Уровни восприятия и понимания гражданской ответственности

(Ващенко Ю. С.) ("Российская юстиция", 2010, N 6) Текст документа

УРОВНИ ВОСПРИЯТИЯ И ПОНИМАНИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Ю. С. ВАЩЕНКО

Ващенко Ю. С., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса Волжского университета им. В. Н. Татищева.

Статья посвящена анализу этимологического толкования норм гражданско-правовой ответственности, понятийному аппарату, входят в данный институт реализации гражданско-правовой ответственности.

Ключевые слова: гражданская ответственность, виды ответственности, и сопутствующие ей термины - добросовестность, соответствовать, принуждение.

The article analyzes the etymological interpretation of the rules of civil liability, the conceptual apparatus, included in this institution, the implementation of civil liability.

Традиционно гражданско-правовая ответственность в цивилистике понималась как мера должного (желаемого, надлежащего, возможного, гарантированного, соответствующего, осуществимого... перечень можно продолжить) поведения лица, которое добровольно исполняет возложенные на него договором либо иным нормативным актом обязанности и в случае неисполнения подвергается мерам принудительного воздействия имущественного характера со стороны государства. Предложенная дефиниция, обладающая содержательным выражением названного в определении синонимического ряда, слова которого в той или иной степени конкретизируют и дополняют ее функцию, входят в правовое поле действия данной ответственности. Мы специально привели этот ряд синонимов, так как, пользуясь ими, цивилисты с разных позиций, а по сути говоря об одном и том же, освещают правовое основание ответственности в гражданских правоотношениях. Безусловно, можно и нужно говорить о том, что гражданско-правовая ответственность носит многофункциональный характер и выделять различные меры ее воздействия. Тем более что данный институт нас к этому сам подводит. С тех же позиций можно рассуждать и об уходе от ответственности, то есть безответственности. Но если в первом случае вина наличествует, о чем писал когда-то О. С. Иоффе в одной из своих работ <1>, то в безответственности вина только презюмируется. -------------------------------- <1> Иоффе О. С. Советское гражданское право. Л., 1958. С. 457.

Законодатель, за исключением неисполнения обязанности из-за непреодолимой силы, называет ее солидарной, субсидиарной, долевой, смешанной, в порядке регресса, где и раздает "каждой сестре по серьге" (см. абз. 2 п. 1 ст. 399; ст. 321; ст. 325; ст. 402; ст. 403; п. п. 2, 3 ст. 1083 ГК, специальное законодательство - ст. 284 КТМ, ст. 120 КВВТ и др.). Но в любом из этих оснований нужна доказательная база о наличии или отсутствии условий ответственности за причиненные убытки. Сама же правовая норма порой с трудом укладывается в прокрустово ложе канонизированного языка. По справедливому замечанию Т. Н. Нешатаевой, существование закона в языковой форме несет в себе потенциал прецедента, ибо ни одна языковая составляющая не способна идеально совместить реальность и право <2>. В развитие данной мысли следует сказать о правиле "писаного разума", где речь идет о качестве законодательного текста, в котором терминологическая развитость языка входит в противоречие с законодательным требованием его терминологического единообразия. Что практически очень труднодостижимо, хотя сам законодатель к этому постоянно стремится. -------------------------------- <2> Нешатаева Т. Н. К вопросу об источниках права - судебном прецеденте и доктрине // Судебная практика как источник права: Сб. М., 2000. С. 93.

Так, нередко в литературе можно встретить утверждение, что страховщик несет ответственность за убытки, вызванные наступлением страхового случая. Или еще более странное понимание того, что ответственность за случайную гибель имущества возлагается на его собственника. Хотя по здравому смыслу возмещение убытков, вызванных наступлением страхового случая, это всего лишь исполнение обязанности, принятой по договору, то есть то, что соответствует рамкам дозволенного и правомерного поведения. Не следует говорить и об ответственности поручителя за должника, поскольку поручитель только исполняет принятое на себя обязательство. То обстоятельство, что главный должник нарушил обязательство по договору и несет ответственность перед кредитором, не меняет положения для поручителя <3>. -------------------------------- <3> См. Гливинская И. Н. Некоторые аспекты гражданско-правовой ответственности // Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики: Сб. Ч. 1. Тольятти, 2004. С. 321.

Значительно легче было в начале прошлого века, когда разграничение отраслей права шло с помощью предмета и метода, что, несомненно, влияло на конкретизацию любого из рассматриваемых институтов гражданского права. Каждое из понятий заключалось в своем объеме, и любой из терминов нес определенную смысловую нагрузку. Пересечение объемов понятий не допускалось, но если это происходило, то удобная в плане интерпретации синонимия обусловливала их подмену. Что зачастую и приводило к неверным логическим посылкам, а это, в свою очередь, порождало ложные представления. Для более полного исследования данной категории мы подойдем к рассмотрению понятия ответственности в гражданском праве с философской точки зрения. А начнем наш экскурс с определения понятия ответственности в общефилософском плане, где главным и существенным является вопрос о соотношении свободы воли и необходимости. В философии на протяжении ста пятидесяти лет рассматриваются различные аспекты юридической ответственности, как в позитивных, так и негативных формах ее проявления. Начиная с кантовского: "...человек ответствен за человечество в своем лице" <4> - до полярных мнений на природу ответственности современных философов. В этой разнополярности представлений философы виноваты отчасти сами, так как определение понятия об ответственности они традиционно видят в решении вопроса о соотношении свободы воли и необходимости. В решении этого вечного вопроса выделяются различные философские направления, начиная с религиозной схоластической школы (Фома Аквинский, Августин Блаженный), которые считали, что выбор между добром и злом в руках провидения, откуда божественный промысел оказывает влияние на судьбу человека, до концепции абсолютной свободы человеческой воли (Дж. Гоббс, Дж. Локк). "Сознание - свобода - выбор" - это локковская триада является совокупным описанием ситуации разумного (ответственного) существования человека <5>. Отсюда можно сказать, что "свобода порождает ответственность, ответственность направляет свободу" <6>. Для содержательной характеристики ответственности важна не только оценка своего предполагаемого поведения, но и само действие, исходящее из этой оценки, включая и предвидение <7>. Так, русский философ И. А. Ильин позитивную и негативную ответственность именует "предварительной" и "последующей" <8>. Что вполне укладывается в рамки перспективной и ретроспективной ответственности. -------------------------------- <4> Кант И. Сочинения в 6 томах. Т. 4. М., 1965. С. 478. <5> См.: Царьков И. И. Философские и государственно-правовые взгляды Джона Локка. Тольятти, 1996. С. 21. <6> Косолапов Р., Марков В. Свобода и ответственность. М., 1969. С. 72. <7> См.: Липинский Д. А. Юридическая ответственность: Монография. Тольятти, 2002. С. 6. <8> Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 305.

"Предварительная ответственность (по мысли того же Ильина) есть живое чувство предстояния и призванности, стремление к совершенствованию. Еще не совершив поступка, человек уже знает о своей ответственности" <9>. Что перекликается с рикеровским понятием "предчувствия и предмыслия", где французский философ называет позитивную форму ответственности интерактивной, как исходящей от личности, так и задающей формальную определенность <10>. Между тем способность включать "третий глаз" и все предвидеть ответственностью назвать нельзя, скорее всего, это характеризует психику человека, уровень его сознания и развития. -------------------------------- <9> Там же. С. 305. <10> Рикер Поль. Конфликт интерпретаций. М., 1995.

Подытоживая сказанное философами, исходя из проявления свободы воли и вытекающей отсюда свободы выбора между порицаемым и одобряемым поведением, (не) способности предвидеть последствия своих действий и составляют одно из главных условий как позитивной, так и негативной ответственности. Здесь право, как и сама норма, определяет круг желательных и возможных вариантов поведения. Что соответствует интересам как самой личности, так и самого общества. И в случае нарушения рамок общепринятого (как легализованного в норме, так и не закрепленного в ней) вызывает наступление ответственности. Второй уровень восприятия гражданской ответственности связан с эмоционально-деятельностным направлением, которое включает в себя: мотив, цель, эмоциональное состояние лица, место, время исполнения принятого на себя обязательства, включая надлежащее исполнение, либо нейтральное отношение в смысле неисполнения, порождающее положительную или отрицательную направленность поведения. К примеру, ч. 1 ст. 155 ЖК определяет порядок внесения платы за жилье и коммунальные услуги. Срок внесения платы - до 10 числа месяца, следующего за истекшим. Аналогичная норма закреплена и в ст. 678 ГК. Сам порядок применения санкций и их сроков изложен в п. 80 и п. 81 Правил предоставления коммунальных услуг гражданам, утвержденных Постановлением Правительства РФ от 23.05.2006 N 307. Но кто, кроме юристов и лиц, специально занимающихся вопросами взыскания задолженности, знает о них. Действуют пресловутые русские "авось" да "небось", может, и пронесет. Поэтому мало кто из собственников жилья, наймодателей или нанимателей хотя бы раз не просрочивал срок выплаты. И не всегда причина неоплаты - отсутствие денег. С правовой точки зрения здесь можно вести речь о недобросовестности плательщика, не выполнившего своей обязанности. Все остальное - это вопросы уклада жизни и психологии. При этом как-то забывается не просто житейский, а юридический опыт исполнения по договорному обязательству, так как вопрос "о результате долго остается на уровне первоначальной субъективной оценки открытым, поскольку речь идет о необходимости взвесить "за" и "против" разных потенциальных решений" <11>, которые могли привести к желаемому (ожидаемому) результату. Другое дело - пользователи телефонной связи. В договоре с телефонной компанией указывается дата, до которой абонент должен оплатить оказанные ему услуги связи. Не оплатил вовремя - АТС ограничивает абонента в пользовании связью, а затем и вовсе ее прерывает. Поэтому вечное гамлетовское "платить или не платить" составляет сердцевину осознания самого себя и своего гражданского долга. Пусть это и происходит под воздействием внутреннего принуждения, но живущий в обществе не может быть свободным от него и навязывать себе нежелание "платить по долгам" в ущерб другим. "Чувство долга - это часть "коллективного сознания" нашего общества, так называемое коллективное бессознательное, это обратная связь общества с индивидом. Благодаря этой связи - общества с индивидом - оно в состоянии развиваться и выживать" <12>. Но если мы затронули область социальной психологии, то хотелось бы этот тезис скорректировать и с точки зрения этнолингвистики (поведения человека в обществе). Так, доктор психологии, профессор Дмитрий Леонтьев обратил внимание на то, что ни на один язык мира нельзя перевести фразу: "Мне хочется". В лучшем случае это будет утвердительное предложение: "Я хочу", или в сослагательном его значении: "Я бы хотел". Правда, в южнославянской языковой группе, а именно в словенских языках, есть нечто подобное, но это не столь важно, так как не является поводом поговорить о нашей национально-языковой исключительности. Это непереводимо, потому что "мне хочется" - это что-то хочет само себя мной... Из этого предложения вытекает неприсутствие человека в его собственной жизни. Но это уже область психологии, и когда врачу удается переключить нужный регистр и найти его "я", "люди начинают думать иначе, брать на себя ответственность". Человек начинает говорить и ведет себя так, как думает. Меняется его отношение к жизни, к институту власти в целом, он продумывает свое поведение, структурирует его применительно к любой ситуации, а не находится в вечном поиске утраченного чувства правоты. "Все будет приходить не от государства, а от отдельных людей, которые возьмут на себя ответственность и за свою жизнь", и за то, что с ними происходит тоже <13>. -------------------------------- <11> Быдлинский Франц. Основные положения учения о юридическом методе // Вестник гражданского права. N 1. Т. 6. С. 194. <12> Ермолова О. Н. Ответственность в гражданском праве // Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики: Сб. Ч. 1. Тольятти, 2004. С. 258. <13> Каган В. Е. Когда важнее не сыр, а чувство правоты // Новая газета. 2009. N 120. С. 11, 14.

Третьим уровнем восприятия и осмысления будет этимологический анализ понятия гражданской ответственности и сопутствующих ему терминов <14>. Коли уж мы заговорили об оплате долгов, то в этом плане небезынтересно обратиться к этимологии словосочетания "платить долги". Начнем с того, что должников не любили нигде. Основанный в 15 веке банк "Святой Георгий" не без помощи римского престола инициировал отлучение их от церкви, что было куда серьезнее публичной порки и заключения в тюрьму. Хотя и телесные наказания практиковались довольно широко. В этом плане традиционно отличалась Россия, где проводимая экзекуция называлась "правеж", что породило поговорку "в ногах правды нет". -------------------------------- <14> В процессе развития языка в словах происходят как фонетические, так и морфологические изменения, которые настолько изменяют строение слова, что это сказывается на его значении. Отсюда, если строение и значение слова прозрачны и не претерпели никаких исторических изменений, то анализ слова не затруднен: выделяются все живые морфемы (с точки зрения современного языка), имеющиеся в данном слове. Если же в слове произошли различные явления, изменившие его строение или значение, то при членении слова мы вынуждены прибегнуть к историческому (этимологическому) его анализу. Таким образом, морфемный анализ обращен в современные языковые отношения, а исторический анализ обращен в прошлое языка.

От истории перейдем к языку нашего ключевого слова. Так, если обратиться к древнерусскому слову вhtъ ("договор", "уговор", "обещание"), к корневой основе самого слова "ответ", и сравнить его со старославянским vet, то смыслового расхождения между словами нет. Здесь, скорее всего, семантическое значение второго слова восходит к индоевропейскому "говорить", "держать речь" и "отвечать". Не отсюда ли "держать ответ" и "быть ответственным". Еще один исторический пример со знаменитым в свое время графом Фердинандом фон Цеппелином. Он занял у своих знакомых большие деньги и построил дирижабль, который сгорел у причальной мачты. Не растерявшись, пионер воздухоплавания наделал из алюминиевого остова посуды, продал ее и рассчитался со своими кредиторами с "лихвой" (с избытком), что на языке современников "ямы" означало ростовщический процент по кредиту. Несколько сложнее дело обстоит с ретроспективной ответственностью, которая может быть реализована как в добровольном, так и принудительном порядке. Если ее добровольная реализация включает сам факт признания ответственности за совершенное деяние, желание устранить причиненный вред и его последствия, то принудительный способ реализации включает в себя и санкцию за противоправные действия и сами меры ответственности. Выполняется она поэтапно и включает в себя привлечение к ответственности, ее возложение на провинившегося с последующим контролем, направленным на реализацию мер ответственности. Для того чтобы осветить все грани названной ответственности уместно будет обратиться к сопутствующему ей словесному окружению. В последнее время в литературе оживилась дискуссия, касающаяся такого знакового понятия, как принцип добросовестности, получившего свое правовое закрепление в п. 3 ст. 10 ГК, где говорится, что "разумность и добросовестность действий участников предполагается", то есть, по сути, норма носит рекомендательный характер. Что, конечно, не может не сказаться на характере ее исполнения. Подобная правовая неопределенность негативно сказывается и на состоянии современной судебной практики. Так в одних решениях суды, не утруждая себя в каких-либо объяснениях, используют понятие "добросовестное исполнение обязательства" вместо понятия "надлежащее исполнение обязательства". А при использовании ст. 309 ГК РФ основывают свои выводы на следующих решениях: "Лицо, нарушающее требование законодательства, не может действовать добросовестно" или "Поведение истца не может быть расценено как добросовестное и разумное, поскольку противоречит обычаям делового оборота" <15>. Отчасти поэтому современные цивилисты называют ее "каучуковой", а в дореволюционной литературе ей давали определение более красивое - "эластичная", справедливо полагая, что "требования добросовестности составляет коренное начало договорно-обязательственных отношений" <16>, которое восходит к истокам еще римского права. К примеру, данное понятие входило в перечень обязательных условий по приобретению права собственности в силу приобретательной давности и защиты по Публицианову иску <17>. -------------------------------- <15> Подробнее см. Яковлева С. Принцип добросовестности в договорном праве: российское законодательство и судебная практика // Хозяйство и право. 2009. N 1. С. 102 - 121. <16> Проект Гражданского уложения. Кн. 5. Т. 1. СПб., 1889. С. 52 - 53. <17> Публицианов иск был названием разновидности виндикационного иска, который был введен претором Публицием для защиты бонитарного собственника, утратившего фактическое обладание владельческой вещью. По Публицианову иску добросовестный владелец, не являющийся собственником, получал право истребовать вещь, как если бы он был квиритским собственником (то есть собственником по квиритскому, цивильному праву).

Российское законодательство 19 века не содержало общего определения понятия добросовестности, но в случае возникновения спора связывалось с толкованием сделки, не затрагивая вопроса ее действительности (ст. ст. 1538, 1539 Свода законов Российской империи) <18>. -------------------------------- <18> Краснов С. А. Определение понятия "добросовестность" в российском гражданском праве // СПС "КонсультантПлюс".

Для того чтобы говорить о добросовестности как о принципе гражданского права, пока не нашедшего своего законодательного закрепления в ст. 1 ГК, обратим свое внимание на то, как получало "прописку" данное понятие в праве. Толчком к этому послужила дискуссия, которая шла на страницах печати в начале 20-го столетия. Поводом для нее стали взгляды германских и русских правоведов, получившие широкий резонанс в научном сообществе цивилистов <19>. Остановимся на некоторых из них. В свое время Л. И Петражицкий, который работал в то время в Германии, в одной из своих работ проводит идею, что "руководящее значение должно получить любовь к ближним, согражданам". Любовь автор понимал как деятельную силу, началом которой являются воззрения, инстинкты, учреждения и т. д. Его взгляды разделял Штаммлер, уточнявший, что любви к согражданам недостаточно, а для направления общественной жизни нужна "обоюдная симпатия". В целом, разделяя взгляды Штаммлера, другой германский юрист Штейнбах считал добрую совесть такой нормой, которая во многом определяет решение юридического спора в суде. Иную формулировку дал другой правовед Эндеман, считавший, что введение в закон принципа доброй совести обозначает связь закона с нравственными основаниями оборота. Свое видение этой проблемы было у И. Б. Новицкого, который говорил о том, что "обычаи гражданского оборота регулируют только деловые отношения, а добрые нравы касаются также и других сторон жизни лица в обществе" <20>. В самой России с развитием торгового оборота для купеческого русского сословия конца 19-начала 20 века обычай был далеко не пустым звуком. Например, два купца, договорившиеся о закупке и поставке с последующей продажей зерна (иного товара), проведя торг, скрепляли его условия публичным пожатием рук, а доказательством принятого на себя обязательства было бросание наземь своих картузов. И пусть кто-нибудь из них посмел не выполнить свою обязанность. Купеческое сословие выдавливало недобросовестного торговца, как занозу из своего тела. Никто больше с ним дел не имел. Это было, как мы уже писали выше, сродни бесчестию. Так что нравственный императив в русском обществе среди деловых людей со временем стал очень высоким. О чем, кстати, писал другой немецкий юрист Шнейдер, полагавший, что "добрая совесть состоит в верности данному слову, договорной верности". Совсем как в пословице: "Давший слово - держись, а не давший - крепись". Как бы подводя дискуссию о данном принципе, И. Б Новицкий в своей книге "Принципы доброй совести в проекте обязательственного права" написал: "Добрая совесть (bona fides, Treu und Glauben, etc.) по этимологическому смыслу таит в себе такие элементы, как: знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известным доброжелательством; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание и что от них исходит каждый в своем поведении. Вместе с тем принципом доброй совести выражается связанность, согласованность отдельных частных интересов, а также частного интереса с интересом целого; подчинение каждого равномерно идее общего блага, поскольку она проявляется или отражается на отношении между данными лицами" <21>. То, что добросовестность получила легальную прописку в проекте Гражданского уложения, большая заслуга упомянутого нами И. Б. Новицкого. В названной уже выше работе он рассмотрел: добросовестность в объективном и субъективном смысле, толкование договоров с позиции доброй совести, исполнение обязательств, границы осуществления прав, включая влияние добросовестности на размер ответственности. Вполне естественно, что данный принцип можно применить к институту неосновательного обогащения или когда вещь продается другому лицу со скрытыми недостатками, о чем знает продавец, или передаваемое имущество обременено правом третьих лиц, и об этом умалчивает собственник (арендодатель, продавец) и пр. -------------------------------- <19> Надо отметить, что данный принцип легализован не только в § 157 Германского гражданского уложения, который предписывает толковать договор согласно требованиям добросовестности и обычаям делового оборота, а в § 242 устанавливает обязанность должника исполнять действия добросовестно в соответствии с обычаями гражданского оборота, но и содержится в других европейских кодексах и правовых системах. Требование добросовестности исполнения содержится в ст. 762 ГК Португалии, в ст. 6 и ст. 1134 Французского гражданского кодекса. Согласно ст. 11 книги 3 ГК Нидерландов вопрос о добросовестности лица решается в зависимости от степени обоснованности его сомнений, связанных с нарушением субъективного права. Статья 7 Гражданского кодекса Испании в п. 1 устанавливает обязанность осуществления гражданских прав в соответствии с принципом добросовестности, а в п. 2 формулирует широкую конструкцию, связанную со злоупотреблением правом. Также данный принцип нашел свое отражение и в международных нормативных актах. Так принцип добросовестности и честной деловой практики закреплен в ст. 1.7 Принципы международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА), в Принципах европейского договорного права (ст. 1.201) и др. <20> Дискуссия и базовые положения понятия добросовестности взяты из работы Новицкого И. Б. Принципы доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. Т. 6. 2006. N 1. С. 125 - 181. <21> Там же. С. 131.

Исходя из сказанного, можно с уверенностью констатировать, что доверие - основа всех правоотношений в гражданском обороте. Мы уже упоминали о том, что смысл слова не всегда умещается в рамках его правового действия. Примером тому может служить "добросовестный приобретатель", который используется в виндикации - иске об истребовании имущества, где добросовестный приобретатель выступает как незаконный владелец вещи, не имеющий на нее никаких оснований (юридического титула). Вот как об этой дефиниции в одном из своих интервью сказал Е. А. Суханов: "Защита добросовестного приобретателя всегда идет в ущерб защите собственника. Но почему надо защищать его, а не собственника. Видимо, это имеет смысл тогда, когда небезупречно поведение самого собственника, который "одной рукой" неосмотрительно отдал кому-то свою вещь (в пользование, в аренду), а недобросовестный арендатор ее продал третьему лицу, не знавшему, что отчуждатель вещи не является его собственником (т. е. добросовестному приобретателю), и теперь собственник "другой рукой" истребует вещь у добросовестного приобретателя, не требуя убытков со своего контрагента-арендатора. Здесь нарушается старый юридический (опять-таки немецкий) принцип "рука должна поддерживать руку" (Hand muss Hand wahren)" <22>. В переводе это звучит как: "Правая рука знала, что сделала левая". И это как раз тот случай, когда ответственность ни у кого не наступает. Тем более у добросовестного приобретателя, поскольку добросовестным он, согласно п. 1 ст. 302 ГК, считается, пока не доказано обратное. Здесь также действует общее правило п. 3 ст. 10 ГК о том, что добросовестность лица предполагается. Применить правила п. 3 ст. 10 ГК не представляется возможным, потому что отсутствие вины доказывается лицом, нарушившим обязательство, т. е. ответчиком. В данном случае таких оснований нет, так как нет никакого обязательства перед собственником, добросовестным приобретателем и третьим лицом (по сделке, по договору или из-за причинения вреда). -------------------------------- <22> Суханов Е. А. Перспективы развития гражданского законодательства в России: планы и современные реалии // Дельта-информ. 2009. N 3 (177). С. 5.

Интересную мысль о данном понятии высказал известный цивилист К. Скловский, который считает, что "добросовестность - это качество владельца, причем владельца незаконного, то есть ошибочно полагающего (при извинительности заблуждения), что он имеет право на вещь" <23>. -------------------------------- <23> Подробнее см.: Скловский К. Собственность в гражданском праве. 4-е изд. М., 2008. С. 775 - 808.

В свете сказанного следует обратиться к понятию "добросовестности" с точки зрения исторического (этимологического) происхождения этого значения. Так как это слово образовалось путем слияния двух - "добрый" и "совесть", рассмотрим каждое из них. Практически во всех словарях слово "добрый", выделяемое как человеческое качество, означает "мягкость", "расположенность к людям", "сердечность". Почти во всех славянских языках корневая основа данного слова совпадает в своем значении: dobr, - a, - o; dobrъjь, - aja, - oje; корень dob-; суф. - r-. От того же корня основа слова doba - "период времени", "пора", "срок" (ср. укр. доба - "время", "пора", чеш. doba - "эпоха", "время", "срок", польск. doba - "сутки"; на русской почве "удобный") и т. д. В индоевропейской традиции dhabyros. Корень dhabh означает "соответствовать", "подходить", "быть удобным". Следовательно, dobrъ, dobrъjь первоначально означало что-нибудь вроде "годный", "подходящий". Отсюда "доброкачественный" и "добротный". В своем исходном значении данное слово возникло гораздо позднее в связи с прогрессом в общественных отношениях. Второе слово "совесть" обозначает чувство нравственной ответственности за свое поведение перед людьми, обществом. Свою этимологию данное слово ведет с корневой основы - vest, vesten, - stna,-stno. В западнославянских языках (словацком, польском, чешском) оно переводится в том же значении - svedomie, от vedomy - "знающий" (словацкий яз.). В староболгарском языке сумленне - "совесть", в древнерусском и старославянском сумьнhние - "колебание", "трепет", "благоговение". И с 11 века древнерусский язык расширяет семантику слова съвhсть, дополняя его, как "разумение", "понимание", "знание", "согласие", "указание", "чистота". В общеславянском значении sъvestь собственно значило "(по)знание, получаемое вместе с кем-либо" <24>. -------------------------------- <24> Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 2007. Т. 1. С. 258. Т. 2. С. 184.

Не стало бы лишним включение принципа добросовестности в основные начала гражданского законодательства, что сказалось бы не только на участниках оборота, но и на их чувстве долга и ответственности. Наряду с категорией ответственности встает вопрос и о соотношении таких категорий в системе права и правоустанавливающего порядка как "защита", "меры ответственности" и "способы защиты". В науке гражданского права существуют два основных подхода к определению понятия защиты субъективного гражданского права. Смысл первого состоит в том, что право на защиту рассматривается в качестве самостоятельного субъективного права, возникающего у его обладателя в момент его нарушения. В данном случае право на защиту не связано структурно в одно единое с самим регулятивным гражданским правом субъекта <25>. Второй подход, традиционный, рассматривает право на защиту как структурный элемент, одно из правомочий субъективного гражданского права <26>. -------------------------------- <25> См. более подробно в работах Елисейкина П. Ф., Крашенинникова Е. А. Защита субъективных прав и гражданское судопроизводство: Сб. научных статей. Ярославль, 1977. <26> См.: Грибанов В. П. Пределы осуществления и защита гражданских прав. М., 1972. С. 152 - 168.

Разграничивать понятия защиты и способов ее реагирования не имеет смысла, так как последние выступают в качестве адекватных ответных действий и выполняют чисто психологическую задачу, которая в гражданском праве никакой функции не выполняет и, более того, нарушает стройную систему категориального аппарата данной терминологии <27>. В цивилистике охрану прав и их защиту выделяют как систему специальных мер и средств воздействия, обеспечивающих восстановление нарушенного права, поэтому их разграничение становится уместным только в научно-познавательном плане <28>. Попробуем последовать предложенному совету. Вся смысловая наполненность этих значений раскрывается через этимологию понятий "защита" и "охрана" с последующими мерами ответственности. -------------------------------- <27> Ермолова О. Н. Там же. С. 260. <28> См. Хохлова В. А. Авторское право: законодательство, теория, практика. М., 2008. С. 235.

Практически во всех толковых словарях слово "защита" обозначает то, что защищает, служит обороной. Корень у слова - - щит-. При всей его многозначности в итоге его смысл можно свести к единственному - "то, что защищает собой, ограждает что-нибудь, кого-нибудь". Древнерусское значение (с начала 10 в.) - щить, общеславянское - seitъ. Еще более древнее значение - это "нечто отрезанное, отделенное" (от корня - skein-, "резать", "отделять") <29>. Помните пословицу: "Со щитом или на щите", которая дошла к нам от обряда провозглашения древнеримскими солдатами императором победоносного вождя? История этого слова в современном его значении и применении делает это понятие очень уязвимым: вызывает беззащитность, чувство опасности и достижения победы любой ценой, не вдаваясь в причины. Все эти желания постепенно трансформируются в одно: устранить их источник - нарушителя прав. Для выяснения значения слова "охрана" надо проанализировать слово "охранять" и производное от него "хранить". Их значения следующие: сберегать, относиться бережно; то же что стеречь (охранять); беречь, содержать где-нибудь в безопасности, в целости и сохранности; защищать и хранить. Древнерусское значение (с 11 в.) слова "хороните" - "прятать", "беречь", "соблюдать". С 15 в. слово расширило свои рамки из-за людей "дикого поля" и перешло в "хоронитися" - "прятаться". В старославянском это "хранити" - "беречь", "охранять", "защищать". Общеславянское значение chorna и отсюда chorniti. Если исходить из значения "оборона", "защита", "охранять", то можно сказать, что современные исследователи считают, что мы не имеем в настоящее время сколько-нибудь убедительных этимологий его происхождения. Правильнее было бы исходить из значения "пища", "корм", "кормление" <30>. -------------------------------- <29> Черных П. Я. Там же. Т. 2. С. 436. <30> Черных П. Я. Там же. Т. 2. С. 355.

Для того чтобы закон был исполнен и охраняемые права не были нарушены, широко применяются меры "понуждения" и "принуждения", о которых писал О. С. Иоффе <31>. Их правовое воздействие состоит в действительном исполнении взятых обязательств с последующим возмещением. Данные меры всегда вызывали противоречивые чувства, если исходить из семантического их толкования. Смущает абстрактный суффикс - ени-, в этих отглагольных именах существительных, в которых заложена какая-то неполнота действия, "значение процесса лишено соотносительных оттенков недлительности - длительности, результативности и неограниченного течения" <32>. Что, несомненно, скажется на неопределенности самих сроков исполнения. Конечно, ее практическую составляющую следует рассматривать в гражданско-процессуальном праве по типу отношений кредитор-должник, когда обязанное лицо восстанавливает имущественную сферу, а вместе с ним и субъективное право контрагента. Отсюда принудительность в самом исполнении, что и позволяет отграничить гражданскую ответственность от других институтов частного права. Поскольку нет реальных механизмов понуждения, то оказать давление на имущественную сферу должника может только суд. И в этом плане меры принуждения гражданской ответственности отличаются, скажем, от "присуждения к исполнению обязанности в натуре" (см. ст. 12 ГК), где на основании решения суда оговаривается срок с последующей реализацией принятого решения. Сама процессуальность данного слова "присуждение" ближе по природе своего воздействия к уголовно-исполнительному праву. А гражданско-правовая обязанность остается всегда обязанностью, и у должника, даже после присуждения к исполнению судом, остается свобода выбора: исполнять судебное решение или нет. И только принудительность гражданской ответственности оказывает давление на имущественную сферу обязанного лица. Пусть даже в исполнительном производстве. -------------------------------- <31> Иоффе О. С. Обязательственное право. М., 1975. С. 435 - 436. <32> См. Виноградова В. В. Указ. соч. С. 102.

Преимущество рассмотренного нами института ответственности в гражданском праве в том, что он обращен как в прошлое, так и в будущее <33>, во многом из-за него и произошло становление договорных и обязательственных правоотношений. Раскрывая базовые положения данной категории, мы и обратились к истокам происхождения терминологии гражданской ответственности и убедились, что институт частного права в нем так же силен, как и публичный элемент, позволяющий не только отграничить его от частноправовых институтов, но и укрепить силу гражданско-правового воздействия. Без чего ответственность перестает быть таковой и отвечать своему назначению. -------------------------------- <33> См. Тархов В. А. Гражданское право. Курс. Общая часть. Уфа, 1988. С. 312.

------------------------------------------------------------------

Название документа