Новый Гражданский кодекс и суд

НОВЫЙ ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС И СУД

В. ВИТРЯНСКИЙ

В. Витрянский, доктор юридических наук.

Введение в действие Гражданского кодекса Российской Федерации оказало наиболее благоприятное влияние на положение власти судебной. Процесс вступления в силу отдельных частей Гражданского кодекса сопровождается поэтапным осуществлением судебной реформы, в ходе которой повышаются авторитет и независимость судебной системы. Достаточно назвать Федеральный конституционный закон "Об арбитражных судах в Российской Федерации", Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации <*>, а также Федеральный конституционный закон "О судебной системе Российской Федерации" <**>. Эти законодательные акты развивают положения о судебной власти, содержащиеся в главе 7 Конституции Российской Федерации. Их реализация позволит создать реально функционирующую независимую судебную систему. -------------------------------- <*> Собрание законодательства РФ, 1995, N 19, ст. 1709. <**> Собрание законодательства РФ, 1997, N 1, ст. 1.

Верховный Суд Российской Федерации и Высший Арбитражный Суд Российской Федерации, понимая значение Гражданского кодекса РФ в деле цивилизованного правового регулирования имущественного оборота, практически с первых дней после введения ГК в действие интенсивно работают над обеспечением правильного и единообразного применения его норм. Свидетельством тому являются совместные Постановления Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 28 февраля 1995 года N 2/1 "О некоторых вопросах, связанных с введением в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" <*> и от 1 июля 1996 года N 6/8 "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" <**>. -------------------------------- <*> Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ, 1995, N 5, с. 48. <**> Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ, 1996, N 9, с. 5.

Работа в этом направлении продолжается: недавно внесен на совместное рассмотрение Пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда согласованный проект постановления по вопросу применения законодательства об акционерных обществах, завершается работа над проектом постановления о применении гражданско-правовых норм о процентах за пользование чужими денежными средствами и т. д. Что же предопределило возрастание роли и значения судебной власти, в том числе и в связи с введением в действие нового ГК? Можно отметить ряд факторов. 1. Децентрализация экономической системы, появление на рынке множества коммерческих организаций и иных юридических лиц, являющихся в основном собственниками имущества, которые строят свои отношения на основе частно - правовых принципов, обострили проблему обеспечения защиты прав и законных интересов участников имущественного оборота и иных субъектов гражданско - правовых отношений. Данная проблема нашла отражение в Конституции Российской Федерации и ряде законов, принятых в последние годы. В соответствии с Конституцией каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод (ч. 1 ст. 46); никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (ч. 1 ст. 47). Необходимость беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты возведена Гражданским кодексом (п. 1 ст. 1) в ранг принципов, на которых основывается гражданское законодательство. Федеральным конституционным законом "Об арбитражных судах в Российской Федерации" (ст. 5) предусмотрено, что одной из основных задач арбитражных судов при рассмотрении подведомственных им споров является защита нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов организаций и граждан в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности. В соответствии со ст. 11 ГК защиту нарушенных или оспоренных гражданских прав осуществляет в соответствии с подведомственностью дел, установленной процессуальным законодательством, суд, арбитражный суд или третейский суд. Даже в тех случаях, когда на основе закона защита гражданских прав осуществляется в административном порядке, решение административного органа может быть обжаловано в суд. Таким образом, суд либо непосредственно осуществляет защиту субъективных гражданских прав, либо ему принадлежит окончательное решение. 2. Субъективные гражданские права, которые принадлежат участникам имущественного оборота, должны быть не только реально осуществимы. Субъекты этих прав должны обладать возможностями по пресечению нарушения прав, их восстановлению, компенсации всех потерь, вызванных нарушением субъективных прав. Как правильно отмечал В. П. Грибанов: "Субъективное право, предоставленное лицу, но не обеспеченное от его нарушения необходимыми средствами защиты, является лишь декларативным правом". И далее: "возможность правоохранительного характера включается в само содержание субъективного материального требования как одно из его правомочий" <*>. -------------------------------- <*> Грибанов В. П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. - М., 1992, с. 96.

Гражданский кодекс значительно расширил перечень способов защиты нарушенных либо оспоренных гражданских прав - в настоящее время их насчитывается одиннадцать. Они носят универсальный характер и могут быть применены для защиты, как правило, любого субъективного гражданского права. К числу универсальных способов защиты гражданских прав относятся: признание права, восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения; признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий ее недействительности, применение последствий недействительности ничтожной сделки; признание недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления; самозащита права; присуждение к исполнению обязанности в натуре; возмещение убытков; компенсация морального вреда; прекращение или изменение правоотношения; неприменение судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону. Указанный перечень, включающий в себя одиннадцать способов защиты гражданских прав, не является исчерпывающим. В случае нарушения гражданских прав могут быть использованы и иные способы их защиты, предусмотренные законом или договором. Расширение перечня способов защиты субъективных гражданских прав одновременно повышает возможность судов и арбитражных судов по обеспечению защиты нарушенных и оспоренных гражданских прав, в том числе и со стороны государственных органов и органов местного самоуправления. Данное обстоятельство, в свою очередь, предопределяет повышение роли высших судебных органов в установлении правильной практики применения соответствующих законоположений. Так, в последние годы наблюдается значительный рост числа судебных дел, связанных с использованием такого способа защиты нарушенных гражданских прав, как признание недействительными актов государственных органов и органов местного самоуправления. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 года N 6/8 закреплено выработанное судебной практикой основание для признания такого акта недействительным, для которого характерно наличие одновременно двух обстоятельств: несоответствие акта государственного органа или органа местного самоуправления закону или иному правовому акту, а также нарушение указанным актом субъективных гражданских прав и охраняемых законом интересов гражданина или юридического лица, обратившихся в суд с соответствующим требованием (п. 6). Излишне говорить о распространенности нарушений прав акционеров и участников иных хозяйственных обществ и товариществ, а также других коммерческих организаций. Однако до недавнего времени в судебной практике отсутствовала четкая позиция по вопросу о возможности их защиты от незаконных действий органов управления соответствующих юридических лиц, нередко принимающих незаконные решения об исключении граждан или юридических лиц из состава участников (учредителей), о лишении их права голоса на собраниях, об отказе в выдаче доли в имуществе при выходе из общества с ограниченной ответственностью и т. п. В подобных случаях отказ в судебной защите обосновывался в том числе ссылкой на отсутствие в процессуальном законодательстве такой категории споров, как признание недействительными решений и иных актов органов юридических лиц: общего собрания участников, правления, генерального директора и т. п. Такой подход противоречил не только Гражданскому кодексу, предусматривающему, что защита нарушенных или оспариваемых гражданских прав осуществляется судом (ст. 11 ГК), но и Конституции Российской Федерации (ст. 46, 47). Очевидно, что в случаях, когда принятыми органами управления юридического лица актами, нарушающими требования законодательства, ущемляются права отдельных участников (учредителей), последние могут потребовать восстановления нарушенных субъективных прав, в том числе и путем признания таких актов недействительными. В постановлении содержится прямое указание принимать подобные иски к рассмотрению (п. 8). Ответчиками по таким искам должны выступать юридические лица, чьи органы приняли оспоренные акты. Определенные трудности в судебной практике вызвало применение ст. 16 ГК, предусматривающей, что убытки, причиненные гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления или их должностных лиц, подлежат возмещению Российской Федерацией, соответствующим субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием. Длительное время оставалось неясным: кто должен указываться в качестве адресата искового заявления, учитывая, что ответчиком по такому иску выступает Российская Федерация, субъект Российской Федерации или муниципальное образование; какие действия должен предпринимать судья, если в исковом заявлении в качестве ответчика указан конкретный государственный орган или орган местного самоуправления, допустивший нарушение, и, наконец, как производить взыскание присужденных денежных сумм. Постановлением определено, что ответчиками по таким спорам являются соответственно Российская Федерация, субъект Российской Федерации или муниципальное образование, которые выступают в лице соответствующего финансового или иного управомоченного органа. Следовательно, указанный орган и является непосредственным адресатом соответствующего искового заявления. Однако если все же в качестве адресата искового заявления указан государственный орган или орган местного самоуправления, допустивший нарушение, суд тем не менее принимает иск к рассмотрению, привлекает в качестве ответчика по делу соответствующий финансовый или иной управомоченный орган и рассматривает спор по существу. Взыскание присужденных денежных сумм должно производиться за счет средств соответствующего бюджета и лишь при отсутствии таковых может быть обращено на иное имущество, составляющее казну Российской Федерации, субъекта Российской Федерации или муниципального образования (п. 12 Постановления). Безусловно, подобные разъяснения о порядке применения различных способов защиты нарушенных или оспоренных гражданских прав, в том числе и со стороны государства и его органов, поднимают роль суда, повышают его авторитет. 3. В процессе применения ГК сам текст Кодекса, его формулировки заставляют суд занимать активную позицию в выработке подходов к тем или иным спорным правоотношениям, которые не могут быть разрешены путем формального применения действующих норм, а требуют учета обобщенных результатов судебно - арбитражной практики. Дело в том, что ГК придает важное значение актам судебного применения права и немалое количество вопросов отдает на усмотрение суда, поскольку далеко не всегда возможно точно определить критерии, которыми суд должен руководствоваться, применяя ту или иную норму ГК при разрешении конкретного спора. В общем виде это выражено в формуле, содержащейся в ст. 6 ГК: "При невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости". Очевидно, что закон не в состоянии определить общие критерии добросовестности, разумности и справедливости. Это может сделать суд при рассмотрении спора применительно к конкретной ситуации. И только анализ судебных актов, содержащих оценки поведения участников имущественного оборота с точки зрения добросовестности, разумности и справедливости в наиболее типичных ситуациях, позволит выработать какие-либо общие подходы. Данное замечание представляется справедливым и в отношении понятия "злоупотребление правом в иных формах" (за исключением шиканы). Как известно, действия участников имущественного оборота, которые могут быть квалифицированы как злоупотребление правом, являются основанием к отказу в судебной защите нарушенных или оспоренных прав (ст. 10 ГК). Исходя из этого, излишне говорить о важности правильной ориентации судебно - арбитражной практики и в данном вопросе. Кроме того, по всему тексту Кодекса разбросаны такие оценочные понятия, как "существенное нарушение", "существенные недостатки", "разумный срок", "соразмерность" (неустойки и последствий нарушения обязательств), "необходимые расходы" и т. п., параметры которых могут быть определены лишь многообразной судебно - арбитражной практикой применительно к конкретным ситуациям, возникающим при разрешении споров. Данное обстоятельство также влияет на повышение роли суда в деле упорядочения гражданско - правовых отношений. 4. Несоизмеримо возросло значение судебного толкования гражданско - правовых норм, применяемых в судебно - арбитражной практике. Как известно, Верховный Суд и Высший Арбитражный Суд Российской Федерации наделены Конституцией (ст. 126, 127) правом давать разъяснения по вопросам судебной практики, которое активно используется в целях обеспечения единообразного применения положений Гражданского кодекса. Более того, в постановлениях Пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда можно встретить разъяснения применяемых в практике гражданско - правовых норм, которые преследуют далекую цель - не допустить деформирования регулируемых общественных отношений. В качестве примера приведем несколько разъяснений положений ГК, регламентирующих залоговые отношения. В соответствии с Кодексом существенными условиями договора о залоге являются предмет залога и его оценка, существо, размер и срок исполнения обязательства, обеспечиваемого залогом, а также условие о том, у какой из сторон (залогодателя или залогодержателя) находится заложенное имущество (п. 1 ст. 339). По общему правилу, если сторонами не достигнуто соглашение хотя бы по одному из названных условий либо соответствующее условие в договоре отсутствует, договор о залоге не может считаться заключенным (ст. 432 ГК). Вместе с тем формальное применение указанного общего правила ко всем договорам залога могло бы привести к негативным последствиям в сфере кредитных отношений. В самом деле, если в роли залогодателя выступает заемщик, а залогодержателя - банк - кредитор по кредитному договору, трудно представить себе ситуацию, когда бы условия кредитного договора о существе, размере и сроках его исполнения дублировались в договоре залога, обеспечивающем кредитные обязательства. В подавляющем числе таких договоров залога имеется условие, отсылающее к соответствующим пунктам кредитного договора, сторонами которого выступают те же стороны, что и в договоре залога. Поэтому в постановление включено положение, согласно которому в случаях, когда залогодателем является должник в основном обязательстве, условия о существе, размере и сроках исполнения обязательства, обеспеченного залогом, следует признавать согласованными, если в договоре залога имеется отсылка к договору, регулирующему основное обязательство и содержащему соответствующие условия. Проблема возникла и в практике применения нормы, содержащейся в п. 3 ст. 340 Кодекса, согласно которой ипотека здания или сооружения допускается только с одновременной ипотекой по тому же договору земельного участка, на котором находится это здание или сооружение, либо части этого участка, функционально обеспечивающей закладываемый объект, либо принадлежащего залогодателю права аренды этого участка или его соответствующей части. Как и в предыдущем случае, формальное применение данного положения ГК могло бы привести к признанию большинства договоров ипотеки ничтожными сделками, ибо в нашей стране в результате приватизации образовалось много участников имущественного оборота, являющихся собственниками зданий, строений, сооружений, которые в поисках кредитных ресурсов закладывают принадлежащие им объекты недвижимости, несмотря на то, что не являются собственниками земли. Причем подобные действия не могут быть признаны неправомерными, поскольку в силу ст. 209 ГК они вправе как собственники по своему усмотрению распоряжаться соответствующими объектами недвижимости, в том числе и путем передачи их в залог. Содержащееся в постановлении разъяснение по этому вопросу сводится к тому, что данное правило (п. 3 ст. 340) подлежит применению лишь в случаях, когда лицо, выступающее в роли залогодателя здания или сооружения, является собственником или арендатором соответствующего земельного участка. Если в подобных ситуациях по договору ипотеки передается в залог только здание или сооружение, а земельный участок либо право его аренды не является предметом залога, такой договор должен считаться ничтожной сделкой (ст. 168). В остальных случаях, когда залогодатель здания или сооружения не является собственником или арендатором земельного участка, договор ипотеки не может считаться не соответствующим законодательству на основании п. 3 ст. 340 Кодекса. Права залогодателя, а при обращении взыскания на здание или сооружение - и права покупателя на земельный участок должны определяться, исходя из ст. 37 Земельного кодекса Российской Федерации, согласно которой при переходе права собственности на строение, сооружение или при передаче их другим юридическим лицам или гражданам вместе с этими объектами переходит право пользования земельными участками. 5. Суды и арбитражные суды, применяя гражданское законодательство, аккумулируют в концентрированном виде недостатки и пробелы, имеющиеся как в ГК, так и в других федеральных и иных правовых актах. Речь идет не столько о рядовых просчетах (хотя и они имеют место), сколько о серьезных проблемах, требующих безотлагательного решения. Одна из таких проблем, к примеру, - соотношение Гражданского кодекса и законодательства о приватизации, в особенности о приватизации нежилых помещений. Не секрет, что в настоящее время по всей России буквально по "бросовым" ценам выкупаются здания, сооружения, отдельные помещения, принадлежащие государству и муниципальным образованиям. Соответствующие цены были предусмотрены сначала Положением о временном порядке определения цены приобретения объектов нежилого фонда, сданных в аренду, утвержденным распоряжением Госкомимущества России от 16 февраля 1994 года N 353-р, а затем установлены и п. 4.9 Основных положений государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации после 1 июля 1994 года, утвержденных Указом Президента России от 22 июля 1994 года N 1535. В соответствии с этими нормативными актами цена выкупа объектов недвижимости определяется в размере годовой арендной платы, установленной в договоре аренды соответствующих объектов на дату подачи заявления о выкупе, умноженной на коэффициент 2. При этом нарушается право собственности субъектов Российской Федерации и муниципальных образований, которым другой собственник - Российская Федерация - предписывает в принудительном порядке, что продавать, когда и по какой цене. Игнорируются и права государственных и муниципальных предприятий, на балансе которых нередко находятся продаваемые коммерческим организациям здания, сооружения и нежилые помещения. Ведь в соответствии со ст. 295 ГК никто, включая собственника, не вправе распоряжаться имуществом, закрепленным за государственным или муниципальным предприятием на праве хозяйственного ведения. Наверное, данная проблема не приобрела бы такую остроту, если бы ст. 217 ГК не установила приоритет законодательства о приватизации перед положениями Кодекса о приобретении и прекращении права собственности. Конечно же, судебно - арбитражная практика не лишена недостатков, и в ряде случаев довольно значительных. В качестве иллюстрации можно привести складывающуюся ныне практику применения положений ГК об основаниях и последствиях недействительности сделок. Круг проблем, возникших в судебно - арбитражной практике в связи с применением положений ГК РФ об основаниях и последствиях недействительности сделок, имеет особое значение, ибо их решение оказывает непосредственное влияние на признание роли договора, обеспечение стабильности договорных связей и устойчивости имущественного оборота. Речь идет о ситуациях, когда требования о применении последствий недействительности ничтожной сделки либо доводы о недействительности совершенной сделки используются недобросовестной стороной в гражданско - правовом договоре в качестве способа защиты от законных требований контрагента, исполнившего свои договорные обязательства, о применении к недобросовестной стороне установленных законом или договором мер имущественной ответственности. Можно привести решения арбитражных судов (в том числе и Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ), когда гражданско - правовые договоры (в особенности займа, поручительства) признавались недействительными как ничтожные сделки, противоречащие закону (ст. 168 ГК), по искам акционерных обществ, не исполнивших свои обязательства <*>. -------------------------------- <*> См., например: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ, 1996, N 5, с. 62; N 10, с. 106; N 11, с. 72.

Не может не вызывать тревогу складывающаяся практика применения ст. 174 ГК. Нормы данной статьи представляют собой новеллы гражданского законодательства, направленные на обеспечение стабильности договорных отношений. Положения указанной статьи строятся на презумпции добросовестности контрагента, вступающего в договорные отношения с юридическим лицом через его соответствующий орган и ориентирующегося при этом на компетенцию этого органа (должностного лица), определенного в законе или в доверенности. То обстоятельство, что соответствующий орган (должностное лицо), заключая договор, выходит за пределы полномочий, ограниченных в уставе юридического лица или в ином учредительном документе, само по себе не может опорочить совершенную сделку. Для этого требуется представить доказательства, подтверждающие, что контрагент по договору заведомо знал или должен был знать об этих ограничениях. При этом бремя доказывания возлагается на обращающееся с иском юридическое лицо, в интересах которого установлены указанные ограничения. Однако судебно - арбитражная практика пошла по другому пути. Наличие в преамбуле к договору традиционного указания, что руководитель юридического лица, заключая договор, действует на основании устава этого юридического лица расценивается как свидетельство того, что другая сторона должна была ознакомиться с текстом устава, чтобы выяснить, имеются ли у соответствующего руководителя полномочия на заключение договора. То есть контрагент должен был заведомо знать об имеющихся ограничениях полномочий руководителя, а следовательно, заключенный им договор с превышением указанных полномочий является недействительной сделкой по основаниям, предусмотренным ст. 174 Кодекса <*>. -------------------------------- <*> См., например: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ, 1996, N 7, с. 44.

Нельзя не заметить, что при таком подходе анализ действительного волеизъявления сторон и их действий по заключению договора подменяется сугубо формальной констатацией обязанности сторон, вступающих в договорные отношения, тщательно изучить учредительные документы друг друга, ибо практически во всех договорах имеется "дежурная" фраза о том, что представитель стороны, заключая договор, действует от имени юридического лица на основании его устава или его доверенности (а как еще можно заключить договор?!). Таким образом, смысл норм, содержащихся в ст. 174 ГК, меняется на прямо противоположный: уже добросовестная сторона должна доказывать, что она не имела возможности ознакомиться с учредительными документами контрагента (а как это можно доказать?!). Вместо реализации задачи обеспечения стабильности договорных отношений путем всемерного усложнения процесса оспаривания совершенной сделки мы получаем дополнительное средство защиты недобросовестных участников имущественного оборота, которые, не исполнив обязательств, могут добиться, по сути, автоматического признания договора, исполненного контрагентом, недействительной сделкой. Практически во всех случаях, когда совершенные сделки признавались арбитражными судами недействительными, в том числе и в связи с тем, что руководители и другие представители юридических лиц действовали с превышением полномочий, речь шла о сделках, обязательства по которым были исполнены одной из сторон, не представившей, однако, доказательств прямого письменного одобрения контрагентом совершенной сделки. Возникает вопрос, насколько правомерно применять положения о недействительности сделок к фактически исполненным договорам, когда обращающаяся в арбитражный суд сторона является исключительно должником. Следует ли в подобных ситуациях требовать от добросовестного контрагента представления еще каких-либо доказательств, подтверждающих письменное одобрение должником совершенной сделки? Думается, что таким доказательством одобрения сделки (вполне достаточным) может служить принятие контрагентом исполнения обязательств, предложенного добросовестной стороной. К примеру, Г. Ф. Шершеневич допускал такую возможность. Он считал, что "последующее согласие может быть явно выражено или может быть выведено из действий, то есть лицо, в интересе которого была совершена сделка, может или прямо одобрить действия лица, взявшего на себя роль представителя, и принять их на свой счет, или присвоить себе результаты, вытекающие из действий этого лица... Было бы в высшей степени несправедливо подвергать третьих лиц опасности опровержения сделки со стороны представляемого под тем предлогом, что она выходит за пределы полномочия, когда сделка оказалась для него невыгодной" <*>. -------------------------------- <*> См.: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 г.). - М.: Фирма "Спарк", 1995, с. 132.

Необходимо также отметить, что проблема ущемления интересов добросовестной стороны в результате возможного признания недействительным исполненного ею договора находилась в центре внимания российских дореволюционных юристов при подготовке проекта Гражданского Уложения. Во всяком случае, проект Книги V Гражданского Уложения "Обязательственное право", внесенный 14 октября 1913 года в Государственную Думу, включал в себя следующее положение: "Возражение о недействительности договора может быть предъявляемо до тех пор, пока существует право требовать исполнения основанных на договоре обязательств" (часть третья ст. 32) <*>. -------------------------------- <*> См.: Герценберг В. Э. и Перетерский И. С. Обязательственное право. Книга V Гражданского Уложения. - С.-Петербург, 1914, с. 6.

Несмотря на имеющиеся недостатки в практике применения судами и арбитражными судами положений Гражданского кодекса РФ, представляется, что главное заключается в общем направлении ее развития, которое в целом представляется правильным.

------------------------------------------------------------------

Название документа