ответственности учредителей юридических лиц, занятых в сфере оказания услуг потребителям (физическим лицам), может явиться законодательное установление возможности учреждать такие фирмы только в организационно - правовой форме полного товарищества. Данное правило необходимо распространить хотя бы на мелкие и средние фирмы. Согласно ст. 69 ГК РФ это позволит ввести неограниченную личную ответственность участников по долгам фирмы, что в некоторой степени обеспечивает страховку от возможных недобросовестных действий по отношению к кредиторам и создает для кредиторов дополнительные реальные гарантии исполнения обязательств фирмы. Возможно, со временем начнут действовать другие (преимущественно экономические, морально - психологические) факторы, влияющие на надлежащее исполнение должниками своих обязательств, такие, как деловая репутация, конкуренция и т. п. Пока же в этом процессе могут сыграть позитивную роль также и чисто административные (запретительные) нормы. Одной из серьезных проблем остается наличие пробелов и неточностей в законодательстве. Так, в ст. 50 ГК определено: юридические лица могут быть коммерческими и некоммерческими. Однако в п. 3 этой статьи предусмотрено, что некоммерческие организации могут осуществлять предпринимательскую деятельность, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы (уставных целей и задач), и соответствующую этим целям. Определить, когда извлечение прибыли является основной задачей организации, а когда это служит достижению уставных целей в реальном хозяйственном обороте, очень сложно. Поэтому под вывеской некоммерческих организаций подчас осуществляется предпринимательская деятельность, преследующая единственную цель - извлечение прибыли. При этом прибыль нетрудно скрыть от обязательных платежей в бюджет с помощью различных налоговых и таможенных льгот, получаемых в свою очередь за счет прикрытия организационной структурой и формой некоммерческой организации. На практике это не раз приводило к тому, что благотворительные фонды и религиозные организации, используя различные льготы, занимались в большей степени беспошлинным провозом алкоголя и сигарет, чем своими уставными задачами. Кроме того, конструкция ст. 50 ГК страдает и логическим противоречием: цель - извлечение прибыли, выступающая в качестве разделения организаций на коммерческие и некоммерческие, размывается в п. 3 этой статьи, согласно которому некоммерческие организации все же могут осуществлять предпринимательскую деятельность. На наш взгляд, было бы целесообразно жестко ограничить право некоммерческих организаций заниматься предпринимательской деятельностью. В этих целях указать в законе четкий и исчерпывающий перечень видов предпринимательской деятельности, которыми некоммерческие организации не вправе заниматься. Данное законодательное ограничение способствовало бы: - сосредоточению внимания некоммерческих организаций на достижении своих уставных целей, а не на участии в рискованных финансовых проектах; - недопущению создания юридических лиц, которые под ширмой некоммерческой организации занимаются исключительно предпринимательской деятельностью, порой в ущерб своим благородным уставным целям; - более действенному контролю со стороны государства за обоснованностью предоставления налоговых и таможенных льгот отдельным категориям некоммерческих организаций. Еще одна из проблем, связанных с ответственностью коммерческих организаций, - проблема их правоспособности. Как известно, большинство российских коммерческих организаций в силу ст. 49 ГК имеет общую правоспособность. Такая "диверсификация" в видах деятельности способствует проявлению безответственности руководителей юридического лица как при его создании, так и при осуществлении коммерческой деятельности. Безусловно, закон не должен искусственно сужать спектр предпринимательской деятельности; но он призван обусловливать характер такой деятельности, способствуя превращению ее в профессиональную и отвечающую социальным потребностям, а не конъюнктурным устремлениям. Правило "собственность обязывает" должно стать основополагающим принципом предпринимательской деятельности. Планируя свою деятельность и заботясь о своей деловой репутации, учредители должны четко представлять себе, каким определенным видом деятельности они будут заниматься, какими ресурсами и навыками они для этого обладают. Большее количество видов предпринимательской деятельности должно лицензироваться государством. При этом лицензирование должно ограничивать произвол чиновников, а не превращаться в содержательно выхолощенную процедуру, воспринимаемую одними как надуманные трудности, а другими - как повод для взяточничества. По отдельным видам деятельности, существенно затрагивающим интересы населения (жизнь, здоровье, благосостояние и социальную защищенность людей), следует ужесточить квалификационные требования к руководителям создаваемых и существующих организаций путем введения института государственной аттестации (согласования) руководящих лиц, в том числе коммерческих организаций. В настоящее время это правило распространяется лишь на немногие виды предпринимательской деятельности. Например, назначение руководителей коммерческих банков подлежит согласованию с Центробанком. Это лишний раз доказывает, что государство вправе и должно принимать некоторые превентивные меры против проникновения случайных людей в бизнес. Следует создать механизм запрещения повторно занимать ответственные посты скомпрометировавшим себя руководителям. В немалой степени этому может способствовать система лицензирования предприятий и аттестации руководителей. Закон должен заставлять предпринимателей заботиться о своей деловой репутации. Руководители предприятия, а также его крупные учредители, владеющие более чем 20 процентами долей (акций), приведшие предприятие к банкротству или совершившие уголовно - наказуемые деяния, не должны допускаться к управлению любыми другими предприятиями и организациями, быть учредителями юридических лиц любых организационно - правовых форм, кроме случаев, связанных с приобретением акций открытых акционерных обществ. Конечно, наивно полагать, будто подобные правовые конструкции, усиление принципа специальной правоспособности, ужесточение порядка лицензирования станут панацеей от всех юридических и финансово - экономических проблем. Но формирующая роль права и смысл активного государственного вмешательства в экономику и должны состоять в создании оптимальных правил игры, стимулирующих субъектов предпринимательской деятельности к надлежащему поведению на правовом поле, а порой (и нередко) - подавлять мошенничество и коррупцию. Важной задачей при создании системы юридических гарантий эффективного функционирования различных организационно - правовых форм должно стать требование об увеличении уставного капитала юридического лица. Сейчас законодательство располагает комплексом мер по правовому регулированию формирования, критериев оценки и размера уставного капитала в основном в отношении банков и страховых организаций. Однако весьма актуальна и проблема адекватной защиты контрагентов и потребителей услуг предприятий, занимающихся другими видами деятельности, путем создания системы законодательных требований, предъявляемых к характеру формирования и размеру уставного капитала предприятий, призванного обеспечивать законные требования кредиторов. Так, в ст. 90 ГК РФ определено, что уставный капитал определяет минимальный размер имущества общества, гарантирующего интересы его кредиторов. В Законах "Об акционерных обществах" и "Об обществах с ограниченной ответственностью" минимальный размер уставного капитала ООО и ЗАО определен в 100 минимальных размерах оплаты труда, что составляет чуть больше 8300 рублей. Совершенно непонятно, каким образом подобный размер уставного капитала может гарантировать интересы кредиторов в каком бы то ни было виде хозяйственной деятельности. Проблема обеспечительной функции уставного капитала хозяйственных обществ остро проявляется при функционировании уже созданного предприятия. Это касается прежде всего требования закона о соотношении уставного капитала с чистыми активами хозяйственного общества, а также проблемы получения стоимости части имущества, соответствующей доле участника общества с ограниченной ответственностью. Обсуждаемые вопросы связаны с понятием "чистые активы" общества. В статье 26 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" предусмотрено: действительная стоимость доли участника ООО выплачивается за счет разницы между стоимостью чистых активов общества и размером уставного капитала. В п. 3 ст. 20 данного Закона закреплено, что стоимость чистых активов общества определяется в порядке, установленном федеральным законом и издаваемыми в соответствии с ним нормативными актами. К сожалению, Федеральный закон "Об обществах с ограниченной ответственностью" не внес ясность в этот вопрос, и его нормы тоже являются отсылочными к не существующему пока закону о чистых активах общества. Поскольку такого федерального закона пока нет, вопрос об определении соотношения чистых активов и уставного капитала, а также действительной стоимости доли остается открытым. В силу этих причин в правоприменительной практике возникают трудности. В частности, суды не единообразно исчисляют стоимость доли участника при его выходе из общества с ограниченной ответственностью, что неизбежно приводит к нарушению баланса интересов выходящих и остающихся участников ООО, а также к ущемлению интересов иных кредиторов и самого ООО как юридического лица. Неопределенность как законодательных конструкций, регулирующих механизм определения стоимости долей, так и понятийного аппарата, используемого при их применении, отразилась и на судебной практике, не выработавшей единых критериев оценки стоимости долей. Так, при рассмотрении спора, связанного с определением стоимости доли выходящего из товарищества с ограниченной ответственностью одного из его учредителей, суд обоснованно сослался в решении на право учредителя получить ту часть стоимости имущества товарищества, которая определяется исходя из действительной (реальной) стоимости этого имущества. Вывод суда соответствует содержанию пункта 3 статьи 93 ГК и является правильным. При этом судом верно было отмечено, что несвоевременное изменение учредительных документов товарищества в связи с переоценкой его имущества не может рассматриваться как основание для отказа в удовлетворении требований выходящего из ТОО участника о выплате ему реальной стоимости его доли в имуществе товарищества <*>. -------------------------------- <*> Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. N 10. С. 13 - 16, 21 - 23.

Однако, несмотря на правильность принятого решения, содержащиеся в нем выводы не имеют четкого юридического обоснования в силу пробелов именно в законодательстве. Юридическая четкость и ясные критерии оценки стоимости доли выходящего из ООО участника возникнут только после заполнения существующей бреши в законодательстве, которое не просто внесет определенность в вопрос об определении величины чистых активов, но и расставит надежные ориентиры в правоприменительной практике. Было бы целесообразно незамедлительно принять федеральный закон об определении величины чистых активов общества с ограниченной ответственностью. Нуждаются в уточнении и нормы Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" (п. 8 ст. 23, п. 3 ст. 26), из которых неясно: то ли отсутствует порядок определения размера действительной стоимости доли, а есть указание на источник выплаты ("выплачивается за счет разницы между стоимостью чистых активов общества и размером уставного капитала общества"), то ли выбрана неудачная формулировка (вместо слов "определяется как разница" указано: "выплачивается за счет разницы"). Все эти неясности и двусмысленности порождают необоснованные судебные решения, так как вопрос методики определения действительной стоимости доли должен быть законодательно регламентирован и нецелесообразно отдавать его на судебное усмотрение. В нынешнем виде этот вопрос более "бухгалтерский", чем "правовой", а судьи не обладают достаточными познаниями в области бухгалтерского учета, что может провоцировать назначение судами достаточно дорогостоящих экспертиз. Вынесение же судом определения о назначении экспертизы для заинтересованной стороны является весьма проблематичным. Отметим, что предусмотренный ст. 94 ГК, а также ст. 26 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" свободный выход в любое время участника с получением части имущества общества нарушает интересы других кредиторов и делает общество с ограниченной ответственностью обществом с "очень ограниченной" ответственностью. Допустим, из ООО выходит участник, имеющий долю в 70 процентов уставного капитала. По закону ему положено выплатить 70 процентов всего имущества общества, что может парализовать хозяйственную деятельность ООО, привести к его неплатежеспособности. По распоряжению совета директоров, представляющего в первую очередь интересы выходящего крупного участника, общество добровольно передает такому участнику 70 процентов своего имущества (добровольное погашение обязательств приветствуется нашим законодательством). При этом остается неурегулированным вопрос о пропорциональном и первоочередном удовлетворении требований всех имеющихся у общества кредиторов при намерении общества добровольно погасить долг одному из кредиторов (причем учредителю, несущему свою долю ответственности за неудовлетворительное финансовое состояние ООО). Таким образом, к моменту получения суммы долга "приоритетным кредитором - учредителем" другие кредиторы не успеют даже обратиться в суд за принудительным исполнением. Поэтому у последних значительно понижаются шансы на удовлетворение их требований обществом. Как видно на этом примере, законодатель подрывает такими нормами хозяйственный оборот и создает условия для неблаговидных действий недобросовестных учредителей ООО. Для защиты интересов кредиторов ООО необходимо кардинально изменить положения ст. 94 ГК и ст. 26 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью", затруднив выход участника, обладающего крупной долей (установив в законе размер такой доли), из ООО, имеющего значительные обязательства (закрепив в законе размер таких обязательств) перед другими кредиторами. В этом случае необходимо определить в законе, что требования такого участника удовлетворяются в последнюю очередь - после удовлетворения других кредиторов. Представляется целесообразным предусмотреть на законодательном уровне следующие меры: - повысить минимальный размер уставного капитала; - дифференцировать размер уставного капитала в зависимости от вида хозяйственной деятельности. Например, в таких областях, как ресторанный бизнес, сфера обслуживания, розничная торговля, где преобладают малые предприятия, размер минимального уставного капитала может быть не столь велик. В других же областях (складское хозяйство, медицина, фармакология) необходимо увеличить минимальный размер уставного капитала. Это должно способствовать предотвращению появления большого количества нежизнеспособных хозяйствующих субъектов уже на стадии их создания; - установить предельный размер неденежной части уставного капитала; - принять федеральный закон о расчете чистых активов. Другим способом защиты интересов кредиторов может стать специальный фонд, который хозяйственное общество должно резервировать в банке и использовать исключительно для удовлетворения требований кредиторов. Так, ст. 35 Закона "Об акционерных обществах" предусматривает создание резервного фонда, но интересы кредиторов общества не могут удовлетворять ни минимальный размер, ни установленные направления использования этого фонда (покрытие убытков акционерного общества, погашение облигаций и выкуп акций в случае отсутствия иных средств). В ст. 30 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" и вовсе содержится диспозитивная норма о том, что ООО может создавать резервный и иные фонды в порядке и размерах, предусмотренных уставом общества. Получается, что может создавать, а может и не создавать. Совершенно непонятно, почему ООО поставлено в этом смысле в привилегированное положение по сравнению с АО. Так, например, ООО тоже по закону может выпускать облигации, а значит, для их покрытия ему могут понадобиться средства резервного фонда. На наш взгляд, эти нормы законов необходимо изменить и обязать и АО, и ООО иметь специальный (резервный) фонд в размере не менее 100 процентов от его уставного капитала, предусмотреть размер ежегодных отчислений в резервный фонд не менее 10 - 15% от чистой прибыли до достижения размеров, установленных уставом хозяйственного общества, а использование резервного фонда определить исключительно для погашения задолженности перед кредиторами хозяйственного общества. Наше предложение относительно резервного фонда может показаться ущемляющим интересы юридических лиц, направленным на замораживание части средств хозяйственного общества, которые оно могло бы эффективно использовать в обороте. Но есть одно обстоятельство, оправдывающее наличие полноценного резервного фонда предприятия, - это необходимость обеспечить гарантии прав кредиторов. И законодатель декларирует такую необходимость, закрепляя обеспечительную функцию за уставным капиталом хозяйственного общества. Однако фактически обеспечительная функция уставного капитала общества отсутствует: сформировав уставный капитал, общество может свободно тратить его по своему усмотрению на любые цели, вовсе и не сохраняя его для кредиторов. Резервный фонд в предлагаемом авторами виде мог бы выполнять обеспечительные функции, так как имеет строгое целевое назначение, и из его средств хотя бы частично могут погашаться долги общества перед кредиторами. Целесообразно акцентировать внимание и на проблеме защиты прав кредиторов юридических лиц при реорганизации таковых. Статья 60 ГК, ст. 51 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" и ст. 15 Закона "Об акционерных обществах" содержат некоторые гарантии прав кредиторов юридических лиц различных организационно - правовых форм при их реорганизации. К таким гарантиям законодатель отнес: - письменное уведомление кредиторов реорганизуемого юридического лица; - право кредитора реорганизуемого юридического лица потребовать прекращения или досрочного исполнения обязательства, должником по которому является это юридическое лицо, и возмещения убытков; - право привлекать к солидарной ответственности вновь возникшие юридические лица, если разделительный баланс не дает возможности определить правопреемника реорганизованного юридического лица. Полагаем, что перечисленных гарантий явно недостаточно. В случае их нарушения предусмотрена ответственность юридических лиц, но физические лица (учредители, члены совета директоров, генеральный директор), фактически принимающие и исполняющие решения о реорганизации, нарушившие упомянутые гарантии, реально не несут никакой имущественной ответственности, что на практике увеличивает вероятность злоупотреблений. Необходимо предусмотреть в законодательстве ответственность должностных лиц и учредителей реорганизуемого юридического лица за ущерб, связанный с нарушением прав кредиторов. Прежде всего речь идет о детализации и уточнении соответствующих положений Законов "Об акционерных обществах" и "Об обществах с ограниченной ответственностью", предусматривающих ответственность за ущерб, причиненный юридическому лицу неправомерными действиями указанных лиц. Необходимо также установить, что юридическое лицо, имеющее крупную задолженность перед кредиторами, может быть реорганизовано только при наличии письменного согласия кредиторов, а также установить размер задолженности, при которой выполнение этого правила обязательно. Интересам кредиторов могут способствовать некоторые изменения в порядке хранения и ведения документов юридических лиц. Следует отметить, что ООО (в отличие от АО) не ведет реестр учета долей своих участников. Размер долей отражается в учредительных документах ООО в соответствии со ст. 12 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью". С другой стороны, согласно ст. 21 того же Закона при уступке доли приобретатель доли в уставном капитале общества приобретает права и несет обязанности с момента уведомления общества об уступке. Таким образом, между сделкой уступки доли и государственной регистрацией соответствующих изменений в учредительных документах общества возникает пауза. Представим, что приобретая долю, участник намерен продать ее другому приобретателю до государственной регистрации изменений в учредительных документах, фиксирующих его право на долю. Возникает вопрос, каким образом отчуждатель подтвердит свое право на долю, если в учредительных документах нет соответствующей записи, а общество отказывается выдать ему справку, если законом не установлен механизм предоставления и получения такой информации. Выходом из сложившейся ситуации, на наш взгляд, может стать дополнение Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" соответствующей нормой, обязывающей ООО вести реестр владельцев долей и предоставлять выписки из этого реестра по требованию владельцев в установленный срок. Актуальность правильного ведения документов в хозяйственных обществах тесно связана с необходимостью пресечения злоупотреблений, выявляемых в этой сфере. Ряд злоупотреблений сопряжен с незаконным изготовлением или подделкой документов. На основании ст. 44 Закона "Об акционерных обществах" само общество может быть держателем реестра, что дает членам исполнительного органа или совета директоров возможность для манипуляций. В одном из акционерных коммерческих банков, действующих на территории Волгоградской области, собрание акционеров приняло решение о выпуске дополнительных акций и размещении их среди акционеров пропорционально имеющимся у них акциям. Однако председатель совета директоров и два его заместителя путем внесения изменений в реестр и составления подложного расчета присвоили большую часть дополнительных акций. На наш взгляд, следует внести изменения в порядок хранения документов хозяйственных обществ. Так, ст. 50 Закона "Об обществах с ограниченной ответственностью" и ст. 89 Закона "Об акционерных обществах" предусматривают хранение протоколов общих собраний участников (акционеров), совета директоров и правления общества по месту нахождения его исполнительного органа или в ином месте, известном или доступном для участников (акционеров), кредиторов. Такой порядок следует изменить, предусмотрев обязательное хранение протоколов по месту нахождения исполнительного органа общества и в государственной регистрационной палате. Также следует ввести персональную ответственность единоличного исполнительного органа за сохранность и достоверность протоколов, за своевременность их предоставления в государственную регистрационную палату. Необходимость подобных мер продиктована интересами защиты прав кредиторов и контрагентов хозяйственных обществ. Совершая сделку, контрагент может сделать соответствующий запрос в государственную регистрационную палату для подтверждения полномочий конкретных должностных лиц. Подобная практика очень помогла бы при рассмотрении в суде споров доказывать юридические факты, связанные с удостоверением полномочий конкретных должностных лиц на совершение определенных действий от имени общества, опираясь на требования ст. 401 ГК о надлежащей заботливости и осмотрительности, а также при разрешении споров между учредителями общества. Серьезна и проблема защиты интересов юридических лиц, прежде всего в системе взаимоотношений хозяйственных обществ с их органами управления, а также с акционерами и участниками. И. Шиткина справедливо подчеркивает в своей статье "Соотношение интересов различных групп акционеров и менеджеров в управлении акционерным обществом" <*>, что "защита имущественных и других корпоративных интересов акционерного общества должна быть столь же значима для законодателя, как и гарантии для акционеров, персонала или других субъектов акционерных отношений. Только учет интересов всех субъектов акционерных отношений, в том числе самой корпорации, в части обеспечения стабильности управления, имущественной базы, инвестиционной привлекательности и пр. может гарантировать поступательное развитие акционерного общества и удовлетворение прав и законных интересов его участников и связанных с ним лиц. -------------------------------- <*> Хозяйство и право. 1998. N 12. С. 80 - 87.

Для обеспечения стабильности в деятельности акционерного общества законодательство устанавливает необходимость наличия у акционеров определенного пакета акций, позволяющего инициировать включение вопроса в повестку дня общего собрания акционеров, его созыв, обжалование решений, проведение ревизии финансово - хозяйственной деятельности и пр. Для общества, а также большинства его акционеров и персонала непрерывные управленческие процедуры или судебные обжалования были бы крайне вредоносны, поскольку влекут за собой непременные организационные и материальные затраты. Согласно п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. N 4/8 при разрешении споров о признании недействительным решения общего собрания акционеров, вынесенного с нарушениями организационного или процедурного характера (несвоевременное извещение (неизвещение) акционера о дате проведения общего собрания, непредоставление возможности ознакомиться с необходимой информацией (материалами по вопросам, включенным в повестку дня общего собрания), несвоевременное предоставление бюллетеней для голосования при заочном его проведении и пр.), суд вправе с учетом всех обстоятельств оставить в силе обжалуемое решение, если голосование данного акционера не могло повлиять на результаты голосования, допущенные нарушения не являются существенными и решение не повлекло за собой причинения убытков данному акционеру. Таким образом, Пленум руководствуется принципом обеспечения стабильности деятельности акционерного общества при условии, что обжалуемым решением существенно не ущемлены права акционера. Решения, принятые с нарушением компетенции общего собрания, при отсутствии кворума или с другим существенным нарушением, не имеют юридической силы независимо от того, были они оспорены кем-то из акционеров или нет. Трудно не согласиться с таким выводом. В противном случае, если бы решения общего собрания акционеров можно было бы легко признать недействительными только по мотиву даже незначительного нарушения процедурных вопросов проведения такого собрания, не обосновывая качественной стороны таких нарушений, тогда от этого больше страдали бы не отдельные акционеры общества, а его контрагенты по сделкам. Вряд ли можно считать справедливым с точки зрения принципов гражданского права признание судом недействительной сделки, требующей одобрения общего собрания акционеров и заключенной акционерным лицом с контрагентом, только по формальным мотивам нарушения процедуры проведения общего собрания. Ведь контрагент при заключении сделки может проверить лишь наличие оформленного протокола такого решения собрания акционеров (уже одно это следует признать проявлением надлежащей осмотрительности, требуемой от контрагента) и не обязан, да и не в состоянии однозначно установить, была ли нарушена процедура проведения данного общего собрания. Один из злободневных вопросов защиты прав акционерного общества - обеспечение правильного и обоснованного соотношения полномочий между председателем совета директоров и единоличным исполнительным органом. Наделение председателя совета директоров полномочиями, присущими в силу Закона "Об акционерных обществах" единоличному исполнительному органу акционерного общества, например правом выступать от имени акционерного общества без доверенности (подписывать исковые заявления и т. д.), приводит к нарушению требований указанного Закона. В статье "О некоторых особенностях практического применения Федерального закона "Об акционерных обществах" Н. Кондратов подчеркивает актуальность данной проблемы и анализирует мотивацию действий органов акционерных обществ, ссылаясь на п. 1 ст. 53 ГК, в соответствии с которым юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действуя в соответствии с учредительными документами. Автор статьи обоснованно делает вывод о том, что устав акционерного общества должен полностью соответствовать нормам Закона "Об акционерных обществах", а "устав, не приведенный в такое соответствие до 1 июля 1997 года, считается недействительным". Согласно п. 2 ст. 69 Закона без доверенности от имени акционерного общества действует его исполнительный орган. Полномочия председателя совета директоров акционерного общества указаны в ст. 67 Закона: право действовать без доверенности от имени общества ему не предоставлено. В п. 2 ст. 66 Закона установлено, что лицо, осуществляющее функции единоличного исполнительного органа акционерного общества, не может быть одновременно председателем совета директоров общества. Следовательно, председатель совета директоров акционерного общества не может осуществлять функции (в том числе часть из них) единоличного исполнительного органа общества, включая представительство акционерного общества без доверенности. Таким образом, включение в устав акционерного общества положений, предоставляющих председателю совета директоров без доверенности действовать от имени общества, делает такой устав недействительным в целом в силу его несоответствия Закону. Более того, к акционерному обществу, имеющему такой устав, может быть предъявлен иск о его принудительной ликвидации (подробнее см. Постановление Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 5 февраля 1998 г. N 4/2). Несмотря на справедливость и целостность основных положений, обобщающий вывод Н. Кондратова по данной проблеме находится в противоречии с требованиями действующего законодательства. Так, статья 180 ГК гласит, что недействительность части сделки не влечет за собой недействительности сделки в целом. Поэтому частичное несоответствие (недействительность некоторых положений устава) требованиям Закона "Об акционерных обществах" вовсе не означает недействительности устава акционерного общества в целом и тем более не дает возможности принудительной ликвидации акционерного общества в судебном порядке. Недействительность некоторых положений устава акционерного общества как не соответствующих закону (их ничтожность) повлечет необходимость изменения акционерным обществом недействительных положений устава в определенном законом порядке и применения до их изменения соответствующих норм действующего законодательства РФ. Весьма актуальна проблема адекватного и гибкого контроля учредителей (участников) различных организационно - правовых структур за деятельностью руководителей этих структур. К. Скловский в статье "О последствиях совершения сделок руководителем вопреки интересам организации" <*> обоснованно считает одной из наиболее острых проблем корпоративного права отсутствие эффективных частноправовых средств противодействия недобросовестному поведению руководителей юридических лиц. Для иллюстрации остроты поднятой проблемы К. Скловский приводит несколько вполне типичных дел, рассмотренных судами в 1997 году: -------------------------------- <*> Хозяйство и право. 1998. N 5. С. 88 - 92.

"П., К. и К. являлись учредителями АОЗТ "Дельта", созданного ими в 1993 году. Основным направлением деятельности АОЗТ "Дельта" было приобретение ценных бумаг, для чего главным образом использовались личные средства учредителей. С помощью ценных бумаг осуществлялось участие в управлении соответствующими предприятиями - эмитентами акций. Иных целей, в том числе и перепродажи акций, учредители не ставили. 8 февраля 1995 года генеральный директор С. продал все принадлежащие АОЗТ "Дельта" акции АО "Элеватормельмаш", которые составляли основной актив общества, по их балансовой цене. Учредители оспорили сделку, так как она была направлена не на извлечение прибыли, а на передачу непосредственного контроля над АО "Элеватормельмаш" ТОО "Руслан 2", учредители которого были лично тесно связаны с директором С. Поэтому С. не стал согласовывать сделку с иными учредителями, а поступил вопреки их интересам. Ленинский райсуд г. Ставрополя иск удовлетворил и вынес решение о возврате сторон в первоначальное положение. Суд исходил из того, что истцы имели право общей долевой собственности на имущество АОЗТ "Дельта", в том числе на имеющиеся на балансе акции, и без их согласия нельзя было распорядиться этим имуществом. При этом суд учитывал не только организационно - правовую форму предприятия, но и условия соглашения о его создании. Отменяя это решение по протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ, президиум краевого суда указал, что с принятием ГК РФ в силу ст. 48, 66 ГК РФ все имущество хозяйственных обществ принадлежит им на праве собственности и тем самым учредители не имеют вещного права на это имущество. А поскольку сделка была совершена в период действия ГК РФ, доводы истцов, основанные на праве общей собственности, лишены оснований. Другой спор состоял в следующем. Т. и Р. были учредителями в равных долях ООО "ВиА", которое в основном занималось предоставлением транспортных услуг. Директором общества являлся Р. Между учредителями возник конфликт, в процессе которого Р. как директор заключил договор с К. (своей родной сестрой) о продаже ей объекта недвижимости - производственного здания стоимостью более 300 млн. рублей, которое было единственным активом, за 32 млн. рублей. Деньги от покупателя в общество не поступили. Договор был оспорен в суде как незаконный и притворный, в том числе и по тому мотиву, что директор вышел за пределы своей компетенции. Во всех этих делах решался один и тот же вопрос: вправе ли орган юридического лица совершать любые действия, кроме прямо ему запрещенных, или распорядительные акты органа ограничены целью деятельности хозяйственного общества? Отвечая на этот вопрос, автор ссылается на тот факт, что прямо введенные в закон инструменты - взыскание акционерами, владеющими более 1 процента акций, причиненных обществу убытков с директора, управляющего (п. 5 ст. 71 Закона "Об акционерных обществах"), досрочное смещение директора и др. - не имеют вещного эффекта, то есть не в состоянии вернуть то имущество, которое уже отчуждено. При этом К. Скловский подчеркивает, что "слабая эффективность тех мер воздействия, которые сводятся к личной ответственности руководителя (и в общем базируются на норме п. 3 ст. 53 ГК РФ), состоит в том, что в этих случаях реальное возмещение убытков обычно невозможно, а потому остается говорить о превентивном, а не восстановительном характере этой ответственности. Между тем гражданский оборот требует именно полного восстановления утраченного и, столкнувшись с отсутствием адекватных способов, реагирует, как известно, отрицательно, вплоть до сворачивания соответствующих сегментов рынка". Автор предлагает такой путь к разрешению сложившейся ситуации. "Задача состоит в поиске тех методов, которые позволят наряду с персональной ответственностью руководителя компенсировать потери путем применения механизмов с прямым вещным действием. Такого эффекта можно достичь лишь с признанием сделок, заключенных директором, иным органом общества, недействительными. Сделка по основаниям ст. 174 ГК РФ может быть оспорена лицами, в чьих интересах ограничены полномочия органа общества; следовательно, подобный иск доступен учредителям, поскольку речь идет об учредительных документах". К. Скловский проводит анализ двух возможных способов толкования определения полномочий. "Первый тяготеет к формальным перечням запретов или дозволений и предполагает выяснение объема полномочий путем сравнения оспариваемой сделки с этим перечнем. По этому пути чаще всего идет практика. При достоинстве, состоящем в определенности, очевидны его пороки: это опасность либо чрезмерного связывания органа, а значит, и юридического лица, либо утраты контроля за его действиями. Нужно учесть и то, что в силу п. 3 ст. 48 ФЗ "Об акционерных обществах", запрещающего расширение компетенции общего собрания акционеров по сравнению с установленной Законом, ограничение полномочий директора путем введения процедуры согласования тех или иных сделок с акционерами стало юридически невозможным, по крайней мере, для акционерных обществ. Другой способ толкования объема полномочий директора, в отличие от формального, предстает как анализ направленности сделки и исходит из содержания полномочий не просто как переданной компетенции, допускающей только количественное сопоставление, но как юридического основания действий в чужом интересе. Здесь противоречие чужому интересу (интересу учредителей, совпадающему с интересами общества) влечет исчезновение самого основания сделки, то есть полномочия, причем полномочие пропадает не вовсе, а только применительно к сделке, совершенной вопреки той цели, для которой оно дано. Весьма важен отчетливо проявляющийся здесь принцип: полномочие существует лишь постольку, поскольку оно осуществляется в чужом интересе (принципала, доверителя, учредителя и пр.). Очевидно, что этот принцип равно применим к действиям как представителя, так и руководителя. Такой подход мог бы стать средством разрешения упомянутых проблем". Однако подход К. Скловского неизбежно порождает еще больше проблем и вопросов. Например, понятие чужого интереса представлено им слишком однозначно применительно к затронутой проблеме. Из сферы анализа исключены варианты, связанные с выражением различных интересов учредителей (участников и т. д.). Не учитываются ситуации, когда интересы учредителей (участников) не только взаимно различны, но и отнюдь не тождественны интересам общества. Таким образом, налицо упрощенное видение ситуации: интересы и цели учредителей, участников общества выдаются за некий монолит, что, естественно, не соответствует реальной жизни. Отход от формальных, но четко фиксированных критериев запретов или дозволений к философско - расширительному подходу, ставящему во главу угла цели и интересы субъектов гражданских отношений, не просто не решает проблему, но и создает основу для судебного произвола, злоупотреблений со стороны участников судебного процесса. Понятия "цель" и "интерес" достаточно абстрактны, многозначны, изменчивы по содержанию и по-разному понимаются различными субъектами на разных стадиях правоотношений. Иными словами, подобные понятия могут изменяться (порой на диаметрально противоположные) на различных этапах сделки, причем они подвержены изменению под влиянием неустойчивых субъективных факторов (например, различное понимание участниками хозяйственного общества, его органами управления прибыльности сделки и т. п.). Все это делает указанные понятия непригодными критериями в оценке комплекса правоотношений субъектов в рассматриваемом контексте. Развивая мысль о приоритете цели (интересе, направленности) сделки над формальным толкованием объема полномочий, К. Скловский констатирует, что "для признания сделки, совершенной с выходом за пределы полномочий органа юридического лица, недействительной по ст. 174 ГК РФ, необходимо доказать недобросовестность третьего лица. Если при формальном подходе, ограниченном, как уже говорилось, чисто количественным сопоставлением имевшихся и предъявленных третьему лицу полномочий, именно это обстоятельство почти недоказуемо (кроме случаев установления полномочий публичным актом), то содержательный подход, сосредоточенный на анализе соответствия сделки общему интересу учредителей, позволяет и даже заставляет решать вопрос о добросовестности третьего лица". Трудно согласиться с выводами К. Скловского о том, что установление факта выхода "за пределы полномочий с точки зрения соответствия интересам учредителей, которые в этом смысле тождественны интересам общества (и наоборот)" одновременно повлечет признание недобросовестности третьего лица. Очевидно, что данный автор дает весьма произвольную интерпретацию рассматриваемой ситуации. Полагаем, что недобросовестность третьего лица состоит в том, что оно знало или должно было знать о превышении полномочий органом юридического лица при заключении сделки и тем не менее пошло на эту сделку. К. Скловский пытается навязать трактовку недобросовестности третьего лица через искусственную конструкцию анализа направленности сделки как соответствующей или не соответствующей интересам учредителей. Предпринятая К. Скловским попытка на основании вышеприведенных примеров выявить неизбежную закономерность верховенства направленности сделки (интересы, цели) над "формальным подходом, ограниченным количественным сопоставлением имеющихся и предъявленных третьему лицу полномочий" являет собой типичный пример субъективизма, что наглядно подтверждается самим автором: "Суть проблемы в том, что каждый раз, аннулируя сделку по мотиву совершения ее вопреки интересам общества, суд остается на почве факта и ни в коем случае не предрешает вопросов права: если точно такая же сделка в иных обстоятельствах окажется направленной к выгоде общества, то и оснований ее аннулировать не окажется". Как в таком случае следует расценивать отчуждение производственного здания или акций (в вышеуказанных примерах) по иной, более высокой цене? И где оценочный критерий действий руководителя в интересах общества? Как при этом быть контрагенту этой сделки, чем руководствоваться ему, принимая решение о заключении сделки? Где гарантии того, что кто-то из учредителей независимо от цены не будет оспаривать сделку, которая, по его мнению, не направлена к его выгоде или интересу? Подобное произвольное толкование недопустимо: оно повлечет за собой тотальное игнорирование закона. Стороны, ссылаясь на расплывчатость и неопределенность норм закона, будут все чаще прибегать к "неформальным" методам решения споров. Да, закон не панацея. Но при всем его несовершенстве он предоставляет необходимый инструментарий для воздействия на недобросовестного руководителя. Безусловно, нужны коррективы в системе правового регулирования, направленные на минимизацию имущественного ущерба, причиняемого действиями недобросовестных руководителей, в том числе направленные на введение процедуры назначения и согласования руководителей различных организационно - правовых структур аналогично процедуре, установленной для руководителей банков. Нужно ввести запрет на занятие руководящих должностей лицам, приведшим возглавляемые ими фирмы к банкротству, усилить юридическую ответственность руководителей фирм, в частности, с применением ответственности всем своим имуществом за причиненный ущерб. При этом никто не мешает учредителям использовать для защиты своих интересов комплексные правовые приемы, среди которых: - обращение в суд с иском о признании сделки недействительной (основания для признания могут быть различны, в том числе: превышение полномочий; заключение сделки, в отношении которой имеется заинтересованность, без решения компетентного органа юридического лица; заключение сделки под влиянием обмана или заблуждения в случаях недобросовестных действий руководителя предприятия при оформлении уставных документов с закреплением за собой несуществующих полномочий с последующим их использованием в корыстных целях и т. д.); - ограничение полномочий руководителя в учредительных документах, включая введение письменного согласования заключаемых сделок советом директоров общества; - обращение в суд с иском о возмещении убытков, причиненных хозяйственному обществу неправомерными действиями органов управления общества, в том числе единоличного и коллегиального исполнительного органа; - обращение в правоохранительные органы с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении руководителя структуры при наличии в его действиях состава преступления. Фактор невозможности реального взыскания причиненных убытков с руководителя предприятия, приводимый К. Скловским, весьма относителен, так как с тем же успехом далеко не всегда возможно реальное взыскание с ряда (в частности, крупных) юридических лиц, включая банки. Таким образом, только определенность зафиксированных в законе критериев является гарантией соблюдения прав и законных интересов контрагентов. Наконец, злободневным остается вопрос о характере их взаимоотношений органа управления юридического лица и самого юридического лица (причем независимо от его организационно - правовой формы и вида). Если понимать представительство как представление интересов, то не остается ничего другого, как признать действия лица, исполняющего функции директора, особым видом представительства. Так, Г. В. Цепов в статье "Понятие органа юридического лица по российскому законодательству" <*> отмечает, что "созданы все предпосылки, чтобы отказаться от господствующей столь длительный срок теории реальности юридического лица и, как следствие этого, признать лиц, осуществляющих функции его органов, в качестве его особых представителей". -------------------------------- <*> Правоведение. 1998. N 3. С. 92 - 93.

Мнение о том, что органы юридического лица по своей сути являются его представителями, разделял и Г. Ф. Шершеневич. Он, в частности, указывал: "Обладая имущественной правоспособностью, юридическое лицо как фиктивное, не имеющее возможности самостоятельно вступать в отношения с третьими лицами, совершать сделки, облекать их в форму, нуждается, очевидно, в особых представителях, чьи действия могли бы считаться действиями юридического лица. Через посредство этих органов юридическое лицо приобретает права и принимает на себя обязанности. Представители, деятельность которых восполняет отсутствие дееспособности юридических лиц, выполняют свою задачу или в пределах указаний закона (публичное юридическое лицо), или же в пределах данного им полномочия (частное юридическое лицо), которое, однако, не может выходить из границ цели, для которой существует юридическое лицо. В этих пределах юридическое лицо несет ответственность за действия его органов" <*>. -------------------------------- <*> Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. СПб., 1907. С. 124.

Однако такое, слишком тенденциозное, толкование действий органа юридического лица неоправданно и неправомерно. При таком подходе полностью размываются критерии отличий между единоличным исполнительным органом и лицом, действующим от имени юридического лица на основании доверенности, и ставятся под сомнение конструкции (заложенные в статьях 182 и 53 ГК РФ), которые были присущи и ранее действовавшему отечественному гражданскому праву. Из упомянутых норм вытекает, что юридическое лицо приобретает (создает) гражданские права и принимает на себя обязанности одним из двух возможных способов: либо через свои органы, действующие, в основном, на основании учредительных документов этого юридического лица и отождествляемые контрагентом по сделке с самим юридическим лицом, либо через представителя, действующего на основании доверенности и представляющего собой согласно ст. 182 ГК другое лицо (юридическое или физическое), отличное от представляемого. Такое разграничение двух возможных способов участия юридического лица в правоотношениях имеет важное практическое значение. Смешение этих способов чревато возникновением трудностей в применении правил, предусмотренных статьями 174 и 183 ГК. Ведь в случае превышения полномочий директором организации на совершение сделки придется решать вопросы о том, признавать такую сделку недействительной или возлагать гражданско - правовую ответственность на директора как на физическое лицо, совершившее подобную сделку от своего имени и в своих интересах. Полагаем, что позиция Г. Цепова, выраженная в приравнивании органов юридического лица к представителям, не отвечает требованиям действующего гражданского законодательства РФ и вносит неопределенность в трактовку подобных правоотношений.

------------------------------------------------------------------

Название документа