Экономическая эффективность, правовая этика и доверие к государству

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ, ПРАВОВАЯ ЭТИКА И ДОВЕРИЕ К ГОСУДАРСТВУ

Г. А. ГАДЖИЕВ

Гаджиев Гадис Абдуллаевич, судья Конституционного Суда РФ, доктор юридических наук.

Рассматривается соотношение двух конституционных принципов - принципа экономической свободы и принципа социального государства. Дерегулирование в условиях глобализации финансовых систем привело к разрушению сложившейся правовой этики, что является одной из причин мирового экономического кризиса. Инновационный путь развития экономики предполагает разумное сочетание указанных ценностей. Исследование онтологических вопросов современной правовой реальности России позволяет высказать серьезные опасения по поводу развития практики так называемой социальной ответственности бизнеса, когда под флагом "социального" на бизнес-структуры возлагаются обязанности по строительству спортивных и иных общественных объектов или по финансированию предвыборных мероприятий.

Ключевые слова: принцип экономической свободы, принцип социального государства, инновационный путь развития экономики, исследование онтологических вопросов современной правовой реальности России.

Economic efficiency, legal ethics and confidence of state G. A. Gadzhiev

The paper considers the relationship between the two constitutional principles - the principle of economic freedom and the principle of social state, on the basis of which a historic confrontation of free markets and the welfare state, economic, and constitutional and legal ethics takes place. Deregulation in the context of globalization of financial systems has led to the destruction of legal ethics, that is one of the causes of the global economic crisis. Innovative way of development of the economy suggests a reasonable combination of these constitutional values. The study of ontological questions of modern legal reality in Russia allows to express serious concerns about the practice of so-called "social responsibility" when under the flag of "social" the imposes on business the responsibility for the construction of sport and other public facilities or for the electoral campaign activities funding.

Key words: principle of economic freedom, principle of social state, innovative way of economy development, study on ontological issues of modern legal reality in Russia.

Инновационный тип экономического развития, создания привлекательного инвестиционного климата в экономике России зависит и от правовых факторов - стабильности и предсказуемости правового регулирования экономических отношений, справедливой правоприменительной системы, которая способна гарантировать защиту основных экономических прав - права собственности и свободы экономической деятельности. Доверие к правовым институтам государства становится своего рода кислородной подушкой для экономики. Вот почему столь актуальна тема VI Ежегодных научных чтений памяти С. Н. Братуся. Инвестирование - это всегда риск, а поэтому в конкуренции за инвестиции побеждает только тот правопорядок, который пропитан идеей законности. Сергей Никитич Братусь плодотворную научную жизнь посвятил проблемам правового положения субъектов гражданского права как участников экономической деятельности, ответственности и законности. Им написаны получившие широкую известность монографии о юридических лицах в гражданском праве (1947 г.), субъектах гражданского права (1950 г.), юридической ответственности и законности (1976 г.). Большим событием в советской юриспруденции стала публикация коллективной монографии ученых ВНИИСЗ под редакцией С. Н. Братуся "Субъекты гражданского права" (1984 г.), в подготовке которой приняли участие такие выдающиеся ученые, как В. А. Дозорцев, А. И. Пергамент, В. А. Рахмилович, И. Ф. Казьмин, К. Б. Ярошенко, О. Н. Садиков, Л. А. Лунц и М. И. Брагинский. С. Н. Братусь одним из первых обратил внимание на роль судов в обеспечении режима законности посредством судебной практики. В 1975 г. под его редакцией вышла книга "Судебная практика в советской правовой системе". Идеи С. Н. Братуся опередили время и предвосхитили будущее правовое регулирование, в частности касающееся гражданской дееспособности физических лиц. 27 февраля 2009 г. КС РФ принял Постановление N 4-П по делу о проверке конституционности ряда положений ГПК РФ и Закона РФ "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании". Один из заявителей, который до обращения в КС РФ выиграл дело против Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, оспаривал положения ст. 29 ГК РФ о порядке признания гражданина недееспособным. Он полагал, что существующее законодательное регулирование предусматривает только полное лишение гражданина дееспособности в случае наличия у него психического расстройства и обращал внимание на то, что в ГК РФ не предусмотрено ограничение в дееспособности граждан в связи с наличием психического расстройства. Между тем в Рекомендации Комитета Министров Совета Европы от 23 февраля 1999 г. R(99)4 "О принципах, касающихся правовой защиты недееспособных взрослых" сформулированы общие и процедурные принципы правовой защиты недееспособных совершеннолетних лиц, которыми предлагается руководствоваться государствам - членам Совета Европы в соответствующем законодательном регулировании. Так, в числе общих принципов называются: принцип гибкости правового реагирования, предполагающий помимо прочего использование таких правовых инструментов, которые обеспечивали бы наиболее полный учет степени недееспособности лица в конкретной правовой ситуации для защиты его личных и имущественных интересов; принцип максимального сохранения дееспособности, означающий признание, насколько это возможно, существования различных степеней недееспособности и возможности изменения степени недееспособности лица с течением времени; принцип соразмерности меры защиты степени дееспособности лица, основанный на учете конкретных обстоятельств и нужд данного лица и допускающий вмешательство в его права и свободы в минимальной степени, необходимой для достижения цели такого вмешательства. К процедурным принципам рекомендация относит, в частности, принцип соблюдения права лица быть выслушанным лично в любом разбирательстве, которое может затрагивать его правоспособность, а также принцип разумной продолжительности применения меры защиты и возможности ее периодического пересмотра и обжалования. При разработке ГК РФ эти рекомендации не были учтены. Таким образом, при решении вопроса о дееспособности граждан, имеющих нарушения психического здоровья, закон не позволяет суду учитывать степень нарушения способности гражданина понимать значение своих действий и руководить ими в конкретных сферах и в зависимости от особенностей определенного психического расстройства. Признание гражданина недееспособным имеет своим следствием ограничение лица во многих правах в смысле ст. 55 Конституции РФ, включая права на обращение в суд, участие в выборах (активное и пассивное избирательное право), заключение любых гражданско-правовых сделок, вступление в брак, отказ от медицинского вмешательства и госпитализации в психиатрический стационар. В связи с этим заявитель обращал внимание суда на то, что во многих странах не существует такого понятия, как "полная недееспособность", а там, где оно существует, законодательство предусматривает возможность ограниченной опеки, что соответствует стандартам Совета Европы, сформулированным в названной Рекомендации государствам-членам относительно принципов правовой защиты совершеннолетних недееспособных лиц. Заявитель обращал внимание и на то, что в указанной Рекомендации государствам-членам предлагается учитывать принципы гибкости правового регулирования и максимального сохранения дееспособности. С. Н. Братусь предвидел возникновение подобных юридических коллизий. Он писал о том, что для признания лица недееспособным достаточно установить, что лицо не может понимать значения своих действий или руководить ими. Разъяснение понимания значения действий, с одной стороны, и руководства ими - с другой, может быть определено лишь психиатром, если возникнет необходимость в обосновании такого разъяснения этих взаимно связанных психических состояний. Однако, отмечал ученый, юридические последствия при такой альтернативе одинаковы - это признание лица недееспособным. В действительности, если иметь в виду, что мир душевных переживаний - это особая психическая реальность, могут иметь место различные отклонения от нормальной психики, которые, казалось бы, должны учитываться в пространстве правовой реальности. Но этого не случается. Следовательно, возникающие расхождения между тем, что происходит в действительности, и тем, что имеет место в пространстве правовой реальности, всегда должны рассматриваться как сигналы для законодателя. Так, в некоторых случаях, писал С. Н. Братусь, судебно-психиатрическая экспертиза приходит к выводу, что по своему психическому состоянию гражданин не может воспитывать детей. Такое заключение дает основание суду передать детей другому родителю или органам опеки, однако оно не может служить основанием для признания этого лица недееспособным. По существу, при наличии такого судебного решения гражданин является ограниченным в дееспособности, но законодательство не предусматривает возможности частичного ограничения дееспособности психически больных, хотя в медицинской литературе такие предложения высказывались <1>. -------------------------------- <1> См.: Субъекты гражданского права / Под ред. С. Н. Братуся. М., 1984. С. 49 - 50.

Говоря о субъектах гражданского права, а это была любимая научная тема С. Н. Братуся, следует затронуть проблему классификации субъектов гражданского права, принятой в ГК РФ. Это, как известно, трехчленная классификация, когда субъектами гражданского права признаются наряду с традиционными юридическими и физическими лицами еще и публично-правовые образования. Гражданское право сформировалось очень давно, и поэтому оно имеет внутреннюю выверенную логику. Одна из базовых конструкций логики - правило последовательной дихотомии, в соответствии с которым право может быть либо публичным, либо частным. Соответственно, субъекты гражданского права являются либо юридическими лицами, либо физическими. Иного не дано. Почему же появились публично-правовые образования? В 30-е гг. XX в. после известного высказывания и идеологической установки о том, что ничего частного правового в нашей стране не признается, соответственно, не существовало никакого частного элемента в гражданском праве. Эта дихотомия, по сути, исчезла, и теперь появилась трехчленная классификация субъектов гражданского права. Но насколько она оправданна? Правы те ученые, которые утверждают, что юридические лица должны быть подразделены на две категории: юридические лица публичного права и юридические лица частного права. И отечественного законодателя следует поддержать, если он предусмотрит такую классификацию субъектов. Во всяком случае, когда приходится оценивать, скажем, правовой статус Русской Православной Церкви, и вдруг обнаруживается, что это субъект частного права и многоуровневое иерархически построенное имущество является частной собственностью, то не так-то просто воспринимаются эти положения. Думается, что Русская Православная Церковь - это юридическое лицо публичного права. Что же касается собственности этого субъекта, то это не частная собственность с точки зрения тех публичных целей, для которых эта собственность существует. При решении гражданско-правовых проблем полезно использовать философско-правовые подходы. В частности, перспективной представляется идея выделения различных реальностей: овеществленной, психической, социальной, в том числе правовой. Известные социологи П. Бергер и Т. Лукман обращают внимание на то, что реальность - это качество, присущее феноменам иметь бытие, независимое от нашей воли. Авторы особо выделяют реальность повседневной жизни, называя ее высшей. По сравнению с ней другие реальности оказываются конечными областями значений, анклавами в ее рамках, отмеченными характерными значениями и способами восприятия <2>. Эти же онтологические идеи высказывал русский философ права Б. Кистяковский, который писал, что окружающая нас жизнь - это неоднородная реальность, она представлена различными реальностями. Одно дело - реальность физических вещей (вещный мир), другое - духовная реальность литературного или художественного произведения. Эти различные реальности тесно связаны между собой и как бы опираются друг на друга. -------------------------------- <2> См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М., 1995.

Возвращаясь к чисто эмпирическому понятию реальности и поставив вопрос, какова же реальность права в его целом, Б. Кистяковский высказывает мысль о том, что реальность права, с одной стороны - психическая, а с другой - духовная, но отнюдь не физическая. К правовой реальности относится и сама общественно-государственная организация, складывающаяся из правоотношений и правовых учреждений. Право, как и всякая культурная ценность, является произведением человеческого духа, но при своем объективировании произведения человеческого духа всегда получают то или иное материальное воплощение. Заключительные выводы Б. Кистяковского о правовой реальности сводятся к следующему: "Если мы после всего сказанного сравним реальность права с реальностью рассмотренных нами различных видов культурных благ, то мы прежде всего, конечно, должны будем признать своеобразие той реальности, которая присуща праву. Ее следует поставить приблизительно посередине между реальностью произведений скульптуры и живописи, с одной стороны, и произведений литературы и музыки - с другой. Но все-таки ее придется признать немного более близкой к реальности первого вида культурных благ, чем второго" <3>. -------------------------------- <3> Кистяковский Б. Социальные науки и право: очерк по методологии социальных наук и общей теории права // Философия и социология права. СПб., 1998. С. 184.

Правовая реальность может быть обоснована как особая разными способами. Один из них - специфика юридических понятий, которые формируются на протяжении тысячелетий, и в XIX в. благодаря исторической школе права сложился концептуализм как некая параллельная овеществленному миру особая правовая реальность. Эзотерический характер юридических понятий особенно наглядно проявляется в гражданском праве. Когда цивилисты употребляют понятие вещи, то оказывается, что они подразумевают бестелесные вещи; когда юристы применяют понятие лицо - субъект права, то в отличие от обывателей, которые сразу представляют себе биологическое существо, они имеют в виду юридическую маску, которой пользуется человек как биологическое существо. И у человека таких масок может быть несколько. Это может быть маска физического лица, а кто-то может использовать дополнительно маску индивидуального предпринимателя. Если юристы в своем концептуальном пространстве используют понятие вины, то они вкладывают в него совершенно иной смысл, чем в теологии или психологии. Таким образом, все базовые юридические понятия имеют особый смысл. Как иронически подметил Р. Иеринг, сложился "рай юридических понятий", благодаря которому юриспруденция отдалилась от других гуманитарных наук. Возможно, этот сепаратизм носил вынужденный характер, поскольку юриспруденция должна была освободиться от влияния религии, но тем не менее образовалась интеллектуальная парабола, звеньями которой являются и римские юристы, и средневековые комментаторы римского права (глоссаторы), и немецкие пандектисты. Завершающим звеном в этой цепочке можно считать Г. Кельзена с его учением об основной норме <4>. -------------------------------- <4> См.: Кельзен Г. Чистое учение о праве. М., 1987. С. 9, 34.

Юридический концептуализм проявляет себя и с помощью особого типа аргументации. Судьи на европейском континенте используют так называемый интерналистский тип аргументации, при котором допускаются ссылки только на формальные источники права. И конечно, юридическая наука при этом демонстрирует определенное лицемерие, поскольку в реальном процессе правоприменения подспудно присутствуют и неправовые по своей природе аргументы. Экстерналистский тип аргументации европейский концептуализм не приветствует. Европейский судья в отличие от американского не станет ссылаться на философские работы И. Бентама или на пьесы У. Шекспира. Американские судьи знают, что такое экономический анализ права. У них иная философско-правовая традиция: они не боятся признавать новые социальные интересы, о которых право не имеет представления. И это традиция правового реализма, которая предопределяет особый, американский тип правопонимания. Для нас этот тип представляет интерес, поскольку Европейский суд по правам человека воспринял именно его, а не интерналистский подход Г. Кельзена. Можно предположить, что эти две интеллектуальные параболы отличаются потому, что опираются на разные философско-правовые основы. Для европейских юристов безусловным философско-правовым авторитетом был И. Кант. Известный русский неокантианец П. И. Новгородцев считал, что крупной и знаменательной работа юриспруденции может быть, лишь когда она исходит из идеальных начал и вдохновляется ими, когда она, свободно обозревая свой нормативный материал, возвышается над ним во имя высших принципов. Без этого ей остаются полезные, но чисто технические задачи приспособления законодательного материала для нужд практического оборота <5>. -------------------------------- <5> См.: Новгородцев П. И. Нравственный идеализм в философии права (к вопросу о возрождении естественного права) // Проблемы идеализма. М., 2010. С. 227.

В Англии и США И. Кант был менее популярен, чем в Европе, поскольку там большим уважением пользовался И. Бентам с его учением утилитаризма. Одним из элементов утилитаризма является самоценность экономической свободы, которая представляет собой юридическое, конституционно-правовое понятие. Но ведь оно является параллельным понятию экономической эффективности. Лучше всего обеспечить экономическую эффективность можно путем экономической свободы. Образно выражаясь, экономическая свобода, с точки зрения американских юристов и философов права, - это юридические одежды эффективности. На европейском континенте всегда была заметна тенденция пиетета перед правовой этикой. Так, основоположник современной социологии Э. Дюркгейм показал (продолжая мысль О. Конта), как разделение общественного труда приводит к появлению социальной солидарности <6>. По сути, разделение труда имеет не только экономический смысл, но и важное нравственное, этическое значение, поскольку солидарность - это этическая категория. -------------------------------- <6> См.: Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение. М., 1995. С. 326.

Солидарность предполагает безусловное признание всеми членами общества определенного минимума ценностей, объединяющих людей и образующих то, что Э. Дюркгейм назвал коллективным сознанием. Их не нужно придумывать, это не априорные моральные ценности И. Канта, их нужно лишь коллективно отобрать из ценностей, уже функционирующих в общественном сознании и в социокультурных традициях. Так человечество и поступило, создав Всеобщую декларацию прав человека. Появились коллективные ценности (конституционные ценности), и они существуют наряду с индивидуальными, в том числе с индивидуально-национальными. Их столкновение - одно из основных диалектических противоречий, приводящих в движение российскую правовую систему. В свете идей Э. Дюркгейма о социальной солидарности становится более понятной позиция известного французского юриста Л. Дюги о необходимости публицизации частного права. Его идеи можно считать своего рода юридическим социализмом <7>. Они оказались весьма популярными и в Германии, и в России. Эта проблема заслуживает самостоятельного изучения. Обратим внимание на то, что развитие юридической мысли в этих двух странах в конце XIX в. шло почти синхронно. В качестве одного из доказательств этого тезиса приведем работу П. И. Новгородцева и И. А. Покровского о праве на достойное человеческое существование. -------------------------------- <7> См.: Дюги Л. Социальное право, индивидуальное право и преобразование государства. М., 1909.

П. И. Новгородцев отмечал, что наиболее яркая и отличительная особенность новейших общественных движений заключается в признании за правом на достойное человеческое существование не только нравственного, но и юридического значения <8>. А вот благодаря немецким конституционалистам идея о праве на существование получила закрепление в ст. 151 Веймарской Конституции, которая, с нашей точки зрения, является конституционализацией общих русско-немецких юридических идей. -------------------------------- <8> См.: Новгородцев П. И., Покровский И. А. О праве на существование: социально-философские этюды. СПб., 1900. С. 83.

Прав был И. А. Покровский, полагающий, что "новое время... ищет "потерянную идею права", ту верховную идею, которая могла бы ориентировать нас в нашей оценке всех отдельных правовых норм. Но, разумеется, ставя перед собой этот вопрос, юриспруденция неизбежно сталкивается со всеми высшими вопросами этики, так как не подлежит сомнению, что вопрос о верховной "идее", или верховной цели права, может быть разрешен только в связи с таким или иным общим миросозерцанием. Вопросы права утрачивают свое самодовлеющее значение и делаются лишь частными отголосками больших философских вопросов. Чем больше углубляется исследование юридических проблем, тем яснее обнаруживается, что сплошь и рядом в основе вызываемых ими споров и разногласий лежит не что иное, как именно глубокое расхождение в философской подпочве этих проблем, в самых этических предпосылках для их разрешения. Видимые течения в юриспруденции оказываются лишь продолжением других, невидимых течений, скрывающихся глубоко в наших этических убеждениях или предрасположениях. И основное значение в этом отношении имеет та антиномия, которую Ласк и Радбрух обозначили как противоположность между персонализмом и трансперсонализмом" <9>. -------------------------------- <9> Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 2009. С. 80.

Концепция социального государства, идея государственного регулирования экономических отношений, укрепления доверия к экономическим институтам имеют этическую природу, образуя то, что весьма условно можно назвать конституционно-правовой этикой. В тексте американской Конституции есть положения о свободе договора, о защите собственности, но нет ничего о социальном государстве, о солидаризме. Однако описание ситуации применительно к американской традиции будет односторонним, а поэтому и неверным, если не сказать о новом научном направлении, которое называется конституционной экономикой. Его развивают в основном ученые-экономисты, которые дополняют свои исследования аргументами, взятыми из философии права и конституционного права. Обратим внимание на этот факт: происходит диффузия типов аргументации! Итак, правовая этика и эффективность в сфере конституционно-правовой реальности предстают как два конституционных принципа-антагониста: принцип социального государства и принцип экономической свободы. На их базе происходит, по выражению Л. Любимова, историческое противостояние рынка и государства, экономического и социального. При этом дерегулирование экономических отношений в условиях глобализации финансовых систем способно привести к разрушению сложившейся правовой этики <10>. По мнению Л. Любимова, мировой финансовый кризис - это кризис доверия, кризис, ослабляющийся или усиливающийся, но уже не исчезающий. Дерегулирование, а это значит ослабление позиций конституционно-правовой этики, выпустило джинна из бутылки, а заодно - и дух разрушения бизнес-этики, накопленных доверительных правил бизнес-практики. Глобальная финансовая система, в которой благодаря IT-революции неразличимо реальное и фальшивое, оказалась переполненной рискованными активами. -------------------------------- <10> См.: Любимов Л. Нет причин для оптимизма // Известия. 2011. 6 окт.

В очередной раз экономическое концептуальное пространство бросило вызов правовому концептуальному пространству, и последнее оказалось в проигрыше. В вопросе "регулирование - дерегулирование" экономических отношений европейские (дирижизм) и американские (свобода рынка) воззрения расходятся еще больше. С нашей точки зрения, отражением этих расхождений в сфере конституционного права является то, что по-разному решается проблема соотношения тех или иных конституционных принципов. Как известно, самыми важными конституционными нормами являются те, которые содержат конституционные принципы <11>. В Конституции РФ это нормы гл. 1: о правовом и социальном государстве, разделении властей, экономической свободе, республиканизме, справедливости и т. д. На первый взгляд конституционные принципы неизменны, в каком-то смысле метафизичны, но в действительности они обладают необходимой юридической гибкостью, поскольку подвергаются диалектическому изменению посредством модификации представлений о них. -------------------------------- <11> Принципиальную разницу между конституционными нормами, закрепляющими принципы, и конституционными нормами, которые содержат обычные нормы государственного права, показал Г. Загребельский (см.: Загребельский Г. Толкование законов: стабильность или трансформация? // Сравнительное конституционное обозрение. 2004. N 3. С. 80 - 82). Именно нормы о конституционных принципах "выполняют собственно конституционную функцию, а именно формируют общие условия жизни общества".

Представления создаются в интересах эффективного правового регулирования и правоприменения судьями. Герменевтика - учение о толковании текстов (священных книг, литературных, юридических текстов), всегда предполагает участие человека, а значит, и определенный субъективизм при появлении представлений. В результате интерпретационной деятельности судей появляются официальные представления о конституционных принципах. Конституционные нормы-принципы в большей степени, чем конкретные конституционные нормы, подвержены трансформации в процессе истолкования, что и обеспечивает динамизм в развитии конституционного права. Конституционный Суд РФ нередко сталкивается с тем, что возникают противоречия между представлениями о различных конституционных принципах, да и конституционные принципы могут быть внутренне противоречивы (достаточно вспомнить конституционный принцип справедливости, упоминание о котором находим в абз. 6 преамбулы Конституции РФ). При этом противоречивость конституционных принципов является рефлексией как противоречивой природы устремлений человека, так и тех многочисленных противоречий, из которых соткана современная общественная жизнь. Разные социальные группы общества, естественно, имеют различные цели и законные интересы. Экономическая свобода, являющаяся конституционным принципом (ч. 1 ст. 8 Конституции РФ), выражает интересы прежде всего экономически активного населения, обладающего интеллектуальными способностями и имуществом для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (ч. 1 ст. 34 Конституции РФ). Однако частью общества являются и инвалиды, и пожилые граждане; в государственной поддержке кроме них нуждаются семья, материнство, отцовство и детство (ч. 2 ст. 7 Конституции РФ). Конституционный принцип социального государства, политика которого должна быть направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека, отражает устремления большой группы населения страны. Следовательно, государство вынуждено путем взимания налогов ограничивать экономическую свободу, осуществлять перераспределение национального продукта внутри общества. Народ, утверждая права и свободы человека, нуждается в гражданском мире и согласии (абз. 3 преамбулы Конституции РФ). Итак, ценности идеи свободного рынка, экономической свободы получают отражение в конституционном праве в виде конституционного принципа свободы экономической деятельности. Этот принцип связан с равноценным конституционным принципом социального государства, но генетически они различны. Принцип экономической свободы проник в конституционное право из экономического концептуального пространства, а принцип социального государства, идеи солидарности поколений, право на достойную жизнь и свободное развитие человека имеют этическое происхождение, образуя пространство конституционно-правовой этики. Инновационный путь развития экономики предполагает разумное сочетание одной ценности с другой. Вызывает серьезные опасения развитие практики так называемой социальной ответственности бизнеса, когда под видом "социального" на бизнес-структуры возлагаются обязанности по строительству спортивных объектов или финансированию предвыборных мероприятий. В правовом государстве может быть только одна касса - это государственный бюджет. Все иные поборы под видом социальной ответственности бизнеса совершенно недопустимы. У государства, которое использует "черную кассу", не будет инвестиционно-привлекательной экономики. Одновременно призывать бизнес к проявлению "социальной ответственности" и расширению инвестиций - это все равно что взять на вооружение лозунг "либеральный консерватизм". Осуществляя конституционную политику путем толкования конституционных норм-принципов, КС РФ исходит из того, что нормативное значение имеет даже название гл. 1 Конституции РФ - "Основы конституционного строя". Конституционные принципы не могут применяться изолированно от других, поскольку они являются частью системы принципов, в совокупности образующих основы конституционного строя. Поиск баланса, согласование конституционных принципов - вот чем обычно занимается КС РФ, вырабатывая правила их уравновешивания, поскольку все конституционные принципы равноценны и между ними, как правило, нет иерархии. Релятивизм в конституционном толковании означает следующее: 1) все конституционные принципы должны сосуществовать; 2) лучшим способом их сосуществования является такое истолкование одного конституционного принципа, когда новые представления о нем позволяют усилить регулятивный эффект от другого конституционного принципа (принципов); 3) возможно не только уравновешивание двух конституционных принципов, но и усиление значения, возвеличивание одного из них в какой-то период. Релятивизм как методологическая основа конституционного истолкования позволяет рассматривать конституционные принципы как очень гибкие (эластичные), что не противоречит идее о важности придания конституциям необходимой "жесткости". "Эластичность" представлений о конституционных принципах позволяет в ходе конституционной политики вступать в определенные циклы. В основе идеи о равноценности конституционных принципов, а не идеи об их иерархии, к которой склонялся Г. Кельзен, на наш взгляд, лежат философско-правовые представления американских ученых, которые считают, что каждый из конституционных принципов выражает определенный интерес большой социальной группы людей. При этом с точки зрения конституционного права эти интересы и выражающие их конституционные принципы являются равноценными, поскольку особенность конституционно-правовой аксиологии в том, что она не признает иерархии между ними. С точки зрения конституционно-правовой онтологии возникает интересный феномен, поскольку в равноценных конституционных принципах размещается множество самых важных социальных интересов, и это одна из самых загадочных сфер конституционного права. В особой юридической форме конституционных принципов, основах конституционного строя содержится информация о самых важных социальных интересах, существующих в реальности. Становится более понятным предназначение конституционных принципов в правовом концептуальном пространстве: они нужны для выработки базовых консенсусов в обществе, в котором всегда существуют противоречивые социальные интересы. О. Г. Румянцев, проанализировав преамбулу Конституции РФ, сделал вывод о том, что формула о "гражданском мире и согласии" охватывает базовые ценности социального мира <12>. Содержащиеся в основах конституционного строя принципы приоритета прав и свобод человека и гражданина (ст. 2), социального государства (ст. 7), свободы экономической деятельности и единого экономического пространства (ст. 8) отражают достигнутое общественное согласие, конституционное воплощение идеи компромисса. -------------------------------- <12> См.: Румянцев О. Г. Основы конституционного строя России. М., 1994. С. 39.

Идею о содержащемся в Конституции РФ "юридически узаконенном балансе интересов всех классов и социальных слоев" поддерживает Б. С. Эбзеев <13>. -------------------------------- <13> См.: Эбзеев Б. С. Сущность советской Конституции в свете нового политического мышления // Советское государство и право. 1990. N 12. С. 5.

Принципы конституционного строя не могут функционировать вне системной связи друг с другом. Поиск баланса между равноценными, но вместе с тем антиномичными конституционными принципами - это прием, служащий целям гармонизации общественной жизни, своего рода подведение черты под противоположными точками зрения. При этом важно обратить внимание на такую онтологическую закономерность, как бинарность конституционных принципов. Основы конституционного строя гарантируют конституционный принцип экономической свободы, с помощью которого обеспечиваются социальные интересы экономически энергичных членов общества: предпринимателей, работодателей, частных собственников. Другая категория граждан, которая нуждается в социальной помощи государства, находится "под зонтиком" конституционного принципа социального государства. Юридический принцип экономической свободы находится в системной взаимосвязи с экономическими принципами эффективности и максимизации прибыли, а принцип социального государства - с экономическими процессами перераспределения прибыли. Получается взаимосвязанная (в силу разнополюсности интересов) пара конституционных принципов. Другой парой конституционных принципов, которую можно привести в качестве иллюстрации идеи бинарности, являются конституционные принципы свободы выражения мнений и свободы выборов. Столь же противоречивы и конституционные положения, которые, с одной стороны, гарантируют неприкосновенность частной жизни, а с другой - защищают свободу прессы. Аналогичная парность возникает и применительно к защите интересов женщины и интересов ребенка и общества при решении проблемы абортов и т. д. (проблемы эвтаназии, искусственного оплодотворения). Возможно, бинарность конституционных принципов как онтологическая закономерность является проявлением формального равенства, которое, по мнению В. С. Нерсесянца, - необходимый способ бытия свободы в обществе <14>. -------------------------------- <14> См.: Нерсесянц В. С. Философия права. М., 2006. С. 39. Как отмечал В. С. Нерсесянц, свобода, не будучи введена в единую всеобщую норму (равную меру, определяемую взаимным и равным ограничением свободы всех участников социального общения), превращается в произвол.

Традиция рассматривать конституционные нормы о правах людей и конституционные принципы как взаимосвязанные, а не как дискретные правовые единицы является американской. О. В. Холмс в своем эссе "Путь права" писал: "Судьям не удалось адекватно признать своим долгом взвешивание соображений социальной выгоды" <15>. -------------------------------- <15> Holms O. W. The Path of the Law // Boston Law School Magazine. Vol. I. Febr. 1897. No. 4. P. 9.

Итак, конституционно-правовые принципы в конституционно-правовом концептуальном пространстве существуют чаще всего не изолированно, а во взаимосвязи друг с другом. При этом парные конституционные принципы нередко вступают в коллизионные отношения, и эта коллизионность создает динамику всего пространства - правовой реальности. И тогда ее можно сравнить с калейдоскопом, в котором при повороте трубки меняется мозаичная картинка. Бинарность конституционных принципов помогает конституционному праву проявить свою социальную ценность, которая состоит в стабилизации социальной жизни, расширении пространства мира и согласия. При этом, как отмечал О. Холмс, "граница, на которой пересекающиеся интересы уравновешиваются, не может быть заранее определена какой бы то ни было общей формулой; однако отдельные точки этой границы (или точки, помогающие провести ее) устанавливаются решениями, за рамки которых выходит или не выходит данное дело" <16>. -------------------------------- <16> Кон-Элия М., Порат И. Американский метод взвешивания интересов и немецкий тест на пропорциональность: исторические корни // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. N 3. С. 69.

Где провести разделительную черту между конфликтующими правами или принципами, зависит от "сравнительной важности или ценности социального интереса" (Б. Кардозо). Конституционное право не способно определить, в каком направлении будет развиваться социальная жизнь. Так, в ч. 1 ст. 38 Конституции РФ установлено, что семья находится под защитой государства. Возникает вопрос: какая семья? Является ли конституционной ценностью традиционная семья или фактические брачные отношения тоже подпадают под понятие семьи? <17> Именно поэтому конституционные принципы не должны связывать развивающуюся социальную жизнь. Система конституционных ценностей, а это прежде всего конституционные принципы, не должна представлять собой заранее установленную данность. Конституция содержит в виде принципов лишь элементы, которые создают новые картины социального мира. -------------------------------- <17> См.: Толстая А. Д. Фактический брак: перспективы правового развития // Закон. 2005. N 10; Кострова Н. М. Как защитить семью и права детей: проблемы совершенствования семейного законодательства // Закон. 2010. N 8.

Американский философ Р. Паунд поддержал идею необходимости взвешивания социальных интересов и утверждал, что права - это "попытка удовлетворить, примирить, гармонизировать, урегулировать... пересекающиеся и часто конфликтующие между собой претензии и требования" <18>. -------------------------------- <18> Pound R. A Survey of Social Interests // Harvard Law Review. Vol. 57. No. 1. P. 1 - 39.

Философско-правовые взгляды выдающихся судей Верховного суда США О. Холмса и Б. Кардозо оказали влияние на развитие философской мысли. Прагматизм У. Джеймса и Д. Дьюи, рассматривавших истину как социальный конструкт, - это по сути развитие идей взвешивания социальных интересов. В отличие от правовой метафизики Ф. К. Савиньи, прагматизм не пытался искать ответы на общие вопросы бытия, а лишь требовал определять реальные интересы людей и при необходимости их взвешивать. Это означало, что на условной арене в битве двух юридических гигантов победу над Ф. К. Савиньи одержал Р. Иеринг. Формализм и концептуализм права, созданный усилиями исторической школы права, уступил место новому направлению - правовому реализму. В очередной раз философские (и этические) идеи помогли преодолеть интеллектуальную ограниченность созданного усилиями юристов правового концепта.

Библиографический список

Holms O. W. The Path of the Law // Boston Law School Magazine. Vol. I. Febr. 1897. No. 4. Pound R. A Survey of Social Interests // Harvard Law Review. Vol. 57. No. 1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М., 1995. Дюги Л. Социальное право, индивидуальное право и преобразование государства. М., 1909. Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение. М., 1995. Загребельский Г. Толкование законов: стабильность или трансформация? // Сравнительное конституционное обозрение. 2004. N 3. Кельзен Г. Чистое учение о праве. М., 1987. Кистяковский Б. Социальные науки и право: очерк по методологии социальных наук и общей теории права // Философия и социология права. СПб., 1998. Кон-Элия М., Порат И. Американский метод взвешивания интересов и немецкий тест на пропорциональность: исторические корни // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. N 3. Кострова Н. М. Как защитить семью и права детей: проблемы совершенствования семейного законодательства // Закон. 2010. N 8. Любимов Л. Нет причин для оптимизма // Известия. 2011. 6 окт. Нерсесянц В. С. Философия права. М., 2006. Новгородцев П. И. Нравственный идеализм в философии права (к вопросу о возрождении естественного права) // Проблемы идеализма. М., 2010. Новгородцев П. И., Покровский И. А. О праве на существование: социально-философские этюды. СПб., 1900. Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 2009. Румянцев О. Г. Основы конституционного строя России. М., 1994. Субъекты гражданского права / Под ред. С. Н. Братуся. М., 1984. Толстая А. Д. Фактический брак: перспективы правового развития // Закон. 2005. N 10. Эбзеев Б. С. Сущность советской Конституции в свете нового политического мышления // Советское государство и право. 1990. N 12.

Название документа