О некоторых вопросах злоупотребления правом

Подготовлен для системы КонсультантПлюс

О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ПРАВОМ

Материал подготовлен с использованием правовых актов по состоянию на 15 июня 2010 года

А. М. ЭРДЕЛЕВСКИЙ

Эрделевский А. М., профессор МГЮА, д. ю.н.

Как известно, отсутствие достаточно четких критериев для признания действий участников гражданского оборота "злоупотреблением правом в иных формах" (п. 1 ст. 10 ГК) вызывало и продолжает вызывать значительные сложности в правоприменительной практике. Можно было предположить, что внести ясность в ряд вопросов, связанных со злоупотреблением правом, поможет Обзор практики применения арбитражными судами статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - Обзор), доведенный Президиумом ВАС РФ до сведения арбитражных судов информационным письмом N 127 от 25 ноября 2008 г. Чтобы выяснить, оказалась ли эта цель достигнута, перейдем к анализу отдельных положений Обзора. Предварительно следует обратить внимание на то, что, согласно п. 1 ст. 10 ГК, под злоупотреблением правом понимаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах. Если классической форме злоупотребления правом, так называемой шикане, законодатель дал достаточно полное определение, то для других форм он не установил каких-либо общих признаков, ограничившись специальным указанием на недопустимость использования гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребления доминирующим положением на рынке. Для удобства рассмотрения Обзора анализ будет начат с тех его положений, которые связаны с применением ст. 10 ГК при рассмотрении внутрикорпоративных споров. В п. 1 Обзора приводится дело, в котором суд кассационной инстанции отказал в удовлетворении иска о признании недействительным решения совета директоров акционерного общества, признав предъявление истцом такого требования злоупотреблением правом на оспаривание, поскольку нарушение устава общества при принятии оспариваемого решения было вызвано, как счел суд, недобросовестными действиями самого истца. Иск был предъявлен гражданином А., являвшимся генеральным директором акционерного общества, к самому акционерному обществу (далее - общество) о признании недействительным решения совета директоров общества (далее - совет директоров), которым были досрочно прекращены полномочия истца как генерального директора и избран новый генеральный директор. Суд первой инстанции иск удовлетворил, а суд апелляционной инстанции оставил решение суда первой инстанции без изменения, исходя из следующих соображений. Уставом общества было предусмотрено, что решения совета директоров по вопросам назначения и досрочного прекращения полномочий генерального директора общества принимаются не менее чем пятью голосами при обязательном присутствии на заседании всех членов совета директоров. Количественный состав совета директоров уставом общества был определен как включающий в себя семь членов. Оспариваемое решение было принято на заседании совета директоров, в котором участвовало лишь шесть его членов, так как седьмой член совета директоров, которым был как раз генеральный директор - гражданин А., в заседание не явился, хотя и был надлежащим образом извещен о месте и времени проведения заседания, а также о повестке дня. Несмотря на то, что присутствовавшие в заседании шесть членов совета директоров единогласно проголосовали за принятие упомянутого решения, оно тем не менее не могло быть принято, так как вопреки требованиям устава общества на заседании присутствовали не все члены совета директоров. При таких обстоятельствах оспариваемое решение совета директоров суд первой инстанции счел незаконным как принятое с нарушениями требований, содержащихся в уставе общества, и удовлетворил иск. Однако суд кассационной инстанции акты судов первой и апелляционной инстанций отменил и в удовлетворении иска отказал. Положение устава общества, согласно которому решения совета директоров по вопросам назначения генерального директора и досрочного прекращения его полномочий принимаются при обязательном присутствии всех членов совета директоров, суд кассационной инстанции счел не противоречащим законодательству. Однако суд кассационной инстанции указал на то, что в заседании совета директоров не принял участие сам истец, который, будучи генеральным директором общества, являлся также членом совета директоров. Кроме того, суд принял во внимание, что истец был надлежащим образом извещен о месте и времени проведения заседания совета директоров, а также о его повестке дня и не оспаривал отсутствие уважительных причин его неучастия в заседании. Отсюда суд сделал вывод о том, что истец, являясь лицом, прямо заинтересованным в непринятии советом директоров решения по вопросу о досрочном прекращении своих собственных полномочий как генерального директора, воспользовался указанным положением устава общества для того, чтобы посредством неявки в заседание совета директоров блокировать принятие данного решения. Суд кассационной инстанции признал действия истца злоупотреблением правом на оспаривание решения совета директоров, поскольку нарушение устава общества при принятии оспариваемого решения вызвано недобросовестными действиями самого истца, а именно его неучастием без уважительных причин в работе совета директоров, и отказал в иске на основании п. 1 и 2 ст. 10 ГК. Прежде чем перейти к анализу позиции суда кассационной инстанции, обратимся еще раз к содержанию п. 1 и 2 ст. 10 ГК, устанавливающей, как следует из ее названия, пределы осуществления гражданских прав. Как указывалось выше, п. 1 ст. 10 ГК устанавливает запрет на злоупотребление субъективным гражданским правом. Пункт 2 ст. 10 ГК предусматривает отрицательные для лица, злоупотребляющего правом, последствия такого поведения, а именно возникновение у суда права отказать этому лицу в защите принадлежащего ему субъективного гражданского права. Поскольку вопрос о судебной защите права возникает лишь в отношении нарушенных или оспоренных гражданских прав (п. 1 ст. 11 ГК), взаимодействие п. 1 и 2 ст. 10 ГК проявляется следующим образом: лицо совершает злоупотребление принадлежащим ему субъективным гражданским правом (употребляет его "во зло"), далее это право оказывается нарушенным или оспоренным другим лицом, в связи с чем потерпевший (лицо, злоупотребившее правом), обращается в суд с требованием о защите своего нарушенного или оспоренного права, а суд, установив факт злоупотребления правом, может отказать потерпевшему в удовлетворении иска. Таким образом, применение п. 1 и 2 ст. 10 ГК предполагает наличие следующего юридического состава, который влечет возникновение у суда права отказать истцу в иске в связи со злоупотреблением правом: 1) наличие у истца того субъективного гражданского права, защиты которого он требует (отсутствие у истца такого права является самостоятельным основанием для отказа в иске), на что обращается внимание также в деле, о котором идет речь в п. 2 Обзора; 2) нарушение или оспаривание ответчиком принадлежащего истцу субъективного гражданского права (отсутствие такого нарушения или оспаривания является самостоятельным основанием для отказа в иске); 3) злоупотребление со стороны истца принадлежащим ему субъективным гражданским правом. Кроме того, следует обратить внимание на следующее. Осуществление права, которое может представлять собой злоупотребление правом в смысле ст. 10 ГК, может состоять лишь в действиях, но не в бездействии. Такой вывод следует из п. 1 ст. 10 ГК, где говорится лишь о действиях, совершаемых исключительно с намерением причинить вред другому лицу (если законодатель имеет в виду бездействие, то он обычно говорит об этом явно - например, ст. 1069, п. 2 ст. 1099 ГК). Впрочем, на такой довод может последовать возражение, состоящее в том, что действиями совершается лишь шикана, а злоупотребление правом в иных формах может выражаться и в бездействии. Но на такое возражение можно было бы ответить, что сам термин "злоупотребление" предполагает употребление, использование права, а не воздержание от его употребления (то есть бездействие). Кроме того, понятие "осуществление права" предполагает совершение именно действия, тогда как бездействие представляло бы собой "неосуществление права". Вернемся к анализу п. 1 Обзора. Можно предположить, что иск был предъявлен истцом на основании п. 5 ст. 68 Федерального закона "Об акционерных обществах" (далее - Закон об АО), в редакции от 02.12.2004, согласно которому член совета директоров общества, не участвовавший в голосовании или голосовавший против решения, принятого советом директоров общества в нарушение порядка, установленного Законом об АО, иными правовыми актами Российской Федерации, уставом общества, вправе обжаловать в суд указанное решение в случае, если этим решением нарушены его права и законные интересы. В деле, о котором идет речь в п. 1 Обзора, решением совета директоров о досрочном прекращении полномочий генерального директора могли быть нарушены только его трудовые, а не гражданские, права. Поскольку трудовые отношения, каковыми являются и отношения между генеральным директором общества и самим обществом, основаны на властном подчинении одной стороны другой, гражданское законодательство, включая и ст. 10 ГК, к таким отношениям не применяется. Решением совета директоров общества могло быть нарушено субъективное трудовое право генерального директора, а оспаривание (обжалование) этого решения является лишь способом защиты нарушенного субъективного права. Российский законодатель четко разграничивает понятия "осуществление" и "защита" гражданских прав. Так, п. 1 ст. 5 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, носившей название "Осуществление гражданских прав", устанавливал, что "граждане и юридические лица по своему усмотрению распоряжаются принадлежащими им гражданскими правами, в том числе правом на их защиту". Пункт 1 ст. 9 ГК, имеющей одинаковое со ст. 5 Основ название, устанавливает, что "граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права". Нетрудно видеть, что о праве на защиту в п. 1 ст. 9 ГК, в отличие от п. 1 ст. 5 Основ, не упоминается. Из положений п. 1 ст. 9 и п. 2 ст. 10 ГК следует, что злоупотребление правом может состоять в ненадлежащем использовании самого субъективного права, а не права на защиту такого субъективного права в случае его нарушения или оспаривания. Между тем, как следует из п. 1 Обзора, суд кассационной инстанции счел, что истец допустил злоупотребление именно правом на оспаривание решения совета директоров и, по существу, не отказал истцу в защите нарушенного субъективного права, а воспрепятствовал в использовании установленного законом способа защиты этого права. Ведь право истца на оспаривание решения совета директоров не было и не могло быть нарушено, оно не нуждалось в защите, а само являлось специальным способом защиты субъективного права (в данном случае - трудового). Одновременно следует заметить, что своим субъективным трудовым правом генеральный директор тоже не злоупотреблял. В действительности существо ситуации, которая привела к судебному спору, состояло в том, что директор не использовал свое право участвовать в заседании совета директоров. Это право не является ни гражданским, ни трудовым. Выше уже отмечалось, что неосуществление права, то есть бездействие, не может быть квалифицировано как злоупотребление правом. Понятно, что генеральный директор, не принимая участия в заседании, имел целью, как правильно отметил суд кассационной инстанции, блокировать принятие решения о прекращении его полномочий. Аналогичная ситуация возникла бы и в случае, если бы для прекращения полномочий генерального директора требовалось единогласное решение совета директоров, а генеральный директор явился бы в заседание и голосовал против прекращения собственных полномочий. Однако в таком случае вряд ли могла бы возникнуть даже мысль о злоупотреблении правом с его стороны. Между тем различие между гипотетической и реальной ситуациями имеет лишь морально-этический, а не правовой характер. Правовое различие между ними могло бы возникнуть лишь в случае, если бы принятие участия в заседании совета директоров было не правом (или не только правом), а обязанностью генерального директора. Однако и здесь можно было бы вести речь не о злоупотреблении генеральным директором своим правом, а о неисполнении им своей обязанности, то есть совершении объективно противоправного действия, и его ответственности за это правонарушение. Общество имело возможность устранить возникновение спорной ситуации путем внесения соответствующих изменений в устав либо досрочного прекращения полномочий совета директоров с одновременным избранием нового совета директоров, в который генеральный директор уже не входил бы и не мог воспрепятствовать досрочному прекращению его полномочий. Однако общество этой возможностью не воспользовалось, что привело к нарушению требований устава при принятии решения о досрочном прекращении полномочий генерального директора. По изложенным соображениям законность и обоснованность постановления суда кассационной инстанции, насколько можно судить по содержанию п. 1 Обзора, вызывает серьезные сомнения. Однако это постановление поддержано Президиумом ВАС РФ, чего, конечно, также нельзя не принимать во внимание. Обратимся к делу, о котором идет речь в п. 4 Обзора. Оно представляет интерес в связи с тем, что суд обнаружил в действиях истца злоупотребление правом в его чистом виде - шикану. Существо спора состояло в том, что акционер обратился в арбитражный суд с иском к акционерному коммерческому банку о признании недействительным решения наблюдательного совета банка в части отказа истцу в созыве внеочередного общего собрания акционеров банка. Как следовало из материалов дела, до предъявления требования о созыве внеочередного общего собрания акционеров банка, по которому наблюдательным советом было принято оспариваемое решение, истец в порядке, предусмотренном ст. 55 Закона об АО, трижды выступал с инициативой о созыве внеочередного общего собрания акционеров банка в очной форме. В качестве повестки дня инициированных внеочередных общих собраний истцом предлагался один и тот же вопрос: о внесении изменений в положение о наблюдательном совете банка. Эти предложения истца были удовлетворены, в результате было проведено три внеочередных общих собрания акционеров банка. Суд пришел к мнению о том, что истец, предъявляя в четвертый раз указанное требование, действовал с намерением причинить вред банку. В качестве обоснования такого суждения суд указал на следующие обстоятельства: 1) протоколы об итогах голосования свидетельствуют, что при голосовании по предложенному истцом вопросу повестки дня против внесения изменений в положение о наблюдательном совете на первом, втором и третьем инициированных истцом собраниях выступило соответственно 86,9, 87,4 и 87,7 процента акционеров - владельцев голосующих акций, принимавших участие в собрании; 2) расходы на организацию, подготовку и проведение собраний легли на ответчика. При таких обстоятельствах суд счел, что предъявление требования о созыве четвертого общего собрания акционеров по тому же вопросу является злоупотреблением правом со стороны истца, и отказал в удовлетворении заявленного требования. Решение суда по данному делу выглядит вполне справедливым, но с точки зрения оценки его законности необходимо сделать некоторые оговорки. Как указывается в п. 4 Обзора, суд счел, что "истец, предъявляя в четвертый раз указанное требование, действовал с намерением причинить вред банку". Нетрудно видеть, что в процитированном выражении отсутствует слово "исключительно", которое является необходимым признаком шиканы в смысле п. 1 ст. 10 ГК. Между тем, если наличие у акционера исключительного намерения на причинение своим действием вреда банку не было доказано, применение ст. 10 ГК вряд ли можно считать правомерным. Пункт 1 ст. 10 ГК устанавливает запрет на злоупотребление правом в иных, по отношению к шикане, формах, однако действие с намерением причинить вред другому лицу, если это намерение не является исключительным, нельзя отнести к одной из таких форм. Иной подход к этому вопросу лишает смысла указание в п. 1 ст. 10 ГК той основной формы злоупотребления правом, каковой является шикана. Представляется, что в данном случае действия истца можно счесть злоупотреблением правом, причем независимо от его намерения причинить вред акционерному обществу, но лишь при условии, если истцом не было доказано возникновение новых обстоятельств, которые могли бы повлиять на решение общего собрания акционеров по поводу внесения изменений в положение о наблюдательном совете. С внутрикорпоративными отношениями связано и дело, которому посвящен п. 5 Обзора. В этом деле акционеры, владеющие 16 процентами акций акционерного общества (далее - общество), обратились в арбитражный суд с иском к обществу о признании недействительным решения общего собрания акционеров о внесении в устав общества нового положения, предоставляющего совету директоров общества право определять место проведения собрания по выбору из двух названных в уставе городов, расположенных в странах дальнего зарубежья. В обоснование заявленного требования истцы сослались на п. 2.9 Положения о дополнительных требованиях к порядку подготовки, созыва и проведения общего собрания акционеров, утвержденного Постановлением ФКЦБ России от 31.05.2002 N 17/пс в соответствии с пунктом 2 статьи 47 Федерального закона "Об акционерных обществах" (далее - Положение). В силу этого пункта Положения общее собрание акционеров должно проводиться в поселении (городе, поселке, селе), являющемся местом нахождения общества, если иное место его проведения не установлено уставом общества или внутренним документом общества, регулирующим порядок деятельности общего собрания. Таким образом, по мнению истцов, устав или внутренний документ общества должен содержать конкретное указание на населенный пункт, определенный акционерами в качестве места проведения собрания. Суд первой инстанции не согласился с доводами истцов и, полагая, что пункт 2.9 Положения не может быть истолкован как допускающий определение в уставе общества лишь одного конкретного места проведения общих собраний акционеров, в иске отказал. Постановлением суда апелляционной инстанции решение суда было отменено, иск удовлетворен по следующим основаниям. Суд апелляционной инстанции поддержал позицию суда первой инстанции о возможности закрепления в уставе общества положения, позволяющего совету директоров избирать одно из определенных в уставе мест проведения общих собраний акционеров, однако указал на то, что по смыслу п. 2.9 Положения, возможные места проведения общих собраний акционеров должны определяться с учетом реальной возможности всех акционеров реализовать свое право на участие в собраниях. Определение в уставе общества в качестве мест проведения общих собраний акционеров населенных пунктов, находящихся вне пределов Российской Федерации и отдаленных от места нахождения общества, создает возможность для воспрепятствования тем или иным акционерам участвовать в общих собраниях акционеров, проводимых в данных городах, и является злоупотреблением правом по смыслу статьи 10 Кодекса. Суд апелляционной инстанции счел, что оспариваемое решение общего собрания акционеров нарушает право акционеров на равный доступ к участию в общем собрании акционеров с правом голоса по всем вопросам его компетенции (п. 2 ст. 31 Закона об АО). Кроме того, суд апелляционной инстанции учел, что общество и его акционеры не осуществляют какой-либо деятельности в тех иностранных государствах, где расположены соответствующие населенные пункты, в связи с чем определение их в качестве мест проведения общих собраний не связано с особенностями хозяйственной деятельности общества или местом пребывания его акционеров. В кассационной жалобе ответчик в обоснование своего довода о незаконности постановления суда апелляционной инстанции указывал на неправильное применение данным судом ст. 10 ГК. По его мнению, содержащаяся в этой статье санкция (отказ в защите права) предполагает лишь возможность отказа в защите права лицу, обратившемуся за такой защитой, в то время как ответчик за защитой своих прав не обращался. Суд кассационной инстанции оставил постановление суда апелляционной инстанции без изменения, а жалобу ответчика - без удовлетворения ввиду следующего. Отказывая в удовлетворении кассационной жалобы, суд кассационной инстанции указал, что, как следует из ст. 10 ГК, отказ в защите права лицу, злоупотребившему правом, означает защиту нарушенных прав лица, в отношении которого допущено злоупотребление. Таким образом, непосредственной целью названной санкции, по мнению суда кассационной инстанции, является не наказание лица, злоупотребившего правом, а защита прав лица, потерпевшего от этого злоупотребления. Следовательно, для защиты нарушенных прав потерпевшего суд может не принять доводы лица, злоупотребившего правом, обосновывающие соответствие своих действий по осуществлению принадлежащего ему права формальным требованиям законодательства. Поэтому упомянутая норма закона может применяться как в отношении истца, так и в отношении ответчика. Судебные акты, о которых упоминается в п. 5 Обзора, вызывают много вопросов. Во-первых, чем вообще была вызвана необходимость применения в данном деле ст. 10 ГК? По существу, суд пришел к выводу о том, что внесение в устав вышеуказанных изменений противоречило действующему законодательству, а именно - п. 2.9 Положения и п. 2 ст. 31 Закона об АО, поскольку нарушало право акционеров на равный доступ к участию в общем собрании акционеров. Противоречие решения общего собрания закону является достаточным основанием для признания его недействительным. В этом случае речь идет о действии, противоречащем нормам права, регулирующим соответствующие отношения. Статья 10 ГК подлежит применению лишь в том случае, если единственный порок в действиях управомоченного лица состоит лишь в том, что этими действиями нарушается запрет на злоупотребление правом, установленный в п. 1 ст. 10 ГК. Нарушение любых других норм права не может быть квалифицировано в качестве злоупотребления правом. В этом случае вообще отсутствует субъективное право, которым можно было бы злоупотребить. Так, у собрания акционеров есть право принимать решения, соответствующие закону, но нет права принимать решения, которые ему противоречат. Во-вторых, целью любой гражданско-правовой санкции (за исключением взыскания полученного по недействительной сделке в доход государства) является не наказание лица, совершившего правонарушение, а защита прав и законных интересов других участников гражданского оборота. Действие ст. 10 ГК направлено не на защиту нарушенных прав потерпевших (право может быть нарушено правонарушением, а не злоупотреблением правом), а на защиту их законных интересов, которые состоят, в частности, в том, чтобы права осуществлялись в соответствии с их назначением. Пункт 2 ст. 10 ГК устанавливает специальный способ защиты этих законных интересов - отказ лицу, злоупотребляющему правом, в защите принадлежащего ему права. Возможность такого отказа является единственным последствием злоупотребления правом. Если лицо за защитой своих прав не обращалось, невозможен и отказ в предоставлении такой защиты. Поэтому мнение суда кассационной инстанции о том, что п. 2 ст. 10 ГК может применяться в отношении ответчика, представляется принципиально неверным. Перейдем к положениям Обзора, в которых ст. 10 ГК применялась при рассмотрении споров, связанных с заключением и исполнением договоров. Так, в п. 3 Обзора речь идет о деле, где муниципальное образование в лице комитета по управлению городским имуществом обратилось в арбитражный суд с иском к муниципальному бюджетному учреждению (детской музыкальной школе) о взыскании задолженности по договору аренды нежилого помещения, а также о расторжении указанного договора и выселении ответчика из занимаемых помещений. Ответчик, признавая наличие задолженности, просил отказать в удовлетворении требований в части расторжения договора аренды и выселения, ссылаясь на социальную значимость школы, являющейся единственной в районе. Суд первой инстанции взыскал с ответчика задолженность по арендной плате, в удовлетворении остальной части требований отказал. При рассмотрении дела суд установил, что школа, являясь муниципальным бюджетным учреждением, не была наделена собственником (то есть ответчиком) необходимыми для осуществления деятельности помещениями на праве оперативного управления. Такие помещения были предоставлены учреждению его собственником в пользование по договору аренды, при этом сумма арендной платы составляла значительную часть ежемесячной выручки, получаемой от проведения платных факультативных курсов. Суд установил также, что в районе отсутствуют иные специализированные свободные помещения, пригодные для организации учебно-репетиционного процесса, которые могли бы быть арендованы ответчиком на приемлемых условиях. С учетом установленных фактов суд пришел к выводу о том, что расторжение договора аренды и выселение ответчика из помещений фактически означали бы ликвидацию учреждения его собственником вопреки порядку, установленному законодательством. Приняв во внимание эти обстоятельства, суд усмотрел в действиях истца злоупотребление правом на применение мер защиты, предусмотренных законом для случая нарушения обязательств арендатором, и в удовлетворении исковых требований в части расторжения договора аренды и выселения ответчика из помещений отказал, сославшись на п. 1 и 2 ст. 10 ГК. При этом суд принял во внимание неразумность действий истца, который, неся бремя обеспечения деятельности созданного им учреждения, что, по мнению суда, может выражаться в наделении ответчика необходимым имуществом на праве оперативного управления либо в выделении денежных средств, достаточных для оплаты пользования арендуемым имуществом, и отвечая в субсидиарном порядке по его обязательствам, основывает свои исковые требования на неисполнении учреждением этих обязательств. В кассационной жалобе истец указал, что суд первой инстанции неправомерно отказал в защите его права со ссылкой на ст. 10 ГК, поскольку названная норма может быть применена только при наличии заявления об этом лица, участвующего в деле, чего в данном случае сделано не было. По своей инициативе, как считал истец, суд не вправе применить положения упомянутой нормы. Однако суд кассационной инстанции, оставляя решение суда первой инстанции без изменения, указал, что с учетом императивного положения закона о недопустимости злоупотребления правом возможность квалификации судом действий лица как злоупотребления правом не зависит от того, ссылалась ли другая сторона спора на злоупотребление правом противной стороной. Суд вправе по своей инициативе отказать в защите права злоупотребляющему лицу, что прямо следует и из содержания п. 2 ст. 10 ГК. Позиция суда кассационной инстанции, насколько о ней можно судить по содержанию п. 3 Обзора, в целом представляется правильной. Действительно, ст. 10 ГК не указывает на необходимость специального заявления ответчика об отказе истцу в иске в связи со злоупотреблением правом. В этом смысле правило п. 2 ст. 10 ГК отличается от правила п. 2 ст. 199 ГК, согласно которому исковая давность применяется только по заявлению стороны в споре. Однако это не означает, что на истце не лежит бремя доказывания указанных в п. 1 ст. 10 ГК оснований, которые дают право суду отказать в защите нарушенного права в порядке п. 2 ст. 10 ГК. Такие основания, то есть сам факт злоупотребления правом со стороны истца и, следовательно, несоблюдение истцом требований п. 1 ст. 10 ГК, должны быть доказаны ответчиком (так же, например, должен быть доказан ответчиком факт пропуска истцом срока исковой давности), однако, в отличие от правил об исковой давности, формально ответчик не обязан делать специального заявления с просьбой об отказе в иске в связи со злоупотреблением правом (хотя понятно, что доказывание ответчиком факта злоупотребления правом со стороны истца, не сопровождаемое, однако, просьбой ответчика об отказе в иске на этом основании, выглядело бы по меньшей мере не вполне естественно). Более серьезные сомнения вызывает решение суда первой инстанции по данному делу. Складывается впечатление, что в данном деле, как и в деле, приведенном в п. 1 Обзора, суд вводит в сферу злоупотребления правом не только само субъективное право, но и право на его защиту. Какое предполагаемое субъективное право истца было в данном случае нарушено? Право на получение арендных платежей. Какими способами он пытался его защитить? Путем расторжения договора в судебном порядке (то есть прекращения правоотношения, если пользоваться терминами ст. 12 ГК) и понуждения к исполнению в натуре обязанности по уплате арендных платежей (ст. 396 ГК). Если вывод суда о том, что расторжение истцом договора аренды и выселение ответчика из помещений фактически означали бы ликвидацию учреждения его собственником вопреки порядку, установленному законодательством, правилен, что из этого следует? Это означает, что, расторгая договор аренды, истец в действительности имел целью не расторжение договора аренды и возврат арендованного помещения в свое пользование, а прекращение деятельности ответчика. Согласно п. 2 ст. 452 ГК требование об изменении или о расторжении договора может быть заявлено стороной в суд только после получения отказа другой стороны на предложение изменить или расторгнуть договор либо неполучения ответа в срок, указанный в предложении или установленный законом либо договором, а при его отсутствии - в тридцатидневный срок. Таким образом, необходимым условием для возникновения у лица права требовать расторжения договора в судебном порядке является совершение им односторонней сделки в виде предложения о расторжении договора. В данном случае, если вывод суда о действительных намерениях истца правилен, эта односторонняя сделка была ничтожна как притворная сделка (п. 2 ст. 170 ГК), прикрывающая другую одностороннюю сделку - принятие решения о ликвидации ответчика (школы) в порядке п. 2 ст. 61 ГК. Поэтому в иске о расторжении договора должно было быть отказано, но не на основании злоупотребления правом со стороны истца (п. 1 и 2 ст. 10 ГК), а на основании отсутствия у истца права требовать расторжения договора в связи с недействительностью (ничтожностью) предложения о его расторжении (п. 2 ст. 170 ГК). Иногда при проверке судебных актов выявляется необоснованность применения судами ст. 10 ГК, иллюстрацией чего является п. 6 Обзора. Здесь приводится дело, где истец (подрядчик) обратился в арбитражный суд с иском к ответчику (заказчику) о взыскании стоимости выполненных по договору подряда работ, а также процентов за пользование чужими денежными средствами вследствие просрочки оплаты. В обоснование заявленных требований истец сослался на заключенный с ответчиком договор подряда, а также на акт приемки выполненных работ, подписанный последним без замечаний. Ответчик, возражая против иска, утверждал, что договор подряда является незаключенным ввиду отсутствия в нем согласованного сторонами условия о начальном и конечном сроках выполнения работ. Работы, предусмотренные договором, были выполнены истцом надлежащим образом, чего не оспаривал и ответчик. Однако суд, установив, что стороны в договоре не согласовали условия о начальном и конечном сроках выполнения работ (ст. 432, 708 ГК), являющегося существенным, и признав по этой причине договор незаключенным, в удовлетворении иска отказал. Суд апелляционной инстанции решение суда отменил, исковые требования удовлетворил. Соглашаясь с выводом суда первой инстанции о наличии формальных оснований для признания договора подряда незаключенным, суд апелляционной инстанции вместе с тем указал, что судом не были учтены все фактические обстоятельства дела, вследствие чего не была применена норма права, подлежащая применению. Как указал суд апелляционной инстанции, в условиях надлежащим образом исполненных истцом обязательств ответчик, заявляя о том, что договор является незаключенным, действовал исключительно с целью добиться освобождения от обязанности оплатить выполненные для него работы, а также от применения мер ответственности вследствие несвоевременного исполнения обязанности по оплате. По мнению суда апелляционной инстанции, по смыслу ст. 10 ГК это являлось злоупотреблением правом. Суд кассационной инстанции постановление суда апелляционной инстанции оставил в силе, но изменил основание для удовлетворения иска, отметив следующее. Поскольку стороны не согласовали условия о начальном и конечном сроках выполнения работ, договор подряда не является заключенным. Вместе с тем ответчик, приняв выполненные истцом работы в отсутствие между ними договорных отношений, неосновательно сберег за его счет денежные средства в размере стоимости выполненных работ. В соответствии с п. 1 ст. 1102 ГК ответчик обязан возвратить истцу неосновательно сбереженное имущество, а также уплатить проценты за пользование чужими денежными средствами (ст. 395 ГК) с того времени, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности получения или сбережения денежных средств (п. 2 ст. 1107 ГК). Применение судом апелляционной инстанции ст. 10 ГК суд кассационной инстанции счел необоснованным. Правильность позиции суда кассационной инстанции в данном деле не вызывает никаких сомнений. Правильная позиция, которой придерживался суд кассационной инстанции в п. 6 Обзора, наблюдается и в п. 7 Обзора. Здесь речь идет о деле, где истец (арендодатель) обратился в суд с иском к ответчику о выселении его из помещений, принадлежащих истцу на праве собственности. Заявленное требование истец обосновывал тем, что подписанный сторонами договор аренды на срок 5 лет не зарегистрирован в установленном порядке и, в соответствии с п. 2 ст. 651 ГК, является незаключенным, следовательно, ответчик владеет нежилыми помещениями без законных оснований. Суд первой инстанции, установив отсутствие государственной регистрации указанного договора аренды, иск удовлетворил. Не согласившись с решением суда, ответчик подал апелляционную жалобу, в которой утверждал, что суд не применил норму права, подлежащую применению, - ст. 10 ГК. По мнению ответчика, суд не учел того, что истец уклонялся от государственной регистрации договора, в то время как именно на него договором была возложена обязанность по подаче в регистрирующий орган соответствующего заявления и необходимых для регистрации документов, поэтому основания для признания договора незаключенным возникли вследствие бездействия самого истца. Ответчик также указал, что уклонение от государственной регистрации со стороны истца связано с заключением им спустя месяц после подписания спорного договора другого договора аренды тех же помещений с акционерным обществом, предполагающего более высокий размер арендной платы. Это обстоятельство свидетельствовало, по мнению ответчика, об использовании истцом формальных оснований для уклонения от исполнения своих обязанностей в ущерб ответчику. Суд апелляционной инстанции решение суда первой инстанции оставил без изменения, указав, что факт уклонения истца от государственной регистрации договора сам по себе не может служить законным основанием для владения ответчиком принадлежащими истцу помещениями в отсутствие заключенного между ними договора аренды. В данном случае ответчик мог воспользоваться способом защиты своих прав, предусмотренным п. 3 ст. 165 ГК (если сделка, требующая государственной регистрации, совершена в надлежащей форме, но одна из сторон уклоняется от ее регистрации, суд вправе по требованию другой стороны вынести решение о регистрации сделки, и в этом случае она регистрируется по решению суда). Оснований для применения к отношениям сторон ст. 10 ГК суд не нашел, что представляется совершенно правильным. Однако с правильной позицией судов, отмеченной в п. 6 и 7 Обзора, резко контрастирует позиция судов в делах, о которых идет речь в п. 9 и 10 Обзора. Так, в п. 9 Обзора приводится дело, где истец (продавец, санаторий) обратился в арбитражный суд с иском к ответчику о признании недействительными на основании ст. 168, 170 ГК заключенных между продавцом и покупателем договоров купли-продажи трех зданий санатория и применении последствий недействительности этих сделок. Ответчик возражал против исковых требований, полагая, что спорные сделки мнимыми не являются, так как исполнены сторонами, и представил в подтверждение этого подписанный ими передаточный акт. Удовлетворяя иск, суды исходили из следующего. Через четыре дня после государственной регистрации перехода права собственности на спорное имущество в результате совершенных сделок купли-продажи стороны заключили договор аренды одного из зданий, отчужденных по указанным сделкам (лечебно-спального корпуса), по которому новый собственник (ответчик) предоставляет этот объект в аренду прежнему собственнику (истцу). Суды расценили сделки купли-продажи как мнимые, сочтя, что передаточный акт не может являться надлежащим доказательством, подтверждающим передачу спорного недвижимого имущества ответчику, поскольку здания до настоящего времени находятся во владении и пользовании истца. Президиум ВАС РФ при пересмотре судебных актов в порядке надзора оставил их без изменения, но отметил, что судами не были применены подлежащие применению к установленным обстоятельствам дела нормы права, хотя это и не повлекло принятия неправильного решения по делу. Президиум ВАС РФ указал, что мнимой является сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия (п. 1 ст. 170 ГК). Для сделок купли-продажи правовым последствием является переход титула собственника от продавца к покупателю на основании заключенного сторонами договора. Согласно п. 1 ст. 551 ГК переход права собственности на недвижимость по договору продажи недвижимости от продавца к покупателю подлежит государственной регистрации. В силу п. 2 ст. 223 ГК в случаях, когда отчуждение имущества подлежит государственной регистрации, право собственности у приобретателя возникает с момента такой регистрации. Договорами купли-продажи предусматривалось, что объекты недвижимости передаются продавцом покупателю по передаточному акту в день подписания договора. Передаточный акт был подписан сторонами, и право собственности покупателя на упомянутые здания зарегистрировано в установленном порядке. Отсюда Президиум ВАС РФ сделал вывод о том, что указанные сделки мнимыми не являются. Вместе с тем, руководствуясь материалами дела, Президиум ВАС РФ принял во внимание, что арендная плата за пользование лечебно-спальным корпусом за три месяца превышает сумму покупной цены, предусмотренную договором купли-продажи и фактически полученную санаторием от ответчика в оплату этого корпуса, и балансовую стоимость всех трех зданий. Решением третейского суда, на принудительное исполнение которого арбитражным судом выдан исполнительный лист, с санатория в пользу ответчика взыскана задолженность по арендной плате более чем за три года. Из совокупности названных обстоятельств, по мнению Президиума ВАС РФ, следовало, что отчуждение упомянутого имущества, в том числе лечебно-спального корпуса, необходимого самому продавцу (санаторию) для выполнения своих уставных задач, произведено с нарушением его собственных интересов. Впоследствии имущество, являющееся предметом спорных сделок, было включено в уставный капитал вновь созданного ответчиком закрытого акционерного общества и затем перепродано по более высокой цене иностранной компании, которая сдала здание лечебно-спального корпуса в аренду другому лицу. Установленные судом обстоятельства продажи недвижимого имущества свидетельствуют о недобросовестном поведении (злоупотреблении правом) ответчика (покупателя), воспользовавшегося тем, что единоличный исполнительный орган продавца при заключении упомянутых договоров купли-продажи действовал явно в ущерб последнему, в результате чего санаторий утратил возможность использовать имущество, необходимое ему для осуществления основной деятельности, и понес дополнительные расходы по аренде этого же имущества, многократно превышающие сумму, полученную им за проданное имущество в качестве покупной цены. В итоге Президиум ВАС РФ пришел к выводу о том, что названные обстоятельства свидетельствуют о наличии факта злоупотребления правом со стороны общества, выразившегося в заключении упомянутых сделок, и на основании п. 2 ст. 10 и ст. 168 ГК РФ признал спорные сделки недействительными. Такую позицию Президиума ВАС РФ нельзя счесть полностью соответствующей нормам материального права. Если бы договоры от имени покупателя заключались представителем, действующим на основании доверенности, то, без сомнения, все договоры купли-продажи являлись бы оспоримыми сделками и могли быть признаны недействительными на основании п. 1 ст. 179 ГК как совершенные в результате злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной. Однако эта норма была в данном случае неприменима, поскольку договоры заключались не представителем, а единоличным исполнительным органом продавца. Видимо, этот орган действовал в рамках своих полномочий, что исключало возможность признания сделок недействительными на основании ст. 174 ГК. Однако оставление совершенных сделок в силе явно противоречило бы требованиям разумности и справедливости, поэтому Президиум ВАС РФ, не найдя, как представляется, другого "оружия", прибег к ст. 10 ГК, указав на нее как на закон, противоречие которому влечет ничтожность сделки на основании ст. 168 ГК. Однако нарушение требований п. 1 ст. 10 ГК не может явиться тем нарушением требований закона, которое влечет недействительность сделки на основании ст. 168 ГК (в этом состоит неверность позиции ВАС РФ). Во-первых, единственным последствием злоупотребления правом является отказ лицу, злоупотребляющему правом, в защите принадлежащего ему права (п. 2 ст. 10 ГК). Во-вторых, возможность совершения сделки вообще не является субъективным правом, осуществлением которого можно злоупотребить. Эта возможность входит в содержание гражданской правоспособности субъекта гражданского права (ст. 18, 49 ГК). Представляется, что указанные выше договоры купли-продажи в совокупности с договорами аренды проданных зданий были не мнимыми, а притворными сделками (п. 2 ст. 170 ГК). К такому выводу позволяют прийти следующие соображения. Здания, выбыв из состава объектов права собственности истца, остались в его владении и пользовании на основании договора аренды, который был заключен через четыре дня после государственной регистрации перехода права собственности на эти здания. При этом арендная плата за пользование лечебно-спальным корпусом за три месяца превышала сумму покупной цены, предусмотренную договором купли-продажи и фактически полученную санаторием от ответчика в оплату этого корпуса, и балансовую стоимость всех трех зданий. Согласно п. 1 ст. 454 ГК одной из правовых целей договора купли-продажи является получение продавцом платы за вещь, переданную в собственность покупателя. Однако вышеназванные обстоятельства в их совокупности свидетельствуют о том, что в действительности продавец не имел такой цели. Действительная цель продавца состояла в безвозмездной передаче покупателю зданий (поскольку уплаченная покупателем покупная цена подлежала возврату ему же под видом арендной платы). Следовательно, действительной правовой целью сторон было заключение договора дарения, поэтому договоры купли-продажи являлись ничтожными как притворные сделки (п. 2 ст. 170 ГК). Проведенный выше анализ п. 9 Обзора применим и к п. 10 Обзора. Здесь истец обратился в арбитражный суд с иском об освобождении от ареста ценных бумаг, находящихся в его доверительном управлении. Истец мотивировал свои требования тем, что ценные бумаги арестованы незаконно, поскольку находятся в доверительном управлении. В соответствии с п. 2 ст. 1018 ГК обращение взыскания по долгам учредителя доверительного управления на имущество, переданное им в доверительное управление, не допускается, за исключением несостоятельности (банкротства) этого лица. Как следовало из материалов дела, ценные бумаги были арестованы в порядке исполнения сводного исполнительного производства, возбужденного в отношении акционерного общества на основании исполнительных листов, выданных арбитражными судами. Между истцом и акционерным обществом заключен договор, в соответствии с которым последнее передало данные ценные бумаги истцу в доверительное управление. При этом договор доверительного управления имуществом был заключен спустя два дня после возбуждения сводного исполнительного производства. Учитывая данное обстоятельство и исходя из имеющихся в деле материалов (отчет доверительного управляющего, акт о выполнении обязанностей доверительного управляющего и др.), суд первой инстанции пришел к выводу о том, что при заключении договора доверительного управления имуществом преследовалась цель сокрытия имущества акционерного общества (ценных бумаг) от обращения на него взыскания по требованиям кредиторов. Сделав этот вывод, суд в иске отказал, мотивировав свое решение тем, что при заключении договора доверительного управления имуществом допущено злоупотребление правом, а именно имело место недобросовестное поведение, направленное на сокрытие имущества учредителя доверительного управления от обращения на него взыскания. Суд апелляционной инстанции решение суда первой инстанции оставил в силе, но изменил мотивировку отказа в иске, указав на ничтожность договора доверительного управления имуществом в силу ст. 168 ГК, поскольку при его заключении допущено нарушение требований ст. 10 ГК. Для оценки законности судебных решений, которые упоминаются в п. 10 Обзора, достаточно того анализа, который был проведен выше в отношении п. 9 Обзора. Применение судами к отношениям сторон в п. 10 Обзора правил ст. 10 ГК во взаимосвязи со ст. 168 ГК не основано на законе. В данном случае налицо классический пример мнимой сделки, которая являлась ничтожной на основании п. 1 ст. 170 ГК. Никаких оснований для применения ст. 10 ГК в данном деле не усматривается. Подводя итог проведенному анализу большинства положений Обзора, можно отметить следующее. В арбитражной практике наблюдается отсутствие единого подхода к применению правил ст. 10 ГК о злоупотреблении правом и его последствиях. Арбитражные суды зачастую чересчур широко истолковывают понятие "злоупотребление правом", рассматривая его в качестве обычного правонарушения и применяя соответствующие правовые последствия. Во многих случаях ст. 10 ГК применяется к отношениям, в которых признаки злоупотребления правом вообще отсутствуют. Такой подход приводит не только к неправильному истолкованию и применению норм гражданского права. Поскольку п. 2 ст. 10 допускает возможность отказа лицу в судебной защите принадлежащего ему права, не устанавливая при этом достаточно определенных оснований для такого отказа, усматриваются основания считать п. 1 и 2 ст. 10 ГК в том их значении, которое придается им представленной в п. 1 Обзора правоприменительной практикой, противоречащими ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, гарантирующей право каждого на судебную защиту.

Название документа Интервью: Лотерейные реки ("ЭЖ-Юрист", 2010, N 23) Текст документа

ЛОТЕРЕЙНЫЕ РЕКИ

Ю. В. ВАСИЛЬЕВ

Несмотря на немалые прибыли лотерейного бизнеса и его интенсивное развитие, в нашей стране до сих пор нет норматива, в котором были бы учтены все тонкости данной сферы. В Комитете Госдумы по бюджету и налогам в настоящее время идет интенсивная работа над совершенствованием "лотерейного законодательства". О готовящихся новациях газете "ЭЖ-Юрист" рассказал председатель комитета Юрий Васильев.

Юрий Викторович, насколько важен для государства лотерейный бизнес? - Вопрос риторический. Сегодня лотереи - масштабная и динамичная отрасль, приносящая не только большие прибыли их организаторам, но и значительные стабильные доходы в бюджеты государств и всевозможных благотворительных организаций. В среднем в мире ежегодно реализуются лотерейные билеты на сумму 150 - 160 млрд. долл. При этом годовой оборот лотерейного бизнеса в США достигает около 30 млрд. долл., в Германии - примерно 6 млрд. долл., в Японии - порядка 8 млрд. долл., в Испании и Италии, где все лотереи государственные, - соответственно 6,53 и 6,5 млрд. долл. В большинстве стран лотереи являются дополнительным источником финансирования социальных расходов, реализации культурных и спортивных программ. Так, в Италии около 15% выручки от продажи лотерейных билетов идет на социальные нужды и около трети - в доходы бюджета. В скандинавских странах, как правило, именно за счет доходов от игорного и лотерейного бизнеса финансируются органы социальной защиты. А в Финляндии весьма значительна доля поступлений от государственных лотерей в бюджет спортивных организаций. Таким образом, доходы от лотерей позволяют государствам удерживать налоги на более низком уровне и реализовывать многие спортивные и гуманитарные проекты. Практически во всех странах лотереи проводятся под государственным контролем, предусматривающим четко регламентированные правила, нормы ответственности и порядок проведения лотерей. Все лотерейные компании (и частные, и государственные) публикуют финансовые отчеты о своей деятельности, в которых указывается, сколько денег поступило в фонды государства и на что потрачена прибыль.

Как обстоят дела в лотерейной сфере России? Существенной ли подпиткой она служит для бюджета? - В России долгое время отсутствовала действенная система контроля лотерейного бизнеса, а участие государства сводилось главным образом к выдаче разрешений и регистрации правил проведения лотерей. Доходы бюджета от лотерей были незначительны и даже не выделялись отдельной строкой. В официальных стандартных формах налоговой и бюджетной отчетности такие данные были "скрыты" в общей сумме поступлений налогов на доходы, лицензионных сборов и др. Между тем потенциальная емкость российского лотерейного рынка оценивается примерно в 22 - 27 млрд. рублей в год, а фактически регистрируемая сумма составляет около 10 млрд. рублей в год. Это, конечно, на порядок меньше, чем в западных странах.

То есть лотереи у нас - это стихийный бурьян в диком поле? - Далекий от поля правового... До 1990 г. в нашей стране насчитывалось лишь восемь лотерей: денежно-вещевая лотерея Министерства финансов РСФСР, лотереи Спорткомитета СССР, лотерея ДОСААФ и др. Эти лотереи регламентировались специальными постановлениями Совета министров СССР, Совета министров РСФСР. Начиная с 1992 г. в России активно растет как количество организаторов новых лотерей, так и объемы их реализации. В целом, по оценкам за 1998 - 2000 гг., в России ежегодно проводилось более 300 лотерей и лишь половина была зарегистрирована. В итоге потери бюджета составляли свыше 1,2 млрд. рублей. В последние годы на российском лотерейном рынке действовало около 50 всероссийских лотерей, кроме того, на территории субъектов РФ проводилось приблизительно 70 местных лотерей, учредителями которых были региональные и муниципальные власти. Обилие различного рода лотерей, которые проводились зачастую не специализированными и не лицензированными организациями, порождало множество нарушений финансового и правового порядка на лотерейном рынке, криминализируя эту отрасль и существенно подрывая доверие основной массы населения к участию в лотереях. Так, вместо развития легального лотерейного бизнеса значительное распространение получили плохо контролируемые моментальные лотереи, так называемые лохотроны, где сумма выигрыша почти никогда не совпадает с заявленной. При этом суточный оборот одной бригады, проводящей подобные лотереи, по некоторым данным, доходит до 100 тыс. долл.

Каким же образом регулировалась данная деятельность в 90-е годы и чем руководствуются организаторы лотерей сегодня? Как направить денежные потоки лотерейного бизнеса в правовое русло? - Необходимость упорядочения лотерейного рынка на территории России была очевидна уже в 90-е годы. Для этого еще в 1995 г. была разработана специальная лотерейная программа. В соответствии с Указом Президента РФ были созданы две структуры - Федеральная комиссия лотерей и игр РФ (лицензирование, надзор и контроль за лотерейным процессом) и оперирующая компания ОАО "Российские лотереи" (организация и проведение лотерейной деятельности). В 1996 г. Федеральная комиссия лотерей и игр РФ была упразднена, а ее функции переданы Государственному комитету РФ по физической культуре и туризму. Основным правовым документом, содержащим конкретные правила, регламентирующие лотерейную деятельность организаций, было Временное положение о лотереях в Российской Федерации, утвержденное Указом Президента РФ от 19.09.95. Между тем сфера лотерейной деятельности долгое время не находилась под жестким контролем государства, а различные варианты законопроектов о лотереях рассматриваются в Госдуме еще с 1995 г. и постоянно дополняются новыми поправками. Безусловно, необходима выработка ясной позиции государства: кто и какие лотереи должен проводить, как должно регламентироваться распределение доходов, на какие цели они могут использоваться, какой процент отчислять в государственный бюджет. На мой взгляд, наиболее актуальными проблемами, требующими четкого законодательного разрешения, являются налогообложение выигрышей граждан, налоговая нагрузка на организаторов лотерей и необходимость введения государственной монополии на лотерею. Также должны быть четко зафиксированы правила выдачи лицензий, их количество, критерии и порядок использования доходов от лотерей, в том числе перечисление части прибыли на социальные нужды. Если государству удастся создать полноценную правовую базу, выводящую из "тени" лотерейный бизнес, найти организационные формы решения имеющихся проблем, то объем лотерейного рынка России может достигнуть от 1,5 до 5 млрд. долл., стать реальным внебюджетным источником финансирования программ по развитию спорта, социальной сферы и культуры.

Какие новации в данной сфере разрабатываются сегодня? - Новаций на самом деле много. Из регионов постоянно поступают предложения, наиболее интересные мы поддерживаем. Особо актуальны поправки, которые способны пресечь возможность проведения азартных игр под видом розыгрышей. Совместно с Правительством РФ идет работа над подготовкой ко второму чтению законопроекта "О внесении изменений в Федеральный закон "О лотереях". В нем вырабатывается единая система правового регулирования отношений, возникающих при проведении государственных лотерей. В частности, утверждается необходимость наличия справки, выданной налоговыми органами, свидетельствующей об отсутствии у организатора лотереи задолженности по уплате налогов и сборов. Рассматривается ряд уточнений в части организации и проведения государственных лотерей, а также порядка проведения конкурса по отбору оператора всероссийской, региональной и муниципальной лотереи. Оператор всероссийской гослотереи будет определяться федеральным органом исполнительной власти, уполномоченным Правительством РФ на организацию такой лотереи, по результатам открытого конкурса. Также закрепляется перечень требований к участнику конкурса и состав заявки на участие в нем. Стоит уделить внимание нормативам, которые установят требования к лотерейному оборудованию, лотерейным терминалам и программам. Готовятся также поправки и ряд законодательных актов, которые не позволят проводить под видом лотерей азартные игры. В частности, предусматривается госрегистрация лотерейного оборудования и терминалов. Предлагается обязать организаторов как государственных, так и негосударственных лотерей начинать формирование призового фонда не позднее года со дня получения разрешения на проведение лотереи. В противном случае данное разрешение может быть отозвано у организатора, а также приостановлено его действие до вступления в силу решения суда. Кроме того, организаторов как государственной, так и негосударственной лотереи могут обязать публиковать в СМИ годовые отчеты. Предлагается наделить уполномоченный орган исполнительной власти правом обратиться в суд с иском о взыскании целевых отчислений в пользу их получателей, если организатор лотереи уклоняется от их уплаты. В КоАП РФ вводятся новые виды противоправных деяний, которые должны признаваться правонарушениями. Поправкой в КоАП РФ предлагается также наделить исполнительные органы госвласти субъектов РФ правом составлять протоколы об административных правонарушениях при нарушении законодательства о лотереях, разрешение на проведение которых предоставляется этими органами. Планируется ввести понятие "программа целевого финансирования" - это документ, который должен представляться заявителем при получении разрешения на проведение лотереи. Новые нормативы определят порядок проведения открытого конкурса по выбору оператора государственной лотереи, который также распространяется на региональные гослотереи и муниципальные лотереи. Будут уточнены сроки размещения извещения о проведении открытого конкурса, рассмотрения заявок и подписания протокола по выбору оператора лотереи, перечень требований к участнику конкурса по выбору оператора лотереи. При этом на организатора всероссийской гослотереи предлагается возложить утверждение порядка организации и проведения конкурса по выбору оператора гослотереи, критериев оценки заявок на участие в конкурсе и порядка их сопоставления. Организатору будет предоставлено право установить дополнительные требования к участнику конкурса и документы, подтверждающие эти требования. Кроме того, для принятия решения о победителе конкурса организатор всероссийской государственной лотереи будет обязан создать конкурсную комиссию, определить ее состав и председателя. Еще одна инициатива - исключить требование о защищенности лотерейных билетов всероссийской гослотереи, проводимой в режиме реального времени.

Будет ли "лотерейный" ресурс задействован для финансирования подготовки и организации зимних Олимпийских игр 2014 г. в Сочи? - Конечно. Министерство финансов РФ готовит документ, согласно которому единым оператором лотерей может стать "юридическое лицо, созданное в соответствии с законодательством РФ, имеющее место нахождения в РФ", а также ставшее победителем открытого конкурса Минфина. В документе утверждается, что все средства будут направлены на финансирование зимней Олимпиады-2014, на развитие физкультуры и спорта в России.

Интервью подготовили Илья Бейнтлин, Оксана Бодрягина, газета "ЭЖ-Юрист"

Название документа Интервью: Издержки публичности ("ЭЖ-Юрист", 2010, N 23) Текст документа

ИЗДЕРЖКИ ПУБЛИЧНОСТИ

Д. И. СТЕПАНОВ

Министерство экономического развития РФ подготовило законопроект, который радикально меняет правила для акционерных обществ. О том, что ждет непубличные акционерные общества, которые не планируют выходить на биржу, и с какими проблемами могут столкнуться акционерные общества с публичным статусом, рассказывает партнер Адвокатского бюро "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры", кандидат юридических наук адвокат Дмитрий Иванович Степанов.

Дмитрий Иванович, первоначально предполагалось отказаться от нынешнего деления АО на закрытые и открытые и ввести единую модель АО, классифицируя их по критерию публичности - публичные и непубличные общества. Почему в итоге было решено оставить существующую терминологию Закона об АО - открытые-закрытые общества? - Во-первых, так, видимо, проще с точки зрения законодательной техники. Данная терминология будет корреспондировать с другими законами и подзаконными нормативными актами. Во-вторых, под публичной понимается компания, акции которой обращаются на бирже. В проекте же к категории публичных отнесены не только листинговые компании, но и компании с числом акционеров более пятисот, хотя акции последних могут и не выходить на биржу. Существование подобных якобы "публичных" обществ - последствия приватизации. Компании насильно пытались сделать публичными, но они в силу объективных причин таковыми не стали.

Ранее высказывались предложения вообще отказаться от такой организационно-правовой формы, как закрытые акционерные общества, а все ЗАО, в планах которых выход на фондовый рынок не значится, преобразовать в ООО. От этой радикальной идеи решено отказаться? - Предложение в обязательном порядке перевести все ЗАО в ООО когда-то обсуждалось, да и сейчас отдельными юристами предлагается так поступить с ЗАО. На мой взгляд, это не самый правильный вариант. Представим крупную по числу акционеров компанию, которую берут и насильно переводят в ООО. Могу сказать однозначно: ничего хорошего бывшим акционерам и новым участникам ООО от этого ждать не приходится. Если в Законе об АО корпоративные процедуры детально прописаны, что дает хоть какой-то минимум гарантий для акционеров (и то эти гарантии по большому счету мало что обеспечивают в плане защиты интересов), то по Закону об ООО, где практически нет корпоративных процедур, а есть набор неких принципов, это будет узаконенный произвол. Когда сторонники подобных волюнтаристских законодательных инициатив увидели эту проблему, то они в большинстве своем согласились с тем, что пока рано отказываться от непубличной формы акционерных обществ и заставлять их переходить в совсем закрытую форму, каковой является ООО. Для таких переходных компаний, которые не прошли процедуру листинга, но имеют много акционеров, будет фактически сохранен режим публичных компаний. Если кому-то хочется загнать все АО в категорию публичных компаний, то делать это нужно не путем жесткого указания. Необходимо ориентироваться на экономическую логику, которая заключается в следующем. Любая компания имеет некий цикл жизни. Сначала это закрытая корпорация (неважно, как она будет называться - ОАО, ЗАО либо ООО), затем по мере развития компании ее владельцы для привлечения финансирования с рынка переводят компанию в статус публичной. Однако это не значит, что она до скончания веков будет таковой. Компанию могут поглотить, она может уйти с рынка (через процедуру делистинга) и снова перейти в категорию закрытых и так далее. И меняться ее статус может чуть ли не десятки раз. До той поры, пока компания закрытая, ей должны быть предоставлены адекватные законодательные механизмы "закрыться". Фактически это механизмы договорного права, когда акционеры договариваются о том, как они будут развивать компанию до перехода ее в статус публичной. После такого перехода компания живет по совершенно другим правилам - нужно учитывать интересы миноритарных акционеров, особенности законодательства о ценных бумагах и др. Поэтому законодатель должен не решать задачу, как сделать акционерные общества публичными, а учитывать переходные моменты цикла жизни любой компании.

Дмитрий Иванович, и что ожидает непубличные акционерные общества? - Законодатель постепенно будет повышать издержки для таких не совсем публичных ОАО (что, собственно, происходит уже на протяжении последних лет): вводить сложные корпоративные процедуры, как в публичных компаниях, порядок раскрытия информации о ценных бумагах, регистрации выпусков и пр. Соответственно если в таком непубличном АО есть контролирующий акционер, который намерен закрыть компанию, то он рано или поздно вытеснит всех акционеров и переведет ее либо в ЗАО по новым правилам, либо в ООО. К слову, такая идея и была заложена в Концепции реформирования корпоративного законодательства на период до 2008 года, которая планомерно реализуется на протяжении последних пяти лет. И предлагаемые поправки в Закон об АО - лишняя монета в копилку реализации этой идеи. Именно поэтому, на мой взгляд, авторы поправок сохранили терминологию действующего Закона об АО, а также не предлагают радикально отказаться от формы ЗАО и загнать такие общества в форму ООО. Что будет дальше? Возможно, после некоторой либерализации для закрытых акционерных обществ, которые по свой сути становятся очень близки к ООО, законодатель вообще откажется от таких форм, как ЗАО и ООО, и появится некая общая форма. К примеру, закрытая или непубличная корпорация. Важен вопрос не терминологии, а "начинки".

Как поправки в Закон об АО защищают акционеров, не согласных с решением компании отозвать акции с биржи и перейти из разряда публичных в разряд непубличных АО? - Если акционер приобретет контроль над компанией, то на такого контролирующего акционера-поглотителя, который может принять решение уйти с биржи, вытеснить акционеров, чтобы получить 100-процентный контроль, ложится вся нагрузка выкупа акций несогласных акционеров. Этот механизм защиты есть в действующем законе - глава XI.1. При подобном механизме защиты миноритариев средства компании остаются в самой компании, а тот, кто получает корпоративный контроль, должен раскошелиться. Здесь, кстати, понижения цены акций может и не быть. Как показывают экономические исследования, при поглощении цена либо держится, либо растет. Когда же речь идет не о поглощении, то момент ухода публичной компании с рынка и делистинга - при неизменном составе акционеров - становится довольно болезненным и имеет для миноритарных акционеров ключевое значение. В недавней практике был весьма показательный пример: совет директоров АО принимает решение о делистинге акций компании, и сразу после появлении информации о таком решении акции, еще будучи на бирже, падают в цене чуть ли не в несколько раз. Представьте себя на месте миноритарного акционера - вчера акция стоила, к примеру, 5 рублей, а сегодня - рубль. По законопроекту вопрос делистинга предлагается отнести на уровень компетенции общего собрания акционеров. Те же акционеры, которые не участвовали в голосовании или голосовали против делистинга, получают право требовать выкупа акций в порядке ст. 75 Закона об АО. Фактически в этой ситуации за решение большинства акционеров уйти с биржи расплачивается компания, ведь средства, которые направляются на выкуп акций, - это средства самой компании. С одной стороны, такой подход можно назвать правильным, поскольку он дает хоть какую-то гарантию защиты прав миноритарных акционеров. С другой стороны, не могу назвать верным решение, согласно которому за управленческие решения отдельных акционеров рассчитывается сама компания (стоимость которой и так упадет при делистинге). Законопроект пока представлен для обсуждения, поэтому в этой части текст может быть и скорректирован. На мой взгляд, при уходе с биржи нести издержки и расплачиваться с несогласными акционерами должен контролирующий акционер. Если он имеет контроль и управляет бизнесом, то и должен отвечать деньгами за свои управленческие решения.

А если в компании отсутствует контролирующий акционер? - В этой ситуации как раз можно говорить о том, что компания должна так или иначе обеспечивать защиту акционеров. В тех компаниях, где нет контролирующего акционера и акционерный капитал "распылен", реальная власть сконцентрирована в руках совета директоров. И если решение о делистинге принимает совет директоров, то именно он должен нести ответственность за свое решение покинуть биржу. Здесь можно пойти дальше и предоставить определенные гарантии для акционеров, например страхование ответственности членов совета директоров.

Какие проблемы ожидают АО, пожелавшие приобрести статус публичных? - Их ожидают те проблемы, которые имеют место и сейчас. Если компания становится публичной, то она принимает на себя бремя этого статуса и сопутствующие ему издержки: - раскрытие информации; - большее или меньшее представительство в совете директоров независимых членов и перенос на последних принятия решений по наиболее щепетильным вопросам (одобрение заинтересованных сделок, непропорциональное размещение уставного капитала и другие вопросы, порождающие конфликт интересов); - соблюдение законодательства о ценных бумагах. Сейчас ФСФР озадачилось либерализацией ценно-бумажного законодательства - обсуждается идея отказа от госрегистрации выпусков ценных бумаг при учреждении компании. Если эта идея будет реализована, то регистрация ценных бумаг будет главным образом осуществляться в отношении публичных компаний, непубличные же будут существовать фактически в режиме ООО - у них отпадет необходимость идти в ФСФР и регистрировать ценные бумаги.

Каким образом планируется изменить компетенцию органов управления АО в зависимости от публичного или непубличного характера общества? - В соответствии с законопроектом в компании, которая имеет статус публичной, в качестве обязательного органа управления должен присутствовать наблюдательный совет. В действующем Законе об АО этот орган именуется советом директоров и наблюдательным советом, и такое двойное название не является терминологическим различием. Это определенный компромисс при разработке первоначальной редакции акционерного Закона, когда схлестнулись две концепции - так называемые американская и немецкая модели совета директоров. Согласно первой модели совет директоров является скорее управленческим, менеджерским органом по управлению деятельностью компании. В немецкой модели фигурирует наблюдательный совет - орган, который не вмешивается в текущую деятельность, а надзирает над менеджментом. Таким образом, в немецкой модели разводятся функции текущего управления и надзора. Согласно нынешней редакции акционерного Закона совет директоров (наблюдательный совет) - это скорее смешанный орган, который и надзирает, и управляет. В итоге получается, что нет ни контроля, ни ответственного управления. Если сегодня совет директоров принимает план финансово-хозяйственной деятельности на пять лет вперед, то он надзирает и за собой, "и за тем парнем" - менеджером, от которого зависит реализация плана. Как результат - конфликт интересов. Совет директоров (наблюдательный совет), который прямо или косвенно сам вовлечен в управление, разумеется, не так хорошо и последовательно реализует надзорную функцию. Согласно предлагаемым поправкам в Закон об АО наблюдательный совет в открытом АО является по умолчанию надзирающим за менеджментом органом. Если акционеров в публичной компании много и контролирующий акционер отсутствует, то большая часть совета директоров так или иначе становится независимой. И когда эти директора, не желая подставиться или получить негативные репутационные последствия, начинают осторожничать и скорее препятствовать менеджменту принимать слишком оптимистичные решения и непродуманные шаги, менеджмент становится подотчетным наблюдательному совету. И наоборот, если в публичной компании есть контролирующий акционер и некое количество независимых, то, как только возникают пограничные ситуации (заинтересованные сделки, непропорциональное размещение уставного капитала, решение о делистинге), заинтересованный акционер, члены совета директоров, представляющие интересы мажоритарного акционера, должны отходить в сторону и отстраняться от голосования. Подобные спорные вопросы должны решаться только независимыми директорами, именно они и реализуют функцию надзора в этой ситуации. В закрытом же обществе все намного проще, здесь совет директоров может быть как надзирающим, так и управленческим органом. Если в такой компании есть несколько акционеров, которые могут между собой договориться, то не дело законодателя вмешиваться в ее внутреннее управление. Договорились акционеры, что у них будет орган под названием "совет директоров", который будет и управлять, и надзирать? Пусть делает и то и другое. Не желают они иметь совет директоров (наблюдательный совет) как некий лишний орган? Пусть создают коллегиальный исполнительный орган (неважно, как он будет называться - совет директоров, правление, дирекция и т. д.) и предусматривают, что конкретные члены этого органа отвечают за те или иные направления деятельности компании. Таким образом, в публичной компании общим правилом станет двухзвенная модель управления: общее собрание акционеров с лимитированной компетенцией и наблюдательный совет, контролирующий менеджмент, который осуществляет текущую деятельность. Наблюдательный совет как надзирающий орган несет ответственность и отчитывается перед акционерами. Для непубличных компаний общей станет конструкция однозвенной системы органов управления: общее собрание акционеров с расширенной компетенцией, а все прочие вопросы, не вошедшие в их компетенцию, будут приниматься на уровне коллегиального исполнительного органа, отвечающего перед акционерами. В нем, в свою очередь, будут выделяться, условно говоря, директора, выполняющие контрольные функции и функции управления. Вместе с тем где-то посередине между двумя этими моделями будут находиться публичные компании, которые выберут тем не менее однозвенную модель органов управления. Это скорее всего будет некая экзотика, но возможность выбора компанией различных систем управления поправками предоставлена. И право выбирать модель управления предусмотрена, к слову, практически любым европейским законодательством. Следует помнить о том, что здесь существует некий диктат со стороны биржи. Если инвесторы и биржа заинтересованы в том, чтобы публичная компания, акции которой постоянно растут в цене, имела двухзвенную модель управления, то компания, естественно, выходит на биржу уже с такой моделью. Если компания эффективно развивается и при однозвенной модели, то это не мешает ей выйти на биржу и получить при этом позитивную реакцию инвесторов.

В Кодексе корпоративного поведения и сейчас подробно определен институт корпоративных секретарей. Дмитрий Иванович, зачем фактически дублировать эти положения и переносить их в Закон об АО? - Эта поправка отражает европейский опыт соотношения закона и Кодекса корпоративного поведения. Последний не является обязательным актом, он носит скорее рекомендательный характер, и то в основном для листинговых компаний. Если норма действует на уровне закона, то она, как обязательная, должна соблюдаться, а если на уровне Кодекса корпоративного поведения - не факт, что этим благим пожеланиям будут следовать. Плюс к этому Кодекс очень легко менять, поскольку это утвержденный бизнес-сообществом акт не проходит характерную для законов процедуру, что дает возможность обходными путями оперативно вносить нужные изменения. В Европе (на уровне директив ЕС) планируют закрепить норму, согласно которой публичное акционерное общество, которое не следует Кодексу корпоративного управления, должно в своих документах по раскрытию информации дать этому соответствующие разъяснения. А как только инвесторам начинают рассказывать, отчего Кодекс игнорируется, они сразу начинают дискредитировать акции данной компании в цене. Таким образом, происходит навязывание кодекса и перевода его положений в разряд общеобязательных требований. К аналогичной проблеме и мы подходим, если говорить о переводе института корпоративных секретарей на уровень Закона об АО. Этот институт, с одной стороны, - издержки, которые будут обязаны нести публичные компании, а с другой - дополнительная гарантия по защите прав миноритарных акционеров. Согласно поправкам корпоративный секретарь является лицом, которое не только обеспечивает предоставление информации и документов к очередным корпоративным событиям (например, собраниям акционеров), но и ответственно за предоставление любой документации акционерам. То есть в компании появляется некая расстрельная фигура.

Какие еще, на Ваш взгляд, институты перекочуют из Кодекса корпоративного поведения в Закон об АО? - Думаю, это будут специальные требования для публичных АО по более глубокому раскрытию информации, т. е. по более детальному описанию сделок, раскрытию их рыночного содержания, по большей информированности при принятии управленческих решений. На мой взгляд, именно эти дополнительные требования для публичных компаний будут в первую очередь перенесены из Кодекса корпоративного поведения на законодательный уровень.

Поправки вводят в Закон об АО новую главу о порядке вступления в силу и отмены решений органов управления. Дмитрий Иванович, прокомментируйте, пожалуйста, эти новации. - Фактически эта глава отождествляет решения органов управления с гражданско-правовыми сделками. Так, в проекте есть специальная статья, посвященная решениям органов управления, принятым под условием. Скажем, совет директоров принимает решение об увеличении уставного капитала при условии, что часть этого выпуска будет выкуплена определенными инвесторами. Иными словами, компания продается под конкретного инвестора. Подобные конструкции делают Закон об АО более гибким и рыночно ориентированным, поскольку появляются нормы, которые учитывают интересы бизнеса. В новой главе решается также давнишний вопрос, можно ли отменить ранее принятое решение органов управления. Сейчас акционерный Закон этот вопрос никак не регулирует.

Говорить о вступлении в силу поправок в Закон об АО, конечно, еще рано, но все же когда, на Ваш взгляд, компаниям можно ждать обновленного акционерного Закона? - Пока трудно давать прогнозы по поводу судьбы законопроекта. Насколько мне известно, разработчики ГК РФ (работа над Кодексом ведется в рамках Концепции развития гражданского законодательства) придерживаются радикальной позиции - нужно отказаться от деления на "открытые-закрытые" и фактически все АО приравнять по своему статусу к публичным акционерным компаниям. При этом ответ на самый болезненный вопрос - как быть с непубличными АО - не найден. И пока у инициаторов предлагаемых поправок в Закон об АО нет консенсуса с разработчиками ГК РФ, вероятнее всего, принятие поправок будет так или иначе тормозиться. Бизнес, как видно из недавней представительной конференции РСПП, посвященной корпоративному законодательству, пока что довольно критично настроен в отношении Концепции развития гражданского законодательства, тогда как поправки к акционерному Закону бизнес-сообществом поддерживаются, поскольку они во многом учитывают то, что уже есть на практике, и приводят существующую практику к законодательному знаменателю.

Интервью провела Оксана Бодрягина, газета "ЭЖ-Юрист"

Название документа Интервью: Перерегистрация ООО: противоречий больше нет ("ЭЖ-Юрист", 2010, N 23) Текст документа

ПЕРЕРЕГИСТРАЦИЯ ООО: ПРОТИВОРЕЧИЙ БОЛЬШЕ НЕТ

А. В. МОЗЖУХОВ

Прошло практически полтора года со дня принятия Федерального закона от 30.12.2008 N 312-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации". В судебной практике возникало немало вопросов относительно применения ст. 5 данного Закона. В связи с этим Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ опубликовал информационное письмо от 30.03.2010 N 135, которым проинформировал арбитражные суды о выработанных рекомендациях. О ключевых положениях документа расскажет директор направления "Юридические услуги" компании Clever Business Ltd Алексей Мозжухов.

Алексей Викторович, насколько, по Вашему мнению, актуально информационное письмо ВАС РФ от 30.03.2010 N 135? - ВАС провел значительную работу и аккумулировал решения по целому ряду проблем, которые накопились в правоприменительной практике с момента вступления в силу Федерального закона от 30.12.2008 N 312-ФЗ(с 01.07.2009). Данное информационное письмо призвано установить переходные положения, связанные с приведением учредительных документов обществ с ограниченной ответственностью в соответствие с требованиями названного Закона. Фактически информационное письмо восполняет пробелы и решает противоречия, которые законодатель по какой-то причине обошел вниманием при создании Закона N 312-ФЗ, а таковых с 1 июля 2009 г. накопилось немало. По сути, ВАС пришлось взяться за те вопросы, на которые не были даны ответы законодателем и соответствующими регуляторами в течение полутора лет с даты принятия Закона.

Какие, например? - В пункте 5 информационного письма Президиум ВАС РФ разъяснил, что "неприведение устава общества в соответствие с новым законодательством не может являться основанием <...> для отказа кредитных организаций в открытии такому обществу банковских счетов или проведении операций по ним, отказа регистрирующих органов в государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним, отказа нотариусов в нотариальном удостоверении сделок с долями или частями долей в уставном капитале общества <...> и т. д.". Стоит отметить, что в соответствии с Федеральным конституционным законом "О судебной системе Российской Федерации" и АПК РФ ВАС правомочен давать разъяснения по вопросам судебной практики (то есть его разъяснения адресованы нижестоящим судам). Президиум ВАС помогает судам распутать клубок накопившихся противоречий. Однако, строго говоря, указания ВАС по вопросам судебной практики не являются обязательными для органов исполнительной власти или других лиц (таких как регистрирующие органы, нотариусы или банки), хотя, разумеется, будут приниматься ими во внимание. Для реализации заложенных информационным письмом механизмов требуется принять нормативные акты, которые сделают предлагаемые механизмы обязательными, а не рекомендуемыми. Необходимость закрепления этих положений в нормативных актах подтверждена нашей практикой: несмотря на то что информационное письмо было принято более двух месяцев назад, некоторые нотариусы по-прежнему не решаются удостоверять сделки уступки долей, а некоторые банки отказываются открывать счета (либо приостанавливают по ним операции), мотивируя тем, что заявитель не привел свой устав в соответствие с действующим законодательством. Возьмем другой пример, освещенный информационным письмом, - вопрос использования регистрационных форм N Р11001, N Р12001, N Р13001 и N Р14001. Эти формы, необходимые для основных регистрационных действий, до сих пор не утверждены уполномоченным органом, как того требует Закон. Вместо этого применяются рекомендованные ФНС формы, и существующее положение ВАС своим информационным письмом легитимировал.

Является ли информационное письмо своевременным и полным? - Большую часть проблем, связанных с нотариальным удостоверением и регистрацией в ЕГРЮЛ, можно было предугадать еще летом прошлого года. Повторюсь, что это была задача скорее законодателя и регуляторов. В таком случае совершение многих корпоративных действий и сделок значительно упростилось бы, общества были бы избавлены от проблем с банковским счетами, а в декабре 2009 года в налоговых, возможно, не было бы такого ажиотажа. Но все же лучше поздно, чем никогда, тем более что работа ВАС была проведена значительная и добросовестная. Пожалуй, ни одна из проблем Закона N 312-ФЗ не осталась без внимания.

Какие из них, на Ваш взгляд, наиболее существенны? - Из упомянутых в информационном письме наиболее распространенная проблема - необходимость уступки долей в уставном капитале общества, которое не привело свои учредительные документы в соответствие с требованиями нового законодательства. До выхода информационного письма процедура уступки долей в уставном капитале общества требовала прохождения двух этапов: во-первых, приведения устава в соответствие с новым законом и только во-вторых - осуществления уступки доли в уставном капитале в присутствии нотариуса с последующей регистрацией соответствующих изменений в ЕГРЮЛ. Информационное письмо позволяет обратиться к нотариусу за нотариальным удостоверением сделки купли-продажи долей в уставном капитале даже при наличии "старого" устава. Нотариус не имеет права отказать в удостоверении сделки на этом основании. Подтверждением полномочий продавца будут служить устав общества и выписка из ЕГРЮЛ. Вообще наличие "старого" устава согласно п. 5 информационного письма не влечет никаких ограничений правоспособности общества или оборотоспособности долей в уставном капитале. В частности, неприведение устава в соответствие с новыми требованиями не препятствует принятию решения о реорганизации и ликвидации общества, выходу из него участника (при условии, что это предусмотрено "старым" уставом), осуществлению обществом сделок с недвижимым имуществом.

В таком случае каким образом можно стимулировать общество привести свой устав в соответствие с новым законодательством, если наличие "старого" устава не препятствует никаким действиям? - Существует ряд механизмов, которые заставляют ООО предпринять действия по приведению устава в соответствие с новым законодательством. В частности, общество не может зарегистрировать изменения в уставе до приведения его в соответствие с новыми требованиями. Кроме того, информационное письмо допускает принудительную ликвидацию общества, если оно не внесло в устав необходимых изменений в предложенный судом срок. Президиум ВАС, таким образом, поставил точку в вопросе возможности ликвидации общества по основаниям неприведения устава в соответствие с новыми требованиями закона и ввел четкую процедуру, когда может быть запущена принудительная ликвидация.

Не слишком ли либеральны положения информационного письма? - По поводу либеральности ВАС в этом вопросе есть определенные сомнения. Так, внимание привлекают п. п. 12 и 18 информационного письма. Суть их следующая: если заявление о внесении в ЕГРЮЛ сведений о переходе доли по "старой" форме поступило в регистрирующий орган после 01.07.2009 (когда такой переход произошел до 01.07.2009 на основании простой письменной формы и при условии, что устав в соответствие с новым законом не приводился), в реестр вносятся сведения о переходе доли согласно поступившей "старой" форме. Мы полагаем, что данная норма допускает злоупотребления, которые Федеральный закон N 312-ФЗ как раз и пытался пресечь, поскольку ни подпись участников сделки, ни дату подписания в этом случае проверить нельзя. При этом мы признаем, что интересующее нас положение было актуально непосредственно в течение нескольких месяцев после 01.07.2009. Однако теперь его актуальность представляется спорной, поскольку за этот срок все добросовестные участники должны были подать сведения в ЕГРЮЛ, а ссылаться на неторопливость почты уже не вполне уместно. А вот недобросовестным участникам данное положение может весьма пригодиться, ведь, следуя буквальному тексту информационного письма, сделку, заключенную в простой письменной форме до 01.07.2009 (снова ставим вопрос о подлинности подписи участников и даты заключения), можно предъявить в реестр даже через десяток лет. В этой связи мы считаем необходимым установить срок, по прошествии которого положения п. 12 информационного письма прекращают действие и переход доли может осуществляться только на основании нотариальной сделки купли-продажи доли в уставном капитале общества.

Насколько эффективны положения информационного письма, касающиеся залога долей? - ВАС предлагает вполне взвешенный подход. Сведения о залоге в уставном капитале, оформленном до 01.07.2009 в простой письменной форме, могут быть внесены в ЕГРЮЛ, для чего требуется заявление от залогодателя. Понятно, что последний не совсем в этом заинтересован, но информационное письмо предусматривает, что такой залог долей в уставном капитале, заключенный до 01.07.2009 в простой письменной форме, все равно признается действительным (п. 19 информационного письма).

Интервью подготовили Ольга Аверина, Алексей Фетисов, газета "ЭЖ-Юрист"

Название документа Вопрос: Заявление на банкротство принято 22 июля 2009 г. решение о введении конкурсного производства ликвидируемого должника вынесено 22 сентября 2009 г. (после вступления в законную силу Закона N 73-ФЗ). Конкурсным управляющим подан иск об оспоримости сделок с рассмотрением в рамках дела о банкротстве. Правомерен ли отказ суда? ("ЭЖ-Юрист", 2010, N 23) Текст документа

Вопрос: Заявление на банкротство принято 22 июля 2009 г. решение о введении конкурсного производства ликвидируемого должника вынесено 22 сентября 2009 г. (после вступления в законную силу Закона N 73-ФЗ). Конкурсным управляющим подан иск об оспоримости сделок с рассмотрением в рамках дела о банкротстве. Правомерен ли отказ суда? В. Скрепнюк, г. Тюмень

Ответ: В силу ч. 1 ст. 65 АПК РФ каждое лицо, участвующее в арбитражном процессе, в том числе и в рамках дела о банкротстве, должно доказать обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание своих требований и возражений. Нарушение данной нормы является основанием для отказа в удовлетворении искового заявления. Таким образом, арбитражный суд был вправе отказать в удовлетворении искового заявления, поданного конкурсным управляющим, если основания оспоримости сделки не были доказаны в судебном процессе либо у самой сделки нет признаков оспоримой (недействительной) сделки, предусмотренных Федеральным законом от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)". Закон выделяет две основные разновидности сделок должника, которые могут быть признаны недействительными в процессе банкротства: - подозрительные сделки; - сделки, влекущие за собой оказание предпочтения одному из кредиторов перед другими кредиторами. Понятие подозрительной сделки раскрыто в ст. 61.2 Закона, ей присвоены следующие характеристики. 1. Сделка совершена должником в течение одного года до принятия заявления о признании банкротом или после принятия указанного заявления. В результате данной сделки произошло неравноценное встречное исполнение обязательств другой стороной, в том числе в случае, если цена этой сделки и (или) иные условия существенно в худшую для должника сторону отличаются от цены и (или) иных условий, при которых в сравнимых обстоятельствах совершаются аналогичные сделки. 2. Сделка совершена в течение трех лет до или после принятия заявления о признании должника банкротом. В результате ее совершения был причинен умышленный вред имущественным правам кредиторов. Предполагается, что другая сторона знала о намерении должника причинить вред кредитору, если она: - признана заинтересованным лицом; - знала или должна была знать об ущемлении интересов кредиторов должника, о признаках неплатежеспособности или недостаточности имущества должника. Сделка может быть признана арбитражным судом недействительной, если она влечет или может повлечь оказание предпочтения одному из кредиторов, в частности, при наличии одного из следующих условий: - сделка направлена на обеспечение исполнения обязательства должника или третьего лица перед отдельным кредитором, возникшего до совершения оспариваемой сделки; - сделка привела или может привести к изменению очередности удовлетворения требований кредитора по обязательствам, возникшим до совершения оспариваемой сделки; - сделка привела или может привести к удовлетворению требований одних кредиторов при наличии не исполненных в установленный срок обязательств ранней очереди перед другими кредиторами; - сделка привела к тому, что отдельному кредитору оказано большее предпочтение в удовлетворении требований, чем было бы оказано в порядке очередности в соответствии с законодательством РФ о несостоятельности (банкротстве). Кроме того, следует обратить внимание на то, что Закон предусматривает специальное основание отказа суда в оспаривании сделки. Так, в соответствии с его ст. 61.7 арбитражный суд может отказать в признании сделки недействительной, если: - стоимость имущества, приобретенного должником в результате оспариваемой сделки, превышает стоимость того, что может быть возвращено в конкурсную массу в результате оспаривания сделки; - приобретатель по недействительной сделке вернул все исполненное в конкурсную массу. Таким образом, если суд счел, что оспариваемая сделка не содержит признаков недействительности и соответствует нормам гражданского оборота, то он вправе отказать в иске.

Тарлан Корнилов Руководитель группы арбитражной практики Clever Business

Название документа