Некоторые особенности реформирования права собственности Осетии в XIX - начале XX в

(Качмазова М. Л.)

("История государства и права", 2007, N 13)

Текст документа

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ РЕФОРМИРОВАНИЯ ПРАВА

СОБСТВЕННОСТИ ОСЕТИИ В XIX - НАЧАЛЕ XX В.

М. Л. КАЧМАЗОВА

Качмазова М. Л., аспирант кафедры теории и истории государства и права юридического факультета Кубанского государственного университета.

При изучении общественного строя любого народа большое значение имеет исследование института права собственности, а именно правовое регулирование земельных отношений. Исключением не являются и народы Северного Кавказа, в частности осетины в период разложения родового общества и зарождения феодальных отношений. Вопрос права собственности на землю является почти одним из важнейших, так как большая часть трудовой деятельности осетин была связана с землей, где сельское хозяйство преобладало над ремеслом. Ф. Энгельс по этому поводу писал, что "обладание землей и ее продуктами составляли самую большую часть тогдашнего богатства" [15].

После присоединения Осетии к России в 1774 г. встал вопрос об определении поземельных прав как частных лиц, так и всего общества. Предпринимались попытки законодательно определить права горцев на землю. Однако на разных этапах исторического развития сельская община, как и всякая другая социальная организация, претерпела изменения. И в первую очередь нужно сказать о том, что, несмотря на распад родоплеменной организации, сельская община еще долгое время придерживалась кровнородственных отношений. "Чем дольше жил род в своем селе, - писал Ф. Энгельс, - тем больше родственный характер связи отступал на задний план перед территориальным, род исчезал в мраке, в которой, впрочем, еще достаточно часто заметны следы ее происхождения от родственных отношений членов общины" [15].

Нужно заметить, что в вопросе права собственности на землю мнения разных исследователей осетинского права расходятся. Так, по мнению знатока адатского права Ф. И. Леонтовича, "земля считается общей, неделимой и никому в собственности не принадлежащей" [8]. В. Пфафф же говорил: "я знаю дворы, в которых примерно один участок земли - частная собственность, другой состоит во владении какой-либо семьи, третий - во владении всего двора, а над четвертым - двор признает верховное владение целого рода, не говоря уже о пастбищах, которые всегда носят характер общинно-сельского имущества" [11]. В. Пфафф также подчеркнул, что "чем скорее слабеет между дворами воспоминание об их общем происхождении, тем скорее пользование имуществом переходит в полную собственность" [11]. То, что земля находилась в собственности, отметил и А. И. Робакидзе, указывая, что "устройство заимки под пашню на общинной земле и превращение этой земли в семейно-общинную собственность не противоречили нормам обычного права, но покушение на общинные пастбища, их захват с целью эксплуатации всегда вызывали резкое сопротивление общинников, нередко доходившее до кровавых столкновений" [12]. М. М. Ковалевский же, изучая традиционное право и формы землевладения, делил осетинские села на три категории: "аулы, занятые семьями, родственными друг другу, носящими одинаковое фамильное название, владеющими землею на общинном начале и ведущими нередко совместное хозяйство; аулы, в которых земля разделена подворно между родственными семьями; аулы, население которых составилась из нескольких фамилий, живущих небольшими или малыми семьями и сообразно этому сохранивших или утративших имущественную неразделенность" [7].

Переход общинной земли в частную собственность М. Х. Магометов видел в естественно-географических условиях Осетии. "Пахотные земли и луга в горной Осетии стали собственностью тех, кто первоначально занял эти участки и осуществлял за ними постоянный уход, расчищая от камней и оползней" [10]. М. М. Ковалевский же утверждал, что осетинское право не знает давность владения [7].

Но между тем следует отметить тот факт, что феодальные отношения в Осетии не получили одинакового развития, так как развитие и упрочнение феодализма зависело от географической зоны (равнины и горы), которая обусловливала особенности хозяйственной деятельности, из которой, в свою очередь, вытекали экономические и социально-правовые отношения между различными группами населения.

Так, в Куртатинском и Алагирском ущельях феодалы имели в частной собственности аналогичные угодья с Тагаурскими и Дигорскими феодалами, что включало в себя пашни, сенокосы и пастбища. Но наряду с частной собственностью у алагирцев и куртатинцев продолжала существовать общинная собственность на пастбища, подворная на пашни и сенокосы.

Аренда сенокосных участков происходила только на один сезон. Имела место и сдача в аренду или продажа отдельных участков под выпасы другому селу или отдельным скотоводам. Как правило, в горной полосе Осетии в аренду сдавались те земли, хозяева которых переселились на плоскость.

Что же касалось рек и ручьев, то по обычному праву они считались общественными. "Каждый может строить на реке мельницы, если только постройка мельницы никому не наносит вреда. При спорах судьи берут во внимание первенство постройки или решают чисто в экономическом смысле" [8].

Особо следует выделить право собственности крестьян на землю. В данном вопросе Ф. Г. Гутнов не согласен с мнением М. М. Ковалевского, который утверждал, что право собственности феодалов Осетии распространялось и на крестьянские наделы, так как алдары (привилегированное сословие) являлись "верховными собственниками всех земель Тагаурии..." [7]. Однако профессор Ф. Г. Гутнов считает данное высказывание неверным, основываясь на том, что в нормах обычного права осетин, собранных Норденстренгом, "фарсалаги (крестьяне) имеют право владеть землею, приобретенной покупкою или полученною по наследству" [4]. А это говорит о том, что частная собственность фарсалагов предполагала право свободного распоряжения своим участком. Однако по традиционному праву осетин фарсалаг не мог без позволения алдара поселиться на его земле или в его ауле. В другой статье говорится: если крестьянин не выполнит своих обязанностей перед феодалом, независимо от того, пользовался фарсалаг его землей или только жил в ауле алдара, последний может прогнать его. Как мы видим, данные положения ограничивали права крестьян на свои земли. Поэтому будет правильным согласиться с мнением Ф. Х. Гутнова и назвать земельную собственность крестьян - относительно свободной.

Регулирование земельных отношений нормами обычного права претерпело изменения в 1822 г. в результате укрепления Российской империи на Северном Кавказе, а также вследствие массового переселения осетин с горных ущелий на плоскость.

Распределение равнинных земель царским правительством происходило неравномерно. Подавляющая часть земель на плоскости была отведена казачьим станицам и казне, привилегированным сословиям, выслужившимся перед царским правительством, лицам, которые принимали христианское вероисповедание, и под военные поселения.

Земли, отводимые осетинской знати, закреплялись за ними на правах частной собственности. Наряду с этим данное сословие также получило право пользоваться общинными угодьями - пастбищами и лесами. Введением в Осетии общинной и частной земельной собственности на землю царское правительство, по мнению Б. А. Гарданова, преследовало цель - "широким введением частной собственности на землю содействовать развитию капитализма" [3].

Со второй половины XIX в. в России, а вместе с ней и на Северном Кавказе происходили большие перемены. Данные изменения коснулись почти всех сторон общественной жизни. В первую очередь были проведены земельная и крестьянская реформы, которые изменили весь традиционный жизненный и правовой уклад горцев. Земельная реформа в Осетии проводилась значительно раньше, чем в других регионах Кавказа в 1853 - 1867 гг. Это было связано с социально-экономическими и военно-политическими особенностями края.

Крестьянская реформа, проведенная в Осетии, ломала старые феодальные отношения, заменяя их капиталистическими, но между тем все еще сохраняла сословную неравноправность крестьян, что давало феодалам возможность широко эксплуатировать трудовые массы.

В 1859 г. после поражения освободительного движения горцев правительство вплотную занялось решением сословного и аграрного вопросов. Комиссия пришла к решению "отделить подвластных от их владельцев с вознаграждением землей за потерю прав над народом" [6].

Таким образом, по приказу главнокомандующего Кавказской армией было решено "всю плоскостную землю Тагаурского общества распределить в надел аульного общества, причем каждому аулу должно быть приурочено на общинном праве в пользование количество земли соразмерно числу дворов. Алдарское сословие включить в число обывателей, получивших на двор 40 десятин. Алдарам, включенным в аульное общество, предоставить право пользования общинной землей наравне со всеми. Тем же алдарам, которые не согласятся на это, предоставить право на получение земли в Кубанской области в количестве до 300 десятин на двор" [6]. Общинное землевладение помимо Тагаурского общества было установлено также в Алагирском и Куртатинском обществах.

Обострившийся к концу XIX в. земельный голод породил категорию так называемых временно проживающих крестьян из числа крестьян-горцев, переселившихся на равнину после 1867 г., когда вопросы землеустройства уже были завершены и отвод земель на равнине российской администрацией больше не осуществлялся. Поэтому их не приписывали к коренным жителям равнинных селений, и они фактически не пользовались никакими имущественными и социальными правами, т. е. не имели права на общинный надел [9].

Данную категорию лиц составляли также освобожденные холопы и кавдасарды (дети, рожденные от номы-лус), которые по истечении срока исполнения временных обязанностей к своим помещикам переходили в категорию "временно проживающих" и приписывались к селениям без земельного надела. А также семьи, которые в результате кровной вражды вынуждены были оставить свое прежнее место жительства.

Областная администрация подняла вопрос об "издании постоянно действующих правил и такс денежных сборов за пользование общественной землей в виде "экстренной" и притом временной меры для предотвращения кровавых столкновений, которые можно было ожидать" [13], так как "временно проживающие" были лишены права голоса на общественном сходе и не могли принимать участие в решении даже тех вопросов, которые непосредственно их касались. Также им приходилось уплачивать всевозможные повинности, иногда даже произвольно наложенные суммы.

Одной из причин бесправного положения "временно проживающих", по мнению Б. П. Берозова, являлось то, что "любое увеличение числа дворов аула, то ли за счет естественного прироста, то ли за счет новых поселенцев, соответственно уменьшало и без того крохотный размер подворного надела в ауле. Разумеется, такое условие рано или поздно должно было заставить сельские общины осетинских плоскостных аулов регламентировать рост населения и безжалостно отказывать другим в праве подселяться к их селам" [2].

Новой властью было признано установить за сельскими обществами правовое положение. В этом положении об аульных обществах указывалось, что "отведенные в надел аульных обществ земли составляют теперь их собственность, поэтому всякое лицо, желающее приписаться на жительство к сельскому обществу, обязано испросить на это согласие у того общества, в среду которого просится", то есть получить "приемный лист" [14]. Такое положение "временно проживающих" существовало до 1917 г.

Переселенческая политика царизма продолжала содействовать ухудшению земельной обеспеченности горцев (так, к 1903 г. на территории Владикавказского округа было образовано несколько новых хуторов), что привело к широкому распространению аренды земельных участков. "Аренда земли на стороне сделалась явлением постоянным в Осетии; нет ни одного аула, который бы обходился своей землей" [1]. В аренду сдавались как частные земельные угодья, так и общинные земли. Как правило, договор заключался строго на один посев, это было обусловлено тем, что каждый год земля дорожала. Аренда предусматривала и субаренду по более высокой цене. Здесь следует отметить тот факт, что переселенцы из российских губерний имели право обращаться в Крестьянский банк для содействия в уплате аренды, а также при покупке земли. Данное право на горцев не распространялось.

В конце XIX в. во Владикавказе наряду с арендой земельных угодий широкое распространение получила и залоговая система земли.

Таким образом, земельная и крестьянская реформы, проведенные как в стране в целом, так и в Осетии, имели положительные и отрицательные стороны. Во-первых, реформа ломала старые феодально-крепостнические отношения, заменяя их капиталистическими, но в то же время сохранила сословную неравноправность крестьян и кабальные отработки. Во-вторых, все аграрно-правовые изменения в жизни горцев, которые произошли после реформ, отвергались и не принимались почти всеми слоями общества. Так как даже поземельные права самих феодалов были урезаны вследствие того, что новая власть отрицала привилегированность их положения. Такие радикальные изменения в социально-правовой сфере привели к крестьянским движениям. Крестьяне требовали возвращение лесов, отобранных в казну, и горных пастбищ, закрепленных за бывшими помещиками, а также освобождения от государственных повинностей.

Несмотря на введение новых норм, регулировавших как земельные отношения, так и иные сферы жизни осетин, нормы обычного права все же присутствовали, так как обычаи восполняли отсутствие в законодательстве той или иной нормы или дополняли, конкретизировали ее применительно к определенной социальной общности.

Литература

1. Ардасенов А. Переходное состояние горцев Северного Кавказа. Тифлис, 1896. С. 22.

2. Берозов Б. П. Земельная реформа и отмена крепостного права в Северной Осетии. Орджоникидзе, 1979. С. 51.

3. Гарданов Б. А. Народы Северного Кавказа. М., 1960. С. 104.

4. Гутнов Ф. Х. Средневековая Осетия. Владикавказ "ИР", 1993. С. 141.

5. Есиев А. Обычное земельное право и право землевладения горных осетин Терской области. Владикавказ, 1901. С. 14 - 15.

6. Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Дзауаджикау, 1947. Т. 11. С. 166, 169.

7. Ковалевский М. М. Современный обычай и древний закон. М., 1886. Т. 1. С. 70, 129, 137.

8. Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. Одесса, 1882. С. 12, 290.

9. Малиев Н. Д., Тамаев А. Т. История Ирафского района по книге "История Чиколы". Владикавказ "ИР", 1993. С. 61.

10. Магометов А. Х. Общественный строй и быт осетин (XVII - XIX вв.). Орджоникидзе, 1974. С. 202 - 203; 207.

11. Пфафф В. Сборник сведений о Кавказе. Тифлис, 1872. Т. 1. С. 289; 288.

12. Робакидзе А. И. Некоторые черты горского феодализма на Кавказе // Советская этнография. 1976. N 2. С. 15.

13. Тедтоев А. А. Временно проживающие крестьяне в Северной Осетии во второй половине XIX и в начале XX в. Дзауаджикау, 1952. С. 57.

14. ЦГА РСО-Алании, ф.12, оп. 6, д. 1244, л. 165.

15. Энгельс Ф. Сочинения. Т. 16. Ч. 1. С. 4, 128.

Название документа