Устав как форма сделки

УСТАВ КАК ФОРМА СДЕЛКИ

Д. И. СТЕПАНОВ <*>

-------------------------------- <*> Автор выражает огромную искреннюю благодарность А. Л. Маковскому и Е. А. Суханову за высказанные в ходе доработки статьи критические замечания и предложения, при этом все ошибки и упущения, безусловно, остаются на совести автора.

Степанов Д. И., кандидат юридических наук, преподаватель Российской школы частного права.

ВВЕДЕНИЕ

Определение правовой природы устава юридического лица, а шире - учредительных документов юридического лица вообще является чрезвычайно актуальной темой в российской теории корпоративного права на протяжении последних десяти-пятнадцати лет. Научные дискуссии по этому поводу с различной интенсивностью то возникают, то затихают, однако до какого-либо устоявшегося единогласия теоретических позиций, видимо, еще очень далеко. Между тем подобное положение объясняется, судя по всему, не слабостью отечественной научной мысли в сфере познания природы устава как такового, а отсутствием или неразработанностью системного цивилистического понимания природы корпоративного права вообще и корпоративных правоотношений как отношений хотя специфических, но все же органично встроенных в существующую догму гражданского права. Настоящая публикация, посвященная частному вопросу теории корпоративного права, ориентирована на развитие и детализацию системы теоретических взглядов, имеющих в своем основании представление о корпоративных отношениях как сугубо обязательственно-правовых отношениях. Соответственно, в настоящей статье применительно к институту юридических фактов и природе устава корпорации развиваются идеи автора, посвященные общей проблематике корпоративных отношений <1>, а также проводится корректировка правовых позиций автора о существе устава юридического лица, которые были обозначены ранее. -------------------------------- <1> Настоящая публикация является фактически дополнением к другой статье автора, где обосновывается сугубо обязательственно-правовая природа корпоративных отношений (см.: Степанов Д. И. От субъекта ответственности к природе корпоративных отношений // Вестник ВАС РФ. 2009. N 1. С. 20 - 75).

Как в случае с изучением природы корпоративных отношений, предлагаемые далее конструкции строятся на основании подхода, при котором предлагается отказаться от чрезмерного увлечения в теоретическом плане от вездесущих ссылок на корпоративное как на объясняющее любую специфику конкретного института корпоративного права, поскольку подобные ссылки ничего не объясняют в познавательном плане, определяя одно неизвестное через другое, а лишь дают набор описательных конструкций, лишенных каких-либо эвристических перспектив. Напротив, далее предлагается исходить из необходимости сведения конкретных проблем теории корпоративного права к тем или иным базовым категориям теории права, в частности права гражданского, которые получили настолько глубокое укоренение в догме гражданского права, что не нуждаются в каком-либо критическом переосмыслении или принципиальной корректировке, а потому могут быть приняты на веру как отправные точки. Подобного рода константы, задающие систему координат в теории гражданского права, - это категории правоотношения и обязательства, юридического факта и сделки как частной разновидности юридических фактов, противопоставление обязательственно-правового и вещного, договорного и недоговорного. В свете предложенного методологического подхода, предполагающего отказ, пусть на какое-то время, от ссылок на корпоративность как на все объясняющий теоретический концепт, природа устава юридического лица приобретает совершенно иное звучание. Очевидно, что для понимания юридической сущности устава необходимо для начала определить, какие отношения сопутствуют появлению конкретного устава и впоследствии им же оформляются, а также раскрыть существо юридических фактов, порождающих такие правоотношения. Ответ на указанные вопросы закономерно проявит существо устава, его место в системе догмы гражданского права. С учетом того, что существо корпоративных отношений как сугубо обязательственно-правовых отношений (относительных правоотношений, обязательственных по своей природе, схожих с договорными обязательствами, но не сводимых к такого рода обязательствам) было осуществлено автором в другом месте, в данной публикации особое внимание будет уделено юридическим фактам корпоративного права. Соответственно, последующее изложение разбивается на две части: в первой анализируются юридические факты, порождающие корпоративные отношения, а во второй делаются выводы о существе устава, учредительных документах юридического лица вообще, а также иных документах юридического лица и/или его участников. При этом в ходе последующего исследования для простоты изложения под корпорацией будет пониматься лишь хозяйственное общество (ООО и АО, включая ОАО и ЗАО), соответственно производные от него термины будут предполагать их применимость лишь к данным юридическим лицам, хотя нельзя не заметить, что основная часть приводимых ниже смысловых построений и выводов в равной мере применима к любым юридическим лицам, допускающим членские отношения, в том числе по модели "одно лицо - один голос", включая и некоммерческие организации, если они предполагают наличие членских отношений <2>. -------------------------------- <2> Расширение рамок настоящего исследования посредством включения в него других организационно-правовых форм потребует дополнительного отграничения: к примеру, рассмотрение юридических фактов и учредительных документов применительно к некоммерческим организациям, основанным на членских отношениях, потребует каждый раз - при рассмотрении частных вопросов - делать оговорки, учитывающие главную особенность таких организаций - запрет на распределение прибыли между ее участниками. Подробнее о данной проблеме см.: Степанов Д. И. В поисках критерия разграничения юридических лиц на два типа и принципа обособления некоммерческих организаций // Вестник гражданского права. 2007. N 3. Т. 7. С. 13 - 60.

КОРПОРАТИВНЫЕ СДЕЛКИ И ИНЫЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ ФАКТЫ

Юридические факты, понимаемые чрезвычайно общим образом как основания возникновения правоотношений, представляют, видимо, наибольшую трудность для современных отечественных исследователей корпоративного права, поскольку при первоначальном рассмотрении юридические факты корпоративного права представляются настолько особенными и уникальными, что, как может показаться, не имеют ничего общего с иными юридическими фактами, известными отечественной догме гражданского права. Это, в свою очередь, подвигает многих российских исследователей в отсутствие очевидных параллелей с тем, что хорошо изучено, на создание новых теоретических конструкций. При этом если на этапе создания юридического лица путем учреждения вновь можно обнаружить сделку или набор юридических фактов (сложный фактический состав), где главенствующим юридическим фактом в любом случае оказывается сделка учредителей, то впоследствии, когда начинает функционировать юридическое лицо, юридические факты, порождающие новые правоотношения, чрезвычайно сложно квалифицировать как "сделочные". Особенно если создаваемое юридическое лицо - это корпорация, где превалирует принцип большинства при принятии управленческих решений, поскольку зачастую не все, а лишь часть участников юридического лица совершают такого рода "сделки". Более того, совершая конкретный юридический факт, например принимая решение на общем собрании участников или акционеров, участники юридического лица осуществляют акт коллективного волеобразования и волеизъявления, причем воля участников, точнее, волеизъявление участников, позитивным корпоративным правом в таком случае нередко отождествляется с волей самого юридического лица - корпоративного образования. Два указанных момента - отсутствие по общему правилу единогласия при совершении юридических фактов посредством принятия управленческих решений участниками корпорации и автоматически допускаемое правом отождествление воли участников корпоративного образования с волей самой корпорации - порождают (будучи помноженными на массу иных теоретических сложностей) множество проблем глубинного теоретического свойства. При подобном положении возникает желание еще больше дистанцироваться от "традиционного" гражданского права и продолжать "возделывать" обособленное подразделение науки права, именуемое теорией корпоративного права. Между тем возможное решение данного клубка проблем видится не в дальнейшем консервировании подобного положения, а в том, чтобы для начала попытаться распутать этот клубок, посмотреть на то, что в него входит, и лишь затем давать какие-либо наименования тому, что составляет специфику юридических фактов в корпоративном праве. Для указанных целей предлагается разграничить собственно указанные выше проблемы не единогласного принятия управленческих решений внутри корпоративного образования и проблему отождествления воли участников с волей корпорации, рассмотреть их по отдельности. Кроме того, для обеспечения более дифференцированного рассмотрения юридических фактов применительно к различным корпоративным отношениям предлагается для дидактических целей провести деление всех возможных корпоративных отношений на несколько групп - сообразно тому, какие участники или группы участников являются сторонами в правоотношениях и какого рода правовые связи (по предмету или объекту правоотношения) возникают между ними. Подобное деление, вовсе не претендующее на специальную научно выверенную классификацию рассматриваемых правоотношений, позволяет разделить все корпоративные правоотношения на следующие группы: 1) отношения, возникающие по поводу создания (на тот момент еще не существующего) юридического лица, по установившейся в российском законодательстве и литературе корпоративного права традиции называемые отношениями между учредителями юридического лица; 2) отношения между членами корпорации (участниками, акционерами) и самой корпорацией (юридическим лицом); 3) отношения между лицами, входящими в любые органы (управленческие или контрольные, надзорные) корпорации, производные от высшего органа управления корпорации (как правило, собрания акционеров или участников), и самой корпорацией; 4) отношения между лицами, входящими в один и тот же или в различные органы (управленческие или контрольные, надзорные) корпорации, производные от высшего органа управления корпорации, включающие отношения внутри таких органов или отношения соподчинения и контроля, а также отношения по поводу реализации остаточной компетенции исполнительных органов; 5) отношения, строящиеся по модели "участник корпорации - сама корпорация - другой участник корпорации", конечно, если такие отношения с теоретической точки зрения в принципе имеют право на существование; 6) отношения исключительно между членами корпорации (участниками, акционерами) именно в этом их качестве, т. е. отношения между ними самими, где нет места корпорации как посредствующему звену <3>, опять же если такие отношения в принципе имеют право на существование <4>; наконец, -------------------------------- <3> Сюда же, видимо, следовало бы добавить отношения исключительно между участниками, однако возникающие между участниками двух и более корпораций, например, в случае, когда такие участники согласовывают, в том числе при совместном голосовании, вопросы, связанные с реорганизацией двух и более корпораций в форме слияния или присоединения. <4> Более детальному рассмотрению подобных отношений, их возникновению и развитию посвящена специальная работа автора. См.: Степанов Д. И. Ответственность акционера перед акционером: возможна ли постановка такой проблемы? // Корпоративный юрист. 2008. N 11. С. 8 - 23.

7) отношения между отдельными членами корпорации (участниками, акционерами), с одной стороны, и отдельными лицами, входящими в органы корпорации, производные от высшего органа управления корпорацией, опять же если такие отношения с теоретических позиций в принципе имеют право на существование, - с другой <5>. -------------------------------- <5> Если обратиться к иностранным правопорядкам, то наряду с предложенными семью группами корпоративных отношений можно было бы выделить как минимум еще одну: отношения, возникающие между лицом, не являющимся акционером, либо тем лицом, которому принадлежит незначительный по объему пакет акций публичной корпорации, и органами управления (менеджментом), производными от высшего органа управления такой корпорации. Подобные отношения возникают в связи с планируемым поглощением публичной корпорации указанным лицом; при этом в преддверии такого поглощения возможно возникновение именно правоотношений, которые будут связывать обе стороны, например обязательство менеджмента поддержать поглощение и самостоятельно не искать альтернативных вариантов поглощения, уплачивать штрафные санкции за счет средств корпорации в случае неисполнения обязательств и др., более того, порождать определенные правовые последствия для прочих акционеров. Однако подобного рода отношения пока что неизвестны отечественному акционерному законодательству, а потому здесь специально не выделяются.

Для чего проводить подобное деление? Очевидно, что дидактический эффект от предложенного деления корпоративных отношений становится понятным, если провести "наложение" на каждую из указанных групп конструкции принятия тех или иных управленческих решений не единогласно, а также указанного эффекта, которым обладает позитивное корпоративное право, когда воля одного лица или группы лиц начинает отождествляться с волей другого лица - корпоративного образования. Если обратиться к современной российской литературе корпоративного права, то можно обнаружить, что значительная часть исследователей исходят из того, что зачастую в корпоративных отношениях большинство навязывает волю меньшинству. Между тем, как видно из приведенного выше деления, для наиболее распространенных на практике групп корпоративных отношений (группы со второй по пятую) действительно существует теоретическая проблема не единогласно принимаемых решений. При этом подобная проблема проявляется там, где принятие управленческих решений внутри корпорации участниками или лицами, входящими в органы юридического лица, производные от высшего органа управления, возможно большинством (простым или квалифицированным, исчисляемым от числа участников или лиц, входящих в орган юридического лица по принципу "Одно лицо - один голос", исчисляемым исходя из доли в уставном капитале, наконец, исчисляемым с учетом кворума). Соответственно, именно здесь возникает вопрос, как квалифицировать подобные решения: являются ли они сделками в традиционном смысле слова или представляют собой особый вид юридических фактов. Напротив, для иных отношений, пусть и не слишком многочисленных на практике групп корпоративных отношений (первая, шестая и седьмая группы), а также всех ранее обозначенных групп корпоративных отношений (группы со вторую по пятую), где в силу предписания закона или учредительных документов юридического лица управленческие решения принимаются единогласно (всеми участниками или всеми лицами, входящими в конкретный орган корпорации, причем нет института кворума), проблемы решений, принимаемых лишь некоторыми лицами, но становящихся обязательными для всех членов одной группы лиц, вообще не существует. Наконец, в случае, когда управленческие решения принимаются единогласно либо соответствующие отношения возникают из двусторонних сделок (например, для отношений, возникающих исключительно между двумя акционерами или между акционером и членом совета директоров, номинированным и избранным конкретным акционером), нет никаких препятствий для того, чтобы квалифицировать соответствующие юридические факты как сделки - многосторонние или двусторонние <6>. -------------------------------- <6> Первой в новейшей литературе гражданского права России подобную точку зрения серьезно обосновала Н. В. Козлова, которая предложила квалифицировать подобные юридические факты как корпоративные многосторонние сделки. См.: Козлова Н. В. Правосубъектность юридического лица. М.: Статут, 2005. С. 115, 384 - 387, 403 - 404.

Очевидно, что после разграничения различных практических ситуаций и описательного разделения теоретических конструкций можно перейти к соотнесению рассматриваемой проблемы с центральным понятием теории юридических фактов гражданского права - сделкой. В соответствии со ст. 153 ГК РФ под сделками понимаются действия граждан или юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. В доктрине отечественного гражданского права сделки, помимо указанных в легальной дефиниции признаков, понимаются как волевые акты, характеризующиеся свойством правомерности и изначально ориентированные на наступление правового эффекта от их совершения <7>. Являются ли юридические факты из области корпоративно-правовых отношений сделками в указанном понимании, если они совершаются всеми участниками корпорации или лицами, входящими в конкретный орган юридического лица, единогласно? Очевидно, что да, поскольку сколько-нибудь серьезных оснований для утверждения обратного здесь не усматривается. -------------------------------- <7> См.: Дювернуа Н. Л. Чтения по гражданскому праву. Т. 2: Учение о вещах. Учение о юридической сделке. М.: Зерцало, 2004. С. 78; Перетерский И. С. Гражданский кодекс РСФСР. Сделки. Договоры. Вып. V. Институт советского права, РАНИОН. М.: Юридическое издательство НКЮ РСФСР, 1929. С. 6 - 8; Агарков М. М. Понятие сделки по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. Т. II. М.: АО "Центр ЮрИнфоР", 2002. С. 343 - 346; Новицкий И. Б. Сделки. Исковая давность // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. Т. I. М.: Статут, 2006. С. 180 - 196; Красавчиков О. А. Юридические факты в советском гражданском праве // Категории науки гражданского права. Избранные труды: В 2 т. Т. 2. М.: Статут, 2005. С. 168 - 177.

Так, решение общего собрания участников ООО, принимаемое единогласно (в силу требования закона - абз. 2 п. 8 ст. 37 в системной связи с подп. 3, 11 п. 2 ст. 33 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью", далее - ФЗ об ООО или когда возможность единогласия предусмотрена уставом конкретного ООО - абз. 1 п. 8 ст. 37 ФЗ об ООО), или решение общего собрания акционеров, если оно принимается единогласно (случай преобразования АО в некоммерческое партнерство - абз. 2 п. 1 ст. 20 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ "Об акционерных обществах", далее - ФЗ об АО), во-первых, является юридическим фактом, поскольку порождает вполне определенное и самостоятельное правоотношение (изменяет, прекращает ранее возникшее правоотношение), а во-вторых, ничем не отличается от любой иной многосторонней сделки, совершаемой несколькими лицами за рамками корпоративного законодательства, например в области "обычного" договорного права. Однако тут же можно встретить возражение, что несмотря на все внешнее сходство решений общих собраний участников/акционеров, принимаемых единогласно, с многосторонними сделками все же такие решения сделками не являются, поскольку рассматриваемые решения участников корпоративного образования обладают еще одним чрезвычайно важным свойством: они связывают не только, а возможно, и не столько лиц, их принимающих (в терминологии теории сделки - совершающих), сколько другое лицо или лиц. Рассматриваемые решения становятся обязательными для других лиц, их не принимавших, причем лиц, связанных с корпорацией, но входящих в иной круг участников корпоративных отношений, отличный от участников корпорации, принимающих управленческое решение. К примеру, если конкретное решение было принято участниками корпорации, то подобное решение может порождать правовые последствия для лиц, входящих в органы управления и контроля, производные в известном смысле от высшего органа управления корпорации - собрания участников, от членов совета директоров (наблюдательного совета) до единоличного исполнительного органа, наконец, для самой корпорации, если конкретное решение непосредственно отражается на корпорации, например, если это решение о размещении ценных бумаг или об одобрении сделки корпорации. Соответственно, как полагают в таком случае отдельные правоведы, подобные решения, отражающиеся на иных лицах <8>, хотя и вовлеченных в корпоративные отношения, но находящихся на иной ступени корпоративной иерархии, нельзя признать сделками <9>. Это, в свою очередь, приводит к созданию новых категорий <10> в систематике юридических фактов, не тождественных сделке и иным доселе развитым и широко признаваемым наукой континентального гражданского права понятиям. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Учебник "Гражданское право: В 4 т. Том 1: Общая часть" (под ред. Е. А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (издание третье, переработанное и дополненное). ------------------------------------------------------------------ <8> См.: Гражданское право: В 4 т. Т. I. Общая часть: Учебник / Отв. ред. проф. Е. А. Суханов. 3-е изд. М., 2004. С. 134 - 135 (автор главы - В. С. Ем); Тарасенко Ю. А. Юридическое лицо: проблема производной личности // Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт-Издат, 2007. С. 292. <9> См.: Тарасенко Ю. А. Указ. соч. С. 292 - 293; Бевзенко Р. С. Теория юридических фактов // Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт-Издат, 2007. С. 367 - 368. <10> Типичный пример подобного хода мыслей можно встретить у Р. С. Бевзенко (см.: Бевзенко Р. С. Указ. соч. С. 369 (решения органов управления хозяйственных обществ образуют самостоятельную группу гражданско-правовых актов)), а также у А. Б. Бабаева (см.: Практика применения Гражданского кодекса РФ, части первой / Под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт-Издат, 2008. С. 237 - 240 (автор главы - А. Б. Бабаев)) (решение органа управления, будучи производным от действий лиц, входящих в органы управления, не является сделкой, а представляет собой особый юридический факт, порядок и форма совершения которого определяется специальными нормами законодательства).

Однако возможен и другой вариант подхода к этой проблеме: обозначить множество несоответствий решений общих собраний акционеров/участников понятию сделки и вместо какого-либо позитивного решения остановиться лишь на том, что эта проблема требует дальнейшего осмысления и разрешения <11>. -------------------------------- <11> Ср.: Маковская А. А. Оспаривание решений общего собрания акционеров // Приложение к журналу "Хозяйство и право". 2006. N 9. С. 9; Ломакин Д. В. Очерки теории акционерного права и практики применения акционерного законодательства. М.: Статут, 2005. С. 158 - 159.

Попробуем более подробно разобрать аргументы, выдвигаемые в таком случае против сделочной природы решений общих собраний акционеров/участников, принимаемых единогласно, правда, сразу же нужно оговориться, что речь пойдет именно о единогласно принимаемых решениях, иначе добавится другая проблема: обязательность для прочих участников корпорации решений, принимаемых не единогласно, еще больше усложнит разрешение данной контроверзы, а потому пока что указанную проблему нужно оставить в стороне. Итак, во-первых, в литературе можно встретить точку зрения, что рассматриваемое решение нельзя признать сделкой по формально-логическим соображениям, поскольку общее собрание акционеров или участников нельзя признать самостоятельным субъектом права <12>, иными словами, для квалификации такого решения как сделки нет самостоятельного и обособленного субъекта, осуществляющего волеобразование и волеизъявление. Однако при подобном ходе рассуждений соответствующие правоведы либо сами совершают формально-логическую ошибку, либо допускают элементарную подмену понятий. -------------------------------- <12> См.: Тарасенко Ю. А. Указ. соч. С. 293; Бевзенко Р. С. Указ. соч. С. 367.

Если считать, что общее собрание акционеров/участников не является (самостоятельным) субъектом права, что в общем верно, то это вовсе не означает, что сделка тем не менее не может быть совершена группой лиц, не признаваемой в таком качестве самостоятельным субъектом права. Далее, если сделка всегда должна совершаться самостоятельным и полностью дееспособным субъектом права, то получается, что единственное отличие сделки от некого иного, доселе неведомого юридического факта под названием "корпоративный акт" будет сводиться к тому, что корпоративный акт может совершаться группой лиц, в которую будут входить самостоятельные и правосубъектные лица, при этом сама по себе группа тем не менее может и формировать свою волю, и осуществлять волеизъявление, однако свойства субъекта за этой группой признать нельзя. Иными словами, группа субъектов может порождать волевые акты - юридические факты, но поскольку группа лиц (акционеров, участников) не есть субъект права, то в этом моменте соответствующий юридический факт не тождествен сделке, которая совершается субъектом. С одной стороны, возникает ряд вопросов. Всегда ли понятие сделки тождественно (1) волеизъявлению одного субъекта, причем субъекта (2) правосубъектного? Всегда ли (3) внешнее выражение воли тождественно действительной воле конкретного субъекта? Ответы на все указанные вопросы, коих набирается как минимум три, даже в позитивном праве (если перейти на уровень доктрины, то откроется еще больше нюансов) будут вовсе не однозначными. Позитивное право вовсе не предполагает, что сделка есть всегда изъявление одного лица (ср. ст. 153 ГК РФ), всегда совершается правосубъектным лицом (п. 2 ст. 172 ГК РФ - исцеление ничтожности сделки, совершенной несовершеннолетним, не достигшим 14 лет; ст. 175 ГК РФ - общая оспоримость сделок несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет), наконец, внешнее выражение воли может серьезно разниться с тем, какая реально воля имелась в виду (составы недействительности сделок в ст. 177 - 179 ГК РФ). Очень показательны в этом отношении ситуации (п. 2 ст. 172, ст. 175 ГК РФ), когда сделка совершается лицом, которое с точки зрения позитивного права является субъектом права в ограниченном смысле слова: лицо может приобретать права, но вот осуществлять их - нет или с серьезными ограничениями (ср. п. 1 ст. 21, ст. 28, 26 ГК РФ), однако за соответствующими велениями таких лиц, естественно, при указанных в законе обстоятельствах, тем не менее признается свойство сделки, соответственно, веление формально не "полноценного" субъекта права может признаваться сделкой даже на уровне позитивного, действующего права. Значит, сделка - это не то, что всегда и при любых обстоятельствах совершается самостоятельным субъектом права; получается, что главенствующим в понятии сделки оказывается то, что это (1) волеизъявление, причем по общему правилу (2) субъекта права и такое волеизъявление, которое опять же по общему правилу (3) соответствует реальной воле лица. Однако из двух последних общих правил есть исключения, при которых за соответствующими велениями, точнее, волеизъявлениями также признается свойство сделки. Более того, как было указано выше, сделка вовсе не тождественна волеизъявлению одного лица, она может совершаться нескольким лицами, на что указывает опять-таки текст позитивного закона, допуская сам факт существования двух - и многосторонних сделок (п. 1 ст. 154 ГК РФ). С другой стороны, нужно более внимательно посмотреть на аргумент о том, что волеобразование и, возможно, волеизъявление, совершаемое группой лиц, не являющейся самостоятельным субъектом права, не могут быть признаны сделкой, а такой юридический факт является настолько специфическим, что образует самостоятельный род или тип юридических фактов (на одном уровне со сделками, поступками или в иных классификационных уровнях). Если следовать подобной логике, то получается, что особенность корпоративных актов как самостоятельной группы юридических фактов, отличных от сделок, состоит лишь в том, что их совершает не отдельный субъект права, а группа лиц, в которую входит некоторое количество самостоятельных субъектов (граждан и юридических лиц), являющихся участниками или акционерами конкретного корпоративного образования. Однако что роднит такие юридические факты со сделками, так это их изначально правомерный характер, а также, что самое важное, волевой момент: в отличие от юридических поступков в корпоративных актах, как и в сделках, воля тех, кто входит в группы волеобразующих и волеизъявляющих лиц, направлена на то, чтобы породить тот правовой эффект, на который такая воля направлена <13>, причем такая направленность носит изначально предначертанный объективный характер. Так, если я голосую определенным образом на общем собрании акционеров и точно таким же образом голосуют все прочие акционеры единогласно, то совершенно очевидно, что все мы голосуем лишь с тем, чтобы из подобного голосования наступили изначально предначертанные позитивным правом правовые последствия. Иными словами, в данном случае, как при совершении любой сделки, совершение юридически значимых действий изначально специально ориентировано на достижение того правового результата, который связывает позитивное право с совершением подобных действий. -------------------------------- <13> Ср.: Агарков М. М. Указ. соч. С. 346, 352.

Соответственно, у корпоративных актов в рассматриваемом моменте гораздо больше общего со сделкой, чем с иными, до того разработанными категориями догмы гражданского права. Единственный момент, который в таком случае различает сделку и корпоративный акт, - это отсутствие самостоятельного субъекта права (собрание акционеров или участников таковым не является), соответственно, только из-за этого наряду со сделками нужно создать новую гражданско-правовую категорию - корпоративный акт (решение общего собрания участников корпоративного образования). Представим, что так и произошло, причем раз и навсегда. Обратимся к видоизмененной науке гражданского права, что же в таком случае можно будет увидеть? В разделе догмы гражданского права, посвященном юридическим фактам гражданского права, являющимся правомерными актами, обнаружатся в таком случае следующие виды юридических фактов: сделки, юридические поступки и корпоративные акты (здесь можно подставить какое угодно иное наименование для данной категории). При этом сделки и корпоративные акты будут противопоставляться юридическим поступкам по волевому моменту (совершение поступков не предполагает наличие изначально предопределенной воли на наступление правового результата), а сами сделки будут отделяться от корпоративных актов лишь тем, кто их совершает: сделки - всегда субъектами права, в то время как корпоративные акты - группами лиц, которые самостоятельными субъектами права не признаются.

правомерные акты

юридические поступки сделки корпоративные акты

односторонние двусторонние многосторонние многосторонние сделки сделки сделки сделки (принцип единогласия) (принцип единогласия)

собственно корпоративные акты (принцип большинства)

[повторяющийся элемент в разных группах классификации]

В подобной системе координат нетрудно будет обнаружить некие переходные области от одной группы юридических фактов к другой. Так, многосторонние сделки, совершаемые за рамками корпоративного права, например договор простого товарищества, будут признаваться сделкой, причем сделкой многосторонней, а решение общего собрания участников ООО - особым юридическим фактом, не сделкой, а корпоративным актом. Правда, возникнет вопрос: куда относить договор о создании хозяйственного общества, например АО, пока это общество формально не создано, еще сложнее - куда относить учредительный договор хозяйственного товарищества или общества (ООО), который, как известно, в российском праве совершается и изменяется единогласно? Видимо, решить эту задачку можно таким образом, что до создания юридического лица все эти договоры суть многосторонние сделки, а после его создания в теоретическом плане следует либо сохранить за ними свойство многосторонней сделки, либо признать, например, если учредительный договор хотя бы однажды изменяется, корпоративным актом. Ведь изменяться такой договор будет группой лиц, которая не есть субъект права, особенно если учредители и последующие участники хозяйственного товарищества или общества - разные лица. А если одни и те же? Видимо, все равно: после регистрации юридического лица это уже не многосторонняя сделка, а корпоративный акт. Возможен и иной теоретический подход: все указанные договоры изначально, еще до регистрации юридического лица, являлись не многосторонними сделками, а корпоративными актами. Однако постойте: какими они были корпоративными актами, ведь еще не было корпорации? Плюс хозяйственные товарищества, если речь идет об их учредительных договорах, строго говоря, вообще не являются корпорациями, а в правопорядках, наследующих немецкую или англо-американскую правовые традиции в вопросах определения существа товариществ, то, что в отечественном праве именуется хозяйственным товариществом, там вообще не признается юридическим лицом (по крайней мере юридическим лицом гражданского права), т. е. субъектом права. Словом, получается черт-те что и полный бардак вместо четкой системы: новая градация юридических фактов не дала не то что стройности, но, напротив, предполагает градацию юридических фактов, допускающую изменение сущности одного и того же института в зависимости от отнесения его к моменту до или после возникновения корпорации либо к корпоративному праву как таковому. Именно в указанном моменте - смысловом столкновении юридических фактов, предшествующих корпорации или существующих наряду с корпоративным правом, но сущностно ничем не отличающихся от таких же юридических фактов, встречаемых в рамках корпоративного права, - становится понятным, что водоразделом, разграничивающим сделки и корпоративные акты на две подгруппы в предложенной выше систематике юридических фактов (и всемерно поддерживаемой сторонниками особой природы юридических фактов корпоративного права), является появление корпорации как таковой. Если корпорация возникает, то юридический факт, который прежде или в иной ситуации можно было бы признать без особых отступлений сделкой, признать сделкой становится сложно, поскольку за группой лиц, совершающих акт волеобразования и волеизъявления, опять же прежде или в иной ситуации самостоятельных субъектов права, становится сложно увидеть самостоятельных субъектов права; они, словно фокусник с зеркальным ящиком, поглощаются личностью корпорации, за которой и только за которой в этой ситуации признается свойство юридической личности. Однако как фокусник реально никуда не исчезает, так и лица, являвшиеся самостоятельными субъектами права, точно так же никуда не исчезают: просто для целей гражданского права такие лица более не рассматриваются как единый самостоятельный субъект права. Кроме того, не рассматриваются они в таком качестве даже как соединство множества субъектов права, если подобные лица совершают что-либо в связи с деятельностью корпорации, при этом их персональная личность не теряется за рамками корпорации и корпоративных отношений (пока такая корпорация существует и конкретное лицо или лица являются ее участниками), вовне указанные лица как были, так и продолжают оставаться самостоятельными субъектами права. Однако стоит отойти от дел такой корпорации, например акционеру корпорации вступить в ставшее уже нарицательным в отечественной цивилистике отношение по поводу "приобретения булки хлеба", отношения для себя и не в связи с участием в корпорации, как сразу лицо воспринимается как совершенно самостоятельный субъект права. Получается, что корпоративные акты в предложенной систематике юридических фактов являются самостоятельной группой лишь потому, что вместо сугубо сделочного и договорного отношения (когда нет корпорации) такие юридические факты порождают правоотношения, в которых так или иначе (непосредственно или лишь в виде незримого образа) присутствует самостоятельный субъект права - корпоративное образование; достаточно убрать этот момент - рассматриваемые юридические факты вернутся в лоно обычной сделки. Во многом похожую ситуацию можно обнаружить и применительно к другой проблеме, о которой уже упоминалось выше: когда корпоративный акт порождает правовые последствия для лиц, отличных от самой корпорации, но при этом не участвующих в принятии управленческого решения. Речь в данном случае идет об обязательности решений общих собраний акционеров/участников для лиц, входящих в органы корпорации, производные от высшего органа управления корпорации, которым является собрание акционеров/участников. Совершенно очевидно, что наличие подобных лиц предопределено самой правовой конструкцией корпорации: они существуют в подобном качестве лиц, входящих в определенные органы конкретной корпорации, постольку, поскольку существует сама корпорация, а потому органы корпорации, являясь частью корпорации, есть одно из проявлений правовой конструкции корпорации. Отношения, возникающие между лицами, входящими в органы корпорации, и самой корпорацией, с одной стороны, и связанность указанных лиц с решениями (волеизъявлениями), принятыми участниками корпорации, с другой стороны, есть лишь отражение того, что сама по себе корпорация является привходящим моментом в отношениях, которые иначе могли бы рассматриваться как сугубо обязательственные отношения, выросшие из обычной сделки. Иными словами, там, где корпорация сообщает сделке свойство сделки корпоративной, т. е. относящейся к функционированию корпорации, а соответствующим обязательственным правоотношениям - специфику обязательств, возникающих из многосторонней сделки, естественно ожидать, что в таких сделках и соответствующих им правоотношениях так или иначе проявлялись наряду с самой корпорацией также ее органы, для которых подобные сделки также порождают правовые последствия, становятся обязательными для подобных органов и лиц, в них входящих. Между тем, чтобы вернуться в лоно общего понятия сделки, необходимо напомнить, что возможность создавать правовые последствия сделкой для лиц, не участвующих в ее совершении, характерна не только для сделок, наблюдаемых в связи с деятельностью корпоративных образований. Так, в отечественной доктрине гражданского права разработана конструкция так называемых односторонне обязывающих односторонних сделок <14>, которая исходит из того, что даже односторонняя сделка так или иначе может отражаться на других лицах, не участвующих в ее совершении, - от порождения секундарных прав до создания позитивных обязанностей, налагаемых на лицо, которое не совершало самой сделки <15>. Если перейти к сделкам двусторонним, т. е. гражданско-правовым договорам, то там можно будет обнаружить еще больше случаев того, когда соглашение двух лиц, достигаемое по поводу взаимоотношений таких лиц, будет иметь тот или иной отраженный эффект для лиц, не участвующих в совершении сделки, - от юридически иррелевантного отпечатка, например привлечения должником к исполнению третьего лица (п. 1 ст. 313 ГК РФ), так или иначе отражающегося на кредиторе (но с правовой точки зрения оно совершенно неважно кредитору), до появления у третьего лица определенных прав (к примеру, у выгодоприобретателя по договору страхования, по договору доверительного управления имуществом, у бенефициара по банковской гарантии, наконец, в силу общей конструкции договора, заключаемого в пользу третьего лица, - ст. 430 ГК РФ <16>) и даже обязанностей (п. 3 ст. 308 ГК РФ, отчасти в отношениях по поводу перевозки). Таким образом, даже в рамках традиционного гражданского права можно встретить случаи, хотя и не являющиеся общим правилом, когда веления конкретных лиц отражаются на лицах, непосредственно не участвующих в совершении конкретной сделки, между тем соответствующие сделки оттого не перестают быть сделками и для них не подыскивается новый, доселе неведомый науке гражданского права род или тип юридических фактов, отличный от общего понятия гражданско-правовой сделки. -------------------------------- <14> См.: Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву // Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 330 - 331; Он же. Первоначальные способы приобретения собственности по действующему праву // Труды по гражданскому праву. С. 54 - 57; Алексеев С. С. Односторонние сделки в механизме гражданско-правового регулирования // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989: Сб. ст. М.: Статут, 2001. С. 59 - 68; Денисевич Е. М. Односторонние сделки в гражданском праве Российской Федерации: понятие, виды и значение: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2004. С. 8, 18. <15> Даже несмотря на последующую критику теории Б. Б. Черепахина, сама идея того, что односторонняя сделка может так или иначе отражаться на иных лицах, до настоящего времени не опровергнута. См.: Бабаев А. Б. Односторонние сделки в системе юридических фактов // Сделки: проблемы теории и практики: Сб. ст. / Рук. авт. кол. и отв. ред. М. А. Рожкова. М.: Статут, 2008. С. 127 - 129. <16> Кстати сказать, Ю. А. Тарасенко, один из противников сделочного понимания корпоративных актов, даже посвятил данной проблеме специальную работу. См.: Тарасенко Ю. А. Договор в пользу третьих лиц: особенности правовой конструкции // Сделки: проблемы теории и практики: Сб. ст. / Рук. авт. кол. и отв. ред. М. А. Рожкова. С. 298 - 309.

После столь пространного отступления вполне закономерно возникает вопрос: а достаточно ли признака наличия корпорации - самостоятельного субъекта права, присутствующего в подложке соответствующих отношений и порождающих их юридических фактов, для того, чтобы за юридическими фактами под названием "корпоративные акты" признавать свойство самостоятельной группы юридических фактов, причем группы, отличной от сделок? Более того, подобный признак - наличие искусственно созданного правом субъекта права - единственный сущностный признак всего того, что связано с корпоративным правом как таковым. Не получается ли в таком случае, что сугубо корпоративные юридические факты, не относимые к сделкам, сродни любым иным юридическим фактам, к которым прибавляется признак, указывающий на принадлежность к той или иной сфере, однако признак не сущностный, дающий новое понятие, а простой предикат? Однако прежде чем перейти к ответу на поставленный вопрос, видимо, следует ответить, хотя бы кратко (для более развернутого ответа потребуется более фундаментальное исследование), на другой вопрос: что есть добавочный признак к той или иной базовой, устоявшейся правовой конструкции, где заканчивается одна конструкция и где начинается новая, особенно если эта новая правовая конструкция - обросший целым набором новых признаков ранее известный концепт? Видимо, ответ на подобный вопрос заключается в том, является ли новая конструкция новой с точки зрения идеи, самого важного и сущностного, что заключено в той или иной правовой конструкции: если идея остается неизменной, то вряд ли новую креатуру можно признать новой идей, отводя ей место вида в соотношении с родом, которым в данном случае не перестает оставаться ранее известная идея. Видимо, все же на самостоятельную группу (род или тип) рассматриваемые юридические факты, что называются, не тянут, поскольку какого-либо глубинного и сущностного различия со сделками как разработанной категорией науки гражданского права корпоративные акты, принимаемые единогласно, не обнаруживают. Максимум, на что можно в таком случае пойти, это прибавить предикат корпоративности и вести речь о корпоративных сделках <17>, имея в виду указание на соотнесенность таких сделок со сферой корпоративного. Соответственно, предложенная выше новая систематика юридических фактов - правомерных актов оказывается нежизнеспособной. В таком случае любой юридический факт, независимо от того, в связи с деятельностью корпорации он совершается или нет, в рамках корпоративного или общегражданского законодательства определяются условия его возникновения и описываются последствия его совершения, если такой юридический факт изначально направлен на возникновение конкретных правовых последствий, является правомерным и волевым, следует относить к сделкам. Уже вслед за признанием на уровне концептуального понимания, идеи, рассматриваемых юридических фактов как сделки, раскрывающейся в единстве всех ее самых принципиальных моментов, можно делать следующий шаг и определять, к какой разновидности сделок конкретный юридический факт будет отнесен, иначе говоря, как он будет классифицирован внутри систематики сделок. -------------------------------- <17> Именно этому методологическому подходу следует Н. В. Козлова. См.: Козлова Н. В. Указ. соч. С. 115, 384 - 387, 403 - 404.

Таким образом, понятие сделки оказывается настолько универсальным, что обнимает собой любой волевой правомерный акт, точнее, любое волеизъявление, которое изначально ориентировано на достижение правового эффекта от своего совершения, еще точнее, на изначально волевым образом предопределенное наступление тех правовых последствий, которые как ожидаются лицом, совершающим акт волеобразования и волеизъявления, так и объективно возможны с позиций позитивного права. Прибавление к подобному акту правовой конструкции корпорации как самостоятельного субъекта в таком случае ничего принципиально не меняет в понятии сделки, окрашивая его лишь новым содержательным признаком, углубляя содержание и сокращая объем абстрактного понятия сделки вообще, однако не создавая принципиально нового понятия. Соответственно, формально-юридическая ошибка, о которой говорилось выше и которую допускают сторонники позиции "корпоративные акты - самостоятельная группа юридических фактов", состоит в том, что на основе добавления предиката, всего лишь свойства (например, такого, как обязательность подобных актов для других лиц или отсутствие у собрания участников свойства самостоятельного субъекта права), создается новое понятие (по крайней мере делается на это заявка), притязающее на самостоятельное значение. При этом это "новое" понятие противопоставляется как однопорядковое понятие понятию сделки как таковой, однако с точки зрения существа это "новое" понятие продолжает оставаться лишь разновидностью общего понятия, каковым является сделка. Соответственно, используя бритву Оккама, чтобы не множить сущности, можно вполне обойтись общим понятием сделки как универсального юридического факта, в конструкцию которого включаются правомерность, волевой характер и изначально присутствующая в идее сделки нацеленность на достижение правового результата. Другая опасность, о которой также говорилось выше, возникающая при квалификации юридических фактов, встречающихся в корпоративном праве, - это подмена понятий, которая нередко сопровождает размышления отдельных исследователей. Так, в литературе гражданского права можно встретить следующий ход мыслей: корпоративный акт не есть сделка, даже многосторонняя, поскольку сделка предполагает для своего совершения (изменения) единогласие лиц, ее совершающих, однако корпоративный акт, особенно если речь идет о решениях общих собраний акционеров, которые в отечественном акционерном законодательстве по общему правилу вообще не предполагают единогласия для своего принятия (ср. абз. 1 п. 2 и п. 4 ст. 49, абз. 2 п. 1 ст. 20 ФЗ об АО, а также п. 8 ст. 37 ФЗ об ООО), принимаются некоторым большинством участников корпорации, однако становятся обязательными для всех остальных участников корпорации, даже не участвовавших в голосовании или не принимавших участия в собрании, а также голосовавших "против" или "воздержался"; потому в рассматриваемом случае подобные юридические факты не могут быть отождествлены со сделками <18>. Основной аргумент в такого рода рассуждениях: сделка предполагает согласование воль; если подобного согласования нет, то нет и самой сделки как таковой <19>. -------------------------------- <18> См.: Ломакин Д. В. Указ. соч. С. 157 - 158; Бевзенко Р. С. Указ. соч. С. 367. <19> См.: Тарасенко Ю. А. Юридическое лицо: проблема производной личности. С. 292 - 293.

Приведенный аргумент - довольно сильный довод в пользу того, чтобы за решением общего собрания акционеров/участников не признавать, по крайней мере de lege lata, свойство сделки, однако не во всех случаях, а лишь тогда, когда соответствующий корпоративный акт совершается (может и должен по закону) не единогласно, т. е. для того, чтобы порождать правовые последствия, достаточно некоторого большинства (участников корпорации, членов ее органов, большинства голосов, наконец, большинства голосов при определенном кворуме). Однако в таком случае происходит подмена понятий: во-первых, в сделочности отказывается всем без исключения корпоративным актам, между тем этот аргумент, как верно отмечают даже противники сделочной природы корпоративных актов <20>, "работает" лишь в отношении решений, принимаемых не единогласно, следовательно, единогласно принимаемые корпоративные акты он не затрагивает, а во-вторых, любая сделка, особенно сделка многосторонняя, в таком случае отождествляется с юридическим фактом, с необходимостью совершаемым (впоследствии изменяемым) единогласно. Соответственно, там, где юридический факт, пусть волевой и даже с внешней стороны сделкоподобный, совершается некоторым множеством субъектов, но не всеми лицами, входящими в такое множество, соответствующий юридический факт не признается сделкой. -------------------------------- <20> Бевзенко Р. С. Указ. соч. С. 367.

Между тем в таком случае понятие сделки, особенно сделки многосторонней, подменяется принципом единогласия, точнее, вся специфика многосторонней сделки сводится к принципу единогласия, согласно которому сделка должна не только совершаться, но и впоследствии изменяться (прекращаться) всеми лицами, ее ранее совершившими, единогласно. В новейшей литературе гражданского права в качестве формально-юридического основания подобного подхода обычно приводится норма п. 3 ст. 154 ГК РФ, согласно которой для заключения договора необходимо выражение согласованной воли двух сторон (двусторонняя сделка) либо трех или более сторон (многосторонняя сделка). Несмотря на то что буквально приведенная норма закона не затрагивает вопросов изменения ранее заключенной многосторонней сделки, однако тем не менее для многих современных отечественных правоведов является непреложной истиной то, что сделку и заключать, и изменять должны по общему правилу одни и те же лица. Принцип единогласия в таком жестком, совершенно недифференцированном виде, безусловно, имеет право на существование, другой вопрос, является ли он в таком виде конституирующим признаком для сделки как таковой или хотя бы для многосторонней сделки, если соответствующая сделка совершается двумя и более лицами. Иными словами, является ли этот признак неотъемлемой частью правовой конструкции сделки, с устранением которого рушится сама конструкция сделки как таковой? Очевидно, что ответ на поставленный вопрос для юриста, взращенного в рамках советской доктрины гражданского права <21>, будет однозначным: нет единогласия - нет и сделки как таковой. Однако если обратиться к сопредельным с российским гражданским правом правопорядкам, как к постсоветским, так и к столь близкому, греющему душу российским цивилистам гражданском праву Германии <22>, то окажется, что принцип единогласия для совершения сделки или ее последующего изменения не только не является конституирующим для многосторонней сделки, но, напротив, подобная ситуация рассматривается, скорее, как исключение, чрезвычайно редко встречающееся на практике <23>. В англо-американском праве можно встретить еще более размытый подход к данной проблеме: там отсутствие согласования воль рассматривается как общий признак всех так называемых публичных договоров, противопоставляемых договорам частным, совершаемым единогласно, поскольку значимость каждого участника в договоре частном чрезвычайно важна в отличие от договора публичного, где превалирует идея компромисса, соответственно, приведенные рассуждения в данном случае актуальны для всех так называемых публичных договоров, а не только того, что в континентальном гражданском праве именуется многосторонними сделками <24>. -------------------------------- <21> Однако здесь необходимо сделать оговорку о советской доктрине гражданского права в ее, так сказать, завершающем этапе развития; напротив, для цивилистов, обеспечивавших преемственность традиций от дореволюционного гражданского права к праву советского периода, принцип единогласия вовсе не являлся определяющим, свидетельством чего является первый по времени издания комментарий проф. Перетерского к ГК РСФСР 1922 г.: "Взаимные сделки делятся на: а) двусторонние... б) многосторонние, возникающие по соглашению нескольких лиц и порождающие одинаковые юридические последствия для каждого из этих лиц... В этом случае между участниками сделки нет того антагонизма интересов, как при обычных двусторонних договорах; в определенных законом случаях постановления собрания какого-либо коллектива (иногда называемые корпоративной волей) обязательны для всех участников данного коллектива, хотя бы отдельные его участники не участвовали в вынесении этого постановления или протестовали против постановления, но остались в меньшинстве" (Перетерский И. С. Указ. соч. С. 8). <22> См.: Чантурия Л. Л. Введение в общую часть гражданского права (Сравнительно-правовое исследование с учетом некоторых особенностей постсоветского права). М.: Статут, 2006. С. 239 - 240. <23> Согласно свидетельству Л. Л. Чантурия, "нормативной основой подобного подхода в немецком праве является то обстоятельство, что ГГУ под сделкой понимает волеизъявление, а не само действие, как это предусмотрено в ст. 153 ГК РФ, но и в этом случае решения общего собрания свободно можно (даже нужно) рассмотреть в качестве сделки, поскольку они направлены на возникновение, изменение и прекращение прав и обязанностей и они связаны с выражением воли участников отношений. Литература на эту тему в Германии довольно большая. В Германии этот вопрос в принципе не вызывает никакого сомнения" (Эл. письмо автору от Л. Л. Чантурия от 08.10.2008 // Архив автора). <24> Frankel T. What Default Rules Teach Us About Corporations; What Understanding Corporations Teaches Us About Default Rules. 33 FLA. ST. U. L. REV. 698, 703-9 (2006).

Соответственно если принцип единогласия, как полагают отдельные российские юристы, имеет столь важное и, можно сказать, критическое значение для квалификации в качестве сделки решений общих собраний акционеров/участников, принимаемых большинством участников корпоративного образования, в то время как для единогласно принимаемых решений он не важен, точнее, не влияет на юридическую квалификацию подобных решений как сделки, то в таком случае необходимо более подробно рассмотреть этот момент. I. Для начала необходимо более внимательно посмотреть на сферу "обычного" (не корпоративного) гражданского права, лишенного того самого элемента корпоративности, насколько там силен и непреклонен принцип единогласия для совершения сделки, порождающей или изменяющей обязательство. Так, в законодательстве об ипотечных ценных бумагах можно обнаружить чрезвычайно занимательный институт - собрание владельцев ипотечных сертификатов участия (ст. 26 Федерального закона от 11 ноября 2003 г. N 152-ФЗ "Об ипотечных ценных бумагах"), которое объединяет владельцев специальных ценных бумаг, ипотечных сертификатов участия, удостоверяющих, если следовать буквальному содержанию ст. 2 названного Закона <25>, долю владельца такой ценной бумаги в праве общей собственности на ипотечное покрытие, право требовать от выдавшего ее лица надлежащего доверительного управления ипотечным покрытием, право на получение денежных средств, полученных во исполнение обязательств, требования по которым составляют ипотечное покрытие, а также иные права, предусмотренные названным Законом. При этом в силу п. 2 ст. 26 указанного Закона при голосовании каждый ипотечный сертификат участия предоставляет его владельцу один голос, а решения на общем собрании владельцев ипотечных сертификатов участия принимаются большинством голосов владельцев ипотечных сертификатов участия, если иное не предусмотрено указанным Законом (например, решением в три четверти голосов всех присутствующих владельцев ипотечных сертификатов участия права и обязанности управляющего ипотечным покрытием могут быть переданы иному лицу, а в правила доверительного управления ипотечным покрытием могут быть внесены изменения, касающиеся дополнения состава ипотечного покрытия новыми требованиями и (или) закладными и соразмерной выдачи дополнительных ипотечных сертификатов участия). -------------------------------- <25> В специальной работе, посвященной ипотечным ценным бумагам, автор ранее предпринял попытку критического анализа указанного Закона, которая привела к выводу, что ипотечные ценные бумаги не только не удостоверяют какого-либо вещного права или доли в праве общей собственности, но также то, что названные ценные бумаги принципиально ничем не отличаются от эмиссионных (инвестиционных) ценных бумаг как таковых. Появление в Законе указания на долю в праве общей собственности, которую якобы удостоверяет ипотечная ценная бумага, объясняется главным образом налоговыми соображениями, которые были пролоббированы участниками рынка в ходе разработки и принятия названного Закона в ущерб общей логике гражданского права и ценно-бумажного законодательства. Между тем с позиций существа отношений, возникающих по поводу выдачи и обращения таких ценных бумаг, ипотечные цененные бумаги удостоверяют набор сугубо обязательственно-правовых связей, устанавливающихся между лицом, выдающим такую ценную бумагу, и ее приобретателем и владельцем. См.: Степанов Д. "Постэмиссионные" ценные бумаги // Хозяйство и право. 2004. N 11. С. 49 - 65, N 12. С. 33 - 51.

Даже если допустить, что ипотечный сертификат участия удостоверяет долю его владельца в праве общей собственности на ипотечное покрытие, то в любом случае решения, принимаемые на указанном общем собрании владельцев ипотечных сертификатов участия, суть юридические факты "сделкоподобного типа", правда, тут нет той самой корпорации, о которой говорилось выше, поскольку указанное собрание владельцев ценных бумаг - это группа самостоятельных субъектов гражданского права, вовсе не растворяющихся в корпорации, как это якобы происходит в случае с общими собраниями акционеров/участников. Более того, решения подобного собрания могут изменять договорные обязательственные отношения с другими лицами (управляющим ипотечным покрытием), являющимися опять-таки самостоятельными субъектами права, а в случае передачи ипотечного покрытия новому управляющему - порождать новые обязательственно-правовые отношения. Однако собрание владельцев ипотечных сертификатов участия можно было бы не принимать в расчет, списав все на бестолковость Закона об ипотечных ценных бумагах. Между тем точно такая же модель принятия решений - юридических фактов множеством лиц возможна в совершенно понятных с точки зрения традиционного обязательственного права отношениях, а именно в заемных отношениях, если они оформляются выпуском ценных бумаг - облигаций (ст. 816 ГК РФ). Для решения проблемы коллективного действия (collective action problem) традиционно в развитых правопорядках законодательным образом описывается институт собрания облигационеров, решения на котором также принимаются некоторым большинством от общего числа облигационеров <26>. В таком случае получается, что некоторая часть кредиторов по заемному обязательству, должником в котором выступает эмитент облигаций, может принять решение об изменении отдельных условий облигационного займа, например реструктурировать заем на случай неплатежеспособности эмитента, однако меньшинство кредиторов в таком случае вынуждено подчиниться решению большинства. -------------------------------- <26> В российских условиях данный институт, как предполагается, найдет отражение в блоке поправок в ценно-бумажное законодательство, посвященном реформе законодательства о секьюритизации, а пока курсирует из одного законопроекта в другой в надежде на скорейшее законодательное оформление. Из последних попыток в этом направлении см.: Электронная регистрационная карта на законопроект N 412575-4 "О внесении изменений в Федеральный закон "О рынке ценных бумаг" (в части общего собрания владельцев облигаций), размещено по адресу: http://asozd. duma. gov. ru/main. nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=412575-4&02 [10.02.2009].

Еще один пример того, когда некоторая часть кредиторов должника может большинством принимать решения, так или иначе изменяющие ранее возникшие обязательственно-правовые отношения, а возможно, даже и прекращать их, - это решения собраний кредиторов несостоятельного должника, принимаемые по общему правилу простым большинством голосов (ст. 12, п. 1 ст. 15 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"). К примеру, с принятием решения о заключении мирового соглашения (п. 2 ст. 150 названного Закона) положение конкретного кредитора может существенно ухудшиться, поскольку обязательство, в котором он является управомоченным лицом, будет изменено помимо воли такого кредитора, если он голосовал против утверждения мирового соглашения, не участвовал в голосовании или воздержался от голосования, наконец, не принимал участия в собрании кредиторов; между тем по общему правилу такое изменение правоотношения кредитора помимо его воли будет иметь силу, если мировое соглашение будет утверждено судом и не будет оспорено впоследствии. Опять-таки здесь может не быть вовсе никакой корпорации (например, при банкротстве индивидуального предпринимателя), однако тем или иным большинством, некоторой частью (от известной общности) самостоятельных субъектов права будет принято решение, совершен юридический факт, который изменит обязательственное правоотношение конкретного кредитора. Если следовать указанной выше логике, которую развивают отдельные правоведы, то такому решению также нужно отказать в юридической квалификации его как гражданско-правовой сделки и подыскать еще одну группу юридических фактов наряду со сделками. Однако как объяснить подобное решение: если раньше все можно было списать на корпоративность, то тут, как, впрочем, и в случае с решениями собрания облигационеров и владельцев ипотечных сертификатов участия, нет ничего корпоративного? Чтобы еще больше расширить кругозор любителей создавать новые группы юридических фактов, можно привести еще пару институтов, имеющих сугубо обязательственно-правовую природу: заключение сделок на рынке ценных бумаг через организатора торговли на рынке ценных бумаг, особенно если это так называемые безадресные сделки <27>, а также клиринг <28> взаимных обязательств и неттинг по ценным бумагам. В указанных ситуациях, которые наблюдаются на организованном рынке ценных бумаг, как сама сделка купли-продажи ценных бумаг заключается в отсутствие какого-либо переговорного процесса между оферентом и акцептантом, так и исполнение взаимных обязательств осуществляется не посредством совершения сторонами по договору тех или иных действий, а путем подведения итогов клиринговой организацией, составлением своего рода баланса прав требований по денежным средствам и ценным бумагам на момент окончания торговой сессии. Момент подведения того самого итога, составления баланса является одновременно юридическим фактом, прекращающим множество обязательств, ранее возникших между участниками организованной торговли, и одновременно порождающим новые обязательства между всеми или частью таких участников - обязательства по передаче ценных бумаг и денежные обязательства. В этой части клиринг и неттинг очень похожи на договор контокоррентного счета, известный со средневековых времен, когда одно лицо на основании ранее заключенной сделки наделяется правами прекращать одни денежные обязательства и порождать новые денежные обязательства для участников подобного договора. -------------------------------- <27> См.: раздел V Положения о деятельности по организации торговли на рынке ценных бумаг, утв. Приказом ФСФР России от 9 октября 2007 г. N 07-102/пз-н // Вестник Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР России). 2007. N 11. <28> См.: п. 1.5 - 1.11 Положения о клиринговой деятельности на рынке ценных бумаг Российской Федерации, утв. Постановлением ФКЦБ России от 14 августа 2002 г. N 32/пс, с посл. изм. и доп. // Вестник Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг. 2002. N 10.

Наконец, для договора простого товарищества (гл. 55 ГК РФ), а также соглашения участников общей собственности (ст. 245, п. 1 ст. 246, п. 1 ст. 247 ГК РФ) de lege ferenda также можно было бы допустить (хотя бы диспозитивной нормой) аналогичную конструкцию: при заключении соглашения, совершаемого единогласно, стороны вправе установить на будущее, что те или иные вопросы будут решаться определенным большинством участников договора простого товарищества или сособственников. Указанные примеры позволяют понять, что единогласие даже в сугубо гражданско-правовых сделках (лишенных элемента корпоративности), правда, в совершении которых участвует множество лиц, оказывается вовсе не общим принципом гражданского права. При этом обращает на себя внимание одна очень интересная деталь: вступление в соответствующие правоотношения, их возникновение впервые, не предполагает отсутствия согласованных воль, напротив, возникают соответствующие отношения по совпадающей воле всех лиц, в них участвующих; другой вопрос, что тут может не быть одного и скоординированного волеизъявления, а конкретные правоотношения могут возникать из множества двусторонних сделок (как в случае с кредиторами несостоятельного должника) или фактических составов (размещение облигаций и выдача ипотечных сертификатов участия), однако возможно и присоединение к одной многосторонней сделке (участие в организованной торговле и принятие правил клиринга, разработанных клиринговой организацией). Однако если вступление в указанные правоотношения, их порождение и начальное развитие задается сугубо договорными конструкциями, предполагающими согласование воль, то вот последующее изменение - во всех указанных случаях - возможно по решению некоего большинства участников, а то и по решению лишь одного лица (изменение правил управления ипотечным покрытием или правил клиринга) <29>. -------------------------------- <29> В обязательственно-правовых отношениях, возникающих из многосторонней сделки, можно встретить и еще более курьезные случаи, когда обязательства, по определению являющиеся многосторонними, т. е. возникшими из многосторонней сделки, некоторое время существуют как правоотношения лишь с одним лицом (см. абз. 1 ст. 81 ГК РФ (сохранение полного товарищества, основанного на многостороннем договоре, в течение шести месяцев с момента, когда в нем остался один товарищ), абз. 2 п. 1 ст. 86 ГК РФ (сохранение коммандитного товарищества, основанного на многостороннем договоре, если в нем остался хотя бы один полный товарищ и один вкладчик, между тем вкладчик не участвует в многостороннем договоре - это уникальный случай продолжительного существования многостороннего договора всего с одним лицом)).

Фактически указанная деталь есть проявление принципа равенства и автономии воль участников гражданского оборота (п. 2 ст. 1 ГК РФ): если участники оборота "приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе... свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора", то ничто по общему правилу в позитивном праве не только не препятствует принятию на себя условий соглашения, по которому в будущем нечто может изменяться лишь определенным большинством от всех участников такого соглашения, но, напротив, лишь отражает глубинную логику всего гражданского (частного) права. Указанная ситуация - это, если угодно, также продолжение принципа свободы договора, причем не только договора - двусторонней сделки, а договора как любого соглашения сторон, в котором определяются на будущее - кратковременное или долгосрочное, а возможно, и вообще бессрочное - условия подлежащих возникновению и/или изменению правоотношений, условия будущих обязательств для лиц, участвующих в подобном соглашении. Соответственно, тут не надо обладать особой прозорливостью, чтобы увидеть, что ровным счетом такая же ситуация наблюдается применительно к корпоративным актам: первоначальное возникновение соответствующих правоотношений (учреждение корпорации) совершается по общему правилу на основании единогласного решения учредителей, которое является не чем иным, как многосторонней сделкой, так же как и последующее присоединение к ним новых субъектов (новых акционеров или участников) осуществляется на основании соглашения, т. е. согласованного волеизъявления присоединяющегося лица и того, к кому осуществляется присоединение. Однако последующее изменение (исполнение) ранее возникших отношений возможно через принятие решений, являющихся юридическими фактами, которые обычно принимаются некоторым большинством, а не всеми участниками единогласно. Таким образом, равенство и автономия воли гарантируется гражданским правом как на этапе совершения начальной сделки, дающей жизнь конкретной корпорации, так и впоследствии, когда к такой сделке осуществляется присоединение новых участников. Между тем изменение ранее совершенной сделки, оговоренное при ее совершении, будет осуществляться так, как решили лица, ее совершившие и, что важно, совершившие свободно. II. Если продолжать разбираться в проблеме единогласия для совершения сделки, порождающей или изменяющей правоотношение, то далее можно задаться вопросом о том, насколько, вообще говоря, очевидна детерминированность юридических фактов гражданского права достижением согласованности воль: является ли согласованность воль настолько принципиальным моментом для всех юридических фактов сделочного свойства, что в отсутствие подобного согласования соответствующий юридический факт утрачивает принципиальное свойство сделки как таковой, переходя в разряд каких-то иных юридических фактов? Если мысленно нанизать все рассмотренные выше юридические факты гражданского права, которые одновременно отвечают нескольким свойствам: являются правомерными (дозволенными, разрешенными и допустимыми), волевыми и изначально нацелены на достижение правового эффекта, наступление правовых последствий, то обнаружится чрезвычайно занимательная картина: подобные юридические факты, словно эволюционируя от простых форм к более сложным, уходят от абсолютной детерминированности юридического факта волей одного лица через укрощение произвола такого одного и единственного лица к необходимости соотносить свою волю с волей другого лица, когда заключается двусторонняя сделка; далее через необходимость достигать компромисса, когда лиц, совершающих сделку, много и все они обладают различными интересами; наконец, к допущению совершения таких юридических фактов, которые ничем принципиально не отличаются от многосторонних сделок, подчиненных принципу единогласия, за исключением одного момента, такие юридические факты совершаются некоторым большинством лиц.

\ \ \ \ детерминированность совершения \ / юридического факта волей одного лица / / / / СИЛЬНАЯ СЛАБАЯ

сделка сделка сделка сделка многосторонняя многосторонняя односторонняя двусторонняя принцип единогласия принцип большинства/ корпоративный акт

Приведенная схема очень наглядно дает понять, что не имеет значения, как называть ("корпоративные акты" или как-то иначе) и квалифицировать рассматриваемые юридические факты (как сделки, как сделкоподобные юридические факты, как самостоятельную группу юридических фактов sui generis), принимаемые некоторым множеством участников правоотношений, - в любом случае такие юридические факты намного ближе к сделкам, чем к каким-либо иным юридическим фактам, даже если при их совершении не осуществляется координации воль всех лиц, участвующих в конкретном изменяемом правоотношении или во вновь возникающем правоотношении, порождаемом совершаемым в таком случае юридическим фактом. Соответственно, для корпоративных актов, принимаемых не единогласно, но при этом являющихся юридическими фактами (правопорождающими, правоизменяющими, правопрекращающими), исходя из предпринятого выше анализа можно предложить их следующую квалификацию и обозначить их место в системе догмы российского гражданского права: de lege lata - юридический факт сделкоподобного свойства: чрезвычайно схож со сделкой по всем принципиальным моментам, конституирующим правовую конструкцию (акт или действие, правомерное, волевое, изначально нацеленное на достижение правового эффекта, наступление конкретных правовых последствий), однако различающийся со сделкой в том, единогласно (п. 3 ст. 154 ГК РФ) или не единогласно он совершается; de lege ferenda <30> - юридический факт, однозначно являющийся сделкой, причем сделкой многосторонней, хотя и лишенной признака единогласия, однако во всем остальном ничем от нее не отличающейся; иными словами, корпоративный акт наряду с указанными выше исключениями из других, некорпоративных сфер правовой действительности является разновидностью общего понятия сделки, хотя и обладающей определенной спецификой (акт или действие, правомерное, волевое, изначально нацеленное на достижение правового эффекта, однако совершаемое не всем множеством лиц, а только его большинством). -------------------------------- <30> Кроме рассмотрения de lege ferenda это также подход, обнаруживаемый в иностранных правопорядках, о чем говорилось выше.

Приведенная юридическая квалификация важна для юридических фактов, которые не покрывают собой всего многообразия юридических фактов, встречающихся в корпоративном праве, а именно она важна лишь для решений общего собрания акционеров/участников, принимаемых не единогласно. Однако для тех же решений, если они совершаются всеми участниками единогласно, как отмечалось выше, нет вообще никаких серьезных оснований для того, чтобы не считать их многосторонней сделкой. То же самое можно сказать и о самом первом юридическом факте, вызывающем к жизни конкретную корпорацию, - о решении учредителей <31> о создании юридического лица: не считать такое решение многосторонней сделкой - значит возражать против совершенно очевидных вещей. -------------------------------- <31> См.: Козлова Н. В. Указ. соч. С. 115; Степанов Д. Особенности договора учредителей о создании акционерного общества // Хозяйство и право. 2000. N 2. С. 46.

Здесь же следует вспомнить об отношениях, возникающих исключительно между участниками корпорации (шестая группа отношений из приведенных выше): обычно подобные отношения возникают из двусторонних сделок, хотя возможно их возникновение также из сделок многосторонних, правда, заключаемых, как правило, лишь некоторыми участниками корпорации <32>. Там, где такие отношения возникают из сложных фактических составов, указанные сделки в любом случае оказываются наиболее важными, ключевыми юридическими фактами. -------------------------------- <32> Подробнее о подобной группе отношений см.: Степанов Д. И. Ответственность акционера перед акционером: возможна ли постановка такой проблемы? // Корпоративный юрист. 2008. N 11. С. 8 - 23.

Таким образом, все юридические факты в корпоративном праве - это (при одном подходе) сделки и некие сделкоподобные юридические факты либо (при другом подходе) только сделки. Автору настоящей работы, как можно понять из всего предыдущего изложения, естественно, ближе сделочная теория корпоративных актов, тем более что она отражает в общем то, что можно встретить в зарубежных правопорядках, однако до того момента, пока отечественное гражданское право (п. 3 ст. 154 ГК РФ) не совершило отказ от недифференцированного подхода к признаку единогласия при совершении многосторонних сделок; для чистоты словоупотребления, видимо, и дальше следует придерживаться указания на сделкоподобный характер указанных юридических фактов, имея в виду, что от подобного словоупотребления можно легко отказаться в любой момент в будущем, принципиально не меняя предложенную выше теоретическую конструкцию "решение, принимаемое не единогласно, есть сделка" <33>. -------------------------------- <33> Конечно, в данном случае речь не идет о том, чтобы те же рассуждения распространить на двусторонние сделки, иначе веление одного лица всегда будет обязывать другого, причем кого угодно, поскольку то, что работает в отношении многосторонних сделок, вовсе не обязательно должно точно так же распространяться на сделки двусторонние.

Видимо, не чем иным, как условностью словоупотребления, можно объяснить позицию Н. В. Козловой, предлагающей именовать рассматриваемые юридические факты корпоративными сделками <34>. Несмотря на некоторую непоследовательность в рассуждениях глубокоуважаемой коллеги, то признающей за корпоративными актами свойство сделки, то отдаляющейся от подобной позиции <35>, все же, как можно понять из монографии Н. В. Козловой, она первой в новейшей литературе отечественного гражданского права предложила понимать корпоративные акты как многосторонние сделки. Однако в таком случае указание на корпоративный характер рассматриваемых многосторонних сделок является излишним, а потому его можно опустить и вести речь о многосторонних сделках и их частном проявлении в корпоративном праве, имея в виду рассмотренные выше ситуации, когда многосторонние сделки встречаются и в иных, сугубо обязательственно-правовых отношениях, лишенных какой-либо связи со спецификой корпоративного образования. -------------------------------- <34> См.: Козлова Н. В. Указ. соч. С. 115, 384 - 387, 403 - 404. <35> Так, в одном месте соответствующие корпоративные акты (юридические факты) именуются сделками, к ним предлагается применять нормы о сделках, в том числе об основаниях недействительности сделок, а в другом месте, где делаются общетеоретические выводы, Н. В. Козлова говорит о том, что "законодательство и цивилистическая доктрина позволяют отнести корпоративные акты к особой категории юридических фактов, которые не являются ни сделками, ни индивидуальными (ненормативными) актами", наконец, Н. В. Козлова вовсе не обозначает своего отношения к проблеме единогласия, если соответствующие юридические факты без какой-либо дифференциации относить к многосторонним сделкам. Ср.: Козлова Н. В. Правосубъектность юридического лица. М.: Статут, 2005. С. 384 - 387, 403 - 404. Соответственно, как уже автору приходилось писать ранее в другом месте, отдавая дань первенства в научном плане, правда, только для новейшей российской литературы, теоретическим изысканиям Н. В. Козловой, в данном случае предлагается пойти дальше и de lege lata рассматривать юридические факты, принимаемые единогласно внутри корпорации на основании принципа единогласия, а de lege ferenda - также и все иные акты, принимаемые коллегиальными органами корпорации, как многосторонние сделки, встречающиеся в корпоративных отношениях, точнее, порождающие корпоративные правоотношения. Между тем еще до Н. В. Козловой, а именно в 1929 г., подобного рода рассуждения приводил И. С. Перетерский (см.: Перетерский И. С. Указ. соч. С. 8), который совершенно однозначно квалифицировал решения общих собраний как сделки многосторонние, соответственно, пока не будет найдено более ранних работ других отечественных цивилистов, в которых бы данная проблема решалась таким же образом, именно за И. С. Перетерским следует признать научное первенство в данном вопросе.

Согласно легальной дефиниции сделок (ст. 153 ГК РФ) под сделками понимаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей, а в силу п. 1 ст. 154 и п. 2 ст. 420 ГК РФ двух - и многосторонние сделки признаются гражданско-правовыми договорами. При этом несмотря на то, что п. 3 ст. 154 ГК РФ предусматривает для заключения договора необходимость выражения согласованной воли двух сторон (двусторонняя сделка) либо трех или более сторон (многосторонняя сделка), все же конституирующим признаком, разграничивающим двух - и многосторонние сделки, следует, очевидно, признать не то, сколькими сторонами она заключена, а то, какого рода правоотношение (обязательство) порождает такая сделка, какое соотношение воль и интересов такая сделка оформляет <36>. -------------------------------- <36> См. также: Чантурия Л. Л. Указ. соч. С. 239.

Любая двусторонняя сделка всегда заключается двумя сторонами, даже если на той или иной стороне наблюдается множественность лиц (ст. 322 ГК РФ) или имеются третьи лица (выгодоприобретатели, третьи лица, привлекаемые к исполнению должником, и пр.), - в любом случае и в самой сделке при ее заключении, и в развитии обязательства, возникающего из нее, - всюду присутствует противопоставление воль и интересов. Напротив, сделка многосторонняя может быть заключена не только тремя и более лицами, но также и двумя. При этом такая сделка не перестает быть сделкой многосторонней, поскольку здесь важно не количество сторон, а само содержание сделки, ее условия. Многосторонняя сделка, встречаемая в рассматриваемой сфере, в общем показывает ту же специфику, что и иные многосторонние сделки, обсуждавшиеся выше: изначально такая сделка совершается всеми учредителями юридического лица, при этом с добавлением еще одного юридического факта, однако уже из области публичного права, а именно ненормативного правового акта государственного органа, отражающего факт государственной регистрации юридического лица, такая сделка приводит к появлению корпоративного образования - юридического лица; кроме того, указанная сделка порождает все прочие корпоративные отношения, которые сопровождают существование конкретной корпорации. Впоследствии ранее возникшие правоотношения могут модифицироваться, изменяться, возникать новые и прекращаться ранее возникшие, однако все они так или иначе детерминированы сделкой учредителей по созданию корпорации, точнее, после появления корпорации они становятся обусловленными указанной сделкой постольку, поскольку есть корпорация. Если для изменения ранее возникшего либо появления нового корпоративного правоотношения требуется решение участников корпорации, то с принятием соответствующего решения, как и с совершением любого иного юридического факта, появляется, изменяется или прекращается правоотношение. При этом если решение участников корпорации принимается единогласно, то оно сущностно ничем не отличается от той самой первой сделки учредителей (более того, если учредители тождественны последующим участникам, то подобная тождественность становится буквальной); если же такое решение принимается некоторым большинством, то изменение содержания ранее совершенной сделки в общем опять-таки не будет отличаться от того, как многосторонние сделки проявляют себя в иных сферах, не относящихся к деятельности корпоративного образования. С позиций юридической феноменологии подобное положение можно описать как изначально согласованную возможность изменять содержание сделки, однажды совершенной единогласно, в порядке, предусмотренном самой сделкой, а именно в порядке, допускающем изменение содержания сделки лишь некоторым большинством - так или иначе формализованным. Как определяется граница, ниже которой нельзя предусмотреть процент того самого большинства от общего состава участников? Очевидно, что если бы в эту ситуацию не вмешивался законодатель, то вообще не существовало бы никаких объектных границ для установления подобной границы, а потому данный момент решался бы по свободному усмотрению сторон, совершающих первоначальную сделку, т. е. по усмотрению учредителей, при этом подобная свобода усмотрения ничем бы не отличалась от свободы формулирования договорных условий там, где законодатель не предусматривает специальных ограничений. Однако исходя из патерналистских соображений, законодатель существенно ограничивает подобную свободу, оставляя крайне незначительный люфт для участников оборота в отношении того, что и как они могут выбирать, следуя моделям, находящим отражение в позитивном праве и судебной практике его применения. Соответственно, содержание сделки учредителей оказывается изначально настолько жестко предопределенным содержанием позитивного права, что зачастую участники оборота даже не задействуют те диспозитивные нормы, которые имеются в их распоряжении <37>, а потому сама многосторонняя сделка, точнее, ее содержание, редуцируется до сигнализирования того, что фактом совершения такой сделки учредители, во-первых, запускают правовой механизм, опосредующий создание и последующее функционирование корпорации, а вслед за этим - соответствующего комплекса правоотношений, во-вторых, по умолчанию соглашаются на все те условия сделки, которые задаются позитивным правом; при этом если императивные нормы права в любом случае обязательны для участников сделки, то нормы диспозитивные, допускающие некоторые отступления от описанных в них моделей поведения, если в содержании сделки не было определено иного, фактически входят в содержание такой сделки наряду с императивными положениями закона. -------------------------------- <37> Данный феномен получил специальное освещение в литературе "Право и экономика" как де-факто императивные нормы. См. подробнее: Архипов Д. А. О понятии de facto императивных норм // Хозяйство и право. 2008. N 2. С. 112 - 115.

Последующее изменение ранее совершенной сделки есть лишь реализация того механизма изменения содержания ранее совершенной сделки, который изначально был принят единогласно всеми учредителями. Здесь нет не то что какого-либо необоснованного или несоразмерного ограничения гражданских прав, но, напротив, подобное ограничение, однажды свершившееся по соглашению сторон, есть не более чем реализация того, о чем когда-то была достигнута договоренность. Более того, каждый вновь присоединяющийся к корпорации участник также соглашается на подобные условия; при этом в таком случае наблюдается механизм, чрезвычайно схожий с договором присоединения (п. 1 ст. 428 ГК РФ), когда лицо, желающее заключить сделку, может присоединиться к предложенному содержанию договора не иначе как путем принятия всех условий, без какого-либо согласования отдельных условий. Между тем если в случае с договором присоединения возможно выдвижение каких-либо политико-правовых доводов об ограничении широкого распространения данной конструкции в обороте, особенно там, где превалирует субъект, занимающий монопольное или близкое к монополии положение, а потому в целях ограничения произвола так называемой сильной стороны в договоре или обязательстве возможно введение тех или иных ограничений на использование данной модели, что находит отражение в п. 2 ст. 428 ГК РФ (возможность расторжения или изменения ранее заключенного договора присоединения по требованию "слабой" стороны), то в случае с присоединением к корпорации этой проблемы вообще не возникает. Так, если потребитель на товарном рынке или рынке услуг порой просто вынужден соглашаться на условия договора присоединения, фактически навязываемые ему контрагентом, занимающим монопольное положение на рынке, например, когда речь идет о поставщике электроэнергии, воды, газа, цемента, а потому оправданно наличие в гражданском законодательстве таких норм, как, например, п. 2 ст. 428 ГК РФ, то в случае с присоединением к корпорации нового участника на тех условиях, которые избрали для себя ранее ее учредители, а также последующие участники, указанной проблемы не возникает: поскольку присоединение к корпорации есть акт сугубо добровольный, вызванный исключительно мотивом получения ожидаемых имущественных благ взамен на участие в капитале корпорации, то принятие ранее выработанных условий участия в такой корпорации не должно по общему правилу рассматриваться как так или иначе дискриминационное для такого вновь появляющегося участника <38>. -------------------------------- <38> Лучшим подтверждением подобного тезиса является установившийся в российской судебно-арбитражной практике подход, исключающий возможность заявления вновь появившимся акционером или участником хозяйственного общества целого ряда исков, связанных с прежней историей развития и существования конкретной корпорации. В частности, такой акционер или участник по общему правилу не может оспаривать ранее принятые решения общего собрания акционеров или участников, а также иных органов хозяйственного общества, сделки, совершенные обществом (главным образом это крупные сделки и сделки, в совершении которых имеется заинтересованность, в меньшей степени - сделки, оспариваемые по правилам ст. 174 ГК РФ), выпуски размещенных обществом ценных бумаг. Логика подобного подхода, помимо стремления обеспечить стабильность оборота и корпоративных отношений, состоит также и в том, что лицо, приобретая впервые акцию или долю в уставном капитале конкретного корпоративного образования, a priori знает, что и на каких условиях оно приобретает, соответственно, такой акционер не вправе оспаривать ранее совершенные корпорацией акты, поскольку если он объективно не знал на момент вступления в корпорацию о некоторых нарушениях, то названная презумпция лишает его права на иск; если же объективно знал, то при условии неистечения на тот момент срока исковой давности на оспаривание он мог бы заявить соответствующий иск, но даже в этом случае права на иск он не имеет, поскольку до присоединения к корпорации у него не было возникшего на момент нарушения законного интереса, а впоследствии возникший - в связи с присоединением к корпорации - законный интерес не защищается, поскольку действующее законодательство защищает интерес (не право) лишь тогда, когда такая возможность прямо предусмотрена законом. Таким образом, в единственном пункте, где вновь присоединившийся участник корпорации гипотетически мог бы требовать изменения ранее возникших отношений, предполагающих в конечном счете также изменение и ранее согласованной между учредителями и последующими участниками сделки, - даже в этом пункте такой участник не получает ничего в плане ренегоциации; ему остается принять лишь то, что ему было предложено при присоединении к корпорации.

Наконец, предложенное понимание развития и последующей модификации юридических фактов, лежащих в основании корпорации, нисколько не опровергается существованием так называемых компаний одного лица. Если корпоративное образование создается (учреждается вновь) одним учредителем или впоследствии превращается в хозяйственное общество, весь уставный капитал которого сосредоточивается в руках одного лица, то подобную компанию можно рассматривать как корпорацию, созданную и/или впоследствии существующую на основании односторонней сделки, которая также может модифицироваться лицом, ранее ее совершившим, либо как корпорацию, где сделка многосторонняя за счет концентрации корпоративного контроля трансформировалась в одностороннюю <39>. При этом подобные перетекания из одной сделки в другую (из односторонней в многостороннюю, и наоборот) могут совершаться сколь угодно много раз в отношении отдельно взятой корпорации за всю историю ее существования <40>. -------------------------------- <39> Переходы от одной модели сделки, лежащей в основании корпорации и соответствующей ей модели правоотношений, к другой в связи с концентрацией корпоративного контроля рассматриваются автором в другом месте. См.: Степанов Д. И. Ответственность акционера перед акционером: возможна ли постановка такой проблемы? // Корпоративный юрист. 2008. N 11. С. 12 - 13; Он же. Поглощение, осуществляемое путем приобретения крупного пакета акций, и вытеснение миноритарных акционеров // Хозяйство и право. 2006. N 7. С. 21 - 23. <40> Вполне возможно, что в действительности никакого перехода от односторонней сделки к многосторонней в данном случае вообще нет; при этом любую сделку, лежащую в основании корпорации, вне зависимости от числа лиц, ее совершивших, следует рассматривать как сделку многостороннюю. Однако обоснование данного тезиса, на первый взгляд кажущегося совершенно абсурдным и противоречащим формальной логике, не входит в предмет настоящей работы. Соответственно, здесь можно зафиксировать противопоставление одно - и многосторонней сделки и использовать тот или иной институт для описания существа отношений в зависимости от количества лиц, совершающих сделку по учреждению корпорации либо пребывающих в корпорации в качестве ее участников впоследствии.

Напротив, последующее изменение содержания сделки, однажды заключенной учредителями, есть акт ренегоциации, хотя и совершаемый - в дозволенных законом случаях (или вслед за ним также и в дозволенных законом случаях, четко определенных документами корпорации) - не всеми участниками корпорации, а некоторой их частью. Таким образом, проблема всего, что связано с корпорацией и корпоративным, которая сбивает с толку многих отечественных исследователей при рассмотрении специфики юридических фактов в корпоративном праве и специфики корпоративных отношений, состоит не только в отсутствии по общему правилу единогласия для принятия управленческих решений, но и в последующей ренегоциации: именно постоянный пересмотр изначально совершенной сделки последующими участниками корпорации, вероятно, смущает основную часть исследователей. Однако достаточно квалифицировать первую сделку в качестве многосторонней сделки, задающей возможность ее последующего изменения не единогласно, как все встает на свои места: природа корпоративных юридических фактов и правоотношений получает завершенную цивилистическую концепцию. Ничего не меняет в данном случае и довод, что признание за соглашением учредителей или корпоративным актом сделки, совершаемой, соответственно, учредителями или участниками корпорации, лишает корпорацию ее собственной воли, точнее, того, что традиционно принято отождествлять с волей самой корпорации (так или иначе формализованная воля органов корпорации, в том числе общего собрания участников, отождествляется правом с волей корпорации, если речь идет о восприятии этой воли вовне, например, контрагентами корпорации); якобы квалификация указанных актов как сделок, совершаемых учредителями или участниками, устраняет процесс волеобразования и волеизъявления, осуществляемый органами корпорации <41>. Между тем квалификация юридических фактов, лежащих в основании корпоративного образования в качестве гражданско-правовых сделок, порождающих корпоративные правоотношения, важна в данном случае только для раскрытия природы подобных юридических фактов и отвечающих им правоотношений, а все вопросы, посвященные формированию воли, отождествляемой с волей фиктивного образования - юридического лица, лежат в иной плоскости - сфере взаимоотношений юридического лица и его контрагентов, третьих лиц. Именно для контрагентов корпоративного образования важен вопрос, кто и каким образом реально формирует волю, далее отождествляемую с волей корпорации, а кто ее изъявляет вовне, совершает действия, манифестирующие такую волю, и при этом так, как если бы это была воля реального субъекта права. Для третьих лиц, контрагентов корпорации, указанная сделка важна лишь постольку, поскольку она сигнализирует им: формирование воли и ее выражение вовне совершилось так, как того требуют позитивное право, а также условия соглашения, заключенного при создании корпорации и, возможно, несколько модифицированного впоследствии. -------------------------------- <41> Так рассуждает Д. В. Ломакин, если в данном случае правильно понимается ход его рассуждений: "Когда воля сформирована, она может быть выражена вовне единоличным исполнительным органом акционерного общества путем заключения договора, являющегося для общества крупной сделкой. Если решение общего собрания в данном случае не итог волеобразования, а сделка, то непонятно, как формировалась воля общества на совершение этой сделки" (Ломакин Д. В. Указ. соч. С. 157).

Кроме того, если конкретная сделка, к примеру сделка, совершаемая корпорацией, но не отвечающая критериям крупной сделки (гл. X ФЗ об АО), вообще не требует специального одобрения со стороны конкретного органа корпорации, т. е. не предусматривает необходимости соблюдения усложненной процедуры волеобразования, а затем особого волеизъявления, а может быть вполне законно совершена единоличным исполнительным органом корпорации в рамках так называемой остаточной компетенции подобного органа, то в такой ситуации еще более явственно проявляется разнопорядковость указанных сфер, их принципиальная разнесенность и разнонаправленность осей, образующихся по поводу одних и других отношений. В таком случае довод о том, что сделка участников корпорации не может быть включена в ведение самой корпорации, оказывается вообще неуместным. Напротив, там, где по закону или исходя из положений учредительных документов конкретного корпоративного образования необходимо одобрение планирующегося к совершению юридического факта самой корпорации (сделки корпорации с третьим лицом), одобрение, которое в таком случае совершается акционерами или участниками корпорации, является для корпорации актом волеобразования, точнее, отождествляемым с волеобразованием корпорации, в том числе для целей взаимоотношений с контрагентами корпорации, а для лиц, непосредственно участвующих в таком акте формирования воли (участников корпорации, лиц, входящих в иные ее органы), подобный акт образует сделку, поскольку порождает определенные правоотношения как для них, так и для корпорации. Возможности отражения сделки участников корпорации на самой корпорации были уже объяснены выше как с позиций общегражданского законодательства, так и с точки зрения корпоративно-правовой специфики. Таким образом, здесь не происходит ни удвоения сущностей, ни смешения понятий, напротив, рассмотрение конкретных проблем в соответствующем ракурсе (с позиций участников корпоративных отношений и с точки зрения третьих лиц - контрагентов корпорации) все расставляет на свои места.

УСТАВ И ИНЫЕ ФОРМЫ ДЛЯ ИНКОРПОРАЦИИ СОДЕРЖАНИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТОВ

Итак, следующий шаг, который здесь вполне логично напрашивается, - показать, какую функцию в свете предложенного выше понимания юридических фактов в динамике корпоративных правоотношений играет устав юридического лица - корпоративного образования. Совершенно очевидно, что устав в таком случае, как, впрочем, и все иные документы, именуемые в отечественной законодательной традиции "учредительные документы юридического лица", есть не что иное, как форма, обрамляющая содержание сделки, в данном случае - многосторонней сделки, причем как форма сделки первоначальной, так и видоизменяемой, модифицированной, на тот случай, если ее содержание впоследствии меняется. Учредительный документ позволяет зафиксировать актуальное содержание сделки, с тем чтобы не возникало каких-либо сомнений относительно текущего содержания сделки у лиц, присутствующих здесь и сейчас, особенно у третьих лиц (ср. п. 3 ст. 52 ГК РФ, предусматривающий вступление в силу для третьих лиц изменений в учредительные документы с определенного формализованного момента - по общему правилу с момента их государственной регистрации). Оформляет ли устав сделку (единичный юридический факт) или сложный фактический состав, состоящий из нескольких юридических фактов? Видимо, ответ на этот вопрос следует искать в том, какие юридические факты включать в конкретный фактический состав: если в сделке учредителей, направленной на создание нового субъекта права - юридического лица, видеть единственный или хотя бы достаточный (при теоретическом допущении или реальном наличии в данном случае фактического состава) юридический факт, то устав следует признать формой сделки. Напротив, если в фактический состав, опосредующий возникновение юридического лица, включать не только волеизъявление учредителей, но и сопутствующие юридические факты (внесение имущества, акт государственной регистрации организации и пр.), то при подобном подходе устав будет оформлять не единичный юридический факт, а целую совокупность юридических фактов, хотя бы и включающую самый значимый факт - многостороннюю сделку учредителей. Между тем при более детальном рассмотрении обнаруживается, что сопутствующие созданию юридического лица юридические факты (или действия, рассматриваемые как таковые, например действия по оплате уставного капитала: довольно спорно, что это самостоятельные юридические факты, а не действия во исполнение обязанности) не покрываются уставом, точнее, его содержанием. Воля учредителей, впервые утверждающих устав вновь создаваемого юридического лица, вовсе не направлена на то, чтобы через включение в устав тех или иных условий породить правоотношения, например, связанные с оплатой уставного капитала или государственной регистрацией юридического лица. Обычно устав фиксирует содержание будущих прав и обязанностей, которые возникнут уже после создания юридического лица. Видимо, все указанные сопутствующие учреждению юридические факты и соответствующие им правоотношения находят отражение в иных документах (решении учредителей, договоре о создании АО, учредительном договоре ООО, акте государственной регистрации юридического лица, принимаемом регистрирующим органом и являющемся ненормативным правовым актом государственного органа). Соответственно, если устав есть лишь документ, отражающий, фиксирующий содержание сделки, т. е. форма сделки, то при подобном подходе чрезвычайно сложно согласиться с точкой зрения Н. В. Козловой, занимающей чрезвычайно близкую <42> теоретическую позицию по рассматриваемому вопросу, однако квалифицирующей устав в качестве сделки как таковой <43>, хотя бы и сделки многосторонней <44>. -------------------------------- <42> Помимо Н. В. Козловой позиция автора по вопросу о правовой природе устава также близка точке зрения Г. В. Цепова, рассматривающего устав среди множества ипостасей и как сделку, и как форму сделки, однако, говоря о форме сделки, указанный автор имеет в виду форму односторонней сделки общества, т. е. сделки не учредителей или участников юридического лица, а одностороннюю сделку, совершаемую самим юридическим лицом (см.: Цепов Г. В. Акционерное общество: теория и практика: Учеб. пособие. М.: ТК Велби; Издательство "Проспект", 2006. С. 87). Между тем при всем внешнем сходстве теоретических позиций автора с предложенным Г. В. Цеповым пониманием устава как сделки самого общества, тем более сделки односторонней, крайне сложно согласиться, поскольку в таком случае за обществом, имеющим в известном смысле производный характер от его учредителей и участников, а также его волеизъявлением, не имеющим ничего общего с выражением реальной воли, а лишь являющимся фикцией, допускаемой правом, признается первостепенное значение, причем для лиц, как раз предопределяющих существование самого юридического лица. В терминах формальной логики подобное упущение в рассуждениях Г. В. Цепова можно охарактеризовать как подмену причины следствием. <43> Аналогичный подход можно встретить в новейших публикациях у других авторов. См.: Мельникова Т. Еще раз о правовой природе устава // Хозяйство и право. 2008. N 5. С. 56. <44> Козлова Н. В. Указ. соч. С. 254 - 257.

В современной науке гражданского права России вслед за опубликованием известной книги М. И. Брагинского и В. В. Витрянского как общий методологический прием закрепилось положение, при котором любой договор (двусторонняя сделка) может рассматриваться в трех ипостасях: договор как сделка, т. е. как основание возникновения правоотношения; договор как обязательство, т. е. правоотношение, правовая связь, устанавливающаяся между его сторонами; наконец, договор как форма, имея в виду документ, содержащий условия договора-сделки <45>. Несмотря на то что сделка многосторонняя во многих существенных моментах отличается от сделки двусторонней, обычного гражданско-правового договора, все же, вероятно, указанный методологический прием может быть с успехом применен и для рассмотрения многосторонних сделок, в том числе оформляемых уставом или иными документами, появляющимися в связи с созданием и последующим функционированием корпорации. Соответственно, в таком случае устав - это всегда форма сделки, но не сделка сама по себе, это документ, отражающий юридический факт, сигнализирующий, что юридически значимый факт был совершен, а также фиксирующий содержание его условий, но оттого не сливающийся с самим юридическим фактом как таковым. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное). ------------------------------------------------------------------ <45> Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право: Общие положения. М.: Статут, 1997.

Последовательное разграничение базовых категорий гражданского права и их наложение на специфику рассматриваемых отношений позволяют выделить следующие смысловые моменты: 1) сделка, лежащая в основе создания корпорации, есть соглашение ее учредителей о создании корпорации; 2) указанная сделка есть сделка по общему правилу многосторонняя (исключение из общего правила - создание компании одного лица), при этом не имеет значение, сколько лиц заключают подобную сделку - два или более, в любом случае специфика такой сделки проявляется в модели достижения согласия (согласования воль), порядке заключения сделки (здесь нет обмена офертой и акцептом в строгом смысле слова, когда ими меняются разнесенные во времени и пространстве участники оборота, а сделка заключается "между присутствующими"), отсутствии изначально положенного конфликта интересов двух лиц (здесь нет принципа "Ты мне - я тебе"); 3) указанная многосторонняя сделка принимается единогласно, однако впоследствии может быть изменена не всеми, а лишь некоторой частью участников правоотношения, возникшего из такой сделки; при этом подобное правило большинства изначально закладывается в содержание самой сделки; 4) последующее присоединение к подобной сделке новых участников совершается по модели, схожей с договором присоединения, когда новый участник может присоединиться лишь путем принятия всех условий сделки; 5) содержание сделки <46>, т. е. ее условия, определяющие на будущее права и обязанности лиц, которые примут участие в правоотношении или правоотношениях, возникающих из такой сделки, отражается по большей части в уставе, хотя, как будет показано далее, устав не является единственно возможной формой такой сделки, хотя и остается наиболее универсальной и общей с точки зрения принципиальности вопросов (условий), находящих отражение в нем, формой; наконец, -------------------------------- <46> Юристы, отождествляющие вслед за буквальным текстом ст. 153 ГК РФ понятие сделки с действием, а не с волеизъявлением, естественно, не видят в сделке вообще ни какого-либо содержания, ни набора условий (ср.: Тарасенко Ю. А. Указ. соч. С. 289 (сделка, будучи действием, не имеет содержания в виде некого набора определенных условий, чем она и отличается от соглашения)). Однако подобное смелое и, если угодно, радикальное решение, лишающее понятие сделки какого-либо содержания, мягко говоря, совсем не согласуется с развитием учения о сделке в гражданском праве, в подтверждение чего можно привести хотя бы одну из последних по времени опубликования работ, описывающих литературу вопроса (см.: Белов В. А. Учение о сделке в российской доктрине гражданского права (Литературный обзор) // Сделки: проблемы теории и практики: Сб. ст. / Рук. авт. кол. и отв. ред. М. А. Рожкова. М.: Статут, 2008. С. 5 - 118). Между тем если встать на точку зрения немецких юристов, видящих в сделке скорее волеизъявление (§ 116 - 144 BGB), чем действие (ст. 153 ГК РФ), то всякая сделка так или иначе имеет содержание.

6) условия ранее заключенной сделки, нашедшие отражение в уставе, могут изменяться впоследствии сколь угодно много раз; при этом каждый раз такие вновь согласованные условия будут находить отражение в уставе как в наиболее значимом документе либо, если эти условия не представляют большой значимости, в иных документах корпоративного образования, предусмотренных законом. Как видно из перечисленных выше пунктов, все они так или иначе имеют отношение именно к юридическим фактам (сделка как основание правоотношений), за исключением п. 5 и 6, отражающих, скорее, форму подобной сделки, а также отчасти п. 4, имеющего дело с модификацией ранее возникшего из сделки правоотношения за счет вступления в такое правоотношение нового лица и соответствующего отражения такой модификации в содержании сделки. Указанное выше нюансированное понимание различных аспектов правовой конструкции сделки, которая оформляется уставом, позволяет устранить не только отдельные недостатки концепции корпоративной сделки, ранее предложенной Н. В. Козловой, но также и модифицировать ранее описанную позицию автора о правовой природе устава. С признанием за юридическими фактами корпоративного права на уровне общей идеи, концептуального подхода свойства сделки и последующим различением сделки как волеизъявления и формы сделки то, что ранее автором настоящей работы предлагалось рассматривать как акт применения права <47>, в общем не переставая быть таким актом, наконец-то находит свое логическое завершение в указании на то, что это за акт применения и каково место документа в таком случае. -------------------------------- <47> В работе автора, опубликованной в 2000 г., при рассмотрении природы устава говорилось следующее: "...устав юридического лица есть особый акт применения права, причем под актом в данном случае понимается документ (устав является учредительным документом). Соответственно, устав юридического лица оформляет процесс правоприменения, происходящий в момент создания юридического лица, при этом основная часть правоприменения совершается субъектами частного права, а государственный или муниципальный орган лишь завершает этот процесс, легитимируя вновь созданное юридическое лицо актом государственной регистрации" (Степанов Д. И. Правовая природа устава юридического лица // Хозяйство и право. 2000. N 6. С. 47). Однако, как неоднократно впоследствии отмечалось, причем совершенно справедливо, критиками подобной идеи, указание на документ как акт, форму применения права мало что дает с содержательной точки зрения. Введение же содержательного момента - указания на сделку снимает указанный недостаток. Сейчас, оглядываясь назад, становится понятным, что принцип большинства, которым автор сам же загнал себя в теоретический тупик, не позволил тогда сделать вполне логичный следующий шаг - признать за указанным актом применения свойство сделки и тут же завершить предложенное понимание устава путем перехода от уровня рода (документ, оформляющий применение права) на уровень вида (форма сделки как частный случай).

Сделка, как и любой иной юридический факт, выступает в роли посредника, связующего звена между позитивным правом, обладающим свойством нормативности, а потому ориентированным в принципе на неограниченное количество случаев его применения, и реальной действительностью, фактической жизнью, где с подачи права возможно возникновение правовых отношений; будучи юридически значимым фактом <48>, сделка запускает, приводит в движение ту правовую модель, которая задается правом, а потому может быть признана актом применения права в том смысле, что до того право позитивное трансформируется в набор прав субъективных, соответственно, форма подобного применения права, форма сделки, есть также частный случай любой иной формы указанной трансформации. Однако подобного рода рассуждения, возможно, и имеющие значение для общей теории права, в теории гражданского права оказываются излишними, поскольку те же проблемы могут быть описаны с использованием сугубо цивилистических конструкций - сделки как юридического факта и формы сделки как объективного отражения и фиксации ее содержания (условий сделки). -------------------------------- <48> Замена термина "юридический факт" на "юридически значимый факт", более верно отражающий специфику подобной проблематики, предлагается Е. А. Крашенинниковым в недавно изданном учебном пособии по гражданскому праву. См.: Гражданское право: Учеб.: В 3 т. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева. М.: Велби, 2009. С. 433 (автор главы - Е. А. Крашенинников).

Кстати сказать, позиция, согласно которой устав рассматривается как документ, в основании которого лежит гражданско-правовое соглашение, начинает пробивать себе дорогу не только в теории, но и в судебно-арбитражной практике. Так, по конкретному делу, рассмотренному высшей судебной инстанцией и приобретшему уже по сути прецедентное значение, поскольку в нем впервые была определена правовая позиция Президиума ВАС РФ по вопросу о недействительности (оспоримости) сделок с долями в уставном капитале ООО, когда такие сделки совершаются в нарушение ограничений, установленных уставом ООО, было указано, среди прочего, на то, что в основании учредительных документов ООО лежит соглашение учредителей, которое по своей природе носит гражданско-правовой характер, а потому такое соглашение обязательно так или иначе для лиц, его заключивших, а в отношении третьих лиц имеет крайне ограниченное правовое значение <49>. -------------------------------- <49> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 10 апреля 2007 г. N 13104/06 (Вестник ВАС РФ. 2007. N 7. С. 108 - 111): "Согласно пункту 1 статьи 11 Закона об обществах с ограниченной ответственностью учредители общества заключают учредительный договор и утверждают устав, которые являются учредительными документами общества. В основе этих документов лежит соглашение учредителей, которое по своей природе носит гражданско-правовой характер. Следовательно, в случае нарушения каким-либо учредителем (участником) положения устава о необходимости получить согласие общества или остальных участников общества на уступку доли третьим лицам, такая сделка применительно к статье 174 Гражданского кодекса Российской Федерации является оспоримой и может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях".

По другому делу, также рассмотренному Президиумом ВАС РФ, где обсуждался вопрос действительности сделок с акциями общества, уставом которого в соответствии с п. 3 ст. 11 ФЗ об АО были предусмотрены ограничения по максимальному количеству акций, принадлежащих одному акционеру, Президиум ВАС занял еще более жесткую позицию, хотя и отвечающую той же самой логике: устав обязателен для лиц, на которых он распространяется, а любые ограничения, в том числе по части совершения сделок с акциями, даже если они включены в устав в развитие диспозитивных норм Закона, не тождественны ограничениям, устанавливаемым непосредственно самим Законом <50>. -------------------------------- <50> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 2 августа 2005 г. N 2601/05 // Вестник ВАС РФ. 2005. N 11. С. 54 - 59. (Применение судом апелляционной инстанции ст. 168 ГК РФ неправильно. Пунктом 3 ст. 11 ФЗ об АО предусмотрена возможность ограничения уставом акционерного общества количества акций, принадлежащих одному акционеру. Действительно, уставом указанного ЗАО предусмотрено, что одному акционеру не может принадлежать более 7% общего количества обыкновенных акций общества. Однако устав общества не является законом или правовым актом, следовательно, сделки, совершенные с нарушением положений устава, не могут быть признаны недействительными на основании ст. 168 ГК РФ. Вывод суда апелляционной инстанции о ничтожности сделок по приобретению акций ввиду несоответствия их п. 3 ст. 11 ФЗ об АО не основан на законе, поскольку указанная статья устанавливает требования, предъявляемые к уставу общества, а не к совершаемым акционерами сделкам.)

Естественно, ссылки на судебно-арбитражную практику нельзя признать единственно возможным доказательством правильности той или иной концепции, однако вместе с приведенными выше сугубо теоретическими размышлениями позиции, встречающиеся в новейшей судебно-арбитражной практике и отражающие определенные настроения и тенденции, призваны показать общую направленность развития правопонимания по рассматриваемому вопросу, востребованность практикой развиваемых здесь теоретических построений. Приведенное выше понимание юридических фактов и формы, их обрамляющей, оказывается применимым не только в отношении устава, но также и иных документов, принимаемых в связи с деятельностью корпоративного образования: от учредительных документов (собственно устав, учредительный договор) юридического лица до его внутренних документов, допускаемых позитивным правом, специальных соглашений (единичных сделок, например, заключаемых по поводу срока реализации преимущественного права в ООО, - абз. 2 п. 4 ст. 21 ФЗ об ООО; в договорах о слиянии/присоединении; в соглашениях акционеров, если они допускаются правопорядком; иных договорных образованиях, заключаемых всеми или отдельными участниками корпорации между собой и/или с участием самой корпорации и/или лицами, входящими в органы корпорации), наконец, решений общих собраний акционеров/участников. Во всех указанных случаях соответствующий документ фиксирует содержание волеизъявления, являющегося сделкой или сделкоподобным юридическим фактом; при этом из конкретного юридического факта не только возникает правоотношение, но, как и в любых иных случаях, когда в документе отражается содержание сделки, подобное содержание задает на будущее содержание конкретного поведения, прав и обязанностей для лиц, участвующих в правоотношении. Если соотнести предложенное выше понимание юридических фактов корпоративного права с обособленными выше группами корпоративных правоотношений, то получится следующая картина корреляции между правоотношениями, юридическими фактами, их порождающими, и соответствующими документами:

Группа правоотношений Юридические факты Документы, оформляющие содержание

1) отношения, многосторонняя сделка: решение учредителей возникающие по поводу принцип единогласия (учредителя) о создания юридического создании, договор о лица между его создании АО, учредителями учредительный договор ООО

2) отношения между многосторонняя сделка: протокол общего членами корпорации и принцип большинства (de собрания акционеров/ самой корпорацией lege ferenda) или участников единогласия (de lege решение единственного lata) участника ООО сделкоподобный юридический факт (de lege lata) односторонняя сделка

3) отношения между фактический состав: протокол общего лицами, входящими в решение об собрания акционеров/ любые органы корпорации, избрании/назначении (см. участников производные от высшего п. 2) + соглашение - решение единственного органа управления договор (двусторонняя участника ООО корпорации, и самой сделка), заключаемый с договор как форма корпорацией корпорацией (документ)

4) отношения между фактический состав: протокол общего лицами, входящими в один решение об избрании/ собрания акционеров/ и тот же или в различные назначении (см. п. 2) + участников органы корпорации, соглашение - договор решение единственного производные от высшего (двусторонняя сделка) + участника ООО органа управления решение (см. п. 2) договор как форма корпорации, включающие одного или нескольких (документ) отношения внутри таких органов корпорации, протокол заседания органов или отношения производных от высшего коллегиального органа соподчинения и контроля, органа управления корпорации а также отношения по корпорации документы, поводу реализации подписываемые лицом, остаточной компетенции являющимся единоличным исполнительных органов исполнительным органом (приказы, распоряжения и пр.)

5) отношения, строящиеся сделки: односторонние, требование по модели "участник двусторонние, акционера/участника как корпорации - сама юридические факты = форма односторонней корпорация - другой решения общих собраний сделки участник корпорации" акционеров/участников те же документы, (см. п. 2) что в п. 4, за исключением решения единственного участника ООО

6) отношения сделки: двусторонние и требование исключительно между многосторонние, принцип акционера/участника как членами корпорации, где единогласия и реже - форма односторонней нет места корпорации как принцип большинства (см. сделки посредствующему звену п. 2) договор как форма (документ) для двусторонних и многосторонних сделок (принцип единогласия) протокол общего собрания акционеров/ участников (принцип большинства)

7) отношения между фактический состав: те же документы, что в отдельными членами решение об избрании/ п. 3 договор как форма корпорации, с одной назначении (см. п. 2) + (документ) для стороны, и отдельными соглашение - договор двусторонних сделок лицами, входящими в (двусторонняя сделка) с директива на органы корпорации, корпорацией + соглашение голосование как производные от высшего - договор (двусторонняя документ, направляемый органа управления сделка) с конкретным во исполнение корпорацией членом корпорации обязательства

При том что сделка (одностороння, двусторонняя - договор, многосторонняя) отличается от любого нормативного акта тем, что она лишена свойства нормативности, т. е. ориентированности в принципе на бесконечное количество повторений применения той правовой модели, которая задается нормативным актом, в сделке содержится все же в большей или меньшей степени некий аналог нормативности, точнее, набор возможных моделей поведения, которые могут быть рассчитаны на многократное повторение - в рамках всего срока существования правоотношения, возникающего из сделки, хотя и не любым и каждым, кому может быть адресована норма права, зафиксированная в нормативном акте, а только конкретным участникам правоотношения. Так, гражданско-правовой договор - двусторонняя сделка (как сделка и форма) может как фиксировать элементарное обязательство, например, по передаче вещи, с надлежащим исполнением которого прекращается не только правоотношение, но и прекращается жизнь подобного договора, так и предусматривать чрезвычайно длительные и из раза в раз повторяющиеся, порой модифицируемые правоотношения, к примеру, при долгосрочных поставках; соответственно, если в первом случае сделка с содержательной точки зрения содержит крайне скупой набор условий, во втором случае, даже если содержание самой сделки и не будет отличаться множеством условий, все же из нее могут возникать правоотношения, повторяющиеся множество раз. Аналогичную картину можно наблюдать и в корпоративных отношениях: одни сделки имеют чрезвычайно обширное содержание, которое мало чем отличается от нормативного акта, хотя и адресованное лишь тем лицам, которые связаны с конкретной корпорацией, а потому их форма также очень объемна, поскольку текст, содержащийся в соответствующем документе, призван отразить множество нюансов на случай возникновения в будущем самых различных ситуаций; другие сделки, напротив, сводятся к элементарному юридическому факту, порождающему линейное правоотношение, существующее крайне незначительное время и имеющее в большей или меньшей степени инструментальное значение, а потому и содержание, и форма подобных сделок также не отмечены каким-либо серьезным объемом. Подобного рода рассуждения можно проиллюстрировать на примере учредительных и иных документов, конституирующих деятельность юридического лица, а также решений общих собраний участников/акционеров. Если обратить более пристальное внимание на документы, известные действующему российскому законодательству, которые могут приниматься в связи с созданием хозяйственного общества, то обнаружится различная степень их квазинормативности и важности для последующего функционирования корпорации, применимости их положений на последующих этапах деятельности корпорации. Можно даже расположить их по нарастающий - от "чистого" единичного юридического факта, точнее, от формы такого юридического факта, до формы некоего подобия нормативного акта, хотя и адресованного ограниченному кругу лиц, однако, конечно же, нормативным актом в строгом смысле слова не являющегося: - при создании юридического лица путем учреждения вновь: а) решение учредителей о создании юридического лица, оформляемое протоколом собрания учредителей, либо решение единственного учредителя, принимаемое в письменной форме (п. 1 и 2 ст. 9 ФЗ об АО; п. 1 ст. 11 ФЗ об ООО); б) договор о создании АО, не являющийся учредительным документом, а потому определяющий лишь отношения учредителей по поводу создания АО (абз. 1 п. 5 ст. 9 ФЗ об АО); в) учредительный договор ООО, относимый действующим законодательством к учредительным документам, а потому имеющий значение не только для процесса учреждения, но и для последующего существования ООО (п. 1 ст. 89 ГК РФ; п. 1 ст. 12 ФЗ об ООО); г) устав юридического лица, по общему правилу не имеющий значения для периода учреждения юридического лица, однако конституирующий все принципиальные вопросы последующего существования юридического лица (ср. п. 3 ст. 11 ФЗ об АО; п. 2 ст. 12 ФЗ об ООО); - при создании юридического лица (лиц) в результате осуществления реорганизации других организаций: а) решение компетентного органа реорганизуемого юридического лица, например общего собрания акционеров/участников о реорганизации, оформляемое протоколом общего собрания, либо решение единственного участника, принимаемое в письменной форме (абз. 1 п. 7 ст. 15, абз. 2 п. 2 ст. 16, абз. 3 п. 2 ст. 17, п. 3 и 3.1 ст. 18, п. 3 и 3.1 ст. 19, п. 4 ст. 19.1, п. 3 ст. 20 ФЗ об АО; п. 2 ст. 52 - 56 ФЗ об ООО); б) договор о слиянии/присоединении, не являющийся учредительным документом, но имеющий некоторое значение до окончания реорганизации в форме слияния/присоединения (абз. 1 п. 7 ст. 15, п. 2 и 3 ст. 16, п. 2 и 3 ст. 17 ФЗ об АО; п. 2 и 3 ст. 52 и 53 ФЗ об ООО); в) учредительный договор ООО, относимый действующим законодательством к учредительным документам, имеющий значение для последующего существования ООО (п. 1 ст. 89 ГК РФ; п. 1 ст. 12, п. 3 ст. 52 ФЗ об ООО), г) устав юридического лица, не имеющий значения для процесса реорганизации, однако, как и при создании путем учреждения, вновь конституирующий все принципиальные вопросы последующего существования юридического лица, создаваемого в результате осуществления реорганизации или продолжающего свое существование (п. 3 ст. 11 ФЗ об АО; п. 2 ст. 12 ФЗ об ООО). Некое подобие такой же градации можно обнаружить и в решениях общего собрания акционеров/участников: одни из них сводятся к единичному юридическому факту, в то время как другие содержат в себе описание будущих моделей возможного поведения, предусматривают те или иные права и обязанности, которые могут возникать многократно. Конечно же, основная часть подобных решений суть сделки или сделкоподобные юридические факты единичного свойства <51>, например избрание совета директоров, ревизионной комиссии, исполнительного органа, утверждение годовых отчетов, определение порядка ведения общего собрания акционеров (подп. 2 - 18 п. 1 ст. 48 (с изъятиями, относящимися к подп. 4 и 5) ФЗ об АО; подп. 1, 4 - 7, 9 - 13 п. 2 ст. 33 ФЗ об ООО). Есть и решения, содержательно мало чем отличающиеся от положений устава, например решение общего собрания акционеров об определении количественного состава совета директоров, если такое количество четко не определено уставом, или определение предельного количества объявленных акций, если указанное решение принимается в отсутствие соответствующих положений в уставе в преддверии принятия решения об увеличении уставного капитала АО (подп. 4 п. 1, подп. 5 п. 1 ст. 48 ФЗ об АО). Наконец, решения об изменении устава или иных учредительных документов суть не только сделки (сделкоподобные юридические факты), изменяющие ранее совершенные сделки, но и задающие на будущее модели поведения, рассчитанные на неограниченное в принципе количество повторений участниками корпоративных отношений, возникающих в связи с делами конкретной корпорации; аналогично - и для решений об утверждении внутренних документов общества (подп. 1 и 19 п. 1 ст. 48 ФЗ об АО; подп. 2, 3 и 8 п. 2 ст. 33 ФЗ об ООО). -------------------------------- <51> Даже там, где за единичным юридическим фактом предполагается возникновение новых юридических фактов, набирающихся в сложный фактический состав, только при наличии которого возникают обусловленные законом правовые последствия, первое решение собрания акционеров/участников в таком наборе юридических фактов оказывается самым значимым, решающим юридическим фактом в подобном составе, например решение о реорганизации или ликвидации, решение об увеличении или уменьшении уставного капитала (подп. 2 и 3, 6 и 7 п. 1 ст. 48 ФЗ об АО).

На примере приведенного выше соотношения тех или иных вопросов, получающих отражение как в учредительных и других документах, принимаемых при создании юридического лица, так и в решениях общих собраний акционеров/участников, можно сделать следующие выводы. Во-первых, одни и те же вопросы в зависимости от избранного участниками варианта поведения, допускаемого законом, могут находить отражение/закрепление в различных документах (например, определение количественного состава совета директоров АО). Во-вторых, "разведение" различных по существу сведений и положений - от фиксации атомарного юридического факта до описания принципиальных вопросов последующего функционирования юридического лица - по тем или иным документам (учредительным, внутренним, протоколам собраний) довольно произвольно и лишено какой-либо последовательно выдержанной юридической логики. К примеру, почему вопрос об утверждении денежной оценки ценных бумаг, других вещей или имущественных прав либо иных прав, имеющих денежную оценку, вносимых учредителем АО в оплату акций общества (п. 3 ст. 9 ФЗ об АО), принимается учредителями АО единогласно наряду с решением об учреждении общества и утверждении его устава, а не включается в договор о создании АО? Почему одни и те же сведения, относящиеся к уставному капиталу ООО, дублируются в уставе и учредительном договоре ООО (п. 1 и 2 ст. 12 ФЗ об ООО)? <52> Почему одни и те же вопросы могут разрешаться решением общего собрания акционеров и вовсе не отражаться в уставе либо, напротив, присутствовать в уставе, а потому исключать возможность иного, пока устав конкретного АО действует в такой редакции (подп. 4 и 5 п. 1 ст. 48 ФЗ об АО)? По какой причине порядок распределения прибыли в ООО фиксируется в учредительном договоре ООО, а не в уставе, пусть и как положение, вносимое/изменяемое в устав(-е) ООО единогласно, ведь устав является по-настоящему конституирующим документом ООО? Наконец, при допущении конкретным правопорядком соглашений акционеров <53> или, что в общем то же самое, дополнительных прав участников ООО (п. 2 ст. 8 ФЗ об ООО), почему в таких соглашениях (дополнительных правах) могут фиксироваться положения, имеющие приоритетное значение, место которым скорее в уставе, чем в каком-либо соглашении? -------------------------------- <52> Подобное дублирование наконец-то будет устранено с 1 июля 2009 г., когда вступит в силу обновленная редакция ФЗ об ООО, устраняющая учредительный договор ООО из числа учредительных документов подобной организационно-правовой формы. См.: Федеральный закон от 30 декабря 2008 г. N 312-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации". <53> В настоящее время с подачи Минэкономразвития России активно идет работа над проектом соответствующих поправок в ФЗ об АО, направленных на "легализацию" подобного института применительно к российскому акционерному законодательству (см. специальный выпуск журнала "Корпоративный юрист". 2008. N 9, посвященный подобной проблематике). Кроме того, подобный институт применительно к ООО под названием "соглашение участников ООО" уже появился в ФЗ об ООО (п. 3 ст. 8) в редакции, которая вступит в силу с 1 июля 2009 г.

Конечно, отмеченную непоследовательность, как это часто бывает, можно списать на бестолковость законодателя, что в общем будет верно в данном случае. Однако приведенные перекосы в правовом регулировании выводят на обобщения более существенного свойства. Если те или иные вопросы могут находить отражение в различных документах юридического лица, причем относящихся к разным по значимости уровням иерархии подобных документов (от протоколов или единичных соглашений участников до устава), при этом в действующем законодательстве отсутствует какая-либо выдержанная логика отнесения конкретных вопросов к специальным видам документов, то все указанные документы, помимо того, что все они являются лишь формой, обрамляющей конкретные сделки (сделкоподобные юридические факты) и их содержание, объединяет также то, что они содержат в себе больший или меньший набор иного, отличного от моделей, описанных в законодательстве через использование диспозитивных норм, либо вовсе не предусмотренного в нормативных актах и не противоречащего его императивным нормам. Иными словами, во всех указанных документах можно обнаружить некоторые правила поведения, адресованные определенным или определимым участникам корпоративных отношений, которые являются плодом свободного волеизъявления участников корпоративных отношений, если угодно, итогом реализации принципа свободы договора (ст. 421 ГК РФ), правда, не в сфере традиционного договорного права, а в области корпоративно-правовой. Во всем остальном содержание указанных документов задается либо императивными нормами права, когда в них указываются сведения фактического порядка или положения, задающие модели поведения, которые должны в любом случае присутствовать в таких документах (например, наименование юридического лица в уставе или дата и место проведения общего собрания акционеров в протоколе такого собрания - все это сведения фактического порядка; либо права акционеров или структура и компетенция органов управления обществом в уставе - это уже положения, имеющие значение для определения содержания последующих правоотношений), либо есть не более чем простое повторение положений императивных или диспозитивных норм права, однако без какого-либо отступления от того, что сказано в законе по умолчанию (когда иное не предусмотрено в содержании соответствующего документа). Соответственно, сама возможность существования наряду с уставом иных документов, принимаемых в связи с делами конкретного юридического лица, обусловлена не какой-либо особой значимостью или ценностью подобных документов, а лишь тем, что в них фиксируется конкретный юридический факт, точнее, он получает оформление, а также отражается в документе его содержание, плюс там, где это опять-таки допускается законом, участникам корпоративных отношений дозволяется предусмотреть иное, отражающее специфику отношений, складывающихся применительно к конкретному юридическому лицу. Иными словами, возможность существования подобных документов помимо фиксирующей функции обусловлена тем, что они вызваны к жизни самим содержанием императивных норм права, а содержание диспозитивных норм входит в них опосредованно, давая стимул для частноправового творчества по формулированию условий будущего поведения. Здесь, видимо, уже стало очевидным, что при более пристальном изучении проблематики корпоративного обнаруживаются те же проблемы соотношения императивных и диспозитивных норм закона (шире - всего позитивного права, вне зависимости от того, в каком источнике оно отражено), с одной стороны, и договорных условий, с другой стороны, которые ранее обсуждались в советской литературе гражданского права <54>, а в настоящее время получили развитие в публикациях сторонников течения "право и экономика" <55>. Это, в свою очередь, лишний раз подтверждает сходство данной проблематики в рассматриваемой части между гражданско-правовыми договорами - двусторонними и многосторонними сделками (сделкоподобными юридическими фактами), встречаемыми в сфере корпоративных отношений. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное). ------------------------------------------------------------------ <54> Критический анализ различных точек зрения и литературу вопроса см.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 242 - 252 (автор главы - М. И. Брагинский). <55> Klausner M. Corporations, Corporate Law, and Networks of Contracts. 81 VA. L. REV., 757, 772 et seq. (1995); Kahan M., Klausner M. Standardization and Innovation in Corporate Contracting (or 'The Economics of Boilerplate'). 83 VA. L. REV. 713, 719 et seq. (1997); Klausner M. The Contractarian Theory of Corporate Law: A Generation Later. 31 J. CORP. L. 779 (2006); Hansmann H. B. Corporation and Contract. 8 AM. L. & ECON . REV.1, 6-9 (2006); Архипов Д. А. Диспозитивные нормы, распределяющие риск в договорных обязательствах // Хозяйство и право. 2007. N 1. С. 74 - 83.

Единственное различие, которое здесь можно обнаружить в сравнении с гражданско-правовыми договорами, - это степень "договорной" свободы: в корпоративных отношениях она крайне незначительна; в отличие от договорного права, где превалирует принцип "Разрешено все, что не запрещено" (абз. 1 п. 4 ст. 421, п. 1 ст. 422 ГК РФ), в корпоративном праве, по крайней мере в российском, фактически установился прямо противоположный принцип "Разрешено все то, что прямо разрешено законом". Все еще более усложняется за счет присутствия в корпоративно-правовой сфере двух переходных областей - от диспозитивных норм и общедозволительного, правонаделяющего правового регулирования к императивным нормам и крайне ограниченному дозволению и правонаделению, а порой и запретительному модусу регулирования: во-первых, это находит проявление в так называемых де-факто императивных нормах, когда участники оборота настолько свыкаются с общей моделью, предлагаемой диспозитивной нормой, что со временем вовсе не используют возможность согласовать иное, отличное от предлагаемой в диспозитивной норме конструкции <56>, а во-вторых, в тех областях, где нет четкой нормы позитивного права, а та или иная область отношений оказывается неурегулированной в силу указанного принципа "Разрешено все то, что прямо разрешено законом" в российской практике срабатывает строго императивный и запретительный подход, а потому в любых спорных или неурегулированных ситуациях конкретная модель поведения будет скорее не разрешена, чем признана допустимой <57>. -------------------------------- <56> См.: Архипов Д. А. О понятии de facto императивных норм // Хозяйство и право. 2008. N 2. С. 112 - 115. <57> Более подробно о презумпции императивности в корпоративно-правовой сфере применительно к российской судебной практике см.: Степанов Д. И. Соглашения акционеров в российской судебной практике // Корпоративный юрист. 2008. N 9. С. 54 - 55.

Соответственно, степень "договорной" свободы в корпоративно-правовой сфере оказывается крайне незначительной <58>, причем если в отдельных правопорядках она имеет тенденцию к постоянному расширению и либерализации <59>, то в российском, как, впрочем, и во всем континентальном европейском гражданском праве, она остается либо неизменной, либо, напротив, сокращается, поскольку законодатель (шире - любой правотворец, например высшие суды), движимый патерналистскими настроениями, пытается навязывать участникам оборота определенные модели поведения. -------------------------------- <58> Проблема императивных норм в корпоративном праве, а шире - проблема допустимых границ для свободного усмотрения сторон, поиск объективного критерия обозначения таких границ в позитивном праве, является одним из центральных вопросов современной зарубежной науки корпоративного права. См.: Black B. S. Is Corporate Law Trivial?: A Political and Economic Analysis. 84 Nw. U. L. REV. 542, 544 et seq. (1990); Gordon J. N. The Mandatory Structure of Corporate Law. 89 COLUM. L. REV. 1549, 1550-4 (1989); Romano R. Answering the Wrong Question: The Tenuous Case for Mandatory Corporate Laws. 89 COLUM. L. REV. 1599 (1989); Symposium Contractual Freedom in Corporate Law. 89 COLUM. L. REV. 1395 (1989). <59> Типичный пример подобного правопорядка - корпоративное право штата Делавэр, известное своим крайне "расслабленным" подходом практически ко всем наиболее значимым проблемам корпоративного права. Показательны в этом отношении слова Лео Страйна, вице-канцлера Суда Канцлера штата Делавэр, на деле - второго по старшинству судьи названного Суда, традиционно создававшего подобное право Делавэра и задающего по сей день его основные тенденции: "...наше право является особой формой договорного права, регулирующего отношения между корпоративными менеджерами - директорами и обладающими полномочиями служащими - корпорации и акционерами. В соответствии с контрактианским пониманием наш закон по самому своему построению является в широком смысле правонаделяющим, который позволяет и отражает то, что нужно конкретной компании. Другими словами, наш закон чрезвычайно отличается от того, что можно обнаружить в странах гражданского права, где встречается, скорее, предписывающее корпоративное право, полное обязательных условий, четко указывающих, как корпорации обязаны вести свои дела" (Strine L. E. The Delaware Way: How We Do Corporate Law and Some of the New Challenges We (and Europe) Face. 30 DEL. J. CORP. L. 673, 674 (2005)).

Если согласиться с точкой зрения тех авторов (М. И. Брагинский, Р. О. Халфина), которые полагают, что повторение в тексте гражданско-правового договора положений действующего законодательства в части императивных норм и без какой-либо модификации в рамках, допускаемых конкретной нормой, в части диспозитивных не есть формулирование договорных условий, а представляет собой лишь воспроизведение текста нормативного акта <60>, хотя и в несколько отредактированном виде, то ровным счетом такое же положение можно встретить в документах, принимаемых в связи с деятельностью конкретного юридического лица. Так, в уставе любого российского АО наряду с необходимыми, требуемыми законом, сведениями (наименование, адрес, тип АО, сведения о филиалах и представительствах) и положениями (права акционеров, структура и компетенция органов управления общества) зачастую можно обнаружить многие страницы текста, фактически повторяющие императивные положения ГК РФ и ФЗ об АО либо копирующие диспозитивные нормы закона, однако в неизменном виде, правда, в отсутствие указаний на иное. Та же картина наблюдается в учредительных договорах и во внутренних документах значительной части российских юридических лиц. Порой складывается впечатление, что нередко в российской практике, как во многих договорах, где совсем неуместны с точки зрения здравого смысла условия о форс-мажоре или о применимом материальном праве, например, если речь идет о простейшем договоре мены или дарения, такие условия тем не менее встречаются, причем многие юристы даже не могут объяснить их назначение, так и во многих корпоративных документах (от учредительных до внутренних документов) можно обнаружить множество такого, чего там исходя из здравого смысла либо не должно быть вообще (к примеру, зачем небольшому ООО условия о выпуске облигаций и раскрытии информации в связи с этим), либо того, что и так есть в законе, а потому не имеет смысла просто переписывать закон (к примеру, почти в любом уставе можно встретить положения о том, что конкретное ООО или АО является самостоятельным юридическим лицом, не отвечает по долгам его участников, имеет печати и штампы, счета в банке и вправе иметь в собственности такие-то виды имущества). -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное). ------------------------------------------------------------------ <60> См.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 242 (автор главы - М. И. Брагинский).

Исходя из изложенного, можно прийти к выводу, что в уставе (шире - в любом ином документе, предусмотренном законом и совершаемом в связи с деятельностью юридического лица) достаточно отразить лишь те сведения и положения, которые необходимы в силу требований императивных норм закона; также в нем могут (хотя вовсе не обязательно) содержаться сведения и положения, отражающие иное в сравнении с тем, что предусмотрено диспозитивными нормами закона либо не противоречит общим принципам общегражданского, корпоративного и ценно-бумажного законодательства и не входит в противоречие с императивными нормами закона. Соответственно, устав конкретного АО или ООО может быть сведен к тексту на полстраницы, если речь идет о юридическом лице, для которого не требуется какой-либо сложной структуры органов управления, а потому по общему правилу вовсе нет необходимости в уставах, содержащих десятки и даже сотни страниц: закон время от времени изменяется, а потому его можно посмотреть в актуальном виде в любое время, для этого не нужно его переписывать в уставах. Так, следуя буквальному содержанию п. 3 ст. 11 ФЗ об АО, устав конкретного АО мог бы выглядеть следующим образом: Устав АО "Типовое" (далее - Общество). Полное и сокращенное фирменные наименования Общества: Открытое/Закрытое акционерное общество "Типовое", ОАО/ЗАО "Типовое". Место нахождения Общества: город такой-то, адрес такой-то. Тип Общества: открытое/закрытое. Количество, номинальная стоимость, категории (обыкновенные, привилегированные) акций и типы привилегированных акций, размещаемых Обществом: 10 000 штук номинальной стоимостью 1 рубль (10 рублей для ОАО) каждая, все акции являются обыкновенными <61>. -------------------------------- <61> Про вид ценных бумаг и форму выпуска акций можно и не говорить, поскольку согласно абз. 5 ст. 2 и абз. 1 ст. 16 Федерального закона от 22 апреля 1996 г. N 39-ФЗ "О рынке ценных бумаг" все акции российских АО являются именными бездокументарными ценными бумагами, соответственно, указание об этом в уставе лишь повторяет императивную норму закона, а потому является излишним.

Права акционеров - владельцев акций каждой категории (типа) Общества: в соответствии со ст. 31 ФЗ об АО. Размер уставного капитала Общества: 10 000 рублей (100 000 рублей для ОАО). Структура и компетенция органов управления Общества и порядок принятия ими решений: органы Общества - общее собрание акционеров Общества и единоличный исполнительный орган Общества, избираемый сроком полномочий на пять лет, компетенция органов и порядок принятия ими решений - в соответствии с ФЗ об АО. Порядок подготовки и проведения общего собрания акционеров, в том числе перечень вопросов, решение по которым принимается органами управления Общества квалифицированным большинством голосов или единогласно: в соответствии с ФЗ об АО. Сведения о филиалах и представительствах Общества: отсутствуют. Иные положения, предусмотренные ФЗ об АО и иными федеральными законами: предельное количество объявленных акций - 50 000 обыкновенных объявленных акций, права по которым предусмотрены ФЗ об АО для владельцев обыкновенных акций; сделки по отчуждению недвижимого имущества Общества вне зависимости от стоимости такого имущества подлежат одобрению в порядке, предусмотренном ФЗ об АО для крупных сделок (п. 1 ст. 78 ФЗ об АО). Приведенный пример типового устава АО, содержащий всего 283 слова, из которых еще можно удалить с десяток-другой слов, отражающих инвариантность (ОАО/ЗАО) либо особые положения, связанные с включением иного в сравнении с тем, что есть законе, в общем позволяет описать довольно исчерпывающим образом структуру конкретного, причем вполне жизнеспособного АО, имея в виду, что все прочие моменты будут находить решение в позитивном праве - акционерном и ценно-бумажном законодательстве вкупе с его пониманием, складывающимся в судебно-арбитражной практике. Понятно, что такого типового устава может быть недостаточно для крупного АО, имеющего тысячи акционеров и разветвленную структуру органов управления и контроля, однако даже в таком случае достаточно модифицировать предложенный вариант за счет расширения блока "Структура и компетенция органов управления Общества и порядок принятия ими решений", а также дополнить последний блок рядом иных опций, отличных от предписаний ФЗ об АО, с тем чтобы на двух-трех страницах получить вполне работоспособный устав крупного АО. Указанный пример устава показывает не столько всю практическую бессмысленность переписывания текстов законов, но, что более важно в теоретическом плане, сближает правопонимание обычной сделки с тем, что наблюдается в сфере корпоративных отношений и что прежде для многих практикующих юристов представлялось областью, принципиально отличающейся от традиционного гражданского права. Кроме того, подобный сжатый вариант устава позволяет проявить и логику законодательства, допускающего наличие не одного, а множества документов, отражающих те или иные вопросы деятельности корпоративного образования. Публичность устава, а шире - всех учредительных документов юридического лица, их доступность для всех третьих лиц, обеспечиваемая средствами позитивного права, вызывает к жизни иные формы документов, в которых бы находили отражение те или иные условия содержания сделок (сделкоподобных юридических фактов), совершаемых в связи с деятельностью конкретного юридического лица. Типичный пример подобного подхода - стремительное развитие института акционерных соглашений, в которых не только предусматривается иное по значительному числу позиций, отличных от предписаний корпоративного законодательства, но также и фиксируются условия ответственности одного акционера перед другим, предусматриваются иные вопросы, сокрытые от посторонних, - все это не случайно требует обеспечения тайны такого рода соглашений, точнее, сохранения конфиденциальности их содержания, в противном случае они теряют свое значение для участников оборота. Та же логика, хотя и в меньшей мере, применима к внутренним документам юридического лица, а также к отдельным решениям коллегиальных управленческих органов корпорации. Соответственно, стремление так или иначе скрыть содержание сделок (сделкоподобных юридических фактов), совершаемых в связи с деятельностью корпоративного образования, вызывает к жизни появление целого набора документов, имеющих, если угодно, различный уровень доступа, в которых по закону может фиксироваться содержание подобных сделок. Более того, для сложных фактических составов вполне возможно возникновение ситуаций, когда один юридический факт оформляется общедоступным документом, а другой - документом, имеющим ограниченный доступ, что вполне возможно с юридической точки зрения, главное, чтобы сокрытие от некоторых лиц одного или нескольких фактов, входящих в сложный фактический состав, само по себе, т. е. в силу ограничения доступа к информации о нем для отдельных лиц или групп лиц, не нарушало прав участников корпоративного образования. Наконец, приведенный выше пример довольно краткого, но при этом вполне жизнеспособного устава задает вектор возможного реформирования системы законодательства о государственной регистрации юридических лиц и их учредительных документов. В ситуации, когда тот минимум, который требуется законодателем при регистрации устава и создании юридического лица, вполне умещается на стандартной странице формата А4, а учредители или участники стремятся сокрыть от третьих лиц ряд вопросов, имеющих отношение лишь к участникам, а потому не затрагивающих права и законные интересы таких других лиц, разумнее и правильнее с точки зрения построения понятной системы государственной регистрации юридических лиц было бы ввести в качестве документа, представляемого при регистрации, некий формуляр, который бы заполнялся уполномоченным учредителями лицом, созданный по образу приведенного примера устава, где бы фиксировался минимум сведений и положений, требуемых законодателем для идентификации и последующего функционирования юридического лица. Там же могли бы отражаться все те моменты, которые учредители или последующие участники урегулировали для себя не так, как это предусмотрено законом, конечно, если закон допускает подобного рода отступления от диспозитивно описанной модели поведения, - все это могло бы включаться в последний раздел проформы под названием "Прочие сведения". При подобном подходе чрезвычайно просто возродить и правовую экспертизу при государственной регистрации юридических лиц, о чем в последние годы не раз говорилось в различных вариациях: все, что придется проверять работникам регистрирующего органа, - это наличие в каждой строке проформы конкретных сведений, а в разделах, указывающих на прочие сведения, - соответствие описанных в них конструкций тому, что допускает закон на каждый конкретный случай (есть ли в принципе диспозитивная норма по конкретному вопросу и допускает ли она такого рода отступления). Соответственно, за рамками указанного формуляра учредительные документы, как, впрочем, и иные документы, принимаемые в связи с делами отдельно взятого юридического лица, - это документы, имеющие значение лишь для участников корпоративных отношений, причем документы, по общему правилу не нуждающиеся в какой-либо регистрации и в чьем-либо одобрении. Здесь же отпадет и необходимость в том, чтобы работники регистрирующих органов, нередко не обладающие необходимыми знаниями и навыками, а зачастую и профильным образованием, занимались чтением и вниканием в многостраничные уставы, отражающие специфику конкретного бизнес-проекта. Иными словами, предложенная модель государственной регистрации - это государственная регистрация сделки, нашедшей отражение в таком формуляре, которой будет предшествовать правовая экспертиза сделки на предмет ее соответствия формальным требованиям, предъявляемым к подобного рода сделке. Однако предложения по совершенствованию корпоративного законодательства, тем более настолько радикальные, как можно понять, если соотнести их с тем, что сейчас наблюдается в законодательстве о государственной регистрации юридических лиц и собственно в гражданском законодательстве в части, относящейся к учредительным документам юридических лиц, - это все же дело будущего, причем, возможно, довольно отдаленного. Между тем предложенное понимание юридических фактов в корпоративно-правовой сфере и документов, их отражающих, может оказаться полезным и для решения текущих практических проблем, а также возможного усовершенствования судебной практики по вопросу о признании недействительными учредительных документов юридических лиц. Если устав, а равно любой иной учредительный документ <62> (шире - любой из числа указанных выше документов, отражающих содержание юридических фактов корпоративного права), есть лишь форма сделки (сделкоподобного юридического факта), то при наличии у конкретного лица интереса в том, чтобы добиться признания недействительным, к примеру, того же устава - полностью или в части <63>, - соответствующее требование указанного лица должно квалифицироваться как требование о признании недействительной сделки, оформленной таким-то документом. При этом новая редакция устава, утвержденная решением общего собрания участников (акционеров), или измененная часть устава должны оспариваться вместе с соответствующим решением, на основании которого были внесены соответствующие изменения, поскольку в таком случае содержание сделки находит отражение в двух документах: в протоколе собрания фиксируется лишь факт совершения сделки, а в уставе - содержание такой сделки <64>. -------------------------------- <62> Применительно к учредительному договору ООО, хозяйственного товарищества или договору о создании АО каких-либо споров на сей счет не возникает: суды признают их недействительными со ссылками на общие правила о сделках (ст. 153 ГК РФ) и основаниях их недействительности по мотиву противоречия требованиям закона (ст. 168 ГК РФ). См., напр.: Постановление Президиума ВАС РФ от 23 августа 2005 г. N 3668/05; Постановления ФАС Московского округа от 27 декабря 2007 г. N КГ-А40/11803-07, от 28 августа 2003 г. N КГ-А40/5912-03; ФАС Поволжского округа от 4 марта 2008 г. N А57-28150/05-19-21; ФАС Северо-Западного округа от 24 июня 2003 г. N А56-19094/02, от 8 июля 2002 г. N А13-1125/02-12; ФАС Северо-Кавказского округа от 12 января 2004 г. N Ф08-5290/2003, от 27 февраля 2003 г. N Ф08-405/2003; ФАС Восточно-Сибирского округа от 15 декабря 2004 г. N А33-2074/04-С1-Ф02-5188/04-С2 (здесь и далее практика приводится по СПС "КонсультантПлюс"). <63> Примеры признания устава в части со ссылкой на ст. 168 ГК РФ уже встречаются в новейшей судебно-арбитражной практике (см. Постановление ФАС Московского округа от 27 декабря 2007 г. N КГ-А40/11803-07), однако у того же суда по другому делу, рассмотренному двумя годами ранее, встречается и прямо противоположная позиция (см.: Постановление ФАС Московского округа от 17 января 2005 г. N КГ-А40/12689-04 (суд первой инстанции правильно определил соотношение уставных документов и сделки по признакам, характеризующим эти два различных юридических понятия)). В более ранней практике Президиума ВАС РФ можно обнаружить подобный подход даже применительно ко всему уставу целиком. См.: Постановления Президиума ВАС РФ от 20 августа 2002 г. N 1744/02, от 29 октября 2002 г. N 5483/98. <64> Складывающаяся судебно-арбитражная практика исходит из необходимости совместного рассмотрения подобных требований, поскольку, как полагают суды, такие требования неразрывно связаны между собой (ср. Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 22 мая 2008 г. N Ф04-3110/2008(5264-А03-11) и Определение ВАС РФ от 4 августа 2008 г. N 9952/08; Постановления ФАС Московского округа от 13 февраля 2006 г. N КГ-А40/13323-05; ФАС Северо-Западного округа от 4 августа 2003 г. N А56-30261/02). Аналогичная позиция складывается и по вопросам, находящим одновременное отражение в уставе и договоре о создании АО (см.: Постановление Президиума ВАС РФ от 28 мая 2002 г. N 10697/01) либо в уставе и учредительном договоре ООО (см.: Постановления ФАС Уральского округа от 8 мая 2007 г. N Ф09-2839/07-С4; Дальневосточного округа от 29 мая 2007 г. N Ф03-А24/07-1/1567).

Соответственно, требование о признании недействительным устава как сделки, точнее, как сделки, содержание которой отражено в уставе, в принципе имеет право на существование; другой вопрос, что в складывающейся судебно-арбитражной практике подобные требования по общему правилу <65> не квалифицируются как иски о признании сделок недействительными, однако подходы, применяемые судами в таком случае, ничем принципиально не отличаются от рассмотрения дел по признанию недействительными сделок на основании ст. 168 ГК РФ <66>. Кроме того, тут же проявляется вопрос политико-правового свойства: следует ли допускать такие требования, желательны ли они с точки зрения оборота и его стабильности, тем более следует ли их удовлетворять <67>, особенно при наличии формальных нарушений закона, которые, возможно, не идут ни в какое сравнение с теми негативными последствиями, которые наступают от удовлетворения подобных требований? -------------------------------- <65> Исключения из указанного общего правила встречаются в заявляемых исках, когда истцы ставят вопрос именно о признании недействительными сделок, оформленных, например, новой редакцией устава, однако суды корректируют подобную позицию. См.: Постановления ФАС Северо-Западного округа от 4 августа 2003 г. N А56-30261/02; ФАС Московского округа от 29 мая 2006 г. N КГ-А40/8214-05. <66> Ср. Постановления Президиума ВАС РФ от 29 октября 2002 г. N 5483/98, от 30 июля 2002 г. N 1093/02; Постановления ФАС Московского округа от 14 июня 2006 г. N КГ-А41/3936-06; ФАС Поволжского округа от 10 февраля 2004 г. N А06-1720-18/2003, от 4 марта 2008 г. N А57-28150/05-19-21; ФАС Волго-Вятского округа от 5 мая 2006 г. N А43-25365/2005-1-759; ФАС Северо-Западного округа от 19 июня 2007 г. N А66-1359/2006. <67> На это же обращает внимание Е. А. Суханов, пишущий о том, что "представляется возможным выделение наряду с традиционными сделками имущественного характера особой категории корпоративных сделок, имеющих организационно-имущественную природу. При этом вопрос о том, какие общие нормы гражданского права о сделках (в том числе о недействительности) и в каком порядке (непосредственно или только субсидиарно) подлежат применению к корпоративным сделкам, нуждается в специальном освещении..." (Суханов Е. А. О видах сделок в германском и в российском гражданском праве // Вестник гражданского права. 2006. N 2. Т. 6. С. 26).

Принимая во внимание, что устав есть формальное отражение сделки - в первоначальном виде или впоследствии модифицированной через изменения устава - учредителей, признание устава недействительным полностью с формально-юридической точки зрения тождественно признанию указанной сделки недействительной в целом. Хорошо, если устав, а соответственно, и сделка, лежащая в его основании, исходя из обстоятельств конкретного дела могут быть аннулированы лишь в части как особый случай недействительности части сделки (ст. 180 ГК РФ) <68>, например, когда речь идет о незаконном внесении имущества в оплату доли в уставном капитале одним из учредителей, либо устав и соответствующая ему сделка хотя и признаются недействительными, но допущенные при создании юридического лица нарушения могут быть устранены: например, при еще не истекшем сроке на оплату уставного капитала все учредители вновь внесут вклады в оплату уставного капитала. Напротив, если допущенные при учреждении юридического лица нарушения, нашедшие отражение в уставе <69>, неустранимы в принципе, а устав признается недействительным целиком, при этом исходя из тех требований, которые предъявляются к уставу юридического лица конкретной организационно-правовой формы, в нем не остается незатронутыми недействительностью ни одна группа сведений или положений - в подобной ситуации возникает опасность того, что и все юридическое лицо подлежит ликвидации, поскольку в основании его создания лежит грубое и неустранимое нарушение законодательства, которое в силу абз. 3 п. 2 ст. 61 ГК РФ предполагает принудительную ликвидацию подобного юридического лица на основании решения суда; при этом в силу п. 3 ст. 61 ГК РФ требование о такой ликвидации юридического лица может быть предъявлено в суд государственным органом или органом местного самоуправления, которому право на предъявление такого требования предоставлено законом. Это в общем логично с позиции предложенного выше понимания существа юридических фактов: если недействительно основание (аннулирован юридический факт и на место него не может быть поставлен заменитель), то сложно ожидать в таком случае нормальных с формально-юридической точки зрения правоотношений, возникающих из подобного основания. -------------------------------- <68> См.: Постановление ФАС МО от 21 июля 2003 г. N КГ-А41/4715-03 (в соответствии со ст. 180 ГК РФ недействительность части сделки не влечет недействительности прочих ее частей, если можно предположить, что сделка была бы совершена и без включения недействительности ее части. Суд правомерно отказал истцу в удовлетворении исковых требований о признании недействительными (ничтожными) заявки, протокола, устава ОАО в части оплаты истцом приобретенных акций ОАО как не доказанных и применении последствий недействительности сделок, поскольку это требование противоречит положениям ст. 180 ГК РФ). <69> Здесь открывается еще один важный практический момент соотнесения того, что находит отражение в уставе, а что нет. К примеру, если действия учредителей по оплате уставного капитала не включать в содержание сделки учредителей, отражаемой в этой части в уставе, а исходить из того, что такая сделка оформляется договором о создании АО, то устав вообще может в таком случае не затрагиваться недействительностью. Устав в таком случае может быть признан недействительным лишь в части, относящейся к размеру оплаченного при учреждении уставного капитала, но и то лишь при условии, что к моменту рассмотрения спора в суде исчерпаны все возможности для восполнения размера уставного капитала в связи с указанным требованием. Подобные подходы можно встретить в судебно-арбитражной практике. См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 28 мая 2002 г. N 10697/01; Постановления ФАС Московского округа от 28 августа 2003 г. N КГ-А40/5912-03; ФАС Поволжского округа от 4 марта 2008 г. N А57-28150/05-19-21; ФАС Северо-Кавказского округа от 12 января 2004 г. N Ф08-5290/2003.

Однако признание недействительной сделки, совершенной учредителями и нашедшей отражение в уставе, ставит, мягко говоря, под сомнение создание юридического лица, причем на неопределенный срок. При этом если даже для сделок или иных юридических фактов, опосредующих возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей в рамках общегражданского законодательства, подобное положение крайне опасно, в связи с чем законодательно ограничиваются возможности аннулирования таких юридических фактов, то для юридических фактов, связанных с созданием юридических лиц, являющихся субъектами права, подобное положение в принципе недопустимо. При аннулировании сделки или иного юридического факта, опосредующего передачу прав на вещь или перемещение иной имущественной ценности, в большей или меньшей степени утрачивается устойчивость оборота, однако происходит это в связи с оспариванием перехода прав на тот или иной объект гражданских прав. В целях стабилизации оборота законодательство предусматривает набор механизмов, в их числе сроки исковой давности, которые призваны стабилизировать оборот. Между тем когда под вопрос ставится судьба не отдельного объекта (гражданских) прав, точнее, прав на такой объект, а субъекта права, возможные негативные последствия от аннулирования факта возникновения субъекта права не идут ни в какое сравнение с последствиями аннулирования одной сделки. Ни о какой стабильности оборота здесь говорить не приходится, поскольку принудительное устранение субъекта права как созданного с грубым нарушением закона рано или поздно, но повлечет за собой цепную реакцию аннулирования или хотя бы оспаривания всего того, что подобный субъект совершил за время своего существования. Если попытаться взвесить на гипотетических весах политико-правового выбора возможные негативные последствия, наступающие для оборота в связи с восстановлением на отдельном участке правовой действительности формальной законности, что становится возможным через аннулирование сделки, лежащей в основании создания юридического лица, с одной стороны, с той самой законностью, ради которой все это делается, а тем более с некой конвенциональной справедливостью, с другой стороны, то обнаружится, что абсолютное большинство развитых корпоративных правопорядков рано или поздно приходят к осознанию простой мысли: юридическое лицо, будучи именно субъектом права, т. е. лицом, которое своими действиями приобретает, изменяет или прекращает права и обязанности, даже если оно создано с теми или иными нарушениями, по возможности должно продолжить свое существование, даже если соответствующие нарушения не могут быть устранены впоследствии. Иными словами, субъекту права, даже некорректно с юридической точки зрения созданному, лучше позволить продолжить свое существование, чем устранить подобного субъекта из оборота. Таким образом, ликвидация юридического лица, особенно по мотивам формального нарушения правовых предписаний на этапе его создания, должна допускаться как исключительная, крайняя мера, когда исчерпаны или в принципе невозможны иные правовые механизмы исправления допущенных нарушений. В противном случае восстановление законности влечет последствия, гибельно отражающиеся как на всем обороте, так и на правах и законных интересах не только контрагентов юридического лица, но, возможно, также и неограниченного круга лиц. Подобного рода рассуждения выводят на два существенных политико-правовых вывода: во-первых, при том что иск о признании устава недействительным концептуально следует признать в качестве иска о признании сделки недействительной, причем подобный иск в принципе имеет право на существование, реально допускать подобные иски следует в исключительных случаях; в противном случае любое юридическое лицо - субъект права подвергается опасности быть устраненным из оборота, при том что последствия подобного решения для оборота будут губительны; во-вторых, в позитивном праве и в судебно-арбитражной практике необходимо создавать специальные правила недействительности сделок, отражающие указанную корпоративно-правовую специфику (исключительность условий, при которых подобный иск может быть удовлетворен, ограничение круга субъектов, имеющих право на заявление такого иска, пресекательные сроки на заявление таких требований, наконец, механизмы исцеления ранее допущенных нарушений и крайне дифференцированный подход к признанию сделки (и устава) недействительной в целом, напротив, всемерное развитие практики аннулирования сделки (устава) только в части). Кстати сказать, подобный подход уже в общем виде реализован в законодательстве и судебно-арбитражной практике, правда, не применительно к уставам или учредительным документам юридического лица, а к другой группе юридических фактов в корпоративно-правовой сфере: речь идет о решениях общих собраний акционеров/участников хозяйственных обществ и соответствующих исков о признании их недействительными. Несмотря на то что указанные решения в судебно-арбитражной практике, как верно отмечается в литературе <70>, по общему правилу не квалифицируются в качестве гражданско-правовых сделок, в том числе сделок многосторонних, тем не менее подходы, которые используют суды при рассмотрении тех или иных частных вопросов недействительности корпоративных актов, не то что принципиально ничем не отличаются от правовых конструкций, почерпнутых из института недействительности сделок, но, напротив, из раза в раз лишь синхронизируются с тем, что можно обнаружить в доктрине гражданского права и судебной практике по части недействительности сделок <71>. -------------------------------- <70> Практика применения Гражданского кодекса РФ, части первой. М., 2008. С. 236 - 237 (автор главы - А. Б. Бабаев). <71> См.: Степанов Д. И. Ничтожность решений общих собраний акционеров // Корпоративный юрист. 2005. N 1. С. 28 - 31. Ссылки на многочисленные публикации, указывающие именно на подобное понимание складывающегося положения, приводит А. А. Маковская. См.: Маковская А. А. Указ. соч. С. 8 - 9.

Как это ни парадоксально, но суды без каких-либо позитивных ссылок на нормы, посвященные недействительности сделок, фактически пришли к положению, при котором нормы, посвященные недействительности решений общих собраний акционеров/участников (п. 7 ст. 49, п. 5 ст. 68 ФЗ об АО; ст. 43 ФЗ об ООО), реально применяются как специальные правила по отношению к общим нормам об основаниях недействительности сделок (ст. 166, п. 1 ст. 167 ГК РФ), главным образом сделок, противоречащих требованиям закона (ст. 168 ГК РФ), а также о последствиях их недействительности (п. 2, 3 ст. 167 ГК РФ, а также ст. 168 ГК РФ в части иных последствий при ничтожности, если они предусмотрены законом). Видимо, именно этот подход и стоит взять на вооружение законодателю и высшим судам при дальнейшем развитии правовых конструкций, посвященных недействительности учредительных документов, а также всех прочих документов, принимаемых в связи с деятельностью юридического лица. Правда, до тех пор, пока специальные правила о недействительности уставов и прочих документов, оформляющих содержание сделок и корпоративно-правовых юридических фактов, не появились в законодательстве, участникам оборота придется довольствоваться общими нормами, которые в таком случае следует применять крайне редко и при допущении искусственно создаваемых практикой множества иных ограничений, фактически сводящих шансы на удовлетворение таких исков к минимуму.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение природы юридических фактов, встречаемых в корпоративно-правовой сфере, итоги которого были представлены выше, показывает, что подобные юридические факты имеют намного больше общего со сделками и общим учением о сделке, чем с некой корпоративно-правовой спецификой, которой на поверку в общем и не обнаруживается. Напротив, детальное изучение юридических фактов, о которых любят рассуждать специалисты в области корпоративного права как о неких уникальных правовых сущностях, показывает, что и общее учение о сделке может быть дополнено новыми, отчасти неизвестными до того правовыми построениями, которые, однако, не меняют существа общего учения о сделке. Юридические факты корпоративного права следует признать сделками, причем по общему правилу сделками многосторонними. Однако до тех пор, пока позитивное гражданское право России не откажется от принципа единогласия как конституирующего признака понятия многосторонней сделки, в целях примирения предложенного общего понимания юридических фактов корпоративного права как многосторонних сделок, когда соответствующий юридический факт совершается не всеми, а некоторой частью субъектов ранее возникшего корпоративного отношения, и буквального содержания позитивного права указанные юридические факты можно квалифицировать как сделкоподобные юридические факты, сущностно различающиеся со сделками только в одном моменте - не единогласном характере принятия решения, являющегося волеизъявлением волящих субъектов. Устав, как, впрочем, и все другие документы, принимаемые в связи с деятельностью юридического лица - корпоративного образования, в таком случае есть форма, отражающая и закрепляющая содержание (условия) отдельной сделки. При этом к уставу, как и к иным документам, в принципе могли бы применяться общие нормы о сделках, однако исходя из текущего момента развития корпоративного законодательства, а тем более возможных перспектив его дальнейшего совершенствования следует отходить от применения таких общих норм, замещая их специальными правилами, отражающими специфику корпорации как субъекта права. В свете изложенного с точки зрения политико-правовой составляющей можно лишь приветствовать уравнивание на уровне концептуального понимания корпоративных актов и сделок, однако подобное уравнивание в практике и законодательной политике тут же нужно компенсировать еще более дифференцированным развитием норм, посвященных основаниям и последствиям недействительности подобных сделок, встречающихся в корпоративно-правовой сфере. Иными словами, следует уходить от формально-юридической сделочности корпоративных актов, но всемерно развивать общую доктринальную конструкцию сделки, в том числе многосторонней сделки как самого распространенного юридического факта, порождающего корпоративные правоотношения.

------------------------------------------------------------------

Название документа