"Денежные права" человека в перспективе сравнительной теории права: германо-российский аспект

(Королев С. В.) ("История государства и права", 2013, N 18) Текст документа

"ДЕНЕЖНЫЕ ПРАВА" ЧЕЛОВЕКА В ПЕРСПЕКТИВЕ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ТЕОРИИ ПРАВА: ГЕРМАНО-РОССИЙСКИЙ АСПЕКТ <*>

С. В. КОРОЛЕВ

Королев Сергей Викторович, профессор кафедры конституционного права, теории и истории права Юридического института МИИТ, доктор юридических наук.

Автор поставил перед собой неортодоксальную задачу найти основу финансовой теории права. Он считает, что есть очевидное несоответствие конституционного и финансового права, как только дело касается т. н. цивилизованных наций. В то время как конституционная теория права фокусируется на концепции человеческого достоинства, финансовое право игнорирует эту концепцию. Автор старается ввести в силу (конституировать) финансовое право посредством введения концепции "деньги во владении" и отделить ее от (все еще основной) концепции "деньги в собственности". В то время как последняя концепция способствует накоплению денег, предыдущая концепция ориентирована на потребителя. Таким образом, можно сохранить национальную экономику. Более того, автор утверждает, что к концепции "деньги во владении" можно относиться как к краеугольному камню для нового поколения прав человека, т. е. праву человека на деньги.

Ключевые слова: идеология, теория прав человека, конституционная теория права, финансовая теория права, "деньги во владении", "деньги в собственности", право человека на деньги.

The author has set himself a heterodox task to question the ideological foundation of financial law theory. He holds that there is an obvious discrepancy between constitutuonal and financial law as far as the so called civilized nations are concerned. Whereas the constitutional law theory sticks to the concept of human dignity, the financial law ignores this concept. The author tries to constitutionalize the financial law by introducing the concept of "money-in-possession" and distinguishing it from the (still dominant) concept of "money-in-property". While the latter concept promotes hoarding of money, the former concept is consumer-oriented. In this way it may help to keep the national economy going. Moreover, the author argues that the concept of "money-in-possession" may be regarded as a corner stone for a new generation of human rights, i. e. human money rights.

Key words: ideology, human rights theory, constitutuonal law theory, financial law theory, "money-in-possession", "money-in-property", human money rights.

"Человеческое достоинство неприкосновенно. Уважать и защищать его - обязанность всей государственной власти", - утверждает конституционное право Германии (ст. 1 абз. 1 Основного закона 1949 г.). "Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления", - вторит Конституция России 1993 г. (ст. 21 абз. 1). Но при этом Основной закон Германии ничего не говорит о том, что следует понимать под "человеческим достоинством" . Аналогичным образом молчит и Российская конституция 1993 г. по поводу "достоинства личности". Прежде всего непонятно, идет ли речь об одном и том же "предмете защиты" или же у каждой конституции есть собственный взгляд на этот предмет? По нашему мнению, объем понятия "достоинство человека" (мы бы так перевели термин ) значительно шире, чем объем понятия "достоинство личности". Понятие "личность" имеет оттенок некоей элитарности, не случайно этим понятием активно пользуются психологи, культурологи и историки, развивающие идеологию этнического лидерства в пространстве или "теорию пассионарности" <1>. -------------------------------- <1> Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. СПб.: Кристалл, 2001.

Совсем иное понятие - "человек". Оно является родовым определением любого существа, имеющего т. н. человеческий облик (Menschenantlitz). Скажем, лицо "sans domicile fixe" <2> необязательно является "личностью" в смысле психологии или культурологии. Скорее всего, в терминах этих наук оно является "антиличностью". Но оно является носителем человеческого облика, часто вопреки глубочайшей степени социальной деградации данного индивида. На этом примере, кстати, видно, что можно перестать быть личностью, вероятно, навсегда, но нельзя перестать быть человеком в том смысле, что нельзя утратить потребность, несмотря ни на что, ощущать в себе именно Человеческое, а не собачье, кошачье, крысиное и т. п. -------------------------------- <2> Фр. "без определенного места жительства".

Конечно, было бы абсурдным предположение, что учредители Конституции России 1993 г. были намерены защищать только "личность", а не "человека вообще". Ясно, что "личностями" не рождаются. Личность - это всегда продукт счастливых обстоятельств и успешной социализации. Можно только утверждать, что в выборе терминов учредители Основного закона Германии 1949 г. были более осмотрительны, чем учредители Российской Конституции 1993 г. Германия гарантирует каждому лицу, находящемуся на ее территории, "только" условия пребывания, совместимые с достоинством человека. Является некто личностью в культурологическом смысле или нет, учредителей Основного закона ФРГ 1949 г. не интересует, поскольку этот вопрос выходит за рамки позитивной юриспруденции, или "чистой теории права" <3>. -------------------------------- <3> Kelsen H. Reine Rechtslehre. 2 Aufl. Wien, 1960.

Но Конституция России идет дальше и заранее авансирует каждого человека характеристиками личности, т. е. признает за каждым социально значимую неповторимость. Абзац 1 ст. 7 Конституции России 1993 г. провозглашает: "Российская Федерация - социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека". Свободное развитие предполагает наличие внутреннего ресурса и сильную мотивацию к такому развитию. Другими словами, на свободное развитие способна лишь в некотором роде уже состоявшаяся личность. Получается, что Российское государство поставило себе по меньшей мере две задачи. Задача-минимум заключается в создании условий для комфортного проживания людей, а задача-максимум - в том, чтобы создать условия для генерации личностей. Задачу-максимум, если она существует, можно рассматривать как одну из издержек исторической специфики, которая сопутствовала принятию Конституции России 1993 г. В этой задаче неразличимо смешались элементы демократического романтизма, патернализма и, как ни странно, рудименты тоталитарного мышления. Но что касается задачи-минимум, то она, бесспорно, является едва ли не краеугольным камнем нашего "общероссийского дома" и, следовательно, всей правовой системы. В этой связи интересно посмотреть, как принципы "достойной жизни" и "человеческого достоинства" отражены в финансовом праве России. Ответ очень прост: никак. Финансовому праву России эти принципы неизвестны. В противном случае вместо жалкого термина "прожиточный минимум" финансовое право пользовалось бы иным понятием, более достойным человека, не говоря уже о личности. На наш взгляд, отсутствие в общей части финансового права того, что можно назвать финансовыми условиями человеческого достоинства, является важным препятствием для успешного функционирования не только финансовой системы, но и социально-экономического развития государства. Тот - казалось бы - тривиальный, но замалчиваемый финансистами факт, что человеческое достоинство требует инвестиций, впервые глубоко обосновал австрийский социолог права Рудольф Гольдшайд <4>. -------------------------------- <4> Bister F. J. Rudolf Goldscheid und die Menschenrechte // Wissenschaft, Politik und : von der Wiener Moderne bis zur Gegenwart / M. G. Ash (Hrsg). (Wiener Vorlesungen. Bd 12). Wien: WUV , 2002. S. 321 - 328.

Нам скажут, что финансовое право должно решать вопросы общенационального значения, что его главная функция заключается в поддержании системы жизнеобеспечения как таковой, что пластилиновые понятия конституции типа "человеческое достоинство" или "достойная жизнь" в этой глобальной перспективе не имеют вразумительного значения и т. п. Не вдаваясь в дискуссию по поводу того, что в системе жизнеобеспечения, о которой говорят государственные финансисты, на самом деле есть немало черных дыр, скажем одно: человеческое достоинство - это единственный ресурс, который является мультипликатором для всех других ресурсов. Даже с циничной, т. е. инвестиционной, точки зрения нет более надежной "рубрики" для вложения государственных средств, чем достоинство человека. В самом деле, достойные люди (даже в чисто интуитивном понимании этого термина) очень выгодны для любого государства. Если это так, то какая иная отрасль, кроме финансового права, должна озаботиться вопросом о том, какова же ценность (или стоимость) человеческого достоинства? Прежде всего государственные финансисты знают, что в жизнедеятельности государств не бывает ничего бесплатного. Если мы, согласно нашей Конституции, гарантируем каждому человеческое достоинство, то возникает вопрос: что является денежным эквивалентом этого достоинства? Так мы приходим к осознанию того, что финансовому праву необходимо иметь свою собственную концепцию денег, которой, разумеется, у нынешнего финансового права нет, но которую можно конституировать, опираясь на двухтысячелетнюю традицию цивилистики. Однако здесь нам не избежать столкновения с экономическими теориями денег. Так, для всех неоклассических течений экономической мысли "деньги" - это просто величина, количеством которой нельзя пренебречь. Другими словами, деньги лишь репрезентируют товары, обмениваемые посредством денег. Это т. н. называемая количественная теория денег, которая восходит к физиократам и Адаму Смиту и имеет скрытый полемический контекст. Она направлена против идеологически упрощенного тезиса меркантилистов, согласно которому "деньги суть богатство". Этот "меркантилистский" подход можно назвать качественной теорией денег, хотя экономисты этот термин не употребляют. В юридической перспективе феномен денег прежде всего следует рассмотреть через "лупу" юридического позитивизма, с одной стороны, и того, что можно назвать юридическим контрпозитивизмом, с другой. При этом надо учитывать, что позитивистская точка зрения до сих пор является господствующей. Для юристов, особенно континентального, пандектного толка, требуется для начала решить вопрос о том, представляют ли собой деньги "obligatio" <5>, или же они являются разновидностью "res" <6>. В первом случае вопрос о деньгах попадает в рубрику обязательственного права, во втором - в рубрику вещного права <7>. Во-вторых, юристам - по крайней мере континентальным - важно решить вопрос о том, относить ли деньги исключительно в рубрику jus publicum <8> или же также и в рубрику jus privatum <9>. -------------------------------- <5> Лат. "обязательство". <6> Лат. "вещь". <7> Шапп Я. Система германского гражданского права / Пер. с нем. С. Королева. М.: Междунар. отношения, 2006. <8> Лат. "публичное право". <9> Лат. "частное право".

Прежде всего деньги для юристов могут существовать только в каком-либо осязаемом виде. Другими словами, с юридической точки зрения деньги следует относить к "res", т. е. к миру реальных объектов. Указанный юридический взгляд на сущность денег возник потому, что важнейшей юридической характеристикой того или иного количества денег является факт их нахождения в чьей-либо собственности. Собственником в строго юридическом (пандектном) смысле может быть только "собственник вещи" (см., например, § 903 ГГУ). Но "вещь" в юридическом смысле - это нечто телесное, осязаемое и подвластное человеческому контролю, прежде всего в смысле удержания, обладания. Отсюда парадокс: вопреки тому, что история т. н. современных финансов началась как история развития долгового обязательства "нации" (перед индивидуальными держателями "билетов" центрального банка), для юристов деньги, т. е. денежные знаки, ничем не отличаются от любых других объектов вещного права. Кстати, различая субъективную и объективную неспособность должника выполнить свои договорные обязательства (см. например, § 275 ГГУ), юристы не признают его финансовую неспособность. "Geld hat man zu haben" <10>, поскольку должник в принципе может перевести менее ликвидную часть своего имущества (например, недвижимость) в самую ликвидную его часть, т. е. в буквально реальные деньги. -------------------------------- <10> Нем. "деньги следует иметь" (см.: Kropholler J. Studienkommentar BGB. : Beck, 2002. S. 147).

При их недостатке должник обязан провести указанную операцию, если притязание кредитора обращено на конкретную денежную сумму. Говоря строго юридически, притязание кредитора всегда обращено на конкретное количество билетов центрального банка того или иного государства, номинальное достоинство которых в совокупности совпадает с обусловленной в договоре суммой. С некоторыми оговорками можно утверждать, что финансовая система любого государства фактически консервирует свою генетическую предрасположенность к отождествлению "денег", с одной стороны, и "публичного долга", т. е. долга нации, - с другой. Именно поэтому для современного финансиста нет проблемы в том, чтобы называть деньгами виртуальное нагромождение цифр на электронном счете физического или юридического лица в том или ином банке. В этой перспективе деньги - это разновидность обязательств. Такой подход мы будем называть виртуальной концепцией денег. На наш взгляд, современное финансовое право опосредованно обслуживает именно данную концепцию просто потому, что собственной концепции денег оно не имеет. Однако для цивилиста совокупность невидимых цифр сама по себе не может считаться деньгами, в отличие, например, от (осязаемой) кредитной карточки, на которой эти цифры невидимо присутствуют. Выше мы отметили, что для цивилиста "собственник" и "собственник вещи" суть идентичные понятия. Здесь присутствует мысль о том, что собственник вещи по "природе вещей" является и владельцем этой самой вещи, поскольку осязать вещь может только ее непосредственный обладатель. Эта точка зрения выводит нас к т. н. владельческой концепции денег, которая, в свою очередь, может привести к очень интересным результатам. (1) Первое следствие владельческой теории денег заключается в том, что деньги обязательно должны "опираться" на материальный носитель, который можно удержать в человеческой ладони. Поскольку денежные операции, как правило, предполагают наличие полной дееспособности, то масштабом владельческой теории денег является ладонь взрослого человека. (2) Отсюда второе количественное и одновременно парадоксальное следствие владельческой теории: "избыток" купюр, все то, что взрослый человек неспособен (комфортно, без проблем) удерживать в своей ладони, не является деньгами в смысле владельческой теории. (3) Третье следствие владельческой теории: "ладонные деньги" объективно "призывают" их владельца потратить их, причем в краткосрочной перспективе. (4) Четвертое следствие: поскольку взрослый человек, как правило, имеет некую маржу ("избыток") сверх "ладонных денег" (в коммерческом банке или в банке на кухне), то необходимо различать его ежедневные денежные транзакции из ладони в ладонь и операции тезаврирования, когда деньги либо виртуализируются (в коммерческом банке), либо просто иммобилизуются (в кубышке на кухне). В финансово-правовой перспективе это означает необходимость различать два статуса "денежных людей" и два соответствующих режима денежных операций. Любой человек, осуществляя денежную транзакцию из ладони в ладонь, выступает в качестве уступающего владельца. Его контрагент, соответственно, выступает в качестве приобретающего владельца. В этом случае "собственность следует за владением", т. е. второе определяет первое. Таким образом, выступая как владелец "ладонных денег", физическое лицо осуществляет текущие, ежедневные операции экономического и гражданского оборота (это имеет силу и для ситуации, когда текущие расчеты осуществляются посредством кредитной карточки). Иной статус имеет физическое лицо как правообладатель того или иного количества денежных купюр, соответствующих цифровому показателю на его счете в коммерческом банке. Здесь о владении в собственном ("ладонном") смысле речь уже не идет. В этом случае физическое лицо, оставаясь собственником денег, не является их владельцем. Это верно и в отношении денег "в кубышке", поскольку смысл кубышки заключается как раз в том, что она спрятана, т. е. находится обычно в труднодоступном месте. Итак, каждый взрослый человек может вступать в контакт с деньгами либо как владелец ладонных денег, либо как собственник (но не владелец) денег виртуальных или, в любом случае, находящихся не под рукой. Ясно, что для экономического и гражданского оборота большое значение имеют как раз деньги, которые всегда под рукой. В этой связи особое значение приобретает финансово-субъектная структура населения, т. е. соотношение владельцев ладонных денег (включая, с оговорками, владельцев кредитных карточек) и собственников виртуальных, или труднодоступных, денег (современное финансовое меньшинство). Можно утверждать, что по крайней мере на базовом уровне жизнеобеспечения мотором деловой активности являются как раз владельцы ладонных денег. Чем больше в структуре нации таких людей, всегда готовых их потратить, тем выше в стране деловая активность, тем надежнее система экономических, социальных и политических связей. Соответственно, эффективность финансовой системы в конечном итоге зависит от количества и качества указанного контингента субъектов права, живущих одним (финансовым) днем и имеющих прогнозируемую структуру ежедневных расходов. В таком ракурсе финансовое право как наука предстает перед нами как прикладная теория прав человека. Финансовое право как отрасль правопорядка при таком подходе становится смешанной отраслью на стыке публичного и частного права. Задача этой отрасли в конечном итоге сводится к поддержанию и увеличению контингента владельцев ладонных денег, всегда готовых их потратить на предметы ширпотреба. Неслучайно здесь в качестве термина применяется метафора - "ладонные деньги". Этим подчеркивается то обстоятельство, что из ладони деньги быстро уходят. Соответственно, люди, которые предпочитают держать деньги "в кулаке", являются "величиной", которой экономический и гражданский оборот по необходимости пренебрегает. Следовательно, и финансовое право должно всячески стеснять таких "денежных кулаков". За их счет следует создавать преференции и бенефиции для владельцев ладонных (а не "кулачных") денег, т. к. только последние являются их социальными "потребителями", а не эгоистичными накопителями. В итоге мы вновь возвращаемся к вопросу о финансовых условиях человеческого достоинства. Такие условия можно считать реализованными, когда на всех уровнях финансово-денежных отношений в государстве господствующая ныне идеология "финансового кулака" уступит место идеологии "финансовой ладони". На наш взгляд, в объем понятия "человеческое достоинство" входит не только способность к разумной деятельности, но и способность "раскрывать ладонь". В способности же удерживать захваченное нет ничего человеческого, это качество мы разделяем со всеми животными.

Название документа