Особенности общественного восприятия уголовных наказаний в Московском государстве по свидетельствам современников-европейцев

ОСОБЕННОСТИ ОБЩЕСТВЕННОГО ВОСПРИЯТИЯ УГОЛОВНЫХ НАКАЗАНИЙ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ ПО СВИДЕТЕЛЬСТВАМ СОВРЕМЕННИКОВ-ЕВРОПЕЙЦЕВ <*>

А. А. РОЖНОВ

Рожнов Артемий Анатольевич, доцент кафедры уголовного права Московского государственного открытого университета, кандидат юридических наук, доцент.

В статье рассматриваются особенности общественного восприятия уголовных наказаний в Московском государстве XV - XVII вв. на основе свидетельств современников-иностранцев. Показывается отношение народа к лицам, подвергнутым наказанию, и к палачам, а также описывается обстановка, в которой проходили казни.

Ключевые слова: уголовное право Московского государства, смертная казнь, телесные наказания, палач, свидетельства современников-иностранцев.

The article represents a description of the public perception of criminal punishments practiced in Muscovy in 15 - 17th centuries according to the foreign evidences. The author shows the people's attitude towards executioners and those who were punished and describes the death penalty's atmosphere.

Key words: criminal law of Muscovy, death penalty, corporal punishments, executioner, foreign evidences.

Сочинения современников-иностранцев о Московском государстве XV - XVII вв. являются одним из важнейших источников, без изучения которого немыслимо полноценное исследование русского уголовного права. Обращение к нему, с одной стороны, позволяет существенно расширить и углубить представления об уголовном праве "московского" периода, сформированные на основе анализа соответствующих отечественных актов. С другой же стороны, в работах иностранцев нередко содержатся сведения, которые отсутствуют в русских юридических и исторических документах. Поэтому ознакомление с ними дает возможность получить новые знания о развитии норм и институтов уголовного права в рассматриваемую эпоху. Помимо сугубо правовых аспектов смертной казни, телесных и других наказаний, в записках "иноземцев" о Московском государстве нашли отражение некоторые юридико-психологические нюансы, касавшиеся исполнения уголовных наказаний. Прежде всего, судя по тому, что пишут иностранцы о поведении русского народа во время казней, нашим предкам не была свойственна та жестокость и кровожадность, которая являлась неотъемлемым атрибутом западноевропейского восприятия смертной казни <1>. -------------------------------- <1> См.: Рожнов А. А. Смертная казнь в России и Западной Европе в XIV - XVII вв.: сравнительно-правовые очерки. Ульяновск, 2009. С. 53 - 61.

Никакого особого ажиотажа и всплеска эмоций вокруг предстоявших казней, за исключением тех, когда должны были казнить наиболее "прославившихся" преступников, не наблюдалось. Напротив, к изумлению "заморских гостей", казни происходили "так тихо и без шуму, что если они исполняются в одном конце города, то о них и не знают даже жители другого конца" (нидерландец де Бруин) <2>. В сочинениях иностранцев о России не зафиксировано случаев, чтобы казни в Московском государстве сопровождались восторженным ревом толпы, смехом и пением песен, швырянием в осужденного всякой дрянью и прочими неистовствами. Почти не было и попыток вырвать преступника из рук охраны и устроить над ним самосуд либо разорвать в клочья труп казненного. Пришедшие на казнь нередко вручали осужденному свечи, которые горели в течение казни и после нее. Собравшиеся также подавали милостыню жене и детям казненного (хорват Гундулич, нидерландец Витсен) <3>. По окончании казни зрители молча расходились (нидерландец Койэтт) <4>. Если в ходе казни, непосредственно перед приведением приговора в исполнение, сообщалось о помиловании преступника, то народ не возмущался тем, что его лишили "самого интересного", а наоборот, испытывал облегчение и радость (нидерландец Масса) <5>. -------------------------------- <2> Бруин К. де. Путешествия в Московию // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 87. <3> Гундулич Ф. Путевой дневник рагузскаго дворянина Франциска Гундулича, сопровождавшаго посольство германскаго императора Фердинанда III к царю Алексею Михайловичу // Русский вестник. 1869. N 9. С. 146; Витсен Н. Путешествие в Московию. 1664 - 1665: Дневник. СПб., 1996. С. 132 - 133. <4> Койэтт Б. Посольство Кунраада фан Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. Рязань, 2008. С. 514. <5> Масса И. Краткое известие о начале и происхождении современных войн и смут в Московии // О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 97.

Спокойная обстановка, окружавшая смертную казнь, судя по всему, оказывала влияние и на самочувствие приговоренных, в какой-то мере придавая им ту крепость духа, то "презрение к самой смерти" (поляк Гейденштейн) <6>, которые так поражали иностранцев, вероятно, привыкших лицезреть у себя дома совершенно иные сцены. Например, Витсен, которому довелось стать свидетелем нескольких русских казней, восклицает: "Как покорно подымаются эти люди, когда их собираются пожаловать петлей! Все не связаны, сами идут наверх к палачу, который набрасывает им на шею толстую лубяную петлю и, после взаимного целования, вздергивает их. Не успеешь оглянуться, и дух уже вон, без всякого труда палача. Они крестятся, пока руки двигаются" <7>. Витсену вторит датчанин Юль: "Удивления достойно, с каким равнодушием относятся [русские] к смерти и как мало боятся ее. После того как [осужденному] прочтут приговор, он перекрестится, скажет "прости" окружающим и без [малейшей] печали бодро идет на [смерть], точно в ней нет ничего горького" <8>. Схожим образом описывает увиденные им казни и англичанин Перри: "Русские ни во что ставят смерть и не боятся ее. Вообще замечают, что, когда им приходится идти на казнь, они делают это совершенно беззаботно. Я сам видел, как многие из них шли с цепями на ногах и с зажженными восковыми свечами в руках. Проходя мимо толпы народа, они кланялись и говорили: "Простите, братцы!", и народ отвечал им тем же, прощаясь с ними; и так они клали головы свои на плахи и с твердым, спокойным лицом отдавали жизнь свою" <9>. -------------------------------- <6> Гейденштейн Р. Записки о Московской войне // Рейнгольд Гейденштейн. Записки о Московской войне (1578 - 1582). Альберт Шлихтинг. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. Рязань, 2005. С. 90. <7> Витсен Н. Указ. соч. С. 132. <8> Юль Ю. Записки датского посланника в России при Петре Великом // Лавры Полтавы. М., 2001. С. 196. <9> Перри Дж. Состояние России при нынешнем царе (Петре I) // ЧОИДР. 1871. Кн. 2. С. 177.

Принципиально важной особенностью общественного восприятия высшей меры наказания в Московском государстве являлось и то, что, если власть, с точки зрения народа, злоупотребляла своим правом карать преступников, переходя через ту незримую грань, за которой законная казнь перерастала в "мучительство", она сама подвергалась резкому осуждению со стороны народа. Очень наглядный пример открытого общественного порицания неправомерных, в глазах народа, действий власти, описан немцем Шлихтингом и шведом Петреем. По их словам, 25 июля 1570 г. на Красной площади должна была состояться массовая казнь, для чего на ней были поставлены 18 виселиц и разложены разнообразные орудия пыток. Увидев все эти страшные приготовления, народ высказал свое недвусмысленное отношение к предстоявшей казни и ее организаторам, если можно так выразиться, "ногами", просто разбежавшись в ужасе куда попало. В итоге когда Иван Грозный с телохранителями и палачами въехали на площадь, она, к их изумлению, оказалась совершенно пуста, словно все вымерло. Лишь после долгих уговоров народ стал мало-помалу сходиться на площадь <10>. -------------------------------- <10> Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. "Сказание" Альберта Шлихтинга // Рейнгольд Гейденштейн. Записки о Московской войне. С. 360; Петрей П. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. С. 252 - 253.

Что касается телесных наказаний, то для "иноземцев" было крайне непривычно то обстоятельство, что битье кнутом "не делает наказанному никакого бесчестия" (немец Корб) <11>, "не почитается здесь, как у нас, самым безчестнейшим", "постыдным наказанием" (итальянец да Ченеда) <12>, и "после наказания подобное лицо считается столь же честным, как и было до преступления" (немец Шлейссингер) <13>. Наказание также никак не влияло на социально-правовой статус лица, и в дальнейшем оно могло, как ни в чем не бывало, занимать даже "почетные" должности (Перри) <14>. Того же, кто осмелился бы попрекнуть наказанного тем, что он был бит кнутом, самого могли подвергнуть этому наказанию (нидерландец Стрейс, Шлейссингер) <15>. -------------------------------- <11> Корб И. Дневник путешествия в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента // Рождение империи. М., 1997. С. 218. <12> Вимена да Ченеда А. Известия о Московии, писанныя Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году // Отечественные записки. 1829. Ч. 37. С. 242. <13> Шлейссингер Г. А. Полное описание России, находящейся ныне под властью двух царей-соправителей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича // Вопросы истории. 1970. N 1. С. 121. <14> Перри Дж. Указ. соч. С. 140 - 141. <15> Стрейс Я. Третье путешествие по Лифляндии, Московии, Татарии, Персии и другим странам // Московия и Европа. М., 2000. С. 344; Шлейссингер Г. А. Указ. соч. С. 121.

Такое отношение русского общества к лицам, прошедшим через процедуру телесного наказания, вызывало у иностранцев серьезное удивление потому, что у них на родине господствовали совершенно иные нравы. В Европе, по крайней мере в Германии, побывавший под пыткой или на эшафоте, даже если впоследствии он был оправдан или помилован, почти никогда не мог восстановить свое доброе имя, потому что побывал в руках палача. Даже случайное прикосновение, а тем более удар или проклятие, полученные от палача на улице или в трактире, могли стать фатальными для чести, а следовательно, и для всей судьбы человека <16>. -------------------------------- <16> Левинсон К. А. Палач в средневековом германском городе: чиновник, ремесленник, знахарь // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 2000. Т. 3. С. 230.

Некоторым диссонансом в общей массе иностранных свидетельств об общественном восприятии битья кнутом в России звучат слова немца Олеария о том, что если "в прежние времена, после вынесенного преступниками наказания, все опять смотрели на них как на людей столь же честных, как и все остальные; с ними имели сношения и общение, гуляли, ели и пили с ними, как хотели", то "теперь, однако, как будто считают этих людей несколько опозоренными... Ни один честный и знатный человек теперь не стал бы вести дружбу с высеченным, разве только в том случае, если подобному наказанию кто-либо подвергся по доносу лживых людей или неправильно был наказан вследствие ненависти к нему судьи. В последнем случае наказанного скорее жалеют, чем презирают, и в доказательство его невиновности честные люди безбоязненно имеют с ним общение" <17>. Данное утверждение Олеария, с нашей точки зрения, можно объяснить одной из двух причин: либо кто-то из тех русских, с кем ему удалось общаться, именно так и смотрел на ситуацию, и немец лишь распространил частное мнение одного или нескольких своих собеседников на всех русских, либо он просто выдал желаемое за действительное, стремясь создать впечатление, что "русские с течением времени улучшаются во многих внешних отношениях", в том числе в вопросах, касающихся "славы и позора", потому что "сильно подражают немцам" <18>. Последнее предположение нам представляется более вероятным. -------------------------------- <17> Олеарий А. Описание путешествия в Московию // Россия XVII века. Воспоминания иностранцев. Смоленск, 2003. С. 435. <18> Олеарий А. Указ. соч. С. 435.

Но что особенно шокировало иностранцев, так это то, что в Московском государстве было принято называть наказание, каким бы жестоким оно ни было, "царской милостью" (курляндец Рейтенфельс, Корб) <19> и после его приведения в исполнение благодарить за него государя (итальянец Поссевино, австриец Мейерберг) <20>, кланяясь до земли и говоря: "Спасибо!" (Рейтенфельс, Шлейссингер) <21>. В этой традиции иностранцы усматривали еще одно проявление поражавшего их глубочайшего почтения, уважения и преклонения русских перед своим монархом, которого они считали "созданным наподобие Бога" (нидерландец Руссель) <22> и в котором видели "причастника верховной благодати и исполнителя Воли Божественной" (австриец Кобенцель) <23>. Поэтому понесенное наказание расценивалось как заслуженная кара за те грехи, которыми виновный прогневал Бога и Царя (Перри) <24>. -------------------------------- <19> Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии // Утверждение династии. М., 1997. С. 326, 347; Корб И. Указ. соч. С. 218. <20> Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 26; Мейерберг А. Путешествие в Московию барона Августина Мейерберга // Утверждение династии. С. 121. <21> Рейтенфельс Я. Указ. соч. С. 326; Шлейссингер Г.-А. Указ. соч. С. 121. <22> Руссель В. Московская трагедия, или Рассказ о жизни и смерти Димитрия, который недавно у русских был государем // Иностранцы о древней Москве (Москва XV - XVII веков). М., 1991. С. 168. <23> Кобенцель И. Письмо Иоанна Кобенцеля о России XVI века // Журнал Министерства народного просвещения. 1842. Ч. 35. С. 152. <24> Перри Дж. Указ. соч. С. 141 - 142.

Наконец, следует отметить, что в некоторых иностранных сочинениях о России обращается внимание еще на одно различие во взглядах русских и европейцев на исполнение уголовных наказаний. В то время как в Европе профессия палача считалась бесчестной и ее представители, как следствие, занимали низкое социальное положение <25>, в Московском государстве к палачам относились иначе. Если тесного общения с ними, возможно, и старались избегать, то открытого презрения не испытывали (заявление Олеария о том, что из-за "сильного подражания немцам" отношение русских к палачам постепенно изменилось и стало похоже на европейское <26>, не подкрепляется другими свидетельствами). Более того, поскольку палаческое ремесло, не будучи позорным, приносило неплохой доход, должность палача охотно замещалась, продавалась и перепродавалась и даже приобреталась за взятки (Олеарий, Стрейс, Койэтт) <27>. -------------------------------- <25> Левинсон К. А. Указ. соч. С. 229 - 230. <26> Олеарий А. Указ. соч. С. 435. <27> Олеарий А. Указ. соч. С. 435 - 436; Стрейс Я. Указ. соч. С. 344; Койэтт Б. Указ. соч. С. 324 - 325.

Впрочем, между Россией и Европой было и кое-что общее. Во-первых, судя по утверждению англичанина Коллинса о том, что "должность палача наследственна и он учит детей своих сечь кожаные мешки" <28>, в России, как и в Европе, существовали династии палачей. А во-вторых, в случае необходимости проведения массовых экзекуций и при нехватке палачей в помощь им в обязательном порядке выделялось несколько человек из числа мясников (Олеарий) <29>. В этом также прослеживается определенное сходство между русской и европейской карательной практикой. -------------------------------- <28> Коллинс С. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне // Утверждение династии. С. 210. <29> Олеарий А. Указ. соч. С. 436.

Название документа