Владение и владельческая защита

ВЛАДЕНИЕ И ВЛАДЕЛЬЧЕСКАЯ ЗАЩИТА

К. И. СКЛОВСКИЙ

Скловский Константин Ильич Кандидат юридических наук. Специалист по гражданскому праву. Родился 31 марта 1955 г. в городе Кызыл Тувинской республики. В 1977 г. окончил Ростовский госуниверситет. Работал следователем, прокурором, в настоящее время - адвокат Ставропольской краевой коллегии адвокатов. Автор более 60 научных трудов.

Еще несколько десятилетий назад было заявлено: у нас нет посессорной защиты, а только петиторная <*>. -------------------------------- <*> Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. - М.-Л.: 1948. С. 564 - 565.

С тех пор эта особенность нашего законодательства воспринималась, кажется, без возражений, а феномен владения и владельческой защиты постепенно сместился на периферию правоведения. Поэтому вполне естественно, что теперь многие современные юристы, особенно практики, чаще всего не видят различий между владельческой (посессорной) и петиторной защитой, полагая, что владельческая защита - это институт, описываемый ст. 305 ГК РФ (ст. 157 ГК РСФСР 1964 г.).

Между тем реформа гражданского права не могла не затронуть столь важного института. Ведь владельческая защита, т. е. "охрана от всякого насилия и посягательств частных лиц", имеется "во всяком культурном обществе" <*>. Однако отсутствие в ГК РФ норм о владельческой защите прямого действия, подобных тем, что содержатся в § 861 - 862 ГГУ, весьма затрудняет возрождение этого института, крайне непростого по своей сути. Владельческая защита "совершенно недоступна человеку, не получившему юридического образования" <**>, поскольку речь здесь идет не о защите права, а о защите фактической позиции несмотря на право и даже вопреки ему. Поэтому защиту владения может получить в том числе и вор. В качестве примера приведем известную русскому праву прошлого века полицейскую защиту владения. Сенатские указы 1820 и 1823 гг. "предписывают полиции немедленно по получении жалобы на насильное завладение приводить в ясность, в чьем владении было имение тогда, когда учинено было насилие, после чего и возвращать его тому, у кого оно отнято, не входя при этом в рассмотрение представляемых сторонами документов, так как это уже дело суда". -------------------------------- <*> Покровский И. А. История римского права. Изд. 4-е. - Пг.: 1918. С. 266. <**> Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. - М.: 1995. С. 151.

Такая же форма была известна и в более древнюю эпоху. Например, Сергеевич в норме Новгородской судной грамоты "ино судити наперед наезд и грабеж, а о земле после суд" видел различие между посессорной и петиторной защитой, хотя Г. Ф. Шершеневич считал, что здесь "скорее делается отличие между уголовным и гражданским делом" <*>. -------------------------------- <*> Шершеневич Г. Ф. Там же. С. 154, 172.

Впрочем, классическая владельческая защита восходит к системе владельческих интердиктов: направленных на удержание существующего владения (interdicta retinendae possessionis); о возвращении насильственно или тайно утраченного владения (interdicta recuperandae possessionis); об установлении владения впервые (interdicta adipiscendae possessionis), причем последние считаются квазивладельческими <*>. -------------------------------- <*> Римское частное право / Под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского. - М.: 1948. С. 185.

Установленное интердиктами владение имело временный характер и с процессуальной точки зрения определяло положение сторон в титульном (петиторном) иске о праве на вещь. Причем позиция владельца, полученная в интердиктном производстве, давала преимущества ответчику (им и был владелец), перекладывая бремя доказывания титула на другую сторону - истца, "ибо гораздо удобнее владеть самому и заставить противника нести тяготы истца, чем предъявлять иск о собственности, когда владеет другой" <*>. -------------------------------- <*> Дигесты Юстиниана / Пер. И. С. Перетерского. - М.: 1984. С. 133.

Как видно, собственно владельческая защита отличается рядом характерных признаков, не позволяющих спутать ее с другими средствами. Среди них можно отметить: насилие как главный повод для вмешательства власти, недопущение спора о праве (титуле), оперативность, предварительный и временный характер защищенного положения. "Владелец лишается своего владения, лишь только другое лицо судебным порядком, в форме иска о праве, докажет наличность у него права на владение, возникшего на основании какого-либо титула, и обнаружит отсутствие у наличного владельца такого права на владение" <*>. -------------------------------- <*> Хвостов В. М. Система римского права. - М.: 1996. С. 272.

Вопрос заключается в том, можно ли правильно устроить систему частного права без владельческой защиты, при этом нельзя забывать, что защита владения - это "кульминационный пункт", "наивысшее торжество" идеи уважения к человеческой личности <*>. -------------------------------- <*> Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. - М.: 1998. С. 228.

Насколько же институт владельческой защиты воспринят действующим ГК РФ? Понятно, что после признания приобретательной давности отрицать посессорную защиту как факт нашего позитивного права уже невозможно. Но почти сразу идея владельческой защиты была подвергнута серьезным испытаниям. В отсутствие прямого нормативного регулирования фактического (незаконного) владения вся проблематика - и практическая, и теоретическая - неизбежно смещается в иные сферы. Поскольку незаконное владение всегда возникает в результате недействительного договора о передаче вещи, именно эта ситуация и стала поводом для проверки жизненности института защиты владения. Уже было отмечено, что на практике достаточно сложно допустить возможность защиты владения без опоры на какое-либо право, т. е. фактического владения. Его официальное наименование - незаконное владение (ст. 301 ГК РФ) - не позволяет относиться к нему уважительно. В результате возникла судебная практика, по сути отказывающая незаконному владению в защите (один из ее вариантов - стремление судов присвоить такому владельцу какой-либо титул, т. е. превратить защиту из посессорной в привычную титульную). Такой практике находится и теоретическое оправдание, которое состоит в том, что если виндикационный иск наталкивается на известные ограничения виндикации (не может быть истребовано имущество, полученное ответчиком добросовестно и возмездно, если оно выбыло из владения истца по его воле), то собственник вправе потребовать то же имущество в порядке реституции по основаниям ст. 167 ГК РФ, даже когда сам собственник и не был стороной в недействительной сделке. Что касается установленных ст. 302 ГК РФ ограничений виндикации, то это "изъян в цивилистической модели", влекущий "безосновательное приобретение права собственности" <*>. Заметим, О. Скворцов вполне в согласии со сложившимися стереотипами полагает, что по ст. 302 ГК РФ защищается не владение, а "право собственности", которого здесь действительно не возникает. Если следовать мнению автора (бывает только титульная защита), то норма ст. 302 ГК РФ, не защищая никакого титула, не имеет оправдания. -------------------------------- <*> Скворцов О. Ю. Вещные иски в судебно - арбитражной практике. - М.: 1998. С. 57 - 59. Такие взгляды отнюдь не единичны. Имеется критика этой позиции. См.: Гражданское право. Ч. 1. Изд. 2 / Под ред. А. П. Сергеева и Ю. К. Толстого. - М.: 1997. С. 445.

Спор достиг такого накала, что потребовалось вмешательство Пленума ВАС РФ, указавшего: "Если по возмездному договору имущество приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения лица, приобретшего это имущество. Если в такой ситуации собственником заявлен иск о признании недействительной сделки купли - продажи и возврате имущества, переданного покупателю, и при разрешении данного спора будет установлено, что покупатель отвечает требованиям, предъявляемым к добросовестному приобретателю (ст. 302 ГК РФ), в удовлетворении исковых требований о возврате имущества должно быть отказано" <*>. -------------------------------- <*> П. 25 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 // Вестник ВАС РФ. 1998. N 10. С. 21.

Хотя это Постановление и не может разом прекратить теоретическую дискуссию, все же оно весьма знаменательно. Впервые в текущей правоприменительной практике высший судебный орган прямо признает возможность и правомерность возникновения незаконного владения и более того - предписывает судам уважать такое незаконное владение. Ведь вывод из п. 25 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. вполне очевиден: если виндикация невозможна в силу ограничений, установленных ст. 302 ГК РФ, то, несмотря на недействительность сделки, по которой получено владение, это незаконное владение подлежит защите. Безусловно, логически такое заключение безупречно <*>. Хотя к нему и трудно прийти, поскольку сразу же возникает ряд вопросов: кого должно считать собственником публичное право, прежде всего налоговое, - номинального собственника или незаконного владельца; кто имеет право на плоды и доходы от имущества, находящегося в незаконном владении; имеется ли защита незаконного владения и как она осуществляется? -------------------------------- <*> Мы уже пытались показать, что иное толкование нормы статьи 167 ГК РФ неизбежно приводит к противоречиям. См.: Скловский К., Ширвис Ю. Защита владения // Закон. 1997. N 12; Скловский К. Защита владения при признании договора недействительным // Российская юстиция. 1998. N 6.

Остановимся на одной из важнейших проблем: о системе защиты владения. Прежде всего, можно ли считать владельческой (посессорной) защиту на основании ст. 305 ГК РФ? Очевидно, что здесь речь идет о законных владельцах - тех, кто имеет право на вещь, основанное на договоре с собственником или на законе (вещное право). Соответственно, если нарушено такое владение, то истец защищает свое право. Не доказав наличия у него права, он лишается и исковой защиты. Бесспорно, это петиторная защита, т. е. защита по титулу. Впрочем, в ст. 305 ГК РФ дана существенная оговорка: законное владение защищается и против собственника. Напомним, что главная черта владельческой защиты - независимость ее от титула, права. Как следствие, владелец может вернуть вещь и от собственника (что не исключает последующего титульного иска со стороны собственника). На первый взгляд представляется, что ст. 305 ГК РФ вводит (хотя бы частично) элементы такой владельческой защиты. Однако ст. 305 ГК РФ отсылает к нормам ст. 301 - 304 ГК РФ. Главный вещный иск - виндикационный - сформулирован в ст. 301 ГК РФ так: "Собственник вправе истребовать свое имущество из чужого незаконного владения". Поставив на место истца законного владельца, что вытекает из ст. 305 ГК РФ, обнаруживаем, что собственнику роль ответчика подходит гораздо меньше - ведь он не может оказаться незаконным владельцем. Действительно, если возникает спор о владении вещью между законным владельцем и собственником, то этот спор не может быть не чем иным, как обсуждением взаимных, относительных прав на вещь. (Например, если арендодатель забрал имущество у арендатора, ссылаясь на свое право собственности, а арендатор потребовал имущество вернуть по статье 301 ГК РФ, то суд будет тем не менее обсуждать наличие арендных отношений, действительность аренды и другие обстоятельства, характеризующие личные отношения сторон.) Но если спор имеет относительный, личный характер, то иск утрачивает черты вещного иска, а защита по ст. 305 ГК РФ против собственника не может считаться владельческой защитой. (Не будем здесь касаться защиты ограниченного вещного права против собственности: даже когда не обсуждается договор с собственником как основание такого права, защита всегда имеет петиторный характер, защищается именно право, а не фактическая позиция.) Единственной легальной сферой активной владельческой защиты оказывается ст. 234 ГК РФ, при том что норма ст. 302 дает основания для пассивной защиты незаконного владения. Пассивность этой защиты означает, что если наличное владение утрачено, то оснований для предъявления иска о возврате владения добросовестному владельцу ст. 302 ГК РФ не дает. Норма п. 2 ст. 234 ГК РФ гласит: пока незаконный владелец не приобрел права собственности на имущество, он вправе защищать свое владение против третьих лиц, кроме собственника и законных владельцев. Казалось бы, все просто, но это не так. Во-первых, по своему внешнему описанию такая защита не отвечает признакам классической владельческой защиты, которая давалась, напомним, против любого нарушителя, в том числе и собственника. В этом отношении иск по п. 2 ст. 234 ГК РФ ближе Actio Publiciana <*>. -------------------------------- <*> Если вещь приобреталась, хотя бы и с доброй совестью, от несобственника, то защиты от собственника не имелось (Покровский И. А. История римского права. С. 274).

Во-вторых, как явствует, добросовестность ответчика по этому иску не имеет значения и не дает ему защиты. Это обстоятельство требует объяснения. Вероятно, законодатель не намерен стимулировать бесконечного "размножения" владельцев для давности: ведь если истец считается таковым, то предоставление защиты по мотиву добросовестности и ответчику приведет к тому, что и он становится владельцем для давности того же самого имущества. Едва ли может быть принято другое возможное соображение: если истец предполагается добросовестным, то добросовестный ответчик не может иметь перед ним преимуществ, во всяком случае, оно противоречит известному из истории правилу: при равной добросовестности (равных основаниях) предпочтение имеет обладающий вещью <*> - "блаженны владеющие". Конечно, подобная ситуация не может считаться ни нормальной, ни желательной. Но тогда возникает другой вопрос: если истец по ст. 234 ГК РФ вправе истребовать имущество от любого приобретателя (кроме собственника и законного владельца), то не получает ли он возможность злоупотребления своим правом? Например, продает вещь, а затем, сославшись на п. 2 ст. 234 ГК РФ, истребует ее от любого лица, у которого она обнаружится, независимо от добросовестности этого лица. -------------------------------- <*> См.: Покровский И. А. Указ. соч. С. 274.

Однако по ст. 234 ГК РФ защищается фактическое владение, а не право. Фактическое владение - это состояние. Не случайно оно характеризуется как длящееся, непрерывное, наличное. Стало быть, перерыв владения способен привести к изменению состояния. Но что считать перерывом? Очевидно, что юридически не прерывает владения для давности насильственное изъятие - защита против такого насилия, бесспорно, охватывается п. 2 ст. 234 ГК РФ, причем защищается именно владение для давности, а не какая-то другая позиция или право. (Конечно, нужно как-то вернуть владение, в противном случае нельзя будет приобрести право собственности, так как необходимо именно наличное владение в тот момент, когда завершается юридический состав, создающий право собственности у владельца для давности. Ведение процесса об изъятии вещи можно, на наш взгляд, рассматривать как продолжение владения, и не исключать этот срок из общего срока приобретательной давности.) А вот что касается передачи владельцем вещи по сделке, то здесь перерыв владения, конечно, наступает, если сделка предусматривает передачу вещи навсегда (купля - продажа, дарение и т. п.). Временная условная передача, по-видимому, не прерывает владения для давности (в противном случае можно прийти к абсурдным и лишенным хозяйственного смысла выводам: владелец для давности не может, например, отдать вещь на хранение, не рискуя полностью потерять ее, - ведь временный владелец (хранитель, арендатор) не имеет защиты по ст. 234 ГК РФ, так как не владеет вещью как своей). Значит, владелец для давности, передавший вещь по такому основанию, которое исключает возврат этой вещи, прервал свое владение и утратил право на предъявление иска по ст. 2 ст. 234 ГК РФ. (Здесь, конечно, не исключается применение реституции, ведь незаконный владелец не может перенести собственность на покупателя, но действие реституции заканчивается на другой стороне недействительной сделки и не идет дальше, как это вытекает из смысла статьи 167 ГК РФ и подтверждено пунктом 25 упомянутого Постановления Пленума ВАС РФ.) Следовательно, исключается и возможность такой ситуации, когда владелец продает свою вещь, а затем стремится истребовать ее по ст. 234 от любого лица. Однако главный вопрос применения защиты по ст. 234 ГК РФ состоит в том, имеет ли ответчик право на возражение, затрагивающее не фактические обстоятельства утраты истцом владения, а юридическую характеристику позиции истца. Иными словами, вправе ли ответчик заявить, что иск не подлежит удовлетворению, поскольку истец не имеет на своей стороне того юридического состава, который описан в части 1 ст. 234 ГК РФ: владение добросовестное, открытое, непрерывное, pro sua (для себя). Ответ на этот вопрос крайне важен и, без сомнения, предопределяет судьбу всего института владельческой защиты в нашем ГК. В рамках существовавшей у нас на протяжении десятилетий исключительно петиторной защиты - защиты по праву, по титулу - не может быть иного ответа, кроме положительного. Ведь если защищается право, то иск не может быть удовлетворен, поскольку на стороне истца права нет. И безусловно, этот стереотип довлеет не только над практикой. Но если исходить из того, что п. 2 ст. 234 ГК РФ впервые после многих лет защищает не право, а "беститульное, т. е. незаконное владение" <*>, то такая защита не может строиться исключительно по правилам защиты титульного владения, т. е. защиты права. Владельческая защита всегда была направлена только на восстановление нарушенного фактического положения, не предрешая вопроса о правах, да и вовсе не касаясь его. Как известно, посессорная защита не давалась только в тех случаях, когда владение было добыто истцом от ответчика "силой, тайно или прекарно" (прекарно - до востребования). За пределами этих трех исключений владельческая защита давалась всегда. Следовательно, нельзя отказать в предоставлении владельческой защиты только на том основании, что истец не доказал таких качеств своего владения, которые дают ему право на вещь или могут дать такое право при известных обстоятельствах. В противном случае окажется, что нарушитель владения не несет никакой частноправовой ответственности лишь по причине отсутствия у истца достаточных оснований на владение. А это означает не что иное, как поощрение произвола, личность же владельца, которая, как верно указывал Савиньи, является главным объектом посягательства при нарушении владения, вовсе не имеет значения, никакой ценности для частного права. Такой подход был бы глубоко порочен в своей основе и нес бы громадную опасность для всей системы права. -------------------------------- <*> Гражданское право. В 2 т. Т.1 / Отв. ред. Суханов Е. А. 2-е изд. - М.: 1998. С. 621.

Действительно, как воспринять заявление ответчика о том, что истец не владел вещью непрерывно, если вещь отобрана именно у истца? Если такое возражение правомерно, то, значит, владелец, временно утративший владение (например, потерявший вещь и затем нашедший ее), оказывается лишенным защиты, а это едва ли может вытекать из смысла закона. Очевидно, что если владения лишен именно истец (либо те лица, которым вещь передана истцом условно и временно), то возражение о непрерывности его владения утрачивает смысл и не может препятствовать защите. Еще менее достигает цели заявление о том, что истец владел вещью не для себя. В этом случае в процесс вовлекается тот, для кого велось владение, и окончательное решение принимается с учетом позиции этого лица, которое также имеет, конечно, право на защиту. Наконец, вправе ли ответчик делать заявление о недобросовестности истца? Учитывая общую презумпцию добросовестности, истец не должен доказывать свою добросовестность. Но в данном случае вопрос звучит принципиально иначе: может ли нарушение владения быть оправдано ссылкой на недобросовестность владельца? Несомненно, ситуация нам малознакомая. В процессуальном смысле обсуждение в деле о защите владения вопроса о добросовестности истца предрешает вопрос о праве, но тогда процесс приобретает не владельческую, а петиторную форму. Непонятно также, как быть, если владение вновь нарушено иным лицом: для него установленный факт добросовестности не имеет преюдициального значения и, стало быть, может вновь обсуждаться, что едва ли приемлемо. В материальном смысле обсуждение добросовестности истца означает, что одно и то же действие может оказаться правомерным или неправомерным в зависимости от отношений потерпевшего с третьим лицом (в данном случае - собственником). Тогда получается, что публичная власть передает свои функции расправы и наказания частному лицу. А это еще менее приемлемо. Все вышесказанное позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, при заявлении иска о защите нарушенного владения по основаниям ст. 234 ГК РФ возражения ответчика об отсутствии у позиции истца юридических качеств владения для давности не подлежат обсуждению, а признаки, указанные в ст. 234, могут быть предметом доказывания только в споре о праве (либо при отсутствии спора о праве - в соответствующем деле особого производства). Во-вторых, защита по ст. 234 ГК РФ оказывается тогда доступной не только тем, кто ведет владение для давности, но и другим незаконным владельцам, что отнюдь не случайно, а, напротив, весьма желательно. В противном случае следует признать, что с тех нарушителей, которые завладели имуществом незаконно и недобросовестно, начинается цепь бесконечных нарушений - теперь любой может забрать у них имущество так же незаконно и без всяких неблагоприятных для себя частноправовых последствий. Получается, наказываются не нарушители, а весь правопорядок, все общество в целом. Предоставление защиты недобросовестному владельцу можно оправдать тем, что это вполне классический институт. Есть у него и рациональное обоснование: если собственник не нашел нужным воспользоваться предоставленной ему сильной, не ограниченной ничем, кроме срока исковой давности, защитой своего частного права против недобросовестного нарушения его владения, то общество имеет куда меньше оснований передавать функции преследования и наказания нарушителя любым другим лицам, никак от него не пострадавшим.

------------------------------------------------------------------

Название документа