Судебно-психиатрическая экспертиза в период становления Советского государства

СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА В ПЕРИОД СТАНОВЛЕНИЯ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА <*>

В. Э. ШУНК

Шунк Виктория Эдуардовна, старший преподаватель кафедры криминалистики Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук.

Речь в статье идет о правовой регламентации производства судебно-психиатрической экспертизы в период становления Советского государства, об основных положительных и неудачных законодательных инициативах рассматриваемого периода.

Ключевые слова: вменяемость, невменяемость, психическое расстройство, советское законодательство, становление Советского государства, судебно-психиатрическая экспертиза, уголовное право, уголовно-процессуальное право.

The article deals with the legal regulation of conduct of judicial-psychiatry expertise during the period of formation of the Soviet State; considers the basic positive and negative legislative initiatives of the said period.

Key words: sanity, insanity, mental disturbance, soviet legislation, formation of the Soviet State, judicial-psychiatry expertise, criminal law, criminal procedure law.

Советское законодательство о лицах, страдающих психическими расстройствами, исследуемого периода преследовало двоякую цель: 1) защиту личных и материальных интересов больного; 2) защиту общества от больного <1>. Нас интересует последний аспект в силу специфики темы работы. -------------------------------- <1> Бруханский Н. П. Судебная психиатрия / Предисл. проф. П. Б. Ганнушкина. М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1928.

Первый нормативный правовой акт, касавшийся психиатрической экспертизы, был создан в Стране Советов 8 мая 1919 г. В нем говорилось о том, что "на основании заключения врачей-экспертов подозреваемые в расстройстве умственных способностей помещаются, в случае необходимости, в специальные лечебные заведения" <2>. Следует отметить, что это был действительно серьезный шаг в направлении гуманизации законодательства о душевнобольных и защиты прав последних. Так как на момент издания Наркомздравом и Наркомюстом 8 мая 1919 г. Положения "О психиатрической экспертизе" положение душевнобольных, совершивших преступление, сводилось к содержанию в одиночных камерах тюремных больниц. Доступ к ним для медицинского персонала был возможен только с разрешения охраны. Заключение о психическом состоянии этих больных давал невропатолог, который даже не состоял в штате больницы, а обслуживающий персонал состоял в основном из заключенных. -------------------------------- <2> Постановление Наркомздрава и Наркомюста от 8 мая 1919 г. "Об утверждении Положения о психиатрической экспертизе" // СПС "Гарант".

В том же году для надзора и обнаружения душевнобольных в местах заключения Мосздравотдел ввел врачей-психиатров мест заключения (при медицинской инспекции мест заключения). Эти психиатры вели в местах заключения амбулаторный прием, осматривали на месте подозрительных по психическим расстройствам заключенных, отбирали тех из них, которые обнаруживали признаки психической болезни, и направляли их в специально организованное для этой цели в 1919 г. психиатрическое отделение при Московской губернской тюремной больнице. Это положение было регламентировано в специально изданной в 1921 г. Инструкции НКЗ, НКЮ, НКВД и ВЧК "О психиатрическом надзоре в местах заключения" <3>. -------------------------------- <3> Инструкция НКЮ, НКЗ, НКВД и ВЧК от 21 июля 1921 г. "Об организации психиатрического надзора в местах лишения свободы" // СПС "Гарант".

Одновременно в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. (далее - Руководящие начала) впервые дается в советском уголовном праве развернутая формулировка невменяемости, которая с некоторыми изменениями и добавлениями легла в основу всего последующего отечественного законодательства по вопросу о невменяемости <4>. -------------------------------- <4> Руководящие начала по уголовному праву РСФСР от 12 декабря 1919 г. // СПС "Гарант".

Основное отличие определения понятия невменяемости в Руководящих началах от определения этого понятия в Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик редакции 1924 г. (далее - Основные начала) и от последующего уголовного законодательства заключалось в том, что невменяемое лицо, совершившее общественно опасное деяние, не подлежит наказанию и уголовному преследованию. Применение лечебных мер и мер предосторожности мыслилось в порядке медико-административном. Последующие советские уголовные кодексы, как известно, предусматривали, в противоположность этому, возможность применения медицинских мер социальной защиты как в медико-административном, так и в судебном порядке. Далее Руководящие начала, говоря о невменяемости, точно не указывали на хроническую душевную болезнь и временное расстройство душевной деятельности, как это делали Основные начала и последующие уголовные кодексы, а просто указывали на "состояние душевной болезни" и "вообще в таком состоянии, когда лицо не отдавало себе отчета в своих действиях". В Руководящих началах ничего не говорится о расстройствах воли, т. е. о состояниях, когда при наличии расстройства психики обвиняемый не мог руководить своими действиями. Наконец, Руководящие начала обходили вопрос о значении опьянения как обстоятельства, влияющего на уголовную ответственность. Бесспорно, что учение о невменяемости, которое начало зарождаться еще в имперском законодательстве, получило свое развитие в советском уголовном праве в ст. 14 Руководящих начал, но все же медицинский и юридический критерии невменяемости не были четко сформулированы. Указывалось на исключение уголовной ответственности при душевных заболеваниях, но эти указания были настолько общими, что истолковывались таким образом, что любое психическое расстройство исключало вменяемость, независимо от характера и степени заболевания. Следует помнить, что в психиатрии в то время недостаточно четко проводилась граница между психическим расстройством (душевной болезнью. - В. Ш.), психопатией (пограничным состоянием. - В. Ш.) и нормальным состоянием психики. Поэтому все больные с так называемыми пограничными состояниями - психопаты, травматики, наркоманы и т. п. признавались невменяемыми или "уменьшенно вменяемыми" (из практики Института им. Сербского. - В. Ш.) <5>. Причем интересно, что понятие "уменьшенной вменяемости" не нашло своего отражения в советском законодательстве описываемого периода. -------------------------------- <5> Фейнберг Ц. М. Судебная психиатрия в СССР за 25 лет. М., 1944. С. 5.

Кроме того, даже лица, не страдающие расстройствами психики, могли, по смыслу ст. 14 Руководящих начал, подпадать под понятие невменяемости благодаря нечеткой формулировке юридического критерия, который толковали таким образом, что он относился не только к лицам, страдающим психическими расстройствами, которые не в состоянии были отдавать отчет своим действиям, но и к любому лицу, действовавшему в таком состоянии, что не могло отдавать себе отчета в своих действиях, т. е. к случаям простого опьянения, к состоянию сильного душевного волнения, не достигшего степени патологического и т. п. В УК РСФСР 1922 г. критерии вменяемости даны в несколько более развернутом виде, но все еще допускающем чрезвычайно широкое толкование. Статья 17 вышеуказанного Уголовного кодекса гласила: "Наказанию не подлежат лица, совершившие преступление в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности, или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не могли давать себе отчета в своих действиях, а равно и те, кто, хотя и действовал в состоянии душевного равновесия, но к моменту вынесения или приведения приговора в исполнение страдает душевной болезнью. К таковым лицам могут применяться лишь меры социальной защиты, указанные в ст. 46 УК (т. е. меры медицинского характера. - В. Ш.). Действие настоящей статьи не распространяется на лиц, которые привели себя в состояние алкогольного опьянения для совершения преступления" <6>. -------------------------------- <6> УК РСФСР от 26 мая 1922 г. // СПС "Гарант".

Мы видим, что в ст. 17 Уголовного кодекса редакции 1922 г. введено понятие "состояние хронической душевной болезни". Такого рода формулировка, как отмечал Н. П. Бруханский, особых практических неудобств не вызывала, однако слово "хроническое" не только не несло никакой ценности для врачей-психиатров, на которых оно как раз было рассчитано, но, наоборот, совершенно "запутывало психиатрический смысл этой части статьи". А главное, формулировка указанной статьи не в полной мере удовлетворяла условиям современного развития психиатрического знания указанного периода <7>. Опять же здесь было возможно отнесение к невменяемым таких лиц, которые, не будучи психически больными, были в момент совершения преступления в таком состоянии, что не могли отдавать себе отчета в своих действиях, т. е. юридический и медицинский критерии являлись двумя раздельными частями; причем юридический критерий включал в себя только интеллектуальный аспект, а волевой здесь не упоминался. Исключение данный Уголовный кодекс делал только для тех, кто приводил себя в состояние алкогольного опьянения для совершения преступления - они признавались вменяемыми, те же, кто совершал преступление в состоянии алкогольного опьянения, но не приводил себя в это состояние специально для совершения преступления, не подлежали уголовной ответственности. -------------------------------- <7> Бруханский Н. П. Указ. соч. С. 376.

В итоге критерии вменяемости толковались настолько широко, что и после издания УК 1922 г. чрезвычайно большой процент лиц признавались невменяемыми. Следует отметить, что наличие неточной формулировки, расплывчатости в понятии невменяемости в значительной степени было связано с несогласованностью в номенклатуре психических болезней, существовавшей в то время <8>. -------------------------------- <8> Фейнберг Ц. М. Указ. соч. С. 7.

Интересно отметить, что отсутствовавшие в указанном Уголовном кодексе понятия вменяемости и невменяемости были в наличии в Уголовно-процессуальном кодексе редакции 1923 г. Возникает резонный вопрос: каким образом был предусмотрен процесс того, что не было определено материальным правом? Кроме того, исходя из содержания статей Уголовных кодексов редакции 1922 и 1926 гг., законодатель не закладывал в понятие преступления такого элемента, как вина. То есть для советского судопроизводства, стоявшего на страже пролетарского государства, было совершенно неинтересно установление факта свободного или нарушенного со стороны преступника волеизъявления, возможно или нет вменить ему в вину деяние. Советский суд признавал лишь один незыблемый принцип - принцип государственной целесообразности. Поэтому логично, что роль психиатра в суде сводилась к тому, чтобы, с одной стороны, выяснить личность преступника и внутреннюю мотивацию, психическую механику преступления и, с другой стороны, помочь суду разобраться в том, что для государства целесообразнее и полезнее - направить данное лицо в тюрьму, в ссылку (высылку) как здоровое и наказуемое или в специальное учреждение для принудительного лечения как опасное для общества лицо, страдающее расстройством психики, или же, наконец, как лицо ненаказуемое передать в ведение органов здравоохранения. Другими словами, советский уголовный процесс должен был наравне с недееспособностью гражданского процесса вместо невменяемости определить ненаказуемость, иными словами, определить неприменимость мер социальной защиты судебно-исправительного характера. Отдельно изданный Циркуляр НКЗ и НКЮ от 17 июня 1927 г. "О порядке применения ст. ст. 24 и 26 Уголовного кодекса" устанавливал возможность применения мер медицинского либо медико-педагогического характера в отношении лиц, совершивших преступление и страдающих психическими расстройствами, только на основании заключения соответствующей медицинской экспертизы, проведенной в соответствии со ст. ст. 196 - 201, 162 - 174, 300 УПК РСФСР. В такой плоскости была возможна психиатрическая экспертиза, в задачу которой включались "ограждение интересов душевнобольного... и защита интересов общества от социально опасных действий его" <9> в равной степени. -------------------------------- <9> Бруханский Н. П. Указ. соч. С. 358.

Цель и порядок вызова экспертов предусматривали ст. ст. 63 - 65 Уголовно-процессуального кодекса. Вызов эксперта был обязателен, кроме всего прочего, для определения психического состояния обвиняемого. Порядок вызова и проведения экспертизы определяла Инструкция, издававшаяся Комиссариатом юстиции по соглашению с Народным комиссариатом здравоохранения <10>. Лицо, вызываемое в качестве эксперта, было обязано явиться для участия в соответствующих следственных действиях и давать заключение, в противном, необоснованном, случае применялись меры процессуального воздействия. Убытки, в случае участия эксперта, могли быть ему возмещены. -------------------------------- <10> Постановление Наркомздрава и Наркомюста от 24 октября 1924 г. "Об утверждении Инструкции о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР" // СПС "Гарант".

Число экспертов и допрос их в предварительном следствии предусматривали ст. ст. 62, 169 - 174 Уголовно-процессуального кодекса в редакции 1923 г. (далее - УПК). Среди прочего, эксперт имел право знакомиться с материалами дела, необходимыми для дачи заключения, если таковых недостаточно, эксперт составлял об этом акт. В случае участия нескольких экспертов (число которых определял следователь) выводы излагались одним экспертом, если мнения совпадали, или несколькими в противном случае. А в случае признания следователем экспертизы недостаточно ясной или неполной, следователь был вправе по собственной инициативе или по ходатайству обвиняемого назначать новую экспертизу с участием новых экспертов <11>. -------------------------------- <11> Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 15 февраля 1923 г. // СПС "Гарант".

Определение психического состояния обвиняемого трактовалось в статьях шестнадцатой главы УПК. Так, в ст. 196 говорилось, что при наличии в деле указаний на расстройство психики у обвиняемого во время или после преступления следователь обязан собрать сведения, необходимые для суждения о психическом состоянии обвиняемого, путем освидетельствования обвиняемого врачом-экспертом, а также путем опроса обвиняемого, его близких и других лиц <12>. -------------------------------- <12> Там же.

В этом отношении ценно Постановление Народного комиссариата юстиции о производстве психиатрической экспертизы. Оно гласит следующее: "В случаях, обозначенных в статье 196 У. П.К., следователь обязан собрать сведения, необходимые для суждения о психическом состоянии обвиняемого, путем освидетельствования обвиняемого врачом-экспертом, а также путем опроса обвиняемого, его близких и других лиц" <13>. Данное требование законодателя по своей ясности не вызывает сомнений, вместе с тем не указывает, какие именно вопросы должны быть выяснены следственными органами. Таким образом, судебные работники, мало знакомые с психиатрией, имея необходимость выяснить целый ряд моментов, безусловно, важных для правильной постановки экспертизы, лишены были, в отдельных случаях, возможности это выполнить из-за отсутствия плана, по которому им надлежало собирать сведения. -------------------------------- <13> Постановление Наркомздрава и Наркомюста от 24 октября 1924 г. "Об утверждении Инструкции о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР" // СПС "Гарант".

В этой связи Народный комиссариат юстиции предложил принять к руководству перечень из девяти определенных вопросов, предложенный Наркомздравом, разъяснение которых требовалось при наличии в уголовном деле указаний на расстройство психики обвиняемого <14>. -------------------------------- <14> Там же.

И даже в данном случае совершенно не представляется, каким образом и на каком уровне следователь мог судить о психическом состоянии обвиняемого. С одной стороны, налицо слишком расширенные полномочия следствия, с другой - отсутствие личных гарантий прав обвиняемых по указанному аспекту в рамках предварительного следствия. Далее, ст. 197 УПК следователю предписывалось, в случае установления невменяемого состояния обвиняемого в момент совершения преступления и после него, направлять прекращенное или приостановленное дело в суд. Следует заострить внимание на ст. 198 УПК, которая входила в явное противоречие со ст. 174 УПК, так как в первой определялась возможность назначения повторной судебно-психиатрической экспертизы в случае, если только "следователь не согласится с заключением эксперта"; о согласии обвиняемого, как это указано было в ст. 174, речи вообще не идет, что, очевидно, также отражалось на гарантиях прав последних не лучшим образом. Кроме того, исходя из указанной редакции ст. 198 УПК заключение эксперта могло быть подвергнуто оценке по существу (в отличие от ст. 174 УПК) следователем, т. е. несведущим лицом в данной области знаний. Нетрудно догадаться, какие далеко идущие последствия могла иметь данная норма для подозреваемого в совершении преступления. Последние три статьи указанной главы регламентируют соответственно ст. 199 УПК - "Суд в распорядительном заседании", ст. ст. 200 и 201 УПК - просто "Суд". Однако, учитывая, что последние две статьи помещены не в главу "О судебном заседании", то ясно, что права, даваемые ст. ст. 200 и 201 УПК, присвоены не только судебному, но и распорядительному заседанию. В указанных статьях регламентируется процессуальный порядок о помещении обвиняемого для наблюдения в соответствующее лечебное заведение в случае недостаточных сведений для суждения о психическом состоянии лица; о прекращении дела производством в случае, если обвиняемый в момент совершения преступления находился в невменяемом состоянии; о приостановлении и о прекращении дела в случае, если обвиняемый на момент судебного рассмотрения дела находится в состоянии болезненного расстройства душевной деятельности <15>. -------------------------------- <15> Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 15 февраля 1923 г. // СПС "Гарант".

Таким образом, в силу указанных норм, а также в связи с тем, что для нужд шестнадцатой главы не предусмотрен был особый порядок распорядительного заседания, суд выносил свои решения на основании одного лишь письменного материала, собранного предварительным следствием, без присутствия обвиняемого и эксперта. Возможно, мысль законодателя была таковой, чтобы не загромождать судебные заседания бесспорными случаями, решать таковые в упрощенном распорядительном порядке. Однако уголовно-процессуальный закон ставил перед распорядительным заседанием такую сложнейшую задачу, как определение "болезненного расстройства душевной деятельности" <16> всего лишь на основании письменных материалов. Насколько корректно в таких условиях возможно было решить такую сложную проблему, не общаясь ни с обвиняемым, ни с экспертом, не говоря уже и об отсутствии прокурора и защитника, остается только догадываться. Безусловным остается тот факт, что права обвиняемого, таким образом, подвергались серьезному нарушению. -------------------------------- <16> Там же.

Порядок производства экспертизы в судебном заседании предусматривали ст. ст. 298 и 300 УПК, в силу которых для суда заключение эксперта носило необязательный характер, однако несогласие с ним должно было мотивированно излагаться в приговоре или особом определении. А в случае признания экспертизы недостаточно ясной или полной либо в случаях наличия разногласий между экспертами, суд по собственной инициативе либо по инициативе любой из сторон мог назначить повторную экспертизу. В соответствии со ст. 321 УПК суд обязывали разрешать вопрос о вменяемости обвиняемого. Совершенно очевидно, что сделать это без квалифицированной помощи врачей невозможно. Однако следует обратить внимание на мнение Н. П. Бруханского относительно положения врачей-психиатров в уголовном судопроизводстве: "Факт общеизвестный, что судебные и административные инстанции сплошь и рядом не придают ни малейшего веса судебно-медицинским заключениям врачей, особенно психиатров. ...Обстоятельство это стараются объяснить тем, что эксперты подчас не в состоянии в исчерпывающей форме обосновать свои заключения, и потому эти последние и оказываются недостаточно убедительными... Необходимо поднять значение врачей-экспертов в суде тем настоятельнее, что власти в интересах правосудия предъявляют врачам весьма большие требования" <17>. -------------------------------- <17> Бруханский Н. П. Указ. соч. С. 371 - 375.

Следует также отметить ст. ст. 457 и 458 УПК о переводе заключенных в лечебное заведение ввиду расстройства психики, если таковое случилось в период отбывания наказания, а также о досрочном освобождении осужденных лиц, заболевших душевной болезнью. Циркуляр НКЮ N 221, НКВД N 523 от 19 ноября 1924 г. давал указания для применения указанной ст. 458 УПК. Представляет особый интерес Инструкция, утвержденная НКЮ, НКЗ, НКВД и ВЧК 21 июля 1921 г. "Об организации психиатрического надзора в местах лишения свободы". Законодатель в указанном документе настаивал на усилении психиатрического надзора в местах лишения свободы, в том числе и за несовершеннолетними <18>. Для содержания испытуемых и душевнобольных организовывались психиатрические отделения при тюремных больницах либо соответствующие отделения при губернских психиатрических больницах. Отбор психически больных производился посредством психиатрической экспертизы, которая производилась комиссией из трех врачей-психиатров, с правом необязательного присутствия при этом представителя учреждения. Комиссии предоставлялось право ходатайствовать о досрочном освобождении заключенного либо об изменении меры пресечения. -------------------------------- <18> Инструкция НКЮ, НКЗ, НКВД и ВЧК от 21 июля 1921 г. "Об организации психиатрического надзора в местах лишения свободы" // СПС "Гарант".

Следует отметить, что в особо сложных случаях обвиняемые и заключенные направлялись в институты для испытаний. Перевод заключенных из института в общегражданские психиатрические больницы был возможен только по определению суда, а перевод заключенных из института в места отбывания наказания мог быть произведен на основании заключения экспертной комиссии. В институтах для вышеуказанных манипуляций существовала специальная инфраструктура, включая вооруженную охрану. Также детально регламентировался порядок приема и отправки в (из) института испытуемых, для того чтобы сделать данный процесс максимально безопасным для окружающих в первую очередь. В завершение хотелось бы привести мнение Н. П. Бруханского, классика российской психиатрии, которое он высказал в своем труде 1928 г.: "...в СССР особого законодательства о нервно-психических (душевнобольных) еще нет. Наше законодательство касается душевнобольных лишь по частным вопросам, причем отдельные статьи законов не всегда между собою вполне согласованы единым пониманием болезни как социального явления. Собственно говоря, в настоящее время остается в силе сказанное еще Баженовым в 1911 г.: "Относительно русского законодательства об умалишенных нельзя сказать, что оно нуждается в дополнениях или поправках, так как те отрывчатые статьи законов, указы и циркуляры, которые существуют, не могут считаться законодательством, и их кодифицировать невозможно: законодательства у нас нет, и может быть речь только о необходимости создать таковое" <19>. Данная мысль вполне ясно отражает общее положение дел в области законодательства относительно лиц, страдающих расстройствами психики, не только на момент ее высказывания - становления советского законодательства, но и относительно российского законодательства в данной области в целом. -------------------------------- <19> Бруханский Н. П. Указ. соч. С. 355.

Название документа