К вопросу о владении и владельческой защите (ответ на рецензию В. М. Будилова "Методологические трудности в исследовании владения и вещных прав: рецензия на монографию А. В. Германова "От пользования к владению и вещному праву")

К ВОПРОСУ О ВЛАДЕНИИ И ВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ ЗАЩИТЕ

(ОТВЕТ НА РЕЦЕНЗИЮ В. М. БУДИЛОВА "МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДНОСТИ В ИССЛЕДОВАНИИ ВЛАДЕНИЯ И ВЕЩНЫХ ПРАВ: РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ А. В. ГЕРМАНОВА "ОТ ПОЛЬЗОВАНИЯ К ВЛАДЕНИЮ И ВЕЩНОМУ ПРАВУ" <1>)

А. В. ГЕРМАНОВ

-------------------------------- <1> Вестник гражданского права. 2010. Т. 10. N 6.

Германов А. В., адвокат.

Настоящий материал представляет собой ответ А. В. Германова на критику его книги В. М. Будиловым, опубликованную в N 6 Вестника гражданского права за 2010 г.

Ключевые слова: владение, фактическое состояние, possessio.

This material was conceived by its author to meet criticism of his book on possession (the Article by V. M. Budilov, published in the Civil Law Review 2010 No. 10).

Key words: possession, real state, possessio.

Известно, что в римском праве существовала, а в западных правопорядках существует до сих пор действовавшая когда-то и в России защита владения не в зависимости от каких-либо прав на вещь, а по введенному общему запрету на поведение, недозволенность которого определяется по формальным признакам. Такую защиту именуют также защитой владения как фактического состояния, и из-за этого ее очень легко отождествить с фактическим состоянием владения в положении узукапия, - исторически выделившегося из состава узукапия в качестве самостоятельного добросовестного приобретения (если возможно выразить такое мнение). В основе каждого из этих состояний находится владение, которому правопорядок может предоставлять самостоятельную защиту, независимо от того, выполняет ли владелец состав давностного владения и отвечает ли он признакам добросовестного приобретателя. Но поскольку во всех этих случаях речь идет о фактических состояниях, постольку и самостоятельно защищаемое владение (без предиката, просто possessio), и давностное владение, и положение добросовестного приобретателя могут быть представлены родовым понятием "владение" (также без предиката). Если же в родовое понятие "владение" включить еще и правомочие владеть в составе какого-либо субъективного права, то три употребляемых без предиката субъекта высказывания очень легко могут смешиваться. Однако то, что различие между правом владения и владением не проводится <1>, а вопрос о соотношении собственности и владения (possessio) остается не разработанным в юридической литературе <2>, оказывается очевидным не всегда. -------------------------------- <1> Толстой Ю. К. О Концепции развития гражданского законодательства // Журнал российского права. 2010. N 1. С. 35. <2> Савельев В. А. Римское частное право (проблемы истории и теории). М., 1995. С. 115.

Одно из кардинальных изменений, произошедших в России после 1917 г., относится к элиминации из правовой системы страны защиты владения не в зависимости от наличия или отсутствия права на вещь (possessio), а по формальным основаниям в зависимости от поведения претендента. С тех пор защита владения как фактического состояния (possessio) не только перестала существовать в качестве правового института, она перестала существовать в качестве всеми признаваемого элемента правового сознания. За очень редкими исключениями в порядке напоминания о том, что где-то там, на Западе, существовала "буржуазная" владельческая защита, и в порядке не находивших поддержки эксклюзивных предложений о возобновлении действия такой защиты владение ни с чем иным не ассоциировалось, кроме как с правомочием на обособленное пользование вещью в составе какого-либо субъективного титульного права. А после того как виндикационный иск был заменен на иск об истребовании имущества "из незаконного (или "чужого незаконного") владения" <1>, такие понятия, как iusta possessio и "законное владение" были полностью отождествлены как друг с другом, так и с iusta causa. В этом своем качестве владение вплоть до последнего времени фигурировало в российской цивилистике. Такой стереотип мышления, основанный на отсутствии дифференциации владения как титульного правомочия и владения как защищаемого правопорядком фактического состояния (possessio), при обращении к российскому кругу читателей вполне мог быть охарактеризован через квантор всеобщности, поскольку речь шла ранее о единственно возможном, а теперь о господствующем в доктрине российского гражданского права мнении <2>. Сейчас это господствующее мнение стало постепенно расшатываться. В последнее время обратили внимание на п. 2 ст. 234 ГК РФ, и был высказан тезис о том, что в России введена хотя и не развитая, но владельческая защита possessio (в основном К. И. Скловский). В ответ на это справедливо заметили (Ю. К. Толстой, А. Н. Латыев, А. Д. Рудоквас и др.), что помимо вопроса о владельческой защите есть еще вопрос о публициановом иске, построенном, как известно, на юридической фикции. Но все это лишь исключения из правила, а правило гласит: владение - это правомочие прежде всего в составе собственности, и оно может быть получено только от собственника <3>. Что сверх того, то от лукавого. Исходя из данной точки зрения, при обсуждении вопроса о возможности предъявления виндикационного иска арендатором можно оперировать понятием владельческой защиты в рамках "двойного владения" по германскому праву и обозначать опосредованного владельца в этих рамках в качестве титульного <4>. С таким подходом трудно согласиться. -------------------------------- <1> Венедиктов А. В. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2004. С. 484. <2> "Возможность защиты владения как факта, в том числе владения неправомерного и недобросовестного, была отвергнута еще в советской социалистической доктрине, и в этом смысле современная российская цивилистика следует сформировавшейся традиции" (Гражданское право: Учебник: В 3 т. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. М., 2009. С. 567 (автор главы - А. Д. Рудоквас)). <3> "Владение - это признаваемая и охраняемая нормами права возможность управомоченного лица на основании закона или договора обладать индивидуально-определенной вещью, извлекать из нее полезные свойства и пользоваться гражданско-правовой защитой от нарушений" (Григорьева О. В. Владение как необходимое условие возникновения и осуществления вещных прав: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2004. С. 14). <4> Тарасенко Ю. А. О выборе способа защиты прав арендатора // Вестник ВАС РФ. 2005. N 5. С. 161 - 162. В отличие от римского права ГГУ дало всякому арендатору владельческую защиту. Но не всякий арендатор имеет право на виндикационный иск. Термином "аренда" могут объединяться разные категории нанимателей - от ординарных до субъектов права застройки чужого земельного участка с предоставлением им разных по своей природе прав и средств титульной защиты, от обязательственной до вещной. В этом отношении аренда по ГК РФ структурно не дифференцирована.

Но оказывается, что теперь, когда все активнее стал обсуждаться вопрос о введении в наше законодательство владельческой защиты <1>, рекомендуется придерживаться мнения большинства, так как всякое иное представление о владении, помимо господствующего, с использованием монополии на рецензирование запросто может быть объявлено неправильным и не отвечающим ортодоксальным положениям российского гражданского права. Связанные с этим опасения уже высказывались в юридической литературе <2>. Пока же эти опасения не осуществились, хотелось бы предложить перевести критику из формального русла в содержательное и обратить внимание на то, что объем понятия "владение" таков, что под него могут подпадать не только совершенно противоположные феномены, но и переходные состояния так, что становится совершенно незаметным, как одно понятие переходит в другое, один вид владения истолковывается в представлениях о другом виде, а на поверку оказывается, что иногда дело доходит до элементарной логической ошибки - подмены понятий. Так, если владению как защищаемому правопорядком фактическому состоянию предицировать законность, то оно через предикат "законное" может рассматриваться уже не как фактическая позиция (possessio) формально правомерного поведения, но как владение по воле собственника, а соответственно незаконное - как фактическое состояние постольку, поскольку оно, как полученное без ведома собственника, лишено правового основания. Но если в последнем случае владение отвечает признакам добросовестного приобретения, то нами обнаруживаются два защищаемых фактических состояния: одно - в порядке possessio, другое - в порядке bona fidei. В итоге из-за омонимии исходное константное значение используемого понятия "фактическое состояние" не сохраняется <3>. Однако речь идет о совершенно разных уровнях правового регулирования при совершенно разных ситуациях. Если к тому же институт защиты владения как фактического состояния (possessio) относить не к деликтным обязательственным отношениям, а считать его одним из видов вещных прав, то владельческая (посессорная) защита окажется на самом первом логическом уровне, а между признаками посессорных отношений и виндикационных притязаний собственника к несобственнику можно провести параллели. Эти параллели указывают, например, на то, что нелогично для защиты прав на земельный участок при полном лишении владения им использовать негаторный иск. Параллели же, как известно, никогда не пересекаются. -------------------------------- <1> Гражданское право: Учебник: В 3 т. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. С. 551 (автор главы - А. П. Сергеев). <2> В юридической литературе уже высказывались соответствующие опасения (см.: Кашанина Т. В. Юридическая техника или законодательная техника? // Журнал российского права. 2010. N 3. С. 172). <3> Кнапп В., Герлох А. Логика правового сознания. М., 1987. С. 271.

Разобраться в этих уровнях правового регулирования невозможно без обращения к римскому праву и сравнительному правоведению, которое, в свою очередь, указывает на сближение правовых систем современности, не замечать которое может только тот, кто не желает этого замечать, так же как не желают замечать возможности интерпретировать древнеримскую конструкцию собственности, а следовательно, и производные от нее вещные права в терминах и понятиях расщепленной собственности <1>. Между тем комплексное рассмотрение положений римского права в сочетании с элементами компаративистики само по себе не предполагает наличия четко выраженной догматической части в изложении научного материала. Впрочем, и без нее выясняется, что владение как специальным образом защищаемое фактическое состояние во всех правовых системах остается владением, защита которого может по-разному регулироваться, но не отличаться по своей правовой природе. Точно так же можно по-разному называть вторжение на чужой земельный участок, но от этого оно не перестает быть тем, что оно есть, так же как и кража остается кражей, совершена она в Америке или в России. А далее все, что относится к владению, относится и к его производным, в том числе к передаче во всех ее формах и к такому действительно специфическому акту приема-передачи, который заверяется у нотариуса, к которому в качестве составной части присоединяется Auflassung, на момент подписания которой обсуждается добрая совесть и которая, наконец, наделяется абстрактностью и бесповоротностью, и именуется "вещный договор", наличие которого формально отличает переход вещного права от обязательственного соглашения по поводу вещи. Но разве автор исследования не может высказать своего отношения к этой искусственной конструкции и лежащим в ее основании представлениям при том, что разработанные пандектной систематикой понятия и подходы не всеми признаются в качестве эталонных? <2> -------------------------------- <1> Савельев В. А. Проблема разделенной собственности и современная теория российского гражданского права // Журнал российского права. 2004. N 8. С. 113 - 123. <2> Цивилистические исследования: Ежегодник / Под ред. Б. Л. Хаксельберга, Д. О. Тузова. М., 2006. С. 648 - 660 (автор очерка - И. А. Базанов).

Наряду с термином "фактическое владение", обозначающим как обнаружившееся отсутствие титула, так и физическое обладание вещью, без которого невозможна ее эксплуатация <1>, в последнее время в юридической литературе стало также активно использоваться не согласующееся с современной российской правовой действительностью и ментальностью, страдающее чрезмерной широтой и латентно включающее в себя дистинкцию владения и держания определение владения как фактической власти над вещью. Эта взятая из скупого на дефиниции и написанного, по выражению К. Цвайгерта и Х. Кетца, для "экспертов права" Германского гражданского уложения формула вовсе не дает ключа к разрешению той задачи, которую нельзя решить простым заимствованием фразеологии. К тому же в ГГУ речь идет не просто о фактической власти над вещью, а о ее достижении. Исходя из того, что в законе не бывает ничего лишнего, тем более в ГГУ, термин "достижение" подлежит отдельному расшифровыванию. Владение же как фактическая власть над вещью ничего другого не означает, как абстрагирование от субъективных прав, к которому в российской цивилистике и в судебной практике не благосклонны. Для демонстрации типичного примера на этот счет можно сослаться на следующее суждение: "Исходя из систематизации общих терминологических понятий, мы хотели бы обратить внимание, что не склонны вкладывать в понятие "фактический" больший смысл, чем оно того заслуживает. Фактический, в нашем понимании, значит реальный, но это отнюдь не значит "не правовой" <2>. Поскольку реальность - это объективно существующая действительность или просто действительность <3>, постольку фактическое означает "действительное", да к тому же "правовое", и от владения как защищаемого правопорядком фактического состояния (possessio) ничего не остается. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Учебник "Гражданское право: В 4 т. Вещное право. Наследственное право. Исключительные права. Личные неимущественные права" (том 2) (под ред. Е. А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (3-е издание, переработанное и дополненное). ------------------------------------------------------------------ <1> Гражданское право: Учебник. Т. 2 / Отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2007. С. 27 (автор главы - Е. В. Кулагина). <2> Зубарева О. Г. Владение и его конструкция в гражданском законодательстве Российской Федерации: Дис. ... канд. юрид. наук. Ростов-на-Дону, 2003. С. 63 - 64. <3> Словарь иностранных слов / Сост. Т. Ю. Уша. СПб., 2007. С. 537.

В юридической литературе в основном термин "владельческая защита" до сих пор фигурирует в качестве обозначения защиты титульного владения. Его же стали употреблять при обсуждении владения как защищаемого правопорядком фактического состояния, которое связывают с п. 2 ст. 234 ГК РФ. При этом упускается из виду то обстоятельство, что владельческая защита не может обсуждаться не только с позиций п. 2 ст. 234 ГК РФ, тем более с позиций ст. 302 ГК РФ, но и с позиций исключительно гражданского права. Владельческая защита, если под этим термином не понимать защиту титульного владения, предполагает прежде всего свои собственные процессуальные правила, свои собственные допустимые и недопустимые доказательства, в том числе исключительные случаи, условия и пределы допустимости ссылок на факты во взаимоотношениях сторон, а если взять за основу actio spolii, то, вероятно, и во взаимоотношениях с третьими лицами. Процессуальные правила владельческой защиты как защиты фактического состояния рассчитаны не на то, чтобы выяснять условия выполнения давностного владения, и не на то, чтобы выяснить законность или незаконность владения с позиций доброй совести и управомоченности отчуждателя (потому как все эти понятия - это атрибуты петиторных судебных разбирательств), а на то, чтобы установить, кто из претендентов находится в лучшем положении не с позиций материальной, а, по выражению Ф. К. Савиньи <1>, с позиций "формальной правды". Эта формальная правда составляет содержание понятия iusta possessio, а соответственно, формальная неправда - iniusta possessio, что совершенно не соответствует "законному" и "незаконному" владению, оцениваемому с позиций субъективного права и доброй совести, но не с позиций только лишь формы поведения при осуществлении фактической власти над вещью, например таких форм, как нападение (вторжение) и отражающая его самооборона. -------------------------------- <1> Представляется, что если Т. Ю. Астапова вместо "Ф. К. фон Савиньи" допустила опечатку "В. К. фон Савиньи", то это совершенно не влияет на научную ценность ее работы (Астапова Т. Ю. Владение как институт гражданского права России: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 43). Но оказывается, что в отдельных случаях подобная опечатка может стать одним из центральных пунктов критики.

Вопрос о самообороне - это вопрос об одной из составных частей защиты владения как фактического состояния (possessio). В результате того, что владение как защищаемое правопорядком фактическое состояние, первичной основой которого является право на самооборону, было в России ликвидировано после 1917 г., вопросы самообороны рассматривались в рамках науки уголовного или административного права, и, как известно, с этим понятием связано право на физическую самозащиту лица своей телесной неприкосновенности от преступного посягательства и называется оно необходимой обороной (ст. 37 УК РФ). В этом своем качестве, но уже в цивилистической номинации "самозащита гражданских прав", самооборона используется и в ст. 14 ГК РФ, на что указывает формулировка о необходимости соблюдения соразмерности защиты нарушению и запрету выходить за пределы действий, необходимых для пресечения посягательства. Словом, для того чтобы раскрыть содержание понятия самообороны, следует обращаться к науке уголовного права, что, собственно, и происходит в юридической литературе, когда гражданская самооборона интерпретируется по аналогии с уголовно-правовой. Но, не отрицая наличия общего между гражданской самообороной и уголовно-правовой, необходимо заметить, что эти понятия находятся в отношении лишь частичного пересечения. На определенном этапе развития римского права во владении как в понятии стали выделять волевую и физическую стороны: animus domini и corpus possessionis. Для современного российского юриста это деление может показаться искусственным и носящим чисто академический характер. Между тем для римского юриста оно не только служило теоретическим объяснением неравного положения сторон во владельческом отношении, но и имело непосредственное практическое значение. Точно так же, как отдельная личность (persona) имела право на защиту своего тела, или, говоря иначе, своего "корпуса", от неправомерных физических посягательств, отвечая на применение силы силой, она имела право отвечать силой на физическое вмешательство в пределы своего обладания вещью, прежде всего земельным участком. Корпус вещи и "корпус тела" получали от правопорядка одинаковую по своей правовой природе защиту: те же самые требования к основаниям такой защиты, те же самые требования к способам такой защиты и главное - то же самое требование о немедленном реагировании. В противном случае самооборона прекращалась и начиналась месть в плане личностных отношений и не оборонительные, а уже наступательные действия - в плане владельческом. Разумеется, самооборона в обоих своих качествах должна была получить тщательную разработку. Когда такая разработка достаточно развита и изучена, когда в рамках гражданского или иного, может быть, даже административного, производства самооборона поставлена в определенные условия и дополнена возможностью искового или иного инициируемого заявлением процесса, такая самооборона может быть обозначена абстрактным термином "владельческая защита", или "самозащита", или "самопомощь", а противопоставляемое ему поведение - "недозволенные действия", как это сделано в ГГУ. Как известно, термин "самозащита" употребляется в качестве общего для обозначения самообороны и самопомощи при том что, в порядке самопомощи иногда допускается выходить за пределы самообороны, например задерживать чужой скот на потравах или даже задерживать лицо, вторгшееся на чужую территорию, в том числе с возможностью причинять ему соразмерный вред, необходимый для задержания, и т. д. Нередко термины "самооборона" и "самопомощь" употребляют как синонимы, проводя различие между ними лишь в необходимых случаях <1>. если же при этом проводить различие между самообороной и необходимой обороной, то нужно доказать, что такое отличие имеет теоретическое или практическое значение и, соответственно, поделить самооборону на необходимую и не необходимую. Однако для римского права было более важным не различие в понятиях самообороны или самопомощи, тем более не их отличие от необходимой обороны, а незыблемое правило, согласно которому хозяину дозволялось удалять неугодных ему арендаторов не только владельческим иском, но и собственной властью <2>, т. е. попросту прогонять, и это вписывалось в понятие того, что может быть обозначено термином "самопомощь" или "самооборона". Если в таком положении дел заключается "полная бессмыслица", то это вопрос к римскому праву, а не к тому, кто напоминает о том, что такое правило существовало. Но как бы своеобразно ни понималась самопомощь (самооборона) в римском праве, институт собственности и ее защиты четко отличался от защиты владения как фактического состояния, и в том числе процессуально. -------------------------------- <1> Обзор мнений по поводу понятия самозащиты в гражданском праве до революции 1917 года см.: Новак Д. В. Институт самозащиты в гражданском праве России досоветского периода // Журнал российского права. 2003. N 2. С. 150 - 153. <2> Иеринг Р. Теория владения / Сокр. пер. Е. В. Васьковского. СПб., 1985. С. 36.

В отличие от этого до соответствующей пандектной систематики и последующей кодификации гражданского права на территории Германии применялся своеобразный иск, называвшийся "Gewere", который как средство защиты представлял собой нечто среднее между защитой собственности и защитой владения. Начавшаяся рецепция римского права оставила Gewere в том состоянии, в каком она и находилась. Как бы то ни было, если Gewere рассматривать только со стороны владения, то в ней с необходимостью будет присутствовать аспект самообороны. В. М. Будилов предлагает переводить термин "Gewere" на русский язык только с учетом контекста конкретного литературного источника, в результате чего он, по его мнению, должен переводиться не как "самооборона", а как нечто близкое к владению ("специфический институт древнего германского права") или вовсе никак не переводиться. Словом, значение термина "Gewere" должно остаться тайной, доступной только "опытным специалистам", обладающим "глубокими специальными знаниями" <1>. И на этом все. -------------------------------- <1> Будилов В. М. Методологические трудности в исследовании владения и вещных прав: рецензия на монографию А. В. Германова "От пользования к владению и вещному праву" // Вестник гражданского права. 2010. N 6. С. 287.

Но вовсе не обязательно обладать глубокими специальными познаниями для того, чтобы не отрицать такое возможное развитие событий, при котором с понятием владельческой защиты в России произойдет то же самое, что и с Gewere в Германии. Очередь до actio spolii и summarissimum просто не дойдет. Если не поставить точку, то своеобразную итоговую черту под вышесказанным можно подвести словами профессора В. Андреева: "Не справедливо утверждение о том, что действующее законодательство не содержит норм о владении и владельческой защите. Да, в понимании римского права это так. Но содержание статей 12 и 14 ГК РФ позволяет достичь тех же целей, что и при рассмотрении владения как фактического отношения. Владение - это правомочие собственника или другого титульного владельца, субъективное право, и оно может быть защищено от насильственных самоуправных действий при помощи самозащиты и действий органов государственной власти" <1>. -------------------------------- <1> Андреев В. Соответствует ли Концепция развития гражданского законодательства потребностям российского общества и государства // Хозяйство и право. 2010. N 4. С. 26.

На этом общем фоне содержащееся в Концепции развития гражданского законодательства предложение о введении в правовую систему России владельческой защиты как средства борьбы с насильственными, самоуправными действиями выглядит преждевременным. Косвенно это признается и в самой Концепции, так как ее авторы полагают, что определение понятия владения как фактической позиции должны дать доктрина и судебная практика; при этом законное и незаконное владение по-прежнему связывают с волевой стороной собственности, а незаконное - с владением добросовестным и недобросовестным (п. 2.1 и 2.4 Концепции). Однако данные предложения по изменению законодательства не находят единодушной поддержки в доктрине, да и вряд ли смогут ее найти, так как совершенно непонятно, как, по каким основаниям должен возбуждаться владельческий спор, по каким правилам рассматриваться и какое содержание должно вкладываться в понятие самоуправства, а какое - в понятие самопомощи или самообороны. К тому же самоуправство подразумевает наличие прав. Что касается судебной практики, то перспективы ее развития при неразработанном владельческом законодательстве можно предугадать по давно полученному опыту. На этот счет существуют две работы профессора А. М. Гуляева <1>, в которых интересующийся проблематикой владения читатель найдет ответы на многие вопросы о том, в каком возможном направлении будет развиваться судебная практика. Помимо прочего, есть большие сомнения на счет того, что суды не воспользуются возможностью приостановления судебного разбирательства по спору о нарушении владения как "фактической позиции" до рассмотрения дела по петиторному иску между теми же сторонами. -------------------------------- <1> Гуляев А. М. Иски о восстановлении нарушенного владения в практике гражданского Кассационного Департамента Правительствующего Сената. СПб., 1914; Он же. Материалы для учения о владении по полному собранию законов. М., 1915.

В отсутствие тщательного изучения феномена защиты владения как факта (possessio) и детального нормирования владельческой защиты не только в материальном, но прежде всего в процессуальном плане введение владельческой защиты может привести к развитию того самого "кулачного права", на недопущение которого рассчитано правовое регулирование владения как фактического состояния (possessio). На основании изложенного возникает вопрос: а существует ли вообще правильное представление о владении за пределами того, что обозначается термином "титульное владение", к тому же редуцированное к праву на физическое обладание? Очевидно, что для того чтобы оценивать чье-либо мнение как вызывающее неправильное представление о владении, необходимо определить, из чего складывается и в чем, собственно, состоит правильное владение. Однако вместо замечаний по существу ответы на эти основные вопросы подменяются второстепенными: как следует переводить немецкое "Notwehr" и т. п. При таком положении дел не удивительно, что можно, объявляя чье-либо мнение о понятии владения "пагубным", не соответствующим "ортодоксальным" (наверное, тем, которые выразил профессор В. Андреев) подходам, скрывать свое собственное мнение по вопросам владения, не определять владение и вовсе не раскрывать содержания "правильного" представления о владении, но зато придавать важное замечание орфографическим опечаткам, обнаруженным в чужом произведении. Наверное, это и есть правильный, а не "спекулятивный" метод.

------------------------------------------------------------------

Название документа