М. О. Меньшиков и дело Бейлиса: к вопросу о влиянии периодической печати на ход судебного процесса

М. О. МЕНЬШИКОВ И ДЕЛО БЕЙЛИСА: К ВОПРОСУ О ВЛИЯНИИ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ НА ХОД СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА

С. М. САНЬКОВА

Санькова С. М., доцент ОрелГТУ, кандидат исторических наук.

Вот уже почти век не прекращаются дискуссии вокруг дела об убийстве Андрея Ющинского, и оправдательный приговор, вынесенный Менделю Бейлису, не разрешил основного дискуссионного вопроса. Подобно тому как практически весь ход судебных заседаний был сосредоточен на доказательствах и опровержениях существования ритуальных убийств (так что даже присяжные недоумевали, как им судить Бейлиса, если о нем почти ни слова не говорится), вся последующая полемика в научной и околонаучной среде протекает в том же ключе. Однако если признать, что дело Бейлиса привлекает всех исключительно вопросом о существовании ритуальных убийств, то возникает определенная антитеза. Почему сторонниками версии существования в еврейской среде ритуальных убийств не приводится в качестве аргумента, к примеру, Саратовское дело 1853 г.? В то же время те, кто стремится доказать, что ритуальная версия являлась лишь предлогом к антисемитским действиям властей, почему-то не вспоминают фастовское дело. О том, что в деле Бейлиса были затронуты широкие общественно-политические проблемы, свидетельствует тот факт, что раскол, вызванный им внутри общества, произошел отнюдь не по религиозным, этническим и политическим определяющим. Примером тому может служить одна из ведущих думских партий - Всероссийский национальный союз (ВНС), которая по своей принадлежности к правому флангу, казалось бы, должна была всем составом поддерживать линию "ритуального убийства". Однако этого не произошло. Одной из особенностей этой партии было наличие двух организационных центров - в Петербурге и Киеве, между которыми проходило негласное состязание за право считаться подлинным оплотом национализма. Уже было найдено тело замученного мальчика, а киевское и петербургское отделения ВНС были поглощены полемикой, спровоцированной приветственной телеграммой П. А. Столыпина 6 апреля 1911 г. в честь трехлетия Киевского клуба русских националистов. Окрыленный этой телеграммой, член думской фракции ВНС А. И. Савенко, являвшийся в свое время инициатором создания клуба, выступил в "Киевлянине" со статьей "Киевский период русской истории", в которой противопоставлял Киеву "...совсем мертвые в национальном отношении..." Москву и Петербург. В ответ 17 апреля в "Новом времени" появилась статья ведущего публициста этого издания, фактически выполняющего обязанности его редактора, одного из основателей ВНС М. О. Меньшикова "Новый пуп земли", в которой тот одергивал и Столыпина, и Савенко с его Киевским клубом. Характерно, что при этом он ни разу не упоминает ни редактора ведущей правой газеты Западного края "Киевлянин" Д. И. Пихно, ни одного из основных сотрудников этой газеты и депутата Государственной Думы от партии националистов В. В. Шульгина, также являвшихся ведущими членами этого клуба. Хотя "царскосельский отшельник" не был близко знаком с Пихно, но искренне им восхищался и глубоко уважал. Фрагменты думских выступлений пасынка Пихно "талантливого" Шульгина Меньшиков охотно цитировал на страницах "Нового времени". После разгромной статьи А. И. Савенко предпочел не наживать в лице ведущего "нововременщика" врага и использовал возникшее дело об убийстве Ющинского как предлог для восстановления отношений с Меньшиковым. Действуя независимо от национального клуба, он пересылает ему информацию об этом деле, акцентируя "ритуальный" характер убийства. На основании полученных материалов Меньшиков публикует статью "Замученный ребенок", которая одной из первых преподнесла широким кругам русской читающей публики киевскую трагедию как ритуальное убийство. Вскоре в "Новом времени" была опубликована и статья самого Савенко под псевдонимом Запорожец, проводившая ту же идею, но уже более смело. Во многом именно эти статьи, с одной стороны, обратили на данное дело внимание Министерства юстиции, а с другой - вызвали запрос правых в Государственной Думе 29 апреля 1911 г., в котором было заявлено о существовании в России секты иудеев, употребляющей "для некоторых религиозных обрядов своих христианскую кровь" <1>. -------------------------------- <1> Дело Менделя Бейлиса. Материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о судебном процессе 1913 г. по обвинению в ритуальном убийстве. СПб., 1999. С. 253.

Почему Савенко не опубликовал вышеуказанную статью в "Киевлянине", а переслал ее в "Новое время", становится понятным, если мы посмотрим, какой линии в это время придерживался Д. И. Пихно. Юрист по образованию, доктор полицейского права, почетный мировой судья Пихно счел своим долгом пристально следить за ходом следствия по этому делу. Газета "Киевлянин", конечно, уступала по своей популярности "Новому времени", но для Западного края она была "полуофициозом" и в других частях России пользовалась большим уважением в правых кругах и читалась самим Николаем II, что придавало публикуемым в ней материалам особый вес. Пихно, не признававший "ритуальной" версии, решительно возражал против превращения дела Бейлиса в "суд над еврейством", как того требовали черносотенцы и часть националистов, считал первый обвинительный акт по этому делу позорным. Во втором думском запросе правых (ноябрь 1911 г.) он видел большую опасность, так как "в своем стремлении обвинить евреев" они выдвигали "гораздо более страшное обвинение против чинов полиции в том, что они за деньги предали в руки изуверов христианского мальчика на муки". Таким образом, Пихно выступал не в защиту евреев, а в защиту чистоты государственного правосудия. Следует отметить, что в деле Бейлиса Пихно, наряду с прочим, видел реальную угрозу компрометации всего правого движения, что бросило бы тень и на русский национализм. Он называл "этот путь правых скользким и считал, что он приведет их к банкротству" <2>. -------------------------------- <2> Киевлянин. 1914. 21 января.

Противостояние своим вчерашним единомышленникам в лагере правых и националистов спровоцировало сердечный приступ и вскоре последовавшую смерть Пихно. Однако Меньшиков в статье "Падающие звезды" оплакивал его как жертву еврейского "газетного гнуса" и связывал будущее "Киевлянина" с "блестяще-талантливым" Шульгиным. Но после смерти Пихно Шульгин повел в деле Бейлиса ту же политику, что и отчим. На третий день судебного процесса 27 сентября 1913 г. Шульгин написал передовую для "Киевлянина" в защиту обвиняемого Бейлиса. Но номер, впервые выходивший под редакцией Шульгина, не увидел свет, так как был конфискован полицией. Общественный интерес в Киеве к этой статье оказался так велик, что за возможность прочесть ее платили по 20 рублей. Хотя она была протелеграфирована корреспондентами в редакции столичных газет, петербургские редакции не решились ее напечатать. "Не надо быть юристом, надо быть просто здравомыслящим человеком, - писал в этой передовице Шульгин, - чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который защитник разобьет шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру, за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом" <3>. -------------------------------- <3> Память. Исторический сборник. Вып. 4. Париж: YMCA-Press, 1981. С. 38.

На первый опыт редакторского выступления Шульгина Меньшиков отозвался статьей "Маленький Золя", проводя параллель между его действиями и выступлениями Эмиля Золя в защиту Дрейфуса в ходе известного процесса 1899 г. во Франции. Меньшиков трактовал критику Шульгиным действий прокурора судебной палаты Г. Г. Чаплинского как "нападение на русскую государственность", мотивируя это тем, что "прокурор не частное лицо, а представитель государства" <4>. Он давал понять, что своей "травлей против прокуратуры" Шульгин присоединяется к "еврейскому террору", пытаясь совершить "моральное насилие над судом", чтобы в конечном счете сорвать процесс. Отвечая же на главное утверждение Шульгина о том, что для обвинения Бейлиса нет достаточных улик, Меньшиков выдвигает красивый, но чреватый весьма катастрофическими последствиями тезис: "Требовать от прокуратуры, чтобы она собирала каждый раз неопровержимые улики, - это равносильно отрицанию суда" <5>. По горькой иронии судьбы через пять лет сам Меньшиков был расстрелян теми, кто руководствовался провозглашенным им принципом, не утруждая себя сбором неопровержимых улик, довольствуясь определением В. И. Ленина - "певец черной сотни". -------------------------------- <4> Меньшиков М. О. Маленький Золя // Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 2005. С. 399. <5> Там же. С. 403.

На следующий день после конфискации новый номер "Киевлянина" благополучно вышел с критическим разбором Шульгиным ведения следствия киевской прокуратурой по делу Бейлиса. Это вызвало бурную реакцию как в Думе, так и среди правой общественности. Шульгина буквально забросали обвинительными газетными статьями и телеграммами. Продолжил полемику с ним и Меньшиков. Однако в статье "Несчастье с В. В. Шульгиным" он, обвиняя последнего в клятвопреступлении и призывая одуматься, он тем не менее признавал, что тот "несколькими газетными строками стер, что называется, в порошок двухлетнюю работу прокурора киевской палаты, одобренную высшими чинами юстиции" <6>. -------------------------------- <6> Меньшиков М. О. Несчастье с В. В. Шульгиным // Меньшиков М. О. Национальная империя. М., 2004. С. 473.

Что же побудило Шульгина, как и ранее Пихно, пойти на конфронтацию со многими из своих политических единомышленников? Обращает на себя внимание тот момент, что выступления в защиту Бейлиса ни в коей мере не были выступлениями в защиту евреев в целом. Его беспокоило проявление незаконных действий в государственных органах как таковое само по себе, тем более в органах, призванных как раз следить за соблюдением законности. Напомним, что требования прекращения бюрократического произвола, как гражданского, так и полицейского, были одной из составляющих политической программы националистов, всячески поддерживавших сенаторские ревизии Столыпина. Однако Меньшиков забыл о составлявшейся им самим программе партии и в данной ситуации, по сути, требовал через создание прецедента узаконить невыполнение законов, узаконить произвол органов государственной власти. Не будучи сторонником института присяжных заседателей, Меньшиков в данном процессе призывал использовать суд присяжных как "не всегда укладывающийся в правовые нормы". Апеллируя к частым случаям оправдания присяжными, заведомо виновных, Меньшиков отмечает, что "вполне возможны и обратные случаи", несмотря на "бедный багаж" обвинения. "Суд присяжных, руководимый государственными судьями... писал он о данном случае, - нельзя смешивать с самосудом толпы, но и нельзя слишком решительно отделять от него... Если мы приняли совесть народную как основу правосудия, то должны знать, что у этой совести есть свои сверхчувственные интуиции, свое более или менее смутное ясновидение. Не в силу точного познания истины, а путем лишь угадывания ее присяжные говорят: "Да, виновен" или "Нет, не виновен" <7>. Таким образом, Меньшиков, сам прекрасно осознававший неубедительность с формальной точки зрения предъявляемого Бейлису обвинения, более чем откровенно высказывал надежду на то, что присяжные не станут разбираться в тонкостях улик, а поддадутся чувству сострадания к замученному мальчику. Именно на это и был рассчитан сам судебный процесс, основные усилия которого были направлены на доказательство существования в еврейской среде ритуальных убийств христиан, а не на обвинения самого Бейлиса. -------------------------------- <7> Там же. С. 474 - 475.

Для Шульгина, одним из основных мотивов действий которого была забота о престиже государства и монархии, которые для него были тождественны, подобное положение вещей представлялось недопустимым. "Как известно, обвинительный акт по делу Бейлиса есть документ, к которому приковано внимание всего мира, - писал он, освещая ход судебных заседаний. Со времени процесса Дрейфуса не было ни одного дела, которое бы так взволновало общественное мнение... При таких обстоятельствах, будучи под контролем миллионов человеческих умов, русская юстиция должна была быть особенно осторожной и употребить все силы, чтобы оказаться на высоте своего положения" <8>. -------------------------------- <8> Киевлянин. 1913. 1 нояб.

Однако для Меньшикова подобные утверждения "маленького Золя" оставались лишь "забавным вздором". Он призывал государственную власть иметь "мужество презирать такую дрянь, как всесветная еврейская печать". Такого же "бесстрашия" он желал прокурору Чаплинскому и другим проявляющим "большое юридическое искусство... которое Родина и история когда-нибудь оценят". В то же время Меньшиков заявлял, что с его точки зрения, каким бы ни был исход процесса, дело Бейлиса "сыграет полезную роль в христианском обществе" тем, что "заставляет открыть глаза на национальную опасность, в которой очутилась Россия внутри себя" <9>. Тем самым он признавал, что воспринимал дело Бейлиса в первую очередь как повод для антиеврейской агитации, что делало невозможным объективное восприятие и освещение суда над конкретным обвиняемым. -------------------------------- <9> Меньшиков М. О. Что им позволяет совесть // Меньшиков М. О. Национальная империя. М., 2004. С. 481.

Подобные высказывания не могли не вызывать у Шульгина, хорошо знакомого с ходом следствия и незаконными действиями прокурора Чаплинского, опасений в оправдании правового беспредела. Предметом особого возмущения Шульгина была топорная и провокационная работа следственных органов. И хотя слово "провокация" не прозвучало открыто в его статьях, оно явственно сквозит из всего их контекста. В этой ситуации только оправдательный приговор мог, по его мнению, "спасти честь русского имени перед лицом всего мира" <10>. И действительно, если бы крайне правым удалось добиться осуждения Бейлиса, то это нанесло бы ощутимый удар как по престижу страны на мировой арене, так и по престижу власти внутри страны. Причем это было совершенно очевидно, следовательно, крайне правые шли на это сознательно и были готовы пожертвовать престижем государства ради смены неугодного им правительства и, как следствие, прекращения каких бы то ни было реформ. -------------------------------- <10> Киевлянин. 1913. 1 нояб.

Сказанное относится и к выступлениям Меньшикова, которые также носили явно провокационный характер и в конечном счете обернулись не только против него, но и против газеты, которая, став в конце XIX в. преемницей "Московских ведомостей" Каткова по степени влияния на общество внутри страны и международному резонансу, несколько десятилетий выполняла роль российской "Таймс". На наш взгляд, эту ситуацию довольно точно охарактеризовал Н. Снессарев, долгое время бывший секретарем "Нового времени". Проводя параллель между освещением на страницах этой газеты процессов над Дрейфусом и Бейлисом, он отмечал огромную разницу как "между проведением обеих кампаний с газетной точки зрения", так и в достигнутых результатах. В обоих случаях газета поддерживала линию обвинения. Но если в первом случае это привело к сильному увеличению подписки и росту престижа газеты и в России, и за границей, во втором были получены прямо противоположные результаты. Причину этого Снессарев усматривал в методах ведения последней кампании, когда полемика приняла "характер грубый, ругательный, а чем больше грубости и брани, тем меньше и меньше становится убедительности. А в конечном итоге полный провал и самого дела, а с ним и престижа газеты" <11>. -------------------------------- <11> Снессарев Н. Мираж Нового времени. Почти роман. СПб., 1914. С. 124 - 125.

Название документа