Основание ответственности продавца за изъятие товара у покупателя

ОСНОВАНИЕ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПРОДАВЦА ЗА ИЗЪЯТИЕ ТОВАРА У ПОКУПАТЕЛЯ

М. А. ЦЕРКОВНИКОВ

Церковников Михаил Александрович, советник управления частного права ВАС РФ, магистр частного права.

Статья посвящена проблеме, вызванной столкновением общепринятого взгляда на ответственность продавца в случае изъятия товара у покупателя и обычного для отечественного права понимания продажи чужого как ничтожной сделки.

Ключевые слова: договор купли-продажи, продажа чужого, гарантия от эвикции, ответственность продавца.

Интерес покупателя, получающего вещь от продавца, включает в себя два главных аспекта: товар должен быть надлежащего качества и, что еще важнее, быть переданным во власть покупателя навсегда. Поэтому в любой правовой системе встают вопросы о том, готово ли право в случае выявления скрытого дефекта вещи или ее изъятия третьим лицом защитить покупателя и подразумевает ли договор купли-продажи ответственность продавца в этом случае <1>. -------------------------------- <1> См.: Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. Cape Town - Deventer - Boston, 1992. P. 293.

Первое обеспечивается тем, что продавец гарантирует качество, т. е. обязуется отвечать, если у товара будут фактические недостатки (ст. 475 ГК РФ). Второе - гарантией от эвикции, по которой продавец обязуется отвечать, если товар будет изъят у покупателя по иску третьего лица (ст. 461 ГК РФ) <2>. -------------------------------- <2> Часто (и исторически это верно), говоря о гарантии от эвикции, имеют в виду не только изъятие проданной вещи третьим лицом, но и гарантию от действий самого продавца, которые могут повредить покупателю (см., напр.: Malaurie Ph., Aynes L., Gautier P.-Y. Les contrats speciaux. 5e ed. Paris, 2011. P. 226 - 227.

Обязанность гарантировать вообще и гарантия от эвикции в частности вызывают много вопросов (например, за что отвечает продавец и учитывается ли его вина, какова степень осмотрительности покупателя, как рассчитываются убытки и т. д.). Однако эта статья посвящена лишь одной связанной с ответственностью продавца в случае эвикции проблеме, которая по изложенным ниже причинам является наиболее обсуждаемой в отечественной литературе <3>. -------------------------------- <3> См., напр.: Скловский К. И. Сделка и ее действие // Вестник гражданского права. 2012. N 3. С. 4 - 65; Он же. Передача права и обязательство // Вестник ВАС РФ. 2008. N 7. С. 6 - 15; Стукалова О. В. Проблемы эвикции в гражданском праве России: Дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2006; Тузов Д. О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М., 2007.

Поскольку в нашей стране сложилась практика признавать ничтожным весь договор купли-продажи чужого, непонятно, сохраняется ли гарантия от эвикции, которая в современном праве обычно рассматривается как обязательное последствие договора купли-продажи. Классический случай эвикции - это виндикация вещи от покупателя ее действительным собственником, т. е. случай продажи чужого. Но если мы говорим, что такая сделка ничтожна, то как можно ставить вопрос о применении ст. 461 ГК РФ, предусматривающей договорную ответственность продавца за изъятие товара у покупателя? В чем будет ее основание? Вероятно, такое противоречие привело к тому, что ст. 461 ГК РФ почти не применялась <4>. Это давало основание утверждать, что гарантия от эвикции в современном праве "занимает маргинальное место" <5>. Но после указания высших судебных инстанций <6> "спящая" до этого норма начала работать <7>. -------------------------------- <4> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 08.10.2002 N 11695/01. <5> Скловский К. И. Передача права и обязательство. С. 6. <6> См.: п. 43 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав". <7> См., напр.: Постановления ФАС Волго-Вятского округа от 16.08.2010 по делу N А79-8266/2009; ФАС Западно-Сибирского округа от 28.09.2006 N Ф04-6148/2006(26635-А27-20) по делу N А27-1348/06-3; от 27.11.2000 N Ф04/3037-623/А75-2000 по делу N 2537-Г/99-111-Г/2000; ФАС Московского округа от 26.06.2007, 02.07.2007 N КГ-А40/5928-07 по делу N А40-70811/06-68-520; ФАС Поволжского округа от 19.08.2008 по делу N А65-18763/2007; ФАС Уральского округа от 30.06.2008 N Ф09-4561/08-С6 по делу N А50-16158/07; ФАС Центрального округа от 05.05.2010 N Ф10-1412/10 по делу N А08-2943/2009-3.

Стало очевидно, что основания применения ст. 461 ГК РФ на практике вызывают сложности. В ходе нашего исследования попытаемся показать, что утверждение о маргинальном характере гарантии от эвикции не бесспорно, так как традиционно в континентальных правопорядках, а значит и в российском праве, ординарная купля-продажа без нее не мыслится. Далее рассмотрим варианты решения проблемы основания такой гарантии и ответственности продавца в случае эвикции. При этом представляется уместным провести сравнение с французским правом, поскольку оно, во-первых, оказало влияние на понимание договора купли-продажи в отечественном праве и на закрепление правил о нем в нашем законодательстве, а во-вторых, как и российское право, исходит из прочности продажи чужого <8>. -------------------------------- <8> См. ст. 1599 ФГК и практику ее применения. Впрочем, продажа чужого признается относительно недействительной (близко к российской оспоримости), и право на ее оспаривание имеет только покупатель. В переведенном на русский язык курсе М. Планиоля указывается, что "как судебная практика, так и большинство ученых признают, что недействительность эта относительная (Cass., 4 mars 1891, D. 91.1.133). Такое решение вопроса установилось уже давно, по крайней мере начиная с решения Chambre civile от 23 января 1832 г." (Планиоль М. Курс французского гражданского права. Ч. 1. Теория обязательств. Петроков, 1911. С. 530) (см. также: Слыщенков В. А. Договор купли-продажи и переход права собственности: Сравнительно-правовое исследование. М., 2011).

Краткий исторический обзор

Эволюция гарантии от эвикции в иностранных правопорядках

В развитии обязанности продавца гарантировать А. К. Митюков выделил две фазы: процессуальную, когда обязанности всякого продавца (не важно, собственника или нет) сводились к защите покупателя от истцов - третьих лиц, и материальную, когда продавец отвечал уже за перенос права на покупателя <9>. При таком подходе во главу угла ставилось превращение гарантии обеспечить спокойное владение в гарантию того, что покупатель стал собственником необремененной вещи. -------------------------------- <9> См.: Митюков А. К. Ответственность продавца за эвикцию в историко-сравнительном освещении. Киев, 1906. С. 3.

Помимо этого, можно условно выделить еще два важных и, вероятно, более ранних направления в эволюции ответственности продавца за изъятие проданной вещи у покупателя. Во-первых, это добавление к гарантии собственных действий (и действий своих наследников) гарантии от действий третьих лиц. Во-вторых, поиск основания такой ответственности: от внедоговорного через дополнительно принятое обязательство к собственно гарантии из договора купли-продажи. Институт гарантии от исков третьих лиц в купле-продаже был известен уже праву древнего Вавилона: вавилонская купля-продажа знала такую ответственность, которая была основана на законе (вплоть до суммы, кратной 5 или даже 12 размерам уплаченной цены; кроме того, продавец мог быть казнен как вор) <10>. -------------------------------- <10> См.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран / Под ред. З. М. Черниловского. М., 1984. С. 13; Hochart C. La garantie d'eviction dans la vente. Paris, 1993. P. 2 - 3.

В греческом (аттическом и греко-египетском) праве, где по договору продажи собственность приобреталась путем уплаты цены, а передача не являлась необходимым условием этого, существовала обязанность поддержать своего правопреемника. За ее нарушение предусматривалась ответственность (возможно, деликтная) <11>: возврат уплаченной цены и возмещение убытков или уплата фиксированного штрафа <12>. -------------------------------- <11> См.: Hochart C. Op. cit. P. 3. <12> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 55.

В случае предъявления третьим лицом иска в отношении купленной вещи покупатель перенаправлял требование продавцу, который был обязан дать ему защиту и взять на себя тяжбу с третьим лицом. Отказ от такой защиты или неудачная защита подвергали продавца ответственности. Позднее покупатель мог решить, что будет вести процесс сам, и даже в случае выигрыша взыскать с продавца потери, связанные с ведением процесса <13>. -------------------------------- <13> Там же. С. 52 - 53.

В римском праве изначально гарантия от эвикции была последствием не контракта emptio-venditio, а иных актов; она представляла собой институт, независимый от обязанности передать товар <14>. -------------------------------- <14> Подробнее см.: Hochart C. Op. cit. P. 5; Митюков А. К. Указ. соч.

Приобретатель получал гарантию, следовавшую из манципации <15>. Высказывалось мнение, что до того, как превратиться в торжественный ритуал, манципация была так называемой реальной (натуральной) продажей, свойственной в древности для всех народов. Такая продажа не являлась консенсуальной и совершалась посредством обмена товара на деньги <16>. -------------------------------- <15> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 3. <16> Там же. С. 7.

Приобретатель, если ему угрожал виндикационный иск третьего лица, мог привлечь в дело отчуждателя (манципанта), чтобы тот оказал ему помощь в процессе (auctoritatem defugere). Если отчуждатель отказывался или дело было проиграно, что повлекло эвикцию, он возмещал приобретателю двукратную покупную цену по actio auctoritatis <17>. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Учебник "Римское частное право" (под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского) включен в информационный банк согласно публикации - Юристъ, 2004. ------------------------------------------------------------------ <17> Там же. С. 7, 42 - 52; см. также: Римское частное право: Учеб. / Под ред. проф. И. Б. Новицкого, проф. И. С. Перетерского. М., 2010. С. 477 (автор раздела - И. Б. Новицкий).

Основание иска покупателя к продавцу являлось предметом долгой дискуссии: одни авторы полагали, что он основан на сделке (какой именно сделке - предмет еще одной дискуссии), другие - на деликте <18>. Современные ученые, например Р. Циммерманн, склоняются ко второй точке зрения <19>. -------------------------------- <18> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 4, 42 - 52. <19> См.: Zimmermann R. Op. cit. P. 295 - 297.

Существовало мнение, что условие о гарантии, хотя и было добавочным (nuncupatio), составляло с манципацией неразрывное целое, а стороны могли увеличить, уменьшить или вовсе устранить ответственность манципанта. Однако была и другая трактовка, согласно которой такая обязанность манципанта возникает непосредственно из манципации, без особого обещания с его стороны <20>. -------------------------------- <20> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 7.

Высказывалась точка зрения, что связанная с римской манципацией обязанность продавца защищать покупателя от третьих лиц тождественна подобным обязанностям древнегреческого, древнегерманского и древнерусского права <21>. -------------------------------- <21> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 6.

Если речь шла о неманципируемых вещах, то изначально гарантии не было. Эта неудовлетворительная ситуация была исправлена тем, что стороны начали обмениваться стипуляциями: продавец давал покупателю гарантию habere recte licere, которая предполагала ответственность в случае эвикции <22>. -------------------------------- <22> См.: Дождев Д. В. Римское частное право: Учеб. 3-е изд. М., 2008. С. 585. Автор указывает: "Первоначально продавец отвечал за объективный факт, но признание недопустимости принимать на себя обязательство посредством стипуляции за третьих лиц (alienum factum promittere) повлекло интерпретацию, что продавец отвечает только за свои действия и действия своих наследников (D. 45.1.38 pr.)".

Со временем для покупателей стало обычной практикой требовать от продавцов особого обещания уплаты двойной цены в случае эвикции (stipulatio duplae) <23>. -------------------------------- <23> См.: Zimmermann R. Op. cit. P. 295.

Эти стипуляции стали распространенными настолько, что, если продавец отказывался заключить такую стипуляцию, признавали возможным предъявление иска непосредственно из купли. Допустимость такого иска объясняли следующим: "То, что вошло в нравы и обыкновения, должно быть принято к рассмотрению в процессе, построенном на bona fides, добросовестности (D. 21.1.31.20)" <24>. То есть с развитием контракта emptio-venditio обязанность продавца отвечать в случае изъятия вещи по суду стала предполагаться <25>; за покупателем на основании самого договора купли-продажи независимо от совершения стипуляции признали право в случае изъятия вещи требовать от продавца возмещения убытков <26>. -------------------------------- <24> Цит. по: Римское частное право: Учеб. С. 478. <25> См.: Дождев Д. В. Указ. соч. С. 586. <26> См.: Римское частное право: Учеб. С. 478.

Как лаконично отмечает Д. В. Дождев, в римском праве классического периода купля-продажа имела строго обязательственный эффект, но в то же время этот контракт являлся основанием для переноса собственности <27>. Поэтому договор не порождал гарантию титула (гарантию того, что покупатель получит право собственности на вещь) <28>: продавец обязывался передать покупателю товар в спокойное владение <29>. -------------------------------- <27> См.: Дождев Д. В. Указ. соч. С. 587; а также см.: Zimmermann R. Op. cit. P. 293. <28> См.: Zimmermann R. Op. cit. P. 293. <29> См.: Дождев Д. В. Указ. соч. С. 582. В литературе в отношении римского контракта emptio-venditio иногда указывают, что вопреки экономической цели операции перенос собственности не был обязанностью продавца, что позволяло использовать этот контракт в отношениях перегринами, не затрагивая перехода квиритской собственности (см. также: Hochart C. Op. cit. P. 4).

Такое понимание обязанности передать вещь подразумевало существование гарантии спокойного владения: "Передача владения, совершить которую обязан продавец, такова, что, если кто-либо по праву отсудит это владение, оно не будет считаться переданным (Pomp., 9 ad Sab., D. 19.1.3 pr.)" <30>. -------------------------------- <30> Цит. по: Дождев Д. В. Указ. соч. С 585.

На практике эвикция имела место в трех ситуациях: действительный собственник виндицировал вещь, проданную несобственником (общий случай полной эвикции); залоговый кредитор обращал взыскание на вещь; узуфруктуарий начинал использовать свое вещное право (частичная эвикция) <31>. -------------------------------- <31> См.: Hochart C. Op. cit. P. 5.

Для привлечения продавца к ответственности за изъятие вещи было необходимо, чтобы покупатель сам исполнил обязанность по уплате цены, а вещь была изъята в результате проигранного процесса, состоявшегося по основанию, возникшему до передачи вещи от продавца покупателю <32>. Непосредственно изъятие (эвикция) было необходимым в общем смысле, поскольку речь шла не о недостатке в праве продавца, а в утрате владения покупателем по суду <33>. -------------------------------- <32> См.: Дождев Д. В. Указ. соч. С 585 - 587; Римское частное право: Учеб. С. 476. <33> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 2. На эту особенность принято было обращать внимание, противопоставляя римскую обязанность продавца передать спокойное владение современной обязанности перенести право и быть ответственным за его перенос (принцип эвикции против принципа установления права). Впрочем, некоторые исследователи указывали, что "уже классическое римское право допускало покупателя к иску против продавца вне эвикции во всех тех случаях, когда отсутствие права у продавца, а следовательно, и неприобретение его покупателем наносит интересам покупателя тот или иной ущерб" (Митюков А. К. Указ. соч.).

Ответственность продавца за изъятие вещи отпадала, если при заключении договора покупателю было известно о праве третьего лица, которое могло привести к эвикции (С. 8.44.27). Допускались также соглашения, исключающие ответственность продавца за эвикцию, если только он, заключая их, умышленно не скрыл от покупателя известное ему основание эвикции (D. 21.2.69, pr. 5; 9.1.6.9) <34>. -------------------------------- <34> См.: Римское частное право: Учеб. С. 478.

Если вещь была перепродана несколько раз, прежде чем стала отсужена третьим лицом, то иски на основании гарантии от эвикции должны были предъявляться последовательно каждым покупателем своему продавцу, пока не дошли бы до виновника отчуждения не принадлежащей ему вещи (D. 21.2.61) <35>. -------------------------------- <35> Там же.

Иск покупателя сводился не просто к истребованию покупной цены: покупатель перекладывал на продавца все понесенные убытки, т. е. имел право на возмещение всего интереса (D. 21.2.70; D. 21.2.1) <36>. -------------------------------- <36> Там же.

В праве раннего Средневековья можно обнаружить как оригинальные положения об обязанности продавца защитить покупателя, так и следы римских правил, в том числе римского формализма: в некоторых средневековых сделках повторяются римские стипуляции <37>. -------------------------------- <37> См.: Hochart C. Op. cit. P. 6.

Для германских правд общим был подход, согласно которому продавец обязан явиться в суд, принять на себя защиту покупателя и провести эту защиту успешно. Последствия неисполнения этой обязанности определяются по-разному: в одних случаях речь идет только о возврате цены (Салическая и Рибуарская правды); в других - еще и об уплате штрафа (один из вариантов Салической правды); в третьих, вероятно под влиянием римского права, продавец должен возместить покупателю его интерес, равный покупной плате с прибавкой затрат покупателя на улучшение вещи (Баварская правда и лангобардское право о продаже недвижимости) <38>. -------------------------------- <38> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 57 - 58.

Согласно кутюму Тулузы существовал обычай, который обязывал продавца дать гарантию покупателю. Простой и короткой формулой продавец подтверждал, что он гарантирует покупателя против всех, кто попытается завладеть (вероятно, по суду) проданной вещью. При этом не было предусмотрено санкции для понуждения продавца исполнить свое обязательство. Однако в акте 1176 г. было решено, что в случае неисполнения продавцом его обязанности гарантировать договор будет расторгнут (аннулирован) <39>. -------------------------------- <39> См.: Hochart C. Op. cit. P. 7.

В дальнейшем (видимо, под влиянием канонического права) получила распространение публичная клятва на Евангелии, в которой продавец обещал быть добросовестным, обеспечить покупателю мирное владение вещью и уплатить возмещение в случае эвикции <40>. -------------------------------- <40> Ibid.

В XIV - XV вв. римские правила о договорах стали играть более важную роль. Например, на юге Франции они признавались общим правом (droit commun), а на севере получили статус "писаного разума" (raison ecrite). Парламент Парижа отдавал приоритет римскому праву в ущерб праву каноническому. При этом развитие торговли, особенно международной, повлияло на дискредитацию формализма <41>. -------------------------------- <41> Ibid.

На римское право опирались и суды в германских государствах <42>. -------------------------------- <42> Ibid.

В работах великих юристов XVII - XVIII вв., вдохновленных римским правом, ощущается воздействие естественно-правовой школы. На договор вообще были распространены римские правила о консенсуальных контрактах. Дома и Р. Потье под влиянием работ Г. Гроция выбрали из римских текстов, обычаев и судебных актов наиболее конформные естественному праву положения и оказали прямое влияние на составителей Кодекса Наполеона (Французского гражданского кодекса, далее - ФГК) <43>. -------------------------------- <43> Ibid.

Дома, исходя из принципов естественного права, писал, что любые соглашения, поименованные и непоименованные, всегда производят эффект (несут последствия) и обязывают тех, кто их заключил. Для него по гарантии от эвикции любой продавец обязан обеспечить покупателю свободное владение и пользование проданной вещью и защитить его от ее изъятия. А согласно Р. Потье обязанность гарантировать от эвикции и обязанность передать вещь не следует обособлять друг от друга, а, напротив, нужно рассматривать первую как продолжение второй <44>: "Обязательство продавца не исполнено полностью передачей вещи. Он остается обязанным и после передачи защищать и гарантировать продавца от любых эвикций в отношении этой вещи" <45>. -------------------------------- <44> Hochart C. Op. cit. P. 8. <45> Pothier R.-J. Traite du contrat de vente. Paris - Orleans, 1772. P. 81.

Говоря о купле-продаже во французском праве, нельзя не отметить следующий момент. Г. Гроций декларировал, что воли сторон достаточно для совершения переноса права собственности, без необходимости осуществления передачи вещи и иных формальностей <46>. Отказываясь от остатков формализма римского права, авторы ФГК приняли предложенный Г. Гроцием принцип мгновенного переноса права собственности посредством одного соглашения, например договора купли-продажи <47>. -------------------------------- <46> См.: Гроций Г. О праве войны и мира: Пер. с лат. М., 1957. С. 307. <47> Подробно о системах перехода права на основании договора см.: Сакко Р. Переход права собственности на движимое имущество в свете сравнительного права // Вещные права: система, содержание, приобретение: Сб. науч. тр. в честь проф. Б. Л. Хаскельберга / Под ред. Д. О. Тузова. М., 2008; Vliet L. P.W. van. Transfer of movables in German, French, English and Dutch law. Nijmegen, 2000.

Однако, чтобы передать кому-либо право собственности, нужно самому быть собственником. Составителям ФГК продажа чужого представлялась безрассудной и нелепой. По этой причине в ст. 1599 ФГК указано, что она недействительна (nulle) <48>. С другой стороны, согласно Ж. Порталису, "два главных обязательства продавца - передать вещь и ее гарантировать" <49>: в той же статье ФГК указано, что купля-продажа чужого может стать основанием для взыскания убытков в пользу добросовестного покупателя. Кроме того, гарантии от эвикции посвящены ст. 1626 - 1640 ФГК. -------------------------------- <48> Встречающийся перевод "nulle" как "ничтожная", может быть, является ошибочным применительно к принятому в российском праве словоупотреблению. Это особенно хорошо видно на примере ст. 1599 ФГК, где речь идет об относительной недействительности, которая, вероятно, не равна нашей оспоримости, но близка к ней. По крайней мере перевод "недействительна" см. в: Планиоль М. Указ. соч. С. 527 - 533. <49> Цит. по: Hochart C. Op. cit. P. 9.

Таким образом, в ФГК появилось внешнее противоречие между недействительностью продажи чужого и обязательством из договора продажи гарантировать от эвикции, которое впоследствии преодолели через констатацию относительной, а не абсолютной недействительности <50>. -------------------------------- <50> Поэтому не совсем уместно, основываясь на простом прочтении текста ст. 1599 ФГК, говорить о том, что ответственность за эвикцию во французском праве - внедоговорная (см.: Тузов Д. О. Указ. соч. С. 534.). Как будет показано, во французском праве ответственность за эвикцию считается договорной (см., напр.: Hochart C. Op. cit. P. 245).

Согласно взглядам Р. Потье, гарантия была расценена как дополнительная цель договора: обязательство всегда приводит к длящемуся предоставлению. При этом продажа получила новую главную цель - перенос права собственности. Дальнейшее развитие смягчило кажущееся противоречие: гарантия стала основной частью обязательства по переносу права, санкцией за его нарушение <51>. -------------------------------- <51> См.: Hochart C. Op. cit. P. 9.

Как отмечает К. Ошар, составители ФГК "обнажили действительное основание гарантии: ответственность за неисполнение обязательства, порожденного договором" <52>. -------------------------------- <52> Ibid.

По ряду причин французский принцип мгновенного перехода права собственности отвергнут многими современными правопорядками. Однако и в них принято выделять обязательство продавца сделать покупателя собственником (перенести право) <53>. Например, в праве Германии признается принцип разъединения обязательственного договора и соглашения о переходе права, причем второе не зависит от действительности первого (принцип абстракции) <54>. Но здесь также применительно к купле-продаже концепция передачи спокойного владения была заменена на принцип перехода права, а гарантия рассматривалась как одна из граней обязательства перенести право собственности <55>. -------------------------------- <53> Вне зависимости от модели перехода права существование такого обязательства признается позитивным в праве Англии, Аргентины, Бразилии, Швейцарии и др. (см.: Hochart C. Op. cit. P. 9). <54> См.: Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2006. С. 86 - 109. <55> См.: Hochart C. Op. cit. P. 9.

По норме § 433 Германского гражданского уложения продавец обязуется предоставить покупателю право собственности на вещь, свободную от обременений. Неисполнение этого обязательства дает покупателю возможность требовать расторжения договора и возмещения убытков по общим правилам об обязательствах <56>. -------------------------------- <56> Ibid.

Такое решение интересно тем, что простое нарушение продавцом обязательства перенести право собственности на покупателя дает основание для требования из гарантии независимо от изъятия вещи <57>. -------------------------------- <57> Ibid. P. 10.

Обсуждая гарантию титула в Великобритании, необходимо остановиться на праве Шотландии и Англии. Нельзя не заметить, что шотландское право подверглось влиянию трудов континентальных юристов (например, в начале XIX в. были популярны работы упомянутых выше Дома и Р. Потье), что, безусловно, сказалось и на взгляде на обязанности продавца в целом, и на гарантии от эвикции в частности <58>. -------------------------------- <58> О взглядах на гарантию от эвикции в шотландском праве конца XIX в. см.: Brown M. P. A Treatise on the law of sale. Edinburgh, 1891. P. 240 - 285.

Английское право по известным причинам стояло особняком и применительно к нашему вопросу <59>. В английской юридической литературе конца XIX в. в отношении продажи движимой вещи отмечалось, что на вопрос о том, существует ли подразумеваемая гарантия титула продавца, долгое время нельзя было дать однозначного ответа <60>. -------------------------------- <59> Впрочем, нельзя утверждать, что английское право в XIX в. не испытало на себе влияния трудов континентальных ученых (см., напр.: Colebrooke H. T. Treatise on obligation and contracts. Part I. London, 1818). <60> См.: Moyle J. B. The contract of sale in the civil law with references to the laws of England, Scotland and France. Oxford, 1892. P. 139.

Так, суды указывали, что по английскому праву гарантия не подразумевается. При отсутствии со стороны продавца умышленного обмана он не отвечает за пороки переданного права, если только гарантия явно не выражена или нет обстоятельств, которые можно приравнять к даче такой гарантии (решение по делу Morley v. Attenborough, 1849) <61>. -------------------------------- <61> Ibid. P. 140.

Однако существовал и другой взгляд: предложение продажи было достаточным доказательством предложения продажи от собственника. Он следовал из дела Eichholz v. Banicter 1708 г., где суд сказал, что почти во всех обычных сделках считается, что продавец за то, что покупатель платит цену, подтверждает, что он собственник продаваемой вещи. Иными словами, сама продажа есть утверждение о том, что продавец - собственник вещи, а следовательно, он гарантирует право на вещь, если только не будет видно из обстоятельств продажи, что продавец не намеревался заявить о собственности на вещь, а собирался передать лишь то положение (интерес), которое он имел в отношении продаваемой вещи <62>. -------------------------------- <62> Ibid.

В случае если гарантия считалась данной, покупатель не был обязан принять товар, если он обнаружил дефект в праве продавца до передачи. После передачи защита покупателя в случае изъятия у него вещи заключалась в отказе от ее оплаты или в иске о возврате цены, поскольку встречное предоставление со стороны продавца не состоялось. Если продавец знал, что у него нет права на вещь, и скрыл это, то он отвечал за обман (fraud) так же, как если бы он знал о скрытом недостатке качества <63>. -------------------------------- <63> Ibid. P. 141.

Согласно ст. 12 британского Закона о продаже товаров 1979 г., сходной в этой части со ст. 12 Закона 1893 г., подразумевается, что к моменту перехода права продавец управомочен продавать товар (п. 1) и что товар свободен от нераскрытых и неизвестных покупателю обременений (подп. "a" п. 2). Покупателю гарантируется спокойное владение, кроме случаев, когда оно будет нарушено собственником или иным лицом, имеющим право на вещь, по раскрытому или известному обременению (подп. "b" п. 2 ст. 12) <64>. -------------------------------- <64> Здесь и далее текст закона приводится по материалам с официального сайта британского правительства: http://www. legislation. gov. uk/ukpga/1979/54.

Однако п. 3 - 5 ст. 12 Закона 1979 г. прямо указывают на возможность покупки на свой риск: из договора или сопутствующих обстоятельств может следовать, что продавец передаст лишь ту позицию в отношении вещи, которую он или третье лицо, чью вещь он продает, может иметь (имеет фактически) (п. 3). Тогда предполагается, что все известные продавцу обременения раскрыты покупателю до заключения договора (п. 4). Однако также подразумевается, что спокойное владение покупателя вещью не будет нарушено продавцом или названным третьим лицом, а также лицами, требующими что-либо через или при помощи продавца или названного третьего лица, за исключением тех, кто требует в соответствии с обеспечением или обременением, о которых покупатель знал или был извещен до заключения договора (п. 5). К. Ошар пишет, что с XIX в. подходы к гарантии от эвикции качественно не изменились. Впрочем, новое применение этого института (например, в случаях продажи предприятий, уступки нематериальных объектов, договоров продажи с условием об исключительном праве) показывает его под новым углом, отличным от того представления, которое имелось ранее: за исключением передачи и гарантии, обязательства продавца усложнились частью под влиянием последствий самого договора, частью под влиянием закона, судебной и коммерческой практики, обычаев <65>. -------------------------------- <65> См.: Hochart C. Op. cit. P. 9.

Ответственность продавца за изъятие товара от покупателя в дореволюционном российском и советском праве

Согласно положениям Русской Правды (равно как и Псковской судной грамоты) покупатель-ответчик по виндикации должен был назвать истцу продавца и свести его с ним. Если продавец признает продажу, то покупатель, как и в древнегерманском праве, устранялся из спора, который протекал между истцом и продавцом. Продавец, отрекшийся от совершения продажи и уличенный в ее совершении, был обязан возместить покупателю цену. По предположению А. К. Митюкова, то же должно иметь место, если защита продавца окажется неудачной и вещь будет выдана третьему лицу - истцу <66>. -------------------------------- <66> См.: Митюков А. К. Указ. соч. С. 60.

Отмечается, что уже в древнейших русских купчих (обсуждаются документы XIV в. из Двинской области, находившейся под властью Новгорода, и XV - XVI вв. из московской и западнорусских земель) исключалась возможность будущего спора или вмешательства продавца и его наследников в "обладание покупателя". В более поздних актах (с XVI в.) встречаются положения о том, что до продажи продавец не совершил относительно вещи никакого распорядительного акта, а "если бы нашелся такой акт, то он, продавец, принимает на себя обязанность защищать и очищать покупателя "от тех кабал или крепостей" и не ввести покупателя в убыток" <67>. -------------------------------- <67> Там же. С. 146 - 147.

Согласно К. А. Неволину, как до Петра Великого, так и после среди произвольных условий (необходимыми считались условия о вещи и цене) первое место занимало условие об очистках: продавец удостоверял покупателя, что имущество не продано и не заложено, "никому ни в чем не укреплено", и принимал на себя обязанность очищать покупателя от притязаний на вещи и возместить убытки, если он им подвергнется. Некоторые законодательные акты (Судебник 1550 г.; Соборное уложение 1649 г.) специально устанавливали, чтобы покупатель требовал от продавца "поручительство в том, что продаваемое имущество ему действительно принадлежит" <68>. Кроме того, в допетровскую эпоху включалось условие об отказе продавца от права обратного выкупа, поскольку такое предполагалось само собой <69>. -------------------------------- <68> Неволин К. А. История российских гражданских законов. Ч. 3. Кн. 2: Об имуществах. Разд. 3: О правах на действия лиц; разд. 4: О наследстве. М., 2006. С. 46 - 47, 54 - 55. <69> Там же. С. 46.

В российском праве второй половины XIX - начала XX в., как и в европейских правопорядках, речь велась об ответственности за право: цель купли-продажи видели в предоставлении покупателю права собственности, что возможно, лишь если это право принадлежит продавцу (ст. 420 т. X Свода законов гражданских; далее - Свод) <70>. Понятие гарантии от эвикции традиционно передавали термином "очистка", более привычным для российского вотчинного права <71>. -------------------------------- <70> См.: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. Т. 2. М., 2005. С. 96, а также см.: Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Ч. 1: Вотчинные права. М., 2002. С. 385 - 395. <71> См.: Победоносцев К. П. Указ. соч. С. 386.

Г. Ф. Шершеневич писал, что закон вызывал некоторые сомнения, определяя, что условие об ответственности, называемое очисткой, относится не к необходимым, а к произвольным и будто ответственность наступает только в силу соглашения контрагентов (ст. 1427 и 1511 т. X Свода). По его мнению, это неверно, поскольку такая ответственность вытекает из существа договора купли-продажи и устранение ее способно было бы подорвать добрую веру в гражданском обороте <72>. -------------------------------- <72> См.: Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 96.

Поэтому практика пришла к выводу, что умолчание в договоре не освобождает продавца от ответственности перед покупателем: продавец, хотя бы и не принял обязательства очистки, отвечал за недостатки в праве, и лишь специальное соглашение освобождало от такой ответственности <73>. -------------------------------- <73> См.: Там же.

При этом Сенат полагал, что ст. 1427 т. X Свода касалась лишь недобросовестности продавца при продаже имения, а в иных случаях ответственность за убытки основывалась на ст. 684 и 574, т. е. имела внедоговорное основание <74>. -------------------------------- <74> См.: Там же.

Ответственность за право наступала при наличии следующих условий. Во-первых, право на купленную вещь должно было быть оспорено третьим лицом в судебном порядке. Однако практика допускала защиту покупателя и в случае фактического изъятия <75>. -------------------------------- <75> Там же. С. 97; Победоносцев К. П. Указ. соч. С. 390.

Во-вторых, вещь должна быть изъята на основании недостатка в праве продавца, а не в силу обстоятельств, возникших после заключения договора <76>. -------------------------------- <76> См.: Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 97.

Равным образом продавец отвечал, если отчужденное право не соответствовало договору, хотя третьи лица не оспаривали право собственности покупателя, но имели права, обременяющие вещь (залог, аренда, пользовладение) <77>. -------------------------------- <77> См.: Там же.

Отвечая, продавец должен был уплатить цену проданной вещи и возместить ущерб, выразившийся, например, в затратах покупателя на вещь, которую у него изъяли. При этом Г. Ф. Шершеневич отмечал эволюцию практики от взыскания только реального ущерба до полного возмещения <78>. Ответственность продавца устранялась, если он специальным соглашением был от нее освобожден или если было доказано, что причиной эвикции стало неумелое ведение дела покупателем без привлечения в процесс продавца в качестве третьего лица <79>. -------------------------------- <78> См.: Там же. <79> См.: Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 98. Подробнее о процессуальном аспекте см.: Победоносцев К. П. Указ. соч. С. 388 - 391.

В советский период ответственность за эвикцию получила достаточно четкое законодательное закрепление (ст. 192, 193, 194, 203 ГК РСФСР 1922 г., ст. 241, 250, 251 ГК РСФСР 1964 г.). Наряду с обязанностью передать вещь покупателю выделялась обязанность продавца передать право собственности (или иное право применительно к государственным предприятиям). Переход такого права называли правовым результатом договора купли-продажи <80>. С переносом права на вещь связывали обязанность продавца оказать покупателю необходимую помощь при эвикции <81>. Согласно ст. 192 ГК РСФСР 1922 г. если третье лицо по основанию, возникшему до продажи, предъявило к покупателю иск об изъятии этого имущества, то продавец по требованию покупателя был обязан вступить в судебное дело и предотвратить отсуждение от покупателя спорного имущества. Эту обязанность иногда называли, следуя старой терминологии, обязанностью по очистке <82>. -------------------------------- <80> Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. проф. С. Н. Братуся. М., 1951. С. 13 - 15 (автор главы - З. И. Шкундин). <81> См.: Там же. С. 15. <82> См.: Там же.

В силу ст. 193 в случае отсуждения у покупателя проданного имущества на продавце лежала обязанность возместить покупателю все убытки. В литературе отмечали, что взыскиваемое в случае эвикции с продавца не ограничивается только возвратом покупной цены, но включает в себя и иные расходы покупателя (расходы по доставке и т. п.) <83>. -------------------------------- <83> См.: Там же.

При этом непривлечение продавца к делу освобождало его от ответственности перед покупателем, если им было доказано, что он, приняв участие в процессе, предотвратил бы отсуждение проданного имущества от покупателя. Продавец, привлеченный покупателем, но не принявший участия в процессе, лишался права доказывать неправильность ведения дела покупателем (ст. 194 ГК РСФСР 1922 г.). Примечательно, что в отношении ограничения ответственности за эвикцию и за скрытые недостатки вещи ст. 203 ГК РСФСР 1922 г. устанавливала недействительность лишь состоявшегося заранее соглашения об устранении или ограничении такой ответственности продавца и только при условии, если продавец, зная о существовании прав третьего лица или о недостатках имущества, умышленно скрыл эти обстоятельства от покупателя <84>. -------------------------------- <84> См.: Советское гражданское право. Т. 2 / Под ред. проф. С. Н. Братуся. С. 15.

С принятием ГК РСФСР 1964 г. взгляд на ответственность за эвикцию в советском праве в целом не изменился. Основание такой ответственности традиционно видели в неисполнении обязанностей продавца передать имущество в собственность (или в оперативное управление) покупателю и предупредить обо всех правах третьих лиц на продаваемую вещь <85>. -------------------------------- <85> См., напр.: Гражданское право. Т. 2 / Отв. ред. П. Е. Орловский и С. М. Корнеев. М., 1970. С. 15 (автор главы - Н. П. Волошин); Советское гражданское право. Т. 2 / Отв. ред. О. С. Иоффе, Ю. К. Толстой, Б. Б. Черепахин. Л., 1971. С. 11 (автор главы - В. Ф. Яковлева).

Комментируя новую на тот момент ст. 241 ГК РСФСР 1964 г., Б. С. Антимонов писал, что она говорила о так называемых юридических недостатках продаваемой вещи, т. е. о правах третьих лиц на вещь, которые ограничивают нового собственника. Указывалось, что предупреждение о правах третьих лиц на продаваемую вещь должно быть сделано при заключении договора и доказательства такого предупреждения лежат на продавце <86>. Кроме того, Б. С. Антимонов специально оговаривал, что основанием к иску, вытекающему из факта непредупреждения со стороны продавца, может быть даже несообщение о наличии заключенного в отношении продаваемой вещи бессрочного договора безвозмездного пользования, от которого новый собственник всегда мог отказаться <87>. -------------------------------- <86> См.: Научно-практический комментарий к ГК РСФСР / Под ред. проф. Е. А. Флейшиц. М., 1966. С. 282 - 283 (автор комментария - Б. С. Антимонов). <87> См.: Там же.

Указывали, что в случае неисполнения продавцом обязанности, предусмотренной ст. 241 ГК РСФСР 1964 г., покупатель имел право требовать уменьшения цены или расторжения договора и возмещения убытков <88>. По всей видимости, для получения покупателем возможности предъявить иск по этой статье не нужно было дожидаться собственно изъятия вещи третьим лицом. По крайней мере в литературе такое условие не называется <89>. -------------------------------- <88> См.: Советское гражданское право. Т. 2 / Отв. ред. проф. В. А. Рясенцев. М., 1965. С. 11 (автор главы - А. Ю. Кабалкин). <89> Там же. С. 11; Советское гражданское право. Т. 2 / Отв. ред. О. С. Иоффе, Ю. К. Толстой, Б. Б. Черепахин. С. 11.

Статьи 250 и 251 ГК РСФСР 1964 г., непосредственно посвященные ответственности за эвикцию в узком смысле слова, в общем были сходны с правилами ГК 1922 г. Эти статьи понимались как касающиеся и общей, и частичной эвикции <90>. -------------------------------- <90> См.: Иоффе О. С. Обязательственное право. М., 1975. С. 217 - 218.

Отмечалось, что в случае предъявления иска об изъятии вещи третьим лицом покупатель должен "возбудить перед судом ходатайство" о привлечении к делу продавца и известить его об этом. С другой стороны, продавец и сам должен был добиваться участия в деле. При этом непривлечение продавца в дело освобождало его ответственности, если им было доказано, что он мог бы предотвратить изъятие вещи от покупателя <91>. -------------------------------- <91> См.: Научно-практический комментарий к ГК РСФСР / Под ред. проф. Е. А. Флейшиц. С. 282 - 283, 289 - 290.

В абзаце втором ст. 251 ГК РСФСР 1964 г. указывалось, что соглашение сторон об устранении или ограничении ответственности продавца недействительно, если продавец, зная о существовании прав третьего лица на продаваемую вещь, не предупредил об этом покупателя. Из этой, несколько отличной от содержавшейся в ГК РСФСР 1922 г., формулировки делался вывод, что абзац второй ст. 251 - новая норма, согласно которой продавец отвечает не только за умышленное, но и за любое неуведомление покупателя при заключении договора о правах третьих лиц на продаваемую вещь <92>. Такое соглашение считали допустимым, если продавец не знал о существовании прав третьего лица на продаваемую вещь <93>. Впрочем, предлагался и другой подход, согласно которому слова "не предупредил об этом покупателя" толковались как "умышленно скрыл" <94>. -------------------------------- <92> Там же. С. 290. <93> См.: Гражданское право. Т. 2 / Отв. ред. П. Е. Орловский и С. М. Корнеев. С. 15. <94> Советское гражданское право. Т. 2 / Отв. ред. проф. В. А. Рясенцев. С. 11.

Резюмируя сказанное об ответственности за эвикцию по советскому гражданскому праву, представляется уместным привести лаконичное описание ответственности за эвикцию, сделанное О. С. Иоффе. Так, им указывалось, что мыслимы две ситуации: продавец отчуждает покупателю вещь, ему не принадлежащую, или такое имущество, определенными правами на которое (правом залога, найма и т. п.) обладают третьи лица. При этих условиях действительный собственник или тот, кто обладает другими правами на имущество, вправе предъявить к покупателю иск о его отобрании. И тогда продавец должен защитить покупателя от отсуждения у него вещи (защита от эвикции). Если вещь все же будет отсуждена, покупатель вправе предъявить к продавцу иск о возмещении понесенных убытков. Причем если речь идет об истребовании вещи нанимателем, то вещь изымается от покупателя лишь на время, и он вправе, не расторгая куплю-продажу, получить от продавца возмещение потерь <95>. -------------------------------- <95> См.: Иоффе О. С. Указ. соч. С. 217 - 218.

Можно заключить, что общий взгляд на ответственность продавца за изъятие товара у покупателя в отечественном гражданском праве как дореволюционного, так и особенно советского периода не отличался качественно от принятого в континентальных европейских правопорядках. Гарантия от эвикции понималась как необходимое по общему правилу последствие договора купли-продажи, и, следовательно, основание ответственности продавца в случае эвикции традиционно видели в таком договоре.

Продажа чужого и гарантия от эвикции в современном российском праве

Ничтожность продажи чужого

Постановка проблемы. Итак, согласно общей как для права континентальной Европы, так и для отечественного права традиции основание ответственности за эвикцию принято видеть в договоре купли-продажи: она наступает за нарушение договорной обязанности продавца. Может быть, в древнегреческом или древнерусском праве ее основание видели вне договора (причем, возможно, это касалось всего, что в современном мире принято считать договорной ответственностью), но, обсуждая вопрос основания ответственности продавца за изъятие товара у покупателя в современных условиях, лучше не сбрасывать со счетов традиционный подход. Однако проблема заключается в том, что эта общая традиция сталкивается с другой, свойственной, скорее, только для российского права: с признанием договора купли-продажи чужого ничтожной сделкой. И хотя новая ст. 174.1 ГК РФ заставит сомневаться в последнем утверждении даже ультрапозитивиста, это столкновение пока нельзя обойти. Обязанности продавца передать товар свободным от прав третьих лиц и его ответственности в случае изъятия товара у покупателя посвящены ст. 460 (аналог ст. 241 ГК РСФСР 1964 г.), 461, 462 ГК РФ. Согласно ст. 461 ГК РФ при изъятии товара у покупателя третьими лицами по основаниям, возникшим до исполнения купли-продажи, продавец обязан возместить покупателю понесенные убытки, если не докажет, что покупатель знал или должен был знать о наличии этих оснований. Из такого положения закона, помимо всего прочего, можно сделать два вывода. Во-первых, формально речь идет об ответственности из договора: даже с точки зрения расположения нормативного материала ст. 461 находится в § 1 гл. 30 ГК РФ, посвященном общим положениям о купле-продаже. Во-вторых, это положение охватывает в том числе главный из классических примеров полной эвикции, когда собственник (третье лицо) отнимает по суду у покупателя вещь, проданную и переданную ему продавцом, который не имел права ее отчуждать: ст. 461 говорит, в принципе, об изъятии товара всяким третьим лицом <96>. -------------------------------- <96> Возможно, конечно, такое толкование, что ст. 461 ГК РФ не затрагивает продажи чужого, поскольку в ней не обсуждается, что в круг этих оснований входит право собственности третьего лица. Но такое прочтение не заслуживает поддержки: более чем странно вывести за пределы ответственности за эвикцию первый из ее классических примеров. Как странно и то, что в случае изъятия вещи при обращении на нее взыскания залогодержателем покупатель получит полное возмещение убытков по ст. 461 ГК РФ, а в случае виндикации - сможет только вернуть цену, поскольку продажа чужого ничтожна.

Но тогда, считая, что основанием ответственности продавца за изъятие проданной вещи от покупателя является договор купли-продажи, мы получаем проблему, касающуюся действительности продажи чужого имущества, под которой понимается соглашение "об отчуждении вещи, которая уже есть, но которая принимается (независимо от осознания этого факта сторонами) как собственность продавца, не являясь на самом деле таковой" <97>. -------------------------------- <97> Скловский К. И. О действительности продажи чужого имущества // Вестник ВАС РФ. 2003. N 9. С. 80 - 99.

Судебная практика часто исходит из того, что договор купли-продажи вещи, заключенный неуправомоченным отчуждателем, является ничтожной сделкой <98>, что логически должно опровергать договорный характер ответственности за эвикцию, если не вовсе ее существование. -------------------------------- <98> См.: Егоров А. В., Ерохова М. А., Ширвиндт А. М. Обобщение применения арбитражными судами норм ГК РФ о вещно-правовых способах защиты права // Вестник гражданского права. 2007. Т. 7. N 4. С. 109 - 114 (авторы раздела - А. В. Егоров, М. А. Ерохова) (см. также: информационное письмо Президиума ВАС РФ от 28.04.1997 N 13; Постановления Президиума ВАС РФ от 08.10.2002 N 11695/01; ФАС Северо-Западного округа от 26.01.2006 N А66-1113/2003; от 09.06.2006 по делу N А56-17696/2005; ФАС Северо-Кавказского округа от 17.10.2006 N Ф08-4362/2006; ФАС Московского округа от 11.07.2005 N КГ-А40/6095-05; ФАС Волго-Вятского округа от 03.03.2004 по делу N А82-142/2003-Г/5).

Очень четко описал проблему К. И. Скловский: "Итак, с одной стороны, продавец чужой вещи должен возместить покупателю убытки после отсуждения у того вещи (как предполагается, по виндикации). С другой стороны, купля-продажа чужой вещи недействительна, а недействительная сделка исключает ответственность (ст. 167 ГК)" <99>. -------------------------------- <99> Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е изд., перераб. М., 2010. С. 367.

Дореволюционное, советское и современное российское право. Если говорить о дореволюционном законодательстве, то в силу ст. 1384 и 1389 т. X Свода продаваемая вещь должна была быть в полном распоряжении продавца и принадлежать ему на праве собственности. Более того, купля-продажа чужой вещи считалась недействительной на основании ст. 1386, 1387 т. X <100>. Этот факт, кстати, оправдывал существование договора запродажи, для заключения которого не нужно было быть собственником <101>. -------------------------------- <100> См.: Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 92. <101> См.: Трепицын И. Н. Переход права собственности на движимые имущества посредством передачи и соглашения. Одесса, 1903. С. 366 - 367.

Объяснение такого решения можно найти, например, в предположении, что по российскому дореволюционному законодательству в вопросе перехода права собственности была принята французская система соглашения <102>, следствием чего являлась недействительность продажи чужого <103>. Отсюда же, возможно, существующее до сих пор понимание продажи как распоряжения <104>. -------------------------------- <102> См.: ст. 711, 938, 1138 и 1583 ФГК. Подробнее см.: Трепицын И. Н. Указ. соч.; Морандьер Ж. Л. де ла. Гражданское право Франции. Т. 2. М., 1961; Bufnoir C. Propriete et contrat. Poitiers, 2005. <103> По крайней мере недействительность продажи чужого во французском праве объясняют действием системы соглашения: это логический вывод из того, что продажа индивидуально-определенной вещи влечет за собой немедленный переход права собственности (Морандьер Ж. Л. де ла. Гражданское право Франции. Т. 3. С. 63). <104> Впрочем, возможно, корни такого понимания продажи еще глубже и связаны с тем, что, допуская известное смешение, этим словом называли различные явления.

Так или иначе по вопросу о том, какая модель перехода права собственности присуща дореволюционному российскому праву, существовала серьезная дискуссия. К. А. Неволин по этому поводу справедливо писал: "Право собственности на движимые вещи, принадлежащие другим, всегда приобреталось и приобретается от них в силу договоров и обязательств различного рода. Требовалась ли и требуется ли при этом еще передача приобретаемых вещей приобретателю, это в русском законодательстве с точностью не определялось и не определяется" <105>. -------------------------------- <105> Неволин К. А. История российских гражданских законов. Ч. 2. Кн. 2: Об имуществах. Разд. 1: Об имуществах вообще. Разд. 2: О правах на вещи. М., 2006. С. 395.

Некоторые положения служили основанием для утверждений о принятии российским правом системы соглашения. В примечании к ст. 699 т. X Свода был приведен перечень способов приобретения права собственности: "1) дарственные и безвозмездные, а именно пожалование, выдел имущества детям от родителей, дар, духовное завещание; 2) наследство; 3) способы обоюдные, каковы суть мена и купля; 4) договоры и обязательства" <106>. Статья 711 т. X устанавливала, что движимые имущества могут быть приобретаемы законными способами без всяких письменных актов, по одним словесным договорам и соглашениям. В ст. 1522 законодатель постановил, что "если покупщик, приняв движимое имущество от продавца, не заплатил следующей за оное цены, то имущество продается с публичного торга и вырученными деньгами удовлетворяется продавец". Согласно торговым законам купля считалась состоявшейся, когда она записана в маклерскую книгу (ст. 634, 635 Торгового устава) <107>. -------------------------------- <106> Приводится по: Васьковский Е. В. Учебник гражданского права. М., 2003. С. 304. <107> Там же. С. 331.

С другой стороны, действовавшее законодательство содержало нормы, позволявшие утверждать обратное. В ст. 420 т. X было указано: "Право собственности переходит от одного лица к другому путем передачи или укрепления" <108>. В силу ст. 993 и 1510 передача подаренной или проданной движимости должна была совершаться вручением вещи или поступлением ее в распоряжение приобретателя <109>. На основании ст. 563, 568, 570, 581 Устава судопроизводства торгового проданные, но не переданные покупателю товары признавались собственностью несостоятельного продавца <110>. -------------------------------- <108> Там же. С. 332. <109> Там же. <110> Там же.

Если говорить о доктрине, то условно можно выделить две группы авторов, одни из которых полагали, что право собственности переходит при передаче вещи, другие считали, что для переноса собственности достаточно соглашения. Проблема договорного приобретения права собственности, без сомнения, получила особое звучание еще и потому, что созданный с оглядкой на французское право <111> т. X Свода оценивался юристами, мировоззрение которых сформировалось под влиянием трудов германских пандектистов <112>. Однако даже сторонники системы традиции зачастую признавали, что действовавшее позитивное право пошло по иному пути (жесткую позицию в этом вопросе занимал лишь Г. Ф. Шершеневич). -------------------------------- <111> Например, прямое указание на титул XVI ФГК применительно к купле-продаже содержится в Объяснительной записке М. М. Сперанского о содержании и расположении Свода законов гражданских (подробнее см.: Трепицын И. Н. Указ. соч. С. 368). <112> Это верно подмечено также В. В. Дашковской (см.: Дашковская В. В. Некоторые проблемы перехода права собственности на движимое имущество по гражданско-правовым сделкам // Актуальные проблемы гражданского права: Сб. ст. Вып. 9 / Под ред. О. Ю. Шилохвоста. М., 2005. С. 222). Среди дореволюционных авторов на эту особенность указывал В. И. Синайский, особо отмечая диссонанс между мнением большинства ученых - сторонников системы передачи, с одной стороны, и позитивным правом, а также практикой Сената - с другой (см.: Синайский В. И. Русское гражданское право. Вып. I. Общая часть. Вещное право. Авторское право. 2-е изд., испр. и доп. Киев, 1917. С. 186, 190 - 191).

За передачу (de lege lata или de lege ferenda) высказывались Ю. С. Гамбаров, Н. Л. Дювернуа, А. И. Загоровский, Д. И. Мейер, П. П. Цитович, Г. Ф. Шершеневич <113>. Сторонников системы соглашения было немного. Наиболее последовательно и убедительно позиция в защиту консенсуальной модели выражена у И. Н. Трепицына <114>. Осторожно высказывался в пользу этой модели Е. В. Васьковский <115>. -------------------------------- <113> См.: Гамбаров Ю. С. Гражданское право. М., 1896. С. 358 - 423; Дювернуа Н. Л. Пособие к лекциям по гражданскому праву. Вып. 1. Часть Особенная. Права вещные. Право авторское и промышленное. М., 1899. С. 103 - 110; Загоровский А. И. О приобретении права собственности на движимые имущества посредством передачи // Юридический вестник. Июль - август. 1890. С. 279; Мейер Д. И. Русское гражданское право: В 2 ч. М., 2003. С. 394 - 395; Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 300 - 307; Цитович П. П. Учебник торгового права. Киев, 1891. С. 225. <114> См.: Трепицын И. Н. Указ. соч. С. 339 - 391. <115> См.: Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 329 - 334.

Кассационная практика Сената и судебная практика Санкт-Петербургского коммерческого суда следовали системе соглашения и не признавали передачу необходимой <116>. Так, Сенат указал, что право собственности на движимость переходит в момент заключения договора; право собственности на недвижимость - в момент укрепления имущества за приобретателем, т. е. в момент утверждения акта старшим нотариусом <117>. -------------------------------- <116> См.: Трепицын И. Н. Указ. соч. С. 340. <117> См.: Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 331.

Проект Гражданского уложения Российской империи <118>, испытавший на себе влияние германского и швейцарского права, в ст. 839 устанавливал, что право собственности на движимую вещь приобретается на основании заключенного между собственником и приобретателем договора со времени передачи вещи приобретателю. -------------------------------- <118> Приводится по: Саатчиан А. Л. Гражданское уложение. Т. 1. СПб., 1910.

ГК РСФСР 1922 г., напротив, содержал ст. 66, согласно которой на основании договора между отчуждателем и приобретателем право собственности приобретателя возникало в отношении индивидуально-определенной вещи с момента совершения договора, а в отношении вещей, определенных родовыми признаками (числом, весом, мерой), - с момента их передачи <119>. То есть переход права собственности был урегулирован сходно с правилами ФГК. При этом ст. 183 ГК РСФСР 1922 г. гласила, что право продажи имущества, кроме случаев продажи с публичных торгов, принадлежит собственнику. -------------------------------- <119> Договор дарения по ГК РСФСР 1922 г. был реальным, поэтому для дарения этот вопрос особого значения не имеет (см.: Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М., 1961. С. 140).

Неудивительно, что в доктрине договор продажи чужой вещи расценивался как недействительный <120>. -------------------------------- <120> Это проявляется при обсуждении сделки, по которой добросовестный приобретатель получил вещь от несобственника (см.: Генкин Д. М. Указ. соч. С. 202 - 203).

Примечательно, что с принятием ГК 1964 г., внешне отказавшегося от системы соглашения в общем смысле, подход к продаже чужой вещи в науке гражданского права не изменился. О. С. Иоффе писал по этому поводу, что в качестве продавца может выступать только собственник, действующий непосредственно или через представителя <121>. Исключение допускалось лишь в отношении компетентных государственных органов при продаже в силу судебного решения, а также комиссионера, который действует по уполномочию собственника. Значение такого правила, по мнению О. С. Иоффе, очевидно: купля-продажа призвана обеспечить переход права собственности от продавца к покупателю <122>. -------------------------------- <121> См.: Иоффе О. С. Указ. соч. С. 209 - 210. <122> Там же. С. 210.

Это мнение поддерживается и сейчас. Так, В. В. Витрянский отмечает, что по общему правилу продавец должен быть собственником товара или обладать иным ограниченным вещным правом, из которого вытекает правомочие по распоряжению имуществом, являющимся товаром <123>. В случаях, предусмотренных законом или договором, правомочия по распоряжению имуществом могут быть предоставлены лицу, не являющемуся субъектом права собственности или иного ограниченного вещного права <124>. К. И. Скловский безапелляционно указывает: "Наше право стоит на признании ничтожности продажи чужой вещи" <125>. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Договоры о передаче имущества" (книга 2) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2002 (4-е издание, стереотипное). ------------------------------------------------------------------ <123> См.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Кн. 2: Договоры о передаче имущества. М., 2003. С. 20. <124> См.: Там же. Практически воспроизводятся положения ГК РСФСР 1922 г. о необходимости для продавца быть собственником вещи и об исключении из этого правила для случаев добросовестного приобретения в современном учебнике гражданского права (см.: Гражданское право: Учеб. Ч. 2 / Отв. ред. В. П. Мозолин. М., 2004). <125> Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 366.

Подобно составителям ФГК <126>, К. И. Скловский пишет, что признание ничтожности продажи чужого само по себе имеет фундаментальный характер и исходит из базового принципа недопущения лишения собственника его права помимо его воли. Продавец выражает волю на отчуждение лишь однажды - в договоре купли-продажи, и если этот договор совершен несобственником (или иным управомоченным лицом), то он ipso iure недействителен <127>. -------------------------------- <126> М. Планиоль указывал, что авторам Кодекса Наполеона продажа чужой вещи казалась "соглашением бессмысленным" (Порталис), "смешным" (Тронше), "противным природе вещей и здравым нравственным воззрениям" (Грение). Причем речь шла не о признании недействительным перехода права собственности, но о лишении сделки всей, в том числе и обязательственной, силы. И хотя при создании Кодекса редакционная комиссия исходила из того, что недействительна лишь продажа заведомо для продавца чужой вещи, французская наука гражданского права в XIX в. единогласно признавала любую продажу чужой вещи недействительной, даже если продавец действовал в "доброй вере" (Планиоль М. Указ. соч. С. 527). <127> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 366. Очень похожий взгляд был распространен после принятия ФГК. Указывалось, что в отличие от римского и старого французского права со времени Кодекса "продавать" - значит "отчуждать", делать покупателя собственником (см.: Планиоль М. Указ. соч. С. 527).

Как уже указывалось, не столь давняя судебная практика подтверждала этот взгляд. Ее анализ показывает, что суды оригинальным образом выводили запрет продажи чужого из ст. 209 ГК РФ, где описывается, что законодатель понимает под правом собственности, и, соединяя этот запрет со ст. 168, констатировали ничтожность: поскольку собственник вправе распоряжаться (в том числе продавать) вещью, то распоряжение неуправомоченным лицом противоречит закону <128>. -------------------------------- <128> См.: Егоров А. В., Ерохова М. А., Ширвиндт А. М. Указ. соч. С. 109 - 114 (см. также: информационное письмо Президиума ВАС РФ от 28.04.1997 N 13; Постановления Президиума ВАС РФ от 08.10.2002 N 11695/01; ФАС Северо-Западного округа от 26.01.2006 N А66-1113/2003; от 09.06.2006 по делу N А56-17696/2005; ФАС Северо-Кавказского округа от 17.10.2006 N Ф08-4362/2006; ФАС Московского округа от 11.07.2005 N КГ-А40/6095-05; ФАС Волго-Вятского округа от 03.03.2004 по делу N А82-142/2003-Г/5).

Критика подходов к продаже чужого как к ничтожной сделке. Ниже мы попытаемся дать некоторые аргументы против этой точки зрения, обсудив ее соответствие тексту закона (1), правовые цели, которые пытаются достичь ее сторонники (2), и негативные последствия, к которым она приводит (3). Однако сразу оговоримся, что существуют серьезные доводы и в пользу критикуемого подхода. 1. Прежде всего обращает на себя внимание практически полное отсутствие позитивно-правового обоснования изложенного взгляда: в отличие от французского законодательства (ст. 1599 ФГК) российское не говорит прямо о недействительности продажи чужого <129>. -------------------------------- <129> Довод об отсутствии позитивного закрепления правила о ничтожности продажи чужого наряду со ссылкой на принцип разъединения распорядительной и обязательственной сделок являются основным среди противников этого взгляда (см.: Тузов Д. О. Указ. соч. С. 534).

Ссылка на ст. 209 и 168 ГК РФ является натянутой и не заслуживает никакой поддержки: выводить ничтожность продажи чужого из законодательного описания права собственности при наличии положений ГК РФ, свидетельствующих о ее действительности, по меньшей мере странно. Скорее всего, признание продажи чужого ничтожной сделкой - это последствие ее понимания как акта распоряжения, которое было воплощено в отечественном законодательстве до ГК РСФСР 1964 г. Однако после принятия этого Кодекса применительно к российскому законодательству все же по общему правилу следует вести речь о системе каузальной передачи (регистрации на основании договора - применительно к недвижимости по действующему ГК) <130>. -------------------------------- <130> Об общих чертах этой модели в отношении движимых вещей на примере швейцарского права см.: Steinauer P.-H. Les droits reels. T. II. 3e ed. Berne, 2002. P. 263 - 271.

Во-первых, п. 2 ст. 218 ГК РФ говорит о приобретении имущества на основании договора об отчуждении имущества, в том числе договора купли-продажи. Во-вторых, ст. 223 ГК РФ недвусмысленно дает понять, что по общему правилу право собственности приобретается в отношении движимых вещей с момента передачи и приравниваемых к ней суррогатов, а в отношении недвижимости - с момента соответствующей государственной регистрации. В-третьих, законодатель допускает существование нескольких действительных договоров купли-продажи, заключенных одним продавцом в отношении одной и той же вещи с разными покупателями, предусматривая в ст. 398 ГК РФ конкуренцию таких покупателей. Причем она основана не на приоритете первого как собственника и не на возможности защиты второго как получившего владение и право по добросовестности (как это сделано в ст. 1141 ФГК). По ст. 398 победит тот, кому вещь передана. Таким образом, с точки зрения закона купля-продажа сама по себе не является итоговым актом распоряжения. Она, безусловно, направлена на переход права от продавца к покупателю и обосновывает такой переход. Но само право приобретается по общему правилу посредством иных актов: при передаче или регистрации, для которой продавец и покупатель выражают волю на переход права путем подачи заявления регистратору <131>. -------------------------------- <131> Можно сказать, имеет место удвоение, о котором пишет К. И. Скловский со ссылкой на И. Н. Трепицына (см.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 303). Но надо думать, что сторонники принципа разъединения обязательственной и распорядительной сделок не видят в купле-продаже никакого распоряжения.

Кроме того, за действительность продажи чужого говорят уже сами правила об ответственности за эвикцию (ст. 461, 462 ГК РФ). Трудно объяснить их расположение в Кодексе и само их содержание, если считать весь договор ничтожным. Можно, конечно, попробовать снять контроверзу и утверждать, что в ст. 461, 462 ГК РФ речь идет лишь об изъятии третьим лицом - обладателем права на вещь продавца, а не о виндикационном иске, предъявленном действительным собственником. Но такое прочтение входит в полное противоречие с традиционным пониманием ответственности за эвикцию в российском праве и гражданском праве вообще, поскольку оно исключает самый главный случай эвикции - изъятие вещи у покупателя при покупке чужого. По сути, такой подход означает отказ от признания существования ответственности за эвикцию. И самое главное - новая ст. 174.1 ГК РФ не видит полной недействительности даже в договоре о распоряжении имуществом, которое специально запрещено или ограничено. 2. Цель объявления продажи чужого ничтожной сделкой, вероятно, видят в защите собственника. Считается, что подход к продаже чужой вещи как к ничтожной сделке позволяет действительному собственнику использовать дополнительное средство защиты. Якобы он может требовать применения последствий недействительности такой сделки. Однако этот довод был лишен силы судебной практикой, согласно которой подобный иск собственника может быть удовлетворен только в том случае, если возможно удовлетворение виндикационного иска <132>. -------------------------------- <132> См., напр.: Постановление Конституционного Суда РФ от 21.04.2003 N 6-П. В п. 35 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" указано: "Если имущество приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения приобретателя (ст. 301, 302 ГК РФ). Когда в такой ситуации предъявлен иск о признании недействительными сделок по отчуждению имущества, суду при рассмотрении дела следует иметь в виду правила, установленные ст. 301, 302 ГК РФ".

Возникает вопрос: с какой правовой целью (обход правил об исковой давности или о добросовестном приобретении к таковым не относится) действительный собственник будет требовать передачи проданной вещи от покупателя неуправомоченному продавцу, если при тех же условиях он может истребовать вещь в свое владение путем предъявления виндикационного иска? У собственника просто нет правового интереса для предъявления иска о применении последствий недействительности ничтожной сделки <133>. -------------------------------- <133> Видимо, этим руководствовались и французские суды: как было показано выше, ст. 1599 ФГК была истолкована так, что иск, основанный на недействительности продажи чужого, может предъявить только покупатель.

Еще одним мыслимым аргументом против признания продажи чужого имущества действительной являются положения ст. 305 ГК РФ, согласно которым лицо, владеющее вещью на основании, предусмотренном законом или договором, получает защиту против собственника и иных третьих лиц <134>. Но неоднозначная, достаточно туманная формулировка статьи лишает этот аргумент силы. -------------------------------- <134> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 439 - 441.

Здесь закон говорит не о владении на основании договора, а о владении на основании, предусмотренном договором. Следовательно, понятие "основание" использовано не в нормальном его значении (iusta causa, titre). Имеется в виду не наличие или отсутствие сделки, по которой владелец получил вещь, а воля собственника при передаче ее во владение или иное основание, которое позволяет в силу закона владеть вопреки воле собственника (право удержания и т. п.). Покупатель, купивший вещь у неуправомоченного отчуждателя, не имеет такого основания владения, которое он может противопоставить действительному собственнику: он владеет не по воле последнего, и закон не дает ему возможности удерживать вещь вопреки воле собственника. Поэтому даже если считать продажу чужой вещи действительной, то приобретатель, получивший владение от неуправомоченного отчуждателя, не имеет защиты против собственника по ст. 305 ГК РФ. Он может защититься как давностный владелец против третьих лиц (п. 2 ст. 234 ГК РФ). Последнее возможно, если такой приобретатель будет удовлетворять требованиям, предъявляемым законом к давностному владельцу. Конечно, как и всякий владелец вообще, он должен также защищаться от внесудебного изъятия вещи любым лицом. Исходя из изложенного, представляется, что признание купли-продажи чужого ничтожной сделкой ничего не дает собственнику, не приносит ему никакой пользы с точки зрения права. 3. А. В. Егоров и М. А. Ерохова справедливо указывают на проблемы, связанные с положением покупателя при признании продажи чужого имущества ничтожной сделкой <135>. -------------------------------- <135> См.: Егоров А. В., Ерохова М. А., Ширвиндт А. М. Указ. соч. С. 109 - 110.

Во-первых, если купля-продажа чужой вещи ничтожна, то в ряде случаев отчуждатель сможет требовать возврата переданной вещи или ее стоимости (ст. 167 ГК РФ). При этом велика вероятность предъявления виндикационного иска собственником вещи. Конечно, недопустимо ставить приобретателя, зачастую добросовестного, под подобный двойной удар. На практике, если речь шла о продаже чужой вещи, суды защищали покупателя, возвращая ему цену по правилам о реституции и не требуя передачи товара продавцу, поскольку он изъят действительным собственником <136>. Однако для такого решения нет никакого законодательного основания. По ст. 167 ГК РФ при невозможности вернуть вещь по реституции необходимо возместить ее стоимость; также должен произойти зачет со встречным обязательством продавца вернуть цену. Поэтому такой подход отнюдь не всегда принимался вышестоящими судами <137>. -------------------------------- <136> См., напр.: Постановление ФАС Северо-Западного округа от 12.09.2006 по делу N А13-14944/2005-06. <137> См.: Егоров А. В., Ерохова М. А., Ширвиндт А. М. Указ. соч. С. 109 - 110.

Во-вторых, если допустить законность такой "односторонней" реституции уплаченной цены, то останется вопрос, на каком основании покупатель чужого сможет потребовать возмещения прочих убытков. Ведь если купля-продажа ничтожна, то нормы эвикции заблокированы <138>. -------------------------------- <138> Там же. С. 110.

В-третьих, вещь может быть изъята у приобретателя вследствие неправильного ведения им судебного процесса. В такой ситуации незащищенным может оказаться отчуждатель, но его интересы обеспечиваются лишь правилами об эвикции, которые будут блокированы <139>, т. е. он не сможет выставить возражение о неправильном ведении процесса об изъятии и непривлечении его в такой процесс, а будет вынужден вернуть цену по правилам о реституции. -------------------------------- <139> Там же. С. 112.

Варианты решения

Проблема адекватной защиты покупателя в ситуации, когда практика и многие ученые считают продажу чужого ничтожной, обсуждалась в литературе. Основные попытки ее решить направлены или на обоснование действительности продажи чужого и, как следствие, снятие проблемы (А), или на примирение защиты от эвикции с недействительностью продажи чужого (Б, В, Г, Д).

А. Разъединение обязательственной и распорядительной сделок

К. И. Скловский, выступая за ничтожность продажи чужого, между тем справедливо отмечает, что "купля-продажа и переход собственности для нынешнего российского цивилиста перестали быть синонимами" и такие воззрения "ставят под сомнение до сих пор преобладающий взгляд, многократно подтвержденный отечественной судебной практикой, о ничтожности такой продажи в современном российском праве". Ученый пишет, что существуют различные юридические конструкции, позволяющие совершить действительный договор купли-продажи и в том случае, когда продавец не является собственником продаваемой вещи <140>. -------------------------------- <140> См.: Скловский К. И. О действительности продажи чужого имущества.

К. И. Скловский точно и лаконично охарактеризовал решение, которое пытаются найти посредством таких конструкций. Продавец обязывается передать в собственность покупателю вещь, не имея на нее права. Это обязательство возникает, но собственность не переходит к покупателю по причине отсутствия права у продавца. Однако договор действует и служит основанием ответственности продавца за убытки, возникшие у покупателя из-за отсутствия у него права на полученную по договору вещь <141>. -------------------------------- <141> Там же.

Иными словами, некоторые исследователи полагают, что выходом могло бы стать последовательное проведение принципа разъединения обязательственной и распорядительной сделок, характерного, например, для австрийского, голландского, немецкого и швейцарского права (Trennungsprinzip) <142>. -------------------------------- <142> См.: Егоров А. В., Ерохова М. А., Ширвиндт А. М. Указ. соч. С. 112 - 114; Тузов Д. О. Указ. соч. С. 344 - 385.

Предлагается отказаться от взгляда на куплю-продажу как распоряжение или этап распоряжения, оставив ей, как римскому контракту emptio-venditio, чисто обязательственные последствия (впрочем, вероятно, включая характерное для современного права обязательство перенести право собственности), а акт распоряжения считать отдельной сделкой, совершаемой на основании и во исполнение купли-продажи <143>. -------------------------------- <143> Природа распорядительной сделки (так называемого вещного договора) и его соотношение с фактической передачей движимой вещи дискуссионны. Обзор мнений применительно, например, к швейцарскому праву см.: Steinauer P.-H. Op. cit. P. 265 - 266.

Собственно, следы этого подхода можно увидеть в правилах об отчуждении доли в обществах с ограниченной ответственностью <144>, в разъяснениях ВАС РФ об уступке права требования <145>, а также в новой ст. 174.1 ГК РФ. -------------------------------- <144> Пункт 11 ст. 21 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью"; далее - Закон об ООО. Подробнее см.: Зайцев О. Р. Новая редакция Закона об ООО и антирейдерский закон - работа над ошибками // Закон. 2009. N 11. С. 172 - 185. <145> Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 30.10.2007 N 120 "Обзор практики применения арбитражными судами положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации".

Однако общее закрепление принципа разъединения в российском праве может встретить серьезное сопротивление, обусловленное показанным выше исторически устойчивым взглядом на куплю-продажу как акт распоряжения (или его этап) и продажу чужого как на ничтожную сделку. Можно привести несколько различных примеров отрицательной реакции на попытку обосновать теоретически или закрепить законодательно принцип разъединения. Так, некоторые ученые отрицают существование принципа разъединения в отрыве от принципа абстракции, который также признается в праве Германии <146>. Указывается на то, что эти принципы не присущи российскому праву <147>. -------------------------------- <146> См.: Суханов Е. А. О видах сделок в германском и российском праве // Вестник гражданского права. 2006. N 2. Нужно отметить, что принцип абстракции в отличие от принципа разъединения не был воспринят правом Австрии или Швейцарии (в части телесных вещей) (см.: Steinauer P.-H. Op. cit. P. 70, 265). <147> См.: Там же.

Показательно, что названное выше правило Закона об ООО о разъединении договора продажи доли и распорядительного акта, по крайней мере изначально, не было воспринято большинством нотариусов. По мнению некоторых авторов, именно распорядительная сделка должна нотариально удостоверяться <148>, однако нотариусы удостоверяли договор продажи доли. -------------------------------- <148> См.: Зайцев О. Р. Указ. соч.

Кроме того, п. 1 ст. 223 ГК РФ допускает в отношении движимых вещей установить, что право переходит в момент заключения соглашения, т. е. позволяет принять модель переноса права собственности, аналогичную французской. И здесь говорить о разъединении обязательственной и распорядительной сделок очень непросто.

Б. Абстрактная гарантия

Кроме изложенного подхода мыслимы еще несколько вариантов решения проблемы, отличающиеся от него скорее технически, чем сущностно. К. И. Скловский предложил весьма интересное решение проблемы. Отталкиваясь от того, что защита оборота подразумевает ответственность продавца за отсуждение вещи собственником и что ст. 461 ГК РФ оказалась, по существу, парализованной, он предложил отделить ответственность за эвикцию от судьбы продажи, придать ей независимость от договора (абстрактность) <149>. Указывается, что в этом случае сохраняется система нашего права, основанная на вполне справедливом запрете продажи чужого <150>. -------------------------------- <149> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 367 - 368. <150> Там же.

По предложенной К. И. Скловским модели ответственность за эвикцию возникает не потому, что действительна продажа чужого, а потому, что вводится условная фигура разъединения ответственности за эвикцию и договора купли-продажи вещи; одна сделка (по установлению ответственности на случай эвикции) становится независимой от другой. Содержащееся в каждой продаже явно или подразумеваемым образом заявление о том, что вещь принадлежит продавцу, никому не заложена и т. д., приобретает значение самостоятельного обещания, за нарушение которого продавец несет самостоятельную ответственность, даже если продажа в целом и оказалась ничтожной <151>. -------------------------------- <151> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 367 - 368.

К. И. Скловский отмечает, что это абстрактное разъединение делает ненужными дальнейшие попытки обнаружить в российском праве следы вещного договора. С помощью одной абстракции, по его мнению, более уместной в нашем праве, мы устраняем необходимость в другой абстракции, в наше право не вписывающейся и излишней <152>. -------------------------------- <152> Там же.

Такой необычный взгляд, возможно, оправдан исторически. Как мы видели, на определенных этапах соглашение о гарантии от эвикции в том или ином виде присоединялось к договору купли-продажи и рассматривалось как нечто отдельное. Причем это было некогда свойственно и для римского права. Другое дело, что гарантия давалась, потому что вещь продается, отдается покупателю навсегда. Чтобы обеспечить последнее, у разных народов гарантия становилась естественным спутником купли-продажи, а затем они слились в одно целое. И теперь, говоря о купле-продаже без гарантии от эвикции, подразумеваем ли мы вообще куплю-продажу в нормальном смысле слова (тем более что наш закон - п. 2 ст. 461 ГК РФ - не позволяет ее исключить или ограничить)? Поэтому представляется, что ни понимание согласования условия о гарантии как отдельной сделке, ни тем более ее абстрактный характер не соответствуют современному российскому праву. Более того, сами стороны вряд ли желают этого, заключая договор купли-продажи. Они видят одну сделку и рассматривают ее как единое целое. Здесь нет места двум актам, каждый из которых порождает взаимосвязанные обязательства. К сожалению, можно констатировать, что предложенный К. И. Скловским подход не в меньшей степени посягает на систему нашего права (в части представлений о договоре купли-продажи, чье значение в этой системе трудно переоценить), чем предложения увидеть в ней вещный договор. Более того, по сути рассматриваемое решение идентично основанному на принципе разъединения обязательственной сделки купли-продажи и вещного договора, переносящего право собственности. Что останется от договора купли-продажи чужого, если вещь была оплачена и передана покупателю? Ответ понятен: обязанности, вытекающие из гарантии от эвикции. С этой точки зрения предложение К. И. Скловского - остроумное изложение принципа разъединения обязательственной и вещной (распорядительной) сделок, искусно сделанное без упоминания последней.

В. Относительная недействительность

Нужно согласиться с К. И. Скловским в том, что из римского, германского и французского вариантов решения проблемы продажи чужой вещи последний наиболее близок к российскому праву <153>: во французском праве также уживаются вместе недействительность продажи чужого и ответственность за эвикцию. Мыслима попытка прямого обоснования подхода, аналогичного принятому во французском праве. -------------------------------- <153> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 442.

Напомним, что купля-продажа во французском праве рассматривается как транслятивный (переносящий право) договор. Согласно ст. 1583 ФГК "она [купля-продажа] совершена между сторонами, и собственность приобретена по праву покупателем в отношении продавца, когда достигнуто соглашение о вещи и о цене, хотя бы вещь не была передана, а цена уплачена" <154>. -------------------------------- <154> "...elle est parfaite entre les parties, et la propriete est acquise de droit a l'acheteur a l'egard du vendeur, des qu'on est convenu de la chose et du prix, quoique la chose n'ait pas encore ete livree ni le prix paye".

Раз так, то в силу известного правила "nemo plus juris..." купля-продажа не сможет дать такой эффект, если продавец не имеет права на отчуждение. Видимо, по этой причине в силу ст. 1599 ФГК продажа чужой вещи недействительна (nulle). Причем тут же указано, что она (продажа) может дать основание для взыскания убытков, если покупатель не знал, что вещь принадлежит другому лицу <155>. -------------------------------- <155> Надо заметить, что в тех случаях, когда речь идет о продаже неиндивидуализированных родовых вещей, будущих вещей или о договоре, по которому одно лицо обязуется приобрести известную вещь для того, чтобы перенести затем право собственности на другое лицо, рассматриваемое правило ст. 1599 ФГК не действует (см.: Планиоль М. Указ. соч. С. 530 - 531; Трепицын И. Н. Указ. соч. С. 265 - 266).

В литературе поднимался вопрос о том, что логичнее говорить не о недействительности продажи чужого имущества, а о праве покупателя расторгнуть договор, поскольку продавец не исполнил своего обязательства и не перенес право собственности на покупателя. Но в силу прямого указания закона эта точка зрения не нашла широкого применения <156>. Впрочем, разница с расторжением в связи с неисполнением применительно к французскому праву не велика: по такому основанию договор расторгался бы с ретроактивным эффектом, т. е. считалось бы, что его не существовало с самого начала <157>. -------------------------------- <156> См.: Планиоль М. Указ. соч. С. 527. <157> См.: Malaurie P., Aynes L., Stoffel-Munck P. Les obligation. 3e ed. Paris, 2007. P. 462 - 463.

Как неоднократно отмечалось, уже в практике первой половины XIX в. встал вопрос о том, является ли такая недействительность абсолютной или относительной <158>. И хотя по французскому праву на относительную недействительность сделки должно было быть специально указано в законе, судебная практика (с 1832 г.) и большинство ученых отвергли идею об абсолютной недействительности продажи чужого имущества <159>. По ст. 1599 ФГК ни продавец, ни действительный собственник не могут предъявить иск, основанный на недействительности сделки <160>. Иск о недействительности вправе заявить лишь покупатель, "не дожидаясь обеспокоения" <161>. -------------------------------- <158> Деление во французском праве недействительных сделок на абсолютно недействительные и относительно недействительные не тождественно российскому делению недействительных сделок на ничтожные и оспоримые. Однако для целей настоящей работы важно другое: относительно недействительные сделки во французском праве, как и оспоримые в российском, производят те последствия, которые желали стороны, если только не будет заявлен соответствующий иск и эти последствия будут считаться ненаступившими (см.: Морандьер Ж. Л. де ла. Гражданское право Франции. Т. 1. М., 1958. С. 96; Тузов Д. О. Указ. соч. С. 190 - 191, 250 - 251). <159> См.: Планиоль М. Указ. соч. С. 530. <160> См.: Code Civil. 109e ed. Paris, 2010. P. 1885 (art. 1599). <161> Планиоль М. Указ. соч. С. 527.

Эта особенность сделала защиту покупателя совершенной, поскольку до момента предъявления третьим лицом претензий, направленных на полное или частичное изъятие вещи в широком смысле слова, он не мог предъявить иск, основанный на гарантии от эвикции <162>, зато имел право на иск из недействительности <163>. Таким причудливым образом не догматически, но прагматически недействительность продажи чужого и ответственность за эвикцию логично ужились вместе. -------------------------------- <162> Там же. С. 552. <163> См.: Морандьер Ж. Л. де ла. Гражданское право Франции. Т. 3. М., 1961. С. 64, 82; Планиоль М. Указ. соч.

Рассмотрим, может ли это решение быть применено в нашем праве. В ситуации продажи чужого мы имеем трех потенциальных истцов по иску о применении последствий ее недействительности: продавец, действительный собственник и покупатель. Наличие заслуживающего судебного признания правового интереса первого в оспаривании этой сделки на том основании, что он не мог отчуждать вещь, вызывает сомнения. Во-первых, виновно или нет, но это именно он создал ситуацию, когда им была отчуждена чужая вещь. Очевидно, что по общему правилу он имел больше возможностей убедиться, есть ли у него право отчуждать. И поэтому странно давать ему право требовать что-либо от покупателя из-за такого порока сделки. Во-вторых, позиция продавца достаточно прочна, пока никто другой не оспаривает сделку. Ведь он, с одной стороны, получил цену, а с другой - в случае эвикции, когда встанет вопрос о возврате цены и ответственности, имеет возможность участвовать в процессе и бороться за сохранение сделки. В-третьих, даже если продавец имел основание владеть вещью до ее отчуждения, то после вряд ли можно говорить, что оно сохранилось в прежнем виде. Ведь отчуждая вещь, он стал позиционировать себя как собственника вещи, а не как, например, арендатора. И действительный собственник в такой ситуации наверняка имеет право требовать прекращения отношений, позволявших лжепродавцу владеть спорной вещью. Тогда получается, что потенциально незаконный владелец будет требовать от реально незаконного возврата переданной вещи, обосновывая это тем, что у него самого не было права на ее отчуждение. При этом выработанное практикой правило, что по реституционному требованию, заявленному к стороне недействительной сделки, другая сторона такой сделки не обязана доказывать наличие права на истребуемую вещь <164>, здесь не должно работать по указанным выше причинам. -------------------------------- <164> Пункт 3 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13.11.2008 N 126 "Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения".

В-четвертых, формальным барьером для оспаривания сделки со стороны продавца должны стать новые правила ГК РФ о сделках. Так, согласно п. 5 ст. 166 ГК РФ в новой редакции заявление (т. е. не только иск, но и возражение против иска) о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки. Буквальное прочтение этого правила означает, что продавец, исполнявший договор продажи чужого и создавший тем самым для покупателя и третьих лиц видимость его действительности, не может ссылаться на то, что у него отсутствовала юридическая возможность распоряжаться проданной вещью. Поэтому продавец вряд ли может требовать применения последствий недействительности продажи чужого. Скорее всего, он не может и возражать, ссылаясь на это, если к нему предъявлен иск из такого договора. По крайней мере это однозначно верно в отношении продавца, знавшего или имевшего возможность знать, что он продает чужое. Если раньше такое возражение должно было быть отклонено на основании ст. 10 ГК РФ как злоупотребление правом, то теперь суд сошлется на п. 5 ст. 166 ГК РФ. Может быть, было бы правильным пойти еще дальше и сказать, что вне зависимости от добросовестности продавца при продаже его заявление о ничтожности договора по причине отсутствия у него права собственности на вещь является неправомерным и подпадает под действие п. 5 ст. 166 ГК РФ, поскольку направлено на извлечение выгоды (возврата владения вещи) из объективно неправомерного поведения. Как уже было показано выше, действительный собственник, заявляя о порочности сделки, на самом деле вряд ли стремится ее оспорить: он в ней не участвует, и она его не связывает. Его интерес в том, чтобы вернуть себе вещь, находящуюся у лица, с которым его не связывают обязательственные отношения. Кроме того, согласно новым правилам ст. 166 ГК РФ в случае как с ничтожной, так и оспоримой сделкой иск, основанный на ее недействительности, может предъявить сторона или в предусмотренных законом случаях иное лицо. Собственнику вещи закон такого иска не дает. Как и во французском праве, ничто не мешает ему предъявить виндикационный иск, и неоспоренная купля-продажа не станет препятствием для его удовлетворения <165>. -------------------------------- <165> См.: Code Civil. P. 1886 (art. 1599).

Таким образом, единственным, кого можно было бы признать имеющим заслуживающий защиты интерес требовать последствий недействительности продажи чужого, будет покупатель. Впрочем, и это спорно. Есть ли интерес покупателя в таком оспаривании? Его можно было бы увидеть, если бы ответственность продавца наступала только тогда, когда эвикция осуществилась. Пункт 1 ст. 460 ГК РФ дает покупателю весьма совершенную защиту и до непосредственного изъятия у него вещи третьим лицом. Если считать продажу чужого хотя бы оспоримой, а не ничтожной, то вместо ее оспаривания покупатель может просто требовать расторжения договора и убытков, связанных с его неисполнением, по п. 1 ст. 460 ГК РФ. Однако если мы допускаем, что такая сделка имеет порок, приводящий к недействительности, то даже по новой редакции ст. 168 ГК РФ она ничтожна, так как порок касается именно прав третьих лиц. Впрочем, если мы лишим продавца возражения о ничтожности, а суд устранится от ее констатации ex officio, то будет существовать видимость действительного договора - ситуация, похожая на оспоримость. И покупатель сможет воспользоваться защитой, которую ему дают ст. 460 и 461 ГК РФ.

Г. Недействительность в части

Новая ст. 174.1 ГК РФ содержит положение, согласно которому сделка, совершенная с нарушением запрета или ограничения распоряжения имуществом, вытекающих из закона, ничтожна в той части, в какой она предусматривает распоряжение таким имуществом (ст. 180). Конечно, это правило касается случая, когда право отчуждателя распорядиться вещью ограничено, а не отсутствует вовсе. Но эта ситуация близка к купле-продаже чужого, поскольку в обоих случаях отчуждатель не имеет так называемой распорядительной власти. Учитывая это, может быть, стоит принять аналогичное решение и в отношении продажи чужого. Если допустить, что купля-продажа сама по себе является актом распоряжения, то мы получим два вида последствий, которые она должна породить: вещные (переход права) и обязательственные (обязанность передать вещь в собственность, с одной стороны, и оплатить - с другой; гарантии и т. д.). Можно было бы утверждать, что при продаже чужого в силу правила "nemo plus juris..." ничтожна будет лишь та часть сделки, которая направлена на возникновение вещных последствий <166>. И если фактически вещь была передана покупателю, купля-продажа в части гарантии от эвикции, поскольку это обязательственное последствие, будет сохранять силу. -------------------------------- <166> Справедливую критику такого взгляда см.: Скловский К. И. Сделка и ее действие. С. 39.

По крайней мере такое решение будет разумно дополнять подход, основанный на принципе разъединения распорядительной и обязательственной сделок (А), применительно к ситуации, когда стороны договора купли-продажи индивидуально-определенной движимой вещи изменили общее правило п. 1 ст. 223 ГК РФ и договорились, что право на вещь перейдет от продавца к покупателю в иной момент, чем передача (момент заключения договора и т. п.) <167>. -------------------------------- <167> Хотя можно сказать, что по крайней мере в отношении движимых вещей условие о том, когда перейдет право собственности, всегда есть в договоре. Просто если явно не выражено иное, стороны подчинили договор общему правилу. И если рассуждать так, то говорить об отдельной распорядительной сделке не приходится даже при переходе права в момент передачи.

В этом случае неминуемо встает вопрос о том, как это соглашение о переходе права собственности соотносится с обязательственным договором купли-продажи. Можно предложить несколько вариантов ответа. Мыслимо признать, что и в этом случае нет исключения из принципа разъединения и наряду с обязательственным договором стороны, избирая систему соглашения, заключают самостоятельную распорядительную сделку, которая не порождает обязательств и направлена на перенос права собственности от отчуждателя к приобретателю. Получается, что отчуждатель и приобретатель в один и тот же момент одним и тем же совместным волеизъявлением заключают две двусторонние сделки, одна из которых устанавливает обязательства, а вторая переносит право собственности. При этом стороны должны совершить передачу, которая прекратит обязательства по предоставлению владения вещью и ее принятию. Однако такой подход нельзя признать удачным. Конечно, стороны могут заключить, подписав один документ, несколько не связанных между собой договоров (например, аренды, подряда и хранения). Однако, во-первых, правовые цели, которые преследуют стороны в этих договорах, будут различны, а во-вторых, порок воли, который был при ее изъявлении, может погубить все соглашения. Не будем ли мы в таком случае иметь единый договор (сделку), порождающий разнородные обязательства по поводу различных объектов? В нашем случае при заключении договора купли-продажи не только одно волеизъявление сторон, но и единая цель (перенос права) говорят о том, что мы имеем дело с одной сделкой. Договариваясь об ином моменте перехода права собственности, отчуждатель и приобретатель желают получить эффект, к которому стремится и которого, с точки зрения сторонников принципа разъединения, никогда не может достичь обычный обязательственный договор об отчуждении вещи, - перенести право собственности. Соглашение об изменении сторонами диспозитивного правила о переходе права собственности на самом деле представляет собой условие единой сделки купли-продажи, которая производит два вида последствий, два эффекта: обязательственный и вещный. Этот вывод подтверждается нашим позитивным правом. Например, положения посвященной договору мены ст. 570 ГК РФ о переходе права собственности подлежат применению к отношениям сторон, если законом или договором мены не предусмотрено иное. Кроме того, французское право, "материнская система консенсуализма" <168>, где право переходит по общему правилу в силу соглашения сторон и передачи для этого не требуется, отвергает принцип разъединения сделок <169>. Это связано во многом с тем, что увидеть в одном волеизъявлении два достаточно сложно; логичнее различать два вида последствий, которые порождены таким волеизъявлением. -------------------------------- <168> Sagaert V. Consensual versus Delivery Systems in European Private Law - Consensus about Tradition // Rules for the Transfer of Movables. Munich, 2008. P. 14. <169> См., напр.: Морандьер Ж. Л. де ла. Гражданское право Франции. Т. 2. М., 1961. С. 167 - 168.

Однако нельзя не отметить, что против таких рассуждений выступает сама ст. 180 ГК РФ, говорящая о недействительности части сделки. Содержащееся в ней правило применимо лишь тогда, когда допустимо предположить, что сделка была бы совершена без включения ее недействительной части. Трудно себе представить, что стороны договора, изменив диспозитивное положение п. 1 ст. 223 ГК РФ, не считали бы такое условие важным и заключили бы договор и без него.

Д. Внедоговорное основание ответственности

Возможно, проблемы в обосновании жизнеспособности продажи чужого могут побудить к поиску основания ответственности за эвикцию вне договора. Такое решение, конечно, будет содержательно отличаться от всех изложенных выше. В качестве возможных вариантов мыслимо объяснять ее либо через особого рода последствие недействительности продажи чужого, где продавец возвращает цену и возмещает убытки, либо через своеобразный деликт, который он совершает в отношении покупателя, продавая чужое. Но, во-первых, любое подобного рода объяснение, очевидно, будет шагом назад в эволюции договора купли-продажи: мы окажемся на уровне в лучшем случае нашего дореволюционного права, а в худшем - правопорядков, не знавших влияния римского права. Во-вторых, найти в законе опору для внедоговорного обоснования ответственности за эвикцию будет очень сложно (против этого окажутся ст. 460, 461, 462 ГК РФ, недопустимость односторонней реституции, отличия ответственности продавца за эвикцию от деликтной ответственности и т. д.). В-третьих, этот подход будет весьма неудобным в практическом плане, поскольку он скажется на жизнеспособности соглашений, связанных с гарантией от эвикции (например, соглашение о специальном обеспечении, предоставляемом продавцом покупателю, и т. п.).

Заключение

Может сложиться впечатление, что пока в российском праве сосуществуют, с одной стороны, общеевропейская традиция признавать среди обязательств продавца гарантию на случай эвикции, а с другой - давний взгляд на продажу чужого как на ничтожную сделку, поиск бесспорного объяснения ответственности за эвикцию лишен надежды на успех. Однако нельзя отрицать само существование такой гарантии (обязательства предоставить помощь и возместить убытки в случае эвикции), а также то, что основанием гарантии от эвикции и ответственности в случае ее осуществления является договор купли-продажи. Обязанность продавца гарантировать покупателя от эвикции должна сохраняться вне зависимости от решения проблемы действительности продажи чужого, как бы это ни было странно. С этой точки зрения проблема продажи чужого становится технической: она может решаться по-разному, и всякое решение, позволяющее адекватно обосновать существование договорной ответственности продавца за изъятие товара у покупателя, будет приемлемым. Автору этой статьи представляются более обоснованными догматически отказ от общего взгляда на куплю-продажу чужого как на ничтожную сделку и констатация ее действительности в силу действия принципа разъединения. Однако этот подход не будет уместен, если стороны избрали в договоре купли-продажи движимой вещи иной момент перехода права собственности, чем передача или ее суррогат (А). В таком случае разумно дать защиту покупателю либо блокировав заявления иных лиц о недействительности продажи чужого (В), либо констатируя недействительность договора купли-продажи лишь в части (Г).

Название документа