Круг ответственных лиц

КРУГ ОТВЕТСТВЕННЫХ ЛИЦ <*>

Л. А. КАССО

Кассо Лев Аристидович (6(18) июня 1865 года, Париж - 6 ноября(9 декабря) 1914 года, Санкт-Петербург). Российский юрист, государственный деятель. Л. А. Кассо получил хорошее юридическое образование в лучших европейских учебных заведениях - в парижском Лицее Кондорсе (Lycee Condorcet) и Школе права (Ecole de droit) в Париже, получив диплом бакалавра. Для получения высшего образования переехал в Германию, где поступил (1885) на юридический факультет Гейдельбергского университета. Впоследствии перешел в Берлинский университет. По окончании обучения Кассо выдержал докторский экзамен и защитил (1889) диссертацию "Ответственность наследника по завещанию по римскому и современному праву" на получение степени doctor utriusque juris. Для получения права преподавать в российских вузах, успешно выдержав магистерский экзамен в Дерптском (Юрьевском) университете, он был назначен (1892) исполняющим должность доцента церковного права Юрьевского университета. В 1893 году Кассо становится исполняющим должность экстраординарного профессора по кафедре местного права (Лифляндской, Эстляндской и Курляндской губерний). В 1895 году защитил при юридическом факультете Университета Св. Владимира в Киеве магистерскую диссертацию на тему "Преемство наследника в обязательствах наследодателя", после чего был утвержден экстраординарным профессором. В конце 1895 года переведен на должность экстраординарного профессора по кафедре гражданского права и судопроизводства Харьковского университета. В 1898 году в Университете Св. Владимира в Киеве защитил докторскую диссертацию на тему "Понятие о залоге в современном праве". В 1899 году был назначен ординарным профессором по кафедре гражданского права Московского университета. Одновременно с преподаванием в университете читал лекции по гражданскому праву в Константиновском межевом институте и в Императорском лицее в память цесаревича Николая - консервативном привилегированном учебном заведении в Москве. В 1908 - 1910 годах Кассо был директором Лицея в память цесаревича Николая. По словам профессора В. А. Удинцева, Кассо принадлежал к лучшим русским юристам: своими научными вкусами и методами разработки юридических тем он возвращает нас к прошлым временам оживления интереса к отечественному праву. Его монографии напоминают нам диссертации старых юристов, уступающие Л. А. Кассо в отношении материала, метода и изящества построений, но, несомненно, усвоенные им в качестве элемента образования и служившие образцами при изучении родного права (см.: Удинцев В. А. Лев Аристидович Кассо. Доктор гражданского права // Журнал Министерства народного просвещения: Новая серия. 1915. Сентябрь. Ч. 59). Среди основных работ (Обзор Остзейского права. Юрьев, 1896; Общие и местные гражданские законы. Харьков, 1896; Источники русского гражданского права. М., 1900; Неизвестность хозяина найденной вещи. М., 1903; Здание на чужой земле. М., 1905; Русское поземельное право. М., 1906 и Преемство наследника в обязательствах наследодателя. Юрьев, 1985, отрывок из которого приводится в настоящем издании).

В отрывке из книги известного российского юриста и государственного деятеля Л. А. Кассо (1865 - 1914) рассматриваются вопросы круга лиц, которые могли быть привлечены к ответственности по долгам наследодателя в соответствии с нормами российского дореволюционного наследственного права.

Ключевые слова: наследственное право, история наследственного права, наследование, наследник, ответственность по долгам наследодателя, право представления.

In the extract from the book of a well-known Russian lawyer and state official L. A. Kasso (1865 - 1914) the author considers the issues of set of persons which can be brought to liability for the debts of ancestor in accordance with the norms of Russian pre-revolutionary inheritance law.

Key words: inheritance law, history of inheritance law, inheriting, heir, liability for the debts of ancestor, rights of representation.

Если мы обратимся прежде всего к наследникам по закону, то мы встретимся здесь с целым рядом лиц, для которых обязанность платить долги умершего наступает вообще с момента приобретения наследства. Наше право в учении о принятии наследства стоит на римской точке зрения и не знает западноевропейского принципа "Le mort saisit le vif", так что у нас наследство не считается приобретенным наследником ipso jure в момент смерти наследодателя; для того, чтобы наследство вошло в состав имущества наследника, необходимо со стороны последнего выражение желания принять оное <1>. Впрочем, при неограниченной ответственности вопрос о том, когда нужно считать наследство приобретенным, не имеет значения для определения размера удовлетворения кредиторов, так как ни увеличение, ни уменьшение наследственного актива после смерти должника не могут здесь отразиться на объеме обязательств, перешедших на наследника. Раз наследство принято, оно считается достоянием наследника с самого момента смерти наследодателя по римскому, как и по русскому, праву <2>, так что вопрос может иметь только процессуальное значение <3>: при господстве правила "Le mort saisit le vif" кредиторы обязаны лишь доказать, что ответчик призван к наследованию, а последний может сложить с себя всякую ответственность, доказав, что он отказался от наследства; тогда как по нашему законодательству истец обязан доказать не только факт призвания к наследованию, но еще, кроме того, принятие открывшегося наследства. -------------------------------- <1> Статья 1255 Свода законов: Наследники властны принять наследство или отречься от оного. <2> Статья 1254 Свода законов: Право на открывшееся наследство принадлежит наследникам с самой кончины владельца. <3> См.: Журнал Министерства юстиции. 1868. N 11 (Юридическое обозрение Думашевского).

Доказательство последнего момента может быть для кредитора связано с некоторыми затруднениями, особенно если согласиться с мнением К. П. Победоносцева <4>, который считает, что для принятия наследства одного голого волеизъявления со стороны делата недостаточно. Автор курса гражданского права обосновывает свой взгляд на ст. 1262, которая гласит: "Принятием наследства почитается, когда наследники ни отзыва о неплатеже долгов не учинили, ни доходов с имения умершего не сохранили, а владели и пользовались имуществом в личную себе прибыль". -------------------------------- <4> Курс II. С. 387 и след.

Из этого К. П. Победоносцев выводит, что для принятия наследства необходимо pro herede gestio. Правда, что закон не упоминает о простом волеизъявлении со стороны делата, но он, по всему вероятно, предполагает и такую форму принятия; в ст. 1262 законодатель нормирует только другой, иногда менее ясно обнаруживающийся способ принятия наследства, но он вряд ли имел при этом в виду поставить вступление в права наследства исключительно в зависимость от pro herede gestio. Не совсем удобно не придавать никакого значения голому волеизъявлению наследника и допустить возможность для последнего отказаться от своего в определенной форме выраженного желания. Такие колебания и противоречия могут вредно отразиться на интересах третьих лиц, по отношению к которым они, несомненно, нарушают правовой порядок. Впрочем, Победоносцев сам не проводит своего взгляда до крайних последствий и не может отрицать за формальным утверждением в правах наследства, последовавшим по просьбе наследника, характер окончательного приобретения имущества наследодателя; но если иметь в виду, что утверждение со стороны суда основано только на желании быть наследником, выраженным лицом, призванным к наследованию, то будет непонятно, почему это волеизъявление лишено всякой связывающей силы <5>, когда за ним не последовал судебный акт, который сам закон не считает необходимым <6>. -------------------------------- <5> Ввиду того что подобное волеизъявление должно связывать делата, Сенат вполне правильно решает (1873 г., N 695), что делат впоследствии уже не может отказаться от наследства, даже если он докажет, что он им еще не обладал. <6> Статья 1408 Устава гражданского судопроизводства: "...наследники умершего, если они считают необходимым обратиться для определения прав их на наследство к содействию суда, заявляют о том... судебным установлениям".

Обращаясь теперь к кругу лиц, наследующих по закону, мы встретим сначала первую категорию наследников, т. е. нисходящих, относительно которых наш X том выставляет положение, могущее вызвать некоторые сомнения при определении ответственности по долгам наследодателя. Ст. 1262 говорит следующее: "Дети не обязаны платить долги за родителей, если по смерти их никакого имения в наследство не получили, хотя бы по праву представления и досталось им потом наследство от дедов и других родственников". Кавелин <7> усматривает здесь beneficium inventarii в пользу детей. Но о beneficium inventarii не может быть и речи уже потому, что эта статья вовсе не говорит о составлении описи как об установленном законом средстве для освобождения детей от всяких обязательств по отношению к кредиторам отца. Если ближе присмотреться к источникам ст. 1262, приведенным под ней, и иметь с другой стороны в виду п. I ст. 1269, то получается довольно странное впечатление, лишний раз подтверждающее всю нецелесообразность рецепции римской неограниченной ответственности в России. Узаконения, приведенные под ст. 1262 <8>, относятся к тому периоду истории нашего права, в котором <...> ответственности in solidum еще не было, когда обязанности наследника по отношению к кредиторам наследодателя были поставлены в зависимость от обладания наследством и когда, наконец, стоимость этого имущества являлась единственным предметом удовлетворения для кредиторов. Указы 1660, 1688 и 1766 г. весьма естественно напоминали, что при отсутствии наследственного актива кредиторы не могли обратить своего взыскания против самого наследника. Но при современном размере ответственности, когда наследник во всяком случае обязан удовлетворить сполна кредиторов умершего, ст. 1262 рядом с п. 1 ст. 1269 приобретает другое значение. Из нее на первый взгляд можно как будто вывести, что дети, принявшие отцовское наследство (отказавшиеся, конечно, не отвечают), освобождаются от обязанности удовлетворить его кредиторов из собственного имущества только в тех случаях, когда окажется, что наследодатель ничего в буквальном смысле слова не оставил. Независимо от того, что такое полное отсутствие имущества почти что немыслимо, подобное объяснение представляет еще следующий недостаток: при наличности самого ничтожного отцовского актива нельзя уже применить ст. 1262, и дети подвергаются тогда неограниченной ответственности за его долги, потому что про детей уже нельзя сказать, что они "никакого имения в наследство не получили". Такая колоссальная разница в положении детей не должна быть поставлена в зависимость от такого чисто случайного фактора, как наличность незначительного актива. Раз наш закон стал на римскую точку зрения, то для ответственности наследника решающим моментом является факт принятия наследства: наследник, выразивший намерение быть преемником наследодателя, вступает в его обязательства, невзирая на размер наследства. Таким образом, приходится искать другого объяснения для ст. 1262, которое мы найдем в новейшем из узаконений, приведенных в примечании к этой статье. Указ от 8 августа 1809 г. (23780) излагает следующий случай: умер отец, оставивший долги и, кроме того, известный актив в виде жалования, следующего ему до смерти; дети не принимают этого наследства и жалования не касаются, но впоследствии они получают имущество умершего деда, и тогда кредиторы отца предъявляют к ним свои непогашенные требования <9>. Закон постановляет, что в этом случае дети не отвечают за отцовские долги, потому что они после него не наследовали, так что слова "дети... имения не получили" в ст. 1262 означают только непринятие наследства со стороны детей. -------------------------------- <7> Очерк юридических отношений, возникающих из наследования имущества, стр. 125. <8> Ук. 1660 г. (290), 1688 г. (1298), 1766 г. (12647), 4 марта 1786 г. (не помещен в II. С. 3). Ст. 102 - 104, ч. II Устава о банкротах к настоящему вопросу не относится. Об Указе 1809 г. (23780) см. ниже. <9> П. С.З. 23780... отец малолетних... умер, не оставив никакого имения в наследие... а заслуженное им жалование хранится и ныне в Палате гражданского суда, ибо дети в наследство не входят; ...пропитание же получают от деда своего родного... И сего последнего жизнь кончилась; а после него остался в Москве благоприобретенный дом, по которому законными наследниками... к третьей части упомянутые внучата.

И тогда спрашивается: к чему же вообще ст. 1262, если она только выражает банальный принцип, что последствия принятия наследства не распространяются на лиц, отказавшихся от него? Статья 1262 мыслима в системе нашего Свода только как объяснение характера права представления, имеющее целью устранить возможность ложных конструкций. Внуки, наследуя после деда, осуществляют самостоятельное право; хотя мы и говорим, что они вступают на место умершего родителя по праву представления, но этим мы только высказываем, что они получают все вместе то, что получил бы их отец, если бы он пережил их деда. Но подобное выражение не означает, что внуки занимают правовое положение умершего родителя <10>; отказавшись от его наследства, они уничтожили всякую возможность преемства в его правоотношениях, и принятие наследства деда впоследствии не в состоянии восстановить окончательно прерванную связь. Если такое понимание ст. 1262 должно быть признано правильным, то нужно будет решить, что ответственность за долги наследодателей ложится на нисходящих своим обычным тяжким бременем, без всякого смягчения, как только удостоверен факт принятия наследства. -------------------------------- <10> Странно, что Кавелин (1 с. стр. 126) не понимает этого, тем более "что в нашем Своде законов нет и намека на зависимость наследования по праву представления от права наследования лицу, заступаемому или же от права наследования последнего лица умершему" (Демченко В. Г. Существо наследства по русскому праву, с. 109). Ср. еще ст. 1123 X тома.

В большинстве западных законодательств праву наследования нисходящих соответствует наследственное право восходящих, которые в некоторых территориях исключают всех боковых родственников, даже братьев и сестер наследодателя <11>. Наше право долго не знало наследования восходящих <12>, и лишь в течение нынешнего столетия <13> установились в пользу родителей известные права на имущество их бездетно умерших нисходящих. -------------------------------- <11> Т. н. Schoossfallrecht германского права. <12> См.: Неволин. История гражданских законов, § 528. <13> Ук. от 14 июля 1823 г. (29511) и 18 июля 1827 г. (2 собр., N 1260). Ср. ст. 1141 - 1147 Свода гражд. законов.

Небезынтересно определить, до какой степени может быть применен п. 1 ст. 1259 к этому особому порядку наследования, возникшему у нас после рецепции неограниченной ответственности. Известно, что имущество, приобретенное самими детьми, поступает к родителям только в пожизненное владение <14>, собственность же принадлежит боковым родственникам детей с момента смерти последних <15>, так что с римской точки зрения наследниками являются именно эти боковые родственники <16>, а родители лишь законные отказоприниматели. Понятно, что при такой конструкции родители должны были бы отвечать своим пожизненным владением, но отнюдь не собственным имуществом. -------------------------------- <14> Ст. 1141 Свода: "Родители не наследуют после детей их в приобретенном ими последними имуществе; но если дети умрут, бездетны, то таковые имения их отдаются в пожизненное владение отцу и матери". <15> Ст. 1134: "Если после умершего владельца не осталось нисходящих, то право наследования переходит в боковые линии". <16> Ст. 1141.

До издания Закона от 27 февраля 1862 г. <17> могли быть еще сомнения по поводу ответственности пожизненного владельца; но названный Закон, нормируя это право на чужую вещь, между прочим постановил, что долги наследодателя должны быть распределены между собственником и пожизненным владельцем, соразмерно стоимости полученного ими имущества <18>. Таким образом, эти два лица вполне приравниваются друг другу, и если признать, что лицо, получившее собственность, отвечает безгранично, то нет основания выводить из ст. 5339, что пожизненный владелец отвечает только той вещью, которой он пользуется; ст. 5339 различает ипотечные долги, обеспеченные объектом пожизненного владения, от остальных долгов, и постановляет, что по первым ответствует только данная вещь; из этого следует, что по всем остальным преемники умершего отвечают на общих основаниях, и так как ст. 5339 считает преемниками умершего вотчинника не только приобретателя собственности, но и пожизненного владельца, то придется привлекать также и родителей к уплате долгов без потомственно умерших детей в размере, указанном в п. 1 ст. 1259. -------------------------------- <17> Он вошел в ст. 5331 - 53313 X тома. <18> Ст. 5339: "Долги, обеспеченные имением, переданным в пожизненное владение, взыскиваются с сего имения; все же прочие долги... разлагаются ко взысканию с пожизненного владельца и с наследников прежнего вотчинника по соразмерности с имением, поступившим к первому в пожизненное владение, к последним в собственность". Об определении стоимости пожизненного владения см.: Сенат 1880 г. N 237 и 1877 г. N 373.

Более сложным является другой случай, когда имущество, оставшееся после беспотомственно умерших детей, досталось им от родителей. Закон <19> постановляет, что это имущество возвращается родителям, которые приобретают его не как наследство, "а яко дар". Из этого как будто вытекает, что родители являются по отношению к этому имуществу не наследниками, а кредиторами, имеющими право на возвращение выделенного ими имущества. Однако при такой конструкции непонятно, почему это право родителей на возвращение подаренного излагается в части Свода, посвященной наследственному праву, а не в главе, посвященной дарению, и в особенности в тех статьях, где закон выставляет поводы к возвращению дара <20>. Кроме того, если считать родителей кредиторами умерших детей, то непонятно, почему они устраняются всеми остальными верителями, как это вытекает из ст. 1146, которая постановляет, что находящиеся в кредитных учреждениях капиталы, даже если они достались от родителей, сперва употребляются на удовлетворение предъявленных требований, а потом уже выдаются родителям; последние являются в таком случае скорее наследниками, чем кредиторами умершего, так как они получают предназначенное им имущество только deducto aere alieno. Ввиду всего этого вернее наложить на родителей и в данном случае ответственность по долгам умершего <21>, и именно ответственность in solidum, как нормальный размер обязанностей наследника по нашему действующему праву <22>. -------------------------------- <19> Ст. 1142: "Но когда имущество не самими детьми приобретено, но уступлено сыну или дочери родителями при жизни сих последних в виде дара и когда притом после умершего сына и дочери не осталось детей, но токмо наследники в побочных линиях, то имущество такое не в виде наследства, а яко дар, возвращается к родителям, каждому то, что от кого было получено". <20> Ср. ст. 974 и 977: "По смерти принявшего дар, оный переходит на законном основании к его наследникам; даритель не может требовать от них возвращения подаренного..." <21> Особый порядок удовлетворения, установленный ст. 1146, относится только к капиталам, находящимся в кредитных учреждениях. <22> Сенат (1873 г. N 436) налагает здесь на родителей обязанность платить долги, но только в размере подаренного имущества, хотя ст. 1249 не дает к тому никакого основания. Ср. еще 1873 г. N 758, 1875 г. N 821 и 1876 г. N 274.

В боковых линиях распределение ответственности между законными наследниками не вызывает особых затруднений. При наличности нескольких наследников в одинаково близких степенях родства ответственность по долгам умершего распределяется между боковыми, как и между нисходящими, на общих основаниях <23>, соразмерно полученной ими доле: каждый из сонаследников отвечает унаследованным и собственным имуществом за ту часть долгов, которая соответствует его наследственной доле <24>. Здесь, кстати, нужно указать на особенность долгов, обеспеченных залогом. Мы видели, что залогодержатель имеет только вещный иск против владельца заложенной вещи, так что, если эта вещь достанется только одному из сонаследников, он всегда один отвечает за долг перед залогодержателем <25>. Но отсутствие личного требования залогодержателя против остальных наследников должника не лишает владельца заложенной вещи, уплатившего весь долг, права обратиться с регрессом к своим сонаследникам. Однако при наследовании в боковых линиях могут представиться случаи, где такое распределение между сонаследниками долга по закладной вряд ли будет соответствовать характеру наследственного преемства; это именно те случаи, где наследство состоит из родовых имений разного происхождения; отцовское возвращается в род отца, материнское переходит к родственникам матери <26>. Здесь на самом деле открываются два самостоятельных наследования, так что между наследниками по отцовской и наследниками по материнской линии никакой связи нет. Они не наследуют вместе как одинаково близкие родственники, а как члены двух отдельных родов, призываемые к наследованию в двух отдельных имущественных массах, которые случайно находились в обладании одного и того же лица; и понятно, что если лица, призываемые к наследованию в одной из этих масс, откажутся, то наследники в другой массе не имеют права приращения, так что придется в этом случае призвать других членов того же рода, от которого досталось имение. При такой конструкции наследования кажется странным распределять ответственность по закладной на имение отца между наследниками по отцовской и по материнской линии. Долги, обременяющие одну из этих двух самостоятельных имущественных масс <27>, не следует взыскивать с чужеродцев, которые ни в каких отношениях к этому имуществу не находятся. Но, к сожалению, те общие выражения, которые употребляют ст. 1260, 1643, 1563, не дают нам возможности лишить наследника, получившего заложенное родовое имение, регресса против боковых родственников, принадлежащих к другому роду, от которого также досталось имение наследодателю. -------------------------------- <23> Ст. 1543: "Договоры об имуществе имеют равное действие как на обязавшееся лицо, так и на его наследников, соразмерно полученному наследству, когда они от оного не отказались". Ст. 1553. "С лишением по суду всех прав состояния, все личные обязательства осужденного прекращаются, но обязательства его по имуществам переходят на его наследников соразмерно полученному наследству. Когда один из сонаследников является кредитором умершего, то часть долга, падающая на его долг, высчитывается из его требования". См. ст. 1260. <24> См. по этому поводу не вполне правильное толкование Сената (1881 г. N 187), вытекающее из предположения, что ст. 1259 налагает на наследника личную ответственность только in subsidium. <25> Ср. Code Napoleon § 873: "Les heritiers sont tenus des dettes... hypothecairement pour le tout". <26> Ст. 1138. <27> Сенат (1882 г. N 103) вполне правильно считает нужным в таких случаях особое для каждой части наследства утверждение в правах наследства.

Если мы перейдем к наследованию супругов, то мы убедимся, что все сказанное об ответственности mortis causa вообще должно быть распространено и на этот класс наследников. Наследование супругов нормируется нашим Сводом <28> в связи с наследственным правом других лиц, призываемых законом к преемству в имуществе умершего, так что никакого основания нет не применять к вдове и к вдовцу принцип, выраженный в п. 1 ст. 1269, и освобождать их от неограниченной ответственности по долгам умершего супруга. Однако если проследить историческое развитие вдовьей доли в нашем праве, то нельзя не вынести впечатления, что неограниченная ответственность мало соответствует внутреннему характеру этого института, и придется опять подчеркнуть всю нецелесообразность рецепции римской неограниченной ответственности. Право вдовы на известную часть недвижимости мужа возникло впервые в области поместного права; вдовья доля носила характер пенсии, установленной в пользу жен лиц, умерших на службе. И так как пенсия уплачивалась из имущества мужа <29>, то понятно, что долги последнего могли быть взысканы и с вдовы, когда она наследовала рядом с кровными родственниками мужа <30>; но ввиду того, что право московского периода не знало ответственности in solidum, получение пенсии ни в каком случае не могло повлечь за собой обязанность для вдовы платить долги мужа из собственного имущества; она могла, в крайнем случае, лишиться своей доли, и этим и ограничивались для нее последствия задолженности мужа. -------------------------------- <28> Отдел V в главе II о порядке наследования по закону (кн. III, разд. II. О приобретении имуществ наследством по закону). <29> Получение имущества умершего влекло за собой обязанность платить из оного долги наследодателя. См. приведенные на стр. 212 (Кассо Л. А. Преемство наследника в обязательствах наследодателя. Юрьев, 1985) узаконения, где рядом с ответственностью кровных родственников упоминается и ответственность жены. <30> В вотчинах, купленных от казны, жена наследовала также с детьми, Улож. XVII, 45. Но в вотчинах, купленных от частных лиц, жена наследовала одна. Улож. XVII, 2. Если признать вместе с Владимирским-Будановым (Ист. русского права, стр. 428), что эти последние вотчины принадлежали обоим супругам вместе, то здесь не наследование в собственном смысле, а просто то явление, которое в германском праве характеризуется поговоркой: lдngst Leib, lдngst Gut.

Указная доля вдовы в движимости <31> равнялась, как известно, одной четверти. Этот размер наследственного права заимствован у нас из византийских сборников, но при этом нельзя не отметить факта, который до сих пор ускользнул от внимания исследователей истории нашего права. Уложение в ст. 1 главы XVII, устанавливая в пользу бездетной вдовы <32> право на 1/4, смешивает при этом два разных института, кварту бедной вдовы, установленную Юстинианом <33> и сохранившуюся в Эклоге <34>, с другой квартой, которую мы встречаем в первый раз в сборнике императоров иконоборцев; этот второй институт является правом вдовы получить кроме своего имущества еще четвертую часть оного из имущества умершего, так что вдове здесь предоставляется больше, чем она внесла: 4/4 + 1/4 = 5/4. Понятно, что такое право не может быть осуществлено вдовой-бесприданницей, получающей 1/4 имущества мужа. Уложение же в ст. 1 гл. XVII, постановляя, что родовые и выслуженные вотчины переходят к кровным родственникам мужа, прибавляет: "Женам тех умерших, которые останутся бездетны, давать им из животов их (мужей-вотчинников) четверть да приданое". Здесь мы имеем, несомненно, дело с неправильным пониманием гл. 4 титула II. Эклога дает вдове, которая внесла приданое, право изъять из имущества мужа четверть этого приданого, тогда как Уложение дает рядом с приданым четвертую часть имущества мужа. Кроме того, Уложение отличается от Эклоги тем, что последняя дает вдове кварту из движимого и недвижимого имущества, тогда как закон Алексея Михайловича дает вдове право только на движимость мужа. Таким образом, неправильное понимание одного из институтов византийского права отводит вдове в нашем наследственном праве то место, которое в греко-римских сборниках занимает только вдова-бесприданница. Следы этой превратной рецепции встречаются впоследствии и в других памятниках <35> нашего светского <36> законодательства. Для нас здесь интересен тот факт, что по русскому праву конца XVII столетия вдова, получая свою четверть, находится по отношению к имуществу умершего на правах вдовы-бесприданницы Юстинианова права. Последняя является, как известно, скорее законной отказопринимательницей, чем наследницей, так что ее доля, конечно, может быть употреблена на уплату долгов мужа, но она сама не отвечает тем имуществом, которое она приобрела во время брака или по расторжении оного <37>. -------------------------------- <31> Одно время жена имела также 1/4 в дворах. См. Указы от 3 июня 1684 г. (N 1081) и 22 янв. 1686 г. (1157), отд. II ст. I. <32> Впоследствии это право было распространено и на небездетную вдову. Ср. Указ от 17 марта 1731 г. (5717), п. 1 и 2, с Ук. от 16 окт. 1791 г. (16993). В системе Эклоги вдова, оставшаяся с детьми, не нуждалась в кварте, см. Zacharia v. Lingenthal, Geschichte d. gr. rom Rechts, § 11, n. 94. <33> Nov. 53 c. 6 и Nov. 117 c. 5. <34> Тит. II гл. 9. <35> См.: Указ от 20 янв. 1701 г. (1832). <36> Духовные суды (на основании более правильного перевода Кормчей, зачаток II: "Аще муж прежде своей жены бездетен умрет... исповеданного ему пристроя четвертую часть, прямо части такового пристроя от оставшихся мужних всяких вещей воспринимать ей), несомненно, ближе стояли к настоящему смыслу византийского института. Это явствует, между прочим, из интересного решения патриарха Никона 1657 г. (П. 0. 3.210), на которое до сих пор не было обращено внимание. В нем вдова должника освобождается от ответственности: "буде она после мужа своего кроме своего приданого и четвертой части, что ей из тех мужа своего животов довелось дать, животами не владеет... мужа ее долгов править не велел". Четвертая часть относится, несомненно, к приданому, так что постановление Эклоги здесь правильно реципировано. Интересно также, что вдова не отвечает своей пятой четвертью, которая имеет значение приращения к приданому, по отношению к которому вдова является скорее кредитором, чем наследницей. Из того, что в Эклоге вдова получает не известную долю из общей массы, а именно свое имущество и вдобавок часть имущества мужа и соответствующего определенной доли ее, явствует, что имущества обоих супругов не сливаются в одно целое, и эта черта подтверждается разделом имущества при не бездетном браке между детьми и пережившим супругом, который прежде всего берет для себя принадлежащие ему вещи. Все это доказывает, как мало сходства между имущественными отношениями супругов в Эклоге и германской Gutergemeinschaft, первые зачатки которой некоторые писатели (см.: Гуляев. Предбрачный дар. Предисловие и стр. 144) тем не менее стараются отыскать в византийских сборниках. <37> См.: Windscheid. Pand. § 574, прим. 10, и Vangerow. Pand. § 588, прим. 5.

Одним словом, установившаяся в конце московского периода 1/4 движимого, как и 1/7 недвижимости, носит характер пособия, поддержки для овдовевшей жены, и даже если бы можно было доказать, что наше право уже в этом периоде знало неограниченную ответственность, то во всяком случае нельзя было бы распространить ее на наследование вдовы. В конце XVII столетия у нас также начинает развиваться наследственное право вдовцов. Для овдовевшего мужа, как и для вдовы, право на известную долю из имущества умершего возникло под влиянием греко-римских начал, а именно постановления Эклоги, дающей бездетным мужьям 1/4 приданого умершей жены <38>. Наше право и здесь несколько расширило реципированную норму и дало мужу право на четвертую часть не только приданого, а вообще всего имущества жены; но так как эта четверть образовалась по образцу вдовьей доли, то на первых порах она обнимала только движимое имущество жены <39>. Указ от 15 апреля 1716 г. (N 3013) установил одинаковую долю для вдовы и вдовца - 1/4 всего имущества - и вместе с тем определил, что переживший супруг, получая эту долю, отвечает перед кредиторами умершего. По отмене Указа о единонаследии в 1731 г. наше право вернулось к системе московского периода, с той только разницей, что право жены на 1/7 было распространено на все категории недвижимости. Сохранившийся до сих пор прежний размер супружеских долей (1/4 движ. и 1/7 недв.) свидетельствует еще о первоначальном характере наследственного права жены (а впоследствии и мужа), указная доля которой имела, прежде всего, целью обеспечить ее существование. Этот особый характер положения, занимаемого пережившим супругом по отношению к имуществу умершего, давал ему право на отдельное место в системе наших гражданских законов, которым не следовало распространить всю суровость неограниченной ответственности на таких лиц, для которых приобретение известной части имущества умершего должно быть обогащением и, во всяком случае, не может служить поводом к обеднению. -------------------------------- <38> См.: Ecl. II, 10. <39> См.: Указ от 21 янв. 1681 г. (860).

Соображения эти относятся также к тем случаям, где дочери призываются к наследованию после родителей вместе с сыновьями <40>. Дочерей здесь также нельзя считать наследницами в настоящем смысле этого слова; их право на определенную долю развилось параллельно с супружеской указной долей и также не должно было бы повлечь за собой для дочерей неограниченную ответственность, стоящую в явном противоречии с основным моментом всего института. -------------------------------- <40> Ср. Владимирский-Буданов. История русского права, стр. 426.

Но к числу самых странных явлений в области ответственности по долгам умершего нужно, несомненно, отнести положение, которое занимает в современном праве выморочное имущество, когда долги умершего превышают актив. Статья 1263 X тома постановляет, что казна и другие юридические лица, наследующие в выморочном имуществе, "не изъемлются от обязанности удовлетворять долги, на тех имениях лежащие, и вообще ответствовать в исках порядком, законами установленным". Мы видели выше, что уже в XVI столетии встречаются узаконения, в которых выражается принцип ответственности казны, лишь cum viribus hereditatis <41>. -------------------------------- <41> См.: Кассо Л. А. Преемство наследника в обязательствах наследодателя. Юрьев, 1985. С. 207, прим. 4.

Все узаконения, приведенные под ст. 1263, также относятся к тому периоду истории нашего права, где наследники вообще ответствовали только наличным имуществом <42>. В течение XVIII столетия главным источником нормировки прав унаследования казны является, как известно, Инструкция Канцелярии конфискации от 7 августа 1730 г. (N 6601); в ней, между прочим, упоминаются обязанности по отношению к кредиторам умершего; мы встречаем, например, предписание представителям казенных интересов составлять опись выморочному имуществу; понятно, что кредиторы, таким образом, получают необходимое при ограниченной ответственности обеспечение <43>. Но в системе Свода статья 1263, несмотря на ее источники, приобретает совершенно иное значение; она ссылается на обыкновенный порядок ответственности наследника по долгам наследодателя, а известно, что на основании п. 1 ст. 1259 эта ответственность не ограничена размером наследственного актива. И таким образом, получается изумительный на самом деле результат: казна по русскому праву является обязанной удовлетворять сполна кредиторов умершего владельца выморочного имущества, даже если долги превышают актив, хотя такой размер долгового преемства прямо противоречит цели наследственного права казны; и выходит, что наше право по отношению к римскому является plus royaliste que le roy, так как римские юристы не считали мыслимым в данном случае распространить взыскание кредиторов умершего за пределы унаследованного казной имущества <44>. -------------------------------- <42> Ук. от 7 августа 1730 г. (5601), ст. 2 - 4, 10 - 13, 31; Ук. от 1737 г. (7470) ст. 4; 4 апр. 1767 г. (12864) и 2 окт. 1782 г. (25530). <43> Ст. 7: "Понеже все выморочные имения Ее Императорскому Величеству принадлежат, того ради ежели такие выморочные движимые и недвижимые имения, деньги и долговые претензии имеются... о том в канцелярии конфискации немедленно присылать обстоятельственные ведомости... А между тем такие имения брать губернатору... в свое ведомство... и делать обстоятельные описи". <44> Для некоторых отдельных stationes fisci закон в последнее время установил ограниченную ответственность, так, напр., эмеритальная касса ведомства министерства юстиции, приняв завещанное в ее пользу имущество, отвечает перед кредиторами завещателя в сумме, не превышающей стоимости принятого имущества (Высочайше утвержд. мнение Госуд. Совета от 3 июня 1885 г.).

До сих пор мы рассматривали ответственность лиц, призываемых к наследованию на общем основании нашим гражданским законом. Прежде чем перейти к ответственности, связанной с наследованием по завещанию, следует указать еще на особую категорию наследников и исследовать размер ответственности наследующих после иностранца, умершего в России. Наше законодательство стоит за lex rei sitae <45> или, другими словами, подвергает действию общерусского права наследственное преемство в имуществе иностранца, находящемся в России. Из этого принципа изъяты лишь немногочисленные процентные бумаги, которые, даже когда они находятся в России, поступают к наследникам иностранца на основании законов того государства, к которому принадлежал умерший <46>. Применение lex rei sitae к наследованию иностранцев - обычное явление в западных законодательствах прошлого столетия <47>, и до сих пор судебная практика почти везде <48> придерживается этого принципа по отношению к наследованию в недвижимости. Но современная наука частного международного права покинула прежнюю точку зрения на территориальное господство государства как на решающий момент при применении закона о наследовании и выставила новый принцип - lex domicilii, в силу которого наследство, согласно римскому воззрению, конструируется как совокупное имущество, как одно целое, имеющее свой центр в той территории, где находилось местожительство наследодателя в момент его смерти, так что наследственный переход совершается именно на основании закона, действующего в территории, где открылось наследство, несмотря на то что составные части имущества наследодателя могут находиться в разных территориях с разными законами о наследовании. Некоторые западные юристы выставляют вместо lex domicilii <49> закон государства, в подданстве которого находился наследодатель, и объективное право некоторых государств примкнуло <50>, как видно, к этому взгляду. Здесь основной момент другой, но тем не менее единство наследственного преемства не нарушается: распределение всего наследства между наследниками совершается в силу определенного закона известной территории, к которой наследодатель принадлежал в качестве подданного. -------------------------------- <45> Ст. 1218 1 ч. X тома: "Порядок наследства иностранцев в имении, остающемся в России, определяется общими правилами, для коренных подданных существующими, с изъятиями в законах о состояниях изложенными". (Имение здесь употребляется в смысле имущества вообще, как это видно из последней части статьи, где, выставленный в начале, общий принцип отменяется по отношению к известным категориям движимости.) <46> См.: Устав кредитный, разд. II, ст. 66; разд. III, ст. 59. <47> См.: Bar. Theorie trad Praxis des int. Privatrechts II, § 363. <48> См., напр.: решения французских судов у Bar'а (с. 1, прим. 24). <49> См. литературу, приведенную у Bar'а (с. 1, прим. 24). <50> См.: Итал. уложение Постановления о применении законов, ст. 8.

Целый ряд конвенций, заключенных нашим правительством с Германией, Францией, Италией и Испанией <51>, установил для подданных договаривающихся государств нормировку, занимающую среднее место между lex rei sitae и только что изложенной системой, при которой применяются законы государства, к которому принадлежал наследодатель: после смерти иностранца в России наследование в его недвижимости определяется общерусским законом, а движимость, после него оставшаяся, переходит к его наследникам на основании объективного права страны, в подданстве которой наследодатель находился до самой смерти. Эти конвенции вызваны главным образом <52> желанием вышеназванных держав устранить для своих подданных несправедливые последствия, вытекающие из преимущества, оказываемого русским законом лицам мужского пола; и для этого необходимо было избрать т. н. loi nationale, а не lex domicilii, так как большая часть иностранцев, умирающих в России, имеет у нас свое местожительство, вследствие чего пришлось бы неизбежно применять к их наследству постановления X тома. Но с другой стороны, наше правительство не могло отказаться от применения lex rei sitae к наследственному преемству в недвижимости иностранца, находящейся в пределах Империи. Таким образом, конвенции являются в некотором смысле компромиссом между loi nationale и lex rei sitae. Эта двойственность определительных норм при наследовании после одного и того же лица имеет свои неудобства, между прочим, во всех тех случаях, когда нужно установить размер ответственности по долгам наследодателя. Если актив покрывает пассив, не может быть, конечно, спора <53>, но затруднения возникают при недостаточности актива. Конвенция <54> постановляет, что недостаточное для покрытия долгов наследство иностранца передается компетентным консулом местным властям, но этим не решается вопрос об участии наследников в уплате долгов. Если осталось только движимое имущество, то можно будет устранить действие п. 1 ст. 1259 на том основании, что наследник связан по отношению к кредиторам наследодателя приобретением наследства, переходящего к нему исключительно в силу иностранного закона, который при наличности описи слагает с него неограниченную ответственность. И наоборот, если наследство состоит только из недвижимости, то можно будет применить к наследнику п. 1 ст. 1269, так как в данном случае переход имущества будет нормирован общерусским наследственным правом. Но как быть, когда наследство состоит из движимости и недвижимости? Каждая из этих двух масс является, так сказать, предметом отдельного преемства, на основании особого закона, но тем не менее движимость и недвижимость могут очень часто переходить к одним и тем же лицам, хотя и в различных размерах: например, после иностранца наследуют сын и дочь; в недвижимости дочь получит 1/14, а в движимости 1/2. Чем отвечают эти наследники: только унаследованным имуществом или также своим собственным? Этот вопрос - весьма существенный, особенно когда личное имущество наследника находится в пределах Империи <55>. Ответ на него не может быть найден ни в самом тексте конвенций, ни в общем духе нашего права, и такое безвыходное положение достаточно доказывает неудобства двойственности норм при наследственном преемстве и красноречиво говорит в пользу признания одной системы; ввиду устарелости lex rei sitae пришлось бы выбрать или loi nationale, или lex domicilii для применения ее к преемству в имуществе движимом и недвижимом. -------------------------------- <51> Конвенции о наследстве с Францией 1874 г. (П. С.З. 53870); с Германией 1874 г. (54554); с Италией 1875 г. (55355); с Испанией 1876 г. (564731). <52> См.: ст. 10 договоров с Германией, Францией, Испанией и Италией. <53> См.: ст. 5 Конвенции. <54> См.: ст. 7 Конвенции. <55> Если имущество наследника находится за границей, то иностранные суды вряд ли допустят его обращение в пользу кредиторов наследодателя на основании п. 1 ст. 1259 Свода гражданских законов.

Название документа