Проблема предмета и метода уголовного права в трудах российских юристов XIX и начала XX вв
(Генрих Н. В.)
("Общество и право", 2010, N 1)
Текст документа
ПРОБЛЕМА ПРЕДМЕТА И МЕТОДА УГОЛОВНОГО ПРАВА
В ТРУДАХ РОССИЙСКИХ ЮРИСТОВ XIX И НАЧАЛА XX ВВ.
Н. В. ГЕНРИХ
Генрих Наталья Викторовна, кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой уголовного права Северо-Кавказского филиала Российской академии правосудия.
В статье рассматривается формирование и развитие таких категорий уголовного права, как предмет и метод уголовно-правового регулирования в российской юридической литературе XIX и начала XX в. Особое внимание уделено существу научных дискуссий о предмете уголовного права, а также о соотношении охранительной и регулятивной функций уголовного закона.
Ключевые слова: предмет уголовного права; метод; отрасль права; публичное и частное право, уголовный закон; уголовно-правовое регулирование.
The work contains a historical analysis of scientific views about social orientation of Criminal Law, subject and the methods of legal regulation. Prerevolution scientific ideas, which demonstrate the depth and continuity of scientific thought in resolving the questions of the state's penal power limits, make up the foundation of the research. Special attention is paid to the essence of discussions about the subject of criminal regulation and relation between functions of Criminal Law.
Key words: a criminal law subject; a method; branch of law; public and private law, the criminal law; criminally-legal regulation.
Анализу сформулированных в России в XIX и начале XX века доктринальных позиций, касающихся предмета и метода уголовно-правового регулирования, необходимо предпослать по крайней мере два замечания. Одно из них связано с констатацией довольно неожиданного факта: как выяснилось, ни в одной из содержательных публикаций отечественных ученых современного периода (1985 - 2006 гг.), посвященных проблеме предмета и метода уголовного права, доктринальные положения русских юристов дореволюционного периода российской истории не исследовались. Во втором случае имеется в виду принципиальное замечание общетеоретического свойства. Дело в том, что юридическая наука того времени, по большому счету, не знала самого понятия "отрасль права", различая лишь уголовный закон и науку уголовного права. Отсутствие самого понятия "отрасль права", смешение права и закона либо права и науки, как объективные обстоятельства, связанные с уровнем развития доктрины, обусловили тот факт, что определению предмета и методов отрасли уголовного права в научной и учебной литературе практически не уделялось внимания; по крайней мере они никогда не выступали в качестве самостоятельных направлений исследования.
Сказанное обусловливает необходимость реконструкции, воссоздания теоретического понимания предмета и метода отраслевого (в современном понимании) уголовно-правового регулирования. Такое моделирование, конечно же, будет нести на себе отпечаток субъективной интерпретации исследуемых текстов, а также страдать возможными погрешностями, связанными с приложением современных теоретических конструкций к познанию правовой действительности прошлого. Однако некоторые "минусы" применяемой методики должны быть компенсированы новизной полученных результатов, приемлемыми в науковедческом отношении. Чтобы сделать такое исследование максимально объективным, следует, во-первых, исходить из господствовавших в тот период типа правопонимания и представлений о видах и строении права, и, во-вторых, обратиться к косвенным свидетельствам о предмете и методах отрасли, почерпнутым из анализа понятий преступления, наказания и уголовного закона.
Исходной точкой в определении статуса и места в системе права уголовно-правовых предписаний для юристов XIX столетия было деление права на естественное и позитивное, а последнего - на государственное (публичное) и гражданское (частное). Специалисты проявляли единодушие в том, что уголовное право является частью не столько естественного, сколько позитивного права, которое непосредственно связано с нормотворческой, исполнительной и судебной деятельностью государства. Кроме того, уголовное право признавалось связанным исключительно с интересами, имеющими общегосударственное значение, и потому считалось частью права государственного. Эта мысль свое четкое и развернутое обоснование нашла прежде всего в сочинении П. А. Фейербаха, которое сыграло весьма важную роль в становлении и развитии русской уголовно-правовой науки. Фейербах писал: "Уголовное право (наука о наказательном праве) есть знание существующих в государстве прав, основанных на законах наказательных относительно к подданным как нарушителям сих законов. Посему право уголовное составляет часть всеобщего (публичного) права и отличается от гражданского, показывающего именно права частных лиц, а также и от государственного права, как сораспоряженной (coordinata) ему части всеобщего права, поскольку государственное право излагает права, основанные на государственном установлении (constitutio)" [1, с. 1 - 2].
Специфика же уголовного права как части права государственного состояла в его направленности. С. Будзинский в этой связи указывал: "Положительное право, определяя наши права и обязанности, было бы мертвою буквою, если бы оно вместе с тем лишено было охранительных мер, если б оно не угрожало злом в случае нарушения оного. В этом отношении все отрасли права подразделяются на определительные и охранительные. К охранительным принадлежат: судопроизводство, судоустройство, и преимущественно уголовное право". И далее: "Уголовное право составляет часть государственного, так как оно имеет целью охранить общественный порядок" [2, с. 1, 3].
Таким образом, можно заключить, что в традиционном для XIX столетия понимании уголовное право представляло собой охранительную "отрасль" государственного позитивного права. Необходимость существования такого права не вызывала сомнений. Его социально-исторические корни, исходя из концепции естественного права, виделись в самой природе общества как совместного "общежития" людей и государства как его цивилизованной формы.
Признавая объективную потребность в существовании карательной деятельности государства для поддержания правопорядка, специалисты одновременно занимались поиском и обоснованием пределов ее осуществления. Здесь исходной точкой рассуждений могли служить слова Ч. Бекариа: "Если каждый член общества связан с ним, то равным образом и общество связано с каждым из своих членов посредством договора, по самой своей природе налагающего обязательство на обе стороны" [3, с. 91].
Развивая эти идеи, С. Будзинский указывал: "Общество без карательной власти существовать не может; это факт всеобщий и бесспорный. Равным образом и то несомненно, что карательная власть государства не действует своевольно, а вращается в известных, начертанных законом пределах" [2, с. 20, 32].
В приведенных положениях прослеживается весьма интересное понимание уголовного права как наказательного права государства. Как и всякое право, принадлежащее какому-либо лицу, уголовное право при таком подходе могло быть рассматриваемо в объективном и субъективном смысле. Довольно четко эту мысль сформулировал А. Ф. Бернер: "Выражение "право наказывать" (Strafrecht) имеет двоякое значение... Во-первых, выражение "право наказывать" может быть понимаемо в субъективном смысле, как право государства на отправление наказания (jus puniendi). ...Во-вторых, в противоположность сказанному, мы можем точно также говорить и об уголовном праве в объективном смысле, то есть: о совокупности тех основных положений, которыми должно руководиться государство при отправлении своего карательного права" [4].
Надо отметить, что проблеме обоснования субъективного права государства на наказание преступников русская наука XIX - начала XX столетия уделяла пристальное внимание. Однако вопросы, связанные с ограничением карательной деятельности нормами позитивного уголовного права, не нашли в ней сколь-либо развернутого анализа. Да и сама постановка этого вопроса была косвенной и имела место далеко не во всех сочинениях.
Причин тому, на наш взгляд, несколько. Во-первых, это понимание права как правил, установленных государством прежде всего для людей, в нем проживающих. Такой взгляд предполагал право как внешний фактор регуляции поведения именно человека, а не как механизм, сдерживающий государство, суверенитет которого не подвергался сомнениям и ограничениям. Уже одно это обстоятельство не позволяло науке в полной мере осознавать уголовное право как инструмент ограничения, сдерживания государства.
Наряду с этим, существовала еще одна причина, заключающаяся в специфическом понимании норм уголовного закона и их социально-правовых функций. Впервые оно было предложено в России еще в первой четверти XIX столетия в "Руководстве к познанию российского законоискусства" З. Горюшкина и в "Систематическом руководстве к познанию российского законоведения" П. Соколова [5, с. 279, 285]. Согласно воззрениям этих авторов, уголовно-правовые постановления не имеют самостоятельного регулятивного воздействия и выполняют роль норм, охраняющих все остальные права от нарушений. В более зрелом виде эта идея была сформулирована в трудах П. Биндинга, а затем развита такими российскими учеными, как С. Будзинский, Н. Д. Сергиевский, Н. С. Таганцев. Н. Д. Сергиевский, например, по этому поводу писал: "Уголовный закон или правоположение, на основании которого преступник наказывается, существенно разнится от того правоположения, которое он, совершая преступное деяние, нарушает. Мы не можем сказать, что преступник нарушает уголовный закон. ...Преступник нарушает известные запреты, на которые в уголовном законе заключается как бы ссылка и которые являются для него необходимым предположением. ...Мы должны различать, с одной стороны, уголовный закон, определяющий за то или другое преступное деяния известное наказание, а с другой - те правовые нормы, или обязательные для всех приказы и запреты, что делать и чего не делать, за нарушение которых виновные подвергаются действию уголовного закона" [6, с. 43; 7, с. 24 - 25].
Таким образом, уголовно-правовые постановления мыслились преимущественно как санкция тех или иных правовых норм, регулирующих общественные отношения. В каждой сфере общественной жизни, для того чтобы ее оптимизировать и обезопасить, государство устанавливает определенные правила и запреты, причем не только уголовно-правовые. Нарушение этих запретов влечет за собой реакцию со стороны государства, в том числе (в зависимости от характеристики деяния) и применение уголовно-правовых санкций. При таком подходе уголовное право фактически лишалось собственного, оригинального предмета правового регулирования и понималось в большей степени как специфический метод регулирования так называемых "позитивных базисных" отношений. Причем, в отличие от иных принудительных методов регулирования, уголовное право отличалось содержанием санкций (наказаний), которые не могли быть применяемы в рамках иных карательных законов.
Понимание уголовного права только и исключительно как санкционирующей части права подвергалось критике уже его современниками. Так, например, Н. А. Неклюдов указывал: "Под уголовным законом в тесном смысле слова понимают законодательный запрет или приказ, нарушение ли неисполнение которого гарантируется положенным в нем наказанием" [8, с. 170]. В этом замечании отчетливо выражена мысль о том, что уголовное право обладает не только охранительной, но и регулятивной функцией. Оно формулирует самостоятельные запреты, которые обладают всеми признаками правовой нормы, и тем самым непосредственно регулирует "позитивные" общественные отношения. При таком подходе в понимании уголовного права акцент смещался с метода правового регулирования на его предмет. Однако, в отличие от ранее изложенной концепции, здесь в предметную область уголовного права включались не все без исключения отношения, а только те, в рамках которых именно уголовный закон возлагал на граждан определенные обязанности или устанавливал запреты.
Таким образом, можно сделать вывод, что к концу XIX столетия в русской уголовно-правовой науке сложилось два основных подхода к пониманию уголовного права. В рамках первого из них уголовное право не наделялось собственными регулятивными возможностями и играло роль специфического метода охраны всех "позитивных" общественных отношений, урегулированных иными отраслями права, законами. Второй подход, не отказывая уголовному праву в особом методе, предполагал, что он используется для непосредственного регулирования лишь тех "позитивных базисных" общественных отношений, которые находят свое отражение в нормах уголовного закона.
Общественные отношения, которые охранялись или регулировались уголовным правом, мыслились учеными XIX столетия как публично-правовые отношения, где одной стороной выступало государство, наделенное субъективным правом применения уголовных наказаний, а второй стороной - неопределенный круг лиц, находящихся под властью уголовных законов этого государства. Ныне этот вид отношений часто именуется "общепредупредительным". Применяя сегодняшние представления к познанию его структуры, можно установить следующее.
1. Объектом данного правоотношения признавался существующий в обществе правопорядок, правила общежития. Или как писал П. Фейербах, "поелику сохранение прав вообще есть цель наказательных законов, то как права подданных, так и права, принадлежащие Государству, составляют предмет защищающего их угрожения" [1, с. 23].
2. Содержанием анализируемого общепредупредительного отношения выступал комплекс прав и обязанностей его участников. При этом не существовало разногласий в науке лишь по поводу признания частью общепредупредительного отношения обязанности гражданина соблюдать установленные государством запреты. Мнения же юристов в оценке того, является ли установление наказания правом или обязанностью государства, существенно расходились. Если Л. С. Белогриц-Котляревский считал, что "наказание составляет лишь право государства, а не его обязанность" [9, с. 37], то И. Я. Фойницкий полагал обратное: "Право наказания, принадлежащее государству, составляет его обязанность, от осуществления которой оно не может воздерживаться. Это - обязанность перед частными лицами, потерпевшими от преступления, и перед всем обществом" [10, с. 15, 31].
Что же касается метода регулирования рассматриваемых отношений, то им признавалось императивное установление запрета, который проявлялся в уголовной санкции. Иначе и не могло быть, поскольку само уголовное право представлялось как средство принуждения граждан к исполнению возложенных на них правовых обязанностей. В уголовном праве таким средством принуждения могло быть только и исключительно наказание.
Разработав теорию уголовного наказания, к концу XIX столетия российская правовая наука тем не менее в полной мере осознавала ограниченные возможности наказания как средства предупреждения преступности и потому приступила к активному поиску новых средств, что, в свою очередь, и породило известную дискуссию относительно предмета и методов уголовного права. Дискуссия понималась самими ее участниками как диспут о предмете науки уголовного права. Однако детальное исследование этой науковедческой полемики позволяет выявить и различные суждения ученых относительно предмета и методов отрасли уголовного права. В ходе этой дискуссии речь шла о возможности включения в арсенал уголовно-правовых средств воздействия на преступность, помимо наказания, иных мер, которые в современной терминологии можно обозначить как общие либо индивидуальные, социальные либо специально-криминологические меры профилактики преступлений.
Надо признать, что никто из специалистов не оспаривал значимости этих мер для решения задач борьбы с преступностью. Проблема возникала при попытке придания им свойства уголовно-правовых мер и согласования с устоявшимся представлением о предмете отрасли уголовного права. Если уголовное право - по преимуществу санкционирующая часть иных правовых предписаний, то очевидно, что меры профилактики не могут рассматриваться в качестве санкций за правонарушение, поскольку применяются не после его совершения, а до того. Профилактические меры, как не связанные с карательным воздействием, предполагают, далее, расширение круга субъектов их применения, включения в него не только государства, но и иных лиц. Кроме того, эти меры (прежде всего специально-криминологические) рассматриваются как меры воздействия на строго определенный круг лиц, склонных или способных к совершению преступления, а потому они не могут быть позиционированы как меры правового регулирования поведения всех участников общественных отношений. Наконец, меры профилактики, как ориентированные на предупреждение строго определенного вида поведения людей, не могут рассматриваться в качестве средства регулирования всех "позитивных" общественных отношений, они имеют ограниченный участок применения.
В итоге, возникала серьезная проблема: с одной стороны, стала очевидной необходимость применения иных, кроме наказания, мер борьбы с преступлениями, а с другой стороны, эти меры не укладывались в границы мер правового регулирования общепредупредительных отношений. Объективная необходимость расширения спектра мер борьбы с преступностью требовала пересмотра представлений о предмете уголовно-правового регулирования и его механизме.
В процессе дискуссии о предмете науки уголовного права выход из создавшейся ситуации был найден совместными усилиями представителей классической школы, выступавшими за сохранение юридической чистоты уголовно-правовой науки, и специалистами социологической школы, стремившимися четко обозначить пределы уголовно-правовой догматики, уголовной политики и криминологии. Выход этот состоял в кардинальном переосмыслении социальных функций уголовно-правовых норм и предмета их регулирования, в признании уголовного права "совокупностью юридических норм, которыми регулируются преступление и наказание как юридические отношения" [11, с. 8].
Обновленный взгляд на предмет уголовно-правового регулирования был сформулирован в начале XX в. Его развернутое обоснование предложил А. А. Пионтковский (старший) в своих рассуждениях об уголовной догматике: "Уголовная догматика имеет предметом своего изучения те правовые нормы, в которые облекается борьба с преступностью, задачей построения этих норм соответственно целям этой борьбы и потребностям защиты и охраны прав личности от возможного насилия и произвола. Однако она не занимается всесторонней регуляцией этой борьбы. Ввиду того что меры борьбы с физико-социальными факторами преступной деятельности затрагивают разнообразные стороны общественной жизни - политическую, экономическую и проч., регуляция применения этих мер относится к тем отраслям обществознания, которые занимаются изучением этих сторон общественной жизни, каковы государственное право, гражданское право, полицейское право; от этих отраслей обществознания следует ожидать и требовать такой регуляции общественных отношений, которая соответствовала бы требованиям уголовной политики; уголовной же догматике регуляцией этих отношений заниматься не за чем; она занимается только регуляцией отношений, возникающих по поводу непосредственной борьбы с индивидуальным фактором преступной деятельности" [12, с. 65; 13, с. 13].
Здесь налицо качественно иной подход к пониманию предмета уголовного права. Уголовное право в трактовке А. А. Пионтковского перестает быть только и исключительно средством охраны существующих правовых норм и наделяется собственными регулятивными возможностями. При этом в предмет регулирования включаются уже не "позитивные базисные" общественные отношения государства со всеми гражданами, находящимися под его юрисдикцией, а только те отношения, которые имеют, так сказать, индивидуализированный характер и возникают между государством и конкретным лицом, нарушившим уголовно-правовой запрет. Сегодня эти отношения называют "охранительными".
Переход с "общепрофилактического" на "индивидуально-регулятивный" уровень понимания уголовного права был знаковым событием в истории науки и отрасли. Слово "переход" в данном случае не означает забвения наукой общепрофилактической функции уголовного права и уголовного наказания, оно лишь показывает смену акцентов. Уголовное право представлялось теперь не как право, непосредственно регулирующее "позитивные базисные" отношения, а как совокупность норм, оказывающих лишь регулятивное воздействие на эти отношения, но непосредственно регулирующее иной круг отношений, связанных с совершением преступления.
Изменение в понимании предмета уголовно-правового регулирования повлекло за собой и признание допустимости большего разнообразия в применении мер регулирования "индивидуализированных" отношений. В качестве таковых стали признаваться не только традиционное наказание с его обще - и специально-профилактическим эффектом, но и иные меры, "подсказанные" учеными (и социологической, и антропологической школы): условное осуждение, меры принудительного лечения, меры воспитания, ориентированные в большей степени на достижение целей частной превенции. Их разработка и применение способствовали активизации специально-профилактической роли уголовного права, его приспособлению и более гибкой адаптации к весьма разнообразным ситуациям совершения преступления и личности преступника.
Таким образом, к началу XX столетия наука вплотную подошла к такому пониманию предмета и метода уголовного права, которое практически можно считать современным. Однако его полноценное осмысление и развитие происходило уже в иных политических, идеологических и социально-правовых условиях.
Литература
1. Фейербах П. А. Уголовное право. СПб., 1810.
2. Будзинский С. Начала уголовного права. Варшава, 1870.
3. Бекариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 2004.
4. Бернер А. Ф. Учебник немецкого уголовного права (часть общая). С примечаниями, приложениями и дополнениями по истории русского права и законодательству положительному Н. Неклюдова. Т. I. СПб, 1867 // http://www. allpravo. ru/ library/ doc101p0/ instrum3264/ item3268.php.
5. Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России / Под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М., 2003.
6. Сергиевский Н. Д. Русское уголовное право: Пособие к лекциям. / Часть Общая. СПб., 1896.
7. Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая. В 2 т. Т. 1. М., 1994.
8. Неклюдов Н. А. Общая часть уголовного права: Конспект. СПб, 1875.
9. Белогриц-Котляревский Л. С. Учебник русского уголовного права: Общая и Особенная части. Киев-Пб.-Харьков, 1903. С. 37.
10. Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000.
11. Набоков В. Д. Содержание и метод науки уголовного права // Сборник статей по уголовному праву. СПб., 1904.
12. Пионтковский А. А. Наука уголовного права, ее предмет, задачи, содержание и значение (1895) // Российский криминологический взгляд. 2007. N 4.
13. Пионтковский А. А. Уголовное право: Пособие к лекциям. Общая часть. Вып. 1. Казань, 1913.
Название документа