Культурные традиции права

КУЛЬТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ ПРАВА <*>

В. В. ЛАЗАРЕВ

Лазарев В. В., главный научный сотрудник ИЗиСП, доктор юридических наук.

Рецензируемая книга Г. В. Мальцева вместе с тремя другими <1> достойно представляет обширное и глубокое теоретическое наследие талантливого ученого и педагога, сумевшего возвыситься над миром преходящих сиюминутных ценностей, способного погружаться в глубинные пласты мировой цивилизации, которая породила такие феномены, как государство и право, составляющие непосредственный предмет научных интересов автора. Книга была опубликована уже после смерти автора, но он мог бы быть доволен итогом своего жизненного пути, своим вкладом в культуру (с. 6). Во всяком случае, мы - его коллеги и читатели - уверенно констатируем: работы Геннадия Васильевича Мальцева навсегда войдут в сокровищницу российской правовой мысли. -------------------------------- <1> См.: Мальцев Г. В. Социальная справедливость и право. М., 1977; Он же. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999; Он же. Социальные основания права. М., 2007.

Многие века во взглядах на государство и право противоборствовали материализм и идеализм, за какими бы понятиями они ни скрывались, какими бы идеологемами ни расцвечивались. В советское время идеализм отвергали в принципе, а материализм культивировали в строго обозначенных параметрах, часто догматически, не выходя за обозначенные классиками марксизма пределы. Ярким выражением материалистического подхода во взглядах на государство и право явилась книга Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", в которой акцент сделан именно на материальные факторы формирования государственности. Г. В. Мальцев продолжает дело классика, но уже на новой основе, на новом уровне и в новых направлениях. У него "...государство как социокультурный феномен является результатом медленного вызревания материальных и духовных факторов в глубинных структурах общества" (с. 204). В качестве главного объекта исследования берется право, а не государство; главным фактором, оказавшим влияние на правовое развитие, является культура. Продолжая энгельсовскую традицию основывать выводы на открытиях исторических, этнографических, лингвистических и иных наук, Г. В. Мальцев выходит на новые рубежи в познании самых ранних, протогосударственных обществ с их традициями потестарной протоправовой культуры. Ф. Энгельс ограничивал свои исследования европейскими племенами, европейским путем возникновения государственности в трех ее разновидностях. Автор рецензируемой книги основное внимание уделяет Востоку, а точнее, соединенной линии культурного развития - индоевропейским правовым традициям. Наряду с этим прослеживаются факты, события, социальные идеи и институты, составляющие иудео-христианскую и русско-православную культурные линии. Автор не без основания полагает, что именно названные три осевые культурно-исторические линии легли в основу современной цивилизации, определив идеал единства человечества (с. 5 - 8). Через все исследование проходит цель проследить стремление тех цивилизаций, которые вопреки трудностям, ограниченным возможностям, сопротивлению исторического материала и другим обстоятельствам усиливали нормативно-ценностный потенциал человеческой духовной культуры. Автора интересуют те цивилизации, которые, будучи земными и несвободными от заблуждений и ошибок, принимали на себя заботы о судьбе человечества в той мере, в какой этого требовало их время, которые открыты для широкого общения с миром в интересах человечества. Содержательное богатство монографии просматривается уже в перечне тех культурных традиций и тех правовых культур, которые вошли в предмет авторского анализа. Индоевропейскую линию здесь представляют индоарийская (ведическая) религиозно-правовая традиция; индоиранская религиозно-правовая традиция (зороастризм); правовые традиции античной культуры; право в культурных традициях древних германцев; древнеславянские культурные традиции и право. Применительно ко второй культурной линии рассматриваются культура права иудаизма, христианство и право, связь культур Рима и Византии, место Византии в истории правовой культуры. Отечественного исследователя и читателя более всего может привлечь русско-православная культурная линия, которая раскрывается через политико-правовые аспекты древнерусской культуры, через идеи русской православной цивилизации. Разумеется, читателю открываются особенности, своеобразие каждой из названных цивилизаций, но в то же время через всю монографию проходят связующие вопросы, заставляющие размышлять. Надо полагать, каждый увидит нечто наиболее близкое его миропониманию. Со своей стороны, выделим следующие вопросы: Способен ли человек на что-либо в этом мире или все во власти Бога? Каков Бог по природе своей, каков человек и что от них ждать? Закон или человек, в чем опора? Кара или милость, государство или церковь, юрист или священник? Закон, судебное решение, договор: каков идеальный источник права? Закономерны ли бифуркации? Дает ли Россия уроки истории? В основе ведийской картины мира, в русле которой развивались цивилизации Греции, Рима, германских и славянских народов, лежит порядок, охватывающий все устройство мира, в том числе и человеческие отношения. Поддерживает его верховное божество в двух лицах (боги Варуна и Митра). Другие боги защищают законы по разделенным видам человеческой деятельности, в которых поддерживается правильность и праведность, противопоставленные хаосу, разрушению, неустроенности. Высокие понятия (рита, дхарма и др.) сами воспринимались как боги и означали "добродетель", "благочестие", "справедливость", "право", "закон" и т. д. (с. 18 - 22). Все в универсуме в соответствии с космической законосообразностью. У индоариев сами боги подзаконны, не говоря уже о людях. С юридическими богами можно было договориться. Причем с именем Митры связывалось то, что мы бы назвали представительным началом, а с именем Варуны - обязывающим (единство того и другого в норме права). Последний ограничивал и карал. Приводимые в книге положения из разных ведийских источников позволяют глубже понять известные нам идеи Платона о сословиях людей и разделении труда, идеи Аристотеля о семье, распределяющей и уравнивающей справедливости, многие другие правовые учения более позднего времени. Примечателен вывод автора о том, что "кризис индоарийской религиозно-правовой системы, наступивший в середине I тысячелетия до н. э., выразился в том, что оба начала этой системы, правовое и религиозное, стали обособляться, отделяться друг от друга и утрачивать силу" (с. 38). С уменьшением святости ослаблялась приверженность людей к закону и порядку. Однако общее суждение об этой основополагающей (индоарийской) религиозно-правовой традиции столь интересно, что процитируем его полностью: "Культурно-историческая проблема, связанная с опытом Индии, глубока и универсальна. Здесь, начиная с архаических эпох, с истоков индоевропейской традиции у древних ариев и следующих за ними приверженцев индуизма и других культов, на протяжении многих тысячелетий осуществлялся проект цивилизации, главной ценностью которой была внутренняя духовная гармония человека в обществе, где нет или почти нет соблазнов, не должно быть поводов, ведущих к несогласию, разладу, дурному образу жизни. Эта цивилизация ставила духовно-нравственное начало выше экономики и политики (власти) и всеми средствами, прежде всего религиозными и правовыми, стремилась защитить данный приоритет. От общества отделено и поставлено под религиозно-правовой контроль все, что способно испортить человека, семью и государство: плохие люди не смешиваются с хорошими, дурные нравы - с добрыми, низкие занятия - с благородными делами. Разделение чистого и нечистого, градация по степени чистоты - вот структурные принципы данной цивилизации, которая органически не приемлет никакого смешения и безразличия" (с. 44). Величественно спокойный древнеарийский космос, где порядок поддерживают боги, способные на доброе и злое, сменился дуалистическим космосом, в рамках которого ведут войну боги Ахура-Мазда, добрые божественные существа и боги Ангра-Манью - злые небесные демоны-дэвы (неизбежное в этой жизни зло). Один высший бог творит, другой все портит, одни силы созидают, а другие разрушают; порядок и закон утверждаются в противоборстве со злом, хаосом, разложением. А что же человек? Каждый человек должен определиться, сделать выбор между миром добрым и миром злым, взять на себя ответственность за этот выбор. В зороастризме, указывает автор, религиозная миссия человека высока, он призывается спасти не только свою душу, но и мир от зла, выступая на стороне Ахура-Мазды (с. 50 - 51). Концепция ответственности человека, основанная на признании его свободы воли, распространялась не только на собственно религиозную жизнь, но и на хозяйственные дела, имущественные, семейно-брачные и наследственные отношения, на рассмотрение споров (разрешение конфликтов). В книге Зороастр ставится в один ряд с Моисеем и Мухаммедом, а Священное Писание зороастризма Авеста представляется как гибкая институциональная и нормативная структура данной религии, сохранившей свое значение до наших дней. В ней все божества также подзаконны и даже верховный и "по существу единый" Ахура-Мазда не является демиургом, творцом мира и мировых законов. К тому же, "допустив участие в сотворении мира духа зла, он не вполне утвердил свои законы в качестве мировых и не стал всемогущим, способным низвергнуть своего антагониста Ангра-Манью с его темным воинством, силами зла и беззакония. Можно, таким образом, сказать, что Верховный Бог зороастрийцев сам оказывается связанным необходимостью, вытекающей из существования и активности огромного "не подведомственного" ему злого мира. Это, несомненно, было слабым местом зороастрийского вероучения, и "более поздняя религия - ислам - блестяще учла данный опыт, отвергнув дуалистический принцип ради утверждения всемогущества Аллаха. Очевидно также, что Ахура-Мазда не был мировым законодателем, подобным еврейскому Богу, продиктовавшему пророку Моисею свою волю - Декалог, основу "синайского законодательства" (с. 63). Заметим также, что в процессе эволюции зороастризма произошло смещение акцентов к законам, установленным политической властью. В зороастризме впервые наметилась линия Бога отца и Бога сына, когда в этом качестве превозносится древнеарийский Бог Митра. Важная космическая миссия Митры согласно Авесте состоит в том, что он заботится о светлых началах миропорядка. "Он, пожалуй, самый крупный бог в истории религий, в котором последовательно выражены юридические начала. В нем воплощено понятие договора (соглашения, согласия), осмысливаемое на абстрактном уровне через такие этико-юридические категории, как "взаимность", "клятва", "верность слову", "обмен и мера", "дружба", "симпатия" и т. п." (с. 70). Митра - бог договора, бог, знающий правильную меру поведения, блюститель пределов и границ, как говорится в Авесте, он есть "выпрямитель линии" в представлениях о посредничестве, примирении, улаживании раздоров и разногласий. Митраизм вошел в разные культуры своего рода верховенством права. В последующих разделах книги показано, как индоевропейский корень дает о себе знать в проявлениях Божественного и человеческого права в греко-римской цивилизации, у древних германцев и древних славян. Здесь, а потом и в иудаизме, и в христианстве Г. В. Мальцев иллюстрирует не только сложную иерархию законов - от высших (Божественных, космических, универсальных), естественных (физических, химических, биологических) до общественных (экономических и юридических), но и представления людей об этих законах, об их силе и соотношении, отражающих характер культуры той или иной эпохи, уровень нормативного сознания людей. Становятся более понятными сила двух теологических стандартов права (католицизм и православие) и действие двух светских моделей современных правовых систем - европейско-континентальной и общего права (common law). Кстати, автор считает, что "по сей день иудаизм остается образцовой религиозной системой, которая органически включила в себя правовые начала" (с. 205). Иудаизм позволяет делать общий вывод о том, что "религиозно-правовые формы вызрели раньше, чем стало возможным образование царства - организованного политического единства народа" (с. 212). Особенность теории договорного происхождения государства у евреев в том, что договор заключался с Богом, что договор заключался на основе законов, которые Бог передал Моисею на горе Синай (с. 213). Иудаизм явился концентрированным выражением опыта сакрального контрактуализма (с. 253). При этом можно говорить "об известной отстраненности Бога от идеи государства. Он наблюдает за процессом призвания царя и соглашается с выбором правителя, но не Он творец государства как политической формы, которое является вполне человеческим изобретением" (с. 226) и, следовательно, не самым совершенным, не идеальным. Г. В. Мальцев решительно возражает тем, кто в угоду современным политическим позициям и вопреки историческому подходу видит в древнееврейском государстве демократизм, конституционализм, республиканизм, федерализм, права человека, разделение властей, независимый суд и многое другое (с. 228 - 233). Возможно, именно по причине несовершенства политических форм древнееврейского государства зародившееся в недрах иудаизма христианство искало праведности не в букве закона, а в вере. Считалось: "как закон не может быть до конца совершенным, так и суд не может быть вполне правым" (с. 252). Христианство заключило в себя духовные начала множества мировых культур, религиозный и философский опыт античности, древнеегипетских культов, зороастризма и других восточных религий. Это "возвышение людей, избранных не по этническому принципу, а по мере воплощения в каждом человеке богочеловеческих начал" (с. 262). "Христианская религиозность предполагает нечто большее, чем веру в единого воплощенного Бога, она устремляется к вечному, абсолютному и объективному порядку, упорядоченному миру, в котором Бог безгранично царствует, но который он, подобно всякому субъекту в объективной среде, полностью не представляет и не исчерпывает. Абсолютный порядок на христианском языке называется Царство Божье, но он может быть определен, если вспомнить индоевропейские традиции, как космический миропорядок, великий универсум, мировой план и т. д. Христианство впитало в себя прежде всего через греческую философию, религиозно-мифологические системы индоевропейского и иного происхождения идеи космизма, к которым иудаизм, в сущности, был и остается равнодушным. Прорыв в объективную вечность и беспредельность, в универсум, где... сами боги политеистических культов были хотя и высшими, но все же агентами (хранителями, проводниками) порядка и законов, для монотеистической религии, какой явилось христианство, не мог остаться без последствий. Христианский Бог в Царстве Божьем не мыслится уже как охранитель и преследователь, грозно требующий исполнения законов, его миссия величественно конструктивна - дать верующему войти в Царство Небесное, обрести его в себе и вне себя путем любви и благодати" (с. 278). В монографии констатируется, что в христианстве изначально определились две этические линии, одна из которых пошла - в основном, но не исключительно - на Запад (евангельский закон свободы), другая - в основном, но также не исключительно - на эллинистический Восток (евангельский принцип любви, благодати), проявилась с особой силой в русской христианской культуре, в России (с. 295). Православная Византия и православная Русь отдали предпочтение идеям апостола Павла, согласно которым праведному обществу закон не нужен, ибо оно знает нечто лучшее - благодать и, как апогей веры, любовь к Богу и ко всем людям, носителям Образа Божия. "Апостол Павел со всей убежденностью и страстью развенчивает закон как способ организации религиозной и светской жизни, он до сих пор остается непревзойденным, самым глубоким и серьезным критиком идеи закона и права вообще. От него идут традиции, которые на Западе, например, получили развитие в христианском социализме и в нерелигиозных социалистических доктринах, но в силу многих причин с особой яркостью проявились в православной религиозной философии и в некоторых православных традициях" (с. 282). Г. В. Мальцев приводит порядка десяти групп аргументов, которые использует апостол Павел в своей полемике против закона (с. 283 и далее). Можно предположить, что не без влияния апостольской мысли в России всегда отмечался правовой нигилизм. А жаль, так как одной любви оказывается недостаточно для укоренения общинности, подлинной соборности и коллективизма. Можно только надеяться, что в какой-то перспективе западная и восточная линии, как религиозные, так и политические, пересекутся. Это будет та точка бифуркации, которая породит интегрированные духовные и социальные институты, способные утвердить мир и порядок в нашем глобальном пространстве. К сожалению, популярные некогда теории конвергенции сегодня отвергнуты. И произошло это по причине того, что с распадом СССР Россия просто перенимает ценности буржуазного общества. Автор книги осуждает ложный выбор квазикапиталистических ориентиров вместе с пороками западной культуры, капиталистической экономикой, принудительно насаждаемыми лицемерными демократиями (с. 596 - 597). Не случайно в книге обращается внимание на римский опыт времен упадка империи. Это было время, когда умственные силы и физическую энергию вкладывали в личное обогащение, наживали фантастические состояния способами, с моральной точки зрения весьма предосудительными, а с правовой - вроде бы допустимыми, когда "полностью проявила себя меркантильно-индивидуалистическая природа частного права", а у власти оказались люди случайные и наглые, авантюристы и выскочки, занимавшиеся устройством личной карьеры и частного благосостояния (с. 312). "Главное трагическое для Рима последствие состояло в том, что был размыт государствообразующий слой населения, надежная опора государства, люди, готовые служить ему, не спрашивая, какая выгода для них может из этого выйти; слой, из коего обычно формируется преданная и закаленная политическая элита, осуществляется подбор государственных людей, силой и волей которых держатся республики и империи" (с. 313). Автор отмечает, что современная демократия, к сожалению, не способна призывать к государственному правлению способных и честных людей, и это хорошо видно по практике президентских, парламентских, региональных выборов, проводимых в наше время (с. 598 - 599). Итак, перед нами замечательная книга, написанная талантливым автором доступным языком с глубокими теоретическими суждениями и предпочтениями практического порядка. Но жанр рецензии требует указать, чего в книге нет и что вызывает сомнение. Нет в ней анализа самой молодой мировой монотеистической религии - ислама. Между тем и в течении хариджитов, и у шиитов, и у суннитов есть много того <2>, что соотносится с осевыми культурными линиями, рассмотренными в рецензируемой монографии. Процессы современной глобализации актуализируют данную проблематику во всех отношениях. -------------------------------- <2> См.: История политических и правовых учений: Учебник / Отв. ред. В. В. Лазарев. 2-е изд. М., 2008. С. 474 - 489 (авторы главы А. Н. Никитин, А. Х. Саидов).

В качестве спорных представляются выводы автора о возможности возрождения монархического строя в России. "Призраки имеют обыкновение возвращаться", - пишет он (с. 600). С возможной монархией связывается поиск выхода из политического кризиса, порожденного горестными итогами курса либерально-демократических реформ. Ранее мы слышали о монархии из уст поэта, художника, режиссера, публициста, но сказанное серьезным ученым заставляет размышлять. Наконец, весьма уязвимым может оказаться обращение к авторитету некоторых современных ученых, рассматривающих исторические события как синергетический эффект (с. 601). Ранее Г. В. Мальцев видел в синергетических подходах отрицательные стороны. Это и понятно: объективный ход исторических событий в конечном счете определяется не случайностями, а множеством материальных и духовных факторов, доказательство чему мы находим в рецензируемой книге.

Название документа