К учению об объектах прав

К УЧЕНИЮ ОБ ОБЪЕКТАХ ПРАВ

Д. Д. ГРИММ

I. Вступительные замечания

По справедливому замечанию Беккера <1> "понятие объекта прав разработано римлянами не более удовлетворительно и в настоящее время представляется не менее спорным, чем понятие субъекта прав". -------------------------------- <1> Bekker. System des h. Pandektenrechts. I. § 20. Стр. 61.

1. Общий недостаток современной доктрины - отсутствие разграничения конкретных отношений и абстрактных типов - отражается и на постановке настоящего учения, и прежде всего в смысле невыдержанности терминологии. В другом месте <2> мы уже имели случай заметить, что "как конкретные отношения, конкретные субъективные права, так и абстрактные типы отношений, абстрактные типы прав мыслятся состоящими из субъектов и объектов: мы одинаково говорим о субъектах и объектах отдельных конкретных прав, напр. данного конкретного права собственности, залога и т. д., и о субъектах и объектах права собственности, залога и т. д. вообще. Между тем ясно, что эти термины в первом случае имеют совершенно иной смысл и значение, чем во втором: субъекты и объекты конкретных жизненных отношений, конкретных субъективных прав сами представляют собой известные конкретные, реальные величины, которые могут оказывать известное воздействие на окружающее их и на которые может быть оказано воздействие. Наоборот, субъекты и объекты абстрактных типов отношений, прав in abstracto, сами суть абстракции, - ближе, это абстрактные же типы соответствующих элементов отношений, для которых установлены известные характерные, юридически существенные признаки". -------------------------------- <2> См. мою статью "К учению о субъектах прав" в "Вестнике права" за ноябрь 1904 г. Стр. 164 и сл.

Итак, термин "объект права" служит не только: 1) для обозначения конкретных объектов, характеризующихся известными юридически существенными признаками, благодаря которым они подходят под тот или иной абстрактный тип объекта прав (напр., под тип движимых или недвижимых вещей, делимых или неделимых, главных или принадлежностных вещей и т. д. и т. д.), но также 2) для обозначения соответствующих абстрактных типов объектов прав (напр., когда мы в законе или в догматическом курсе определяем общее понятие вещи, понятие оборотных и внеоборотных, главных и принадлежностных, простых и сложных вещей, universitas facti u universitas и т. д. в смысле возможных разновидностей объектов прав). Неудобства этой невыдержанности терминологии сказываются особенно резко, как будет показано ниже, в учении о совокупностях вещей (universitates facti) и об имущественных массах (universitates juris), а также в учении о т. н. нематериальных благах. 2. Но этого мало. Как в применении к конкретным отношениям, так и в применении к абстрактным типам термин "объект прав" служит не только для обозначения подлежащего элемента конкретного отношения или абстрактного типа, но также для обозначения того результата, на достижение которого направлено данное конкретное отношение или который имеет быть достигнут установлением соответствующего абстрактного типа. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на ходячее разграничение вещных и обязательственных прав. Первые характеризуются обыкновенно как права непосредственного господства над вещью, вторые - как права на чужие действия. Соответственно с этим объектом первых признаются вещи, объектом вторых - действия. Нетрудно видеть, что термин "объект прав" употребляется при этом не в одинаковом смысле. В первом случае (в применении к вещным правам) он означает тот элемент отношения, который подвергается воздействию субъекта ради достижения того или иного результата; так, напр., объектом права собственности является участок, который обрабатывается собственником; результат, на который направлена обработка, может заключаться в зависимости от времени года и разных других обстоятельств в посеве хлеба или в сборе урожая, в сооружении какой-нибудь постройки или в сносе таковой и т. д. и т. д.; во всяком случае этот результат, который имеет быть достигнут путем использования участка, строго отличается от самого участка. Напротив, когда мы говорим, что объектом обязательственных требований являются те или иные действия третьих лиц, то термин "объект", очевидно, не обозначает элемента отношения, а то, к чему отношение должно привести, что от него ожидается как результат его. В самом деле, отношение как таковое возможно между лицами A и B, но не между лицом A и действием лица B, ибо, не говоря уже о том, что действие неотделимо от личности, совершающей его, оно, пока оно не совершено, вообще не есть in rerum natura, не представляет собою какой-нибудь реальности, чего-либо уже существующего, а лишь нечто возможное, могущее иметь место в будущем. Между тем воздействие можно оказывать только на то, что уже находится in rerum natura. Поэтому действие другого лица никоим образом не может служить элементом отношения. А раз это так, то говорить о чужих действиях как объектах обязательственных прав никоим образом не следует: подобная характеристика лишь содействует смешению понятий. То же самое mutatis mutandis следует сказать и относительно тех попыток характеристики обязательственных прав, которые усматривают сущность их в обязанности должника к доставлению чего-либо кредитору (то, что немцы называют Pflicht zu einer Leistung). Правда, Leistung, между прочим, может быть направлена на доставление какой-нибудь реальной вещи, которая как таковая составляет элемент (или, точнее, один из элементов) подлежащего отношения. Но самый акт доставления, в котором, собственно, и усматривается сущность обязательственного отношения, предполагая совершение известных действий, несомненно, относится к будущему времени и поэтому элементом наличного отношения сочтен быть не может. Поэтому и Leistung неправильно называть объектом отношения <3>. -------------------------------- <3> Другую область, в которой наблюдается то же смешение объекта в смысле элемента отношения с объектом в смысле результата, на достижение которого направлено отношение, составляют т. н. права личности и тесно связанные с ними права на т. н. нематериальные блага. Об этом будет речь ниже.

3. Для довершения путаницы понятий говорят не только об объектах (субъективных) прав, но и об объектах права (в объективном смысле), Objekte des Reichts в противоположность Reichtsobjekte. Это, очевидно, чисто метафорический способ выражения. Понимают под этим, с одной стороны, то, что с точки зрения критического наблюдателя составляет или уже составило предмет юридической регламентации, т. е. соответствующие массовые социальные отношения, с другой стороны, то, что имеет быть достигнуто подлежащей регламентацией, результаты, к которым она стремится и которые мыслятся в виде особых, подлежащих охране абстрактных правовых благ, как-то: честь, свобода, неприкосновенность личности и имущества, святость брака, незыблемость существующего политического или социального строя и т. д. и т. д. Эта последняя терминология особенно распространена в доктрине публичного права вообще и уголовного права в особенности. В доктрине гражданского права некоторые из названных правовых благ, как-то: честь, свобода, неприкосновенность личности, вместе с тем в качестве нематериальных благ рассматриваются как объекты особой категории субъективных прав, т. н. прав личности (Personlichkeits-rechte): так говорят об особом праве на жизнь, на честь, на свободу... 4. Подводя итоги всему сказанному, мы вынуждены констатировать полное отсутствие ясного понимания интересующего нас термина "объект прав". A priori ясно, что невыдержанность терминологии должна была повлечь за собою путаницу понятий и по существу настоящего учения. В этом окончательно должен будет убедить нас обзор литературы вопроса, к которому мы теперь и обращаемся.

II. Литература вопроса

I. Савиньи не останавливается ближе на понятии объекта прав. Лишь вскользь он характеризует объект юридических отношений как "то, что через посредство них (т. е. юридических отношений) собственно подчиняется нашей воле" <4>. -------------------------------- <4> System d. h. rom. Rechts. Т. I. § 58. Стр. 386 (со ссылкой на Пухту).

Гораздо подробнее трактует об этом Пухта <5>. Он начинает с того, что "всякое право есть господство над предметом, который в силу этого права подчиняется воле управомоченного лица". В частности, он различает: 1) право на собственную личность (Recht an der eigenen Person), куда он относит и право владения; 2) право на вещь, предполагающее полное или частичное подчинение вещи; 3) право на действие другого лица или обязательство; 4) право на другую личность вне нас (как-то: potestas, manus, mancipium); наконец, 5) право на вошедшую в нас личность (Recht an einer in uns ubergegangenen Person), т. е. право наследования. Таким образом, согласно учению Пухты возможными объектами прав признаются: собственная личность, вещи, чужие действия, чужая личность, существующая отдельно от нас, чужая личность, вошедшая в нас. -------------------------------- <5> Cursus der Institutionen. Т. II.8. Стр. 60 - 63. Ср. т. I.8. § 30. Стр. 47 и сл.

Классификация Пухты вызывает целый ряд возражений: достаточно отметить, что он, причисляя к объектам прав наряду с лицами и вещами также действия, явно смешивает объекты в смысле элементов отношений с объектами в смысле результатов, на достижение которых отношения направлены; сверх того он выделяет в качестве самостоятельного объекта "личность, вошедшую в нас", т. е., попросту говоря, лиц умерших, выбывших раз и навсегда из числа реальных субъектов и объектов. II. Одну из первых попыток разобраться в установившейся сбивчивой терминологии сделал Унгер, который обсуждает вопрос об объектах прав в связи с вопросом о предмете частных прав <6>. "Выражение "предмет права" (Gegenstand des Rechtes), - говорит он, - благодаря различному смыслу, которым обладает термин "предмет" вообще, служит для обозначения нескольких существенно отличных друг от друга понятий". В частности, он различает следующие комбинации. -------------------------------- <6> Unger. System des osterr. Allgem. Privatrechts. I.4. § 59. Стр. 499 и сл.

Во-первых, говорит он, "субъективное право есть власть, которую имеет одна воля над другими волями: в силу признанного за нами права воля других лиц подчиняется нашей воле. И вот, поскольку всякое господство предполагает нечто, что господствует, и нечто, над чем господствует, и поскольку то, над чем господствует, в качестве объекта господства составляет предмет его (das Beherrschte als das Objekt der Herrschaft Gegenstand derselben genannt), можно сказать, что общим предметом всякого права является воля третьих лиц". Во-вторых, продолжает Унгер, "выражение "предмет" часто обозначает и то, на что нечто направлено (dasjenige, worauf etwas gerichtet ist)". В этом смысле, поясняет он, говорят, напр., о действии как о предмете обязательственного права и даже о (полном или частичном) господстве над телесной вещью как о предмете вещного права. "В этом смысле предмет означает то, что человек при посредстве (своего) права в состоянии достигнуть, что в силу своего права он может предпринять или чего он может потребовать от других, т. е. в этих случаях предмет означает то же, что иначе обозначают словом "содержание" (in diesen Fallen bedeutet Gegenstand dasjenige was man sonst mit dem Ausdruck Inhalt bezeichnet)". Так, действие составляет содержание обязательственного права, господство над телесной вещью составляет содержание вещного права и т. д. Наконец, в-третьих, "выражение "предмет права" в совершенно особом смысле употребляется для обозначения субстрата, над которым ближайшим образом и непосредственно проявляется покоящееся на праве и охраняемое правом физическое господство. Здесь предмет права означает подчиненные нашему физическому господству объекты чувственного мира, т. е. (телесные) вещи, над которыми человек осуществляет свое господство". О предмете в этом смысле, замечает Унгер, можно говорить только в применении к вещному праву: "...ни у какого другого права не имеется такой отдельный от воли третьих лиц, самостоятельный субстрат, над которым могли бы проявиться наша власть и господство". "Неправильно поэтому говорить, - прибавляет Унгер, - хотя это часто и делается, будто в обязательственном праве непосредственным предметом права является действие, в вещном праве - вещь. Дело в том, что действие нельзя ставить в один ряд с вещью, так как оно не есть реально существующий субстрат, над которым могли бы быть проявлены власть или господство... В обязательственном праве нет вовсе субстрата права, действие составляет предмет права лишь постольку, поскольку над предметом понимают содержание права..." Переходя затем к анализу понятия "объект права", Унгер отмечает, что и этот термин не имеет установившегося значения <7>. "Некоторые прилагают выражение "объект права" только к (телесным) вещам, но в большинстве случаев этот термин служит для обозначения как (телесных) вещей, которые составляют субстрат нашего физического и юридического господства, так и действий (бестелесных предметов прав), которых мы в силу нашего права можем требовать от других". -------------------------------- <7> Там же. Стр. 501.

В приведенных рассуждениях Унгера содержится немало ценного. Правда, попытка разграничения понятий "предмет" и "объект" прав по существу своему не может быть признана удачной. Поскольку термин "предмет права" служит для обозначения того же, как и термин "объект права", он представляется излишним; поскольку он означает то же, что и термин "содержание права", употребление его грозит постоянным смешением понятий. Можно также спорить против утверждения Унгера, будто одни только вещные права обладают реальным субстратом, над которым проявляется надлежащее господство, он при этом упускает из виду, что таким реальным субстратом наряду с вещами могут служить и лица, в частности те лица, от которых требуется совершение известных действий. Нельзя также согласиться с тем, что "общим предметом всякого права является воля третьих лиц: самое понятие общего предмета (который противополагается Унгером непосредственному предмету или реальному субстрату) совершенно искусственное: это явствует из того, что воля в смысле абстрактной способности вообще не есть нечто эмпирически данное, а в смысле конкретного волевого акта она имеет для права значение лишь постольку, поскольку она проявляется вовне в каком-нибудь действии. Поэтому утверждение, что общим предметом всякого права является воля третьих лиц, равносильно утверждению, что общим предметом всякого права являются действия других лиц. Между тем действие в смысле предмета или объекта права отождествляется самим Унгером с содержанием права. Отсюда следует, что с его собственной точки зрения понятия "общий предмет права" и "содержание права" в данном случае сливаются. За всем тем нельзя не признать крупной заслуги Унгера в самом указании его на неустойчивость и сбивчивость существующей терминологии. Весьма ценно также его замечание, что действия нельзя ставить в один ряд с вещами, так как только последние составляют самостоятельные реальные субстраты или, точнее, элементы отношений, на которые может быть оказано воздействие. Жаль только, что он сам ставит на одну доску собственные действия субъектов прав и действия третьих (с точки зрения этих субъектов) лиц, сводя те и другие к понятию "содержание прав", в том смысле, что первые составляют содержание вещных, а вторые - содержание обязательственных прав. Это приводит, в свою очередь, к смешению понятий: прежде всего смешивается содержание отношений управомоченности (которые выражаются в собственных действиях подлежащих субъектов прав) и содержание корреспондирующих им отношений долженствования (которые выражаются в действиях третьих лиц, именно подлежащих субъектов обязанностей); вместе с тем упускается из виду, что если даже признать исчерпывающим определение обязательственных прав как прав, направленных на те или иные действия должника, все же с точки зрения управомоченного лица, кредитора, действие противной стороны составляет не содержание его права, а результат, которого он желает добиться в качестве ближайшего средства для достижения того или иного дальнейшего эффекта, результат, на который направлено его отношение к противной стороне. III. Обращаясь от критической оценки рассуждений Унгера к вопросу о влиянии, которое они оказали на дальнейшую литературную разработку настоящей проблемы, нельзя не отметить, что на первых порах его анализ повлек за собою довольно неожиданное последствие. А именно большинство пандектистов и цивилистов стали весьма бережно обходить понятие объекта прав, избегая вовсе касаться его или касаясь его лишь вскользь. Достаточно указать в этом отношении хотя бы на Виндшейда и Дернбурга. Виндшейд в своем знаменитом учебнике пандектного права нигде ex professo не упоминает об объектах прав, в его систематике этот отдел совершенно отсутствует: после учения о субъектах прав следует прямо учение о возникновении, прекращении и изменении прав. Лишь вскользь встречаются указания на предмет прав, Gegenstand der Rechte. Так, касаясь вопроса о различии вещных и обязательственных прав <8>, Виндшейд замечает между прочим, что "некоторые говорят, что вещное право есть право на вещь и что оно имеет своим предметом вещь"; тут же в выноске лаконическая ссылка такого рода: "см. о предмете права: Унгер, I, стр. 499 - 503". В другом месте <9>, останавливаясь на вопросе о том, могут ли права служить предметами прав, Виндшейд вместо того, чтобы начать с анализа понятия предмета прав, ограничивается констатированием того, что "смысл получается неодинаковый, когда говорят о вещи и когда говорят о праве как об объекте права"; это положение не выигрывает в ясности от дальнейшего утверждения, что "нельзя говорить о праве на собственное право и что хотя в отношении права на чужое право непосредственным предметом является право, но дальнейшим предметом через посредство этого права является вещь, на которую существует право, а также если предметом личного права угодно называть обязанное лицо, то и это лицо" <10>. О предметах прав говорится у Виндшейда еще в связи с анализом понятия вещи <11>. И здесь он не вдается в ближайшее выяснение этого понятия, а просто говорит, что в понятие вещи входит момент реального бытия, телесности, но что "положительному праву не возбраняется уподоблять существующие лишь в нашем мышлении объекты (bloss gedachte Dinge) в качестве предметов правоотношений вообще или в некоторых отдельных отношениях телесным вещам. Поскольку оно (положительное право) это действительно делает, вполне допустимо говорить о бестелесных вещах". Наконец, касаясь специального вопроса о предмете обязательственных прав, Виндшейд констатирует, что этот термин употребляется в различном смысле <12>. "Под этим термином можно подразумевать, как это делается здесь (т. е. в указанном месте у Виндшейда), то действие, которого можно требовать в силу обязательственного права. Но можно также понимать под ним лицо, которое должно совершить действие, если только исходить из неточного, но распространенного представления, согласно которому в вещном праве господство распространяется на вещь, а в обязательственном праве - на личность обязанного лица. Наконец, трудно избежать и еще одно словоупотребление, хотя и оно неточное, а именно словоупотребление, согласно которому и вещь, доставления которой (во владение, в пользование, в собственность) можно требовать в силу обязательственного права, характеризуется как предмет обязательственного права". К этому Виндшейд прибавляет: "...было бы весьма желательно, если бы оказалось возможным устранить употребление одного и того же термина в различном смысле (Mehrdeutigkeit) путем введения новых терминов, но таких терминов не имеется. Ввиду этого остается лишь одно: обращать внимание на указанное различие в смысле и предупреждать от опасности употребления этого термина незаметно то в одном, то в другом смысле". -------------------------------- <8> Lehrbuch. 7-е изд. I. § 38. <9> См.: Там же. I. § 48а. <10> "Dass auch das Recht an einem fremden Recht zwar zum unmittelbaren Gegenstand das Recht, aber durch dieses Recht hindurch als ferneren Gegenstand die Sache, an welcher das Recht stattfindet, und, wenn man als Gegenstand des personlichen Rechts die verpflichtete Person bezeichnen will, auch diese Person hat". <11> Там же. I. § 137. Учение о "понятии и юридически существенных различиях вещей" является предпосылкой у Виндшейда учению о вещных правах, составляя в систематическом отношении первую главу этого учения. <12> Там же. II. § 252. Прим. 1.

Таким образом, и Виндшейд в конечном результате приходит к признанию того, что в учении об объекте или предмете прав нет твердо установившейся терминологии, напротив, одни и те же термины употребляются в различном смысле. Правда, он непосредственно устанавливает это положение только в применении к учению о предмете обязательственных прав. Но то, что верно по отношению к этому специальному учению, не менее верно по отношению к общему учению о предмете или объекте прав вообще, в состав которого входит и названное специальное учение. Лучшим доказательством этого является отсутствие сколько-нибудь определенной постановки всего этого учения у самого Виндшейда и вытекающая отсюда отрывочность, неясность и неточность отдельных его рассуждений о предмете прав, рассуждений, не объединенных какими-нибудь определенными руководящими положениями. Весьма характерную постановку интересующего нас вопроса мы встречаем у Дернбурга. Замечательная способность этого ученого обходить неудобные проблемы сказывается и в данном случае. С внешней стороны все обстоит благополучно: после отдела о субъектах прав следует отдел, озаглавленный "von den Rechtsobjecten" <13>. Но напрасно мы бы стали искать под этим заглавием само учение об объектах прав. Дернбург не дает даже простого определения этого понятия, а ограничивается изложением учения о вещах, которые он в данном месте, видимо, отождествляет с объектами прав. При такой постановке вопроса весьма понятно, что Дернбург избегает также касаться по существу вопроса о "праве на право". Останавливаясь на нем в связи с изложением учения о quasi ususfractus <14>, он просто замечает, что "допущение понятия права на право не может быть признано логически невозможным. Другой, однако, вопрос: знает ли римское право подобные права на права? Это не может быть доказано. Римское право ограничивает вещные права кругом телесных вещей". Также свободно он обходит общую проблему там, где ему приходится касаться предмета обязательственных отношений. По этому поводу оно замечает <15>: "Предметом обязательства в зависимости от точки зрения, которую занимают, считается или действие, к которому лицо обязано, или личность должника, или воля его или его имущество, или, наконец, то, что имеет быть исполнено. В практической жизни, однако, предметом обязательства считают, пропуская все промежуточные звенья, исключительно только то, что подлежит исполнению". К этому прибавляется успокоительное заявление, что с такой постановкой вопроса согласны и римские юристы... -------------------------------- <13> Pandecten. I. 7-е изд. Стр. 154 и сл. <14> Там же. I. § 249. Пр. 8. Begrifflich "unmoglich" kann also das Recht am Rechte nich sein. <15> Там же. II. § 23. Стр. 67.

IV. Нам нет нужды приводить дальнейшие примеры аналогичного отношения к интересующей нас проблеме: их не перечесть <16>. Мы предпочитаем перейти к тем из новейших писателей, у кого встречаются серьезные попытки выбраться из всей этой путаницы и прийти к тем или иным определенным положениям. В этом отношении из романистов обращают на себя внимание Беккер и Регельсбергер. -------------------------------- <16> Ср., напр., Wendt, Lehrbuch der Pandecten, который отождествляет понятия объекта прав и вещи. Стр. 65. Заглавие; Baron, Pandecten, у которого термин "объект прав" вовсе не встречается; Bruns (Eck - Mitteis), das Pandectenrecht в Encyclopadie der Rechtswissenschaft Holtzendorf, 6-е изд. Kohler, т. I, стр. 318, который ограничивается установлением факта, что термин "предмет прав" употребляется в весьма различном смысле, обозначая то лиц и вещи, над которыми приобретается юридическое господство, то действия, которые лицо имеет право совершать, то обязанность третьих лиц, а в обязательственных отношениях также действия должника и даже вещи, которые кредитор имеет получить при посредстве обязательства.

Вот основные положения Беккера <17>: 1) следует прежде всего признать, что возможны права без объекта; 2) римское право допускает в качестве объектов прав только телесные предметы, лиц и вещи; современное право сверх того знает и бестелесные вещи. Кроме того, и права могут служить в известном смысле объектами прав... Эти основные положения в ряде особых приложений (Beilagen) подвергаются более детальной разработке. -------------------------------- <17> System d. Pandectenrechts. I. § 20. Стр. 61 и сл.

Из приведенных положений следует прежде всего остановиться на первом. Беккер утверждает <18>, что "противоположение прав, имеющих определенный объект, и прав безобъектных (Rechte an einem Objekt und ohne Objekt) покоится на непосредственном восприятии. Никто прежде всего не усомнится в том, что собственность, jus possessionis, patria potestas суть права, имеющие определенный объект, и что право гражданства, jus honorum и jus suffragii, testamenti factio и т. д. лишены объекта". При ближайшем анализе, продолжает Беккер, возникает, правда, ряд сомнений, напр., что именно in concreto составляет объект данного права, напр., в применении к обязательствам личность ли должника или его действие; имеет ли данное право один объект или два, напр., в обязательстве личность и имущество должника; обладают ли известные права, напр. отрицательные, объектом или нет. "Но за всем тем сущность противоположения сохраняет полную определенность (aber trotz alledem bleibt dem kern des Gegensatzes seine handfeste Haltbarkeit)". -------------------------------- <18> Там же. I. § 18. Стр. 50. Прилож. III.

Нетрудно убедиться, что в основе этого положения о существовании особой категории безобъектных прав лежит явное смешение понятий: Беккер не отличает права в смысле известного конкретного отношения от права в смысле известной абстрактной способности. Конкретное отношение столь же немыслимо без объекта, сколь оно немыслимо без субъекта: где нет субъекта и объекта, там нет и не может быть реального отношения. Напротив, абстрактная способность или, точнее, правоспособность (общая или специальная), служа лишь сокращенным обозначением известной суммы юридических фактов, юридически существенных признаков, которыми характеризуется данный субъект как таковой, независимо от того, в каких специальных отношениях он состоит in concrete <19>, конечно, не предполагает определенного объекта. Такое именно значение имеют безобъектные права Беккера: "право" гражданства, "право" избирать и быть избираемым, "право" составления завещаний и т. д. - все это не права, а элементы правоспособности, которыми лишь предрешается, в каких пределах те или иные конкретные отношения, в которые вступают подлежащие субъекты, могут приобрести юридическое значение. -------------------------------- <19> См. об этом мою статью "К учению о субъектах прав" в "В. пр." за ноябрь 1904 г. Стр. 166 - 167.

Таким образом, мысль о существовании безобъектных прав столь же несостоятельна, как и мысль о существовании бессубъектных прав. Обращаясь затем к перечню возможных объектов прав, даваемому Беккером, мы видим, что в одном месте <20> он сводит их к четырем рубрикам: объектами могут быть лица (в сфере чисто личных и семейственных прав), лица и имущества или одни только имущества (в сфере обязательственных прав), телесные вещи (в сфере вещных прав) и, наконец, бестелесные вещи или нематериальные блага. В другом месте <21> он различает телесные предметы, т. е. лиц и вещи, и бестелесные предметы; сверх того в качестве возможных объектов прав упоминаются, не без колебаний, также права. -------------------------------- <20> System. I. § 25. Стр. 76. <21> См.: Там же. § 20. Стр. 62.

В том и в другом перечне уже не встречаются действия в качестве объектов прав: зато наряду с телесными вещами упоминается категория бестелесных вещей. Относительно последних Беккер замечает <22>, что "уразумение сущности этих бестелесных вещей связано с особыми затруднениями. Очевидно, мы стоим лицом к лицу с новым и своеобразным субстратом человеческого юридического господства". Такие неопределенные фразы, конечно, мало разъясняют сущность дела. -------------------------------- <22> Там же. § 20. Прилож. 1. Стр. 63.

Гораздо определеннее и точнее формулирует свои мысли Регельсбергер <23>. Сказанное им едва ли не лучшее, что мы встречаем в литературе по вопросу об объектах прав. -------------------------------- <23> Pandekten. I. § 94. Стр. 357 и сл.

Он прежде всего отмечает, что термины "объект прав" или "предмет прав" имеют несколько значений. Говорят как об объекте юридических норм, так и об объекте субъективных прав. Объект прав и в последнем смысле служит для обозначения различных вещей: иногда им обозначается вещь, которая в силу права подчинена господству правообладателя, иногда то, на что право направлено. Так, объектом в применении к обязательствам называют и самое доставление чего-либо (die Leistung), и телесный предмет, имеющий быть доставленным. Правильнее, однако, замечает Регельсбергер, называть то, на что право направлено, содержанием его и сохранить выражение "объект права" для обозначения предмета господства (Gegenstaud der Beherrschung) того, с чем в нашем представлении право связано. Установив, таким образом, точный смысл основного понятия "объект прав", Регельсбергер дальше замечает, что возможными объектами прав являются вещи и лица. В частности, лицо является предметом юридического господства в области семейственных и обязательственных отношений. Правда, последнее не является общепризнанным. Предметом обязательственных отношений одни считают (имеющее быть исполненным) действие, другие - волю, третьи - имущество должника. Однако первая теория смешивает цель с предметом (verwechselt das Ziel mit dem Gegenstand). Против второй следует возразить, что воля не имеет обособленного от носителя ее бытия: раз связана моя воля, я связан. Что касается третьей теории, то независимо от того, что встречаются обязательства неимущественного характера (von nicht vermogensrechtlichem Jnhalt), нельзя не заметить, что хотя обязательственное право и охватывает в настоящее время активное имущество должника, однако связь эта все же весьма слаба и никоим образом не минует личности должника, а устанавливается лишь через посредство личности его (geht immerhin durch die Person des Schuldners hindurch). В новейшем праве в круг объектов прав вступили сверх того бестелесные продукты духовной деятельности (die unkorperlichen Schopfungen der geistigen Thatigkeit), именно научные и художественные творения, изобретения, образцы и модели. "Эти продукты с момента производства их приобретают некоторое самостоятельное бытие, допускают обособленную хозяйственную эксплуатацию, могут быть сделаны предметом передачи, и в отношении их юридическая охрана становится столь же возможной, сколько они в ней нуждаются" <24>. -------------------------------- <24> Там же. Стр. 359.

Далее Регельсбергер останавливается на вопросе о том, мыслимы ли права на права или, иначе, могут ли права быть признаны объектами прав. Он высказывается против этого. Мы имеем в таких случаях (напр., при ususfructus nominus, pignus nominis, pignus pignoris и т. п.) "проявления правомочия на установление своеобразных вещных или обязательственных прав, родственного правомочию собственника на установление ограниченных вещных прав" <25>. -------------------------------- <25> Там же. Стр. 360. Wie haben in den genannten Rechten Ausflusse einer Befugniss zur Begmndung eingenartiger dinglicher oder obligatorischer Rechte vor uns, verwandt der Befugniss des Eigenthumers zur Bestellung von beschrankten Sachenrechten.

Наконец, он касается вопроса о том, может ли имущество быть рассматриваемо как объект прав. Он высказывается и здесь против подобной мысли. Имущество есть лишь правовое понятие (Rechtsbegriff), но не объект прав (kein Rechtsobjekt) <26>. -------------------------------- <26> См.: Там же.

Обращаясь к критической оценке приведенных положений Регельсбергера, нельзя прежде всего не отметить логической стройности и последовательности хода развития его мыслей, чем его теория столь выгодно отличается от других теорий. Он не довольствуется простым констатированием факта, что термин "объект прав" употребляется в различных смыслах, не довольствуется также механическим перечнем различных значений этого термина. Он указывает, какой технический смысл и почему именно этот, а не иной смысл следует придавать данному термину; он анализирует дальше круг возможных объектов прав и строго очерчивает его в соответствии с принятой им исходной точкой, всюду, хоть и вкратце, мотивируя свой взгляд, объясняя, почему он смотрит так, а не иначе. Нигде нет неясных, расплывчатых фраз, везде точные, ясные положения. Можно, конечно, спорить против отдельных пунктов, и в частности против допущения особой категории "бестелесных продуктов духовной деятельности". Мы к этому еще вернемся. Но все же в общем теория Регельсбергера представляет громадный шаг вперед: он в значительной мере расчистил путь для правильного построения учения об объектах прав. В этом его весьма большая заслуга. V. Для полноты можно указать еще на своеобразную теорию московского профессора Соколовского <27>, который, впрочем, непосредственно касается только вопроса об объектах вещных прав. Задавшись целью выяснить влияние античной философии на римскую юриспруденцию и римское право в указанной области, Соколовский до того увлекся построениями античных философов о соотношении между формой и материей, между идеей и реальным бытием, что сам поддался их влиянию. По его мнению, объектами прав, и в частности вещных прав, являются, с одной стороны, телесные вещи, с другой стороны, понятия. Вот как он обосновывает это положение <28>: "...все, что подчиняется воле правоспособного субъекта, носит название "res". Область, которую обнимают эти объекты, весьма обширна, их главный признак конкретная определенность (die konkrete Bestimmtheit). Затем предметом господства может быть нечто существующее материально или в идее (etwas materiell oder begrifflich Existentes). -------------------------------- <27> Sokolowski. Die Philosophie im Privatrecht. Подзаглавие: Sachbegriff und Korper in der klassischen jurisprudenz und der modernen Gesetzgebung. <28> Там же. Стр. 28.

Ибо, - продолжает Соколовский, - человеческая воля подчиняет себе не только одно телесное, но в особой степени понятия, так как именно они создаются и разграничиваются в представлении индивида и содержатся только в нем (Denn der menschliche Wille ordnet sich nicht nur das Korperliche unter, sindern in einem besonderen Grade die Begriffe, weil gerade sie in der Vorstellung des Individuums geschaffen und begrenzt werden, hier allein ihren bestand haben)". Дальше следуют указания на то, как античная философия, и в частности Аристотель, мыслила соотношение между миром идей и миром чувственных восприятий. "Оба мира, мир тел и мир идей, теснейшим образом связаны друг с другом. Ибо хотя в процессе становления единичной телесной вещи материя является первичным (элементом), все же по существу (dem Bestande und Wesen nach) ей предшествует форма или идея вещи". В заключение приводится известное изречение Аристотеля: "Дом отнюдь не существует ради кирпичей и камней, а, напротив, они (т. е. кирпичи и камни) существуют ради дома". И в дальнейшем изложении телесные вещи и понятия всюду упоминаются как две самостоятельные категории объектов прав, притом отнюдь не с точки зрения одних только римских юристов, но и с точки зрения самого автора. Достаточно указать на следующие слова его <29>: "...реализм понятий (Begriffsrealismus), который наше изложение отстаивает, некоторым современным юристам может показаться странным. Ведь мы приходим к положению, что и понятия, которые сами не суть телесные предметы, а лишь имеют таковые в качестве субстрата, тем не менее могут служить объектами вещного господства или вещного права. С точки зрения частного права и они суть вещи - res". К этому Соколовский прибавляет, что, несмотря на кажущуюся парадоксальность этого вывода, не следует противиться ему, тем более что он встретил признание и в Гражданском уложении Германской империи. -------------------------------- <29> Там же. Стр. 400.

Понятно, что с этой точки зрения момент телесности имеет лишь второстепенное значение. Ведь недаром, замечает автор <30>, ныне формулируется положение, что "все явления природы могут быть подведены под понятие энергии". Это понятие может помочь окончательному разрешению проблемы, содержащейся в понятии субстанции. Понятие материи представляет лишь препятствие на этом пути: "Возможно, - прибавляет к этому автор, - что господствующее мнение еще не возвысилось до этого простого взгляда, во всяком случае, однако, одностороннее выдвигание материи или телесного никем ныне уже не поддерживается. Т. к. вещное право имеет своей задачей урегулировать человеческое господство над окружающей нас природой соответственно объективным нормам (entsprechend den objektiven Normen zu regeln). Всякая естественная реальность, которую человеческая воля подчиняет себе, представляется подходящим объектом длительного господства. Единственное конкретное предположение составляет здесь определенность и ограниченность предмета (Bestimmtheit und Begrenzheit des Gegenstandes)". "В самом деле, - вопрошает дальше наш автор, - обладает ли телесное особыми свойствами, которые придают ему в большей степени или даже исключительно способность служить вещному правообороту? Является ли прежде всего протяженность (die Ausdehnung im Raum) необходимым условием человеческого господства? К юридической сфере принадлежат такие предметы, к которым это (условие) неприложимо. Правда, такие объекты, благодаря существующей доселе узкой точке зрения, находили не в вещном праве, но зато все же в других областях" <31>. -------------------------------- <30> Там же. Стр. 402. <31> Там же. Стр. 403.

Итак, понятия обладают такою же реальностью, как и телесные вещи, это для Соколовского вне спора. Любопытно, что при всем том Соколовский все же признает, что излагаемые им римские учения "покоятся на таком миросозерцании, которого мы уже не в состоянии принять. Основание, - говорит он дальше, - по которому мы переросли эту метафизику, состоит, однако, не в огромных успехах современного естествознания и его экспериментального метода, а в обогащении наших философских знаний. Великая и вечная мысль Канта, противоположение вещи самой по себе "ее" явлению, стала неограниченным элементом нашей духовной жизни. Ни самая вещь, ни ее элементы не имеют для нас того простого значения, исходя из которого ее рассматривали и подвергали обсуждению древние" <32>. -------------------------------- <32> Там же. Стр. 304.

Но если это так, то, естественно, возникает вопрос: как может автор так некритически, так догматически прямолинейно проповедовать и рекомендовать современной юриспруденции "реализм понятий", весьма понятный в свое время, но совершенно не укладывающийся в рамки нашего современного миросозерцания? Ведь по меньшей мере следовало сделать попытку самостоятельного теоретико-познавательного обоснования этого реализма понятий, раз уже автор считал, что он имеет самостоятельную ценность и право на дальнейшее существование даже после исчезновения того общего миросозерцания, на почве которого он вырос. Вместо этого автор заявляет, что для нас понятие "идея вещи" "уже не составляет первичного бытия в противоположность телесному явлению, но все же мы противополагаем его физической вещи в качестве эмпирического назначения (als empirische Zweckbestimmung), в качестве представления, которое эмпирически (erfahrungsgemass) определяет границы и употребление целого. В этом, в perfectio rei, в perpetuus usus, мы, несмотря на различные точки отправления, вновь соприкасаемся с древними" <33>. "Таким образом, - резюмирует Соколовский, - с точки зрения современного взгляда понятие распространяется не на саму вещь, а на ее положение в обороте" <34>. Короче, понятие вещи отождествляется с хозяйственным назначением ее, с целью, для которой эта вещь служит средством. Эта цель является самостоятельной реальностью наряду с самой вещью, она может служить самостоятельным объектом прав! Дальше некуда идти в смешении понятий! В результате таких построений только и может получиться глубокая двойственность, глубокое противоречие: то, что в лучшем случае имеет значение исторического фактора, проливающего свет на известные взгляды, на известные формулы римских юристов, тому приписывается абсолютное значение, забвение его ставится в упрек современной юридической мысли. -------------------------------- <33> Там же. Стр. 366. <34> Там же. Стр. 367.

Кстати сказать, и упрек-то в отсутствии реализма понятий совершенно незаслуженный. Нам думается, что если уже упрекать в чем-либо современную юридическую мысль, то следует направить упрек как раз в обратную сторону: не о забвении "реализма понятий", а о чрезмерном все еще преклонении перед ним следовало бы повести речь. Этот реализм понятий, вера в слова и установившиеся технические обороты, до сих пор является одним из главных тормозов для поступательного хода развития науки права: он виною тому, что до сих пор при изучении правовых явлений придерживаются неправильных, ненаучных приемов исследования, игнорируют реальную действительность, конкретные жизненные отношения и вместо этого прямо начинают с анализа соответствующих абстрактных типов, презюмируя совершенно незаконно и ненаучно соответствие подлежащих терминов в установившемся их смысле и значении, подлежащих застывших общих понятий, с реальными явлениями, отражением которых они являются. Нигде мы не встречаем столько облыжных "реальностей", как в науке права. Нет, можно сказать, той абстракции, которая не была бы превращена путем самой грубой, самой примитивной объективации в самостоятельную реальность. Начиная от воли в качестве самостоятельной душевной способности, переходя отсюда к праву, объективному и субъективному, которые постоянно рассматриваются как особые, самостоятельные силы, способные самостоятельно действовать, возникать и исчезать, обращаясь от прав к государству, которое равным образом мыслится как самостоятельное существо, и кончая разного рода общественными организмами, бестелесными вещами, universitates facti и т. д. и т. д., мы всюду встречаемся все с тем же реализмом понятий. И вот этот-то злосчастный реализм понятий, от которого мы никак отделаться не можем, нам рекомендуют теперь чуть ли не как последнее слово науки, встречающиеся в доктрине робкие и нерешительные попытки отрешиться от него хотя бы в применении к отдельным частным вопросам клеймятся как проявления отсутствия надлежащего философского понимания. К тому же хоть бы сам Соколовский был последователен в своем поклонении реализму понятий. Но и этого нет. С одной стороны, исходя из того, что объектами прав могут служить и понятия, он считает, напр., самостоятельным объектом прав universitas facti <35> и идеальные части вещей (partes pro indiviso) <36>, а с другой стороны, он отрицает значение самостоятельного объекта за выделенным имуществом. "Выделенное имущество - наследство, dos или peculium - не есть совокупная вещь (Sachgesammtheit), так как оно обнимает в качестве составных частей не только телесные субстраты, но также права и требования. Поэтому здесь остается лишь обсуждать отдельные res corporales, которые входят в состав его как самостоятельные объекты виндикации" <37>. Но, во-первых, еще вопрос: не имеют ли и "права" и "требования" телесного субстрата в таком же смысле, как "стадо" или "инвентарь"? Во-вторых, ведь сам же Соколовский находит, что телесность не является необходимым условием человеческого господства вообще и вещного господства в частности. Мало того, он прямо утверждает, что к юридической сфере относятся предметы, которые не удовлетворяют требованию телесности, - правда, он их не перечисляет, но ведь это и не нужно, - ходячая категория "бестелесных вещей" достаточна известна. В результате получается явная непоследовательность, которая прямо указывает на то, что дело не в реализме понятий, а в чем-то другом, именно в терминологии, в способе выражения подлежащих источников, которым придается неподобающее (между прочим, и с точки зрения основных посылок теории самого Соколовского) значение. Действительно, вышеприведенное рассуждение заканчивается самой обыкновенной ссылкой на изречение Юлиана (I. 56 D. d. R. V. 6. 1), который признает vindicatio gregis, но высказывается против vindicatio peculii: отсюда вывод, что grex составляет самостоятельный объект прав, а peculium - нет. -------------------------------- <35> См.: Там же. Стр. 49 и сл., стр. 383 и сл. <36> См.: Там же. Стр. 417, 424 и сл. <37> Там же. Стр. 58.

В этом отношении весьма характерно и то, что в другом месте, рекомендуя свой реализм понятий, Соколовский для большей убедительности замечает, что и Гражданское уложение Германской империи в известных случаях (именно в применении к universitates facti) признает объектами прав понятия <38>. Не говоря уже о том, что это вовсе не может считаться доказанным, нельзя не задать вопроса: неужели же та или иная редакция, тот или иной способ выражения источников способны служить основанием для разрешения чисто теоретического вопроса о том, что может быть признано объектом прав? Ведь папская непогрешимость не распространяется на гражданские кодексы и их авторов. Рассуждать иначе - значит допускать явную petitio principii. -------------------------------- <38> См.: Там же. Стр. 400.

Ввиду всего изложенного мы приходим к выводу, что теория Соколовского построена на совершенно несостоятельных посылках и сама грешит тем, в чем автор так часто и многословно (и, надо сказать, не без основания) обвиняет современную юриспруденцию, - именно отсутствием настоящего философского понимания <39>. -------------------------------- <39> Насколько сам автор, несмотря на прочтение им целого ряда философских книг, слаб в области философии, явствует, между прочим, из его своеобразного понимания Канта. На стр. 304, отметив кантовское противоположение вещи самой по себе "ее" явлению (die Unterscheidung des Dinges an sich von seiner Erscheinung), он дальше замечает: "...вещь, материя сама по себе по причине своей абстрактности (vermoge seiner Abstraktheit) есть нечто недоступное для нашего конкретного уразумения (etwas unserer konkreten Auffassung Entrucktes), идеальность трансцендентальна, реальность эмпирична. Явление же вещей (die Erscheinung der Dinge) покоится на субъективных формах нашего интеллекта, только при помощи их эмпирический объект становится распознаваемым для нас (nur mittelst ihrer wird der empirische Gegenstand erkennbar). Однако эти субъективные формы интеллекта, которые определяют формы и качества всех явлений (welche die Formen und Qualitaten aller Erscheinungen bestimmen), принципиально не приближают нас к сущности вещи и поэтому в принципе не могут иметь значение абсолютного критерия". В этих немногих словах содержится целый ряд грубых ошибок: 1) говоря о противоположении вещи "ее" явлению, Соколовский implicite допускает, что между тем и другим существует категория соотношения (Kathegorie der relation), тогда как Кант прямо учит, что эта категория, так же как и все остальные, применима только к явлениям; 2) утверждать, что ноумены (которые Соколовский к тому же непостижимым образом отождествляет с материей) недоступны для нас по причине своей абстрактности, - значит обнаружить такую бездну непонимания Канта, перед которой молча приходится складывать оружие, как известно, настоящая причина не в абстрактности ноуменов, а в особенностях нашей родовой психической организации; кстати, нельзя не заметить, что конец соответствующей фразы Соколовского (идеальность трансцендентальна и т. д.) не имеет никакой связи с началом ее; 3) говоря, что эмпирический объект при помощи субъективных форм нашего интеллекта становится распознаваемым для нас, Соколовский противополагает самый эмпирический объект этим формам, допуская как бы самостоятельное существование его вне этих форм, при посредстве которых он только распознается нами, что опять совершенно неверно: эмпирический объект есть, по Канту, продукт нашего родового, чистого разума с его априорными формами созерцания и мышления, и вне их о нем вообще говорить не приходится; 4) наконец, качества явлений не определяются формами интеллекта, соответствующие ощущения как раз составляют тот материал, который наша чувственность привносит извне и который лишь располагается благодаря априорным формам созерцания в порядке пространства и времени.

Что касается приложения пресловутого "реализма понятий" к отдельным вопросам, и в частности к учению об universitates facti и pertes pro indiviso, то к первому из этих вопросов мы еще вернемся. Пока заметим лишь, что в этом случае объективируется простое целевое единство. Что касается второго случая, то, не вдаваясь в подробности, мы ограничимся указанием на то, что здесь мы имеем дело с одной из многих комбинаций встречных, конкурирующих прав ряда лиц на один и тот же объект.

III. Литература вопроса. Продолжение

I. Переходя к постановке настоящего вопроса вне романистической доктрины, следует заметить, что особое внимание обращает на себя германистическая доктрина. В частности, она подвергла детальной разработке учение о бестелесных вещах или нематериальных благах. Конечно, неудовлетворительность исходных положений, вытекающая из общей постановки учения об объектах прав, не могла при этом не сказаться. Она сделала то, что и данное учение не могло дать сколько-нибудь удовлетворительных результатов. За доказательствами ходить недалеко. Укажем хотя бы на курсы Heussler и Gierke по германскому гражданскому праву, курсы Козака и Кроме по новому Гражданскому уложению Германской империи. Heussler <40> различает две категории объектов прав: вещи и чужие действия. "Под понятие вещи, res, подходит все, что допускает длительное состояние господства, которое проявляется или может проявиться в постоянном воздействии или деятельности правообладателя. В германском праве сюда относятся не только видимые, осязаемые предметы природы и искусства, res corparales римлян, но также состояния правового господства <41>, при которых право обладателя обнаруживается в активном воздействии его на внешнюю природу. Второй класс образуют отдельные действия, которые известное лицо обязано исполнить в пользу управомоченного. Здесь господство выражается не в активной деятельности правообладателя, в виде пользования, эксплуатации и т. д. подчиненного господству его предмета, а в простом правомочии требовать от другого лица совершения или несовершения чего-либо. Первый класс, вещи, служит объектом вещных прав, собственности и jura in re aliena, второй класс, чужие действия, служит объектом личных прав". -------------------------------- <40> Institutionen des deutschen Privatrechts. Т. I. § 66. Стр. 330. <41> Так мы передаем своеобразный термин "Rechtsamen", который противополагается Гейсслером термину "Recht". См.: Там же. Стр. 336: "Die unkorperlichen Immobilien des deutschen Rechts... sind nicht Rechte schlechtweg wie ususfructus, obligatio u. a. im Sinne vou Gajus, II, 14, Sondernes sind Rechtsame, welche uberhaupt nur als Objekte des Sachenrechts... im Rechsleben zur Erscheinung und zur Verwerthung gelangen konnen".

Уже из приведенной общей характеристики явствует, что Heussler, сопоставляя вещи и чужие действия в качестве двух категорий объектов прав, не сумел возвыситься над ходячим смешением объекта в смысле элемента отношения и объекта в смысле результата, на который направлено отношение. Рука об руку с этим идет весьма неясное представление о вещи как объекте прав. Он причисляет к вещам наряду с "видимыми и осязаемыми предметами внешней природы и искусства" также известные особо квалифицированные состояния правового господства, именуемые им Rechtsamen. Что же такое представляют собою эти Rechtsamen? С одной стороны, они характеризуются как бестелесные вещи <42>. В частности, в составе их различаются недвижимые и движимые бестелесные вещи: последние новейшего происхождения, средневековое право знало только бестелесные недвижимости. -------------------------------- <42> См.: Там же. Стр. 336.

К бестелесным недвижимостям германского права (unkorperliche Immobilien des deutschen Rechtes) Heussler причисляет, во-первых, Rechtsamen, которые связаны с властвованием над определенной территорией, как-то: право управления, право суда, разные регалии (таможенное, монетное право, право охоты и разработки руды), право патроната, разные монополии и сборы, так как, "несомненно, они (т. е. эти Rechtsamen) в Средние века приобрели частноправный характер и во всех отношениях подчинились частноправному обороту, являясь коротко и ясно имущественными объектами, предметами частного права"; во-вторых, реальные тягости (Realeasten) во главе с десятинным сбором (der Zehnt); наконец, в-третьих, предиальные сервитуты, "относительно которых германское право также признает Gewehre и собственность". К бестелесным движимостям принадлежит "право употребления различных знаков (домовых, дворовых марок и печатей), в связи с чем наше время с особой любовью и чрезмерным увлечением разработало право торговых и фабричных знаков, этикеток и т. д., а также право на использование продуктов духовного творчества, изобретения и т. д." <43>. -------------------------------- <43> Там же. Стр. 340.

В другом месте, останавливаясь на юридической структуре этих Rechtsamen, в особенности первых двух категорий их, Heussler характеризует их как "правомочия по осуществлению известной власти, potestas" (Befugnisse zur Ausubung einer Gewalt, potestas) <44>, которые предполагают наличность территориального элемента, "stat", в пределах которого осуществляется подлежащая власть (напр., власть по управлению, по производству суда, по осуществлению регальных прав, по истребованию известных денежных или натуральных повинностей, связанных с обладанием данным участком, и т. д.); он называет их также "отношениями власти, господства, которые покоятся на "stat", на вещной подкладке, на территории, где они осуществляются" <45>. Правда, замечает Heussler, "включение предиальных сервитутов в эту категорию бестелесных вещей скорее могло бы вызвать сомнения. Тем не менее я считаю это, безусловно, правильным" <46>; доказательством служит то, что сервитутный обладатель, бесспорно, не имеет Gewehre относительно служащего участка, - доказательство, очевидно, более чем слабое! Еще труднее, конечно, распространить эту характеристику на право употребления домовых марок, печатей и т. д. Heussler в этом отношении ограничивается голословным заявлением, что и это право по содержанию своему относится к вышеуказанным Rechtsamen, тем более что домовым маркам присущ и важный элемент "stat". К этому он лаконически прибавляет: "...новейшие права этого рода лишены "stat" и поэтому рассматриваются как движимости" <47>. -------------------------------- <44> Там же. Стр. 342. <45> Там же. Стр. 375. "Gewalt (Herrschafts) Verhaltnisse, welche auf einer "stat", einer dinglichen Unterlage, einem Gebiet, worin sie geubt werden, ruhen". <46> Там же. Стр. 343. <47> Там же. Стр. 344.

Итак, Rechtsamen, с одной стороны, суть бестелесные вещи, с другой стороны, отношения власти или господства, которые (по крайней мере по общему правилу) проявляются в пределах известной территории и в этом смысле связаны с нею. Дальше некуда идти. В чем выражается данное отношение господства? В известных действиях, совершаемых над теми или иными объектами. Но ведь в этом же состоит всякое конкретное субъективное право: и право собственности, и право узуфрукта и т. д. и т. д. выражается в известных действиях, совершаемых над подлежащими объектами, а право собственности или узуфрукта и т. д. на недвижимости сверх того обладает и моментом "stat". В результате всякое субъективное право может быть рассматриваемо как бестелесная вещь. Но тогда не только различие между Rechtsamen и Rechte теряет всякую почву под ногами, но вместе с тем становится совершенно ясным, что термин "бестелесная вещь", прилагаемый к такого рода отношениям, может означать все, что угодно, но только не может означать объекта прав, ибо нельзя отождествлять самые права с объектами этих же прав. Таким образом, теория Heussler оказывается в корне несостоятельной. А между тем ведь эта теория целиком построена на источниках средневекового германского права: последние на каждом шагу упоминают об отчуждении, о залоге и т. д., liberae comiciae, officii sculteti, jurisdictionum, quae centae vocantur, говорят о proprietas decimarum и т. д. и т. д. <48>. Где же ошибка? Она состоит в том, что из простого факта употребления в применении к различным случаям однородных технических оборотов выводят заключение об однородном характере подлежащих юридических институтов, которые, в свою очередь, смешивают с соответствующими конкретными отношениями. Это, конечно, прием совершенно ненаучный, и неудивительно, если он дает неприемлемые результаты. -------------------------------- <48> См. перечень у Heussler. Стр. 337 и сл.

От Heussler переходим к Гирке. Он касается вопроса об объекте прав прежде всего в связи с анализом общей структуры субъективных прав <49>. Здесь он различает четыре элемента: субъект, предикат, объект и предмет соотношения (Beziehungsgegenstand). Субъектом права является тот, кому приписывается известное господство воли (Willensmacht). С этим субъектом, как только ему приписывается право, связывается предикат, который может быть весьма разнообразен, но всегда должен вылиться в известное господство (Machthaben). Такое господство обязательно требует отличного от субъекта объекта, каковым на первом месте может быть не что иное, как подчиненная свободная воля (beherrschter freier Wille). "Объектом прав в этом смысле может быть только существо, признанное постановлением права в качестве носителя свободной воли (nur ein durch Rechtssatz als Trager eines freien Willens anerkanntes Wesen), т. е. существо, которое может быть и субъектом прав". К этим трем основным элементам во всяком праве должен присоединиться по крайней мере еще один, четвертый, элемент, который может быть охарактеризован как предмет, к которому относится право (Beziehungsgegenstand des Rechts). В применении к абсолютным правам требуется... включение предмета, по поводу которого управомоченное лицо должно господствовать над чужими волями. В применении к относительным правам господство управомоченного лица должно быть ближе определено путем разграничения отношений, в пределах которых обязанное лицо должно быть подчинено чужому господству, так как абсолютно подчиненная воля более не была бы свободной волей и ее носитель не был бы субъектом обязанности. Возможно включение и дальнейших составных элементов. В частности, в сфере относительных прав определение объема господства над чужою волею может быть достигнуто опять при помощи включения более отдаленного предмета соотношения (напр., предмета исполнения обязательства)". -------------------------------- <49> Gierke. Deutsches Privatrecht. I. § 29. Стр. 257 и сл.

Итак, Гирке в данном месте различает объект и предмет, к которому относится право, или, короче, предмет соотношения права. Переходя дальше к специальному анализу понятия объекта прав, Гирке говорит <50>, что "объектом прав является всякое лицо, поскольку оно подчинено господству воли другого лица". Однако "объектом прав в техническом смысле является только безличный объект права" (Rechtsobjekt im technischen Sinne ist daher nur das unpersonliche Objekt eines Rechtes). "Безличный предмет, за которым правопорядок признает способность быть объектом прав, именуется вещью (в широком смысле)". Вещи бывают телесные и бестелесные. -------------------------------- <50> Там же. § 31. Стр. 269.

Что же следует понимать под бестелесными вещами? "Бестелесная вещь есть вырез, мысленно выделенный из годных для правового господства отношений мира внешних благ" <51>. "Бестелесная вещь приобретает свои границы и вместе с тем свое обособленное существование лишь благодаря объему и содержанию права, предметом которого она мыслится". Однако "не при всяком праве, которое не имеет предметом телесную вещь, мы имеем дело с бестелесной вещью; равно не всегда, где имеется налицо бестелесная вещь, ею исчерпывается предметная сторона права. Напротив, предмет права есть бестелесная вещь лишь постольку, поскольку он согласно выразившимся в правопорядке житейским взглядам может быть представлен в качестве безличного и обладающего после такого отделения от личности самостоятельной ценностью внешнего блага". -------------------------------- <51> Там же. Стр. 270. Unkorperliche Sache ist ein ideel begranzter Abschnitt aus den zu rechtlicher Beherrschung geeigneten Beziehungen der ausseren Giiterwelt.

В частности, бестелесной вещью является прежде всего предмет всякого ограниченного права на телесную вещь. Бестелесной вещью далее может служить полностью или в части предмет права на собственную личность (der Gegenstand eines Rechtes an der eigenen Person), именно постольку, поскольку этот предмет можно мыслить вне связи с лицом и поскольку он в такой своей обособленности представляет самостоятельную ценность; так, напр., в отношении монопольных прав эксплуатации и производства значение самостоятельной бестелесной вещи приобретает соответствующая монополизированная сфера деятельности (охота, рыбная ловля, занятие определенным ремеслом), в отношении авторского права - соответствующий продукт творчества, в отношении правоизобретателя - соответствующее изобретение, в отношении права на фирму - самая фирма; напротив, при праве на жизнь - жизнь, при праве на честь - честь или при обыкновенном праве на имя - имя не могут быть представляемы в качестве самостоятельных бестелесных вещей. "В каких пределах должна быть признана объективная самостоятельность таких бестелесных благ - это вопрос, который подлежит решению объективного права и который решается притом отнюдь не всегда в одинаковом смысле" <52>. Наконец, бестелесной вещью может быть и предмет личного права. В частности, значение бестелесной вещи приобретает предмет обязательственных прав, "сущность которых в том именно и состоит, что имеющее быть исполненным действие отличается от обязанного субъекта в качестве самостоятельной ценности и, след., объективируется в качестве внешнего блага". -------------------------------- <52> Там же. Стр. 272.

В результате этих туманных рассуждений оказывается, что бестелесная вещь есть вырез (Ausschnitt) из известных, особо квалифицированных отношений мира внешних благ; есть, однако, вырезы и вырезы: не всякий вырез составляет самостоятельную бестелесную вещь, а только такой вырез, за которым объективное право признает значение самостоятельного блага, а это, в свою очередь, зависит от ходячих житейских воззрений, которые отличаются изменчивостью. Такой вывод едва ли может удовлетворить кого-либо: общее понятие бестелесной вещи после этих объяснений остается столь же неясным и расплывчатым, каким оно было и до них, ибо назвать бестелесную вещь вырезом, очевидно, не значит определить это понятие: вырез как всякое метафорическое выражение ничего не объясняет, а сам нуждается в объяснении. Если к этому прибавить совершенно искусственное разграничение понятий объекта и предмета соотношения, термины, которые сам Гирке употребляет promiscue, и если принять во внимание, что объектом прав у него является одновременно и подчиненная воля, и носитель ее, то остается лишь признать, что и теория Гирке не только не разрешает затронутой проблемы, но что она не представляет собою даже сколько-нибудь заметного шага вперед: она не рассеивает тумана, а еще больше сгущает его. Совершенно внешний, механический характер носит теория Козака. Козак <53> различает двоякое понятие предмета прав: если, говорит он, понимать под этим термином то, над чем управомоченное лицо в силу своего права господствует, то существует лишь одна категория предметов прав - лица, ибо всякое право есть лишь господство одного лица над другими лицами. Возможно, однако, и такое понимание, при котором термин "предмет права" охватывает все то, к чему права относятся (alle Dinge, auf welche die Rechte sich beziehen). В таком случае следует различать несколько категорий предметов прав, а именно таковыми могут быть: 1) лица, 2) безличные вещи, которые он называет благами (Guter). Блага могут быть: a) телесные, которые называются вещами, b) бестелесные и c) соединения вещей и бестелесных благ. В частности, к числу бестелесных благ причисляются: во-первых, действия и упущения других лиц; во-вторых, изобретения и другие творения человеческого духа; в-третьих, "бестелесным предметом права, по крайней мере косвенно, может явиться и другое право: напр., если мне отказан какой-нибудь ремесленный патент, то непосредственным предметом моего права отказа служит действие наследника моего отказодателя, именно наследник обязан надлежащим образом уступить мне патент. Но по крайней мере косвенно и самый патент имеет для меня значение в качестве предмета моего права". -------------------------------- <53> Lechrbuch d. deutschen burgerl. Rechts. Т. I. § 39.

Вот и все, что мы встречаем у Козака: дальше приведенного механического перечня он не идет. Столь же мало дает Кроме <54>. Отметив вскользь <55> взгляд, согласно которому объектами прав, строго говоря, могут считаться только лица, он сам высказывается в пользу более широкого понимания. В частности <56>, он подразделяет объекты прав на лиц и безличные предметы. В составе последних мы различаем вещи и другие предметы. Вещи суть телесные предметы; все остальные предметы бестелесны. К бестелесным предметам относится, напр., электричество, далее права, поскольку они служат предметом других прав, творения человеческого духа, наконец, т. н. совокупности вещей. -------------------------------- <54> Crome. System des deutschen burgerl. Rechts. I. § 29, 58 и сл. <55> См.: Там же. Стр. 162. Прим. 3. <56> См.: Там же. Стр. 273.

Подобных примерных перечней можно было бы привести еще целое множество. Но они, очевидно, самостоятельной научной цены не имеют, указывая в лучшем случае лишь, что принято считать объектами прав, но не разъясняя оснований, по которым это делается. Мы поэтому ограничимся приведенными примерами. II. В заключение остается указать на постановку настоящего вопроса в общей теории права. Она дает очень мало. Внимательнее других останавливаются на учении об объектах прав Бирлинг и Коркунов. Суть теории Бирлинга сводится к следующим положениям <57>. Он различает двоякое понимание термина "объект прав". -------------------------------- <57> Bierling. Juristische Principienlehre. I. § 14. Стр. 239 и сл.

"Объектом права или объектом юридического отношения в строгом смысле следует считать то, чего юридические нормы, образующие содержание юридического отношения, требуют от того из субъектов отношения, к которому они как раз обращаются, другими словами, известное будущее, характеризованное положительным или отрицательным, абсолютным или относительным образом, поведение (действие или упущение) обязанного лица. Однако ходячее юридическое словоупотребление, к которому мы в общем примыкаем (продолжает Бирлинг), понимает под этим (т. е. под объектом права) то, к чему вышеупомянутое юридически определенное, соответствующее обязанности поведение относится (dasjenige, worauf sich jenes rechtlich bestimmte, pflichtmassige Verhalten bezieht). Объектом прав в этом обыденном смысле может поэтому стать вообще все, к чему разумно могут относиться действия и упущения людей: не только лица и вещи всякого рода с их особыми свойствами и составными частями, но также проявления деятельности (Thatigkeiten) и продукты духа (Geistesproduckte), в особенности же юридические действия, юридические нормы и самые юридические отношения". Любопытно, что по поводу так называемого строгого понимания объекта прав сам Бирлинг замечает <58>: "...нам, пожалуй, могут возразить, что в этом кроется смешение цели и объекта юридического отношения (Verwechselung von Zweck und Objekt eines Rechtsverhaltnisses). Истина заключается в том, что объект права в вышеуказанном строго логическом смысле слова в самом деле тождествен с ближайшей целью подлежащего юридического отношения, подлежащего правового притязания, подлежащей правовой обязанности... Это тождество объекта и цели в нашем частном случае вытекает из природы той именно деятельности, которая составляет суть всякого права: если что-либо хотят, требуют или желают, то тем самым всегда ставят - себе или другим - известную цель". -------------------------------- <58> Там же. Стр. 242.

Итак, Бирлинг сам признает, что его объект прав в строгом смысле есть не что иное, как ближайшая цель, точнее, ближайший конкретный результат, на который направлено данное отношение. После этого остается только выразить удивление, почему Бирлинг все же счел нужным сохранить термин объекта прав в строгом смысле для обозначения того, для чего существуют гораздо более адекватные, подходящие термины. Это тем более странно, что он дальше прямо заявляет <59>, что будет придерживаться в своем изложении ходячего словоупотребления, "главным образом потому, что соответствующее притязанию и обязанности поведение, которое мы (т. е. Бирлинг) выше охарактеризовали как объект прав в самом строгом смысле, приобретает конкретные, отличительные черты всегда лишь благодаря свойственному ему объекту, т. е. благодаря объекту прав в ходячем юридическом смысле". Тут же, кстати, определяется и взаимное отношение обоих понятий <60>: "...за всем тем (говорит Бирлинг) не следует упускать из виду, что этот объект прав в обыденном смысле в действительности по общему правилу является лишь объектом настоящего, в самом строгом смысле так имеющего быть называемым объекта прав" (dieses Rechtsobjekt im gewohnlichen Sinne in Wahrheit regelmassig nur das Objekt des eigentlichen, im strengsten Sinne so zu nennenden Rechtsobjekt ist). -------------------------------- <59> Там же. Стр. 245. <60> Там же. Стр. 246.

Итак, выходит, что объект права в обыденном смысле есть объект права в строгом смысле. Нельзя лучше обрисовать всю сбивчивость и нежелательность принятого Бирлингом двоякого словоупотребления, чем он это сделал сам приведенными словами: для всякого становится ясным, что от него ничего, кроме постоянного смешения понятий, ожидать нельзя. При дальнейшем изложении Бирлинг пытается дать классификацию объектов прав в обыденном смысле. Оно бегло и малоудовлетворительно и страдает притом сплошным смешением объектов субъективных прав с тем, что принято называть объектом объективного права или объектом юридических норм. Так, Бирлинг причисляет к объектам прав прежде всего лиц, притом как лицо в целом, так и отдельные составные части и свойства его, как-то: жизнь, здоровье, свобода, честь и т. д. <61>. Однако жизнь, честь, свобода и т. д. не суть самостоятельные объекты, этим характеризуются лишь известные состояния подлежащих объектов, т. е. лиц, которые нуждаются в самостоятельной охране и охрана которых составляет объект или, точнее, цель соответствующей юридической регламентации. -------------------------------- <61> См.: Там же. Стр. 247.

Вторую категорию объектов прав составляют вещи, притом как вещи в целом, так и отдельные определенные свойства и составные части вещей <62>; доказательством этого служат реальные сервитуты и иные jura in re aliena, равно как некоторые другие абсолютные имущественные права, напр. горная регалия. В основе этого рассуждения лежит явная ошибка: различие в объеме прав смешивается с различием в объектах прав, Бирлинг упускает из виду, что возможны встречные права различного объема относительно одних и тех же объектов, приведенные им примеры относятся именно к таким случаям. -------------------------------- <62> См.: Там же. Стр. 256, 263.

Дальше следуют в качестве объектов прав продукты духа <63>, которые являются объектами литературной собственности, но которые ближе не определяются, и известные формы деятельности, которые составляют настоящий объект большинства монопольных и запретительных прав (Bannrechte und Monopole) в том смысле, что "то, что во всех или почти во всех случаях этого рода массе обязанных лиц запрещается делать, к чему - выражаясь положительно - относится предписанное им возрождение или неделание, - это не определенная вещь или не определенная совокупность вещей, а, скорее, известная форма деятельности управомоченного субъекта (eine bestimmte Form der Thatigkeit des berechtigten Subjekts)" <64>. Итак, объектами моего права оказываются известные, запрещенные другим формы моей собственной деятельности, или иначе известные собственные мои действия, если только совершение таких действий запрещено другим лицам! Дальше идти некуда. -------------------------------- <63> См.: Там же. Стр. 266. Бирлинг в этом отношении высказывается крайне неопределенно. <64> Там же. Дальше Бирлинг открывает еще новые случаи, в которых объектом является известная форма деятельности, осуществляемая управомоченным лицом. См. стр. 269 - 270.

Наконец, и субъективные права, и обязанности могут служить объектами других субъективных прав и обязанностей, и вообще одни юридические отношения могут служить объектами других юридических отношений <65>. Сюда относятся прежде всего упоминаемые и прежней доктриной "права на права", с другой стороны, ряд отношений публичного права: так, напр., объектом процессуального отношения в гражданском процессе является частноправовое отношение, которое судебное решение имеет фиксировать inter partes. О "правах на права" мы еще скажем ниже; там мы увидим, что мы в случаях такого рода имеем дело с конкурирующими правами на одни и те же объекты. Что же касается соотношения процессуальных и материально-правовых отношений, то достаточно отметить, что в том контексте, в котором в данном случае употребляется термин "объект юридического отношения", он имеет чисто метафорическое значение. -------------------------------- <65> См.: Там же. Стр. 270.

Подводя итоги всему сказанному, мы видим, что и теория Бирлинга полна всех тех неясностей, неточностей и противоречий, которыми вообще характеризуется современное учение об объектах прав. Весьма оригинальную и стройную теорию объектов прав дает на первый взгляд Коркунов <66>. "Объектом права, - говорит он, - может быть все то, что служит средством осуществления разграничиваемых правом интересов. Но все наши интересы осуществляются не иначе как с помощью какой-нибудь силы. Поэтому общим образом можно сказать, что объектом прав служат силы". В частности, Коркунов различает четыре категории объектов: 1) собственные силы субъекта; 2) силы природы; 3) силы других людей и 4) силы общества. -------------------------------- <66> Лекции по общей теории права. 3-е изд. § 30. Стр. 154 и сл.

Собственные силы субъекта проявляются в его собственных действиях, силы других людей - в действиях этих других людей, силы природы - "в отдельных частях материи, в вещах". Что касается, наконец, сил общества, то Коркунов замечает, что "общение людей принимает разнообразные формы", причем "сила не каждого общественного союза получает определенное внешнее выражение, а только сила тех, которые имеют определенную организацию. Только сила таких организованных союзов, проявляющаяся как власть их над своими членами, и может быть объектом прав" <67>. -------------------------------- <67> Там же. Стр. 159.

Обращаясь к критической оценке этой теории, нельзя прежде всего не указать на то, что само понятие силы есть понятие крайне неопределенное. Коркунов сам его не определяет, а это было бы тем более необходимо, что он употребляет этот термин то в смысле физической, то в смысле психической силы. Так, говоря о силах природы, проявляющихся всегда в какой-нибудь части материи, он, очевидно, имеет в виду физическую силу; говоря же о силах общественных, он замечает, что сила здесь проявляется в виде власти организованного союза над своими членами, т. е. имеет в виду, несомненно, психический фактор. Затем во всяком случае, как бы мы ни понимали силы, несомненно одно: что это скрытые факторы и что мы в действительности имеем дело не с ними, а с внешними формами проявления их. Но в таком случае только эти внешние формы проявления сил и могли бы быть признаны объектами прав. Такими внешними формами сам Коркунов признает: 1) собственные действия субъектов прав; 2) чужие действия; 3) вещи и, наконец, 4) власть, которую проявляет организованный союз над своими членами. Но что такое власть? Это сам по себе тоже скрытый фактор, который проявляется вовне в известных действиях подлежащих субъектов, органов власти, т. е. с точки зрения этих лиц в их собственных же действиях. Другими словами, четвертая категория объектов прав сливается с первой: и тут и там объектами прав оказываются собственные действия субъектов прав. Итак, в результате оказывается, что объектами прав являются или собственные действия, или чужие действия, или вещи. Будучи приведена в такой вид, теория Коркунова утрачивает свою кажущуюся оригинальность и стройность, и вместе с тем против нее могут быть выдвинуты все те возражения, которые были приведены выше против параллелизации вещей и действий в качестве объектов прав.

Выводы

До сих пор при построении учения об объектах прав доктрина исходила из абстрактных типов. Прием ненаучный: он приводит к тому, что редакции положений, из которых складываются соответствующие абстрактные типы, техническим оборотам, преследующим чисто практические цели, созданным применительно к сложившейся разговорной речи, приписывается неподобающее им значение. От них отправляются в своих рассуждениях представители науки. "Вместо того, чтобы обратиться к подлежащим конкретным отношениям и путем анализа их раскрыть истинный смысл технических выражений и оборотов, входящих в состав соответствующих абстрактных типов, начинают с анализа этих выражений и оборотов, надеясь таким путем добиться смысла прикрываемых ими реальных явлений. Это неизбежно должно было привести и действительно привело к самой заправской схоластике" <68>. -------------------------------- <68> См. мою статью "К учению о субъектах прав" в журн. "Вестник права". Декабрь 1904 г. Стр. 224.

В частности, мы выше отметили уже двоякого рода смешение, в которое проникает ходячее учение об объектах прав: это, во-первых, смешение самих (конкретных) объектов прав с абстрактными типами таковых и, во-вторых, смешение объекта в смысле элемента отношения с объектом в смысле результата, на который направлено отношение. Нам предстоит теперь подробнее обосновать наши положения. Мы условились понимать под объектами прав в техническом смысле только объекты конкретных отношений. Относительно них нами было сказано: "...(субъекты и) объекты конкретных жизненных отношений, конкретных субъективных прав сами представляют известные конкретные, реальные величины, которые могут оказывать известное воздействие на окружающее их и на которые может быть оказано воздействие". Другими словами, объектами конкретных субъективных прав или вообще объектами конкретных юридических отношений могут быть только явления, доступные внешнему восприятию и внешнему воздействию. Это наш отправной пункт и вместе с тем thema probandum. Объектами прав, удовлетворяющими только что указанным признакам, являются только лица и предметы внешнего мира, т. е. явления, заключенные в известные пространственные границы. Что те и другие при наличности известных условий (указываемых соответствующими абстрактными типами) могут служить объектом прав, это вне спора. Мы на этом пункте и не будем останавливаться. Но вот возникает вопрос: как мирится с нашим положением тот факт, что и в законодательной практике, и в доктрине наряду с указанными объектами упоминаются в качестве самостоятельных объектов прав: 1) действия, 2) бестелесные вещи, 3) права, 4) совокупности вещей и прав (имущественные массы). Рассмотрим каждую из этих групп в отдельности. 1. Что касается действий в качестве объектов прав, то нами уже было указано <69>, что мы в данном случае имеем дело со смешением объекта в смысле элемента отношения с объектом в смысле результата, на достижение которого направлено отношение. Нам тем менее необходимо вновь возвращаться к этому пункту, что это смешение, как мы видели, уже выяснено в литературе Унгером <70> и Регельсбергером <71>, которые, к сожалению, не использовали своего верного наблюдения в других направлениях. -------------------------------- <69> См.: Вестник права за сентябрь 1905 г. Стр. 158 и сл. <70> См.: Там же. Стр. 163. <71> См.: Там же. Стр. 172.

2. Нетрудно убедиться, что аналогичное смешение привело к созданию особой категории бестелесных вещей или бестелесных благ. Самое это понятие до крайности расплывчатое. Центральное место среди бестелесных вещей занимают, несомненно, творения человеческого духа (научные, художественные, технические). Около них группируется еще целый ряд других нематериальных благ, как-то: честь, имя, фирма и т. п.; некоторые причисляют сюда же действия, другие - разного рода регалии, монополии и т. п. до предиальных сервитутов включительно, третьи сюда же относят электричество. Охватить такую разношерстную массу одной общей удобопонятной формулой оказывается совершенно невозможным. Мало того. Далее в применении к центральному пункту настоящего учения - к творениям человеческого духа нельзя считать установленным, что, собственно, составляет здесь бестелесную вещь: данное ли конкретное произведение, облекшееся в известную внешнюю форму (картины, книги, модели), или соответствующая идея (в широком смысле), ближе данная комбинация мыслей, образов, тонов как таковая независимо от внешней формы, в которую она облеклась, или, наконец, некоторая абстрактная "вытяжка", некоторый genus. Мы встречаем в литературе представителей всех указанных точек зрения. Так, в первом смысле высказывается, напр., в применении к авторскому праву Гирке, когда он говорит <72>: "...объектом (авторского права) является творение духа, которое благодаря своей индивидуализации имеет отдельное содержание, благодаря внешней фиксации - независимое бытие и благодаря своему характеру как бестелесное благо самостоятельную ценность". Но тот же Гирке в применении к праву изобретателя примыкает ко второй точке зрения, говоря <73>, что "творение духа, которое образует предмет права изобретателя, не есть индивидуализированное путем соединения идеи и формы духовное произведение, а идея как таковая". Последовательно проводит вторую точку зрения Колер, который говорит прямо о "правах на идеи" (Rechte an Ideen) <74>: "...предметом права нематериальных благ (Inmaterialguterrecht) служит известная комбинация идей эстетического или технического порядка (eine Ideengestaltung entweder asthetischer oder technischer Art); ее следует строго отличать от телесностей (Korperlichkeiten), которые создаются одновременно с сотворением этих комбинаций". Наконец, третья точка зрения находит представителя в лице А. А. Пиленко, который замечает <75>: "...всякое авторское право - в области изящного ли творчества или технического - генерично, т. е. имеет объектом не конкретные, а абстрактные имущественные блага". -------------------------------- <72> Deutsches Privatrecht. I. Стр. 765. <73> Там же. Стр. 854. <74> Статья Burgerliches Recht в Holtzendorff's Encyclopadie der Rechtswissenschaft. 6-е изд. Колера. Стр. 621, 622. <75> Право изобретателя. Т. II. Стр. 357. См. также стр. 355: "...всякое патентное право генерично в том смысле, что оно имеет объектом некоторый genus, ряд конкретных решений данного типа. То же самое наблюдается и в авторском праве".

Мы, разумеется, в данном случае отнюдь не имеем целью проследить весь спор о сущности авторского права и родственных с ним институтов. Наша задача состоит лишь в проверке правильности утверждения, будто объектами соответствующих прав являются особые бестелесные вещи. Нетрудно убедиться в несостоятельности этого утверждения. Мы в данном случае опять-таки имеем дело со смешением объекта в смысле элемента отношения с двумя другими понятиями, именно: с одной стороны, объекта в смысле конкретного результата, на достижение которого направлено данное отношение, с другой стороны, и, пожалуй, в большей еще степени, с объектом в смысле общей цели, которая имеет быть достигнута при посредстве установления данного абстрактного типа, данного юридического института. В самом деле, возьмем авторское право. В чем заключается суть его? В исключительном праве творца произведения распоряжаться его опубликованием и воспроизведением <76>. В частности, возможно: 1) опубликование путем издания данного произведения, путем доклада (чтения книги или статьи), путем представления (пьесы), путем публичного выставления (картины); 2) воспроизведение путем механического распространения (напр., перепечатка книги), путем перевода, путем публичного представления (пьесы или музыкального произведения), путем имитации (художественных произведений) и т. п. Если разобрать отдельные перечисленные моменты, то нетрудно убедиться, что в каждом отдельном случае имеется в виду достижение определенного массового результата, который может быть или психическим (достижение путем чтения, выставки, представления известного впечатления, укоренение известных убеждений, вызов известных чувств), или физическим (напр., напечатание данной книги в известном количестве, снятие гравюры или фотографии с данной картины (опять-таки в большем или меньшем числе экземпляров)). -------------------------------- <76> Ср. Gierke. Указ. соч. Стр. 748; Kohler. Указ. ст. Стр. 626.

Для достижения in concreto того или иного из числа указанных результатов, очевидно, необходима наличность тех или иных лиц, тех или иных, не бестелесных притом, а весьма реальных, телесных вещей: напр., для напечатания книги требуется наличность рукописи, печатного станка, шрифта, наборщиков, корректоров и т. д. и т. д.; для представления пьесы требуется наличность подмостков, декораций, костюмов, труппы, зрителей; для устройства выставки картины - известное помещение, служащие при нем, посетители; для снятия фотографии с данного художественного произведения - фотографический аппарат, лица, его обслуживающие, и т. д. и т. д. Конкретные отношения, очевидно, возможны только между подлежащими лицами и предметами внешней природы, служащими в своем сочетании средствами для достижения данного конкретного результата - напечатания книги, представления пьесы и т. д., так как только эти лица и предметы в данное время имеются in rerum natura, подлежащий же результат при посредстве их лишь имеет быть достигнут in futuro, а след., в данное время элементом конкретного отношения во всяком случае (даже если это результат физический) служить не может. Только эти лица и предметы внешней природы, а не какие-то бестелесные величины и могут быть поэтому служить объектами конкретных отношений по авторскому праву, никаких других объектов здесь нет и быть не может. То же самое mutatis mutandis следует сказать относительно права изобретателя. Объектами конкретных отношений по патентному праву тоже являются вполне реальные величины - то, что нашло свое выражение, объективировано в патентной формуле, соответствующее описание рисунка или модели, сам рисунок или модель и т. п. и затем все то, что по характеру данного технического производства требуется для достижения соответствующего конкретного результата, как-то: люди, машины и т. п. И здесь противоположный взгляд покоится на смешении общей цели, ради которой создаются соответствующие юридические институты (охрана человеческого творчества в области техники ввиду связанных с этим материальных интересов изобретателей), и конкретных результатов, которые имеют быть достигнуты в отдельных частных случаях, с реальными элементами подлежащих конкретных отношений. Сказанное применимо, конечно, и к разного рода регалиям, и монополиям: так, напр., объектами карточной или винной монополии являются все те технические приспособления, машины и люди, участие которых требуется для выделки карт или водки, и т. д. Равным образом сказанное применимо и к таким правам, как право на имя, на фирму и т. п. В чем заключается содержание этих прав? В исключительном употреблении, в сношениях с другими лицами, известных внешних (словесных или фиксированных письменно или в виде визитной карточки, дощечки у дверей, вывески и т. д.) знаков, имеющих целью в первом случае служить для обозначения, для распознания данного лица как индивида и вместе с тем эвентуально как лица, принадлежащего к данному кругу лиц, к данной семье, к данному роду, во втором случае - для обозначения известного хозяйственного предприятия, участником которого является данное лицо или данные лица. Объектами права на имя или права на фирму являются в первом случае собственная личность в смысле определенной индивидуальности, отличающейся известными чертами, известными признаками, характеризующими ее происхождение, ее связь с тем кругом лиц, от которого она происходит, и ее внутреннее содержание, те качества и свойства, которые определяют ее социальную роль и значение; во втором случае известная хозяйственная организация в смысле известной совокупности лиц и предметов внешнего мира, которые в данном сочетании служат для достижения тех или иных хозяйственных целей. И здесь, след., мы имеем дело с вполне реальными величинами. Что касается, наконец, электричества или, точнее, электрического тока, который тоже иногда причисляется к бестелесным вещам, то следует заметить, что это столь же мало самостоятельный объект прав, как и действия лица; он, как и действие, неотделим от известного материального субстрата, вне которого он не существует: это не объект, а эффект, который может быть достигнут, между прочим, при помощи известных технических приспособлений и при помощи которого, в свою очередь, достигаются дальнейшие (световые, двигательные и иные) результаты; объектами соответствующих конкретных отношений являются только вышеозначенные технические приспособления, а не самый электрический ток. Резюмируя сказанное, мы приходим к выводу, что никаких бестелесных вещей или благ в качестве самостоятельных объектов прав не существует: все учение о бестелесных вещах составляет плод сплошного недоразумения. 3. Мы переходим к вопросу о "правах на права", точнее, к вопросу о том, могут ли одни права служить объектом других прав. Ближайшим поводом к обсуждению этого вопроса послужили два института римского права, именно ususfructus nominum (узуфрукт обязательственных требований) и pignus nominum (залог обязательственных требований); к последнему примыкают залог залога (pignus pignoris), залог узуфрукта и реальных сервитутов, залог эмфитевтического и суперфициарного права. В доктрине вопрос о "правах на права" одно время обсуждался очень оживленно. Одни признавали, другие отрицали, чтобы права, в свою очередь, могли служить объектами прав <77>. Нам нет необходимости подробно останавливаться на этом вопросе. Достаточно отметить, что сторонники утвердительного решения вопроса implicite или expressis verbis неизбежно должны подводить права в качестве возможных объектов других прав под понятие бестелесных вещей или бестелесных благ <78>. Естественно, что все возражения, которые были сформулированы выше против допущения подобной категории объектов прав, сохраняют полную силу и для настоящего случая. Нетрудно убедиться, что и в данном случае настоящими объектами соответствующих конкретных отношений являются весьма реальные величины, именно соответствующие лица и вещи <79>. В самом деле, в случае установления, напр., в данном конкретном случае со стороны первоначального кредитора N в пользу какого-нибудь лица X ususfructus nominis, или pignus nominis, или pignus pignoris те лица, которые состояли должниками по первоначальному обязательственному отношению, и те вещи, которые имели быть доставлены ими или которые служили объектом залога, не исчезают, как не исчезают и первоначальные субъекты соответствующих прав, кредиторы по обязательственному требованию или по залогу. Что же происходит? -------------------------------- <77> См.: Литературные указания у Регельсбергера. Pandekten. I. Стр. 359. Пр. 8; стр. 360. Пр. 9; Дернбург. Pandecten. 7-е изд. I. Стр. 603. Пр. 8. <78> Ср., напр., Bremer. Das Pfandrecht und die Pfandobjekte. Стр. 37. Kein korperliches, sondern ein unkorperliches Object; Stammler. Der Niessbrauch an Forderungen, стр. 23 - concret auftretende immaterielle Grosse. <79> Ср.: В применении к римскому праву блестящую критику учения о правах на права Exner. Kritik des Pfandrechtsbegriffs, passim.

Наряду с первоначальным отношением управомоченности, объектами которого являются данные лица или вещи, возникает новое, встречное отношение управомоченности в лице нового кредитора, новое субъективное право на те же объекты, конкурирующее с правом первоначального кредитора и ограничивающее его в том или ином смысле. Будучи устанавливаемы субъектами первоначального права (требования, залога и т. д.), эти новые права по отношению к первоначальному праву носят деривативный, производный характер, представляя собою, согласно меткому замечанию Регельсбергера <80>, проявления входящего в состав соответствующих первоначальных прав специального правомочия, дающего возможность установления своеобразных вещных или обязательственных прав; это правомочие родственно с правомочием собственника устанавливать ограничивающие его право собственности на данный объект jura in re aliena. -------------------------------- <80> Pandekten. I. Стр. 360.

4. Нам остается еще рассмотреть вопрос о том, являются ли совокупности вещей, образующие одно хозяйственное целое (universitates facti), и имущественные массы (universitates juris) самостоятельными объектами прав. Вопрос этот принадлежит к числу самых спорных <81>. Наряду с решительными сторонниками и противниками утвердительного разрешения его имеется целый ряд посредствующих взглядов. -------------------------------- <81> Ср.: Обзор литературы у Гирке. Deutsches Privatrecht. Т. II. § 104. Пр. 1. Стр. 49.

Нам, конечно, в настоящем случае нет нужды воспроизвести всю эту контроверзу во всех ее деталях. Достаточно отметить, что из новейших исследователей за утвердительное решение вопроса самым определенным образом высказывается Гирке, за отрицательное решение его стоит Регельсбергер, посредствующие взгляды высказывают между прочим Виндшейд и Дернбург. Гирке <82> различает телесные и бестелесные совокупные вещи (korperliche und unkorperliche Gesamtsachen). Первые бывают налицо, когда ряд единичных телесных вещей, не утрачивая свойства единичных вещей (die Eigenschaft von Einzelsachen), соединены в одно единое целое, признанное в качестве предмета прав. Это бывает тогда, когда совокупность единичных вещей благодаря объективной взаимной связанности, вытекающей из длительной общности цели, согласно общепринятому в обороте взгляду рассматривается как единый предмет (insoweit, als ein Iubegriff von Einzelsachen vermoge ihrer durch dauerude Zweckgemeinschaft begrundeten objektiwen Zusammengehorigkeit nach allgemeiner Verkehrsanschauung als einheitlicher Gegenstand gilt) <83>. В виде примера он указывает на стадо, инвентарь имения, библиотеку, коллекции разных предметов, товарный склад. -------------------------------- <82> См.: Там же. Т. II. Стр. 52. <83> См.: Там же. Стр. 53.

Из этой характеристики совокупных вещей вытекают два положения: 1) с одной стороны, совокупная вещь как единое целое (als einheitliches Ganze) составляет самостоятельный объект прав, который сохраняет свое значение независимо от перемен в составе содержащихся в нем единичных вещей. Всякое правоотношение, устанавливаемое по отношению к такой совокупной вещи, обнимает и все входящие в данное время в состав ее единичные вещи и охватывает поэтому само собою (ohne weiteres) и все вещи, вновь включаемые в нее в силу ли естественного прироста или в силу рационального акта пополнения (ordnungsmassige Zufugung). "Однако оно (т. е. соответствующее правоотношение, как, напр., право собственности, залога, узуфрукта) охватывает единичные вещи только в качестве составных частей и поэтому выпускает всякую такую вещь с того момента, когда она в силу естественного течения или в силу рационального акта извлечения (ordnundsmassige Ausscheidung) выделяется из совокупной вещи" <84>; 2) с другой стороны, отдельные единичные вещи, несмотря на свою принадлежность к совокупной вещи, остаются самостоятельными объектами прав, причем "раз относительно единичной вещи установилось особое правоотношение, идущее вразрез с правоотношением, существующим относительно совокупной вещи, то ему отдается предпочтение" <85>. -------------------------------- <84> Там же. Стр. 55. <85> Там же. Стр. 56. Это имеет место, как поясняет Гирке, даже в том случае, если особое право на единичную вещь приобретено после того, как она вошла в состав совокупной вещи (см.: Там же. Стр. 56. Прим. 33).

Бестелесная совокупная вещь определяется как признанное в качестве единого объекта прав совокупное целое (Jnbegriff), в состав которого могут входить не только телесные, но и бестелесные вещи. Бестелесной совокупной вещью является, во-первых, имущество отдельных лиц в целом (das Gesammtvermogen einer Person), так как имущество в качестве целого может служить предметом права наследования, права узуфрукта и общности (Vergemeinschaftung); во-вторых, признанные в качестве объективных единств обособленные имущественные массы (als objektive Einheiten anerkannte Sondervermdgen), которые образуются путем выделения тех или иных частей из состава одного или нескольких целых имуществ; правда, эти особенные имущественные массы отличаются друг от друга большим разнообразием и поэтому трудно установить в отношении их какие-либо общие руководящие нормы. "Все же понятие бестелесной совокупной вещи не лишено значения". Что касается взаимного соотношения целого и входящих в состав его отдельных вещей, то оно формулируется применительно к тому, что было установлено относительно телесных совокупных вещей: именно самостоятельными объектами прав признаются как самые бестелесные совокупные вещи в качестве самостоятельных целых, так и отдельные входящие в состав их телесные и бестелесные вещи с тем, что и здесь "в случае коллизии особое юридическое отношение, в котором состоит отдельная единичная телесная или бестелесная вещь, всегда берет верх над юридическим отношением, существующим относительно совокупной вещи" <86>. -------------------------------- <86> Там же. Стр. 70.

Такова суть теории Гирке. Не останавливаясь пока на принципиальных возражениях против нее, мы лишь отметим, что приведенными оговорками Гирке сам лишает свое утверждение, будто совокупные вещи могут служить самостоятельными объектами прав, всякого практического значения. В самом деле, раз всякая коллизия прав, объектом которых являются, с одной стороны, отдельные вещи, с другой стороны, подлежащая совокупная вещь, всегда, безусловно, решается в пользу того права, объектом которого является единичная вещь, то спрашивается: какой же смысл вообще говорить об особых правах относительно совокупных вещей как таковых? Ведь практический результат, который получается при этом, совершенно тождественный с тем, который получается и в случае отрицания за совокупными вещами значения самостоятельных объектов прав. Что можно обойтись без допущения подобной категории объектов прав, прекрасно выяснено Регельсбергером. Этот ученый замечает прежде всего в отношении имуществ, что имущество есть лишь правовое понятие, а не объект прав (nur ein Rechtsbegriff, kein Rechtsobjekt) <87>. Правда, замечает он (специально в применении к римскому праву), говорят об ususfructus и hypotheca omnium bonorum, о том, что наследник приобретает, продает, виндицирует наследство и т. п., однако это не более как известные удобные технические обороты: объектами соответствующих прав все же являются лишь отдельные вещи. "Правда, не безразлично, упоминается ли в сделке или в юридическом положении имущество в качестве предмета узуфрукта или залога или же перечислены отдельные вещи. В первом случае в противоположность к индивидуальному обозначению одни вещи, входящие в состав имущества, не подпадают под действие права, а другие подпадают под него, и дальше собственник сохраняет известное право распоряжения над вещами, которые подпадают под действие права. Но эти особенности как раз не могут быть объяснены путем допущения единой природы объекта прав" <88>. Равным образом он против признания значения самостоятельных объектов прав за так называемыми universitates rerum distantium, по крайней мере с точки зрения римского права. "Чувственное восприятие имеет здесь дело с множественностью, единство существует лишь в нашем представлении. Эти совокупности вещей суть мысленные целые (Begriffsganze)" <89>. Каково же их юридическое положение? "Несомненно, отдельные вещи и в течение того времени, пока они входят в состав мысленного целого, суть самостоятельные объекты прав. Весьма спорно, однако, можно ли считать таковым и целое. Кто отвечает утвердительно на это, тот должен допустить возможность различной юридической судьбы для целого и для отдельных составных частей его. Это вызывает значительные затруднения" <90>. В приведенных словах весьма метко формулированы сущность и практическое значение всей проблемы. Обращаясь к ее разрешению, Регельсбергер замечает, что эти мысленные целые, несомненно, имеют самостоятельное хозяйственное значение, с чем праву приходится считаться. Однако это возможно сделать, не прибегая к признанию мысленных целых в качестве самостоятельных объектов прав. "Такова именно, - продолжает Регельсбергер, - точка зрения общего права: оно не считает мысленные единства едиными вещами (Sacheinheiten), но своеобразная хозяйственная связь между отдельными вещами, как она проявляется, напр., в стаде, принадлежащем одному господину, придает известным юридическим отношениям специфическое содержание" <91>. Главная особенность в этом отношении вытекает из того, что хозяйственная природа (точнее, хозяйственное назначение) таких мысленных целых требует время от времени известных перемен в составе отдельных объектов, входящих в их состав, выключения или продажи одних и пополнения убыли другими. -------------------------------- <87> Pandekten. I. Стр. 360. <88> Там же. Стр. 361. Aber gerade diese Eigentbumlichkeiten sind aus der einheitlichen Natur des Rechtsobjekts nicht zu erklaren. <89> Там же. Стр. 370. <90> Там же. Стр. 371. <91> Там же.

"Вследствие этого узуфрукт или залоговое право, которые устанавливаются относительно подобной совокупности вещей, а равно оговорка, делаемая при отчуждении совокупности относительно сохранения права собственности (Eigenthumsvorbehalt), приобретают несколько отличное от обыкновенного права узуфрукта, залога или оговорки относительно права собственности содержание. Дабы не причинять в хозяйственном отношении предмету права вреда, узуфруктуар, владеющий кредитор по залогу, приобретатель, приобретший sub pacto reservati dominii, с одной стороны, имеют право отчуждать отдельные объекты, входящие в состав целого, в пределах, в которых такое выделение (из общей массы) представляется допустимым с точки зрения подлежащих хозяйственных правил, с другой стороны, они обязаны пополнять убыль и заботиться о сохранности целого. Правильно отчужденные объекты выбывают из состава прежнего юридического отношения, а вновь включенные тотчас же подпадают под действие права узуфрукта или залога или оговорки относительно сохранения права собственности" <92>. Приведенные рассуждения Регельсбергера непосредственно касаются только римского права <93>. Однако по самому существу вопроса они одинаково применимы и ко всякой другой правовой системе: разница может заключаться лишь в том, что в зависимости от хода развития хозяйственных отношений самое число universitates rerum distantium может быть большее или меньшее, они могут играть в хозяйственной жизни данной страны большую или меньшую роль, но юридическая оценка этих явлений от этого не меняется. То же следует сказать и об имуществах, как целых, так и выделенных. -------------------------------- <92> Там же. Стр. 373. <93> Подобно тому, как Гирке преимущественно имеет в виду германское право (см.: Гирке. Указ. соч. II. Стр. 49).

По существу приведенных рассуждений следует заметить, что они, считаясь преимущественно с практической стороной вопроса, не столько направлены на то, чтобы доказать несостоятельность предположения о существовании особой категории объектов прав - совокупностей вещей и имущественных масс, сколько на то, чтобы доказать ненужность такого предположения, возможность обойтись без него. Этого, однако, мало. Названное предположение представляется не только излишним, оно в корне своем неправильное. Этим устраняются не только построения Гирке и других прямолинейных сторонников критикуемой теории <94>, но также и всякие "посредствующие теории". В виде примера таковых укажем на теории Виндшейда и Дернбурга о совокупности вещей. Виндшейд признает самостоятельными объектами прав стада и другие "естественные целые" (Naturganze); что же касается совокупностей другого рода (напр., библиотек, товарных складов и т. п.), то "преобладающие соображения" говорят в пользу отрицательного разрешения вопроса <95>. Эти "преобладающие соображения" заключаются в том, что в римских источниках самостоятельное значение приписывается только стаду, и еще в том, что если выйти за пределы "естественных целых", то трудно найти определенную границу <96>. -------------------------------- <94> Едва ли не самым прямолинейным сторонником ее является Соколовский, который в Philosophie im Privatrecht, стр. 398, отрицает, чтоб отдельные единичные вещи, пока они продолжают входить в состав совокупной вещи, сохраняют значение самостоятельных объектов прав. Достаточно сказать, что даже Гирке находит это странным (см.: Гирке. Указ. соч. Стр. 56. Пр. 30). <95> Lehrbuch der Pandekten. I. § 137. Стр. 394. <96> См.: Там же. § 137. Пр. 8.

Не столь прямолинейно, но зато и весьма неясно рассуждает Дернбург <97>. Следует ли рассматривать universitas rerum distantium юридически как единство или только как множественность телесных вещей? - вопрошает он и дает такой ответ: "...абсолютным образом этот вопрос не может быть разрешен ни в том, ни в другом смысле. С одной стороны, имеется налицо множественность, с другой стороны, единство". А именно: 1) с одной стороны, следует иметь в виду, что владение и собственность существуют относительно отдельных объектов, которые образуют данную совокупность; 2) с другой стороны, совокупность тем не менее рассматривается юридически как единство там, где решающая роль принадлежит хозяйственным соображениям; в виде примера Дернбург указывает на положение узуфруктуара стада, который, будучи обязан вернуть собственнику стадо как таковое, приобретает выбывающих животных в собственность, взамен чего он должен заботиться о пополнении убыли из приплода... Является ли этот пример исчерпывающим, есть ли еще другие случаи, где решающая роль принадлежит хозяйственным соображениям, какие это случаи и какие это соображения и в каком именно смысле следует говорить в этих случаях о единстве, все это остается открытым. -------------------------------- <97> Pandecten. 7-е изд. I. § 68. Стр. 157 - 158. Ср. также: Петражицкий. Die Lehre vom Einkommen. I. § 8. Стр. 107 и сл.

Обращаясь со своей стороны к разрешению данной проблемы и останавливаясь прежде всего на universitates rerum distantium, мы должны констатировать, что мы в каждом отдельном случае такого рода имеем дело с известным целевым единством (Zweckeinheit), которое является результатом известных хозяйственных операций, совершаемых над отдельными объектами, входящими в состав такого единства. Связующим моментом в этих случаях является известное более или менее постоянное хозяйственное назначение, объединяющее соответствующие отдельные вещи: это назначение таково, что оно не связано с данными индивидуальными объектами, а требует только объектов известного рода, но последних зато в более или менее определенном количестве: этим определяется характер хозяйственных операций, совершаемых над соответствующими отдельными объектами; они выражаются в набирании и периодическом, по мере убыли, пополнении выбывающих объектов новыми. Конкретным результатом означенных операций является то, что, несмотря на перемены в составе отдельных объектов, образующих данную совокупность, на выбытие одних и вступление других, все же общая сумма, общее количество этих объектов, представляет более или менее постоянную величину. Неудивительно, что при таких условиях в общежитии таким целевым единствам начинают придавать самостоятельное значение, а отсюда только шаг до объективации их. Неудивительно также, что юридическая терминология отражает в себе соответствующие ходячие взгляды, что в нее проникают и начинают приобретать техническое значение соответствующие объективирующие термины и выражения. За всем тем следует, однако, постоянно помнить, что говорить о стаде, библиотеке и т. д. и т. д. как о самостоятельных вещах - значит только прибегать к известной удобной facon de parler, не больше, что реально существуют только отдельные животные, отдельные книги и т. д., образующие в своем соединении данную совокупность, сама же совокупность не есть самостоятельный объект, а представляет собой лишь результат известных хозяйственных операций, совершаемых путем того или иного воздействия на соответствующие единичные вещи, которые одни только и являются объектами подлежащих конкретных жизненных отношений и конкретных субъективных прав. То же самое mutatis mutandis следует сказать и об имущественных массах. И здесь мы имеем дело с известными целевыми единствами, складывающимися из ряда конкретных объектов, объединяемых общим назначением служить в тех или иных пределах производительным и потребительным фондом для данного субъекта или данной совокупности субъектов <98>. -------------------------------- <98> Нечего, конечно, говорить, что в приведенных словах не содержится исчерпывающего определения понятия имущества. Таковое выходит за пределы настоящей нашей задачи.

Мы пришли к концу. Мы полагаем, что нам удалось доказать, что единственными возможными объектами прав являются лица и так называемые телесные вещи, т. е. предметы внешней природы, заключенные в пространственные границы. В заключение еще одно замечание. Выше нами уже замечено, что основной причиной господствующих в науке по настоящему вопросу неправильных взглядов являются игнорирование коренного различия между конкретными отношениями и абстрактными типами и тесно связанный с этим неправильный в методологическом отношении прием начинать прямо с анализа соответствующих абстрактных типов без предварительного выяснения соотношения, существующего между ними и подлежащими конкретными отношениями. После всего сказанного нами мы в настоящее время можем сделать еще дальнейший шаг и показать, каким образом благодаря указанным ошибкам должна была получиться именно ходячая теория об объектах прав со всеми ее противоречиями, смешением понятий и схоластическими категориями бестелесных вещей, прав на права и т. п. Дело в том, что, избирая исходным пунктом для своих рассуждений подлежащие "постановления источников", иначе говоря, юридические нормы, из которых складываются абстрактные типы объектов прав, доктрина сразу должна была натолкнуться на массу объективирующих оборотов, которые под влиянием разговорной речи приобрели право гражданства и техническое значение в законодательной и судебной практике. Принимая эти обороты без тщательной критической проверки, немыслимой без анализа соответствующих конкретных отношений, им невольно стали приписывать реальное значение, а отсюда неизбежно должно было получиться ошибочное предположение, будто существует столько различных категорий объектов прав, сколько встречается объективирующих оборотов, и вместе с тем будто различие в объекте составляет principium individuationis для самих субъективных прав, иначе говоря, будто субъективные права различаются друг от друга прежде всего в зависимости от различия в объекте их. На этой почве формулируется знаменитое различие между вещными и обязательственными правами (первые имеют объектом вещи, вторые - действия), и на этом же пути затем идут и дальше, создавая "права на права", приписывая самостоятельное реальное значение совокупностям вещей, имущественным массам и т. д. В частности, неизбежно связанное с такой постановкой вопроса смешение объекта в смысле элемента отношения с объектом в смысле результата, на которое направлено данное отношение, в связи с тем обстоятельством, что эти результаты могут быть не только физическими, но и психическими, привело к утверждению, что объектами прав могут быть не только телесные, но и бестелесные вещи или блага. Раз эта категория была установлена, то дальше уже дело вкуса, включать ли в нее все, что не есть телесная вещь, т. е. действия, права как объекты прав, universitates facti и juri (как это делает, напр., Гирке), или ограничить это понятие более узкими рамками и сохранить за только что перечисленными категориями самостоятельное значение. На самом деле число возможных объектов прав ограничено лицами и так называемыми телесными вещами, никаких других объектов прав в техническом смысле нет и быть не может. Вместе с тем падает, конечно, возможность смотреть на различие в объектах как на основание для различения и классификации субъективных прав. Субъективные права отличаются друг от друга не по объекту, а по содержанию своему, ближе по характеру и объему отдельных правомочий и связанных с ними притязаний, которые признаются за заинтересованными лицами и которые, в свою очередь, различествуют между собой в зависимости от тех общих целей, которые имеется в виду достигнуть или обеспечить в подлежащих случаях. Так, участок одновременно может служить, с одной стороны, объектом права собственности или залога, с другой стороны, объектом независимого от них горного права в смысле права добывания руды. Так, печатный станок опять-таки может служить, с одной стороны, объектом права собственности или залога и т. п., а с другой стороны (в числе других необходимых технических приспособлений), объектом независимого от них, самостоятельного авторского права. Различие в том и в другом случае не в объекте, а в общем характере соответствующих прав: право собственности или залога и т. д. преследуют иные цели, нежели право горное или авторское: первые имеют в виду обеспечить в тех или иных пределах утилизацию (в широком смысле) существующих объектов, существующих ценностей, вторые - создание (добывание, производство, творение) новых объектов, новых ценностей. Это различие в общей цели, конечно, определяет характер отдельных правомочий, из которых складывается содержание подлежащих прав. С другой стороны, однородные по общему характеру субъективные права отличаются друг от друга по объему правомочий, достаточно указать в этом отношении на различие, существующее между правом собственности и правом залога или узуфрукта, с одной стороны, между правом авторским и издательским, с другой стороны. Различие же объектов в том и в другом случае ни при чем.

Печатается по: Вестник права. Журнал юридического общества при Императорском С.-Петербургском университете. 1905. N 7, сентябрь; N 8, октябрь.

Название документа