Правовое положение прокурора в уголовном процессе

(Бажанов С.) ("Законность", 2008, N 7) Текст документа

ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ПРОКУРОРА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

С. БАЖАНОВ

Бажанов С., доктор юридических наук, профессор.

Предваряя рассмотрение вопроса, вынесенного в заголовок настоящей статьи, прежде всего, обратим внимание на юридические формулировки законодателя, используемые в Законе о прокуратуре в части ее организационно-штатного построения (со всеми изменениями и дополнениями, известными на 1 декабря 2007 г.). В ст. 4 говорится об органах прокуратуры (п. 1), в ст. 5 - о следственных органах прокуратуры (п. 3), в ст. ст. 11 и 17 - о системе прокуратуры (соответственно п. 4 и заголовок), в ст. 19 - об аппарате и т. д.

Толковый словарь русского языка термин "орган" определяет как государственное или общественное учреждение, организацию <1>, а термин "система" как определенный порядок в расположении и связи действий, форму организации чего-нибудь, нечто целое, представляющее собой единство закономерно расположенных и находящихся во взаимной связи частей, совокупность организаций, однородных по своим задачам, или учреждений, организационно объединенных в одно целое <2>. -------------------------------- <1> Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. 3-е изд. стереотип. М.: АЗЪ, 1995. С. 449. <2> Там же. С. 708.

В этом смысле под системой прокуратуры предпочтительнее понимать именно совокупность организаций, однородных по своим задачам, или учреждений, организационно объединенных в одно целое, что, собственно, и следует из содержания ст. 1 комментируемого Закона, где констатируется, что прокуратура Российской Федерации - единая федеральная централизованная система органов, осуществляющих от имени Российской Федерации надзор за соблюдением Конституции РФ и исполнением законов, действующих на территории России. В п. 4 ст. 11 разд. II говорится, что в систему прокуратуры РФ входит и Следственный комитет при прокуратуре Российской Федерации. Пункт 1 ст. 20.1 провозглашает его в качестве органа прокуратуры РФ, обеспечивающего в пределах своих полномочий исполнение федерального законодательства об уголовном судопроизводстве, а в п. 2 говорится уже о системе Следственного комитета, т. е. об его внутренней архитектонике. Пункт 3 ст. 5, в частности, определяет, что никто не вправе без разрешения следователя разглашать материалы (а надо бы: сведения, полученные в ходе) предварительного следствия, проводимого следственными органами прокуратуры, до его завершения. По смыслу ч. 5 ст. 39 УПК ("Руководитель следственного органа"), Следственный комитет при прокуратуре РФ относится к следственным органам. В то же время п. 38.1 ст. 5 УПК предлагает свое определение термину "руководитель следственного органа" - должностное лицо, возглавляющее соответствующее следственное подразделение, а также его заместитель. Обратим внимание на очевидное, недопустимое с точки зрения теории управления, смешение терминов "следственный орган" и "следственное подразделение". Ввиду изложенного представляется некорректной редакция п. 4 ст. 11 Закона о прокуратуре, где отмечается, что в систему прокуратуры входит Следственный комитет при прокуратуре, поскольку получается так, что Следственный комитет при прокуратуре РФ является органом прокуратуры, не входящим буквально в ее систему; он находится при ней - государственный орган (Следственный комитет) при государственном же органе (прокуратуре). Сказанное, кстати, относится и к Следственному комитету при МВД России. Пункт 2 ст. 1, перечисляя полномочия прокуратуры, относит к оным, в частности, надзор за исполнением законов органами, осуществляющими ОРД, дознание и предварительное следствие; уголовное преследование в соответствии с полномочиями, установленными уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации. Заметим, что в данном случае законодатель проводит различия между органами, осуществляющими дознание и предварительное следствие, и органами, осуществляющими уголовное преследование, что можно принять только отчасти. Может быть, и к сожалению. Статья 5 УПК предлагает дефиницию термина "прокурор", под которым предписывается понимать Генерального прокурора РФ и подчиненных ему прокуроров, их заместителей и иных должностных лиц органов прокуратуры, участвующих в уголовном судопроизводстве и наделенных соответствующими полномочиями Федеральным законом о прокуратуре (п. 31). Несколько иначе определяет правовой статус прокурора ч. 1 ст. 37 УПК, которая устанавливает, что прокурор является должностным лицом, уполномоченным в пределах компетенции, предусмотренной настоящим Кодексом, осуществлять от имени государства уголовное преследование в ходе уголовного судопроизводства, а также надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и органов предварительного следствия. В одной из недавних своих публикаций автор уже доказывал, что термины "органы дознания" и "органы предварительного следствия" ("следственные органы") в юридическом аспекте представляются несостоятельными, поскольку в Российской Федерации отсутствуют соответствующие (самостоятельные, строго централизованные) государственные структуры, занимающиеся исключительно дознанием или предварительным следствием <3>. -------------------------------- <3> Бажанов С. В. Правовое положение подразделений следствия и дознания в уголовном процессе Российской Федерации // Российский следователь. 2007. N 1. С. 6, 7.

Не следует забывать и о том, что прокурор является одним из представителей стороны обвинения (п. 47 ст. 5 УПК), что в юридической литературе повлекло интерпретацию его правового положения как процессуального руководителя уголовным преследованием по всем уголовным делам соответствующей юрисдикции. Составители учебника по уголовному процессу так и пишут: "Прокурор... вправе осуществлять процессуальное руководство органом предварительного следствия, как и другими государственными органами уголовного преследования" <4>. В свете ФЗ РФ от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации" сказанное становится особенно актуальным ввиду открытия новых полномочий прокурора по процессуальному руководству деятельностью органов дознания. -------------------------------- <4> А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва. Уголовный процесс России: Учебник / Науч. ред. В. Т. Томин. М.: Юрайт-Издат, 2003. С. 108.

В подобных тенденциях развития уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации просматривается скрытое стремление отечественных реформаторов в очередной раз занять толику сомнительного международного опыта и привнести его на российскую почву, создав правовое поле для легализации в правоохранительной практике так называемого полицейского дознания, производимого под руководством прокурора при независимом (стороннем) судебном контроле. Однако предписания ч. 1 ст. 37 УПК позволяют заключить, что функция руководства (со стороны прокурора) уголовным преследованием, производимым органами дознания и предварительного следствия, у него (у прокурора) совмещается с функцией надзора за их же деятельностью, что плохо вписывается в рамки традиционных представлений о сущности и задачах прокурорского участия в производстве по уголовным делам на досудебном этапе. К тому же прокурорский надзор отягчается еще и судебным контролем. Аналогичный опыт в истории отечественных правоохранительных органов и отраслевого законодательства уже имел место в 20-е годы XX в. (когда следственные аппараты, выведенные из судебной системы, в организационном отношении были переданы в подчинение прокуратуре); маститыми советскими учеными подобная организация "следственной части" была подвергнута резкой и, как представляется, вполне заслуженной критике <5>. -------------------------------- <5> См., напр., Резолюция V Всероссийского съезда деятелей советской юстиции п. п. 4 - 8. М., 1924; СУ РСФСР. 1928. N 117. Ст. 773; Статкус В. Ф. Следователь ОВД и проблемы его деятельности: Учебное пособие. Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1975. С. 4.

Функция же руководства уголовным преследованием по всем уголовным делам для прокуроров (районов, городов и т. д.), по всей видимости, является весьма обременительной ввиду малочисленности штатов возглавляемых ими учреждений. Одним из недостатков современного уголовно-процессуального законодательства России является также использование анахронизмов и модернизированных, но явно устаревших, относительно устоявшихся терминов. К числу первых можно отнести, например, выражение "уголовное судопроизводство", которое было приемлемым в XIX столетии; ныне же оно порождает лишь путаницу, ибо в ряде случаев неправомерно заменяется родственным, но более широким по значению термином "уголовный процесс". На это обстоятельство справедливо указывает, в частности, профессор, П. Элькинд, когда пишет, что в законодательстве и правовой литературе термины "уголовный процесс" и "уголовное судопроизводство" употребляются как тождественные, хотя с позиций семантики было бы правильней именовать судопроизводством только ту часть уголовного процесса, которая связана с уголовно-процессуальной деятельностью и правоотношениями, складывающимися в суде <6>. -------------------------------- <6> Юридическая процессуальная форма: теория и практика. М.: Юридическая литература, 1976. С. 233.

Ко вторым относимо "уголовное преследование" - термин, не имеющий, по верному замечанию профессора В. Джатиева, собственного правового содержания <7>. Вводя его в научный обиход, соответствующие авторы лишь искажают устоявшиеся представления об уголовно-процессуальной деятельности субъектов правоприменения в традиционных стадиях уголовного процесса: возбуждения уголовного дела, предварительного расследования и т. п. -------------------------------- <7> Джатиев В. С. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: шаг вперед или два шага назад? // Фундаментальные и прикладные проблемы управления расследованием преступлений: Материалы межвузовской научно-практической конференции (к 50-летнему юбилею кафедры управления органами расследования преступлений Академии управления МВД России) 28 - 29 апреля 2005 г. Ч. 1. М.: Академия управления МВД России, 2005. С. 15 - 19.

От себя добавим, что термин "уголовное (читай: криминальное, преступное) преследование" представляется неприемлемым и с этической точки зрения. К тому же он слабо отражает демократическую сущность российского уголовного процесса, о чем так много пишут и говорят в последнее время. Даже УПК РСФСР старался акцентировать внимание не на (буквально) преследовании, а на необходимости установления так называемой объективной истины. То есть во главу угла ставились не поимка и изобличение преступника, а (более тонко) полное, объективное и всестороннее исследование обстоятельств уголовного дела. Применительно к рассматриваемому вопросу сказанное приобретает особую значимость, поскольку (повторимся) ч. 1 ст. 37 УПК говорит о праве прокурора осуществлять уголовное преследование (а это, прежде всего, право на производство следственных действий) в ходе уголовного судопроизводства. Неудачной видится и практика использования в качестве взаимозаменяемых терминов "уголовное преследование" и "обвинение", что создает дополнительные трудности при толковании норм действующего УПК. Их смешение допускает даже законодатель, говоря, например, об осуществлении уголовного преследования в публичном порядке (ч. 1 ст. 20) и о возбуждении уголовного дела публичного обвинения (ст. 146). В то же время УПК их разводит, констатируя, что "обвинение" есть утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном настоящим Кодексом (п. 22 ст. 5). Как известно, формулируется такое утверждение в соответствующем решении субъекта расследования, т. е. в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, в обвинительном заключении или в обвинительном акте. Уголовное же преследование определяется как процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (п. 55 ст. 5). Часть 3 ст. 37 УПК говорит, что в ходе судебного производства по уголовному делу прокурор поддерживает государственное обвинение, обеспечивая его законность и обоснованность. В предложенной редакции различие между терминологическими выражениями "судебное производство" и "уголовное судопроизводство" едва уловимо. Это, во-первых. И во-вторых, словосочетание "судебное производство" ложно ориентирует правоприменителей не только на стадию судебного разбирательства (которую, надо полагать, и имеет в виду законодатель), но и на стадии апелляционного, кассационного и судебно-надзорного производства. Ввиду пропагандируемой ныне так называемой пассивной роли суда при рассмотрении и разрешении им уголовных дел возникает вопрос о том, кто должен осуществлять уголовное преследование (если принимать данное выражение) подсудимого в ходе судебного следствия. По логике закона, главный представитель стороны обвинения в суде - прокурор. Подразумевая это, ч. 1 ст. 246 УПК вместе с тем обращает внимание на обязательное участие в судебном разбирательстве обвинителя - участника уголовного процесса, правовой статус которого в УПК (включая ст. 5) никак не определен. Лишь ст. 43 говорит о частном обвинителе. Однако и здесь возникает вопрос: в каком соотношении находятся понятия "уголовное преследование" и "поддержание обвинения"? На мой взгляд, отождествлять их нельзя. По сути, поддержание обвинения в суде есть отстаивание государственным обвинителем посредством "судоговорения" (т. е. дискуссии) обоснованной ранее (в ходе досудебного производства) позиции следователя (дознавателя) относительно доказанности, прежде всего так называемого главного факта. Активное производство судебно-следственных действий ("процессуальных действий познавательного характера") выходит за рамки собственно поддержания обвинения. В любом случае законодательная регламентация полномочий прокурора в стадии судебного разбирательства в той же ст. 246 УПК представлена крайне невразумительно: "Государственный обвинитель - читаем в ее ч. 5 - ПРЕДСТАВЛЯЕТ (?) доказательства и УЧАСТВУЕТ (!) в их исследовании, ИЗЛАГАЕТ суду свое мнение по существу обвинения, а также по другим вопросам, возникающим в ходе судебного разбирательства, ВЫСКАЗЫВАЕТ суду предложения о применении уголовного закона и назначении подсудимому наказания" (выделено мной. - С. Б.). Из содержания ч. 1 ст. 37 УПК следует, что прокурор (лично) вправе производить в том числе следственные действия на всем протяжении уголовного процесса, поскольку согласно п. 56 ст. 5 уголовное судопроизводство представляет собой досудебное и судебное производство. Надо заметить, что п. 3 ч. 2 ст. 37 УПК (в старой редакции; правда, применительно только к досудебному производству) говорил об этом прямо. Так чем же все-таки должен заниматься прокурор в уголовном процессе: уголовным преследованием, руководством уголовным преследованием или надзором за уголовным преследованием? Элементы всех перечисленных форм процессуальной деятельности прокурора в его "именной" статье (ст. 37 УПК) представлены в избытке. Комментировать подобные правовые предписания в научной литературе можно решительно по-разному, что, впрочем, и наблюдается. Однако следует помнить старую аксиому о том, что в любом законодательстве присутствует лишь малая толика мест, которые невозможно было бы исказить толкованием. Ситуация серьезно осложняется, если толкованию подвергаются изначально порочные юридические конструкции, институты, равно как и отдельные, составляющие их, нормы. Ввиду изложенного представляется, что правильное употребление терминов в названных законах в состоянии было бы более определенно расставить все точки над "i" в обозначенной проблеме.

Название документа