Вопросы психологии в трудах В. П. Сербского

ВОПРОСЫ ПСИХОЛОГИИ В ТРУДАХ В. П. СЕРБСКОГО <*>

С. Н. ОСКОЛКОВА

Осколкова Софья Натановна, ведущий научный сотрудник ГНЦ ССП им. В. П. Сербского, доктор медицинских наук, профессор.

Статья посвящена воззрениям выдающегося отечественного психиатра В. П. Сербского, касающимся вопросов психологии, которыми он активно интересовался в соотнесении с психиатрией (в том числе судебной) и правом. В 1-й части отражено отношение ученого преимущественно к общей и социальной психологии. Во 2-й части приведены сопоставления выводов В. П. Сербского с современными позициями по выделенным им аспектам личности преступника, понятия дегенерации, возможностям их изучения.

Ключевые слова: В. П. Сербский, психиатрия, психология.

The article is devoted to the ideas of outstanding Russian psychiatrist V. P. Serbskiy, regarding the questions of psychology, in which he was actively interested, compared with psychiatry (including forensic) and law. First part reflect the attitude of the scientist to general and social psychology. In the second part the comparison of V. P. Serbskiy conclusions with modern position on the aspects of criminal personality highlighted by him are shown as well as the definition of degeneration, the possibilities of their study.

Key words: V. P. Serbskiy, psychiatry, psychology.

Конец XIX и начало XX столетия связаны с интенсивным развитием психологии, психиатрии и ряда правовых дисциплин (в первую очередь уголовного права). Среди ученых, внесших наибольший вклад в эти науки в тот период, были В. М. Бехтерев, С. С. Корсаков, В. П. Сербский и юрист А. Ф. Кони. В результате активной разработки указанных дисциплин обогатилась каждая из них и сформировалась юридическая (судебная) психология. Целью статьи является анализ трудов В. П. Сербского, связанных с общей, клинической и юридической психологией. Необходимо отметить, что вопросы психологии присутствуют в большинстве его работ в разных аспектах. Метод выделения таких фрагментов и комментария к ним и использован в данной работе. Представляется весьма примечательным, что В. П. Сербский подчеркивал наибольшую уязвимость при притуплении чувств при психических расстройствах (шизофрении, алкоголизме и др.) именно высших проявлений духовной организации - нравственности, нечувствительности к страданиям близких и т. д., т. е. наиболее высоких уровней личности. Как показывает современная психиатрия, фабула бредовых идей претерпевала за 100 лет разные изменения в зависимости от социально-исторического фактора, причем именно через 100 лет (в последние десятилетия) бред влияния - воздействия при колдовстве, действия нечистой силы - участился. Во времена В. П. Сербского такая фабула связывалась с малообразованностью, суеверностью людей. В настоящее время это возможно и при хорошем уровне образования, что объясняется учащением мистической ориентации мировоззрения. Относительно нередки и бредовые построения, содержащие болезненную убежденность в подопытности при исследовании технических средств. Это, в свою очередь, и 100 лет назад, и в наше время объяснимо развитием научно-технического прогресса и появлением новых технических средств, непонятных неспециалистам. В. П. Сербский справедливо отмечал значительные изменения личности (ее волевой сферы) и связанной с этим деятельности при многих психических заболеваниях, что сказывается на реализации (нереализации желаний). Однако эта сфера исключительно важна не только при совершении правонарушений, но и в гражданском процессе. На основе сведений о волевых процессах, имеющихся в работах В. П. Сербского, было дано определение воле как субъективному решению произвести тот или иной поступок, способности задерживать или не препятствовать тому или иному влечению, что в целом не противоречит современной позиции психологов и психиатров. В. П. Сербский приводил убедительный пример рассуждений юристов своего времени: "...человек может покупать, продавать, торговать с полной целесообразностью, и никто не станет оспаривать юридическую силу подобных сделок, учитывая, что человек психически болен. Это мотивируется тем, что в области юридических отношений, личных и имущественных, играет роль только внешняя, ясно выраженная воля лица; внутренние мотивы действий, которые считаются столь важными в уголовном суде, дают такую благодарную задачу криминалистам, адвокатам и психиатрам - остаются в основном в стороне в вопросах гражданского права". В. П. Сербский отмечал, что из подобных примеров делается вполне закономерный вывод, что медицинская точка зрения не имеет и не должна иметь обязательной силы для судей и юристов в целом при решении вопроса о дееспособности. Судебная практика сама вырабатывает и должна вырабатывать правила, которых следует придерживаться в чисто фактическом вопросе о влиянии душевных болезней на дееспособность. Автор подчеркивал, что долго перечислять, к каким противоречивым выводам приходит судебная практика, откинувшая медицинскую точку зрения. Впрочем, ряд этих выводов можно продолжать и сегодня, т. к. голос судебной психиатрии только начинает робко звучать в гражданских процессах. Сербский подчеркивал, что отсутствие нелепостей, логичность содержания еще не есть бесспорное доказательство отсутствия у завещателя душевной болезни. Сомнения в этом должны внушать завещания, резко противоречащие всему характеру и поведению составителя, устранение по непонятным мотивам законных наследников и составление завещания в пользу посторонних лиц или учреждений. Сербский утверждал, что крупные пожертвования в пользу богоугодных заведений часто отражают выраженность интеллектуальных, аффективных, нравственных расстройств. Данное мнение нередко находит подтверждение и теперь. Диагностика выздоровления, как и заболевания, по мнению В. П. Сербского, должна основываться на анализе личности. Одним из самых надежных критериев выздоровления он называл критическое отношение к перенесенной болезни. Прошедшее столетие не изменило роли этого фактора для психиатра и больного. Диссимуляция психопатологических расстройств - исключительно актуальная проблема для сегодняшней общей и судебной психиатрии. По мнению В. П. Сербского, она встречается у лиц с хроническим бредом преследования, длительно скрываемым, и в большинстве случаев имеет своей целью выписку из больницы и освобождение от надзора, что определяет их особую опасность. В настоящее время диссимуляция нередко обусловлена как указанными мотивами, так и желанием больного сохранить социальные связи, избежать отношения общества к себе как к психически больному. При значительной конкуренции в современном обществе это обретает особую актуальность и может свидетельствовать об известной сохранности и критичности личности. В семье, по мнению В. П. Сербского, больной может оставаться только в том случае, если к нему хорошо относятся и приняты все меры для предотвращения его опасности для самого себя или других. В период перестройки практического здравоохранения и предложения новых форм патронажа этот аспект должен иметь особое значение. Однако вероятность диссимуляции многих расстройств свидетельствует о необходимости дальнейшей разъяснительной работы среди населения как основы профилактики общественно опасных действий больных и максимально раннего начала терапии. В. П. Сербский указывал, что большая часть психической деятельности совершается на бессознательном уровне (как известно, уточнение понятий сознания, бессознательного остается актуальным для психологии и психоанализа). Он не считал возможным дать определение понятию сознания. Так же осторожно к этому относятся психиатры и психологи - наши современники. Он очень убедительно описывал ясное и измененное состояния сознания: "ясное, как зеркало, отражает психические процессы, а при неясном зеркало тускнеет". При неясном сознании В. П. Сербский выделял различные степени, причем мерилом степени считал степень утраты последующих воспоминаний. В определенной мере этот критерий не утратил значения, как и наблюдения о различной длительности нарушений сознания. К расстройствам сознания В. П. Сербский вполне обоснованно относил сомнамбулизм, но синонимом его считал понятие психического автоматизма, а механизмом - преобладание подсознательной психической деятельности. Очевидно, это имеет значение для психоаналитического анализа подобных состояний, которые могут приводить к различным, в том числе криминальным, действиям. Значительное место в совершенствовании диагностики психических заболеваний В. П. Сербский, как и его учитель С. С. Корсаков, отводил лабораторным психологическим исследованиям. Надежды на психологические данные были так велики, что В. П. Сербский не пожалел личных средств для оборудования такой лаборатории у себя в клинике. В предисловии ко второму изданию "Психиатрии" как наибольшее дополнение первого он называет именно описание психологических методов исследования в психиатрической практике. В дальнейшем отводит им в книге значительное место (более 40 страниц). Постепенно, анализируя неудачные подходы зарубежных специалистов к психологическому исследованию больных, В. П. Сербский рекомендовал методы, близкие к современным, основанные не на математическом аспекте результатов, а на качественном. При этом он исходил из современного принципа неразрывности и переплетения проявлений психической деятельности. Во времена В. П. Сербского это был серьезный довод против сохранявшегося формализма. Кроме того, современность его подхода к экспериментально-психологическим данным заключалась и в позиции динамической оценки таких данных. Он удивительно просто и убедительно объяснял возможные причины получаемых психологических различий у одного и того же больного: влияние усталости, настроения, желания выполнять работу (что не всегда достаточно учитывается и сегодня). Также современным психиатрам должно быть интересно, что В. П. Сербский никогда не переоценивал диагностическую значимость экспериментально-психологического обследования, считая, что оно может характеризовать личность, ее изменения болезнью, но не может являться опорой диагноза. Он также считал, что нельзя излишне психологизировать психическое состояние больного: это может увести от истины (воспоминания И. Н. Введенского). Естественно, за 100 лет применяемые в психологии методики изменились, как и трактовка их результатов, но концепции В. П. Сербского по столь спорным вопросам, как параклинические исследования психически больных и объективность подхода к состоянию с позиции психолога, нельзя игнорировать и сегодня. В. П. Сербский отрицательно относился и к отвлеченным метафизическим построениям, которые были близки некоторым психиатрам-клиницистам. Он считал, что человека надо видеть и воспринимать объективно и реально, и это представляется важным и сегодня. Среди существенных психотравмирующих факторов для личности, "ставящих новые задачи перед адаптацией", В. П. Сербский выделял переселение в неприятные или сложные условия, тоску по родине, разлуку с родными, иноязычную среду, созданную ситуацию относительной изолированности, что в настоящее время весьма актуально для мигрантов в Россию, переселенцев в другие страны. Не менее ценны в наше время и данные В. П. Сербского и его коллег о том, что во время общественных бедствий, переворотов число психически больных как будто уменьшается, но затем возрастает. Давалось такое объяснение: общественно глобальные события обычно привлекают к себе многих больных, и они "растворяются" в массах увлеченных людей (приводился пример Парижского восстания 1870 года), но потом число явно больных резко возрастает из-за бедствий, лишений; страдают и дети, зачатые в состоянии стресса, - "дети осады". Наконец, нельзя не привести наблюдение В. П. Сербского о зависимости частоты психических заболеваний от социального положения: в частности, у личностей с постоянным стремлением к обогащению это стремление сопряжено с постоянным эмоциональным напряжением и может приводить к тяжелым неврозам, провоцируются и другие скрыто протекавшие заболевания. В. П. Сербский не исключал, что данное обстоятельство лежит в основе того факта, что крупные состояния долго не находятся в одних руках. История многих наиболее богатых семей мира доказывает существование такой связи (семьи Онассиса, Нобеля, Габсбургов, Морозовых и др.). В какой-то мере это может касаться и сегодняшней ситуации в России со сложным перераспределением собственности, с острой конкуренцией на рынке. В. П. Сербский входил в состав комиссии Психологического общества Москвы и был председателем его комиссий. На комиссиях были сделаны разные заключения, в том числе интересные и сегодня: 1) по вопросу об организации медико-педагогического надзора в исправительных заведениях (ИЗ), а также о психиатрическом обследовании поступающих в эти заведения малолетних; 2) врач-психиатр при ИЗ должен производить предварительное психиатрическое обследование поступающих в заведение с целью выяснения, нет ли у кого-то признаков душевного расстройства или предрасположенности к нему; 3) врач-психиатр должен принимать участие в медико-педагогическом надзоре над всеми содержащимися в ИЗ и быть постоянным членом педагогической конференции. Также был обсужден и опросный лист, по которому психиатр, получив его из изолятора, мог бы без личного обследования судить о психическом состоянии лица. Было признано, что такой лист необходим, что с его помощью могут быть достигнуты определенные цели: удовлетворение практической потребности более систематического изучения личности воспитанников, в том числе в динамике; также такой лист может служить руководством для ведения "кондуитных" списков; эти листы могут давать представление о ходе воспитания в ИЗ, и, наконец, собранные посредством таких листов сведения являются очень ценным материалом для научных разработок. В окончательном виде лист назывался "Листок для исследования воспитанника" и, по сути, давал психологические характеристики несовершеннолетнего. Он включал в себя следующие пункты: данные антропологического исследования, физическое здоровье, психическое здоровье, характеристику личности воспитанника, интеллект воспитанника (сюда включались память: хорошая - удовлетворительная - плохая, запоминание - быстрое или медленное, прочное или нет), соображает быстро или медленно, хорошо или плохо, хорошо ли излагает устно или письменно свои мысли, проявляет ли наблюдательность, изобретательность, стремление к резонерству, нет ли нарушений мышления (нелогичности, непоследовательности, поверхностности рассуждений, односторонности, суеверия или странных мыслей), имеется ли склонность к фантазированию, вносятся ли свои дополнения в рассказы об увиденном, не сочиняются ли небылицы, нет ли склонности принимать вымыслы за действительность, характеристика внимания (рассеянность, отвлекаемость, способность к сосредоточению внимания и каким способом), имеются ли успехи в школе, какова общая оценка интеллектуальных способностей (средние, выше средних, ниже), не замечается ли преобладание памяти, воображения или рассудка. Далее в опросном листе стоит характеристика чувств (настроения, склонности к аффектам, наличия немотивированных страхов, симпатий, отношения к религии), особенностей нравственного чувства (любовь к родным, привязанность к товарищам, воспитателям, склонность к доносам, отношение к приюту, к животным, выявляются ли совесть и честность, хитрость, льстивость, самомнение, недоверчивость, злость и жестокость, развито ли чувство собственного достоинства, мстительность, скупость, расточительность, чувство долга). Отдельным пунктом выделено эстетическое чувство (стремление к франтовству или равнодушие к одежде, чувство чистоплотности, неряшливость, способность к музыке, рисованию, сценическому искусству). Следующим пунктом опросника являлось выявление низших чувств (прожорливости, любви к лакомствам, развитие полового чувства, "неприличность" в разговорах, ненормальные явления (онанизм, педерастия и др.)). Последним пунктом являлась характеристика воли (исполняется ли задуманное, являются ли действия достаточно мотивированными, не противоречат ли действия словам, взглядам, под влиянием каких стремлений чаще всего происходит действие (личное удовольствие, собственная выгода, удовольствие других, страх наказания, стыд перед воспитателями, властолюбие, подражательность и внушаемость). Также в опросном листе стояли вопросы о склонности к воровству, к спиртным напиткам, курению, к ссорам и дракам, к неповиновению, стремлению к хорошему и к исправлению недостатков, об умении сдерживаться, о чрезмерной суетливости, болтливости, любви к труду, прилежании в учебе, о том, какие занятия только по принуждению, а чем занимается с интересом и увлечением, любит ли подвижные игры, как проводит часы досуга, нет ли странных привычек. После опросника оставлялось место для дополнительных замечаний врача или психолога. Очевидно, что подобное внимание к воспитанникам исправительных заведений актуально всегда, но особенно в периоды возрастания преступности среди несовершеннолетних, при большом количестве беспризорных детей и подростков, как в последние годы. Обращает на себя внимание стремление глубоко проникнуть в формирующуюся личность, заметить отклонения от нормального формирования и искать оптимальные пути помощи, перевоспитания. И к этим вопросам В. П. Сербский был небезразличен. Представляется, что подобные листы с изменениями могли бы быть использованы в работе психологов, реабилитационных центров для подростков. Большой научной и практической заслугой В. П. Сербского уже в рамках юридической психологии является несогласие с теорией "врожденного преступника" и тесной причинно-следственной связью психопатологии и преступности - с теорией, которой в XIX веке и позже придерживались многие психиатры, психологи и юристы. Нельзя не отметить и социально правильного воззрения В. П. Сербского на динамику критериев преступных действий - понятие преступления меняется со временем и с ситуацией (неудавшееся восстание в примерах В. П. Сербского трактуется как крупное преступление, а удачное - как желанное освобождение). Кроме того, многие преступники, являясь больными, по разным причинам не лечатся, а находятся в тюрьме. Делать генетические выводы по их потомству научно неверно, что подтверждается и сейчас. Вместе с тем В. П. Сербский как врач и философ частично соглашался с позицией Ломброзо, который усматривал близкое отношение между гениальными людьми и помешанными. Он полагал, что этим природа хочет указать на обязанность снисходительно относиться к душевной болезни, а гениальные личности в чем-то могут не соответствовать психической норме. Подтверждение этих взглядов мы видим ежедневно. В 1896 г. на заседании Московского общества невропатологов и психиатров он сделал доклад "Преступные и честные люди". В нем он откликнулся на волновавшие общество проблемы преступности и роли психиатрии в понимании личности преступника и генеза преступлений в связи с распространявшимися учениями антропологической и социологической школ уголовного права. Начиная доклад, Сербский со свойственной ему дипломатичностью отметил, что в прекрасной стране (Италии) очень велика преступность, и, возможно, этим объясняется значительная роль Италии в вопросах уголовного права. Он приводил взгляды Беккария, с именем которого связан коренной переворот в воззрениях уголовного права, - смягчение ужасов уголовного правосудия. Беккарий был убежден, что, как бы низко ни пал человек, каким бы преступлением себя ни заклеймил, он не может утратить все человеческое достоинство, и общество, не признавая этого достоинства в самых "зверских злодеях", наносит себе и человечеству ничем не оправданный вред. Сербский отмечал, что после Беккария целая плеяда юристов на практике стремилась смягчить и "очеловечить" наказание. В теории же юристы стали заниматься разработкой отвлеченного понятия о преступлении, исходя из метафизических воззрений на свободную, самодовлеющую волю. Этой школе было присвоено название классической, и она рассматривала преступление как результат порочной воли, способности грешить или нет по своему усмотрению. Отсюда возник взгляд на наказание как на стимул, который еще может удержать колеблющуюся волю на пути добродетели и отвести от греха. Сербский в своем докладе сообщал, что постепенно в общественном сознании и среди судебных деятелей формировалось направление, сделавшее главным аспектом изучения преступности социальные условия. Укреплялось воззрение об их роковом влиянии на все поступки человека. Соответственно, борьба с преступлением должна заключаться не столько в наказании, сколько в улучшении социальных условий. Представителям этой школы некоторые ученые дали название "романтиков уголовного права". Но, как подчеркивал В. П. Сербский, и "классики", и "романтики" просмотрели человека - самого преступника. Этот пробел был восполнен новой школой криминалистов-антропологов, основателем которой стал профессор судебной медицины Ч. Ломброзо. В этом аспекте В. П. Сербский считал его работы важными и правильными. Однако он выступал противником основной концепции ломброзианства - резкой грани между преступными и непреступными людьми. Согласно этой концепции преступник представлялся как особая разновидность человеческого рода с характерными физическими и психическими признаками. Преступники были выделены в особый антропологический тип. В общей картине Ч. Ломброзо, по мнению В. П. Сербского, представил чудовищное существо - по сути и облику полузверь. Психические (психологические) особенности тоже вызывали возражение Сербского и его сторонников: склонность к татуировкам (якобы из-за сниженной болевой чувствительности), употреблению особого жаргона, равнодушие к своей и чужой жизни, жестокость, притупление нравственного чувства, лишающее его возможности испытывать раскаяние и стремиться к исправлению, а также увлечение спиртными напитками, азартными играми, чувственными наслаждениями. По мнению Ломброзо, эта "своеобразная раса" - дикари, случайно попавшие из-за стечения обстоятельств, наследственности в современную цивилизацию. По другому его толкованию сущности преступников - это дети, остановившиеся в развитии. Он также подчеркивал, что преступники душевно больны, нравственно помешаны. Случайно обследовав больного эпилепсией, он сделал общий вывод, что все преступники - эпилептики и что преступность, нравственное помешательство и эпилепсия - понятия тождественные. В. П. Сербский сообщал, что даже последователи ломброзианского учения признавали его выводы недоказанными гипотезами или даже научными заблуждениями. Тем не менее преступников они считали физически и психически резко отличающимися от обычных людей. Предположения Ломброзо были заменены на учение о вырождении, даже появился термин "преступный невроз". В. П. Сербский подчеркивал в докладе, что от наличия или отсутствия резкой грани между преступными и честными людьми может зависеть отношение общества к его преступным членам; различие между ними условное, как и само понятие о преступлении изменчиво и условно и зависит от страны, эпохи, нравов и законов данного общества. Более того, проявляя себя глубоким философом и социологом, В. П. Сербский утверждал, что "многие честные люди при определенном уровне нравственности охотно воспользовались бы богатством другого, если бы были уверены, что это останется в тайне". Он вполне убежденно полагал, что преступление - явление социологическое, а не биологическое. Он не считал обоснованным мнение новой школы юристов, криминалистов-антропологов, которые утверждали невозможность исправления преступника и необходимость только защиты от него общества. Вопреки предположениям, они не стали сторонниками расширения области невменяемости, возмущались оправдательными приговорами судов присяжных (атавистического учреждения, по словам Ломброзо) и требовали более суровых мер для подавления преступности. Новая школа антропологов выдвинула лозунг - "Социальная оборона общества против неудобных для него членов". Оскорбление нравственного чувства должно влечь за собой смерть или изгнание. В частности, за тяжелое преступление предлагалась смертная казнь, за другие - ссылка на острова к дикарям. Сербский сообщал на заседании общества невропатологов и психиатров, что на парижском конгрессе криминальной антропологии было принято предложение о создании комиссии для сравнительного исследования 100 преступников и 100 честных людей. Однако, как подчеркнул Сербский, она ни разу не собиралась. Впоследствии это было объяснено тем, что у комиссии были бы затруднения, кого считать честными, а кого - преступными людьми. Сербский очень глубоко анализировал возможные критерии честных и преступных людей. В том же докладе - "Преступные и честные люди" - В. П. Сербский сказал: "Когда подумаешь о бесчисленном множестве актов насилия и самых грубых нарушений общего права, которые ежедневно совершаются снизу доверху социальной лестницы... актов, которыми кишит история, то можно спросить, не представляют ли заключенные узники категорию преступников, служащих отводом для того, чтобы другие со спокойным сердцем могли назвать себя честными людьми". По мнению Сербского, к категории преступников при царском самодержавии относили несчастных и низших представителей, тогда как "высшие" преступники помещались в группу честных людей и даже могли служить ее украшением. Безусловно, такие мысли заставляют задуматься не только современников В. П. Сербского и не только в России, в частности, о соотнесении морали и права. Безусловно, важно утверждение В. П. Сербского, что преступление, т. е. нарушение закона, есть явление юридически значимое, а в более широком смысле - социологическое и как таковое не может быть соизмеримо с теми биологическими явлениями, которые изучает школа криминалистов-антропологов Ч. Ломброзо. "Да, - указывал В. П. Сербский, - Ломброзо считал, что часть преступников можно назвать аристократами преступления, они имеют большую мозговую вместимость, правильную форму черепа и часто гармоничные и тонкие линии, свойственные выдающимся лицам..." Однако Сербский не считал правильной неразрывную связь между этими совершенно разнородными явлениями. Вместе с тем Сербский утверждал, что именно от данного учения можно ждать правильных подходов к борьбе с преступностью. "Если мы, люди, не совершающие преступлений из страха перед жандармами и поэтому гордые своей честностью, противопоставляющие себя "подонкам" и "отбросам" в острогах и казематах, не подозвали их и не расспросили, как они дошли до такой жизни, то проявили ли мы элементарную справедливость?" - вопрошал он. И сам давал печальный ответ: не только не сделали, но и считали это совершенно излишним, также не интересуясь и тем, как влияет на падших искупление вины. Учитывая сказанное, Сербский полагал, что криминальная антропология наряду с недостатками готовит крупный переворот в воззрениях: для правильного понимания любого явления необходимо его всестороннее изучение. Но преступного мира это почему-то не касалось. В возникновении такого изучения он видел заслугу Ломброзо, считая, что криминальная антропология не должна упоминаться только с отрицательными эпитетами. В. П. Сербский подчеркивал, что классическая школа уголовного права "проглядела живого человека", отмечал, что только ломброзианство доказало, что преступность и преступление связаны с социальными условиями общества. Оно подчеркнуло необходимость всесторонне изучать преступность и личность преступника. В этом он видел положительное значение смелых, но недостаточно обоснованных, по его мнению, выводов Ломброзо. В журнале "Вопросы философии и психологии" В. П. Сербский в 1896 г. писал, что "пусть от теории Ломброзо не останется камня на камне, но он включил преступника в круг изучения положительной науки". Вместо кабинетного изучения отвлеченных понятий о преступлении и наказании им показана необходимость изучения самого преступника как личности, проявившей себя в том или ином деянии. Преступление, по утверждениям В. П. Сербского, отражает сложный результат взаимодействия двух факторов - личного и общественного, что соответствует современным концепциям судебной психиатрии и юридической психологии. Бесспорно, научным достижением своего времени надо считать мнение В. П. Сербского, что, пока из массы осужденных не будут выделены психически больные, у которых преступление вытекает из болезни и которых немало в местах заключения, невозможно решить вопрос о наличии или отсутствии врожденного преступника. У таких лиц психическое расстройство проявляется нерезко, поэтому они кажутся просто порочными и преступными натурами. Время показало, что даже выделение подобных больных не дает оснований для вывода о наличии врожденных преступников, хотя подтвердило его мнение о роли личности и общества в формировании готовности к правонарушению. Заканчивая выступление на 4-м Международном конгрессе криминальной антропологии в Женеве, В. П. Сербский присоединился к призыву аббата де Байе: "Пора, давно пора пойти с деятельной, вооруженной наукой любовью в тот темный мир преступных личностей, к которому мы, к нашему стыду, подходили только с суровыми, жестокими карами да беспощадными репрессиями". В. П. Сербский смог критически отнестись к отдельным положениям учения известного психиатра своего времени Мореля, писавшего о наследственной дегенерации, но указывавшего, что соотношение личностных особенностей и среды в генезе преступлений - задача предстоящих исследований, а на клинические проявления болезней смотрел как на признаки вырождения. В. П. Сербский нравственное помешательство четко отграничивал от неболезненной нравственной "тупости", считая ее следствием заброшенности и плохого воспитания. Он отмечал, что для диагностики такого помешательства необходима констатация патологической наследственности, психопатологических проявлений и их динамики на протяжении жизни. Достаточно передовые для своего времени взгляды В. П. Сербского на проблему наследственной дегенерации были основаны на знакомстве с работами самого Мореля; он не считал, что она вовсе не формирует преступные типы. Как впоследствии подчеркивалось (Каннабих Ю. В., 1929), Морель наряду с наследственной отягощенностью придавал большое значение факторам внешней среды (экзогенным соматическим вредностям, психическим травмам и социальной ситуации). В качестве приват-доцента В. П. Сербский в речи "Преступные и честные люди" подчеркнул, что его взгляды на преступность не замыкались на биологии, а дали под видом психологии преступности пути к анализу более широкого понимания роли в преступлении условий функционирования личности (Розенштейн Л. М., 1928). В. П. Сербский как ученый был устремлен в будущее, мудро не считая науку XIX века способной решить многие спорные вопросы.

Литература

1. Введенский И. Н. В. П. Сербский и его роль в психиатрии // Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 1953. N 3 (1). 2. Каннабих Ю. История психиатрии. М., 1994. 528 с. 3. Розенштейн Л. М. В. П. Сербский - классик московской психиатрической школы // Психогигиенические и неврологические исследования / Под ред. Л. М. Розенштейна. М., 1928. С. 7 - 16. 4. Сербский В. П. Руководство к изучению душевных болезней. М., 1907. 568 с. 5. Сербский В. П. Руководство к изучению душевных болезней. М., 1906. 568 с. 6. Сербский В. П. Преподавание психиатрии для юристов // Сборник правоведения и общественных знаний. СПб., 1893. Т. 2. С. 44 - 57. 7. Сербский В. П. Преступные и честные люди // Вопросы философии и психологии. 1896. Кн. 35. С. 660 - 678. 8. Сербский В. П. IV Международный конгресс криминальной антропологии в Женеве // Вопросы философии и психологии. 1896. Кн. 34. С. 429 - 459; кн. 35. С. 660 - 677. 9. Шуберт А. М. В. П. Сербский и клиническая психология: Рукопись из музея ГЕЦ и ССП им. В. П. Сербского. 29.11.1952. 5 с.

Название документа