Пробелы в регулировании отдельных вопросов дисциплинарного разбирательства в отношении адвоката

ПРОБЕЛЫ В РЕГУЛИРОВАНИИ ОТДЕЛЬНЫХ ВОПРОСОВ ДИСЦИПЛИНАРНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА В ОТНОШЕНИИ АДВОКАТА <*>

Ю. С. КРУЧИНИН

Кручинин Юрий Сергеевич, президент Адвокатской палаты Чувашской Республики, доцент кафедры адвокатуры Чувашского государственного университета, кандидат юридических наук.

Автор статьи определяет круг проблем, возникающих в процессе применения Кодекса профессиональной этики адвоката, анализирует несовершенство норм КПЭА, неконкретность формулировок, отсутствие логической последовательности в изложении материала. Также в статье освещается проблема отсутствия единого процессуального документа, регулирующего работу квалификационной комиссии на всех этапах ее деятельности.

Ключевые слова: Кодекс профессиональной этики адвоката, процессуальный документ, норма, нравственный стандарт, квалификационная комиссия.

The author of the article determines a set of problems arising in the process of application of the Code of Professional Ethics of Advocate; analyses imperfection of norms of the Code, ambiguity of formulations, absence of logical sequence in statement of the material. The article also describes the problem of absence of unified procedural document regulating the work of qualification commission at all stages of activity thereof.

Key words: Code of Professional Ethics of Advocate, procedural document, norm, moral standard, qualification commission.

Кодекс профессиональной этики адвоката (далее - КПЭА) был принят на Первом всероссийском съезде адвокатов, состоявшемся 31 января 2003 г., во исполнение указаний подпункта 2 пункта 2 статьи 36 Закона об адвокатской деятельности. Как сказано в преамбуле, сделано это в развитие требований статьи 7 Закона об адвокатской деятельности, в целях поддержания профессиональной чести и сознания нравственной ответственности перед обществом, развития традиций российской (присяжной) адвокатуры. Профессор А. Д. Бойков, рассматривая проблемы профессиональной этики адвоката, еще в феврале 2004 г. отметил: "К сожалению, проект Кодекса не был подвергнут достаточно широкому обсуждению и тщательной проработке. Уже теперь он вызывает серьезные критические замечания, а тот вариант Кодекса, который опубликован в Вестнике ФПА РФ за 2003 г. N 3, существенно отличается и по количеству статей, и по структуре от того варианта, который опубликован в первом номере Вестника ФПА" <1>. -------------------------------- <1> Бойков А. Д. Проблемы профессиональной этики адвоката // Адвокат. 2004. N 2. С. 11.

Одно из очевидных замечаний относится к преамбуле КПЭА, игнорирующей вклад в развитие адвокатской этики науки и практики советского периода. Остается и главное замечание: нужно ли было соединять нравственные заповеди профессии с процедурными основами дисциплинарного производства? Не превращает ли такое соединение свод нравственных правил профессии в дисциплинарный устав либо раздел Кодекса об административных правонарушениях? Нравственное сознание личности - материя тонкая и с помощью угроз не формируется. Нравственные установки призваны отражать определенную часть духовных ценностей человека: ими руководствоваться не из боязни последствий, а потому, что иначе поступить не позволяет совесть <2>. -------------------------------- <2> Там же.

Вернемся к определению круга проблем, возникающих в процессе применения КПЭА. Внесенные поправки в 2005 и 2007 гг. были направлены на оптимизацию применения норм КПЭА. Несовершенство норм КПЭА, отсутствие логической последовательности в изложении его постатейного материала, неконкретность формулировок норм поведения и процедурных предписаний свидетельствуют о наличии определенных сложностей в применении его норм в ходе дисциплинарных производств в отношении адвокатов. Хотя Кодекс компактен по объему, членам квалификационных комиссий палат довольно затруднительно отыскать ту или иную норму должного поведения адвоката, поскольку они не систематизированы по сферам его профессиональной деятельности. Значительно удобнее квалифицировать действие (бездействие) адвоката в соотношении с конкретными правилами поведения применительно к той или иной сфере его профессионального общения. На адвоката должен возлагаться комплекс обязательств как юридического, так и морального характера, системно подразделяющийся по сферам его профессионального общения. По такому принципу были систематизированы постановления Советов присяжных поверенных по вопросам профессиональной этики, а затем в 1913 г. изданы членом Совета присяжных поверенных округа Московской судебной палаты А. Н. Марковым под названием "Правила адвокатской профессии в России" <3>. -------------------------------- <3> Вопросы адвокатуры. 2000. N 1 (29).

Например, это могут быть правила поведения адвоката с доверителями, с представителями органов дознания и предварительного следствия, в суде, в коллективе коллег и т. д. В настоящее время именно так смоделированы правила для адвокатов стран Европейского сообщества. Обратимся непосредственно к анализу норм КПЭА, вызывающих на практике определенные трудности вследствие неконкретности формулировок. Статьи первого раздела, обозначенного как "Принципы и нормы профессионального поведения адвоката", хотя и имеют нумерацию, но фактически по своей смысловой направленности даны вразброс и пытаются регулировать то одну, то другую область взаимоотношений адвоката. Ни одна из статей этого раздела не указывает адвокату ни на один какой-либо определенно сформулированный основной нравственный принцип, такой как гуманизм, честность, принципиальность, добросовестность, взаимоуважение. Разработчики КПЭА должны были понимать, что принципы профессионального поведения адвоката - это прежде всего основополагающие начала стиля общения адвоката. Целесообразно их изложить и сосредоточить в одном разделе, озаглавленном как "Общие принципы профессионального поведения адвоката". В статье 1 отмечается, что КПЭА устанавливает обязательные для каждого адвоката правила поведения "на основе нравственных критериев и традиций адвокатуры". При ознакомлении же с последующими статьями КПЭА убеждаемся, что предпринята лишь попытка сформулировать и хаотично обозначить перечень нравственных стандартов. В каком случае закрепленная норма является правилом поведения, запретом или традицией, дифференцировать достаточно сложно. В некоторых из правил поведения просто сложно уяснить смысл и необходимость его нормативного закрепления. Смысловое содержание пункта 2 статьи 7 КПЭА сводится к требованию проявления заботы со стороны адвоката по предупреждению судебных споров, к склонению доверителя к заключению мирового соглашения. Такая посылка находится в противоречии с основной задачей адвокатуры - обеспечением доступа населения к правосудию. Авторы КПЭА по-прежнему считают, что адвокат должен только содействовать отправлению правосудия, выступать в роли медиатора. Вместе с тем при установлении факта такого распространенного проступка адвоката, как представление им в суд подложного ордера, тем более когда защита (представительство) уже состоялась, весьма проблематично провести квалификацию таких действий по нормам применяемого КПЭА. В нем нет ни одной статьи, в которой бы адвокату вменялось в обязанность надлежащим образом оформлять документы, подтверждающие его полномочия по принятому поручению (назначению) и оплату его юридической помощи. Нередки случаи выдачи адвокатами доверителям в подтверждение получения от них вознаграждения различных расписок, неучтенных или поддельных квитанций. На этот счет кодификаторы этических норм предлагают пространные предписания о честности, разумности, добросовестности адвоката перед доверителем (ст. 8). Однако как оценить такие действия адвоката, когда они безразличны для доверителя, но стали достоянием гласности для коллег, общественности? Вместе с тем есть в КПЭА и крайне сомнительные по своей установке нормы, противоречащие нравственным устоям, изложенным в трудах видных ученых-юристов. Так, в пункте 7 статьи 10 указывается, что "при исполнении поручения адвокат в своих действиях исходит из презумпции достоверности документов и информации, представленных доверителем, и не проводит их дополнительной проверки". Другими словами, адвокат лишается права на критическое восприятие сведений, представленных доверителем, должен выглядеть этаким адвокатом-"зомби". По всей видимости, и даже тогда, когда понимает, что и сам доверитель добросовестно заблуждается и имеется необходимость уточнить, перепроверить информацию в интересах последнего и в целях сохранения своего профессионального достоинства. А как поступить адвокату, если доверитель сознательно толкает адвоката на представление в компетентные органы недостоверных документов или сведений? Следовало бы правильным считать, что адвокат обязан поддерживать материально-правовой интерес подзащитного (доверителя), но только посредством использования законных средств и способов. Накануне принятия данного КПЭА к числу достоинств предлагаемого проекта были отнесены его компактность и включение в него общих принципов и норм поведения адвоката, дающих простор оценки для квалификационной комиссии, определяющей наличие или отсутствие в конкретных действиях (бездействии) адвоката нарушения этических норм. Такой принцип подхода к выработке столь значимого для каждого адвоката свода правил поведения недопустим, поскольку право дисциплинарного разбирательства принадлежит не единому централизованному органу, а квалификационным комиссиям и советам 85 адвокатских палат. Можно сказать, что предоставленный "простор оценки" влечет в лучшем случае разночтения в оценке поведения адвоката и несоразмерность налагаемых на него мер дисциплинарной ответственности и в худшем случае дает возможность для произвола в отношении адвоката, критикующего руководство палаты. Совершенно правы авторы работы "Теория адвокатуры" <4>, полагающие, что недопустимо вводить в качестве основания для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности и тем более исключения из адвокатской корпорации такую аморфную формулу, как "совершение поступка, позорящего честь и достоинство адвоката или умаляющего авторитет адвокатуры". Фактически любое деяние (действие или бездействие) можно подвести под указанную формулировку. Подобные "нормы" создают возможность для произвола в отношении адвокатов со стороны процессуальных противников, их наличие может породить доносительство в адвокатской среде. -------------------------------- <4> Вопросы адвокатуры. 2003. N 1 (31). С. 39.

Что касается процедурных основ дисциплинарного производства, то сегодня видно, что они формировались в отрыве от практики рассмотрения дисциплинарных производств, поскольку как таковой ее просто не было. Сейчас в работе квалификационных комиссий возникает ряд ситуаций, требующих отдельного регулирования или компетентного толкования. На сегодняшний день отсутствует единый процессуальный документ, регулирующий работу квалификационной комиссии на всех этапах ее деятельности. В одних палатах разработаны Регламенты квалификационных комиссий, в других - Положения, а в третьих - Рекомендации. Поэтому разночтения в толковании некоторых положений статьи 23 КПЭА и порождают множество вопросов, требующих оперативного решения. Например, как поступить президенту палаты, если вице-президент отказывается внести соответствующее представление? Может ли он без документов, предусмотренных пунктом 1 статьи 20 КПЭА, при наличии в действиях (бездействии) адвоката признаков состава дисциплинарного проступка самостоятельно возбудить дисциплинарное производство? Не будет ли это противоречить требованиям вышеуказанной статьи? Определенные сложности в процессуальном реагировании возникают и при рассмотрении обращений органа государственной власти, уполномоченного в области адвокатуры. Так, согласно пункту 6 статьи 17 Закона об адвокатской деятельности территориальный орган юстиции, располагающий сведениями, являющимися основаниями для прекращения статуса адвоката, направляет представление о прекращении статуса адвоката в адвокатскую палату. Из смысла данной нормы следует, что своим представлением указанный уполномоченный орган в сфере адвокатуры (далее - уполномоченный орган) изначально дает не только этическую оценку действию (бездействию) адвоката, т. е. производит соответствующую квалификацию, но и предопределяет вид дисциплинарного взыскания. Так называемый простор оценки позволяет этому органу самостоятельно решать вопрос о тяжести совершенного адвокатом проступка и применении крайней меры ответственности. Положения подпункта 3 пункта 1 статьи 20 КПЭА вообще указывают в качестве повода для возбуждения дисциплинарного производства на адвоката любое представление, внесенное уполномоченным органом в адвокатскую палату. Согласно этой норме КПЭА возможна постановка вопроса о привлечении адвоката и к другим конкретным видам дисциплинарной ответственности. Существуют и такие формы обращений территориальных органов юстиции, которые по своей форме поводом для начала соответствующей процедуры не являются, но инициируют внесение представления вице-президентом. Они, как правило, поступают в адвокатскую палату в виде письма-сообщения. В нем руководитель органа ходатайствует о привлечении адвоката к дисциплинарной ответственности и оговаривается, что оснований для внесения представления о прекращении статуса адвоката не усматривает. Таким образом, в очередной раз в корректной форме просматривается "вторжение" в круг полномочий совета адвокатской палаты при определении им вида взыскания. В связи с тенденциозностью перечисленных норм было бы правильным введение в КПЭА запрета как для лица, так и для органа, требующих привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности, на обозначение ими конкретного вида взыскания для адвоката. Достаточно часто квалификационные комиссии рассматривают дисциплинарные производства, которые возбуждены по частным определениям (постановлениям) суда (судей). Действительно, суд вправе вынести частное определение (постановление) при выявлении случаев нарушения законности, которое направляется в соответствующие организации или соответствующим должностным лицам для принятия необходимых мер. При этом он наделен правом вынести частное определение или постановление и в других случаях, если признает это необходимым. При этом следует учитывать, что такое право ограничено самим назначением данного судебного акта - направлением субъектам, обязанным его исполнить и устранить выявленные недостатки. Квалификационная комиссия не является организацией (органом), исполняющим чьи-либо решения. Квалификационная комиссия создана в качестве независимого дисциплинарного органа, куда наряду с членами адвокатского сообщества входят представители всех ветвей государственной власти. Свое заключение о наличии или отсутствии в действиях (бездействии) адвоката нарушения норм КПЭА, о неисполнении или ненадлежащем исполнении им своих обязанностей комиссия дает по итогам устного разбирательства, и никакие судебные акты в части обстоятельств, составляющих дисциплинарный проступок адвоката, не обладают для нее преюдициальной силой. Кроме того, в дисциплинарной практике Адвокатской палаты Чувашской Республики имеются случаи обжалования адвокатами частных постановлений (определений), в силу чего впоследствии дисциплинарные производства прекращались вследствие отсутствия допустимого повода для возбуждения дисциплинарного производства. В статье 258 УПК РФ сформулирована специальная норма в отношении государственного обвинителя и адвоката-защитника: при нарушении ими порядка в судебном заседании и неподчинении распоряжениям председательствующего суд сообщает об этом вышестоящему прокурору или в адвокатскую палату (а не выносит частное определение). Кроме того, статья 20 КПЭА поводом для возбуждения дисциплинарного производства в отношении адвоката указывает сообщение суда (судьи). Таким образом, будет правильнее, если суд (судья) информацию о нарушениях адвокатами норм права и профессиональной этики представит в адрес палаты в форме сообщений. Назрела необходимость, чтобы КПЭА устанавливал конкретную единую форму акта управления президента палаты, выносимого по факту возбуждения дисциплинарного производства. В статье 21 указывается только то, что президент палаты возбуждает указанное производство, но каким актом это действие подтверждается, не уточняется. Наверное, его можно обозначить постановлением, распоряжением или решением. Ясно, что форма этого документа должна быть унифицирована для всех президентов палат. В статье 23 вменяется обязанность предупреждения всех членов комиссии о недопустимости разглашения сведений, ставших известными в ходе разбирательства, и т. д. Однако не определено, кем это предупреждение делается и в какой форме (письменно или устно), нужна ли подписка членов комиссии. В пункте 14 данной статьи не указывается, кем подписывается заключение квалификационной комиссии. Всеми членами или только председателем комиссии? Пунктом 4 статьи 24 явно ограничивается право участников производства на представление доказательств - указано, что "представление новых доказательств на заседание Совета не допускается". А если адвокат, статус которого прекратили, обжалует решение совета в суде и представит новые доказательства своей невиновности? Надо полагать, что такой запрет даже тактически неверен. Кроме того, совет наделен правом направлять дисциплинарное производство в квалификационную комиссию для нового разбирательства (пп. 5 п. 1 ст. 25). Другой вопрос: вправе ли квалификационная комиссия или совет прекращать дисциплинарное производство или, наоборот, продолжать его, если адвокат и доверитель примирились, но в действиях адвоката имеются нарушения требований ст. 25 Закона об адвокатской деятельности - не составлено соответствующее соглашение, не оприходовано вознаграждение? Думается, что в данном случае примирение вследствие отсутствия у доверителя материальных претензий и отзыва жалобы недопустимо. В соответствующих нормах КПЭА (пп. 4 п. 9 ст. 23 и пп. 4 п. 1 ст. 25) законодателю следует оговориться, что, "если в действии (бездействии) адвоката не содержатся нарушения других норм федерального законодательства об адвокатуре и адвокатской деятельности и Кодекса профессиональной этики адвоката". В дисциплинарной практике адвокатских палат субъектов Российской Федерации возникают вопросы о том, какое решение выносить, если адвокат в период рассмотрения дисциплинарного производства, возбужденного в отношении его, скончался. В таком случае обычно статус адвоката прекращается по подпункту 3 пункта 1 статьи 17 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", т. е. в связи с его смертью. Однако в КПЭА такое основание прекращения дисциплинарного производства, как смерть адвоката, отсутствует. Поэтому квалификационной комиссии и совету приходится либо выходить за пределы решений, предусмотренных статьями 23 (п. 9) и 25 (п. 1) КПЭА, и прекращать дисциплинарное производство в связи со смертью адвоката, либо рассматривать дисциплинарное производство по существу и выносить решение о наличии (либо отсутствии) в действиях адвоката дисциплинарного проступка, что в данном случае является абсурдным. Например, в уголовно-процессуальном законодательстве смерть подозреваемого или обвиняемого является самостоятельным основанием для прекращения уголовного дела. Поэтому будет верным внести дополнения в пункт 9 статьи 23 и пункт 1 статьи 25 КПЭА в части прекращения дисциплинарного производства в связи со смертью адвоката. Также возникает вопрос, какому основанию прекращения статуса адвоката отдать предпочтение, если в отношении адвоката имеется заключение квалификационной комиссии и в период рассмотрения дисциплинарного производства вступил в законную силу приговор суда о признании данного адвоката виновным в совершении умышленного преступления. При внесении изменений и дополнений в КПЭА данному вопросу следует уделить должное внимание. Возникают спорные моменты и при применении пункта 5 статьи 18 КПЭА, определяющего сроки привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности. Так, в соответствии с данной нормой меры дисциплинарной ответственности могут быть применены к адвокату не позднее шести месяцев со дня обнаружения проступка, не считая времени болезни адвоката, нахождения его в отпуске. Что считать днем обнаружения проступка, кем должен быть обнаружен данный проступок (заявителем либо адвокатской палатой), данная норма не регламентирует. В Адвокатской палате Чувашской Республики днем обнаружения проступка считается дата поступления в адвокатскую палату соответствующего обращения, являющегося допустимым поводом к возбуждению дисциплинарного производства. В этой же статье указано, что меры дисциплинарной ответственности могут быть применены к адвокату, если с момента совершения им нарушения прошло не более одного года. Было бы правильнее исключить данную норму, поскольку в дисциплинарной практике адвокатских палат субъектов Российской Федерации возникают ситуации, когда дисциплинарное производство откладывается по причинам, признанным квалификационной комиссией либо советом уважительными (такими, например, как рассмотрение гражданского дела по иску адвоката к заявителю либо рассмотрение в отношении адвоката уголовного дела), и в период отложения рассмотрения дисциплинарного дела срок привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности может истечь. Итак, новая редакция КПЭА должна содержать четкие и понятные формулировки принципов поведения как основополагающих начал организации адвокатской деятельности и адвокатуры, перечень запретительных и предписывающих норм поведения адвоката в каждой сфере его профессиональной деятельности.

Название документа