Добросовестность владения и приобретательная давность: mala fides superveniens non impedit usucapionem

ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ ВЛАДЕНИЯ И ПРИОБРЕТАТЕЛЬНАЯ ДАВНОСТЬ: MALA FIDES SUPERVENIENS NON IMPEDIT USUCAPIONEM

А. Д. РУДОКВАС

Рудоквас Антон Дмитриевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Гражданский кодекс Российской Федерации не содержит прямого ответа на вопрос о том, препятствует ли дальнейшему течению приобретательной давности обретенная добросовестным приобретателем впоследствии осведомленность относительно неправомерности приобретенного им владения. Этот вопрос по-разному решается в различных правовых системах прошлого и настоящего. В римском праве действовал принцип mala fides superveniens non nocet <1>, который означает, что имеющаяся при приобретении владения добросовестность образует незыблемое юридическое состояние и оно не изменяется с наступлением тех обстоятельств, которые, если бы они существовали налицо при приобретении владения, не дали бы возможности возникнуть этому юридическому положению <2>. Этот римский принцип нашел нормативное закрепление в ст. 2268 ГК Франции, где expressis verbis указано: "Достаточно, чтобы добросовестность была налицо в момент приобретения". В то же время п. 2 § 937 Германского гражданского уложения (BGB) гласит: "Приобретение по давности исключается, если приобретатель в момент приобретения владения действовал недобросовестно либо узнал впоследствии, что право собственности ему не принадлежит". Таким образом, германский законодатель воспринял противоположный римскому принцип - mala fides superveniens nocet <3>. -------------------------------- <1> Последующая недобросовестность не вредит (приобретательной давности) (лат.). <2> См.: Arangio-Ruiz V. Op. cit. 14a ed. Napoli, 1981. P. 213; Voci P. Istituzioni di diritto romano. 4a ed. Milano, 1994. P. 265. <3> Последующая недобросовестность вредит (приобретательной давности) (лат.).

В современной российской цивилистической доктрине является весьма распространенным представление о том, что этот последний принцип воспринят и отечественным гражданским правом <4>. В отсутствие прямых указаний закона на данное обстоятельство этот тезис выводится из буквального толкования ст. 234 ГК. Логика рассуждений сторонников такой точки зрения следующая: коль скоро по букве закона давностный владелец - это владелец добросовестный, а добросовестность представляет собой неосведомленность относительно собственной неуправомоченности на владение, значит, получение владельцем сведений о незаконности владения лишает его добросовестности, вследствие чего владение перестает быть давностным. -------------------------------- <4> См., напр.: Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М., 2007. С. 517 (автор раздела - Ю. А. Тарасенко); Шадрина Н. Течение сроков приобретательной давности по гражданскому праву России // Хозяйство и право. 2003. N 9. С. 119.

Впрочем, подробное обоснование этой позиции дано лишь Д. О. Тузовым, который обращает особое внимание на тот факт, что в рассматриваемой статье ГК говорится не о добросовестном завладении, а о добросовестном владении. Результатом этого филологического анализа стал вывод, что законодатель имел в виду именно утрату владельцем статуса добросовестного, а значит, давностного владельца в случае обретения им осведомленности о неправомерности завладения им вещью. Для подкрепления такого вывода понятие добросовестности владения отождествляется автором с другим упомянутым в ст. 234 ГК реквизитом владения "для давности" (ad usucapionem) - владением "имуществом как своим собственным". Более того, указывается на категорическую несовместимость понятий "добросовестный приобретатель" и "добросовестный владелец", которые, по мнению Д. О. Тузова, представляют собой совершенно разные фигуры <5>. -------------------------------- <5> См.: Тузов Д. О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М., 2007. С. 171 (сн. 1). С. 173; он же. Продажа чужой вещи и проблема защиты добросовестного приобретателя в российском гражданском праве // Вестник ВАС РФ. 2007. N 1. С. 9, 15 (сн. 25); N 2. С. 5, 17 (сн. 2).

Прежде всего хотелось бы обратить внимание на нелогичность этого последнего тезиса. Чтобы кем-то быть, надо им стать. Следовательно, чтобы стать добросовестным владельцем, надо добросовестно приобрести владение, т. е. быть добросовестным приобретателем <6>. Таким образом, правильно поставленный вопрос заключается в следующем: утрачивает ли добросовестный приобретатель статус добросовестного владельца, получив информацию о незаконности своего владения, или нет? -------------------------------- <6> См.: Черепахин Б. Б. Виндикационные иски в советском гражданском праве // Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 214.

Что касается владения "имуществом как своим собственным", то в отсутствие легального определения данного понятия следовало бы учитывать тот смысл, который в него вкладывает цивилистическая традиция. "Владеть "в виде собственности" или "на праве собственности" - значит владеть от своего имени, а не от имени другого собственника имущества; владеть, не имея к тому никакого юридического основания, ибо наличность этого основания будет или владением собственника, или владением от его имени... Отрицание чьего-либо права собственности на владеемое имущество, отрицание, выражающееся в действиях, придающих владению вид права собственности, как бы принадлежащего владельцу, - вот характерная черта давностного владения, выраженная словами "в виде собственности" <7>. -------------------------------- <7> Мейер Д. И. Русское гражданское право. М., 2003. С. 401.

Такой смысл вкладывала в понятие владения имуществом как своим (pro suo) дореволюционная доктрина и судебная практика. В этом она следовала в русле общеевропейской цивилистической традиции, которая со времен римского права именно так понимала указанный реквизит приобретательной давности, восходящий к римскому разграничению самостоятельного владения (possessio) и держания на чужое имя (detentio). Конечно, в дореволюционной российской цивилистике предпринимались попытки отождествления добросовестного владения и владения имуществом как своим ("на праве собственности", по терминологии тогдашнего законодателя), однако они имели маргинальный характер, не оказали никакого влияния на практику и объяснялись стремлением изыскать в законодательстве императорской России отсутствовавший в нем реквизит добросовестности давностного владения <8>. В современной России вполне традиционный смысл вкладывают в понятие владения имуществом как своим высшие судебные инстанции, о чем свидетельствует данное Пленумом Высшего Арбитражного Суда РФ разъяснение, что нормы приобретательной давности не подлежат применению в случаях, когда владение осуществлялось на основе договорных обязательств (аренды, хранения, безвозмездного пользования) или имущество было закреплено за владельцем на праве хозяйственного ведения или оперативного управления <9>. -------------------------------- <8> Подробнее см.: Рудоквас А. Д. Об условиях и порядке установления факта приобретательной давности в порядке особого производства (опыт дореволюционной России и современность) // Цивилистические исследования: Ежегодник гражданского права. Вып. III (2006) / Под ред. Б. Л. Хаскельберга, Д. О. Тузова. М., 2007. С. 122 и сл. <9> Пункт 18 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" (Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации по гражданским делам / Сост. А. П. Сергеев. 3-е изд. М., 2005. С. 258).

Таким образом, отождествление добросовестности владения и владения имуществом как своим применительно к действующему гражданскому законодательству более чем сомнительно и нуждается в подробно аргументированном обосновании. Очевидно, что исключительно на базе филологического анализа ст. 234 ГК невозможно определить, добросовестность давностного владения необходима лишь в момент его приобретения или на всем протяжении владения. Для уяснения того, что же в данном случае имел в виду законодатель, необходимо систематическое истолкование этой статьи в контексте иных положений ГК, связывающих с добросовестностью владения определенные юридические последствия. Прежде всего в этом смысле представляет интерес ст. 303 ГК. Из содержания данной статьи вытекает, что на любые виды доходов, полученных до момента, когда добросовестный владелец узнал или должен был узнать о неправомерности своего владения, или до получения им повестки по иску собственника о возврате имущества, он приобретает право собственности. Это соответствует положениям ст. 136 ГК о том, что поступления, полученные в результате использования имущества (плоды, продукция, доходы), принадлежат лицу, использующему имущество на законном основании, если иное не предусмотрено законом. В данном случае законом предусмотрено иное - приобретение права на доходы добросовестным владельцем имущества. Вопреки распространенной точке зрения <10> тот факт, что при виндикации приносящей доход вещи собственник вправе требовать от ответчика - добросовестного владельца возврата или возмещения всех доходов, которые тот извлек или должен был извлечь с момента, когда он узнал о неправомерности своего владения или получил повестку по иску собственника, не свидетельствует о том, что с этого момента добросовестный владелец становится недобросовестным. -------------------------------- <10> См., напр.: Черепахин Б. Б. Виндикационные иски в советском гражданском праве. С. 213; Советское гражданское право. Ч. I / Отв. ред. В. Т. Смирнов, Ю. К. Толстой, А. К. Юрченко. 2-е изд. Л., 1982. С. 314.

Во-первых, к такому выводу приводит буквальное прочтение текста данной статьи. Если бы законодатель имел в виду превращение добросовестного владельца в недобросовестного, он бы прямо указал на это, что было бы логичнее с точки зрения юридической техники. Чтобы понять, как должна была бы выглядеть в таком случае ст. 303 ГК, достаточно сравнить ее с формулировками соответствующих статей зарубежных гражданских кодексов: § 990 (1) BGB: "Если владелец при приобретении владения действовал недобросовестно, он отвечает перед собственником с момента приобретения в соответствии с §§ 987 и 989. Если владелец узнал впоследствии, что он не управомочен на владение, то с этого момента он отвечает по тем же основаниям". § 338 Общего гражданского уложения Австрии (ABGB): "Добросовестный владелец, который присужден судебным решением к возврату вещи, рассматривается как владелец недобросовестный со дня предъявления против него иска как в отношении возмещения доходов и вреда, так и в отношении расходов. Он не несет ответственности за непредвиденный случай, который бы не произошел с вещью, если бы она находилась у собственника, кроме того случая, когда он отсрочил возврат вещи посредством заведомо необоснованной тяжбы". Статья 550 ГК Франции (Code Civil): "Владелец признается добросовестным, когда он владеет как собственник на основании, передающем собственность, пороков которого он не знает. Он перестает быть добросовестным с момента, когда он узнал об этих пороках". Во-вторых, даже если допустить, что осведомленность владельца о неправомерности своего владения, наступившая после его приобретения, превращает его владение в недобросовестное, не ясно, почему такой же эффект имеет получение повестки по иску собственника. Простое заявление третьим лицом притязаний на вещь, находящуюся у владельца, само по себе не может лишить его имеющей объективные основания убежденности в наличии у него правомерного титула владения. Как справедливо отмечал Д. И. Мейер, "если добросовестный владелец чужого имущества извещен о предъявленном к нему собственником иске, то он с этого момента хотя и не считается недобросовестным владельцем, но тем не менее со стороны ответственности становится в положение, близкое к положению последнего, а именно, - подобно ему, он обязан возвратить доходы с имения, полученные с момента извещения об иске" <11>. Впрочем, точно так же простое сообщение третьим лицом информации о незаконности владения не лишает владельца добросовестности, поскольку он не обязан верить этому сообщению до тех пор, пока изложенные ему факты не нашли подтверждения в судебном разбирательстве. -------------------------------- <11> Мейер Д. И. Русское гражданское право. С. 305.

Следовательно, правило ст. 303 ГК относительно момента, с которого у добросовестного владельца появляется обязанность возврата собственнику всех доходов, которые этот владелец получил или должен получить, объясняется тем, что именно с этого момента ответчик имеет основания усомниться в своей управомоченности на владение. Подобные сомнения не тождественны полной утрате уверенности в правомерности владения. Однако если бы в рассматриваемой ситуации доход, полученный до вынесения судебного решения, оставался у добросовестного владельца, это могло бы привести к усиленной эксплуатации вещи с целью извлечь из нее, ценой усиленного износа, максимальный доход на тот случай, если в результате судебного разбирательства все-таки будет доказан факт принадлежности спорного имущества истцу. С другой стороны, поскольку перспектива возможного возврата истцу не только самой вещи, но и доходов от нее не стимулирует владельца к извлечению последних, на него возлагается обязанность возврата не только полученных доходов, но и тех, которые он должен был получить. "Формулируя это правило, законодатель использует совершенный вид глаголов (узнал, получил), означающий завершенность действия, однако продолжает называть владельца добросовестным. Кроме того, только исходя из предположения, что открывшаяся порочность титула не лишает лицо статуса добросовестного владения, можно объяснить упоминание обоих - и добросовестного, и недобросовестного - владельцев во втором абзаце ст. 303 ГК, где говорится только о тех обязанностях, которые возникли с того времени, с которого собственнику причитаются доходы от имущества, т. е. только после того, как владелец узнал или должен был узнать о незаконности своего владения. Если бы субъект считался с этого момента утратившим статус добросовестного владельца, упоминание о нем было бы лишним" <12>. -------------------------------- <12> Латыев А. Н. Правовое положение лица, владеющего имуществом в течение срока приобретательной давности // Российский юридический журнал. 2001. N 4. С. 95.

Таким образом, буквальное толкование ст. 303 ГК приводит к выводу, что последующее обретение владельцем осведомленности относительно неправомерности добросовестно приобретенного им владения неспособно лишить его статуса добросовестного владельца. Аналогичным образом обстоит дело и с ответственностью добросовестного владельца за порчу или гибель вещи. Характерно, что Д. О. Тузов, являясь сторонником противоположного подхода, вынужден упрекать законодателя в некорректности формулировки п. 2 ст. 1104 ГК. Между тем презумпция того, что законодатель способен адекватно выражать свои мысли, является краеугольным камнем правового регулирования и как таковая представляет собой praesumptio iuris et de iure. Тем более странно, что призыв не понимать слова законодателя буквально вышел из-под пера автора, который придает основополагающее значение тому факту, что в ст. 234 ГК законодатель говорит о добросовестном владении, а не о добросовестном завладении! С какими же аргументами? Во-первых, Д. О. Тузов полагает невозможным применение понятия неосновательного обогащения в отношении получения индивидуально-определенной вещи, а потому считает невозможными "недостачу" и "ухудшение" имущества в контексте п. 2 ст. 1104 ГК, если только не считать, что законодатель допустил описку и на самом деле имел в виду не неосновательное обогащение, а неосновательное получение индивидуально-определенной вещи в незаконное владение, притом что собственником остается лицо, передавшее эту вещь получателю <13>. -------------------------------- <13> См.: Тузов Д. О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Вып. I: Сб. науч. тр. памяти профессора И. В. Федорова / Под ред. Б. Л. Хаскельберга, Д. О. Тузова. М., 2004. С. 240 (сн. 1).

Во-вторых, он считает, что поскольку добросовестность исключает виновность, то, согласно п. 2 ст. 1104 ГК, добросовестный владелец несет ответственность без вины за умышленную или неосторожную порчу имущества, которое он ошибочно, но вполне основательно полагает принадлежащим ему на праве собственности <14>. -------------------------------- <14> См.: Тузов Д. О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России. С. 241 и сл.; он же. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. С. 143.

Очевидно, что подобная интерпретация способна опровергнуть уже не только презумпцию способности законодателя адекватно выражать свои мысли, но и презумпцию его разумности. К тому же ее обоснование все равно вынудило Д. О. Тузова объяснять особый смысл понятий "умысел" и "грубая неосторожность" в данном контексте. Между тем указанные положения ст. 1104 ГК можно интерпретировать, не прибегая к столь явным натяжкам и не обвиняя законодателя в некорректности формулировок. Кондикция индивидуально-определенной вещи в принципе возможна, например при последующем отпадении основания совершенного предоставления (causa finita). Другое дело, что исходя из указания ст. 1103 ГК о применении правил об истребовании неосновательного обогащения, предусмотренных гл. 60 ГК, к требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке и об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения ст. 1104 ГК применима и к случаям передачи индивидуально-определенной вещи по недействительной сделке, когда о неосновательном обогащении в таком контексте речь не идет, если не считать традицию абстрактной сделкой. Однако и в этом последнем случае мысль законодателя объясняется просто, если провести естественную аналогию с положениями ст. 303 ГК: статус добросовестного владельца сохраняется и после получения владельцем осведомленности о неправомерности завладения им вещью. Именно с этого момента можно вести речь об умысле и неосторожности добросовестного владельца, что и делает законодатель. Если перейти от буквального толкования закона к аргументам из области политики права, то и тут позиция сторонников существования в отечественном правопорядке принципа mala fides superveniens nocet не находит оправдания. Этот принцип появился в каноническом праве, откуда и был заимствован создателями BGB <15>. "Хотя между средневековыми теологами и канонистами были разногласия, все же в конечном счете каноническое право имело в виду духовные цели. Нельзя приобрести имущество, зная о неправомерности приобретения, без того, чтобы согрешить. Канонистам представлялось неправомерным допустить правило, которое "отделяет человека от Бога" <16>. По этой причине, отвечая на вопрос о том, что должно делать право в случае, когда знание о наличии истинного титула обретено после начала течения давности, канонисты решили, что не важно, что владелец не знал об этом раньше, но если теперь он знает, то, хотя формальное право позволяет ему удерживать вещь, это будет грех с его стороны, на что указывали теологи. При этом канонисты прекрасно осознавали, что "если последующая mala fides всегда уничтожает притязание, основанное на давности, то по закону для успешного применения давности нашлось бы очень мало места" <17>. -------------------------------- <15> См.: Becker H.-J. Spuren des kanonischen Rechts im Burgerlichen Gesetzbuch // Rechtsgeschichte und Privatrechtsdogmatik / Hrg. von R. Zimmermann, R. Knutel, J. P. Meincke. Heidelberg, 1999. S. 167. <16> Helmholz R. H. Legal Formalism, Substantive Policy, and the Creation of a Canon Law of Prescription // Prescriptive Formality and Normative Rationality in Modern Legal Systems: Festschrift for Robert S. Summers / ed. by Werner Krawietz, Neil MacCormic, Georg Henrik von Wright. Berlin, 1994. P. 274. <17> Ibid. P. 277.

Однако, ставя моральные ценности неизмеримо выше интересов оборота, они исходили из того, что каноническое право "не может терпеть, когда мирское право вводит человека в грех. Оно должно отвратить опасность от его души, поскольку недобросовестный владелец рисковал вечным проклятием за удержание имущества, на которое у него не было права. Спасение души более важно, чем мирские преимущества, и римское право потеряло это из виду" <18>. -------------------------------- <18> Ibid. P. 280.

При этом для объяснения противоречий канонического и римского права в подходе к добросовестности давностного владения авторитетным канонистом Joannes Andreae было высказано следующее суждение: "Цель канонического права не в служении общему благу, а в служении промыслу Божьему на земле. Поэтому каноническое право не может одобрить норму, которая отделяет человека от Бога. Каноническое право должно обеспечивать справедливость, а римское - гражданский мир. Это различие предполагает, что каноническое право имеет отношение к внутреннему миру человека и поэтому оценивает поведение согласно внутренней добросовестности владельца. Разве Иисус, уча о том, что человек, возжелавший женщины, согрешил в сердце своем, не сказал также, что он пришел не для того, чтобы отменить закон, но чтобы исполнить его? Именно поэтому каноническое право принимает во внимание внутренние намерения человека. Поскольку цели того и другого права различны, из этого следует, что они не являются несовместимыми, хотя и приняли различные стандарты приобретения титула по давности. На самом деле можно сказать, что каждое из них восприняло норму, которая больше соответствует его внутренней природе" <19>. Это элегантное объяснение показывает, что подход канонического права не соответствует развитому обороту. Однако ему не откажешь в последовательности, чего нельзя сказать о современных сторонниках этой точки зрения. -------------------------------- <19> Ibid. P. 282.

Дело в том, что в каноническом, как и в римском праве, иск собственника об истребовании имущества из чужого незаконного владения не ограничивался давностью. Право на иск утрачивалось только вместе с правом собственности в том случае, если приобретательная давность для незаконного, но добросовестного владельца истекла еще до предъявления против него иска и на этом основании он стал собственником. Таким образом, предъявление иска собственника против незаконного добросовестного владельца до истечения приобретательной давности неизбежно приводило не только к превращению последнего во владельца недобросовестного, но и к возврату утраченной вещи истцу. Иначе обстоит дело в современном российском праве. Возможность виндикации ограничена общим сроком исковой давности. Таким образом, виндицирующему собственнику может быть отказано в удовлетворении иска в случае, если ответчик заявит об истечении исковой давности. Однако "необходимой предпосылкой вынесения решения об отказе в удовлетворении притязания истца... по мотиву истечения исковой давности является установление судом принадлежности спорного права истцу и факта нарушения этого права ответчиком, причем оба эти обстоятельства совместно с указанием на пропуск давностного срока должны быть отражены в мотивировочной части решения" <20>. Другими словами, чтобы отказать в удовлетворении притязания истца со ссылкой на пропуск им исковой давности, необходимо прежде установить, что такое притязание вообще имеет место, т. е. в рассматриваемом случае то, что истец является собственником и его право нарушено. -------------------------------- <20> Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. Ярославль, 1997. С. 62. См. также: Гражданское право: Учебник. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. 6-е изд. М., 2003 (автор главы - А. П. Сергеев). С. 358 и сл.

Этот тезис на самом деле не противоречит указанию ч. 6 ст. 152 ГПК РФ о том, что возражение ответчика относительно пропуска истцом исковой давности может рассматриваться в предварительном судебном заседании и при установлении данного факта "судья принимает решение об отказе в иске без исследования иных фактических обстоятельств по делу". Пропуск истцом срока исковой давности приводит к отказу в удовлетворении иска не ipso iure, а в силу заявленного ответчиком возражения (эксцепции), т. е. ope exceptionis (ст. 199 ГК). "С точки зрения материального права при помощи эксцепции осуществляется субъективное право ответчика, которое предполагает действительность права истца и сводится лишь к правомочию отказать в удовлетворении притязания истца" <21>. Заявляя об истечении исковой давности, ответчик тем самым признает правомерность самого притязания истца, а значит, и наличие лежащего в его основании субъективного права, предпочитая вместо отрицания существования данного притязания воспользоваться возможностью отказа от его исполнения. -------------------------------- <21> Хвостов В. М. Система римского права: Учебник. М., 1996. С. 82.

Таким образом, если исходить из того, что добросовестность владения утрачивается в случае обретения владельцем последующей осведомленности о неправомерности его владения, приходится признать, что объект владения при данных обстоятельствах выбывает из легального оборота, поскольку его недобросовестный владелец уже не имеет шансов стать собственником по истечении приобретательной давности. Аналогичная ситуация может иметь место в случае предъявления иска о признании, распространение на который исковой давности абсурдно, поскольку, логически рассуждая, суд не может одновременно признать право истца и тут же отказать ему в этом признании, ссылаясь на истечение исковой давности <22>. Между тем, как уже было сказано, применение исковой давности может иметь место только после рассмотрения дела по существу. -------------------------------- <22> См.: Крашенинников Е. А. Указ. соч. С. 63.

По всей видимости, вышеописанные последствия не ускользнули от внимания приверженцев правила mala fides superveniens nocet в российской цивилистике. Следовательно, их позиция в данном вопросе, очевидно, продиктована стремлением максимально сузить сферу применения приобретательной давности. Однако большинство отечественных цивилистов, судя по всему, напротив, желают безмерно расширить эту сферу, а для этого придать добросовестности оценочный характер, отдавая на откуп судейскому усмотрению признание владения добросовестным исключительно на основе критериев моральной, а не юридической оценки сложившейся ситуации. В последнем случае сама дилемма mala fides superveniens nocet aut mala fides superveniens non nocet <23> оказывается излишней, поскольку добросовестность владения оказывается возможной и при осведомленности владельца о незаконности собственного владения, но при наличии убежденности в его моральной оправданности <24>. При этом в качестве доказательств добросовестности давностного владения предлагается рассматривать "действия по содержанию имущества, производству капитального и текущего ремонта, поддержанию вещей в исправном состоянии, уплате налогов и т. д." <25>, как будто производить все те же действия, ведя себя как рачительный и бережливый хозяин, не может вор, грабитель или скупщик краденого. -------------------------------- <23> Последующая недобросовестность вредит или последующая недобросовестность не вредит (приобретательной давности) (лат.). <24> См.: Вороной В. В. Приобретательная давность по российскому гражданскому праву: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 18; Калмырзаев М. Б. Приобретательная давность: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. С. 18; Моргунов С. В. Виндикация в гражданском праве. М., 2006. С. 139; Нестолий В. Г. Критерии добросовестного узукапиента // Сибирский юридический вестник. 1999. N 1. <25> Андреев В. К. О праве частной собственности в России. М., 2007. С. 56.

Стремление элиминировать строго юридическое понимание понятия добросовестности давностного владения как неосведомленность о неправомерности приобретения владения оправдывается, в частности, прагматическим стремлением покрыть приобретательной давностью случаи приобретения владения на основе неформальной сделки, без соблюдения предусмотренной законом процедуры регистрации отчуждательной сделки и (или) перехода права собственности к приобретателю. Так, в подготовленном преподавателями Алтайского государственного университета практическом пособии о применении приобретательной давности отмечается: "Жизнь показывает, что для многих граждан правоустанавливающим документом на строение является расписка продавца, выданная покупателю в том, что покупная цена уплачена полностью. Обладая таким "документом", люди всерьез считают себя законными хозяевами вещи. Однако самое главное - то, что зачастую приобретатель имущества считает себя законным владельцем на том основании, что он сполна уплатил деньги. Законодательство о государственной регистрации прав на недвижимость пока еще не известно всем и каждому" <26>. Авторы предлагают признавать в таких случаях неформальных приобретателей давностными владельцами <27>. Именно в Алтайском крае эта проблема в последнее время приобрела особую остроту в связи с появлением законодательных ограничений игорного бизнеса в России и выделением в стране четырех игорных зон, одна из которых расположилась на Алтае. Сразу после принятия этого решения цены на недвижимость в деревнях, оказавшихся в пределах этой зоны и поблизости от нее, взлетели в десятки раз. Однако оказалось, что по сложившемуся в тех местах обычаю сделки купли-продажи домов в деревнях осуществлялись без оформления документов, по принципу "ты мне деньги, я тебе - ключи", так что прежние хозяева, давно съехавшие из деревень в город, стали требовать возврата по суду проданных таким неформальным способом домов, предлагая вернуть ранее полученные ими денежные суммы <28>. Очевидно, что в удовлетворении исков прежним хозяевам, формально остающимся собственниками, должно быть отказано со ссылкой на ст. 10 ГК ввиду наличия с их стороны злоупотребления правом. Однако это не снимает проблему легализации состоявшихся неформальных приобретений. -------------------------------- <26> Карлова Н. В., Михеева Л. Ю. Приобретательная давность и правила ее применения. М., 2001. С. 27. <27> См.: Там же. <28> См.: Лырчикова С. Первые жертвы алтайского "Лас-Вегаса" // Аргументы и факты. 2007. N 10. С. 21.

Следует отметить, что в дореволюционной России важнейшей целью существования приобретательной давности считалась именно легализация владения, приобретенного на основе сделки, совершенной без соблюдения предусмотренных правом формальностей <29>. Аналогичная проблема существовала и в советском праве, так что Б. Б. Черепахин, выступая за восстановление в советском праве института приобретательной давности, также посчитал, что "целесообразно покрыть давностным владением добросовестное приобретение вещей с некоторыми дефектами оформления" <30>. -------------------------------- <29> См.: Гражданское уложение. Книга третья. Вотчинное право. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Т. I. Ст. 1 - 174 с объяснениями. СПб., 1902. С. 558 и сл. <30> Черепахин Б. Б. Приобретение права собственности по давности владения // Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 161.

В принципе дискуссия на эту тему имеет давнюю историю. Еще Г. Дернбург, осуждавший современную ему судебную практику Германии, которая исходила из отсутствия у неформального приобретателя необходимой для приобретательной давности добросовестности, писал: "...такой подход противоречит как понятию добросовестности, вытекающему из нравственного сознания, так и положительному праву" <31>. Он считал, что "добросовестно владеет также и тот, кто знает, что перед законом он не стал собственником, лишь бы только он овладел вещью с согласия и по воле собственника" <32>. С другой стороны, он же признавал, что если зарегистрированный в поземельной книге (Grundbuch) собственник перерегистрировал в пользу другого лица уже проданную и de facto переданную третьему лицу недвижимость, то последнее не может защищаться против требований того, кто зарегистрирован в качестве нового собственника, "поскольку в противном случае поземельная книга потеряла бы всякое значение" <33>. -------------------------------- <31> Дернбург Г. Пандекты. Кн. 2. Вещное право. СПб., 1905. С. 63. <32> Там же. <33> Там же. С. 64.

В условиях современной России эту дилемму предлагается разрешить, позволив неформальным приобретателям требовать внесения соответствующей записи о начале владения в реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ним, вообще исключив добросовестность владения из числа реквизитов давностного владения, либо ввести более продолжительный срок приобретательной давности для недобросовестных владельцев <34>. -------------------------------- <34> См.: Карлова Н. В., Михеева Л. Ю. Указ. соч. С. 50 и сл.

В отечественной цивилистике Л. И. Петражицким дано доктринальное обоснование этого последнего подхода <35>, вполне дезавуирующее безапелляционное утверждение Н. Н. Мисника, полагающего, что "признание права собственности за недобросовестным владельцем противоречило бы и принципам гражданского права, и логике законодателя" <36>. -------------------------------- <35> Петражицкий Л. И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права. М., 2002. С. 212 (сн. 1). <36> Мисник Н. Н. О владении имуществом как собственным и добросовестном владении в приобретательной давности // Вестник гражданского права. 2007. N 2 (Т. 7). С. 69.

По-видимому, в условиях становления системы государственной регистрации прав на недвижимое имущество в принципе возможно и признание добросовестными владельцами для давности "неформальных" приобретателей объектов недвижимости, права на которые ранее не были зарегистрированы в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним, поскольку таковые могут считаться бесхозяйными. Однако в любом случае признание неформальной сделки основанием давностного владения следует ограничить отношениями между гражданами и исключить его для юридических лиц, тем более что прецеденты подобной дифференциации норм о давности в действующем законодательстве уже имеются в отношении восстановления пропущенных сроков исковой давности. Если незнание права гражданами или их нежелание платить регистрационные сборы еще можно как-то оправдать, то в отношении юридических лиц и то и другое просто непростительно. Это утверждение можно проиллюстрировать на примере ситуации, сложившейся с рынком земли в Подмосковье. В последние годы коммерческие структуры интенсивно скупали здесь сельскохозяйственные угодья. В деревни приезжали бригады перекупщиков, которые привозили с собой мешки наличных денег и на месте расплачивались за крестьянские паи. Скупка осуществлялась по цене, даже в то время значительно уступавшей рыночной. В подавляющем большинстве случаев покупки оформлялись через так называемые доверенности на паи, выписанные крестьянами. Таким образом, заключались притворные договоры поручения, призванные прикрыть куплю-продажу, также недействительную по формальным основаниям. По некоторым данным, в такой неформальной форме было скуплено около 80% всех земель. Доверенность на тот момент казалась скупщикам самым удобным способом быстро оформить сделку. Компании, пришедшие на рынок, как правило, не имели опыта работы в этой сфере, а их юристы - соответствующей квалификации. Кроме того, поскольку земельное законодательство постоянно менялось, никто не мог предугадать, в каком направлении оно будет двигаться дальше, и поэтому к юридической чистоте совершаемых сделок относились не слишком серьезно. Доверенность представлялась земельным спекулянтам вполне надежным документом. Лишь немногие из них пошли по хотя бы формально законному пути оформления приобретения земли через официальный акт купли-продажи. Некоторые избрали средний путь - оформление сделки как дарения, которое в данной ситуации также было притворной сделкой. Причины, по которым юристы компаний-перекупщиков предпочли столь извилистые пути оформления своих приобретений, имели вполне прагматический характер. Если бы они действовали так, как предписывал закон, то на весь процесс осуществления сделки, учитывая особенности оборота земельных участков по действующему законодательству, потребовалось бы несколько месяцев, а за ускорение процедуры необходимо было заплатить до 30% от реальной стоимости земли на тот момент. В то время идти на такие траты казалось невыгодным, поскольку тогда никто не мог предположить, что только за последние пять лет стоимость земельных участков в пределах 50 км от МКАД в среднем возрастет в 15 раз. В дальнейшем же, по прогнозам экономистов, быстрыми темпами будет дорожать земля на расстоянии до 300 км от столицы. Естественно, в настоящее время начались конфликты, поскольку отсутствие надлежащих юридических титулов у нынешних владельцев земли провоцирует новый земельный передел <37>. В то же время очевидно, что в этих и им подобных случаях признание таких неформальных приобретателей давностными владельцами было бы фактически легализацией сознательного нарушения действующего законодательства и поощрением аналогичных действий в дальнейшем, поскольку в условиях становления оборота земли в России стоимость земельных угодий будет стабильно расти на протяжении ближайших десятилетий, так что возможность приобретения владения, способного в будущем превратиться в право собственности, сама по себе представляет значительный интерес для коммерческих структур. -------------------------------- <37> См.: Матросов О. Кому принадлежит Подмосковье // The New Times. 2007. 23 апреля.

Вообще следует отметить, что, ориентируясь на всемерное расширение сферы применения приобретательной давности и оправдывая эти предложения необходимостью защиты интересов неимущих и юридически безграмотных граждан, современные российские цивилисты не учитывают опыт своих дореволюционных предшественников. Руководствуясь теми же мотивами, дореволюционная юриспруденция в результате невольно создала универсальный инструмент для легализации злоупотреблений и самозахватов, которым воспользовались совсем не те лица, защиту интересов которых имели в виду благие пожелания адептов такого подхода к рассматриваемому институту. Именно для борьбы с этими нежелательными явлениями, которые в условиях становления рыночной экономики и бурного развития оборота приняли массовый характер, многие юристы предлагали ввести в действующее законодательство царской России добросовестность как необходимый реквизит приобретательной давности, причем понимаемый именно в строго юридическом смысле - как объективно обусловленная неосведомленность о неправомерности своего завладения вещью <38>. -------------------------------- <38> Подробнее см.: Рудоквас А. Д. Об условиях и порядке установления факта приобретательной давности в порядке особого производства. С. 122 и сл.

Сейчас маятник качнулся в обратную сторону, и этот имеющийся в действующем законодательстве реквизит давностного владения воспринимается многими юристами как помеха. Однако прежде чем делать скоропалительные выводы, следовало бы изучить все аргументы за и против той модели приобретательной давности, которая закреплена в действующем Гражданском кодексе, и прежде всего печальный опыт судебной практики дореволюционной России, в которой добросовестность для давностного владения не требовалась. Еще одной популярной в российской цивилистике концепцией, направленной на расширение сферы применения приобретательной давности, является утверждение, что после того, как исковая давность по виндикации истекла, недобросовестный владелец превращается в добросовестного. Данный тезис обосновывается различными путями. Некоторые авторы полагают, что с истечением исковой давности по виндикации утрачивается и защищаемое данным иском право собственности, поскольку пропуск исковой давности якобы тождествен отказу от защищаемого данным иском права, и задавненное имущество в такой ситуации становится бесхозяйным <39>. Этот тезис не выдерживает критической проверки хотя бы потому, что он не соответствует действующему законодательству, которое не связывает ни утрату права собственности непосредственно с фактом отказа собственника от своего права (см. абз. 2 ст. 236 ГК, ст. 53 ЗК), ни утрату права на иск с пропуском исковой давности, поскольку иск может быть предъявлен и, если ответчик не потребует его отклонения ввиду истечения исковой давности, удовлетворен, даже если срок исковой давности истцом пропущен (ст. 199 ГК). Кроме того, наличие в ГК ст. 205, предусматривающей возможность восстановления уже истекшей исковой давности, также свидетельствует о том, что право собственности сохраняется и после истечения исковой давности по виндикации. В противном случае нечего было бы и восстанавливать, так как вместе с утратой права собственности исчезло бы и право на виндикационный иск. -------------------------------- <39> См.: Бабаев А. Б. Система вещных прав. М., 2006. С. 227.

Другими авторами возможность превращения недобросовестного владельца в добросовестного обосновывается указанием на то, что после истечения исковой давности у владельца есть основания полагать, что собственник отказался от своего права собственности, и, таким образом, владелец обретает субъективную убежденность в моральной оправданности своего владения, которая и есть добросовестность <40>. Исходя из этой посылки, суды зачастую считают возможным применение приобретательной давности в ситуации, когда владение было начато на основании договора с собственником (например, аренды или ссуды), однако впоследствии такой зависимый владелец осуществил присвоение объекта владения, т. е. проявил намерение владеть вещью как своей, а собственник пропустил срок исковой давности <41>. -------------------------------- <40> См.: Коновалов А. В. Владение и владельческая защита. СПб., 2001. С. 40 и сл.; Лебедева И. В. Право собственности и приобретательная давность // Арбитражный и гражданский процесс. 2001. N 7. С. 21 и сл.; Масевич М. Г. Основания приобретения права собственности на бесхозяйные вещи // Проблемы современного гражданского права: Сб. ст. / Отв. ред. В. Н. Литовкина, В. А. Рахмилович. М., 2000. С. 188 и сл.; Гражданский кодекс Российской Федерации, часть первая: Науч.-практ. коммент. / Под ред. Т. Е. Абовой, А. Ю. Кабалкина, В. П. Мозолина. М., 1996. С. 388 (автор раздела - А. А. Рубанов). <41> См. Определение Верховного Суда РФ от 19 марта 2003 г. N 4-В02-106 // СПС "КонсультантПлюс".

К уже высказанной ранее критике последнего подхода <42> можно добавить следующее: во-первых, предусмотренная ст. 205 ГК возможность восстановления исковой давности ввиду наличия уважительных причин для ее пропуска истцом говорит о том, что сам по себе факт истечения исковой давности по виндикационному иску не дает незаконному владельцу достаточных оснований полагать, что собственник решил отказаться от своего права, поскольку он мог пропустить этот срок по уважительной причине, объективно не имея возможности обратиться в суд. Во-вторых, сам факт предъявления собственником виндикационного иска после истечения исковой давности или иска о признании, на который исковая давность вообще распространяться не может, лишает владельца оснований полагать, что собственник желает отказаться от принадлежащего ему права. Таким образом, даже если согласиться с тем, что при пропуске исковой давности по виндикации недобросовестный владелец трансформируется в добросовестного, то в случае предъявления собственником иска против владельца уже после истечения исковой давности сторонники вышеописанного подхода будут вынуждены признать, что у владельца более нет оснований полагать свое владение морально безупречным, а значит, неизбежна его обратная метаморфоза из владельца добросовестного в недобросовестного. Это делает невозможным дальнейшее течение приобретательной давности даже после отказа в удовлетворении виндикационного иска. Таким образом, основная цель, к достижению которой стремятся сторонники этой искусственной конструкции, а именно всемерное расширение сферы применения приобретательной давности, призванной возвратить в легальный оборот имущество, оказавшееся в незаконном владении, на поверку оказывается недостижимой даже с помощью этой схемы. -------------------------------- <42> См.: Рудоквас А. Д. О непрерывном, открытом и добросовестном давностном владении // Цивилистические исследования. Вып. I: Сб. науч. тр. памяти профессора И. В. Федорова / Под ред. Б. Л. Хаскельберга, Д. О. Тузова. М., 2004. С. 160 и сл.; 177 и сл.

Некоторые ее приверженцы осознают, что "если трактовать принцип добросовестности давностного владения наиболее абсолютным образом - как незнание о незаконности своего владения, то любой иск собственника нивелирует различия между давностным приобретением и простым незаконным удержанием, не позволяя в первом случае владельцу стать собственником" <43>. Выход они видят в том, чтобы, с одной стороны, считать добросовестным и сознательное завладение чужим имуществом, если были объективные основания считать его бесхозяйным, а с другой - чтобы признать, что последующее обретение осведомленности относительно того, что имущество бесхозяйным на самом деле не являлось, не препятствовало его приобретению в собственность на основании приобретательной давности. Впрочем, остается загадкой, как, даже будучи таким образом обновленной, эта схема может применяться в случаях, которые, по признанию ее авторов, являются наиболее типичными ситуациями подобного рода, а именно когда наследодатель передал помещение по договору имущественного найма, а наниматель по его смерти продолжал осуществлять владение помещением, но уже как бы считая его своим имуществом <44>. Еще более туманно, в чем же при такой конструкции может заключаться добросовестность владения лица, сознательно захватившего владение чужой пустующей квартирой после смерти проживавшего в ней лица и дождавшегося истечения срока исковой давности по иску наследника или КУГИ, если жилец проживал там на основании договора социального найма. Между тем, по свидетельству А. В. Коновалова, это весьма распространенная на практике ситуация <45>. -------------------------------- <43> Певницкий С. Г., Чефранова Е. А. Многоквартирные дома: проблемы и решения. М., 2006. С. 128. <44> См.: Там же. С. 127 и сл. <45> См.: Коновалов А. В. Владение и владельческая защита. С. 176.

Вообще надо признать, что в п. 4 ст. 234 ГК российский законодатель избрал наихудший из возможных вариантов соотношения исковой давности по виндикационному иску и приобретательной давности. Отнеся начало течения последней к моменту истечения исковой давности по виндикации, он, очевидно, хотел решить этим две задачи, на необходимость решения которых при введении института приобретательной давности указывалось в советской цивилистике: во-первых, не допустить возможности противопоставления виндикации приобретенного по давности владения права собственности <46>; во-вторых, сделать так, чтобы между моментом истечения исковой давности по виндикационному иску и моментом истечения приобретательной давности был некоторый промежуток времени, в течение которого государство могло бы воспользоваться преимущественным правом обратить в государственную собственность бесхозяйное имущество <47>. В основе последней конструкции была идея о том, что в личную собственность граждан (ныне - в частную собственность) на основании приобретательной давности следует обращать только то имущество, в котором государство не нуждается. Обе эти цели в результате достигнуты в полной мере не были. -------------------------------- <46> См.: Черепахин Б. Б. Приобретение права собственности по давности владения. С. 165. <47> См.: Толстой Ю. К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л., 1955. С. 203.

Что касается первой из них, то уже упоминавшиеся ранее положения ст. 205 ГК о возможности восстановления исковой давности создают предпосылки для возникновения ситуации, когда, например, спустя 10 лет после незаконного завладения движимой вещью против воли собственника и ее последующего отчуждения третьему лицу срок исковой давности для ее виндикации будет восстановлен судом, однако ответчик, будучи добросовестным приобретателем, противопоставит этому иску возражение со ссылкой на то, что, согласно ст. 234 ГК, он уже стал собственником по давности владения. При восстановлении исковой давности не происходит ее возобновления в полном объеме, а лишь предоставляется защита нарушенному праву, несмотря на истечение исковой давности <48>. Таким образом, нет никаких оснований считать, что в этом случае приобретательная давность не начинала свое течение ex tunc исходя из п. 4 ст. 234 ГК, т. е. что восстановление исковой давности имеет ретроактивный характер. -------------------------------- <48> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая (постатейный) / Под ред. Н. Д. Егорова, А. П. Сергеева. 3-е изд. М., 2005. С. 447 (автор коммент. - А. П. Сергеев).

Что касается второй цели, то с исчезновением презумпции права государственной собственности на бесхозяйное имущество государство уже не может воспользоваться правом обратить в свою собственность такое имущество, так что разрыв между исковой и приобретательной давностью оказывается лишенным смысла. Впрочем, в современном праве старая идея о преимущественном праве государства на присвоение бесхозяйного имущества несколько видоизменилась, и приоритет в отношении присвоения бесхозяйной недвижимости получила муниципальная власть, призванная обслуживать нужды местного населения и постоянно испытывающая недостаток финансовых средств. В соответствии с п. 3 ст. 225 ГК бесхозяйный объект недвижимости по заявлению органа местного самоуправления, на территории которого она находится, должен быть взят на учет органом, осуществляющим государственную регистрацию права на недвижимое имущество <49>. По истечении года со дня постановки бесхозяйной недвижимой вещи на учет орган, уполномоченный уставом данного муниципального образования управлять муниципальным имуществом (как правило, это муниципальная администрация в лице комитета по управлению муниципальным имуществом), может обратиться в суд с требованием о признании права муниципальной собственности на эту вещь по правилам гл. 33 ГПК. Если суд не признает данную вещь поступившей в муниципальную собственность, она может быть принята во владение, пользование и распоряжение оставившим ее собственником либо приобретена в собственность в силу приобретательной давности. При этом в соответствии с п. 1 ст. 234 ГК право собственности на недвижимое имущество и иное имущество, подлежащее государственной регистрации, возникает у лица, приобретшего это имущество в силу приобретательной давности, с момента такой регистрации. -------------------------------- <49> Основания и порядок принятия такого объекта на учет регулируются Положением о принятии на учет бесхозяйных недвижимых вещей учреждениями юстиции по государственной регистрации прав на недвижимое имущество, утвержденным Постановлением Правительства РФ от 17 сентября 2003 г. N 580 (о нем см. комментарий: Иванов А. А. Изменения в законодательстве о регистрации прав на недвижимость // Цивилистические записки: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 4. М., 2005. С. 207 и сл.).

Очевидно, что признание или непризнание права муниципальной собственности на бесхозяйный объект недвижимости не может зависеть от усмотрения суда. По этой причине суд обязан признать право муниципальной собственности на такой объект, если он на самом деле является бесхозяйным и соблюден порядок его обращения в муниципальную собственность, указанный в п. 3 ст. 225 ГК. Следовательно, оговорку о "бесхозяйной недвижимой вещи, не признанной по решению суда поступившей в муниципальную собственность", в абз. 3 п. 3 ст. 225 ГК следует понимать таким образом, что, если орган, уполномоченный управлять муниципальным имуществом, в принципе не пожелает выявить бесхозяйный объект недвижимости и обратить его в муниципальную собственность, а потому и в суд обращаться с таким требованием не будет, этот объект может быть в любой момент принят во владение, пользование и распоряжение собственником или приобретен в собственность в силу приобретательной давности. Таким образом, вопреки распространенному мнению <50> предварительная постановка бесхозяйной недвижимости на учет органом, уполномоченным управлять муниципальным имуществом, и последующий отказ в признании права муниципальной собственности на этот объект судом вовсе не являются необходимым условием для приобретения права частной собственности на этот объект третьими лицами по давности владения <51>. В пользу такой трактовки положений рассматриваемой статьи ГК говорит не только юридическая логика, но и соображения из области политики права. -------------------------------- <50> См.: Аргунов В. В. Вызывное производство в гражданском процессе. М., 2006. С. 257; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Отв. ред. О. Н. Садиков. 3-е изд. М., 2005 (автор коммент. - М. Г. Масевич). С. 610. <51> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая (постатейный) / Под ред. Н. Д. Егорова, А. П. Сергеева. 3-е изд. М., 2005. С. 482 (автор коммент. - А. В. Коновалов).

По верному наблюдению В. К. Андреева <52>, в процессе приватизации промышленных предприятий в 90-х гг. прошлого века оказались фактически брошенными многие объекты жилищно-коммунального и культурно-бытового назначения, ранее закрепленные за этими предприятиями. Ныне эти объекты недвижимости находятся в аварийном состоянии, а скудные бюджеты, имеющиеся в распоряжении органов местного самоуправления, не позволяют им принять на себя бремя содержания и хотя бы первичного ремонта таких объектов. Таким образом, вполне вероятны ситуации, когда орган местного самоуправления сознательно самоустраняется от обращения в муниципальную собственность бесхозяйной недвижимости, поскольку не видит для себя в том нужды. Очевидно, что бездеятельность муниципальных властей не должна служить препятствием для приобретения права собственности по приобретательной давности теми участниками оборота, которые заинтересованы в использовании указанных объектов. -------------------------------- <52> См.: Андреев В. К. Указ. соч. С. 56.

С другой стороны, фактическое нахождение объекта бесхозяйной недвижимости во владении гражданина или юридического лица, намеревающегося стать собственником по истечении приобретательной давности, не препятствует его обращению в муниципальную собственность вопреки воле давностного владельца. Муниципальные власти имеют в этом отношении приоритет, и если орган по управлению муниципальным имуществом обратится в суд для признания права муниципальной собственности на бесхозяйную недвижимость, то суд не вправе ему отказать, если ранее данный объект был принят на учет как бесхозяйный. Таким образом, весьма скромные преимущества, вытекающие из конструкции соотношения исковой и приобретательной давности по п. 4 ст. 234 ГК, с лихвой перекрываются ее недостатками, главнейшим из которых является в большинстве случаев невозможность точно установить, истекла ли исковая давность, или, быть может, ее течение было приостановлено, или имел место ее перерыв. Соответственно, невозможно с уверенностью сказать, началось ли уже течение приобретательной давности или нет. Между тем это весьма важно. В частности, со времен римского права в любой правовой системе, знакомой с этим институтом, ссылка на владение вещью в течение установленного законом срока приобретательной давности считалась достаточным доказательством права собственности <53>. Однако в современной России эта ссылка сама по себе уже не может иметь абсолютного значения, поскольку, исходя из п. 4 ст. 234 ГК, вполне возможно, что еще не истекла исковая давность по виндикации или что она истекла лишь недавно и течение приобретательной давности еще не сделало владельца собственником и т. п. -------------------------------- <53> См.: Arangio-Ruiz V. Op. cit. P. 208; Beni, proprietia e diritti reali. T. II / A cura di P. Gallo, A. Natucci. Torino, 2001. P. 237; Черепахин Б. Б. Приобретение права собственности по давности владения. С. 159 и сл.

С другой стороны, остается неясным статус владельца до начала течения приобретательной давности. В частности, имеет ли он уже право на иск, предусмотренный п. 2 ст. 234 ГК, или такое право у него возникает лишь после начала течения приобретательной давности, когда он на самом деле превращается в давностного владельца? Очевидно, с точки зрения политики права первый подход был бы предпочтительнее, хотя его догматическое обоснование de lege lata сомнительно. Что касается стремления сузить сферу применения приобретательной давности, то сторонник такого подхода Д. О. Тузов, судя по всему, полагает, что интересы оборота вполне удовлетворительно защищаются другим институтом гражданского права, а именно приобретением добросовестным возмездным приобретателем права собственности от неуправомоченного отчуждателя на основании сложного юридического состава. В этом смысле позиция Д. О. Тузова является зеркальным отражением воззрений его главного оппонента К. И. Скловского, который искренне недоумевает, зачем законодатель включил в гражданское законодательство приобретательную давность, если он при этом имел в виду признать добросовестного возмездного приобретателя собственником при наличии оснований для отказа в удовлетворении виндикационного иска по ст. 302 ГК <54>. -------------------------------- <54> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. М., 2000. С. 107 (сн. 3).

Однако приобретение добросовестным возмездным приобретателем права собственности от неуправомоченного отчуждателя на основании сложного юридического состава по российскому гражданскому праву далеко не обнимает все случаи добросовестного завладения чужим имуществом, когда добросовестность приобретателя также нуждается в защите в интересах оборота. Даже если принять точку зрения, согласно которой наличие условий для отказа в виндикации по ст. 302 ГК свидетельствует о том, что ответчик стал собственником, следует иметь в виду, что вещь могла выбыть из владения собственника против его воли, что добросовестное приобретение могло быть безвозмездным, что могут быть иные дефекты того фактического состава, который предусмотрен указанной статьей ГК. Во всех этих случаях добросовестный приобретатель может стать собственником лишь по давности владения. Кроме того, в отношении движимого имущества законодатель пока не предусмотрел возможности возникновения у добросовестного приобретателя права собственности при наличии оснований для отказа в виндикации по ст. 302 ГК. По-видимому, при наличии презумпции правомерности фактического владения законодатель считает положение добросовестного возмездного приобретателя движимого имущества в достаточной мере защищенным. Тот факт, что таким образом создается в общем нежелательная конструкция dominium sine re <55>, сам по себе не говорит о том, что по умолчанию имеется в виду признание добросовестного приобретателя движимого имущества собственником, поскольку аналогичная ситуация возникает и при отказе собственнику в удовлетворении виндикационного иска ввиду пропуска исковой давности, что законодатель, несомненно, считает допустимым. Более того, наличие в законодательстве нормы об ограничении виндикации в пользу добросовестного приобретателя само по себе не подтверждает, а скорее опровергает допущение, что этот приобретатель уже стал собственником, поскольку в противном случае невозможность виндикации подразумевалась бы сама собой <56>. -------------------------------- <55> Собственность без вещи (лат.). <56> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 252.

Почему-то до сих пор никто из участников разгоревшейся в последние годы бурной дискуссии о добросовестном приобретении права собственности от неуправомоченного отчуждателя в гражданском праве России не обратил внимания на то, что ст. 302 ГК РФ представляет собой простую кальку с п. 2 § 1007 BGB <57>. Между тем положения данной статьи ГК Германии ограничивают возможность удовлетворения не виндикации в строгом смысле слова (§ 985 BGB: "Собственник может требовать от владельца выдачи вещи"), а специального иска, закрепленного в п. 1 § 1007 BGB <58>, который немецкими цивилистами рассматривается как "функциональный суррогат" римского Публицианова иска, поскольку он защищает не право собственности, а преимущественную правовую позицию, "лучшее право" (relativ besseres Recht) истца по отношению ко всем третьим лицам, за исключением собственника и иного законного владельца <59>. Это отличное от права собственности субъективное право характеризуется ими как "ограниченно-абсолютное вещное право" (eingeschrankt-absolut dingliches Recht) <60> или как "относительно вещное право" (relativ dingliches Recht) <61>. -------------------------------- <57> § 1007 BGB: "(2) Если вещь была похищена у прежнего владельца, потеряна или иным образом утрачена им, он может потребовать ее передачи также от добросовестного владельца, за исключением случаев, когда добросовестный владелец является собственником, либо вещь была утрачена им до того периода, в течение которого ею владел прежний владелец. Это предписание не применяется в отношении денег и ценных бумаг на предъявителя. (3) Требование отпадает, если прежний владелец действовал недобросовестно при приобретении владения либо отказался от владения вещью. В остальных случаях соответственно применяются §§ 986 - 1003". <58> § 1007 BGB: "(1) Лицо, ранее владевшее движимой вещью, может потребовать от владельца ее выдачи, если этот владелец при приобретении владения действовал недобросовестно". <59> Law von und zu Steinfurth. K. F. Die Actio Publiciana und die Klage aus § 1007 BGB. Inaugural-Dissertation zur Erlangung der Doktorwurde. Borna-Leipzig, 1904. S. 17. <60> Koch P. § 1007 BGB. Neues Verstundnis auf der Grundlage alten Rechtes. Keln-Wien, 1986. S. 66 f. <61> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. Berlin-Heidelberg, 2007. S. 197 f.

В принципе этот иск базируется на закрепленной в § 1006 BGB презумпции права собственности виндицирующего истца <62>, однако опровержение данной презумпции само по себе не приводит к отказу в удовлетворении иска, и поэтому она является praesumptio iuris et de iure. -------------------------------- <62> § 1006 BGB: "(1) В пользу владельца движимой вещи предполагается, что он является собственником вещи. Однако указанная презумпция не имеет силы в отношении прежнего владельца вещи, у которого она была похищена, либо была им потеряна или иным образом утрачена, разве только это касается денег и ценных бумаг на предъявителя. (2) В пользу прежнего владельца предполагается, что он был собственником вещи в течение периода, пока владел ею. (3) В случае опосредованного владения указанная презумпция действует в отношении опосредованного владельца".

Своеобразие § 1007 BGB можно охарактеризовать следующим образом: "...Если ответчик докажет, что истец не имеет никакого права на истребуемую им вещь, отклонения иска не последует, поскольку это никоим образом не затрагивает основание иска, которое базируется не на праве на владение, а на прежнем владении. В этом состоит важное отличие иска о возврате прежнего владения и иска собственника по § 985 BGB. В процессе о собственности доказательство того, что спорная вещь принадлежит третьему лицу, приводит к отклонению иска. Напротив, иск по § 1007 BGB не претерпевает от этого никакого ущерба, хотя бы ответчик доказал, что истец не имел никакого вещного права на спорный объект или что это право погашено и прежний владелец обязан вернуть вещь третьему лицу. Это возражение ответчика согласно § 1007 BGB имеет значение лишь в том случае, если им будет приведено доказательство того, что именно нынешнему владельцу причитается лучшее право на вещь" <63>. -------------------------------- <63> Janiszewski K. Schutz des fruheren Besitzes auf Grund der §§ 861 und 1007 des B. G.B. in vergleichender Darstellung. Inaugural-Dissertation zu Erlangung der Doktorwurde. Posen, 1905. S. 55.

"Фактически добросовестный приобретатель и годичный владелец, который не знает собственника, имеет, подобно собственнику, гарантированную и безопасную правовую позицию, особенно в отношении третьих лиц. Для немецкого права это вытекает из § 1007 BGB. Опасность того, что собственник когда-нибудь затеет с ним тяжбу по поводу данной вещи, невелика" <64>. В немецкой литературе отмечается, что хотя § 1007 BGB базируется исключительно на факте добросовестного приобретения владения, однако он "облегчает процессуальную инфильтрацию предполагаемого материального права", приобретение которого может совпадать с приобретением владения, а может и не сопровождать его <65>. При этом последующая осведомленность приобретателя о незаконности его приобретения не лишает его статуса добросовестного владельца с точки зрения активной легитимации в отношении иска, закрепленного в § 1007 BGB <66>. -------------------------------- <64> Fiedler A.-K. Der petitorische Rechtsschutz des fruheren Besitzers. Inaugural-Dissertation zur Erlangung des akademischen Grades eines Doktors der Rechte. Hamburg, 1995. S. 206. <65> См.: Weber S. § 1007 BGB - Prozessuale Regelungen im materiell-rechtlichen Gewand. Berlin, 1988. S. 74. <66> См.: Fiedler A.-K. Der petitorische Rechtsschutz. S. 149; Weber S. Op. cit. S. 74.

Таким образом, практические потребности заставили немецкую цивилистическую доктрину значительно сузить сферу применения закрепленного в п. 2 § 937 BGB непрактичного принципа канонического права mala fides superveniens nocet. Это - вполне закономерный результат. Уже в XIX в. предпринятая пандектистами попытка синтеза прямо противоположных подходов римского права и канонического права к добросовестности давностного владельца привела к частичному отказу от позиции канонистов как не соответствующей потребностям оборота. Пандектисты, пытаясь согласовать подходы римского и канонического права, вступили в оживленную дискуссию о том, применим ли принцип канонического права mala fides superveniens nocet к Публицианову иску, ввиду тесной связи последнего с приобретательной давностью. Б. Виндшейд, руководствуясь исключительно формальной логикой, ответил на этот вопрос утвердительно <67>. Однако поскольку такой ответ фактически блокировал применение данного иска, другие авторитетные теоретики пандектного права отстаивали противоположную точку зрения <68>, что вполне естественно, поскольку "необходимость постоянства доброй совести была введена в интересах собственников, чтобы не было так легко потерять свою собственность, в то время как Публицианов иск не имеет отношения к этой потребности, поскольку против собственника он не действует" <69>. Характерно, что в поисках материального основания данного иска немецкая цивилистика после долгих дискуссий в итоге вернулась к традиционной римской концепции, признав, что закрепленный в § 1007 BGB иск защищает давностное владение (Ersitzungsbesitz), которое при этом является вещным правом <70>. -------------------------------- <67 См.: Windscheid B. Lehrbuch des Pandektenrechts. 1862. § 199. S. 504 (Anm. 8). <68> См.: Дернбург Г. Пандекты. Кн. 2. Вещное право / Пер. с нем. под ред. А. Ф. Мейендорфа. СПб., 1905. С. 160; Vangerow K. A. von. Lehrbuch der Pandekten. Band I. 7. Aufl. Marburg und Leipzig, 1863. § 335. S. 669. <69> Neikes H. Die Klage aus § 1007 BGB des Burgerlichen Gesetzbuches und ihre Grundlagen unter besonderer Berecksichtigung der actio Publiciana. Inaugural-Dissertation zur Erlangung der Doktorwurde. Bonn, 1903. S. 25. См. также: Giese W. Besitzrechtsschutz im Burgerlichen Gesetzbuch und actio in rem Publiciana. Inaugural-Dissertation zur Erlangung der Doktorwurde. Berlin, 1901. S. 57. <70> См.: Wieling H. J. Sachenrecht. S. 198.

Поскольку в отечественном гражданском праве не разграничиваются виндикация в собственном смысле слова, требующая доказывания права собственности истца, и виндикационный иск, базирующийся на презумпции права собственности истца, удовлетворение которого объективно определяет не абсолютную правовую позицию последнего, а его относительную позицию в споре с ответчиком, то в лексиконе отечественной цивилистики отсутствует даже специальный термин для его обозначения, а равно и теоретическая рефлексия по поводу его материального обоснования. В то же время еще в советской цивилистике сложилось почти единодушное убеждение, что в отечественном гражданском праве виндикация основана на презумпции права собственности виндицирующего истца <71>. При этом сторонники указанной презумпции признавали, что в принципе она создает возможность защиты фактического владельца независимо от титула его владения, т. е. покрывает собой и незаконное владение <72>. -------------------------------- <71> Подробнее см., напр.: Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву. Т. 2. М., 2004. С. 350 и сл.; Иоффе О. С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955. С. 128; Халфина Р. О. Право личной собственности граждан в СССР. М., 1955. С. 133 и сл., 163; Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М., 1961. С. 57, 83, 88 (сн. 1); Маслов В. Ф. Осуществление и защита права личной собственности в СССР. М., 1961. С. 197, 201 - 209; Толстой Ю. К. Спорные вопросы учения о праве собственности // Сб. учен. тр. СЮИ. Вып. 13. Свердловск, 1970. С. 80; Тузов Д. О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. С. 127. <72> См.: Венедиктов А. В. Указ. соч. С. 354; Генкин Д. М. Указ. соч. С. 57, 83; Малинкович М. В. Право владения несобственника: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1969. С. 10, 17.

Таким образом, если описывать данную ситуацию в рамках понятийного аппарата российской цивилистики, то речь идет о том, что в гражданском праве Германии есть статья, ограничивающая возможность удовлетворения виндикационного иска в отношении движимых вещей по тем же самым основаниям, что и ст. 302 ГК РФ, вопреки утверждению некоторых отечественных цивилистов, что такой статьи в BGB нет <73>. Данный факт сам по себе способен серьезно поколебать аргументацию в пользу существования в отечественном гражданском праве, несмотря на отсутствие его нормативного закрепления в действующем законодательстве, сложного юридического состава, приводящего к приобретению добросовестным приобретателем права собственности на движимые вещи при наличии оснований для отказа в виндикации по ст. 302 ГК. Если в BGB есть аналог ст. 302 ГК РФ и при этом немецкий законодатель посчитал необходимым закрепить приобретение права собственности добросовестным приобретателем движимой вещи от неуправомоченного отчуждателя в § 932 BGB, то он явно сделал это не от безудержной страсти к избыточному законотворчеству, но руководствуясь пониманием того, что для возникновения права собственности в указанном случае недостаточно простого механизма ограничения в пользу добросовестного приобретателя виндикации, базирующейся на презумпции права собственности истца. -------------------------------- <73> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. С. 251 и сл.; Тузов Д. О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. С. 160 (сн. 2).

Подробное рассмотрение данного вопроса выходит за рамки темы данной статьи, однако над ним стоило бы задуматься тем, кто заявляет о том, что возникновение права собственности у добросовестного приобретателя от неуправомоченного отчуждателя при наличии условий, вытекающих из содержания ст. 302 ГК, давно доказано и что по этой причине в закреплении этого способа приобретения права собственности в ГК нет необходимости <74>, и отсутствуют какие бы то ни было основания "муссировать этот вопрос" <75>. Характерно, что Б. Б. Черепахин, который дал доктринальное обоснование указанного способа приобретения права собственности в советском гражданском праве <76>, исходил из того, что "обладателем так называемой активной легитимации" для виндикации "является невладеющий собственник" <77>, что с необходимостью предполагало доказывание права собственности истца, а не его презюмирование. -------------------------------- <74> См., напр.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая (постатейный) / Под ред. Н. Д. Егорова, А. П. Сергеева. 3-е изд. М., 2005. С. 479 (автор коммент. - А. В. Коновалов). <75> См.: Гражданское право: Учебник / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. Т. 1. М., 2003. С. 560 (сн. 1) (автор главы - А. П. Сергеев). <76> См.: Черепахин Б. Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 225 - 280. <77> Черепахин Б. Б. Виндикационные иски в советском гражданском праве. С. 174.

Приведем лишь один пример. Предположим, лицо А. добросовестно купило в комиссионном магазине краденый компьютер, который оно вскоре передало во временное безвозмездное пользование лицу Б. Последнее продало этот компьютер, выдавая его за собственный, лицу С., которое не имело никаких оснований заподозрить в Б. неуправомоченного отчуждателя. Если А. предъявит против С. виндикационный иск, то, исходя из презумпции права собственности виндицирующего истца, у него не потребуют доказательств того, что он приобрел право собственности от управомоченного отчуждателя, однако откажут в удовлетворении иска, основываясь на предписании ст. 302 ГК. Можно ли признать преюдициальное значение данного судебного решения в отношении притязания об истребовании компьютера из чужого незаконного владения, заявленного его обворованным хозяином против добросовестного приобретателя С.? Очевидно, нет. Между тем приведенный пример совсем не фантастичен. Судебно-арбитражной практике известны случаи, когда в отношении одной и той же вещи по различным делам признавалось право собственности за разными лицами <78>. Дело в том, что согласно ст. 69 АПК РФ обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом арбитражного суда или решением суда общей юрисдикции по ранее рассмотренному делу, не подлежат оспариванию в новом процессе только в том случае, если в этом процессе участвуют те же лица. Пытаясь спасти восходящую к римскому праву догму абсолютности права собственности (неизбежно предполагающую классическую виндикацию, основанную на probatio diabolica, а не на презумпции правомерности владения истца), судебно-арбитражная практика выработала совершенно неправосудное и противоречащее ст. 69 АПК понятие "мягкой преюдиции", означающее невозможность оспаривания в другом процессе с участием иных лиц того права собственности, которое было признано в рамках предшествующего процесса <79>. -------------------------------- <78> См. об этом: Скворцов О. Ю. Вещные иски в судебно-арбитражной практике. М., 1998. С. 37. <79> См.: Там же.

Таким образом, п. 1 ст. 302 ГК лишь закрепляет движимое имущество во владении незаконного добросовестного владельца, давая ему защиту против основанного на презумпции права собственности виндицирующего истца иска об истребовании имущества из чужого незаконного владения, а сам он может стать собственником только по прошествии установленного ст. 234 ГК срока приобретательной давности. До этого момента на основании п. 2 той же ст. 234 ГК он имеет право на защиту владения против третьих лиц. В целом такая конструкция напоминает бонитарную собственность в римском праве <80>. -------------------------------- <80> О понятии "бонитарная собственность" подробнее см., напр.: Покровский И. А. История римского права. СПб., 1998 (по изд. 1917 г.). С. 352 и сл.; Рудоквас А. Д. Сфера применения приобретательной давности (usucapio) в римском праве и в гражданском праве России // Древнее право. Ius Antiquum. 2001. N 1 (8). С. 144 - 163.

Смысл этой конструкции в контексте современного гражданского права состоит в том, что поскольку виндикация базируется на презумпции права собственности виндицирующего истца, постольку отказ в удовлетворении данного иска на основании ст. 302 ГК может определить лишь относительную правовую позицию ответчика в отношении истца и его правопреемников. Однако абсолютной эта позиция станет лишь по истечении срока приобретательной давности. По этой причине защищенность добросовестного возмездного приобретателя в петиторном процессе совсем не означает того, что этого приобретателя законодатель признает собственником. В гражданском праве России приобретение права собственности от неуправомоченного отчуждателя на недвижимое имущество было легализовано с 1 января 2005 г. путем внесения изменений в ст. 223 ГК <81>. На основании абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК недвижимое имущество признается принадлежащим добросовестному приобретателю на праве собственности с момента регистрации за ним данного права в том случае, если оно не может быть у него истребовано на основании ст. 302 ГК <82>. Таким образом, внесенная в ЕГРП на основании недействительной сделки регистрационная запись создает для добросовестного возмездного приобретателя право собственности, если по условиям ст. 302 ГК приобретенная им недвижимость не может быть у него истребована. Это означает, во-первых, что для признания возникновения права собственности у добросовестного приобретателя не требуется предъявления виндикационного иска прежним собственником и последующего отказа в виндикации. Во-вторых, добросовестный приобретатель становится собственником не ранее внесения в ЕГРП соответствующей записи. -------------------------------- <81> Федеральный закон от 30 дек. 2004 г. N 217-ФЗ "О внесении изменений в статью 223 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и Федеральный закон "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" // СЗ РФ. 2005. N 1. Ч. I. Ст. 43. <82> Странно, что в последнем, 3-м издании учебника по гражданскому праву, подготовленного коллективом кафедры гражданского права МГУ им. М. В. Ломоносова, этот закон вообще не упоминается, и наоборот, указывается на то, что "действующий ГК формально не закрепляет такого основания приобретения и прекращения права собственности, как отказ в удовлетворении виндикационного иска", и "этот классический подход нуждается в дополнительном обосновании применительно к недвижимости" (Гражданское право: Учебник. В 4 т. Т. 2 / Отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2007. С. 190).

Поскольку по нормам законодательства, определяющего порядок и основания регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним, основанием регистрационной записи не может быть недействительная сделка, следует признать, что в данном случае законодатель исходит из того, что добросовестность приобретателя восполняет отсутствие у отчуждателя необходимых полномочий по распоряжению имуществом, и таким образом данная сделка считается действительной. Конечно, такая сделка совершена с нарушением закона, однако согласно ст. 168 ГК совершенная с нарушением закона сделка ничтожна только в том случае, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения требований закона при совершении сделки. В рассматриваемом случае упомянутые иные последствия определены абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК, т. е. сделка признается действительной при наличии условий добросовестного приобретения, вытекающих из содержания ст. 302 ГК. По этой причине неосновательны рассуждения некоторых авторов <83> о том, что новеллы абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК не согласуются с Федеральным законом "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", который не предусматривает возможности регистрации права собственности на основании недействительной сделки, и поэтому указанные положения данной статьи ГК якобы не подлежат применению. -------------------------------- <83> См., напр.: Бабаев А. Б. Указ. соч. С. 239; Лапина В. В. Институт приобретательной давности и способы защиты давностного владения в гражданском праве России: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 16 и сл.; Мисник Н. Н. Указ. соч. С. 73 и сл.

Если отсутствует хотя бы один элемент сложного юридического состава, приводящего к возникновению у добросовестного приобретателя права собственности, то приобретение последним данного права становится возможным только на основании приобретательной давности (давности владения). Например, в том случае, если вещь выбыла из владения против воли собственника или лица, которому собственником было передано владение вещью, и оказалась во владении добросовестного приобретателя на возмездном основании, право собственности на нее может быть приобретено добросовестным приобретателем лишь на основании приобретательной давности. Если помимо неуправомоченности отчуждателя были иные основания для того, чтобы считать данную сделку недействительной (например, недееспособность неуправомоченного отчуждателя), то опять же добросовестный возмездный приобретатель может стать собственником лишь по давности владения. Добросовестный безвозмездный приобретатель может стать собственником только на основании приобретательной давности. Таким образом, и при наличии закрепленного в законе приобретения права собственности добросовестным возмездным приобретателем от неуправомоченного отчуждателя остается широкий простор для применения приобретательной давности. Если вещь выбыла из владения собственника хотя бы и по его воле, но оказалась во владении недобросовестного приобретателя, то по истечении исковой давности по виндикационному иску собственника образуется неустранимый разрыв между собственностью и владением, который может быть ликвидирован только при добросовестном приобретении владения этой вещью третьим лицом, которое и может стать ее собственником на основании приобретательной давности (либо на основании сложного юридического состава, если указанное лицо будет возмездным приобретателем). В дополнение к аргументам из области политики права хотелось бы указать и на тенденции текущей практики. В принятой в 2003 г. Советом при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства Концепции развития гражданского законодательства о недвижимом имуществе предлагается фиксировать давностное владение объектами недвижимости с помощью специальных отметок в ЕГРП <84>. Очевидно, что это возможно лишь в том случае, если неправомерность владения известна владельцу, однако он все же продолжает владеть "для давности" (ad usucapionem) и считаться добросовестным. -------------------------------- <84> Концепция развития гражданского законодательства о недвижимом имуществе / Под общ. ред. В. В. Витрянского, О. М. Козырь, А. А. Маковского. М., 2004. С. 74.

Подводя итог, следует признать, что по российскому праву, так же, как это было в римском праве, имеющаяся при приобретении владения добросовестность образует незыблемое юридическое состояние, и оно не изменяется с наступлением тех обстоятельств, которые, если бы они существовали налицо при приобретении владения, не дали бы возможность возникнуть этому юридическому положению. Mala fides superveniens non impedit usucapionem.

Название документа