Лингвистическая парадигма как современная методологическая основа общей теории права

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА КАК СОВРЕМЕННАЯ МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА

В. В. ДЕНИСЕНКО

Денисенко Владислав Валерьевич - кандидат юридических наук, преподаватель кафедры теории и истории государства и права Воронежского государственного университета.

Философской основой отечественных юридических исследований до последнего времени являлась материалистическая диалектика. В современной отечественной юридической науке материалистическая философская концепция также находит многих сторонников, о чем свидетельствует указание на диалектику как метод теории государства и права в абсолютном большинстве учебной литературы, а также упоминание в научных статьях о закономерностях, присущих государству и праву <1>. Поэтому при анализе социальных или формальных противоречий, проблем действия права многие российские правоведы исходят и в настоящее время из их диалектической природы <2>. Между тем материалистическая диалектика как философская концепция сформировалась в рамках парадигмы бытия, которая не выдерживает сегодня никакой критики, так как не может служить полноценным научным методом для юриспруденции. -------------------------------- <1> Байтин М. И. О методологическом значении и предмете общей теории государства и права // Государство и право. 2007. N 4. С. 5 - 9. <2> Жеребин В. С. Правовая конфликтология. Курс лекций. Часть первая. Владимир, 1998. С. 39 - 45.

Философия бытия - это концепция Нового времени, которая свела все виды деятельности к труду, хотя такой подход не был характерен для всех эпох, в частности для античности и средневекового христианства. Речь и поступки человека не сводились к трудовой деятельности в работах философов Древней Греции, так как труд и созидание понимались как деятельность рабов. Христианство также не ставило активную трудовую деятельность во главе ценностей, и лишь протестантская этика начинает понимать работу как высшую цель. Мыслители Нового времени Джон Локк, Адам Смит стали сторонниками превосходства труда над другой деятельностью, так как труд стал пониматься как источник собственности, богатства. Дальнейшая абсолютизация труда как ценности связана с политической экономией К. Маркса, который рассматривал политику в качестве надстройки экономических интересов <3>. Между тем только экономическими факторами нельзя объяснить процессы, происходящие в обществе. Большинство современных ученых отмечает, что доминирующая роль экономики над иными общественными отношениями справедлива лишь при характеристике либерального государства с неограниченной экономикой. В более ранних формациях экономика находилась в подчинении религии и политики, в настоящее время в развитых странах политика также доминирует над экономикой. На это указывает американский социолог Д. Белл: "Марксистская концепция способствует пониманию природы капиталистического общества, но неприменима к прежним историческим общественным формациям и вряд ли пригодна для анализа грядущих постиндустриальных процессов" <4>. О недостаточности материалистической методологии писал и П. Бурдье, по мнению которого, нельзя сводить социальный мир "к одному лишь экономическому полю", привязав себя "к одномерному социальному миру, организованному просто вокруг противоречия между двумя блоками" <5>. В реальности же, показывает Бурдье, социальное и политическое пространство есть многомерное взаимодействие относительно автономных полей, "т. е. подчиненных в большей или меньшей степени прочно и непосредственно в своем функционировании, своем изменении полю экономического пространства"; причем и внутри каждого "пространства те, кто занимает доминирующую позицию, и те, у кого позиция подчиненная, беспрестанно вовлечены в различные конфликты, но уже без необходимости организовать столько же антагонистических групп" <6>. Таким образом, можно сделать вывод, что экономика не единственный и не всегда доминирующий фактор, влияющий на изменения в обществе в целом и в сфере правового регулирования. Между тем наука о праве как о регуляторе общественных отношений должна быть основана на современной методологии, способной всесторонне проанализировать общество, так как "правовая система как по происхождению, так по способу образования и по характеру родства, бесспорно, обладает общественным характером: право проистекает из недр общества, из его чаяний и потребностей" <7>. -------------------------------- <3> Бусова Н. А. Модернизация, рациональность, право. Харьков, 2004. С. 68. <4> Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999. С. 172. <5> См.: Бурдье. Социология политики. М., 1993. С. 87. <6> Там же. С. 88. <7> Бержель Ж. Л. Общая теория права. М., 2000. С. 285.

Итак, односторонность материалистической методологии связана с ее принадлежностью к парадигме бытия, которая явно устарела. В развитии философии, как пишет Ю. Хабермас, можно выделить три парадигмы - философию бытия, парадигму сознания и парадигму языка. Философия бытия рассматривала знание как отражение бытия, парадигма сознания или субъекта заключалась в понимании сознания человека в качестве источника знаний. Во второй половине XX века формируется новая философская парадигма - лингвистическая <8>. Слово больше не понимается как средство выражения результатов мышления, мышление и использование языка стали пониматься как совпадающие процессы. Поэтому происходит смена парадигмы субъекта философией интерсубъективности <9>. Основу лингвистической парадигмы заложили исследования Дж. Р. Остина и Дж. Л. Серля. Джон Остин в работе "Слово как действие" впервые в философии рассматривает речь не как средство передачи информации, а в качестве действия, изменяющего состояние внешнего мира. Речь как действие изменяет не физический мир, а социальный мир. Язык воздействует на социальные межличностные отношения, изменяя социальные, в том числе и юридические, факты. До Остина философы считали, что речь человека служит для описания явлений, действий. Между тем есть высказывания, не описывающие события, а осуществляющие действия. Такие высказывания Дж. Остин называет перформативными, они могут характеризоваться удачными либо неудачными (устная сделка, обещание). Но если исследовать не построение предложений, а ситуации общения, то все слова являются действиями. Теория речевых актов была положена в основу теории коммуникативного действия, разработанной Юргеном Хабермасом и Карлом-Отто Апелем <10>. Эта философская концепция способна, по нашему мнению, наиболее полно раскрыть процессы современного общества. Поступок и речь нельзя свести, по мнению Хабермаса, к деятельности, направленной на достижение цели, например к трудовой деятельности. Помимо целерациональной работы, существуют коммуникативные действия, связанные речевыми актами и взаимным ожиданием: "Под "работой" или целерациональными действиями я понимаю либо инструментальное действие, либо рациональный выбор, либо их сочетание. Инструментальное действие руководствуется техническими правилами, основанными на эмпирическом знании... Под "взаимодействием", с другой стороны, я понимаю коммуникативное действие, символическое взаимодействие. Оно руководствуется обязывающими консенсуальными нормами, которые определяют взаимные ожидания относительно поведения и которые должны быть поняты и признаны, по меньшей мере, двумя действующими субъектами. В то время как значимость технических правил и стратегий зависит от значимости эмпирически истинных или аналитически правильных высказываний, значимость социальных норм основана только на интерсубъективности взаимного понимания намерений и обеспечена общим признанием обязательств" <11>. Коммуникативное взаимодействие регулируется социальными нормами, которые нельзя считать производными от трудовой деятельности. Исторические изменения общества с точки зрения коммуникативной теории следует рассматривать как два не сводимых друг к другу процесса: изменение целерациональной деятельности и развитие форм коммуникативного взаимодействия. Современное социальное государство активно регулирует экономику правом, которое уже не является производным надстроечным явлением. Поэтому схема "базис и надстройка" не отражает всех причин общественных изменений, противоречий, возникающих в праве. Становится очевидным, что не только и не столько экономические интересы порождают эти противоречия. Например, в работе "Теория коммуникативного действия" Ю. Хабермас указывает, что в развитых западных обществах в последние десятилетия возникли социальные конфликты, которые существенно отличаются от традиционных для капитализма конфликтов, связанных с распределением экономических благ. Они формируются уже не в области материального воспроизводства и не катализируются политическими партиями; скорее, они возникают в областях культурного воспроизводства, социальной интеграции и социализации и развертываются в доинституциональных формах. В них реально отражается освещение коммуникативно-структурированных областей действия: "новые конфликты вспыхивают не в области проблем распределения, а в связи с вопросами грамматики форм жизни" <12>. В современном обществе возникают такие негативные явления, как отчуждение человека от власти, избыток права, которые связаны с экспансией позитивного права в сферы традиционного регулирования другими социальными нормами. Выполнение государством социальной функции является необходимым условием для снятия остроты экономических общественных противоречий, но при этом неизбежным становится правовое регулирование большинства общественных отношений. Рост количества и специализации позитивного права в современном обществе принято обозначать термином "юридификация". Увеличение количества позитивного права связано и с эволюцией общества в целом. "Технический прогресс бесконечно приводил к обновлению взглядов и условий жизни человека. Право должно было всякий раз к ним приспосабливаться и управлять новыми сферами и новыми формами человеческой деятельности, чтобы в одном случае их развивать или в других случаях ограничивать их развитие", - указывает Ж. Л. Бержель <13>. Однако расширение предмета правового регулирования и детальная юридическая регламентация поведения граждан в так называемых государствах "всеобщего благоденствия" во второй половине XX века привели к уменьшению эффективности права, несмотря на его количественное увеличение. Отрицательные последствия юридификации общества можно объяснить лишь с позиции интерсубъективного понимания права. Частная сфера общественной жизни регулировалась до формирования социального государства через консенсуальные механизмы согласования действий, основанных преимущественно на моральных правилах. При замене позитивным правом общественных регуляторов, основанных на воспроизводстве культуры, неизбежно возникают общественные патологии. Субъекты отношений перестают ориентироваться на взаимопонимание, юридические правила требуют дальнейшей детализации, что связано с бюрократизацией общественной жизни. Отдельный индивид воспринимает мельчающую регламентацию общества как потерю свободы. Так же возникает потеря смысла у человека в отношении общественной деятельности, что проявляется, в частности, в падении легитимности права и отчуждении человека от власти. Потеря субъектом смысла и свободы впервые была описана М. Вебером в работе "Протестантская этика и дух капитализма". М. Вебер связывал указанные негативные явления с процессом дифференциации ценностных сфер, распадом протестантской морали, служившей обоснованием активной общественной деятельности <14>. В традиционном обществе смысл окружающему миру придавало религиозное понимание мира, которое разделялось всеми субъектами. В процессе общественного развития происходит рационализация общества, религиозные нормы теряют былое значение, и в конечном итоге формируется общество с гражданами, придерживающимися различных ценностей <15>. В результате общественная деятельность начинает носить исключительно утилитарный характер, поэтому с позиции отдельного субъекта теряет смысл и цель. Правовое регулирование в современном социальном государстве предельно детально регламентирует жизнь человека, бюрократизируя общественные отношения. При этом субъект, не обладающий специальными знаниями, не понимает смысла юридических процедур, и, как следствие, происходит отчуждение граждан от государственно-правовых институтов. -------------------------------- <8> Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник / Пер. с англ. М., 1986. С. 26 - 27. <9> Интерсубъективность - термин, введенный в научный оборот Э. Гуссерлем. <10> Апель К.-О. Трансформация философии. М., 2001; Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000. <11> Habermas J. Technology and Science as "Ideology". London, 1971. P. 91 - 93. <12> Цит. по: Фурс В. Н. Философия незавершенного модерна Юргена Хабермаса. Минск, 2000. С. 162. <13> Бержель Ж. Л. Общая теория права. М., 2000. С. 286. <14> Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 95. <15> Вебер М. Там же. С. 726.

Между тем проблемы, связанные с юридификацией, не означают неизбежность отказа от социальной функции государства и возвращение государству классического либерализма <16>. Как указывает Ю. Хабермас в работе "Фактичность и значимость", позитивное право должно сочетать в себе одновременно два указанных в заглавии книги качества <17>. Фактичность - это аспект, связанный с принудительным характером правовых норм. Значимость - это моральная обоснованность права, человек должен исполнять закон в случае легитимности правовых норм. Если позитивное право сводится лишь к "фактичности" в сфере коммуникативных взаимодействий, то такое целерациональное, инструментальное воздействие неизбежно приводит к таким негативным последствиям, как потеря легитимности, формализм права. Социальные нормы в сфере, не регулируемой правом, действуют на основе "значимости", то есть легитимности, обоснованной моральными ценностями. Поэтому право должно не заменять принудительностью легитимность, а поддерживать коммуникативные общественные связи, что необходимо для предотвращения патологии общественного развития. В частности, должны использоваться процедуры посредничества или медиации и иные средства, направленные на участие в принятии решений в процессе применения права самих граждан, а не профессионалов. -------------------------------- <16> Хайек Ф. Дорога к рабству. Вопросы философии. 1990. N 12. <17> Habermas J. Between Facts and Norm. Cambridge, 1996.

В современную эпоху, которую также называют эпохой позднего модерна, обостряются проблемы национализма. Причины этих движений также не всегда связаны с экономическими проблемами, а обусловливаются разрушением коммуникативных связей <18>. Современное социальное государство, оказывая материальную помощь своим гражданам, смягчает классовые противоречия, поэтому экономические политические идеологии теряют свою популярность во второй половине XX века <19>. Современное "индивидуализированное" общество теряет социальные различия в образе жизни, поэтому личность не может идентифицировать себя с каким-либо классом или социальной группой. В результате стремления восстановить традиционные ценности, а также чувство принадлежности к социальным группам в обществе происходит рост националистических настроений. Выше были приведены наиболее актуальные современные социальные патологии, природу которых невозможно понять с точки зрения парадигмы бытия, сводящей все виды деятельности к труду. Между тем недостатки материалистического понимания общества как методологии права имеют отношение не только к проблемам юридических противоречий. -------------------------------- <18> Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000. С. 250 - 252. <19> Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999.

Также интерсубъективное понимание права важно при разработке проблем правового регулирования. В политической науке стал общепризнанным тезис о необходимости учета социокультурного фактора, типа личности при проведении политико-правовых реформ <20>. Преобразования общества на основе механического копирования политико-правовых институтов других государств не приносят должного результата, так как эффективное действие права в развитых странах не может рассматриваться лишь как успех юридических конструкций. Результативность политических и правовых институтов нельзя рассматривать в отрыве от антропологических связей, системы ценностей, характерных для конкретного общества. Взгляд на реформирование развивающихся государств как "...на линейное движение, последовательное освоение, движение и последовательное освоение афро-азиатскими, латиноамериканскими и рядом стран ценностей и стандартов западной организации власти, отношений государства и гражданина не выдержал испытания жизнью. В реальности демократизация, институционализация либеральных ценностей, установление парламентских систем и прочих стандартов западной организации власти оборачивались не повышением эффективности государственного управления, а коррупцией чиновничества, произволом бюрократии, занятой собственным обогащением" <21>. Таким образом, теория правового регулирования должна исходить из интерсубъективности права, обусловленности норм социально-культурными факторами. Без учета общественных ценностей позитивное право не будет приводить к желаемому результату. Между тем в настоящее время в отечественной правовой науке существуют различные подходы к правовому регулированию <22>, но абсолютное большинство российских правоведов исходит из целерационального или инструментального понимания его природы <23>; в качестве исключения можно назвать лишь работы А. В. Полякова <24>. Правовое регулирование должно пониматься не только как инструмент упорядочения отношений, достижения цели, но и одновременно как процесс поддержки коммуникативных связей в обществе. Это необходимо для предотвращения развития социальных патологий (избыток позитивного права, отчуждение от политико-правовых институтов и других), связанных с ослаблением общественных взаимодействий, а также для "значимости" права, то есть легитимности, ценностной моральной обоснованности юридических предписаний. Роль коммуникативного аспекта правового регулирования связана также с вопросами доверия и социального капитала <25>, так как нелегитимная правовая политика, проводимая без учета социальных ценностей, не может быть эффективной. -------------------------------- <20> См.: Введение в политологию: Учебник для студентов вузов / В. П. Соловьев, А. И. Пугачев. М., 2005. С. 429 - 431. <21> Там же. С. 430. <22> Осипов М. Ю. Правовое регулирование как динамическая система // Право и политика. 2006. N 11. С. 17. <23> См., например: Малько А. В. Стимулы и ограничения в праве. М., 2004. С. 26; Комаров С. А. Общая теория права в схемах и определениях. М., 1996. С. 9. <24> Поляков А. В. Общая теория права. СПб., 2004. С. 623. <25> Фукуяма Ф. Великий разрыв. М., 2004.

С позиций коммуникативной концепции права следует рассматривать, на наш взгляд, и решение проблемы обоснования правовых норм, что имеет непосредственную связь с легитимностью и эффективностью права. В отечественной теории права в настоящее время юридические нормы обосновываются общеправовыми принципами, которые в свою очередь представляются как воплощение "естественного права", причем сущность права в таком случае понимается как "единство естественного и позитивного права" <26>. Между тем обоснование правил позитивного права метафизической идеологией эпохи Просвещения, концепцией о неких неизменных началах, которые действительны для всех времен и народов и с позиции которых можно оценивать законы, не представляется убедительным в условиях светского сознания. Мировоззренческий плюрализм и светская культура делают невозможным обращение к божественному порядку в поиске таких оснований. На это указывают как представители постмодернизма, прежде всего Ж. Ф. Лиотар, который называет идеологии, легитимирующие власть, метанарациями, так и автор теории коммуникативного действия Ю. Хабермас, который, не соглашаясь с тезисом о наступлении эпохи постмодерна, считает необходимым консенсуальное обоснование истины <27>. Что касается иных пониманий естественного права, то они также не могут служить обоснованием позитивного права. Философы, исследующие проблемы общественной модернизации, указывают, что утверждение исторического взгляда на природу человека и разум подрывает позиции антропологического и рационального естественного права <28>. Таким образом, обоснование позитивного права принципами представляется необходимым, в противном случае возникает угроза нарушения прав личности государством. Но так как в условиях современного общества легитимация через естественное право как некое неизменное начало не представляется убедительной, обоснование права может происходить лишь через демократические процедуры. Поэтому в качестве теоретической базы для разработки концепции проблем обоснования права, природы принципов права может рассматриваться концепция делиберативной демократии, разработанная на основе коммуникативного понимания права. -------------------------------- <26> См.: Байтин М. И. Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков). М., 2005. С. 54 - 56. <27> Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 155 - 156. <28> См.: Бусова Н. Указ. соч. С. 259.

В контексте вышеизложенного следует констатировать необходимость пересмотра устаревшей философской парадигмы бытия, лежащей в основе методологии отечественного правоведения. Метод материалистической диалектики, будучи разработан на научных достижениях начала XIX века, связан также и с заблуждениями этой эпохи, такими, как эволюционализм, евроцентризм и холическое понимание истории, присущими историцизму <29>. Поэтому для научного исследования права как социального регулятора неизбежным является использование юридической наукой в разработке методологии исследований общественных наук XX века, таких, как антропология, психология, социология и семиотика. Понять природу юридических противоречий в современном обществе, провести анализ эффективности правового регулирования представляется возможным лишь при использовании современной лингвистической парадигмы <30> и основанной на ней теории коммуникативного действия. -------------------------------- <29> Поппер К. Нищета историцизма // Вопросы философии. М., 1992. N 8 - 10. <30> Характеризуя различные философские методы, такие, как герменевтика, семиотика, феноменология, на наш взгляд, правильно оперировать именно категорией "современные подходы", так как материалистическая диалектика как методологическая база юриспруденции, являясь несовременной, устаревшей философской концепцией, не может носить звание традиционной концепции.

Название документа